Аннотация: Молодежный Шпионский Триллер-Пародия 1. Пятирижды 2. Сундук Ивана Грозного 3. Папка с грифом "секретно" 4. Товарищ Майор 5. Темы диссертаций 6. Подленькие планы 7. На всякую хитрую
Г Л А В А 9
ПЯТИРИЖДЫ, НО НЕ ГЕРОЙ
ПЯТИРИЖДЫ, НО НЕ ГЕРОЙ
Любимый аспирант, по совместительству свояк и вербовщик, обещавший поставить Рогатова-профессора на постоянное довольствие к Наташкиной и Юлькиной грудям, благополучно завершил вербовку и ушел.
Профессор проводил его долгим скрежетом зубов о воротник с капсулой яда, но раскусывать сегодня не стал. Подарок Юльки дорог ему в целом виде, особенно сейчас, когда временное довольствие переросло в постоянное двойное удовольствие. Плюхнулся в наконец вернувшееся к нему с повинной горячо любимое кресло и воскликнул.
- О-ё-ёй! Шухры-мухры...
Еще вчера восклицание профессора, как и скрежет его зубов, записали бы четыре особочувствительных микрофона в трех разных студиях звукозаписи и одном передвижном сантехническом автомобиле. Это он с виду сантехнический, а внутри очень даже технически не сан, а принадлежащий КГБ мобильный пункт подслушки и подглядки. Дежурные офицеры и профессиональные звукорежиссеры проанализировали бы и отыскали в словах профессора тайный смысл, а потом спланировали бы свой обед исходя из суммы лимита, отпущенного на молоко за вредные условия труда. Сегодня микрофонов вокруг профессора стало на один квадратный килограмм больше.
- Я теперь как маршал Хрущев или генсек Жуков четыреждым стал! - почесал разноцветную бороду.
Под ногтями кто-то недовольно зашевелился, многолапчатый. Профессор поймал проходимца, небольно откусил все сучащие лапки по правой стороне - чтобы налево не ходил и другим не навредил, и отпустил с миром. А потом вдруг по-новому глянул на свою корявую растопыренную ладонь и опамятовал.
- Ах, ты, мать твою! Про сегодня-то забыл! Я теперь как Брежнев, пятирижденный! Только и разницы, что те герои, а я подряд завербованный. Вот времена пошли! Меня ж еще и КГБ в свою банду пригласило...
Зря он вслух размышлял. Ведь предупреждали же его, старого, прослушивать будут. Говорили русским языком, не ляпни чего-нибудь там, начальство у нас злое, голодное, враз с потрохами съедят. А и не можешь удержаться, используй свой родной, чукчатский. Не сразу разберут, а когда переводчика сыщут, уже и отмазку заготовишь. И на неточность перевода свалить завсегда можно, потому как в каждом стойбище свой диалект, свои разученные слова. Это в русском их сотни тысяч, слов-то разных. А в родном чукчатском тоже сотни, но только полторы, из которых двадцать три слова про оленя. А остальные тоже нужные: куда пошел, пес рогатый, и кого сегодня, в случае неудачи на охоте, хавать будем. Но профессор начисто забыл многочисленные инструкции, поучающие, как правильно, согласно вновь принятого Думой трудового кодекса, ведут себя послушные шпионы и завербованные агенты. С раннего детства он помнил только одного коллегу, на которого всегда хотел равняться. Звали того скромно: профессор Плейшнер. Молодому оленеводу нравилось уважительное обращение. Добился таки, стал профессором. А тут и второе подоспело. И судьбу, сам того не подозревая, готовил себе аналогичную.
- Аспиранты к себе вербуют. Ну, с этими понятно. Молодость! Бедные, а соблазнов вокруг! - дискотеки, пивко. Девушки тоже сейчас не те, что в наше время! Раньше это бесплатно было, для удовольствия обеих участвующих в процессе сторон. Теперь одна сторона за все норовит капустой взять. Вот и мечутся ребятки, любому заработку рады. Позовут вагоны разгружать - пойдут. Позовут крышу крыть - все равно пойдут. Мои, видать, шибко умные, - сердце профессора трепетно взбрыкнуло всеми своими копытами, - на интеллигентную работу пригласили, разведчиками. Хорошо! Ценят, значит. Ну и они... заботливые... любят своего профессора... не бросили на произвол судьбы, к себе позвали, в долю. Правильно. Опыт у них какой? А никакого! Кто будет ими руководить? Он, Лосев! Кто будет на пути истинные наставлять, гонорары пропорционально ученым степеням... или возрасту? Опять же он! Профессор!
Вот только с секретами проблема. Им же, гадам, сведения нужны разные. Они же, сволочи, если им ничего не давать, интерес потеряют, платить перестанут. Аспирантов моих из разведчиков за неуспеваемость отчислят, а те вынужденно и меня от довольствия отлучат. И от Юлькиного, и особенно от Наташкиного.
- Эх, - горько вздохнул последний раз в прошлой безмятежной жизни профессор. - Думал до пенсии тихонько дожить, мульку прогнать. Теперь придется новую жизнь начинать, перенастраиваться. Я ж как? Из одной книжки немного, из другой... Так и надергал. И на лекции надергал, и на диссертации. Оно как у всех. Для внутреннего применения сгодится. А для наружного не прокатит. Там не такие дураки сидят. Тему теперь новую брать придется, перспективную. А какую? Хоть бы подсказали, кормильцы, что их интересует, в левую или правую сторону? Кабы знал, я бы, может, чего-нибудь придумал. Или у проректора по науке попросил.
И пошел профессор к синему разливанному морю научного глубокотемья.
Ловить.
И закинул он невод.
И принес ему невод первый раз шиш.
И закинул он невод во второй раз.
И принес ему невод во второй раз два шиша.
А когда он третий раз закинул, надоело морю попусту бултыхаться, и послало оно профессора на... короче, подальше, за высокие горы.
Не утихомирился, стал землю носом рыть.
То на скалу нарвется, и долбит ее, долбит.
То на первоисточник настоящего этилового, и сам отопьет, и с другими поделится.
Целую неделю мучался поочередно то головняком, то отходняком. Душевного покоя и чувственного равновесия лишила его вновь открывшаяся перспектива.
- Если мной заинтересовались разом четыре разведки и одно КГБ, значит, я много стою, - пытался размышлять он. - В какой валюте с них брать и по какому прейскуранту?
Это был первый мучительный вопрос.
Далее.
- Надо ли платить налоги с полученных сумм и сколько отстегивать кагэбэшникам за крышу?
И третье.
- Что я все-таки такого знаю, что можно им толкнуть, да еще и капусты за это фуфло срубить?
Сам профессор, как ни ломал то, что у других людей именуется головой, так и не нашел ответа ни на один из поставленных им вопросов.
В очередной раз невыспавшийся, пришел в КГБ к личному майору Барбосятинову и поплакался.
- Стреляйте меня, товарищ майор! Можете сразу насмерть. Ничего нету в университетских разработках последнего пятидесятилетия, что можно было бы сдать в качестве вклада в уставной капитал иностранным разведкам. Макулатуры много, металлолома в виде лабораторного снаряжения и довоенного оборудования полно, даже цветного металла - озолотиться можно. А вот секретов ни одного килограмма не нашел. Может, вы что-то особенное знаете? Может вы бедному профессору чем поможете?
- Да мы как-то тоже ничего у вас съедобного не находим, - с порога разочаровал товарищ майор, - уже почти всех осведомителей из университета отозвали. Оставили на стреме одного начальника отдела кадров, и того на нищенские полставки.
- На чем же мне заработать благодарность родной единственной Медвежьей партии и всенародного собственного государства Чубайса и Семьи? Чего уж, совсем получается профессор и доктор наук за всю жизнь ничего стоящего не придумал? И весь его университет такой?
- Я подумаю, что вам поручить можно, чтобы вы доверие...
Майор Барбосятинов только что, по закрытому на висячий замок правительственному телефону, получил важный приказ. Ему, особо доверенному, недавно допущенному, успешно разработавшему тему 'анализов' и некоторых разных случайно заброшенных шпионов, предстояло разместить государственный заказ. В наказе предлагалось максимально использовать благоприятный рельеф местности, неустойчивые погодные условия и болтающихся без настоящего дела его подопечных аспирантов.
Майор Барбосятинов мог прямо сейчас, не сходя со стула, дать профессору ответственное партийное задание и сделать жизнь Рогатова счастливой и впервые наполненной настоящим делом. Но майор Барбосятинов любил не спешить, любил мариновать. Не только молодых опят. Но и молодых, в плане опытности, агентов. Оленя, например. Подсказывало ему его многоопытное сердце научную методику поведения. А сердцу он не приказывал, сердце у него было званием постарше, значит, подчинения требовало безропотного.
Оперативная информация
СУНДУК ИВАНА ГРОЗНОГО
Оставшись один, Лысый прошел в комнату отдыха и, откинув толстый туркменский ковер - подарок Отца всех остальных - открыл старинный сундук. Сделанный еще во времена Ивана Грозного, сундук был дорог Лысому. Во-первых, иметь в собственности личную вещь любимого им царя... Во-вторых, эта дорогая вещичка была воистину бесценна. Своими размерами - в ней свободно могла поместиться добрая дюжина стрельцов в полном вооружении. Но... времена стрельцов миновали. А их место заняли...
Да-да! Была у Лысого, еще с младенческих лет одна, но пламенная страсть. В ранней юности мечтал он иметь тысячу однодолларовых бумажек, верно полагая, что с такими деньгами в конце правления бровастого Лёни, он был бы человеком богатым, свободным и, естественно, счастливым. Только девять долларов сумел скопить он. Вездесущее КГБ ласково нашлепало по попке и предупредило. О чем? Ну, как же? Валютные операции. Прерогатива государства. Лет пять-десять лагерей. Ах, еще четырнадцати нет? Ничего, молодой человек! Мы подождем, попозже зайдем, вы посидите здесь, никуда пока не уходите.
И вот теперь, когда он стал выше КГБ, МВД и многих еще, стал не по зубам никому в этом государстве, дал волю своей прежней страсти. Любовь к наличным... В этом сундуке уместится ровно миллиард. Нет, не считал. И не складывал. Может, больше, может, меньше, не это главное. Лысый для себя определил. В сундуке должен уместиться миллиард. Наличными. С которым он уедет. Закажет самолет, погрузит сундук Ивана Грозного. И улетит. На свой собственный остров, который уже куплен у берегов солнечной Хорватии, и где сейчас идет строительство дворца и взлетной полосы...
Близок день. Очень близок.
Только приближение его в последнее время не очень радует. Чует он - сгустились тучи. Не раз уже подленькая мысль в дверь стучалась: 'а успеешь ли'? Может, и правда, слинять, пока не поздно? А как же мечта? А как же его миллиард? Честно говоря, он даже не знает, сколько это и что с ним будет делать, с миллиардом наличными? Это ж головная боль! В банк не положишь. Заводов на него не купишь. У них, в Европе, строго, у них за все спрашивают. А вдруг пожар? И сгорит миллиард вместе с сундуком... Но не может Лысый детскую мечту предать, уж лучше умереть насовсем. Или он их, или они его...
Надо поторапливаться, заветный день своего исчезновения приближать.
Со списком он ловко придумал. Нет, не список придумал - список действительно есть. Составили его люди умные, точно рассчитавшие - от кого наибольший вред происходит. Если бы у них силы были в один час, или день всю сотню убрать - наутро бы в другой стране люди проснулись. Хорошо, что силенок они пока не набрали. И наворовать не успели - до них постарались. А за список спасибо. Мишаня его достал. Вот кто больше других переср...пугался. Чует, кошка... 'Сделайте что-нибудь'! - кричит. - 'Я так работать не могу! Я с себя все ваши обязанности снимаю'! Такую истерику развел... пока Папа ему в морду стакан водки не плеснул.
Лысый сразу смекнул, как из листка бумаги с сотней фамилий выжать такой нужный ему миллиард. Да! На операцию под этот список он соберет почти миллиард. Сотню-другую придется выложить исполнителям. Остальные сюда, в сундучок, к его личным сбережениям. И все! И можно не дожидаться финала. Можно будет заказывать самолет.
Два маленьких пустячка осталось замутить.
Первый и самый важный - подготовить двойника. Ему, Лысому. Чтобы он спокойно улетел, а его копия осталась. Вместо него. Ненадолго. Пока вроде как подотдел 'Л' его не спишет. Лысый уже все для списания приготовил. Часы у него есть, хорошие часы. Папа давненько, еще в девяносто пятом похвастал. Мол, подаришь их человечку, наденет он их на свою нежную ручку. А через недельку, или месяц - как ты установишь, включится одна маленькая штучка, песенку споет, и тю-тю, нет человечка. Сам себя или бритвой по горлу, или из окна вниз головой. Таких штучек, говорил, много было сделано. В виде ручки, заколки, перстня... Под каждого клиента индивидуально подбирали. В зависимости от его пристрастий. И на волну нужную настраивали. Вот и Лысый себе точно такие же часы заказал, но без начинки. А двойник заряженные получит. И в нужный момент... Все, кому надо, знают, на каком он тринадцатом месте в ликвидационном списке состоит. И только вздохнут сочувственно, да поежатся от осознания неизбежности и своего скорого конца. А до него, убиенного, уже никому дела нет. Сдох Ефим и хрен с ним. Кто будет у трупа отпечатки пальцев снимать? Если еще останутся они, пальчики.
- К вам Решайло, - доложил секретарь.
- Впусти... через минуту.
Руки так неохотно оторвались от излучающих тепло новеньких пачек долларов и евро. Прикрыл сундук, успел дойти до кресла.
Оперативная информация
ПАПКИ С ГРИФОМ 'СЕКРЕТНО'
Министр любил гражданскую одежду, но и в ней бы строг и прям.
С ним Лысому предстояло второй пустячок замутить. Тоже по двойнику. Только другому. И, если своим двойником занимался самолично, считая дело наиважнейшим, то дело о двойнике П-та он намеренно поручал человеку тусклому, малоперспективному, но чрезвычайно честолюбивому. В глубине души надеясь, что операцию генерал успешно провалит, будет публично бит и навсегда умрет и как политик, и как военный. И такой исход сбежавшего к тому времени Лысого устроил бы больше.
- Вы готовы, генерал?
- Готов.
- Докладывайте.
- Думаю, операцию... - сделал паузу, взвешивая, озвучивать ли кодовое название, решил, что не стоит, и продолжил, - операцию лучше всего производить там, где Он чувствует себя наиболее безопасно. В области у Пети, в вотчине у Вити, - генерал не называл и фамилий, но Лысый отлично понимал, о ком речь. - Команда расслабится, они уверены, что у себя дома. И еще один плюс. В случае неудачи, либо дальнейшей расшифровки, легко всю ответственность перенести на этих двух. Мы подготовим людей на месте. Концов в столицу не будет.
- Грамотно, - согласился Лысый.
- Закрутим шпионскую карусель по линии КГБ.
- Мы же договорились, центральный аппарат ничего не должен знать.
- Они ничего о нашем деле знать не будут. Они о своем знать будут. И вслепую на нас сработают. Мы им подготовим очень много работы. Я бы хотел получить одобрение по теме 'Пещера'.
Лысый достал из ящика тоненькую папку, передал генералу.
- Вот это можно слить в прессу. Документы подлинные, фактическое соответствие полное. Запад уже про объект знает, устно, на уровне оперативной информации. Там беспрецедентно плотное прикрытие. Ну и тактические игры. Им многое показали, допустили в святая святых. Короче, запудрили немного мозги. Это будет первым документальным подтверждением масштабности наших достижений.
Решайло открыл папку.
'В горах Южного Урала между городами Татлы (02) и Трехгорный (74) завершаются работы по строительству двух подземных городов-заводов на сто тридцать тысяч жителей. Северная ветвь - Трехгорный - Екатериновка - г. Медвежья - урановое подразделение. Южная ветвь - Татлы - Ахмерово - Кузьелга - алмазное подразделение. Разведанные запасы по урану до семисот тысяч тонн готового продукта. По алмазам - от трех до пяти миллиардов карат, что на сегодняшний день превышает все разведанные мировые запасы, доступные для добычи и переработки. Учитывая развитую инфраструктуру района, наличие вокруг кольца залегания населенных пунктов с избыточным незанятым населением, густую сеть линий электропередач, закольцованное железно- и автосообщение, наличие двух военных аэродромов, плотное оперативное прикрытие района, считаем введение в строй действующих указанных объектов наиважнейшим событием как экономического, так и политического значения'.
В папке были несколько фотографий и отчет комитета по геологии, помеченный грифом 'Секретно'.
- Семьсот тысяч тонн? Не опечатка? - у Решайло дух перехватило. Он был допущен к тайне, знал о величайшем проекте, рядом с которым меркли даже бериевские атомграды. Но чтобы настолько!
- Не опечатка, - с видом превосходства кивнул Лысый.
- Это же... в пересчете...
- Это дороже всех разведанных нефтяных месторождений.
- России?
- Мира, дорогой, мира. Под эти запасы запланировано комплексное строительство восьмидесяти атомных станций. Практически в каждом регионе страны. В том числе полтора десятка передвижных энергетических комплексов. Уран свой, финансы от алмазных россыпей рекой потекут.
- И мы им это сольем? - Решайло потряс в воздухе такой потяжелевшей значимостью папкой.
- В полусотне километров от Абзаково как раз сейчас центральный КПП обустраивается. Летом П-т поедет принимать объекты. Ему вес набирать надо.
- Ну и?
- Летом тайна сама по себе перестанет существовать. Так почему бы нам и этот фактик не использовать в свою пользу? Вот к этому визиту вам и надо все подгадать. Думаю, вы успеете.
- Работы много, - привычно набивал цену министр.
- Да, - легко согласился Лысый, чем враз обезоружил министра, привыкшего к извечному сопротивлению, когда дело касалось выбивания средств. - Но большая часть предварительной работы за вас сделана. Вам только проанализировать и подготовить финал.
Лысый взял со стола еще одну папку. Долго смотрел на нее, размышляя о своем. Сомнения подавлял. Еще оставалась возможность отступления. Как глава Администрации, он не должен был делать этого. Но Лысый уже был там, на своем острове. И, чтобы обрубить себе пути отступления, решительно протянул документы Решайле.
Лысый взял со стола еще одну папку. Долго смотрел на нее, размышляя о своем. Сомнения подавлял. Еще оставалась возможность отступления. Как глава Администрации, он не должен был делать этого. Но Лысый уже был там, на своем острове. И, чтобы обрубить себе пути отступления, решительно протянул документы Решайле.
- Все проектирование пещерных заводов, инфраструктуры, объектов жизнеобеспечения осуществляет эта группа. Довольно таки специфическая группа. Посмотрите документы, поймете. У вас возникнет вопрос - почему сверхсекретное дело, дело даже не государственной, мировой важности, поручили этим, не совсем нашим людям? Отвечу вам. Во-первых. Где лучше всего спрятать вещь? Оставить ее на видном месте. Во вторых. Они, наши главные разработчики, как и их непосредственный руководитель, как и весь институт, считают, что выполняют обычную бесполезную для практического применения диссертационную работу. Их у нас в стране ежегодно тысячами стряпают, защищают и забывают. Здесь пирог многослойный. Проектируют умные шалопаи, проектируют на уровне фантастики. Они не осознают совершенно, что делают всамделишное дело. Оттого не ограничивают себя страхом сделать не то, и не так. Свобода творения - великая штука. Они, не задумываясь - а реально ли такое сотворить? - такого напридумывали - десять больших институтов не разгребут. А воплощают в жизнь их безумные выдумалки другие, не имеющие никакого представления о первых.
- И что мне с этим делать?
- Вы соединяете первых со вторыми. Вы открываете первым глаза. Везете и показываете, что они натворили. И включаете их в комиссию по приемке объекта. Они будут показывать и рассказывать П-ту, что где и как, согласно их задумкам, будет работать.
- Гениально!
- Когда вы изучите все материалы, поймете, как просто будет вам спланировать саму операцию. П-т пробудет на заводах два дня. Протяженность природных и рукотворных пещер около сотни километров. Их же осмотреть надо, объехать-обойти. Попадет он на Объект через центральный КПП, как я уже вам сказал. Покинуть Объект наш П-т должен через Екатериновский КПП и далее на военный аэродром Дальний. Вот программа мною разработанного, комитетом утвержденного визита, - еще одна тонкая папка попала в руки Решайле.
- Средства?
- Несмотря на простоту задания, я передам вам сто миллионов. Лично. Без отчета и контроля. Мне нужен результат. Справитесь, получите премию.
- ??? - слегка склонив голову, посмотрел в глаза Лысому.
Вроде, только три дня назад имел долгий разговор с вышестоящим и непоколебимым, отчитался о проделанной работе, получил новые задания и предписания. Операция 'Анализы' шла как надо, все разведчики и шпионы в радиусе зоны его ответственности план выполняют, законы не нарушают, выручку сдают вовремя. Шаги их спланированы на годы вперед, попыток убежать за кордон не предпринимается.
Так что же послужило поводом для столь срочного вызова? Мог только гадать.
Вообще-то, он давно просился в Москву.
Во-первых, мечтал в академии поучиться.
Хотел товарищ майор еще одну звезду на погон, чтобы майорской не скучно было. Наверное, заявление его, наконец, дошло до высокого начальства, вот и вызвали. На собеседование. Так он и думал всю долгую дорогу, пока трясся в переполненном общем вагоне грязного пассажирского поезда сообщением Улан-Удэ - Москва. В плацкартном вагоне не поехал специально, чтобы не демаскироваться перед врагами. На купейный билет с маленькой майорской зарплаты денег не хватило даже в один конец. Вдруг возвращаться придется?
Если его вызывали не для учебы в академии, - думал майор, - все равно хорошо. Потому что у товарища майора была другая мечта. Почти старый немного уже, а в Москве еще ни разу не был. Ни Кремля не видел, ни в Мавзолее у гроба с телом трепетно не стоял. А так хотелось! Вдруг завтра мумию вынесут, Мавзолей с молотка пустят, и умрет он, к святым мощам никаким боком не прикоснутый.
Был Барбосятинов человеком не суеверным, в приметы всякие верил неохотно. Но... Вот его непосредственный начальник полковник Ненаш академиев никаких не кончал, пуль вражеских пачками во впалую грудь не ловил, связей, порочащих честное имя, не имел, а в начальники выбился. И три звезды на погон, и орденов полкило, и пенсию в-случ-чего повышенную, персональную. А все почему? Потому что в Мавзолей ходил. Причем два раза. Первый раз майором ездил, когда Вождь еще живой был. Ну, не в смысле, что совсем живой, а в смысле, что 'живее всех живых' для всех и для всякого, который советский, и еще в тюрьму вездесующим товарищем майором не посаженный. Приехал назад, домой, сильно так со всех своих сторон просветленный, и сразу же подполковником сделался.
Во второй раз поехал, когда слух прошел, что любимое тело жириновские горлопаны намереваются наинепременно вынести и простой земле предать. Собрал все свои сбережения, у сослуживцев под залог орденом малость наличности занял. И съездил, и простился. Вернулся опять вдохновленный и еще больше до самой макушки просветленный. Следом приказ прилетел. О третьей звезде.
Тут не только наш товарищ майор, и все остальные майоры сразу догадались, почему прет шефу фортуна, и мечту себе голубую обозначили.
А на третье сегодня у Барбосятинова последняя мечта... друзья-товарищи наказ дали - сходить в сквер Большого театра и посмотреть, - а правда ли там голубые ели, причем открыто, ни от кого не прячась, а потом пили и даже прилюдно нужду справляли. И ни милиция, ни общественные народные дружинники партии 'Молодая, заглядывающая в рот, Россия' их не разгоняют, хотя мэр брезгливо морщится и лично просит.
Его принял сам Решайло. Настоящий Министр, всамоделишный, хоть и не его непосредственный. Но, кто знает... кто знает... может, меня к ним, а может и он к нам...
- Мы могли бы позвонить Ненашему. И через него поручить вам. Но... Есть оперативная информация... кто-то у вас дует в другую сторону... служит верой и правдой... олигархам и бандитам. - Министр говорил короткими фразами, ходил вокруг и около, а сам, противный, сморщив нос и повесив на кончик его маленькую зеленую капельку, пытался понюхать товарища майора. Или надкусить. Или в душу влезть.
Товарищ майор вытягивался в струнку, товарищ майор каменел, только глазами водил вслед перемещениям важного генерала.
- Олигархам или бандитам? - попросил уточнить он, беспокоился - вдруг заарестовывать придется, а он какие-нибудь особые приметы перепутает.
- А что, есть существенная разница? - генерал посмотрел на подчиненного как на особо слабо полоумного. - Или вам известен конкретный предатель?
- Это не я! - сразу предупредил честный товарищ майор и на всякий случай тут же вывернул карманы - смотрите, мол, чист как стеклышко.
- Не беспокойтесь, мы проверили, - генерал, наконец, стряхнул зеленую капельку на пол. Она громко звякнула, подпрыгнула полтора раза и, хлюпая и чавкая, весело укатилась под стол. - Вы самый бедный... то есть, я хотел сказать... честный... преданный! А то, что вы уже в этом направлении сделали... сразу четыре иностранных и даже в некотором смысле вражеских...
- Служу Со... - хотел немедленно выразить свой восторг товарищ майор, но забыл, как надо рапортовать, все еще по-старому, или уже не важно? Никто не смог бы обвинить товарища майора в неумении выкручиваться так выкрутасно, что он и продемонстрировал в очередной раз: - И буду служить!
- Не кричите, я понял... то, что вам доверено... Самим! Вы, надеюсь, понимаете? Какая честь! Так вот, то, что вам поручено, должно умереть вместе с вами.
- Умереть?
- Именно умереть.
- А можно, оно во мне умрет, а я как бы еще немного останусь? Дел невпроворот, товарищ главный генерал!
- Не перебивайте!
- Хорошо, не буду.
- Значит, я сказал, должно умереть...
- Так точно, - погрустнел уже согласный товарищ майор.
- Или быть выполнено.
- Вот это уже лучше, - на горизонте замаячила маленькая надежда. - И приятнее.
- За выполнение задания вы получите от меня лично...
- Сколько?
- ...наличными... без отчета об использовании... в иностранной валюте... один миллион...
- Долларов? - выпученные от озвученного числа глаза чуть не взорвались и не забрызгали министерский кабинет.
- ...японских иен... по курсу... сразу после завершения операции. И две звезды к вашему новому месту работы...
- У меня уже новое место работы?
- Останетесь вместо Ненашего.
- А-а-а...
- Или переведем вас в столицу.
- У-у-у!
Генерал подошел к столу. На его исцарапанной поверхности лежало много всяких конвертов: два больших одинаковых, но разноцветных, потом два мелких, причем один из них зеленее второго, а рядом еще толстый и другой, тяжелый.
- В этом конверте, - первый приз в личные руки майора, - подробный план. К нему, - это уже первый зеленый, - инструкция - как вам, без ущерба для ваших умственных способностей, выдать этот план за свой. Ознакомьтесь, пожалуйста!
Барбосятинов старательно выполнил приказ и ознакомился. Только конверт открывать пока не стал.
- В этом другом - отходы, - и протянул самый тяжелый конверт майору. А когда пальцы Барбосятинова уже коснулись пакета, добавил. - Алмазно-радиоактивные.
Рука Барбосятинова от уточнения генерала невольно дернулась и надежно спряталась за родную спину.
- Да не дергайтесь вы так! Не заразно.
- Совсем нисколько?
- Совсем, - успокоил генерал. - Я же не боюсь.
- И точно, - обрадовался майор. - Вы же не боитесь.
- Эти отходы сольете.
- Куда?
- Не в унитаз, канализация не выдержит такого наплыва информации. Кому и как - там расписано. Сделаете так, чтобы поверили. Неверующих свозите на место, покажете... только из-за кустов. Пропуск вам выпишут, разрешение на съемку оформят. Денег за слив много не просите - сколь дадут, столь и ладно. Делиться со мной не надо, я щедрый. Ваш личный шеф теперь не ваш. В смысле - не вы у него, он временно у вас в подчинении. Вы же подчиняетесь моему в вашем лагере законсервированному агенту.
- Как я его найду?
- Он сам вас найдет. Здесь пароль и отзыв. Смотрите, не перепутайте!
- Не перепутаю.
- Вот это вот пароль, а вот это вот отзыв, - для верности еще раз уточнил, Генерал. - Да не надо так сразу есть, запомните сначала!
- Вылетаете сейчас, - не слушая возражений, приказал Министр.
- Денег на самолет...
- Вот вам дельтаплан с рюкзаком... то есть, рюкзак с дельтапланом. Вот попутное перо в жопу, чтобы с курса не сбиться. А вот это пропеллер с ручным приводом. То, что ручка привода от мясорубки, не обращайте внимания. Родная потерялась, мы эту присобачили. Ну, - генерал смахнул набежавшую на майора слезу, обнял его за талию, дважды крутанул, насвистывая любимую 'На сопках Манчжурии' и по-отечески заглянул в скромные майорские глаза. - Счастливого пути!
- Всегда готов! - отдал честь товарищ майор.
Надел рюкзак с дельтапланом, вставил, как учит инструкция, перо, раскрутил до потребной скорости пропеллер и выпал из окна министерского кабинета.
Ветер был попутный.
Светофор горел зеленым глазом.
Движение поздним вечером несильное.
В восемь утра сослуживцы застали майора на работе, выспатого и готового. Правда дельтаплан от снять не успел, перо так и торчало из..., а ручка от мясорубки намертво прикипела к правой ладони.
Но этих мелочей никто не заметил.
ТЕМЫ ДИССЕРТАЦИЙ
День думало КГБ лицом майора Барбосятинова, другой думало. Взвесило здраво и согласилось: трудно стало планы подленькие строить. Кто чего могёт, если в комитете, как и в армии, как и в ментовке, как и вообще на любой государственной службе одни такие остались, которые на самостоятельную жизнь не годны? Доверь таким, не пройдет и полгода, придумают, конечно, хитрую операцию, надеясь свои тупые головы враз прославить, сложный пятирижды запутанный заговор раскрыть.
Но нет у товарища майора полугодичного срока. Есть у товарища майора план 'Б' без цифирьки 1 рядом. А потому вызвал он снова профессора и провел с ним усиленную политинформационную беседу.
- Вы, профессор, наверное, слышали, что в нашем городе пока еще работает металлургический гигант.
- Нормально работает, - высказал поразительную осведомленность Лосев-Рогатов. - Я там по совместительству... сколь Бог послал... диссертации руководству... в месяц по штуке... заказов на пятилетку вперед... тянется директорат к званиям... - понял, что не то сболтнул, но остановиться уже не мог, говорил, затихая, раскалывался и поголовно сдавал самую остепененную за семьдесят лет команду руководителей гиганта индустрии.
- Это чего же? - привстал со стула товарищ майор. Его сердитые глаза метали молнии, а зубодробильные кулаки железно впечатались в столешницу. - Брежневу какой-то гад книги писал, нас, помню, почти наизусть учить заставляли. А нашим директорам вы диссертации штампуете?
- Дык... это... у их деньги, у нас карман... натуральный, стало быть, обмен и происходит, - завертелся как жаба на игле пугливый профессор.
- Деньги-то они не свои плотят, а комбинатовские, - вроде как пристыдил товарищ майор, - почти что народные.
- Может быть, может быть, - легко согласился профессор, - но вот какую странность я заметил. Как только эти комбинатовские деньги попадают в мой карман, так сразу метаморфоза с ними происходит - родными такими, ну прямо с рождения моими становятся. Я их сразу как детей люблю и никому отдавать не хочу, только если на другой натуральный обмен ненароком раскрутят.
- Да, желающих присосаться к общественному комбинату немало, - укоризненно выпятил нижнюю губу опасный враг шпионов и других мирных граждан. Его руки, сцепленные на собственном теплом животе шустро шевелили пальцами, намекая на что-то.
- Как? И вы тоже?
- Ну что вы! - замахал всеми двумя руками. - Мне по чину не положено, - и не поймешь, совесть ли не пускает, или чином не вышел. - Мы граждане маленькие, нас в экономической борьбе за собственное выживание и не видно из-под стола. Тут лбами сшибаются такие силы, которые весь город с полумиллионом населения за пыль почитают, за бесплатный придаток к первенцу революционной индустриализации. На ихнем уровне побеждает тот, у кого крыша надежнее. Руководство гиганта, вашими стараниями остепененное, договорилось с самой высокой крышей.
- Мира?
- Какого мира?
- Ну, вы сказали про самую высокую крышу. Я и переспросил: вы имеете в виду Крышу Мира? Она самая высокая.
- Ничего я не имею, бедный я. Да и вводить нечего, на войне за Отечество пострадал. А перебивать будете, про всякие глупости спрашивать, я с темы съеду и потеряюсь.
- Не теряйтесь, я без вас еще больше пропаду.
- Рядом с городом в горах солнечной Башкирии металлурги построили горнолыжную базу. Место развлечения. Для Крыши. Там и любит отдыхать П-т. Уже три раза был. И скоро еще раз приедет. Вы его любите? - с левой, по лбу, неожиданно спросил товарищ майор, наверное, поймать хотел.
- П-та? - не растерялся профессор. - Люблю. Честное пионерское, вот тебе крест, век свободы не видать! Хватит или еще чем-нибудь поклясться?
- Я в вас верил, как в себя! Иного ответа не ожидал, - Барбосятинов сделался страшно серьезным, как на недалеком комсомольском собрании, когда мелочь в пионеры пачками принимал. - Помочь ему сможете только вы!
- Почему сразу я? - заподозрил чего-то оробевший профессор.
- Вы его уже не любите? - сощурил острые как шпаги глаза товарищ майор и незамедлительно воткнул их в самое спрятавшееся под рубашкой полностью окровавленное сердце. - Мне так и записать в протокол?
- Не надо в протокол! Я согласен! Могу диссертацию за него написать. Кандидатскую. Или сразу 'докторскую', без жира, по два девяносто за килограмм. За мой счет. Этого достаточно для доказательства моей к нему платонической любви?
- Достаточно будет, когда вы имидж пошатнувшийся поднять поможете.
- А он упал?
- Кто? П-т?
- Нет, имидж.
- Вы что, профессор, и вправду такой тупой, как про вас пишут в газетах?
- Ну, газеты, как всегда, немного приукрашивают.
- Последние шаги П-та в экономике... вынужден признать... несколько отбросили нас на зад...
- Что отбросили нас, это я и без вас знаю. На чей зад, догадываюсь. Не такой тупой профессор, чтобы не понять - П-т в этой стране кто? Кукла! Им водят кукловоды, а нас водят за нос. Кто они, спросите? Так и дураку понятно: дружная советская семья народов. Фамилии назвать?
- Не надо! Сам знаю!
- Давайте, назову! Вдруг мои фамилии с вашими не сходятся? Пополните список. За собственные оперативные наработки выдадите, премию получите, или сразу орден.
Черт дернул профессора язык распускать. Не скажешь же ему, что и тут, в родных стенах КГБ, всех подряд подозревают и на магнитофон записывают. Скоро очередное сокращение штатов. Собирают всякий компромат, ищут нерадивых и пьяных от успехов. Товарищ майор потому и согласился руководить операцией по варианту 'Б', что ему так и так погибать. Или посмертным героем с музыкой, или выгнанным на пенсию на страшные муки полуголодного существования. А это хуже смерти, сам знает. Видел, как его старшие товарищи майоры и не только, хлеб с молоком и без сахара, а за квартиру полгода не плочено, у старого кителя пуговка потерялась, на новую денег нет, вот и ходит с резинкой от трусов вместо шнурков, и повеситься не на чем, потому что ремень был кожаный, десятками допрошенных рук и сидалищ заляпанный, в прошлом годе сварили - бульон вышел наваристый. Правда, когда ели, стонов и признаний на дне кастрюли полведра осталось. Пришлось выкинуть - старые уже, никому в дело не годные.
- Список у меня самый полный, - увел со скользкой темы товарищ майор. - Лучше я вам доверю великую тайну. Вас выбрали как верного и надежного. Уже гордитесь?
- Еще не совсем, но, уже чувствую, скоро пухнуть начну.
- Вам поручают операцию государственного масштаба - увести временно с места его предполагаемого отдыха горячо любимого вами П-та.
- Ё-мое! Вот это влип! Он же мастер спорта, сопротивляться будет, в бараний рог крутить! - слабо воспротивился профессор. - Я помню, как его японская девочка через плечо захватом. А если он меня так? Я же рассыплюсь и любить его больше не смогу.
- П-т в курсе - его предупредят, - приобняв сзаду за хлипкие плечи профессора, и наклонившись почти к самому его волосатому уху, нежным шепотом выдал первый государственный секрет товарищ майор. - Он вас ждать будет и не обидит старого человека ни через плечо, ни в партере раком.
- Охрана у него злая, заступится, стрелять начнет, - пустил другую робкую слезу Рогатов.
- Она в курсе, ее предупредят, - выдал товарищ майор второй секрет.
'Ну что за трусливый народец пошел! - мысленно сокрушался он. - Как вот с такими работать, какие еще им аргументы и в какое место?
- Чтобы вам уводилось спокойно, я лично у них все патроны от пуль обрезанием кастрирую.
- Обещаете?
- Обижаете, профессор!
- Скажите, а почему это должен сделать я?
- Что вас смущает?
- Зачем умыкать во время праздника, людям настроение портить?
- Этого я не знаю, - ушел от правильного ответа товарищ майор. - Это приказ сверху. Могу только предполагать. П-т полюбил ваши края, а кому-то это не нравится. Кто-то лапу на комбинат давно положить возжелал. А тут президентская любовь. Умыкнут здесь, вся страна обидится и можно со спокойной совестью в качестве откупа комбинат передать в другие частные и честные руки.
- А вы уверены, что те, которые частные, честные?
- Да уж в любом случае честнее нонешних, - выдал свою личную и главную секретную тайну Барбосятинов. И даже микрофонов не испугался. Смелым стал перед лицом скорой смерти? Или согласовал с руководством пределы откровений?
- Знаете, что? - просиял от пяток до затылка Лосев-Рогатов. - Успокоили вы меня. Я ведь думал, один я так думаю. Потому и сомневался - стоит ли? - камни с души профессор снял прямо здесь, в кабинете, ровной кучкой сложил их под столом и встал в боевую стойку. - Ну-с, учите, товарищ майор, как мне, старому и больному, достойно провести такую большую операцию.
- Вы не один, профессор. Я с вами, - признался товарищ майор и живо представил могильный камень с его фамилией и выбитым об угол последним зубом. - Мысленно, - поправился он. - Все для вас разработал. В деталях, - и передал целую горсть вырезанных из цветного картона квадратных кругляшков.
- Спасибо! - профессор промокнул два хлынувших от избытка чувств ручья из обоих глаз о рукав заботливого товарища майора.
- По моему гениальному плану всю работу за вас выполнят ваши дорогие и где-то даже любимые аспиранты.
- Может, без них справимся? - профессор забеспокоился, но почему-то только о любимых. - У вас у самих штат большой, прекрасно всяким подлостям на нас, смертных, обученный.
- Штат-то большой, да рожи у наших шибко специфичные. Их за версту любой журналюга расшифрует и подставу почует. А нам правдоподобность нужна. И чтобы обязательно протест народа обозначить, так сказать, семяпроизвольное выплескивание.
- Народный гнев?
- Во-во! Именно! Пообещайте зачесть им участие в операции как производственную практику, или как первую главу научной работы, - посоветовал разработчик.
- Думаете, они согласятся?
- А вы им предложите игру, ну, скажем, ультиматумы составить и П-ту предложить.
- Нет, они у меня глупостями не занимаются, они у меня диссертациями озабочены. У них свободного времени в такие игрушки играть совсем нисколько нет.
- Дак, это... как же я о главном-то забыл! - Барбосятинов громко вскочил со стула, заскакал по кабинету, дробно цокая копытами сорок не первого размера, выхватил шашку из... потом вспомнил, что шашку ему выдать забыли, а ножны остались в раздевалке. Но это ничуть не смутило его, вместо шашки можно и просто рукой помахать, а свист воздуха изобразить обветренными в сражениях губами. - Диссертации ваши! Дис-сер-тации! В них же самое главное! В них это... ну, которое... зарыто... да ладно, чего вспоминать, мы вам просто так завернем...
И товарищ майор честно, в пределах своих полномочий, рассказал ошарашенному профессору, что фуфловые диссертации о подземных пещерах, которые они много лет разрабатывают, не совсем фуфловые. Иногда очень даже наоборот.
Три дня и три ночи длился рассказ товарища майора. Он демонстрировал, в том числе из толстой и тяжелой папок, давал понюхать и пощупать. Оба не спали, не ели, не пили, из кабинета не выходили. В конце концов обнялись и прониклись глубокой любовью. Осталось только догадаться, кто к кому и насколько сильно.
На исходе третьих суток откровений Лосев-Рогатов засветился как елочная гирлянда.
- Ну, это все меняет! Если дело так поворачивается... да мы ему к нам, на наши... по нашим проектам... заводы, такую экскурсию! С такими моими девочками! С банькой! И вы, товарищ майор... не стесняйтесь... к нам можно и без денег... запросто. Главное, чтобы 'из широких штанин, значит, дубликатом, понимаешь ли, бесценного груза '...
- Гениально сказано! Спасибо! - прослезился никем еще так сильно и много не любимый Барбосятинов. - Вы хоть и профессор, а иногда ничего себе.
ПОДЛЕНЬКИЕ ПЛАНЫ
Впервые за пятьдесят четыре года своего случайного научного существования Лосеву-Рогатову привелось быть полезным. Особенно сейчас, когда ступил и по своим собственным испачканным ботинкам, по знакомому с детства запаху, понял - куда. Теперь он не один, теперь мощная организация за его спиной стоит и взведенным пистолетом в девственный бок ненавязчиво, но ощутимо и больно тычет.
Так и сказали профессору:
- Вы наш человек. Мы с вами как альпинисты в горах, одной веревочкой связаны. Вы, как слепой ведомый, завсегда теперь внизу, под нами. Представьте на миг, что веревку вдруг обрезали. Не важно кто - вы, мы или стихийное бедствие. Важно другое - кто из нас двоих в пропасть упадет? Представили? Нет, кричать не надо, еще не больно. Достаточно всегда помнить про веревку и пропасть. И про то, что так будет с любым предателем, который юлить с нами попытается.