Весь мир для нас был сосредоточен в городе за колючей проволокой. Иногда выезжали на родину, в заводской городок Куса. Там, в большой деревне, жили, конечно же, не в пример нам. Попроще жили. Ну, в смысле, культуры и образования. В магазинах вообще пустота. Полное натуральное самообеспечение народа. Покупные спички, соль, сахар да водка. Этого добра в большом достатке. И мы думали, что вот пройдет немного времени, и они подтянутся до нас, и у них будет асфальт на улицах и разговоры без матерщины. А магазины - не полуразвалишиеся халупы, провонявшие насквозь махоркой и протухшей камбалой, а как у нас - почти дворцы культурного обслуживания, светлые, красивые и всяким-всяким товаром богатые.
А еще у нас был один маленький, тайный мир. Песни Владимира Высоцкого. В те годы практически запрещенные. "Лукоморья больше нет"... "У вина достоинства"... "Сегодня Нинка соглашается"... Мы их пели тайком, мы их переписывали в свои тетради, передавали друг другу, менялись текстами. И, как Высоцкий, учились играть на гитаре. Самый народный инструмент. Дешевый, простой в обучении. Три аккорда и хоть какую мелодию сыграешь. А если еще баррэ умеешь ставить, да рэ-мажор на четыре лада вытягиваешь маленькими пальчиками! Тут уже король, уже у тебя спрашивают, а покажи, а...
Когда вышел фильм "Вертикаль", уже открыто и легально зазвучали его враз ставшие народными "Если друг оказался вдруг", "Здесь вам не равнина", мы как с цепи сорвались. Уже не боялись петь его песни даже в школьном дворе.
Во дворец пионеров зазывали в разные кружки.
Приходили на классный час педагоги и записывали добровольно-принудительно кого в спортивные секции, кого в модельные кружки, кого в шахматы. Все кружки и секции были бесплатные, а партия и правительство требовали поголовного охвата подрастающего поколения. Конечно, на большой земле это было невозможно из-за полного отсутствия материальной базы. Но у нас иное дело. У нас базы хватало даже на взрослых.
Я тоже пошел учиться, - на баяне играть. Хотелось мне гармонь освоить. Но... кружка такого, где на гармонистов учат, не было, а педагог сказал - на баяне научишься, хоть на чем играть сможешь. Даже на пианино, не то что на простенькой гармошке.
Я проходил до нового года, почти четыре месяца. Уже кое-какие мелодии играл, уже ноты немного выучил. Приходил пораньше, чтобы повторить урок, или задерживался до вечера и пиликал негромко. Дома даже подставку для ног выпилил - короткие ноги, висят, а это для баяниста плохо, ему опора нужна, твердость.
А потом педагог посоветовал мне.
- Скажи родителям, пусть инструмент купят. Не дело это музыке без инструмента учиться. Надо каждый день дома хотя бы часа два работать, вот тогда толк будет. А так, только во время урока заниматься, далеко мы с тобой не уедем.
По дороге домой я зашел в универмаг. У нас в магазине на главной площади целый отдел музыкальных инструментов. Там и трубы, начищенные до солнечного блеска, и пионерские горны вперемешку с барабанами. Скрипок разных размеров по стене с десяток висит. И пианино, и гитары, и баяны - от маленьких, с гармонь размером, до огромных, пятирегистровых.
Посмотрел я сколько стоит баян. Самый дешевый.
Ничего не сказал матери, просто перестал ходить в кружок...
Братишка то ли подкалымил где, то ли работу аккордную выполнял на заводе, когда деньги в кассе платили сразу после выполнения задания по особому тарифу, - короче, купили в кредит магнитофон. Магнитолу. Новенькую. С радиоприемником. Производства какого-то бердского завода. Вещь, как оказалось, шибко дерьмовая, пленку начинает крутить только если минут двадцать в режиме перемотки поработает, двигатель разогреет.
Но нам и это в дикую радость. Что мы только на него не записывали, как только не извращались. И кошку мяукать заставляли, хвост ей кусачками... И Тузика нашего. Ну и песни всякие. С пластинок, или с радио.
Как-то увидели в окно, дядь Витя идет к нам, он слесарь ЖЭКа, ну и записали быстро, типа: "Говорит радиоузел города. Слесарю Виктору ... срочно явиться на работу. Живому или трезвому...."
Он сел с братьями в карты играть. Только они по первой выпили, я магнитофон включаю.
Дядь Витя головку лука схватил, в рот закинул:
- Ох, ты, господи... никак стряслось чё! Ну никак без меня не могут. - И бежать на работу. А нам... хохотали разве что не до поноса.
А один раз ребята из класса нашего пришли.
Батяня на гитаре хорошо играл, у него даже потом ансамбль свой был. Три брата двоюродных, и Женька на баяне. Он один из пацанов нотную грамоту хорошо знал, в самой настоящей музыкалке учился, полных пять лет. Не то, что я, недоучка.
Песня такая была, "Черная роза - эмблема печали".
Они ее решили записать на магнитофон. Мне микрофон дали держать, встали к нему полукругом и запели втроем. Я микрофоном в них поочередно тыкал, и сам негромко подпевал.
А потом, когда послушали, что получилось...
Они поют, а сбоку мой противный голос на одной ноте влезает, хоть и негромкий, а всю песню портит. Я прошу их еще раз спеть, я вообще молчать буду! Но у ребят интерес пропал.
С тех пор я ни на каких вечеринках, как бы пьян не был, песен не пел.
У нас инструментальный ансамбль был, не вокальный. И мы играли в клубе на танцах. В соседней деревне. Не потому, что у них своих не было, умеющих играть с десяток песен в стиле Ventures или Shadows. У них электрогитар не было, и усилителя. У нас были. Правда, самодельные, но вполне работоспособные, танцепригодные.
Один раз подвыпивший местный, возомнив себя шибко крутым, тогда это по-другому называлось, "коренной", заявился на репетицию и пообещал всех порезать, если мы не смоемся отсюда, предварительно подарив ему нашу аппаратуру и гитары.
В очередную субботу на час задержали начало танцев. Сначала спорили - рисковать или нет, вдруг и правда порежет. А потом додумались взять разгоряченную толпу измором. На сцену не выходим, народ беснуется, - свистят, по полу топают.
К нам делегатов прислали разбираться - что и почему?
Когда старшие пацаны услышали про угрозы в адрес музыкантов, быстренько нашли трепача и привели его к нам в комнатенку. А перед этим нечаянно уронили пару раз. Морда у "коренного" в крови, одежда пыльно-грязная, глаза испуганные.
Он долго перед нами извинялся. Бес, мол, его попутал, забыл, что те, кто для них музыку играет, по неписанным законам любого пацанства, неприкосновенны. Только отморозки против своих идут.
Он обещал литр водяры в знак примирения поставить.
А потом его увели, и он долго в больнице лежал.
Парамошка услыхал от Лехи, нашего ритм-гитариста, эту историю и рванул в деревенский клуб на танцы. Повыпендриваться. А, надо сказать, местные поселковых не особо жаловали. Ну, время такое было. Улица на улицу с колами ходили, чего уж говорить о зажравшемся по их представлениям городе и нищей деревне. Тут уж кто кого поймал, и кого больше оказалось.
Ленин не зря главным своим союзником озлобленную бедноту считал.
Парамошка Ленина не читал. Он вообще книг не читал. Мало что в чужой огород залез, еще и самую красивую девчонку на медленный танец пригласил. И ну прижимать к себе.
Он слесарем работал с моим братаном, уже 90 рублей получал. Деньги немалые. Костюмчик светленький в крупную клетку сшил, брюки клеш на максимальную ширину. Ну, кто такому откажет, какая девчонка устоит?
Мы знай себе играем. А Парамошки что-то долго не видно. Но... не мы его сюда звали. Сам пришел, сам и ушел. Хозяин барин.
Домой собрались - вот он, на лавочке сидит, мычит себе под нос.
Развезло, наверное, от выпитого.
- Вставай, - говорим.
Еле-еле поднимается, рукой за бок держится.
Когда в свет фонаря вышел - глядь, а у него одна пола пиджака красная от крови.
Ножом его ткнули.
Хорошо, бить дальше не стали, и резать до смерти не стали.
Он... вот молоток, догадался, платок в жгут свернул и в рану его вкрутил - крови не дал вовнутрь уйти.
Это ж какое терпение иметь надо, чтобы такие операции с собой делать! Врач его потом хвалил, героем называл.
Мы Парамошку под руки, до КПП довели, а это больше часа пиздюхать по деревне да по лесу. Там дежурный скорую вызвал и милицию.
Парамон ментам, как не пытали, ничего толкового не сказал. Твердит одно: "Темно было, задом стоял, ничего не видел"...
Потом, когда рана зарубцевалась, они с ребятами цепей велосипедных взяли и вечерком сходили в Василовку - должок вернуть.
Больше мы в том клубе не играли.
. . .
Всех первокурсников в колхоз гоняют, на уборку овощей. Жили мы в сколоченных из теса бараках. Три спальных поставили буквой "П". Замыкала квадрат столовая.
Каждый вечер, как не ухомаздались на работе, непременно танцы. Немного под магнитофон, немного под гитары. До одиннадцати. А там комиссары отбой прокричат и свет вырубят.
Всем спать, а гитариста обязательно утащат от бараков, - и играешь часов до двух-трех ночи. Пока последняя, самая терпеливая всех не пересидит и приз свой не получит...
В восемнадцать, на первом курсе института передо мной встал выбор - какой дорогой идти? Я писал стихи. Уже играл в факультетском ансамбле на соло-гитаре. Гарантирована летом поездка в стройотряд. А это деньги. И на учебу, и на одеться-обуться.
А еще я штангу таскал. Перед новым годом на первенстве области выступил хорошо. И меня включили в состав сборной команды облсовета. Тренер пообещал - скоро станешь кандидатом, потом мастером. Талоны, питание, работу такую, где числиться будешь и зарплату получать, а стипендию на книжку складывать, к свадьбе копить. Ты, мол, глупость про стройотряд из головы выбрось. В спорте большего добьешься...
Для меня это был самый главный вопрос: трудно учиться на одну стипендию, а холодными вечерами да ночами разгружать вагоны со щебнем, или с картошкой...