- Что есть цена человеческой жизни? - думал он, стоя у неподвижного, уже мертвого тела. Он вытер окровавленный нож шарфом убитого. И вдруг замер - Цена? Как странно, за жизнь нужно платить? Хм... Никогда раньше эта мысль не приходила мне в голову, - он бросил покрытый багровыми пятнами шарф в саквояж - позже, в безопасном месте уничтожит.
Матвей- высокий, черноволосый, смуглый молодой мужчина, осмотрелся - не забыл ли еще что-нибудь здесь. Удача сопутствовала ему в этих делах, как будто злой всемогущественный Гений взял его под свою опеку, ведя точно и целенаправленно по заранее выбранному маршруту. Если что-то не так - срабатывает тревожный звонок внутри - остановись, перепроверь! Если все ок - ноги уверенно идут к выходу. Он - в защите, он - кому-то нужен. И то, что он делает, тоже важно и нужно... - он был в этом уверен.
Матвей ехал не торопясь в арендованном автомобиле. Он что-то не додумал. Мысль о цене крутилась, не давала расслабиться. Он был одиночкой, а значит философом - он усмехнулся, - книги, мысли, истории, как много историй... Библиотека издавна стала местом его отшельничества, бесед с собой, поиском ответов на вопросы, оправданий за что-то, что он давно забыл. Цена. Жизнь человека ничего не стоит. Чушь. Стоит, стоит, - губы Матвея шевелились, - глупцы философы-скептики, глупцы. - Он вдруг затормозил и остановился на обочине дороги. - Ложь, ложь. Как страшно вдруг... Я верил, что ничего не стоит, но... - Матвей вышел из машины и пошел к редкому лесочку. - Господи, а ведь я заплатил, как дорого я заплатил, чтобы отбирать у людей их жизни.
У Матвея закружилась голова, он тяжело уперся рукой о ствол дерева - и его вытошнило, вывернуло наизнанку. Мир перевернулся.
"""
Кристиан рассматривал последние полицейские сводки - ну вот опять, очередной труп в доме у озера. Уже третий за месяц - многовато... Надо же, чертыхнулся он, уже шаблонами мыслю. Давят, заразы. Многовато... Будто один - это норма. Будто бы есть норма для насилия - откуда эта зараза только взялась в умах у людей? Черство как в глазах их, лицах. Норма... Кристиан отставил в сторону чашку с горячим кофе - аппетит мгновенно исчез, все нутро собралось в точку, в острие стрелы, готовящейся вылететь для поражения цели - найти и пресечь зло, разгулявшееся в их городе.
- Кристиан Валериевич, можно? - Виталий, младший следователь полицейского горотдела по тяжким преступлениям, всегда задорный и светлый, заглядывал в дверь майора - начальника следственной группы Кристиана Валериевича Грузного. - Фамилия, как фамилия, - ухмылялся он, представляясь новичкам - невысокий, щуплый, сорокалетний мужчина с чистыми, как у ребенка глазами.
- Уж если что-то взял на себя, так сто пудов - донесет, - так говорили о нем подчиненные.
- Заходи, Виталий - Кристиан прищурился, всматриваясь в мелкий шрифт на бумаге. - Здесь еще один труп, в районе озера. Выезжайте. Я - за вами, только к начальству зайду, доложу.
"""
Убитого звали Николаем Константиновичем Зубриковым, 45 лет, приезжий, остановился в дорогом номере местной, самой крутой, гостиницы " Тысячелетие". Документы все его были при нем, деньги и дорогие часы - тоже. Как он оказался в этом дачном доме на окраине, оставалось выяснить. Комнату отеля, которую он снял на несколько дней, осмотрели - никакого хаоса и бедлама, дорожная сумка - на месте, вещи аккуратно разложены по полочкам.
У горничной, молоденькой девушки с перепуганными глазами, удалось узнать, что была еще одна еще сумки. - Две было, две, - шептала она, теребя поясок халатика.
Итак, пропавшая сумка, - первая версия, буек, за проработку которой принялись сыскари.
""""
Матвей стоял у стола, рядом открытая кожаная, вместительная сумка "неудачника", как их называл Матвей, - а в ней то, ради чего, собственно, все и затевалось - маленький камушек, безделица - сказал бы любой из непосвященных.
Четыре священных предмета, древние артефакты много веков лежали в "подполье" по чердакам-тайникам, самых, как казалось, обычных семей. Никто из них не догадывался о значении этих "безделиц" - о, эти высокие таинства магических священнодействий! - и вообще-то к ним никакого отношения и не имели. Последний магистр Высокой Ложи Цветка распределил их, по одной ему ведомой причине, между четырьмя своими слугами. Их задача была бережно сохранить их, не задаваясь лишними вопросами. Да и что они могли понять в величии древних мистерий! И каждый из четырех был уверен, что это просто сувенир на память, благодарность хозяина за преданную многолетнюю работу перед его отбытием в места, о которых не знал никто, даже самые приближенные. Инквизиторские гонения кипели по стране - Ложа распалась, многих задержали, Магистр - уходил последним.
Прошло четыреста лет. Эти маленькие, обычные с виду камушки с вензелем странным на шероховатом боку, - как ни странно, в угоду судьбе и намерению Магистра - не были ни выброшены, ни использованы на какое-нибудь полезное дело - типа, подложить под ножку шатающегося стола. Матвей, наследник Магистра, приехал в этот городок, один из четырех, чтобы завершить начатое. Три камушка уже были у него. Разыскать наследников хранителей было не сложно - денег и связей хватало. Да уж, разбросала их судьба! Пришлось поездить по миру с поддельными документами, конечно! И все успешно! Одна семья жила в Америке, другая в Египте, третья - в Ирландии. Четвертая, последняя, - в России. Микки, Макиавелли, урожденный итальянец, - Матвей Дворовой, русский, согласно паспорту Российской Федерации, и в этой стране не увидел особых препятствий для осуществления своего, плана. Он знал русский язык неплохо - языки ему с детства давались хорошо! В новостях узнал, что в городе активно ведутся поиски преступника за два убийства. Что ж, третий труп никого особенно не удивит, будут думать о местном серийном маньяке. Все было ему на руку - удача не оставляла его. Удача? Удача? Опять что-то не то. Чем ближе была цель, тем чаще в сознании молниями проносились странные образы, которые вызывали неконтролируемые приступы удушья и неприятной тошноты. Это были клубки из мыслей, слов, эмоций, лиц - давно забытых, но отчетливо ярких. Он их отгонял, но справиться с этим не мог. Это все происходило помимо его воли, было сильнее, мощнее. В такие минуты он чувствовал себя безпомощным, слабым, как в детстве, он это помнил очень хорошо. Любовь делает тебя слабым - да, это голос его давнего врага, заглушившего в свое время голоса его матери и отца, наполненные светом и радостью. Зачем это? Для чего это теперь - сомнения, тревога, когда все почти достигнуто? Я знаю, мне предназначено восстановить Великую Ложу Цветка. Я - законный, единственный наследник Великого Магистра. Это - самое важное, что нужно мне и людям! Вернуть истину. Ведь цель оправдывает средства - разве нет? Они все четверо хотели денег - но служение Истине требует безкорыстия. Маргаритка - символ жертвенного служения - всегда присутствовал на гербе их рода. Алчность, корыстие - они все поплатились за это. Истина чиста, как дитя, и ей нужны чистые души. Души? О, Великий Магистр, что за слово? Опять тревога ума. Я ли чист? Чист - ибо все для нее, Матери всех матерей - Истине пречистой. Она этого хочет. Но что-то не так, я чувствую...
"""
Это отец дал ему это имя - Макиавелли в честь известного флорентийского художника и скульптора. Ох, уж эти отцовские причуды! Так думал он, будучи несмышленышем. К чему такая вычурность? Никаких особых, ярких талантов у Микки, как его ласково называли в семье, не наблюдалось. Тем более, сейчас это выглядело просто издевательством.
Их большая, дружная семья - папа, мама, три сестры и три брата Микки - жили в своем родовом поместье на одном из островов Адриатики, давно купленном их предком. Здесь было все для того, чтобы маленький мальчик чувствовал себя вольготно и радостно, взрослея в кругу любящих, доброжелательных глаз. Мягкий, теплый климат, открытые сады, крытые оранжереи, луга для прогулок, лесистые холмы и прекрасный дом, возведенный великолепным архитектором, согласно воле их предка, о котором малыш-Микки только и знал, что он был очень важным человеком своего времени. На фамильном гербе, который красовался на каждой вещи в их семье, в центре была изображена алая маргаритка, золотой крест, с одной стороны поля - рука рыцаря с золотым мечом, защищающим истину, с другой стороны - рука правящего монарха с жезлом справедливого управления. И девиз - Истина есть Любовь.
- Мак, - отец, большой, крепкий, жизнерадостный мужчина, посадил шестилетнего сына в большое кресло напротив себя и посмотрел ему внимательно в глаза. - Скажи мне, чего бы тебе хотелось больше всего? О чем ты мечтаешь?
Микки отвел глаза, заерзал, пытаясь найти хоть какую-то щелку, чтобы спрятаться от отцовских глаз. Как он мог объяснить то, чего и сам не понимал? У него не так давно появилась страшная тайна, которая его мучила, истязала, превратив шаловливого, озорного мальчугана в тихого, молчаливого ребенка, часто сидящего у окна с отсутствующим взглядом.
- Мак, - отец не оставлял попыток восстановить контакт с сыном. - Ты же знаешь, как мы все тебя любим и готовы помочь. Что случилось с тобой?
Микки страдал и молчал. Он знал, что его любят, что ему желают самого лучшего. А он? Он чем отвечает им? И главное, откуда это пришло в его мир, он объяснить не мог. Последнее время ему часто снился один и тот же сон, отвратительный и ужасный, - он, Микки разрушает весь этот прекрасный, светлый их мир - и дворец, и великолепный дизайнерский сад, и конюшни, и сестер и братьев и даже любящих родителей - ломает и крошит! О, ужас, он просыпался в холодном поту, и, конечно, никому не рассказывал о своих кошмарах! - Я - убийца, разрушитель?!! Как я отвратителен! - проносилось в голове испуганного мальчика, сдавливая, парализуя горло и все его худенькое тельце. Вызывали лекаря их семьи - тот давал какие-то сиропы. - Нервы, возраст такой - растет, потерпите, пройдет, ничего страшного - тихо говорил он испуганным родным. А Микки трясся в ознобе и страхе, даже не думая кому-то поведать о своих кошмарных видениях. Что-то было за запертой дверью памяти, причина происходящего, но что это было - мальчик вспомнить не мог.
Микки подрос и со всеми мучающими его вопросами однажды оказался в зале фамильной библиотеки, где стеллажи с книгами терялись в блеклом свете люстр высоченных потолков. Он заинтересовался книгами об исторических кровавых событиях, войнах, что настораживало отца. Но позитивом и оптимизмом веяло от его всего облика - Надеюсь, сын пойдет в меня, выбрав военное поприще. Я тоже проходил службу в армии - это полезно для становления характера мужчины. Мальчика тянет к славе, подвигам - это нормально
Но мальчика интересовали не слава и подвиги во имя справедливости, а маньяки и убийцы. - Что это, зачем? - пытался найти ответ мальчик. - И я такой? В этом мое будущее? Он еще пытался защищаться от этих ужасающий снов-наваждений, не понимая их природы и корней. Затем смирился, принял это, как волю судьбы. Сознание исказилось, у мальчика появились даже свои кровожадные кумиры. Но сработал, к счастью, защитный клапан любви к родным, которые окружали его такими нежными заботой и вниманием - и все оставалось только в сфере пугающих изредка фантазий, раздутых до неимоверности еще не сбалансированным, не упорядоченным воображением детским, словно увеличительным стеклом, до явлений вселенского масштаба.
"""
Микки-Матвей вытянул шершавый камешек с вензелем из сумки - вот оно, то, ради чего стоит жить - власть. Ничто и никто не ценен, все - ради единственной цели - его! - так говорил ему новый учитель, наставник, подростку - неожиданно оставшемуся без семьи.
Микки закрыл себя от воспоминаний того страшного дня, когда ему сообщили в присутствии слуг и докторов, что вся его семья - мать, отец, четыре семьи и братья - погибли, разбившись на частном самолете в Альпах. Микки неожиданно простыл, поэтому не смог отправиться в эту поездку, которая обещала быть веселым зимним развлечением.
Микки остался один - наследник всего поместья, родительских счетов в элитных банках мира, обретший одиночество, привычку хмурится, а также - опекуна - дядю Дезидерио или дядю Джи, как его называл он ( Джи - сокращенно от имени Джианни - бог добр! - так думал мальчик). Дядя стал ему другом, и понемногу взял власть над Макиавелли. Он много знал, был чудесным рассказчиком, много повидал, имел загадочный, магнетический вид. Что-то тревожное было в нем, но Микки должен был на что-то опереться, и он безоговорочно принял дядю в свои наставники. Тетушка Амедеа, слава богу, и не пыталась заменить собой мать мальчика, была вежлива и отстраненно любезна - Микки это устраивало - фотография матери всегда находилась в его кармашке.
Дядя незаметно повернул все акценты воспитания, образования племянника в сторону, совершенно противоположную тому, что было принято раньше. Все, что было запрещено в его семье, порицалось - пошлость, грубость, фальш, иерархия подчинений, сегодня разрешалось и приветствовалось - дядя Джи рулил и гордился переменами в характере своего подрастающего племянника. Прочь навсегда романтизм и сентиментальность - только высокомерие и надменность, прочь мечты и дружелюбие - только прагматизм, скептицизм и рацио, вон, вон, вон... - все родовые изначальные ценности таяли в дымке забвения, улетая в окна вместе с дымом сигар дяди Джи. Одни образы замещались успешно другими. Дядя был доволен собой.
Макиавелли - двадцатичетырехлетний юноша был хорош собой, остр на язык, холоден, как айсберг, умел разбираться в доходах и сверхдоходах - дядя хвалил его, называл сыном, так как своего не было. Только две дочери и радовали его и его супругу - Ариэнна и Элеттра. Дальние родственные связи позволяли думать об объединении семей и капиталов. Но Микки был категорически против брака, каких-либо уз - у него была тайная мечта, о которой даже дядюшка Джи не знал. Как скоро лучший друг и наставник становится врагом? Случайно оброненное чье-то слово, сомнение - и вот уже пошла трещина, которая только все больше раздирает ранее крепкие отношения опекуна и благодарного наставника. Скоро Микки исполнится 25 - а значит, приходит время вступить в права своим наследством. У дяди Джи, как оказалось, на этот счет были другие планы.
Старшая дочь дядюшки Джи, Ариэнна, уже была помолвлена, Микки она смешила своей помешанностью на моде и домоустройству. Он наблюдал за бесконечными переменами в ее комнатах в их особняке на окраине Вероны, приезду и отъезду модных стилистов и дизайнеров - и тайно скучал по матушке, по ее текучести и плавности, приверженности традициям - добрым и светлым. Ариэнна в ответ на его колкости называла его - фермером, с акцентом, на американский манер, - ее женихом был сын какого-то американского сенатора и она этим очень гордилась.
Элеттра, младшая, была ярка, солнечна и пуста, по мнению Микки. Взойдя на престол своего шестнадцатилетия, она была неприятно поражена новостью - родители уже видели ее женой Микки, которого она никогда не любила за холодность и жеманность. Маленькая, только оперившаяся птичка Элеттра, положившая глаз на известного диджея самого модного клуба города, узнав о планах отца, начала сражаться за свое счастье и независимость, как умела и могла, еще, по факту, будучи ребенком, капризным и своевольным. Она подслушивала разговоры отца и матери, слуг, она превратилась вся в слух и неслышное дыхание, она вскрывала отцовскую почту - да-да, интернетовскую тайную переписку тоже, в этом как раз она знала толк! Дитя прогресса и технологий!
И вот, о счастье, удача улыбнулась ей.
Роясь в памяти с бесконечными файлами компа своего отца, она обнаружила вещь, которая, как она была уверена, станет ее откупным билетом от ненавистного замужества. Будь она постарше, поумнее - пошла бы на шантаж отца, предъявив ему интересную информацию - и дело приняло бы совершенно другой оборот. Но будучи ребенком, и - все еще боясь наказания от отца, она и действовала как ребенок - позвонила напрямую своему врагу - Микки, договорится о встрече на материке, в городе. Микки удивился, но приехал на площадь Синьории. Элеттра не опоздала, наоборот, что удивительно, оказалась на месте даже раньше. Она сидела за столиком открытого кафе, оживленная, немного чрезмерно, как отметил Микки... Сказать, что Микки был ошеломлен - не сказать ничего. Он дослушал до конца все, что тараторила девушка-подросток, он посмотрел все распечатки - письма и счета, сложил их во внутренний карман куртки и замер. Он словно окаменел... Все подозрения подтвердились так легко и просто. Он посмотрел на мраморного Данте, молчаливо предупреждающего о чем-то. Микки перевел взгляд в сторону лестницы Правосудия. Затем, как-то странно, брезгливо поморщившись, взглянул на Элеттру, и не сказав ни слова, пошел к своей машине.
Хищник, который долгие годы ждал своего часа, который безумствовал в его детских фантазиях, вышел наружу - получил право на жизнь. Это было его первое хладнокровное убийство. Добрый дядюшка Джи спланировал аварию самолета и смерть всей так лживо горячо любимой семьи его брата.
Микки застал его в своей библиотеке на острове, где дядюшка Джи давно вел себя по-хозяйски. Показал распечатки, молча, холодно глядя на Дезидерио. Дезидерио не был готов к подобному и не успел подготовиться. Микки ударил его в челюсть, тот упал назад, ударился головой о мраморный пол и - потерял сознание. Микки забросил безмолвное тело, как мешок с хламом, себе на плечи и вынес его через тайный подземный ход, о котором не знал даже дядюшка Джи, к берегу моря. Маленькая дверь легко открылась наружу, Микки раздвинул кусты, вытянул тело дяди наружу, оглянулся, никого не обнаружил и - бросил его в синюю глубь, которая без раздумий, словно вечно голодное существо, приняло его в свою ненасытную утробу. Он подождал еще немного, не выплывет ли - и - пошел обратно тем же путем. Море также ритмично наваливалось на гранитный берег, не осуждая и не оправдывая. Вечный, молчаливый свидетель страстей человеческих. Других свидетелей не было. Легкая, спортивная яхта, которой дядя управлял сам, наслаждаясь жизнью, скоростью и собой, была пришвартована в тихой лагуне.
Тело дядюшки, вернее, то, что осталось от него, нашли через несколько недель, запуталось в рыбацких . Полиция, опросив всех родственников и слуг, не нашла никаких следов преступления, и вынесла вердикт - несчастный случай. Вдова, синьора Амедеа, плакала, родственники скорбели. В ужасе была только Элеттра. С первого дня исчезновения отца, она уже заподозрила что-то неладное, испуганно глядя на Микки, который каждый день приезжал узнать, есть ли вести об исчезнувшем вдруг Дезидерио. Когда тело ее отца нашли, она слегла с нервным припадком и была отправлена в клинику под присмотр врачей. Микки знал, что она ничего не скажет - разве не она явилась причиной этому? Он даже проведал ее, но она отказалась от встречи. Элеттра была не опасна.
Микки исполнилось двадцать пять и он законно вступил в права владения своим наследством. Ему стало даже интересно заниматься домашними хлопотами, от которых его отстранил дядюшка Джо, взяв на себя заботы обо всем в чужом доме. Микки теперь только понял, как им пользовались, его доверием, дружбой и любовью. Твоя жизнь - свобода, наслаждайся ей, мой мальчик, а я уж старик, здесь похлопочу. И Микки довольно прилично учился, ездил по миру во время каникул, вел прекрасную, завидную для многих его однолеток, веселую жизнь - с кутежами, пикниками, подружками. Дядюшка посмеивался, похлопывал по плечу, мол, все мы такими были, радуйся!!!
К благу Микки, дядюшка не развеял его имущество по ветру. Будучи уверенным, что это уже все и так его, он вел финансовые дела хорошо, можно сказать, успешно. Секретарь покойного дядюшки передал чин по чину все дела новому законному наследнику, выразив желание служить в этом доме и дальше. Микки не был против - все связи с нужными людьми (банкирами, адвокатами, финансистами) шли через него, документы были в порядке. Ну, хоть на этом спасибо, дядюшка - проговорил Микки про себя. Экономка, прислуга, лакеи - все работали прилежно, исправно получая жалованье. Никаких долгов ни перед кем. Что ж, браво. Для тебя, как для себя, - любил поговаривать дядюшка. Микки не уставал удивляться наглости этого человека. Называть его дядюшкой он уже не мог.
Он отказался от встреч с друзьями, кутежей, подружек - и все свое время проводил в библиотеке, как и раньше - месте, где он мог найти ответы на свои вопросы. Тайна великого предка их рода, наконец, оказалась в его руках. Все документы он изучал тщательно, скурпулёзно - он восстановит дело своего славного родственника и его имя тоже заблистает в ореоле славы и подлинного величия!
"""
Ребенок уже третий день находился в горячке и бредил. Мать, синьора Эрнеста, сидела рядом с Микки день и ночь, выполняя все назначения их семейного доктора синьора Вико, изредка уходя на пару часов в свои комнаты. Тогда рядом оставалась сиделка.
Отец, синьор Леопольдо, тихо зашел в комнату, где находились сиделка и доктор. Он наклонился над сыном, прислушиваясь с недоумением к его горячечным словам.
- Доктор, что это может значить? - спросил он шепотом лекаря. - Он постоянно говорит об убийствах, о родственниках. Вы что-нибудь понимаете? Можете мне объяснить? Он выживет, психика у него будет в порядке?
- Синьор Леопольдо, - начал синьор Вито, потирая переносицу. Высокий, сухощавый, с седыми висками, он имел вид респектабельный, но не холодный, а вызывающий доверие. Он искренне уважал всех живущих в этом доме - семью Эспозито, с такими мощными, древними корнями. Свободные, открытые в общении, легкие, интересующиеся всеми новинками мира, храня бережно старое, как и все фамильное столовое серебро, драгоценности и произведения искусства - скульптуры, картины, книги. И было не известно, какие более ценности для них были превыше - нравственные или материальные. По мнению доктора - нравственные превосходили для них всё имеющееся имущество.
- Ваш Микки, синьор Леопольдо, как я успел заметить за столько лет общения с ним, отличается очень впечатлительной натурой. Вообще-то все дети весьма чувствительны в этом возрасте, но Микки, обладающий крайне живой фантазией и воображением, видимо, столкнулся с чем-то ужасным в недалеком прошлом, что сильно впечатлило его, притом, отрицательно, саморазрушительно.
- Пойдемте в мой кабинет, - внимательно посмотрел хозяин дома на доктора, и они вышли из комнаты больного.
В кабинете им уже никто не мешал. Расположившись в креслах, они посмотрели друг на друга откровенно, оба были заинтересованы в истине.
- Что вы имеете в виду, доктор, говоря о саморазрушении? - с внутренним напряжением спросил синьор Леопольдо.
- Вы не волнуйтесь так, мой друг, я объясню. Помните ли Вы тот случай четыре года назад?
Синьор Леопольда задумался: - Это случай на лестнице? Помню.
Эта была неприятная для всей семьи история, благо, счастливо для всех завершившаяся. Микки тогда было четыре года. В доме принимали гостей по случаю приезда видного заграничного дипломата, было сдержанно-шумно, играла приглушенно музыка. Малыш Микки, чувствуя себя обделенным вниманием, отвергнутым взрослым миром, настойчиво вырывался из рук гувернантки, чтобы попасть в общую большую залу, где был накрыт длинный стол с праздничными приборами, нарядные гости болтали о чем-то своем взрослом, и пахло вкусно и празднично, словно в рождество, которое Микки так любил. Старшие дети послушно сидели за столиками в детской комнате, младшие играли, старшие занимались уроками. Но Микки был огорчен, обижен и, со всей детской решимостью был готов любой ценой оказаться в центре внимания взрослых. Горничная держала его за руку, но Микки рвался наружу. Он укусил ее за руку и побежал к двери. Перед ним неожиданно выросла большая фигура, преграждающая путь, Микки с недюжинной силой толкнул ее, услышав удивленный возглас отца - Мак! - но было уже поздно. Микки уже был на средине ступенек мраморной лестницы, когда услышал падение чего-то большого и крик горничной. Микки остановился, оглянулся и застыл в ужасе на месте - отец лежал на ступеньках, зацепившись ногой за выступ, неудачно отступив назад от толчка сына. Белая одежда отца неожиданно окрасилась в ужасно красный цвет.
Дальше Микки ничего не помнил - был полный провал в его памяти. И только кошмары, где он выступал в роли разрушителя всего живого, семьи, в роли убийцы, напоминали ему о случившемся. Отец был жив, сломал при падении ключицу и ногу в голени. Но для Микки это не имело значения - он мог убить отца! Этого ему было достаточно, чтобы причислить себя к сонмищу монстров и маньяков.
- Да, синьор Леопольдо, детская фантазия часто дает такие искривления. Дети наполнены любовью и жизнью, и подобные события в глубине их сознания порождают непонимания, страхи, нелюбовь к себе, осуждение себя, запуская механизм саморазрушения. Я - плохой! - вот та новая ось, которая начинает накручивать на себя все мысли и чувства ребенка, выдавая на гора соответствующие образы, которые так действуют пугающе на неокрепшую психику маленького существа. Он прячется, убегает от мира рационального в иррациональный, страшась кому-то об этом рассказать. Он не прощает себя и уверен - что его не простят другие.
- Так что вы посоветуете, доктор? - внимательно слушал его синьор Леопольдо.
- Судя по всему, сейчас внутри этого маленького, но сильного существа - Вашего сына - идет борьба. Две идеи, два образа, один - "я - хороший, люблю свою семью" и другой - "я - плохой, чудовище всеразрушающее" борются между собой за его выбор. К какому из этих двух берегов пристанет его корабль - его Я? Какой образ он наденет на себя, и будет его нести в мир? Мы все рождаемся с самознанием себя, как прекрасных существ, благородных и сияющих. Рождение негативного образа себя, тем более, подпитанного книгами, которые я видел на столике Микки, могут подчинить себе его путь, если ребенок поверит, что это так и есть, согласится с этим. Он сейчас во сне видит себя убийцей, проживает это- как один из вариантов своего будущего, если эта иллюзия подчинит его выбор себе. Но, я надеюсь на лучшее, у Вашего сына прекрасные, здоровые гены, в том числе психические. Его истинное я - Благое начало заявит о себе, Майкл простит себя, снимет вину, увидев все и себя в благом, первородном свете. Простить себя, и мы с Вами, синьор Лонпольдо, это знаем, очень непросто - гораздо сложнее, чем кого-то. Случайность, детские шалости - а такие последствия! - доктор Вито вздохнул и поднялся с кресла. - Наберитесь терпения, синьор Леопольдо. Ваш мальчик сделает правильный выбор, я уверен - чудовище, вскормленное им его же страхами, будет им отвергнуто.
""""
Утро было прекрасным, свежим, как персиковый мармелад, который так люби Микки. Он смотрел в окно на зеленые листья магнолий и даже через стекло ощущал запах зелени и уже отцветающих цветов. Никого не было рядом - что странно. Он поднялся, потянулся сладко и оглянулся вокруг, будто бы впервые видя свою комнату, игрушки, книги на полу.
Он помнил, что хотел что-то сделать важное, ему это снилось в прекрасном сне, наполненном добрыми волшебниками и феями. Сколько в них было любви и доброты! Как и во мне! - засмеялся Микки. - Я всех-всех люблю! Я знаю это!
Он открыл дверь в коридор и пошел в сторону спальни родителей. Он знал, что туда входить нельзя, не постучав, но сейчас - он тихонько открыл дверь и заглянул внутрь. Вот они, такие любимые, добрые, сейчас даже во сне озабоченные лица!!! Я Вас люблю!
К мальчику тихо подошла сиделка, отлучившаяся на кухню заварить лечебный отвар, и молча, с восторгом наблюдала за этим чудом естественного самовоскрешения. Жизнь победила в очередной раз!
Микки оглянулся, увидел сиделку, обнял ее и благодарно поцеловал ее руку - спасибо, синьора, я вас так-так люблю! И послушно пошел за ней в спальню, досматривать свой чудесный утренний сон, вернувший его к жизни и к любви. Аромат персикового мармелада пронесся по всем комнатам огромного особняка, и каждый спящий улыбнулся в предвкушении радостного пробуждения. Миллиарды росинок на траве отразили восходящее солнце - неисчислимое множество индивидуальностей с одинаковым солнышком-светом внутри, не имеющего врага. А над островом все также сверкал, словно шатер-покров для всех здесь живущих, Живой Цветок Истины, вечный и никуда никогда не исчезающий - протяни руку, посмотри на него, выйдя из плена искажений-иллюзий, лже-образов - и вот, он уже сверкает в твоем сердце и глазах, щедро, космически изливаясь, словно из бездонной чаши изобилия, в мир.