Э-эх, не любо тебе, красавица, ни про посевные площади, ни про процент всхожести. Не греет тебя температура плавления, не ласкает слух калькуляция себестоимости. Всё б тебе про прекрасных принцесс да благородных рыцарей. Что ж, "Вы хочите песен? - Их есть у меня". Вот, девочка, слушай ещё одну. Вполне принцескно-рыцарнутую.
Саксония, Ольденбург, май 1168 г.
Солнце садилось. Огромное, красное, оно медленно опускалось вниз. Куда-то в... в и без того низкие Нидерланды. Последние лучи косо просвечивали муть испарений над многочисленными на этой равнине болотами, пелену пыли, поднятую по всем дорогам в округе копытами тысяч коней, колёсами сотен повозок.
Юная женщина бездумно смотрела на уходящий красный шар сквозь узкое, похожее на бойницу, окно в бывшем графском замке. Вот и ещё один день закончился. День без смысла, без цели, без радости. Пора спать. Завтра будет такой же.
Бесцельно блуждающие мысли выдернули из памяти бессмысленные слова какого-то, однажды вспомненного "Зверем Лютым", миннезингера. Со странным именем Бурлюк:
"Он любил ужасно мух, У которых жирный зад, И об этом часто вслух Пел с друзьями наугад".
А тут... даже глупость спеть не с кем.
Женщина тяжело вздохнула. И чего грустить? Сотни женщин в этом мире мечтают оказаться на её месте. Сотни тысяч - даже не смеют о таком мечтать. А ей... ей скучно. Всё хорошо, всё есть. Еда и одежда, слуги и украшения. Нет только... Смысла нет.
"У человека должна быть цель, он без цели не умеет, на то ему и разум дан. Если цели у него нет, он ее придумывает".
--
Гос-с-споди! Что ж мне придумать-то? Я ж не умею.
Она почти всю жизнь прожила без цели. Сначала маленькая была. Зачем придумывать? - Утро, день, вечер - сами по себе цели. Они всегда наполнены чем-то новым, интересным. А мамки-няньки непрерывно ставят свои цели: скушай кашки, не садись на землю, не вертись в церкви...
Потом её выдали замуж. В семь лет. Цели ставил муж. Нет, не так: положение, статус. Жены, княгини, госпожи. Надо выглядеть, соответствовать. Не прыгай на одной ножке, не играй с куклами, не вертись в церкви...
Потом муж умер, и она внезапно обрела цель. Отсюда! Подальше! Быстрее!
И тут же попалась в руки своей доброй матушки. А уж у той целей... И первая: оседлай Зверя Лютого.
Сумасшедшая. Разве можно оседлать степной пожар подгоняемый северным бураном?
Не замечая за собой женщина нежно улыбнулась.
--
Да уж. У Зверя целей... и все такие... с выподвывертом. Поток, потоп, ураган. Нового. Невиданного. Неизведанного. Вещей. Людей. Мыслей. И - чувств. От пучины отчаяния и смрада подземелья до восторга вознесения в царствие небесное.
Ведь взаправду летала! По поднебесью. Как птица! Наяву, а не во сне!
А теперь всё тогдашнее кажется сном. То ли было, то ли примерещилось.
Была. Была жизнь. Яркая, жаркая. Три месяца. И прошла. И пришло вот это.
Парко, жарко, бездумно.
Хоть и белый день, а... беспросветно.
А ведь он предупреждал. Затоскуешь, говорил. Не по прошлому, а по будущему. В бесцельно неизбежно грядущем.
"И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели, как пир на празднике чужом".
Вот уж точно. Завтра праздник - открытие турнира. Будет и пир. На этом чужом празднике.
Отторжение всего здешнего за последние месяцы как-то притупилось. Перестали нестерпимо раздражать местная одежда и еда, обычаи и манеры. Люди... да, не такие. Но если держаться от них подальше, если не подпускать, то... то можно перетерпеть.
"Издали все люди неплохие".
А так-то... скучно.
Хотя есть куча нужных, вроде бы, дел.
Вон лежит "Саксонская правда". Карл Великий, 802 г. На латыни.
"Кто убил знатного, пусть внесет 1440 солидов".
А у нас только двойная вира в 80 гривен. Богатенькие... За причинение ущерба женщине вроде синяка или отсечения пальца - если она была девушка, возмещается в двукратном размере, а если уже рожавшая, то в однократном. У нас такого вообще нет. А вот вира за убийство женщины - половинная, как и у нас.
"Желающий взять себе жену пусть даст ее родителям 300 солидов; если же (кто) взял себе жену без воли (ее) родителей, но с согласия девушки, то пусть уплатит ее родителям дважды 300 солидов; а если ни родители, ни девушка не дали согласия, то есть если она похищена насильно, то пусть уплатит ее родителям 300 солидов, девушке - 240 солидов, и пусть возвратит ее родителям".
Забавно: украл, поигрался, вернул. Типа: а она - против. Дешевле выходит, чем "по согласию".
Дикие люди: продают своих дочерей за монеты. Будто мусульмане какие-то. Полный солид - стоимость шестнадцатимесячного быка. Три сотни быков... как же они тогда женились? Впрочем, это же почти три века назад. Да и латынь... Половина слов непонятна. Половина понятных... понятны неправильно. Ничего, разберусь. Но как-то... тоскливо.
Ей, герцогине Саксонской. Крещёной в католической церкви под именем Ромуальды, но продолжающей называться, чувствовать себя - Ростиславой. Дочери князя Суждальского Андрея, прозываемого Боголюбским, вдове князя Вщижского Святослава по прозвищу Магог, бывшей возлюбленной Огненного Змея, Зверя Лютого, Воеводы Всеволожского... Ванечки, ей - скучно.
" - Мне скучно, бес. - Что делать, Фауст? Таков вам положен удел".
А вот с Ванечкой, который такие беседы с бесами пересказывал, скучно не было. С ним, почему-то, и мне - другой "положен удел".
Прошлый год было столько... событий. Более всего - бед разных. Обернувшихся удивительным счастием.
Говорят, что "счастье есть отсутствие несчастий". Врут. Счастье - в преодолении несчастий. Уж ей-то, выданной семи лет замуж за постепенно, на её глазах, рядом с ней, за столом, в постели, постепенно превращающегося в монстра, великана, совершенно больного Магога, этого не знать.
Презрение окружающих, мучения, обиды, даже - обман родной матушки... Многое пришлось пережить. Чтобы судьба привела её к счастью. К удивительному замку на высоких горах над Окой, к волшебному полёту в лунном свете над Волгой. К единственному. К "Зверю Лютому".
Судьба - привела, судьба - и увела. За дремучие леса, за широкие моря. Только увела - уже другую. Узнавшую про себя и про мир вокруг много нового. Оказывается, она - может нравиться. Быть интересной. Сама по себе, а не привеском к мужу или отцу. Сама - может любить. Сильно, жарко, без... нет, не без-ответно, а беззаветно. Без-гранично. Не по воле родителей или церкви. Не ожидая окриков, наставлений или тычков. Без "выученной беспомощности".
Столько потрясений, заставлявших постоянно держать в кулаке свою душу, думать, чувствовать, ожидать, волноваться...
Первые месяцы здесь, в Саксонии, ещё что-то было. Её пытались убить, нужно было как-то защищать. Себя, матушку, своих людей. "Ставить на место" туземцев. А теперь... Ничего. Ничего, трогающего душу.
Она - может. Она это знает. И ничего не хочет.
"Прошедшее время похоже на пыль - к древности спрессовывается в камень.
Настоящее - острее всего чувствуется, когда глядишь на закат.
Будущее существует лишь в грамматике".
Настоящее - смотрю в окно и остро чувствую. А будущее...
Ich werde schlafen - я пойду спать. Лечь и отдохнуть для следующего идентичного дня...
Вот, солнце садится. Главное событие сегодня. Завтра будет такое же.
***
"Человек предполагает, а господь располагает" - русская народная мудрость.
И не то забавно, какую замысловатую ямку учудит господь на жизненном пути человека, а то, как очередной ГБешный фортель отзовётся в душе предполагателя.
Привыкшему жить в "выученной беспомощности" нет большой разницы бьют ли его током, жгут ли огнём или лупят палками. Убежать-то - всё едино нельзя. Но человеку, попробовавшему вкус своей воли, узнавшего, что "его мнение имеет значение", что он способен предвидеть опасности и избегать их, не следует пребывать в грусти.
Да, завтра вот это же солнце будет вот так же садиться за болотами и пустошами. Да только глаза, на него взирающие - могут стать иными.
"Никогда не говори никогда".
Или по-нашему: "Будь готов! - Всегда готов!".
***
Знаешь, девочка, многие люди, далекие от власти, почему-то полагают, что властитель сидит на высокой горе на сияющем троне и, окинув мир проницательным взглядом, повелевает: идти - туда. Им кажется, что власть свободно решает: куда, кому, когда идти, бежать, ломиться.
Я же сравниваю правителя с камнем в реке. Зима, лёд, холодно. И ты торчишь в этом во всём. Ни сдвинуться, ни согреться. Пришла весна и в тебя молотят льдины. Их несёт река, они лезут, крошатся сами и рвут камень. А ты стоишь. Не укрыться, ни спрятаться. Ледоход кончился, и половодье приносит к тебе ветки. Обломки, обрывки, дохлятину, всякий мусор. А ты просто стоишь. В этом во всём. Река наносит песок, ил, ветер заносит семена трав и деревьев. Мёртвое сгнивает, превращается в почву, живое растёт. На тебе, на твоей голове. Не то, что ты выбрал, а то, что принесла река.
Если ты хорошо попал, в правильное место - получается островок. Его не сносит на следующий год водой. Он растёт. Зеленеет. На него приезжают рыбаки и охотники. Заглядывают влюблённые парочки и философы. Они там, наверху. На зелёных лужайках, в берёзовых рощицах. Гуляют, смеются, купаются. Живут. На твоей спине. Живут - как умеют. Хорошо ли, плохо ли - по их соображению и усмотрению.
Живут на тебе. Но не знают про тебя, не видят, не думают о тебе. Ты там, внизу, в глубине, в начале. Под наносами мусора и ила. Под слоями добра и зла. Ставших, благодаря тебе, твоему присутствию в этом месте, твоей стойкости под речными струями, местом их обитания. Местом их жизни. Такой, какую они себе сами делают. Ты - только дал им место.
Правитель подобен камню в реке. Река времени приносит к нему всякое... разное. Если сойдётся много разных "если", то вокруг него возникнет островок. Который со временем станет местом жизни. Чьей-то. На костях кого-то.Кто устоял среди струй и льдин, кто собрал песок и мусор, кто стал основанием. Причиной возникновения места.
Место жизни - на костях основателя.
***
Софья и Ростислава попали в очень нехорошую струю - в Саксонию герцога Генриха Льва.
Вражда церквей, вражда народов.
"Римская блудница" переживает очередной кризис. Множество прихожан уходят в разные секты. Одни признают власть Рима и стремятся её усилить. Последователи Неистового Бернара захватили Престол Наместника Петра, сами стали церковью, папами. Другие мечтают об этом. Третьи отвергают власть пап, но принимают "народных" епископов, четвёртые вообще отказывают от церкви, ограничиваясь лишь "учителями". Есть ещё пятые, шестые, седьмые...
Они грызутся между собой, но все - враждебны православным. Потому что их в этом столетие воспитывали. Потому что все, кто возвращается из Святой Земли, рассказывают о тамошних богатствах, принадлежащих схизматам. Конечно, такое великолепие не может появиться иначе, чем по наущению "нечистого" - у нас же, добрых христиан, такого нет?
Ростиславе пришлось пройти процедуру принятия истинной веры. Но "доброй католичкой" её не считают. По общему мнению, выросшая и закосневшая в греческом суеверии, она крестилась ложно, на показ. Постоянно подозревают, ищут еретичность, обман. Чтобы с чувством глубокого удовлетворения произнести что-то типа: "чёрного кобеля - не отмоешь до бела", "горбатого только могила исправит", "мы же говорили!". Сходно с отношением к морискам в Испании тремя веками позже.
Княгини - русские, славянки. Времена, когда немцы разбегались от боевого клича лютичей или ободритов - прошли. Славян побили, окрестили, придавили. Но давний страх остался. И он даёт отдачу в ненависти. В презрении и опасении, в готовности ожидать от людей, говорящих на славянских наречиях, очередной гадости.
Давний страх и восторг избавления от него. Презрение и подозрительность.
Я уже сравнивал Всеволжск, Кауп и Гданьск. Все три двигались, примерно, в одну сторону. Но сколь же различно! Цели, условия, средства...
Княгини не могли ассимилироваться в Саксонии. И - не хотели. Они не могли войти в здешнее общество, занять в нём подобающее положение. "Подобающее" - по их мнению и по мнению общества - разное.
Во всех трёх городах "новый курс" обеспечивалась прямой воинской силой. Самборина в Гданьске могла позволять себе вольности. Под защитой мечей нурманов Сигурда, в отдалении от Кракова Болеславичей.
Воинская сила и удалённость от центров власти. Твоя сотня бойцов - самые сильные "на районе". А "пахан" далеко.
Княгини попали в другую ситуацию. "Пахан" - вот он, перед ними. Их свита в две сотни человек - далеко не все бойцы. Но и это неважно: всех могут в любой момент просто перерезать.
Если ты ничего не делаешь, если ты "рассасываешься" в здешнем социуме, "как все - так и мы", то ты теряешь своих людей. Одни погибнут, другие уйдут. Преданные слуги - главное достояние каждого феодала. Нет слуг - и ты никто.
Если ты отбиваешься, взбрыкиваешь, отстаиваешь право на самостоятельность, на непохожесть - тебя бьют. Потому что противников несоизмеримо больше. И ты снова теряешь своих людей. Кого убили, кто струсил и сбежал.
Софья и Ростислава - женщины. У них не было изначального, самцового подхода: стукну сильно кулаком - и все проблемы решены.
Хемингуэй, "По ком звонит колокол": "безопасность - это если знаешь, как увернуться от опасности".
Они были вынуждены и имели опыт, особенно Софья, добиваться своих целей без лобового столкновения. Ограниченные в людях, в деньгах, не имея изначально власти, они искали способы "увернуться".
Две структуры пронизывают общество: церковь и империя. Все значимые люди - католики и имперцы. Каждый занимает какое-то место в этих иерархиях. По счастью для княгинь системы находились в глубоком конфликте: спор об инвеститурах. Персонально в этот момент: император Фридриха I Гогенштауфен (Барбаросса) и Папа Римский Александр III (Орландо Бандинелли).
Короче: в империи кипит своя оживлённая политическая жизнь. Подчинение ободритов, захват датчанами Руяна, а уж вокняжение Боголюбского в Киеве... а где это?
В Саксонии знали об этих мелочах несколько больше. Но самое главное, самое интересное: так кто же победит - папа или император?
Конфликт не был конфликтом только между структурами - война шла внутри самих структур. Часть графов и баронов была за папу, часть епископов была за императора.
Пока в империи резались эти основные силы, у структур значительно меньших имелся шанс выжить. Не то, что бы два главных хищника не видели всякую мелочь, но... руки не доходят.
"Когда двое дерутся - выигрывает третий".
Что выигрывает? - По-разному. Иногда - жизнь. Иногда - даже свободу жить по-своему.
Попади княгини в сердцевину конфликта - их бы просто придавили. Но на окраине, в захолустье, каким являлась Саксония для империи, они могли существовать. Понимая, что ни в одну из этих мега-структур они никогда не войдут. Дело не в их личных свойствах и желаниях. Дело вообще не в них, а в "среде обитания". Где их считают "чужими". Какими бы они не были, как бы себя не вели.
Оставалось вести себя соответственно ожиданиям туземцев. "Чужеть". Собирать своё. Создавать, растить. Весомое. Из структурок малых, в обычное время ни на что не способных.
Осознание этого, сколько бы я не намекал им во Всеволжске, приходило постепенно. Осознание не желательности, возможности, но необходимости, неизбежности.
"Так жить нельзя. И мы так жить не будем" - никаких подобных изначальных планов у них не было.
И вот юная женщина сидит и смотрит на закат. Тоскует. Беспричинно. А свободно бесцельно перебирающая "свалку" "молотилка" вытаскивает разные разности. Типа:
"на предложение валить оптимист спрашивает "куда", пессимист - "откуда", а реалист - "кого".
Оптимизм - остался в детстве, пессимизм - погнал её из Вщижа после смерти первого мужа, а вот реализм... частенько звучал в разных вариантах у Ванечки.
***
Стукнула дверь в прихожей, негромкие голоса, звук открывающейся двери в спальню, лёгкие знакомые шаги.
Служанка. Фрида. Единственная близкая подруга из местных. Ну... типа.
"В нашем деле не может быть друзей наполовину. Друг наполовину - это всегда наполовину враг".
А в нашем деле - быть государыней - друзей вообще нет. Есть слуги. Верные и неверные. Эта, кажется, верная.
***
Нет, Ростислава не читала "Артхашастра" ("Наука о политике") древнего (3 в. до н.э.) Каутильи. Думаю, что его в этом мире никто не читал. Забыли кривого брахмана. Но я помню перевод. И кое-что вспоминаю и пересказываю тем, чьи уши попадаются.
Я ж - гейзер! И этого - тоже.
Каутилья предостерегал правителей от дружбы с подчиненными:
"Друзья знают ваши слабые или тайные стороны, и рано или поздно ими воспользуются. Кроме того, они будут пренебрежительно относиться к вам, игнорировать ваши распоряжения".
***
Фрида на два года старше, на полголовы выше. Уже вполне взрослая женщина, "всё при всём".
"Потрясающая фигура. Есть чем потрясти. А не погреметь".
Парни заглядываются. А на меня, если без свиты и не в парадной одежды - нет. Обидно. Хотя... может, и к лучшему. В феврале Фриду удалось спасти из лап епископского суда. С немалыми трудами и рисками. Даже свитские смотрят теперь с опаской, стараются... держать дистанцию.
Фрида вполне понимает, что её спасли от мучительной смерти. Спасли нагло, смело, рискованно. Искренне клялась в верности. Но... чужая душа - потёмки.
--
Где ты была?
--
Я... э... госпожа...
Ускользающий взгляд, лёгкая краска на миленьком личике, суета обязательных, типа, дел. Поставить кувшин с горячей водой, развернуть ширму, передвинуть лохань для вечернего купания...
--
Фрида. Я спросила.
--
В-ваше высочество... я тут не надолго... совсем чуть-чуть...
--
Я не буду велеть бить тебя плетями, я тебя просто выгоню.
Резной ларец с привезёнными издалека драгоценными мылами летит на пол, служанка падает на колени, припадает к стопам герцогини.
--
Нет! Пожалуйста нет! Не прогоняйте! Мне некуда идти! Я не могу жить без вас! Я лучше умру!
--
Где. Ты. Была.
Бессвязный лепет, слова и слёзы в колени юной герцогини. После небольшой паузы госпожа задумчиво кладёт руку на тонкую полоску белой кожи на шее служанки между головным платком и обрезом платья, согревая теплом ладони, успокаивая. Та замолкает. И вдруг кидается быстро, панически целовать другую руку своей хозяйки.
--
В-ваша... я же всегда... только вам... всей душой... вечным спасением...
--
Да, - размышляет герцогиня, - кажется, верна. Сильно я её испугала. Не я - епископские дознаватели. Э-эх, довести бы и остальных до такого уровня преданности. Всю Саксонию.
Она машинально поглаживает шейку своей наперсницы.
Одно из лучших моих приобретений в Саксонии. Смела, энергична, исполнительна. Но... Зверю - хорошо, ему сама Богородица дала дар чувствовать лжу. Ещё у него есть Агафья, которая просто видит лжецов. А мне, с моим слабым женским умишком...
Стоп.
Ваня не раз повторял: не думай, что твой ум слаб, он просто другой. Я смотрю левым глазом, ты - правым. Ну и смотри тем, что у тебя есть.
--
Успокойся. Давай уж мыться.
Радостная служанка - "гроза миновала!" - кинулась наполнять лохань водой, добавлять и взбалтывать масла, раскладывать мочалки и мыла. Помогая госпоже избавиться от дневного платья, непрерывно болтала:
--
Завтра же турнир. А у нас ленты только красные и синие. А зелёных и жёлтых совсем почти... А ежели ваша милость потребует? Я и побежала в лавку... А там...! Приказчики все в мыле! А цены...! Я в другую, в третью... Только выбрала - лезет какая-то. Прям из рук рвёт! Ну, думаю, сейчас я тебе...! Разворачиваюсь... Оп-па! Эмили!
Старательно воспроизводя своё недоумение от неожиданной встречи, Фрида широко открыла рот и похлопала глазами. Герцогиня рассмеялась и брызнула в служанку водой. Та, наконец успокоившись, принялась щебетать более связно. Продолжая совмещать в одном неразрывном потоке банно-прачечные реплики с фрагментами отчёта о сегодняшней встрече.
Ростислава откинулась на край лохани, предоставив своё тело рукам искусной служанки. Горячая ванна, запах лаванды и шалфея, умелые прикосновения - снимали напряжение и раздражение, накопившиеся за день. Произносимые слова проносились мимо слуха, не задевая сознания. Но знакомое словосочетание заставило вдруг напрячься:
--
Графиня Матильда? Какая Матильда?
Фрида отшатнулась от выплеснувшейся от резкого движения воды. Не понимая уставилась на госпожу:
--
Э... так я ж сказала... моя подруга с детства... Эмили... мы с ней на одной улице... потом они уехали... она служит Матильде. Портнихой. Графине... как же её... фон Шварцбург-Кефернбург. Фил айн! Точно! Дочь графа Сиццо. Вдова графа Адольфа. Который - Шауэнбург, Гольштейн и Штормарн.
Имя "Матильда" связывалось в сознание Ростиславы с Матильдой Плантагенеткой - заочной конкуренткой на место второй супруги герцога Саксонии Генриха Льва. Совершенно незнакомая девочка из Анжу превратилась в нечто безусловно враждебное, злобное, плетущее козни и кующее ковы. Множество людей в окружении герцога, строившие последние два года свои планы на предполагаемом брачном союзе между Вельфами и Плантагенетами, почувствовали себя обманутыми и всеми силами пытались устранить это досадное препятствие, эту вопиющую несуразность: русская княгиня на троне Саксонии. Имя Матильды постоянно звучало в разных сплетнях и интригах.
Впрочем, поскольку это не та Матильда, то можно не волноваться.
--
Да она ж из ваших, из вашего дома! Её мать - правнучка вашего... какой-то хромой у вас там был. Законы издавал. О! Рюрик! Или как-то иначе...
Ростислава постепенно успокаивалась - гребень в руках верной Фриды двигался мягко, равномерно, совершенно не связанно с её несколько импульсивными возгласами. Отросшие за последний год волосы были ещё коротки, но стали лучше, чем прежде, гуще и здоровее.
--
И что же эта дама делает в Ольденбурге?
Бессмысленный вопрос, и так понятно: приехала на турнир. Хотя она и вдова, но сыну уже восемь, надо вводить в общество. Именно так: ленная присяга маленьким Адольфом, третьим такого имени в Голштинии, принесена три года назад.
В памяти всплыло недавно читанное:
"Если после смерти отца сын будет жить так долго, что его голос будет слышен во всех четырех углах дома, то он приобретает лен отца".
Адольфик был слышен "во всех четырёх углах дома".
"После смерти отца сын должен в течение года и шести недель перед господином со сложенными руками признать себя вассалом по отцовскому лену и приблизиться к господину настолько, чтобы он мог взять его руку своими руками. Если, однако, господин будет восседать, то ленник должен преклонить колени перед ним, испрашивая [согласие на то, чтобы стать его вассалом].
Когда ленник просит господина о признании его вассалом, он не должен опустить следующие слова: господин, я хочу быть наделенным вами леном, как это надлежит по праву, вследствие чего я прошу признать меня вассалом по отношению к вам по первому, второму и третьему обязательству, как мне надлежит по праву; свидетелями этого я призываю всех стоящих вокруг [здесь] ваших вассалов".
Надлежащие слова были произнесены, руки пожаты и встряхнуты. Нынче маленький вассал приехал к господину на празднество. Приглашений было разослано множество. Наверное, и этому... Адольфу Тертиусу. Правда, ребёнок на турнире... Но там же мамаша - ей, поди, самой захотелось развеяться, пообщаться. Ну что она может увидеть у себя в Зигберге? Только дыры в земле. Говорят - карсты, их - засыпают. Даже возле самого замка.
А заодно объявить о своём совершеннолетии. Ей в этом году - 24. Важная дата: переход из юности во взрослость по ленному праву. Было или будет? Запоминать даты рождения всех вассалов и владетельных соседей - ещё одна головная боль. Надо бы в книжечку заглянуть, в "поминальник".
Однако такой простой вопрос вызвал у Фриды странное волнение: она выглянула из-за ширмы - нет ли кого в комнате, сбегала к дверям проверить - не подслушивает ли кто. Потом, слегка розовея щёчками и блестя своими ярко-голубыми глазами, наклонилась к уху госпожи и шёпотом произнесла:
--
Она - не одна.
--
Да, с сыном. Они были у герцога нынче утром.
--
Нет-нет! Вы не поняли! Она с... с милым другом. Вот.
И служанка, сообщившая такую, по её мнению сногсшибательную новость, победоносно посмотрела на госпожу.
Ростислава нахмурила лоб, пытаясь понять смысл столь выдающегося заявления.
--
С любовником?
Фрида немедленно зарделась от такой прямоты.
--
Ой, да ну что вы! Так же нельзя! Да. Я его видела. Он такой... красивый! Стройный, высокий. Чулки красные, котта зелёная, рукава жёлтые, на поясе тут и тут серебряные накладки... И котту подвязывает по-рейнски! Ужас! Но у него... вполне.
***
В последней трети 12 в. появляется мода носить котту (верхняя одежда, для мужчин - туника по колено с пристяжными/пришивными рукавами, разрезами спереди и сзади для верховой посадки) с пристёгнутыми/привязанными к поясу полами.
Шнур на уголке полы привязывают к поясу за спиной, открывая чулки-шоссы до самого верха и панталоны-бре. Что позволяет туземцам хвастать дорогими тканями нижней одежды, подобно разным формам разрезной одежды в более поздние времена. А специалисты, основываясь на сохранившихся изображениях, делают суждения о длине и способе крепления чулков у мужчин.
В русском фольке подобное называется "из под пятницы суббота" и оценивается негативно: как проявление неряшливости, бестолковости.
У этой моды есть развитие: к поясу привязывают не только передние полы котты, но и задние. Тогда на боках получаются "конверты". Нечто подобное видно у пехотинцев 18 в.
Во всех остальных местах-эпохах мужнина, который показывает панталоны или верх чулков - существо униженное, часто - казнимый в руках палачей. Или - модник. На грани или за гранью пристойности. Можно сравнить с женской подвязкой:
--
Ах! Она показала!
Напомню: в средневековье женский чулок подвязывается под коленом.
Здесь мужчины показывают выше. И больше.
Фраза из школьных сочинений: "Пьер Безухов носил панталоны с высоким жабо" - верна только наполовину: жабо ещё не изобрели.
***
--
Постой. Ты его видела? Где?
--
Так я ж про это и говорю! Я ж пошла искать ленты. Одна лавка, вторая, третья...
--
Фрида. Я прикажу отрезать тебе язык. Чтобы ты говорила короче.
--
Но... ваша милость... если без языка... то как же я вообще буду говорить?
--
Коротко и по делу.
Фрида встала в позу примерной ученицы: пятки вместе, носки врозь, спинка прямая, руки сложены на животе, глаза устремлены в потолок и принялась излагать "коротко и по делу". Так, как она это понимала:
--
Пошла... нашла... тут Эмили... мы так обрадовались... мы ж с детских лет... да-да, я помню: коротко... тут она и говорит... и мы пошли... ну, надо же помочь подружке...! мы ж с ней столько...! на одной улице...! да-да, по делу... её госпоже нужно платье... как сейчас носят... вот прям сейчас... как у горожанки... а Эмили не знает - они же только вчера приехали... ленты какие... оборки жёлтые! вы представляете! и проймы не зашиты доверху! будто они на рукавах экономят! уж-жас! а мы-то здесь уже неделю, я-то уж нагляделась... на всех этих бюргеров... и их бюргюринь... а главное: нужен ещё и костюм горожанина... представляете?! мужской костюм! вот именно как сейчас! а Эмили - в мужских... а я-то... у вашей милости-то свита больше мужская...
--
Погоди. Этой графине нужен мужской костюм?
--
Да. Ой, нет! То есть - да, нужен. Но не ей, а её... э... милому другу.
--
Зачем?
Фрида наклонилась к лицу герцогини и таинственно прошептало одно слово:
--
Маскарад.
--
Ч-чего? Какой маскарад? Она собирается на заключительный маскарад в костюме бюргера?
--
Не-не-не!
Фрида так яростно затрясла головой, что её светлые короткие волосы заметались вокруг головы подобно снегу в зимний буран. Она снова наклонилась и выдохнула:
--
Инкогнито.
Ростислава не выдержала, ухватила служанку за ворот и резко дёрнула вниз, так, что та со всего маху грохнулась на колени возле лохани с остывающей водой.
--
Кор-роче!
Фрида ойкнула и выдала пулемётной очередью всё, что она относила к "кратко и по делу".
Смысл состоял в паре-тройке фраз. Графиня Матильда приехала в Ольденбург чтобы выгулять своего нового любовника, какого-то небогатого дворянина-модника из рейнских земель. Тот вспомнил о маскараде, который ждал всех приглашённых в конце турнира. Любовники решили развлечься и устроить себе персональный. Переодеться супругами-горожанами и инкогнито прогуляться по раскинувшемуся у стен города табору.
Рыцарский турнир собирает массу народа. Рыцарей в ней - малая доля. Основная толпа - слуги. И разного рода торговцы. Одни продают одежду, доспехи и прочее, что следует надеть на тело, другие - пищу для тела, третьи - просто своё тело. Кандидаты в слуги, проститутки, жонглёры... Среди этой весьма разношёрстой толпы "известны все факты, сплетни, слухи и то, что находится в промежутке между ними".
Побродить среди людей, послушать их - показалось графине и её фавориту забавной идеей. Понятно же, в своём платье не пойдёшь: простолюдины видят вельмож и придерживают языки. Нужен соответствующий, актуальный для данного места-времени-сословия, костюм. Вот для этого портниха графини и позвала Фриду. Помочь по старой памяти качественно исполнить волю её госпожи. Тайно, чтобы не уронить своё реноме главной портнихи графства.
Глава 654
Герцогиня глубоко задумалась и не сразу отозвалась на предложение служанки:
--
Ваша милость, вода уже остыла, не желаете ли вытереться?
Фрида продолжая что-то говорить, а Ростислава сосредоточенно смотрела в стену, позволяя умелым рукам вытереть её тело, намазать полезными мазями, завернуть в большой белый толстый банный халат, привезённый откуда-то с востока, из места с непроизносимым названием всжск... или что-то вроде.
"Он любил ужасно мух, У которых жирный зад...".
Зад у этой Матильды... подходящий. Хотя и не муха. А не придумать ли мне? Какую-нибудь цель? Чтобы не скучно. Разум-то дан. Воевода говорил, что есть и неплохой. А то тут... и последнее паутиной подёрнется.
"Что может измениться, если мы сами не изменимся?".
Если я хочу изменить это... тоскливое существование, то не пора ли мне меняться? Тем более, что Саксония меня... уже сильно изменила.
Усевшись в глубокое кресло, затянув пояс халата, герцогиня вдруг встряхнула головой и скомандовала:
--
Вестового. К фон Зейцу. Придти не медля. Сама - к матушке. Тоже - без промедления. И скажи чтобы тут убрали.
Пара крепких лакеев вынесли лохань с водой. Вскоре донёсся звук выливаемой воды - ребята далеко не пошли, плесканули, как здесь принято, из окна. Ругательств не слышно - значит ни на кого не попали. Пустые ёмкости заняли своё обычное место в маленькой комнатке рядом со спальней: оставлять что-либо, используемое самой, в доступности посторонним - нельзя. Это Ростислава усвоила быстро. С одного раза. Когда обнаружила в такой же лохани набитые в дно стальные лезвия.
--
Ваше Высочество?
--
Заходи, Конрад.
Ещё одно приобретение последних месяцев. Безденежный и безземельный дворянин, бывший министериал графа Рейнгенау, ныне покойного, умён и решителен. Поиграв как-то с сосками ожидаемой дамы, которая оказалась совсем не ожидаемой, он, осознав, что ошибся в темноте, не сбежал, но оказал необходимую помощь совершенно беспомощной в тот момент невесте герцога Саксонии. На которую вот-вот должна была начаться "большая охота". Да и позже проявил способность наблюдать и помалкивать.
"Бог дал человеку два уха и один рот, чтобы он больше слушал и меньше говорил".
Конрад был, явно, из числа получателей этого божьего дара.
Ещё он, в силу своего разнообразного, хоть и недолгого пока, жизненного опыта и незаметности в кругу более громких, знатных, богатых, воинственных... дворян, обладал уникальными знаниями обо всех в окружении герцога. Да и об очень многих в Саксонии. Не блистая знатностью и богатством, не являясь членом какого-либо клана, он не мог надеяться на продвижение, получение даже не влиятельного, а просто обеспеченного положения. Перейдя же на службу к герцогини быстро выдвинулся в ряды ближайших советников.
"На протяжении своей жизни каждому человеку доводится споткнуться о свой "великий шанс". К несчастью, большинство из нас просто подымается, отряхивается и идет дальше, как будто ничего и не произошло".
Конрад - "споткнулся". И не стал "отряхиваться".
Кажется, ему можно верить. Вроде бы. У него нет причин переметнуться. Наверное...
***
"Базовое доверие - модус отношения человека к миру и другим людям, который формируется в детстве. Или не формируется".
Детство Ростиславы кончилось слишком рано - "модус" так и не сформировался. Единственное исключение - "Зверь Лютый" - осталось далеко. А остальные... Даже родная матушка её предавала.
Такая готовность к предательству окружающих вела к закрытости. К отчуждению, дистанцированию. Вовсе не восторженная юная глупая девица. Увы, такое не избавляло от ошибок, даже и весьма опасных - не хватало жизненного опыта, предвидения ситуаций. Впрочем, это быстро исправлялось научением, конкретными примерами.
Софья же - наоборот. У неё было счастливое детство. Закончившееся с казнью её отца на плахе посреди собственного двора. Но она пережила и это, и замужество с Андреем Боголюбским. Она любила и доверяла окружающему мир. А гадости, измены, предательства...? - А кто ж у нас без греха? Да, есть всякие... хитрецы. Которых можно и нужно перехитрить. И получить от этого удовольствие.
Софья видела вокруг игры. Возможно, опасные.
Ростислава видела опасности. Возможно, закамуфлированные под игры.