В почтовом ящике лежало извещение. В графе отправитель название города не читалось. До почты почти бежал. На пухлом конверте увидел то, что хотелось. Зная, что рукописи не возвращаются, был уверен - там авторские экземпляры с рассказами, отосланными ещё прошлой зимой. Журналы выпали из разорванной упаковки и оказались не журналами. На первом листе квадратный штамп исходящей регистрации с подписью внизу.
'Уважаемый Владимир Андреевич! Прочли Ваши рассказы с интересом. Многое понравилось, но, к сожалению, Ваш герой или, лучше сказать, персонаж, - не очень удачная пародия на современного человека-мужчину. Глядя на него хочется смеяться, но это смех сквозь слёзы. Такого добра и в жизни хватает. Где пример для подражания и какова гражданская позиция? В этом смысле всё так безнадёжно, что литературные достоинства не могут спасти идею и смысл произведения в целом.
И ещё. В музыке, если ноты не на месте - мелодия не получается. Оттого, как расположены Ваши рассказы, многое может измениться: одно влияет на другое, то зависит от этого, здесь впечатление усилится, там - наоборот. Это не простой пасьянс, но мы не увидели даже попытки. Ваша мелодия не прозвучала.
По причине вышеперечисленного представленный материал не может быть напечатан, так как не соответствует эстетике нашего издания. Мы возвращаем 'рукопись', хотя делать это не обязаны, что ещё раз говорит о неравнодушном отношении к Вам.
С нетерпением ждём новых работ'.
Зима этого года
'Вторую неделю сыро и холодно. Небо заслонило огромное ПОЧЕМУ, а земля не могла или не хотела ответить ЗАЧЕМ. Так и жили, делая вид, что живут, делая вид, что делают вид, производя необходимую всем и ненужную никому непосильную работу вечного движения.
Зима этого года не умела начаться. Когда выпал снег - никто не поверил. В окружающей природе видели осень, зима, обижаясь, отступила и, в самом деле настала осень. Рождённый за облаками снег, достигая удивлённой Земли, превращался в слёзы дождя. Лишь однажды на город обрушился град. Крупные, неправильной формы градины, рассыпались по земле и крышам, напоминая о предстоящих холодах, но и этому никто не поверил. Город спал и видел сны, в которых лето не кончалось, а зимы не было вовсе...'
Первый лист из моих, а дальше - незнакомый текст! Захотелось прочесть, и не было причины этого не сделать. Читал, не умея остановиться. Незаметно настала ночь. Вот и последняя страница. Звёзды в небе что-то напомнили. Хотелось куда-нибудь бежать, что-нибудь изменить. Вместо этого уснул...
1. Необъяснимое
Владимир Андреевич и женщины
Женщин Владимир Андреевич не любил и встреч с ними опасался. Они же, завидя его, сбегались с разных сторон, а он от них прятался. Когда постарел, женщины перестали обращать на него внимание, зато сам Владимир Андреевич словно взбесился. Ему стали нравиться даже немолодые продавщицы и небрежно одетые кондукторы городских автобусов.
Приобрёл новый костюм, покрасил оставшиеся на затылке волосы. Не помогло! Отпустил бороду, стал носить тёмные очки. Мимо! Сбрил бороду, купил шляпу. Всё зря! В напрасных поисках прошло несколько никчёмных лет.
За это время трижды побывал в горах, написал книгу о миграции морских котиков, прыгал с парашютом, читал по радио стихи для детей, дирижировал симфоническим оркестром. Тренируя силу рук, сломал в государственных учреждениях четыре подоконника. Всё это ни к чему не привело. Отчаялся-запил, махнул на всё рукой, стал жить как прежде, без мыслей о женщинах.
И тут всё переменилось. К нему стали приставать на автобусных остановках, звонили по ночам, подкидывали в карманы стыдные записки. Помня прежние печали и опасаясь спугнуть неожиданное счастье, Владимир Андреевич никаких шагов со своей стороны не предпринимал. Он платонически радовался успеху у лучшей половины человечества, делая виды, что его это вовсе не касается. Но загадочная улыбка не сходила с его лица.
Закрытые глаза
Как-то раз Владимир Андреевич так быстро открыл глаза, что веки оставались ещё закрытыми. Он увидел такое, что про это лучше не рассказывать.
В поезде
Если Владимир Андреевич спал на спине, то храпел. Впрочем, лёжа на боку - тоже храпел. Он храпел и на животе.
Однажды ехал в поезде, и досталось верхнее место. Не умещаясь большим телом на мизерной площади, он, спя, свешивался в стороны, и голова его тоже свешивалась. Если бы эти времена заметил скульптор, то без труда бы вылепил что-нибудь заслуживающее. Но скульптора в поезде не ехало, а остальные, не специалисты, смотрели без интереса.
Владимир Андреевич и здесь не изменил своей природе. Он храпел так, что не спали в соседних купе, в соседних вагонах, а на больших станциях просыпались-плакали дети в комнатах матери и ребёнка.
Что ему снилось в ту ночь, потом вспомнить не мог, память словно отшибло. Из тонкого мира в действительность проникло лишь движение, необходимое сценарию сна. Значимое там, здесь осталось тайной, а в поезде на второй полке плацкартного вагона трансформировалось в поворот со спины на бок. Сначала была выбрана неопасная сторона - прочная перегородка легко выдержала задумчивое стремление изменить планировку вагона. Беря реванш, сделал неуместную попытку в другую сторону. Удалось, хотя назвать это удачей я бы не решился.
По дороге на пол он сломал складной столик, вылил на себя стакан остывшего чая, разорвал надвое чужое полотенце, исцарапал оконное стекло и разбил собственные очки, которые пытались уцелеть под подушкой. Никто, кроме Владимира Андреевича, не спал, поэтому всеобщий испуг произошёл раньше самого события. Все были в ужасе, а наш герой даже не проснулся. Тишина длилась самое незаметное время, и храп продолжился с той же ноты.
Владимир Андреевич лежал в узком проходе, устремлённый в неизведанное, обняв сильной рукой женскую туфельку 42-го размера. Остальное, того же размера, подпирало щёку, острый каблук казался высунутым клыком, и сам мужчина стал похожим на морское животное, выброшенное на берег неосторожной волной.
А женщина смотрела на него со своей верхней полки почти с любовью, вздыхая и завидуя своей обуви.
Одно из доказательств непостижимости жизни
Иногда Владимир Андреевич разговаривал во сне. Об этом ему рассказывали коллеги по работе и любимая женщина. Сам он этого не слышал и в глубине души надеялся, что всё не правда.
Однажды в выходной весь день проспал, и вечером уснуть уже не получалось. Когда всё-таки удалось, сон был непрочен. Он видел себя во сне, участвовал в сюжете и одновременно слышал всё, что происходит в неспящем мире. Прошуршала по мокрой дороге машина, залаяла проснувшаяся собака, взрослые голоса пытались ссориться, где-то далеко заплакал ребёнок.
На мгновение окружающие звуки совпали в тишину, и Владимир Андреевич услышал нечто. Он чувствовал, как шевелятся губы, но собственный голос звучал как чужой. Вот длинная фраза на неизвестном языке. Она состояла как бы из двух частей: в конце первой мог стоять вопросительный знак, вторая непременно должна была завершиться знаком восклицательным, а то и двумя.
Что это было: бред утомлённого мозга или кодовое слово, привет из прошлой жизни или исцеляющая мантра, эксперименты секретных служб или крик гибнущей цивилизации? Никто об этом не узнает. Да и не нужно. Важно, что после этого Владимир Андреевич стал относиться к себе не так, как раньше. Теперь он знал, что и в нём самом есть 'такие неоткрытые острова и бездны', что 'вам и не снилось'.
Тишина оборвалась так же между прочим, как и случилась, без причины. Шуршала мокрая дорога, плакали собаки, где-то рядом взрослые голоса пытались лаять, ссорились не спящие дети. Теперь всё это не смущало, но приносило в однообразие ночи разнообразие неспокойного мира. Владимир Андреевич отвернулся к стене и уснул, храня тайну, непостижимую как сама жизнь.
Пятница-13-е (ещё доказательство)
В понедельник, прямо с утра, Владимир Андреевич посмотрел в календарь, и пришёл в ужас. Женщина здесь могла упасть в обморок, но Владимир Андреевич был мужиком. Его могучее тело лишь покачнулось. Он устоял, хотя и присел. Не из боязни упасть, а, чтобы расслабить сильные мышцы спины, - голова в этом случае меньше отвлекается на физиологию рефлекса и, как утверждает наука о мозге, становится умнее.
Так его учили расслабляться при стрельбе, когда занимался в секции ДОСААФ. Он достиг завидных результатов и мог стать кандидатом, но правый глаз вдруг стал видеть так же плохо, как и левый. Мушку различал, но мишени казались облаками, а пули летели в молоко. С большим спортом пришлось расстаться, но до сих пор в приморских тирах, отведав красного вина и нацепив на глаза сильные стёкла, Владимир Андреевич попадал куда бы его не просили. Так вот.
Присел Владимир Андреевич и задумался. Было над чем. 16-е - понедельник, значит предыдущая пятница получалась 13-е. Пятница - 13-е! Ни больше, ни меньше. Именно в пятницу 13-го Владимир Андреевич впервые вместо мишени увидел облако, именно 13-го в пятницу первый раз отравился спиртным, именно в такой день пробовал переплыть быструю горную реку, стал тонуть, но был спасён экстремальными байдарочниками.
Пытаясь определить хронологию поза-позавчерашнего дня, Владимир Андреевич догадался, что ничего не помнит. Отдельные отрывочные воспоминания; события, словно вырванные из книги страницы, не имеющие ни начала, ни конца; улыбающиеся и негодующие лица знакомых и не очень знакомых... От переживаний заболела голова. Полез в секцию за таблетками и нашёл запечатанный конверт, адресованный самому себе. Почерк был незнакомый.
Первые строки состояли из отдельных слов, как показалось, не связанных общим смыслом. Прочитал их несколько раз и ничего не понял. Зато дальше нельзя было разобрать и отдельных слов. Следующая страница целиком состояла из закорючек, причём ни одна из них не встречалась дважды. Последняя 'загогулина' была нарисована лишь наполовину, хвост её занимал половину листа, словно рука (или 'не рука') неожиданно (или против своей воли) оборвала послание. Тут на Владимира Андреевича накатило, он схватил шариковую ручку и заполнил оставшееся пространство размашистым иероглифом. Было ясно - что-то где-то случилось или непоправимо случится, что-то смертельно важное, и никто об этом ещё не догадывается.
О том, что могло происходить или произошло неизвестно где, неизвестно когда, неизвестно с кем, Владимир Андреевич старался не думать. Когда не удавалось отогнать тревожных мыслей, он чувствовал, что близок к обмороку, и пытался чем-нибудь отвлечься. Какое-то время получалось, но ровно через 13 дней, в четверг, покупая в магазине недельный запас провизии, Владимир Андреевич взглянул на упаковку китайского чая, вспомнил почти всё, догадался об остальном и от этих откровений лишился чувств.
Придя в себя от влитого за шиворот нашатырного спирта, уже не страдал. Лишние воспоминания провалились в подсознание, став необъяснимой тайной не только для остальных, но и для него самого. И мало кто мог предположить, что в позаследующем веке это неизвестно кем написанное неизвестно что спасёт от мучительной гибели всех 'человеков', живущих на планете Земля.
Свидетель в суде
Владимира Андреевича вызвали в суд свидетелем. Он так испугался, что когда его спросили, ответил такое, что все переполошились и больше не спрашивали ни о чём. На него вообще перестали обращать внимание. Лишь один из присяжных тайно вглядывался, стараясь, чтобы никто этого не заметил. Но каждый раз все замечали - и неловкая тишина повисала над залом суда.
Вечная печаль
Владимир Андреевич всегда был не весел. Врождённая некоммуникабельность и перманентный пессимизм делали из жизни прескучное занятие. Лишь однажды, ни с того ни с сего, стало так радостно, что забыл горестную судьбу человечества и залюбовался похожим на поросёнка облаком. Но длилось это недолго.
Симпатичный поросёнок, повинуясь розе ветров, превратился в безобразную свинью, а Владимир Андреевич стал прежним Владимиром Андреевичем, которой не любил облака за их оторванность от земных забот.
2. Объяснимое?
Деликатный Владимир Андреевич
На самом деле Владимир Андреевич очень деликатный. В магазинах не дожидается сдачи, на базаре не торгуется, зайцем не может проехать и двух остановок.
Однажды в поезде стоял в утренней очереди и был последним. Через час у дверей не осталось никого. Спустя ещё 30 минут осторожно постучал. Приближалась его станция. Не говоря об остальном, было необходимо одеть брюки. Да в конце концов, девушке, которая была перед ним, могло стать нехорошо - неловко стукнулась от движения поезда или просто лишилась чувств по женской причине.
Он постучал сильнее, от стука дверь приоткрылась. Деликатный Владимир Андреевич зажмурился-отступил. Напрасные хлопоты, там никого не было. Оглянулся и с облегчением заметил, что на него никто не обращает внимания.
Стеклянная дверь
В пятницу после обеда на финише рабочей недели, Владимир Андреевич разбил стеклянную дверь казённого шкафа. Разбил случайно, неосторожным движением головы. Дверь была заранее открыта им же самим, но оказалась на пути занятого мыслями инженера. Хотел достать что-то с нижней полки или положить что-нибудь на верхнюю. На звон сбежались сослуживцы, вышел из недалёкого кабинета начальник. Собрались все. В полной тишине Владимир Андреевич долго смеялся. Его не перебивали.
- Представляете, ведь я головой, - оправдывался виновник внепланового собрания, смущаясь неуместного припадка весёлости.
- Невозможно, - отрезал ничему не верящий приборист Николай. Диоптрии круглых очков делали его обыкновенные глаза необыкновенно большими. Они казались вырезанными из другого лица и приклеенными на стёкла очков.
Не удивились и остальные. Никто не встал на защиту разбившей стекло головы. Стало обидно, как в детстве, когда совершается опасный подвиг или замечательное безобразие, а вся мальчишеская компания не верит.
- Стекло троечка, а у тебя шишки не видно! Ведь ты не затылком?
- Не затылком! Лбом я. А шишка будет, вот здесь будет. Уже теперь растёт.
Владимир Андреевич показал пальцем в то место, где предполагалось явление шишки. Пока общественное мнение не склонилось окончательно, Владимир Андреевич решил уйти, шагнул, наступил на хрустящие осколки, неловко повернулся и показал, как все произошло с оставшейся левой частью шкафа. Негромко хлопнуло, невольных свидетелей осыпало серебряным дождём.
И всем стало стыдно, что сразу не поверили этому человеку.
Брюки
Владимир Андреевич гулял в парке в новых брюках. Найдя скамейку почище, сел покурить. Было тихо, тепло. Задремал и прожёг на видном месте заметную дыру. Штанов было жаль. Владимир Андреевич зашил как мог, но сделал это неправильно, и теперь ходить в них стеснялся.
С тех пор перед тем, как закурить, старался снять брюки. Друзья сначала посмеивались, но потом перестали приглашать в гости. Зато у женщин стал пользоваться завидной популярностью.
Глупое животное
У Владимира Андреевича была кошка домашней породы. На улицу её не пускали ни зимой, ни летом, да она и сама не хотела, но сорванную с земли травку ела с удовольствием. Видно в прошлой жизни была эта кошка коровой или лошадью. Почти ежедневно Владимир Андреевич приносил пучок зелени, и зверик подолгу не отходил от тарелки. Несъеденная трава высыхала, но полученное сено не выбрасывалось, а складывалось в укромное место.
Как-то длинным зимним вечером, рыская в кухонных шуфлядах, Владимир Андреевич нашёл большой свёрток прошлогодней травы. Разбуженная кошка даже не притронулась к предложенному лакомству, и Владимир Андреевич понял, что кошка - животное глупое.
Среди ночи
Иногда на Владимира Андреевича нападала такая страсть сделать что-нибудь полезное, что он просыпался среди ночи. Но сил подняться не было.
3. Необычное
Таинственный посетитель
В дверь позвонили. Посмотрел в глазок, увидел увеличенное изображение человеческого пальца, но всё-таки открыл. Незнакомый мужчина поздоровался, не дожидаясь приглашения, вошёл. Хотелось возразить, но из-за удивления от чужой наглости слова не прозвучали. Незнакомец прошёл в туалет и закрылся.
Снова позвонили. Не открыл. Из туалета доносился треск отрываемой бумаги и пение. Подошёл и осторожно, как в чужую дверь, постучал. В наступившей тишине, старался различить присутствие постороннего, но ничего не услышал. Стало казаться, что всё неправда. Ещё раз пытался открыть, и едва не сломал прочную металлическую ручку.
Когда позвонили в третий раз, так захотелось поделиться своими сомнениями, но на лестничной клетке никто не присутствовал. В это время дверь туалета распахнулась и мужчина, не прощаясь, ушёл.
В тот злополучный день звонки раздавались неоднократно, но ответственный квартиросъёмщик решил не рисковать.
Фамилия
Имя своё Владимир Андреевич не любил, иногда даже не отзывался на Владимира Андреевича. Фамилия тоже не нравилась - от неё вздрагивал.
И вот он взял другое имя, сменил фамилию и уехал в далёкий город, где про него никто не слыхивал. Какое-то время всё было хорошо, но потом оказалось, что новое имя гораздо хуже прежнего, а фамилия - так вообще дрянь.
Владимир Андреевич вернулся и стал жить под прежней фамилией, с прежним именем, никому не рассказывая о том, что произошло. (Так что и вы про это - никому.)
Казённые хлопоты
Владимиру Андреевичу, по необходимости случая, пришлось обратиться в государственное учреждение для оформления недвижимости бумажным способом. Прожив беспрерывно два дня в душных коридорных очередях и ничего для себя не добыв, ушёл домой нерадостный. Не хватало ума одной головы для перечисления участвующих лиц, запоминания количества необходимых справок и остального, нелишнего государству. На следующее утро Владимир Андреевич явился для дальнейших хлопот о двух головах. Вторую, неучтённую, он нарастил за ночь. Была она такая же одинаковая, только волосы оказались не седые и оправы очков ей не хватило. Теперь Владимир Андреевич был спокоен, чувствовал уверенность силы и преимущество оборудованного успеха, но стоящий у входа вневедомственный охранник ничего не понял и не разрешил даже войти.
Тяжёлый взгляд
Все, кто знает Владимира Андреевича, говорят, что у него 'тяжёлый взгляд'. Все как один. Спорить с этим не буду, бывал свидетелем, какое влияние 'это' производит на людей.
Мы встретились случайно на улице и некоторое время шли рядом, не замечая друг друга - как чужие. Потом поздоровались и шли рядом - уже как знакомые. Когда стали разговаривать, все поняли, что мы приятели. Переходили дорогу, ничего не нарушая, на зелёном. Рядом остановился ожидающий сигнала светофора автомобиль.
Сидящие внутри так стремились ехать, что у машины загорались габаритные огни и дрожала выхлопная труба. Владимир Андреевич лишь взглянул в лицо человеку за рулём. Не хотел бы я оказаться на его месте. Дальше машина никуда не поехала. Водитель оцепенел, разглядывая что-то заметное лишь ему, не реагировал ни на гудки автомобилистов, ни на свистки гаишника, ни на энергичные подзатыльники сидящей сзади женщины, возможно тёщи.
А как-то раз я заметил, как под его взглядом умерла муха. Она сидела на стекле и, может быть, хотела взлететь или побежать по стене. Она не сделала ни первого, ни второго. Вместо этого упала на спину и так лежала на подоконнике, пока её не унесло сквозным ветром. А Владимир Андреевич продолжал смотреть в окно, даже не заметив, каких наделал чудес.
Дожди
Владимир Андреевич дожди не любил. Жару он тоже не любил. Ему не нравилось, когда на улице шёл снег, а в грозу он прятался в шкафу. Но дожди не любил больше остального. Не любил той нелюбовью, которая не ищет причин или оправданий, а существует сама по себе, поэтому борьба с ней лишена смысла и заранее обречена.
Когда брал с собой зонт, дождя не случалось, даже если об этом мечтали синоптики. И наоборот, если выходил с пустыми руками, дождь мог упасть на землю с чистого неба. Пытался хитрить. Перед выходом из дома бродил с зонтом по квартире, а перед тем, как закрыть дверь, в самый последний момент, уже из коридора, почти незаметно, если так можно говорить, когда вокруг тебя никого кроме тебя самого, подкидывал зонт в собственную квартиру. Непогода в этом случае начинались во второй половине дня. Пробовал забрасывать на балкон. Дождь начинался ближе к вечеру. Разбитое на кухне стекло говорило о том, что этот способ не лишён недостатков. Но дальше кое-что произошло.
Сам ли это придумал Владимир Андреевич или его кто надоумил - неизвестно. Был куплен дополнительный зонт и нарочно оставлен на работе. Теперь если на улице не было явных признаков, Владимир Андреевич смело выходил из дома налегке и на работе был совершенно спокоен. Жизнь наладилась. Стал улыбаться, заглядывался на встречных женщин.
Гроза случилась после обеда, плавно перешла в проливной дождь, который не утихал до вечера. Спас спрятанный на работе запасной зонт. Утром ничто не напоминало вчерашнее - светило солнце, пахли цветы, пели птицы. Но потом всё повторилось.
Когда рабочий день подходил к концу, за окном происходил настоящий потоп. Владимир Андреевич открыл шуфляду казённого стола - и удивился. То, что так удачно выручило вчера, сегодня отсутствовало. Отсутствовало по уважительной причине - утром не вернул на место то, что взял накануне. Сердиться было не на кого, а домой хотелось.
Особенно нерадостными показались первые мгновения превращения из сухого в мокрое, из мокрого в мокрое насквозь и т. д. Владимир Андреевич не был закалённым человеком и уже теперь представлял, как непоправимо заболеет буквально завтра, но его слёзы не были видны на мокром от дождя лице.
Хитрый кот
Сон был хорош. Владимир Андреевич пил и не напивался, ел и не наедался. Вокруг вежливые, хорошо одетые люди, стол ломится от невиданных кушаний, женщины задорно подмигивают, мужчины ободрительно кивают. Как Чичиков в доме городничего, но не по обману, а по-настоящему. Вот он берёт бокал рюмки за тоненькую ножку, говорит удивительный тост, пьёт и, по-прежнему, не пьянеет. Рассказывает анекдоты. Каждый раз кажется, что смешнее не бывает, но бывает каждый раз, и все изнемогают, смеются треснувшими, непохожими голосами.
Не радуется только сидящая напротив женщина в зелёных бусах. Цвет 'эти глаза напротив' имеют такой же зелёный. Они горят холодным огнём и сочетаются с бусами. Рядом с зеленоглазой свободно, он подсаживается к ней и влюбляется. Женщина этим не огорчена, что-то увлечённо рассказывает, размахивая острой вилкой. Это радует, но появляется тревожное предчувствие.
Когда Владимир Андреевич отодвигается, женщина на время успокаивается и делает вид, что ничего не происходит. Ему кажется, что на самом деле ничего, но исцарапанный бок даёт о себе знать. Женщина, словно чувствуя чужую неуверенность, опускает глаза. Улыбка трогает яркие с наполовину съеденной помадой губы, становятся видны неподдельные, ровные как солдатики, зубы. Он завидует её самоуверенной беззаботности, а она, предполагая изменение настроения, надвигается ближе, показывает остальное, такое же неподдельное и вдруг, не вставая со стула, обнимает и они опрокидываются.
Хотел вскрикнуть - не успел. Если бы Владимир Андреевич был разведчиком, то знал бы, что падать на пол вместе со стулом легче лёгкого и безопасней безопасного. Но он разведчиком не был и не на шутку испугался. Хлопнули спинки стульев, стукнулись лбами головы, поехала схваченная скатерть, стали по одному, по два падать кушанья. Владимир Андреевич так и остался сидеть на стуле, только затылок почувствовал холодный пол. Женщина продолжала обнимать, словно и не заметила случившегося. Когда Владимир Андреевич почувствовал прилив молодости, женщина по-кошачьи вскрикнула, а мужчина от этого пришёл в себя. Понял, что не совсем одет и совсем не молод, зажмурился, отгородил испуганное лицо руками.
Из одежды на нём осталось лишь самое необходимое, в чём граждане обычно отправляются спать. Голые ноги и остальное туловище противоречили изречению о том, что в человеке всё должно быть прекрасно. 'Почему я такой некрасивый',- подумал Владимир Андреевич и запереживал. Этим была занята большая часть интеллекта, в остальной её части возникла догадка, что 'пил и не пьянел' - это не про него. И свершалось всё так подло, что сам не догадывался о происходящем, считая себя трезвым и красивым...
Стал замерзать, открыл глаза. Он лежал в своей кровати, в самое ухо благим матом орал кот. Нервы у животного были ни к чёрту и, получив от сонной руки хозяина случайную оплеуху, психанул не по-детски. Спрыгнул на пол, но вернулся и мстительно оцарапал. От боли проснувшись окончательно, Владимир Андреевич бросился догонять. Хитрый кот в те времена притаился под самой кроватью. Сделав обманный манёвр, остался там, где был, справедливо считая своими кошачьими мозгами, что это место в квартире сейчас самое безопасное.
Пока человек бродил по комнатам, кот задремал, стараясь забыть незаслуженную обиду.
4. Обычное?
Австралия
Владимир Андреевич очень любил Австралию, хотя ни разу там не был. Европа тоже нравилась, хотя и там не бывал. Но Австралия казалась заманчивее. Там на деревьях повсеместно сидят сумчатые медведи, по траве бегают пушистые кенгуру, а местные жители каждый день ловят не живущих в других местах ночных бабочек. Это по рабочим дням. А по выходным метают друг в дружку, не тонущие в воде, бумеранги и поют красивые австралийские песни. Вот такая чудесная эта страна.
Каждый раз вспоминая Австралию, Владимир Андреевич испытывал грусть. Он знал, что ему никогда там не бывать. Поезда в те края не ходят, а от самолётов с детства нехорошо.
Остановка по требованию
Владимир Андреевич вёз тяжёлые сумки. Запыхался, задумался, задремал. Вот и остановка. Автобус, не снижая скорости, едет дальше. Владимир Андреевич, спотыкаясь в узком проходе, бросается к водителю.
- Почему не остановились! - спросил севшим от волнения голосом.
- Остановка по требованию, - возразил водитель, не оглядываясь.
Владимир Андреевич вышел из себя. Теперь их стало двое - собственно сам Владимир Андреевич и Владимир Андреевич, вышедший из себя. Пользуясь численным превосходством, насели на оторопевшего водителя.
- Ты врёшь! Я буду жаловаться, и тебя безжалостно уволят...
- Остановки не объявляются, в салоне антисанитария...
- Небритый, с сигаретой в зубах! Пассажирам хочется бежать из автобуса и ходить пешком...
- Нет, я всё-таки буду жаловаться, и тебя уволят... - не унимались Владимиры Андреевичи, тащась в обратную сторону по пустынным улицам поздней осени.
Розыгрыш
Когда Владимир Андреевич учился в школе, то был знаменит своими розыгрышами. Однажды весь класс остался после уроков на мероприятие. Владимир Андреевич незаметно вылез в окно (всё происходило на первом этаже) и через минуту постучал в запертую на ключ дверь. Когда открыли, спросил, как ни в чём ни бывало: 'А чё это вы тут делаете?' Все обрадовались возможности отвлечься и долго не переставали смеяться. Потом Владимир Андреевич повторил свою шутку, и все смеялись, не переставая...
На шестой раз его не пустили, а Катя Семёнова, девочка, которая нравилась с начала четверти, показала в окно, что он дурачок. Но Владимир Андреевич не расстроился, ведь он не был теперешним Владимир Андреевичем, он был тогдашним Вовочкой, и не понимал, чего делать не стоит, а на что можно не обращать внимания.
Катю Семёнову в тот день провожал другой мальчик. Вовочка (Владимир Андреевич) пережил это совершенно спокойно. В оставшийся день сходил в кино и съел два сливочных пломбира.
Седина в бороду
- Я седой как лунь,- говорил Владимир Андреевич, проводя рукой по лысой своей голове. В этот момент его глаза теплели.
С самого детства он уважал седых людей. Ему казалось, что седина даётся в обмен на опыт преодоления, как явный признак присутствия ума, как некое благословение высших сил.
Когда видел в зеркале то, что видел, большей частью понимал, что ум не является полезным ископаемым, которое находят в земле по растущим на поверхности кустам. Но меньшая часть всё же надеялась, что Владимир Андреевич является исключением, и где-то внутри накапливается эквивалент пережитого, который неизвестно когда, но неизбежно скажет удивлённому миру что-то очень своё - умное и проникновенное, касающееся каждого.
Но пока этого не происходило, Владимир Андреевич терпеливо ждал, замечая седину уже и в бороде, но не очень об этом горюя.
Стихотворение
Владимир Андреевич написал стихотворение. Он написал его шариковой ручкой на простой бумаге, словно это были не стихи, а что-нибудь обыкновенное.
Прочитал то, что наделал и, не раздумывая, разорвал на мелкие кусочки. Он решил, что мир ещё не готов к такому откровению. Если честно, то и сам Владимир Андреевич не был готов к этому совершенно.
5. Непоправимое
О вреде курения
Одно время Владимир Андреевич необъяснимо много курил. Совершенно измученный этой пагубной привычкой, он искал способы избавления и не находил.
От иглоукалываний чесались уши, от рисового отвара тошнило, а желание курить не пропадало. Решил испробовать советы пенсионерки-учительницы. С утра напился пустырника, днём делал наклоны и приседания, вечером слушал мантры, под которые и уснул, расположив уставшее от борьбы с курением тело с юго-запада на северо-восток, вдоль предполагаемых силовых линий.
Проснулся среди ночи от желания курить. Звёзды в небе напоминали тлеющие в темноте сигареты, тысячи сигарет, а невидимые курильщики дразнили, кидая окурки прямо на землю.
Чтобы заглушить желание, отправился на кухню и съел всё, что нашёл в холодильнике. До самого утра не хотелось ничего. В течение следующего дня ел не переставая, ни разу не закурил. Через три недели совершенно спокойно проходил мимо табачных киосков, но в переднюю дверь городского транспорта не умещался.
На работе под ним ломались стулья, дома треснула дубовая спальня, в ванну входил лишь наполовину. Жизнь стала невыносима. Услышал, что лишнему весу в организме не способствует курение. Стал выкуривать по четыре пачки в день. Вес не изменился, но прежняя пагубная страсть вернулась.
Середина ночи, Владимир Андреевич на двух табуретках у раскрытого окна, перед ним пепельница и сковорода с котлетами. В одной руке вилка, в другой дымящаяся сигарета, глаза широко раскрыты. Он смотрит в небо, ждёт падающую звезду, и загадывает... Каждый раз одно и то же.
Игра жизни
Владимир Андреевич никогда не играл в азартные игры, особенно в карты. Он боялся, когда время проходит незаметно. Ему казалось, что и вся жизнь его в этом случае может бесследно пропасть. Так оно и случилось, хотя Владимир Андреевич так ни разу в карты и не сыграл.
Несложный способ
По утрам Владимир Андреевич зарядки не делал, вечером в спортзалы не ходил, в бане не был года три, читал книги лёжа на диване, зубы чистил раз в неделю. Словом, относился к здоровью наплевательски. Но желание что-нибудь делать не покидало. Ища нетрудные способы улучшения здоровья, перечёл кучу книг. Некоторые советы казались так доступны, что Владимир Андреевич тут же, не вставая с дивана, примерял на себя.
На этот раз пришлось подняться - слишком многое сулилось за сущие пустяки. Всего-то и требовалось - встать лицом к востоку, а потом кружиться, стараясь не падать, пока хочется. Первая часть получилась без труда: на восток смотрели оба окна. Дальше возникли трудности. Не мог решиться - в какую сторону должно происходить оздоровительное кружение, а потом не умел остановиться. Сначала из-за желания получить большую пользу, а дальше без всякой причины...
Упал удачно, прямо на диван. Упал и уснул. Спал недолго, на работу не опоздал, но позавтракать не получилось. Чувствовал себя прекрасно, хотя иногда казалось, что перестал помнить что-то важное, необходимое для жизни. На обед ушёл раньше. Ел много, с аппетитом. Бродил по городу. От переполнявшей бодрости напевал-насвистывал. Перевёл через дорогу бабушку, улыбнулся продавцу мороженого, дал конфету симпатичному малышу. К концу обеденного перерыва вспомнил, что не обедал.
Ел, удивляясь отсутствию аппетита, но особенно не переживая. Остальной день чувствовал себя великолепно, только не мог вспомнить, как зовут начальника. Боясь ошибиться, сказал 'молодой человек'. Молодой человек посмотрел с грустью и отпустил домой.
- Вы мне сегодня не нравитесь, - говорил он, провожая, - отдохните.
После этих слов Владимир Андреевич и сам понял, что не здоров. Через час лежал на диване, укрытый двумя одеялами, настороженно прислушиваясь к происходящему внутри. Ничего не болело - это особенно пугало. Вспомнил, что больным полезен морс, полез в холодильник за вареньем. Заметил не съеденный утром завтрак. 'Да я сегодня не завтракал', - удивился Владимир Андреевич и призадумался. 'Да я сегодня, кажется, и не обедал', - изумился второй раз, и догадался, отчего ему нехорошо.
Достал то, что должен был съесть утром, добавил к этому банку шпротов и полезную луковицу. 'Сейчас поем, и всё наладится', - уговаривал себя Владимир Андреевич, сервируя нехитрый стол. Когда всё было готово и красиво разложено, когда заиграла негромкая, способствующая музыка, когда весь мир затаился, не решаясь подглядывать в зашторенные окна, Владимир Андреевич откинулся на подложенную к спине подушку и постарался найти в себе хоть что-то, напоминающее желание. И не нашёл.
- Без еды человек гибнет, - сказал Владимир Андреевич кому-то невидимому и приступил к трапезе.
Движение жизни
'Движение - это жизнь', - сказал Владимир Андреевич, широко шагнул, и упал, пытаясь расколоть искусственный лёд крытого катка. Привязанные к ногам коньки не позволяли встать на ноги. Владимир Андреевич на четвереньках достиг бортика, с трудом поднялся и, произнеся: 'Физкультура необходимее воздуха', - ловко стукнул головой недавно нарисованную на щите рекламу. На лбу отпечатались буквы, отпечатались наоборот, как в зеркале. 'Без движения живое гибнет', - напутствовал врача приехавшей скорой. Врач не возражал.
Утром следующего дня бежал навстречу солнцу, чувствуя, как от движения на свежем воздухе в организме происходят чудесные изменения. Водитель 14-го маршрута увидел опоздавшего пассажира и любезно остановил набиравший скорость автобус. Владимир Андреевич, занятый своими мыслями, не успел свернуть, и кубарем ввалился в открытую перед ним дверь. Вынужденный проехать остановку, Владимир Андреевич, чтобы не сбить дыхание, пытался делать наклоны. Из-за тесноты получалось не очень, и многие оказались недовольны. Высадили возле больницы, хотя остановка располагалась много дальше.
'Жизнь без движения - не жизнь!', - убеждал окружающих, когда выталкивали из автобуса. Последнее, что услышали пассажиры: 'Побежимте вместе...', но ему никто не поверил. Бежал за автобусом в одиночестве, почти не отставал и, наверное, бы догнал на неожиданном светофоре, но фонарный столб в эти планы посвящён не был.
Когда открыл глаза, чтобы сильнее почувствовать укол, медсестра уже ушла. Перед собой увидел раскрытое в ночь окно и закрывающую полнеба гипсовую ногу. 'Нет движения - нет жизни', - прошептал Владимир Андреевич и попытался встать. Не получилось - остальная нога и руки оказались прибинтованы к прочной кровати.
'Я сделал всё, что мог', - думал Владимир Андреевич, начиная чувствовать действие лекарства. Беспокойное выражение лица сменилось улыбкой, глаза закрылись от нахлынувшего, и вот он бежит по лесной тропинке, едва касаясь земли, бежит прямо в гипсе и пижаме. Кровать весело летит следом, словно привязанный за верёвочку воздушный шарик, звеня металлическими колёсиками и взбрыкивая на поворотах, а сидящие на ней врач и медсестра хлопают в ладоши и кричат что-то очень ласковое.
Подарок
Ручка была хороша. Это был подарок к дню защитника. Тёмно-синяя, наполовину прозрачная, хорошо писала, удобно сидела в руке, не выпадала из кармана и красиво высовывалась металлическим колпачком. Такой не видел ни у кого. Единственное, что смущало - нельзя было понять, как меняется стержень. Поэтому и писать ручкой казалось глупо - стержень кончится, а дальше? Выбросить бесполезную красоту или носить как талисман?
В жизни Владимира Андреевича красивого было немного, поэтому сдаваться без борьбы не хотел. Боролся до темноты - сломал две отвёртки, погнул плоскогубцы, испортил полировку стола. Случайно увидел в отражении окна мутный свой силуэт и испугался. Уставшая от неуспеха рука вздрогнула, раздался непоправимый хруст - и день закончился в печали.
Перебинтованная скотчем ручка писала ярко и тонко, стержень подходил почти любой, но от былой красоты не осталось и следа. 'Как непрочно сущее и кратковременна радость бытия, когда вместо рук неосторожные лапы', - думал Владимир Андреевич, наблюдая в окно, как чумазые мальчики из соседнего дома пытаются поймать кошку.
6. Поправимое?
Красивый мальчик
В детстве Владимир Андреевич был красивым мальчиком. Ранней весной красивый мальчик влюбился в девочку из параллельного класса, которую красивой никто не обзывал. Они были знакомы уже 4 недели, но о своих чувствах Владимир Андреевич сказать не решался. 8 марта неожиданно подарил своей избраннице яркий складной зонт и, сгорая от стыда, намекнул, как они будут укрываться 'этим' во время весенних гроз и в другие ненастные дни...
Погода испортилась с утра, и ничего не предвещало улучшения. Девочка из параллельного класса шла под его зонтом под ручку с почти лысым девятиклассником. Симпатичный Владимир Андреевич удивлённо замер, понимая, что ничего не понимает, и в эти мгновения стал так красив, что на него оглянулась взрослая женщина.
Леденец
Владимир Андреевич ел карамельку, огорчаясь тем, что внутри она не из твёрдого, долго живущего леденца, а из кратковременного обмана подозрительной начинки. Опечалился.
Показалось, что всё-таки леденец. Обрадовался.
От неуместной прочности хорошо сделанной конфеты откололся зуб. Придётся идти к зубному. Погрустнел.
Отколотый зуб оказался кусочком конфеты. К врачу можно не ходить. Повеселел.
Увлёкшись тем, что происходит во рту, едва не упал, шагнув мимо дороги. При этом ещё и язык прикусил. Не обрадовался.
От боли прослезился. Умытые слезами глаза обрели такую уверенность, что стали различать номера, стремящихся в другие города, машин. От удивления широко улыбнулся. Этим здорово напугал проходящую мимо пенсионерку.
'Как переменчива жизнь',- подумал Владимир Андреевич, опасаясь дальнейшего. И действительно, вскоре открылась новая подлость. Леденец в самой своей сердцевине оказался вовсе пустым. Надолго опечалился...
Брёл, натыкаясь на спешащих к своей гибели прохожих, обходя подозрительных милиционеров, но путь его не имел главного направления. Он просто выбирал красивое облако и шёл к нему. Так продолжалось до темноты, когда наступающие сумерки спрятали уставшие от преследования облака.
Владимир Андреевич так обрадовался, что заплакал.
Неполезная привычка
Владимир Андреевич знал, что на ночь есть вредно. Но иногда, забываясь, делал неполезное. Переживая за здоровье, всю остальную ночь не спал.
Ногти
Стричь ногти Владимир Андреевич не любил, а они, словно в отместку, быстро вырастали до неприличных размеров. Когда уставал царапаться, брал кривые, специально заточенные, ножницы - и пальцы становились гораздо короче. В этот раз специального не нашлось, всё было сделано тем, что подвернулось. Ногти получились прямоугольные, а сами пальцы - почти квадратными. 'Стрижка под Малевича', - подумал смешное, но не улыбнулся. Это произошло в пятницу в конце рабочего дня, и Владимир Андреевич решил оставить всё как есть.
В субботу утром проснулся на час раньше. 30 минут бегал по улицам, бегал не быстро, но на шаг не переходил. Делал нужные для здоровой бодрости упражнения, которые брал не из памяти, а самоуверенно выдумывал на ходу. Долго отжимался от пола, оставляя на недавно крашеном полу чёткие отпечатки целеустремлённых рук. После такого яркого пробуждения остальной день проспал. Зато вечером затеял жизнерадостную уборку, и был увлечён до глубокой ночи.
За неделю дважды сходил в баню, сдал в ремонт лежавшую несколько лет обувь, убрал с балкона мусор, записался к зубному. На работе по привычке не трогали, но он лез везде, и всё получалось. В пятницу нашёл правильные ножницы, и его пальцы стали обыкновенными.
Всю субботу не вылезал из кровати, а за целое воскресенье так и не сходил в магазин. На работе дремал, пропуская обед и перекуры, подолгу ждал автобуса, чтобы проехать одну остановку.
В пятницу, когда ногти подросли, Владимир Андреевич правую руку постриг как всегда, а на левой смастерил 'Малевича'. Теперь по чётным дням был энергично-дисциплинированным, а по нечётным - ленив и сентиментален. Окончив в молодые годы курсы телемастера, Владимир Андреевич понял, что здесь нужен системный подход и без новых опытов не обойтись.
Дальнейшие эксперименты привели к следующим выводам. Острые ногти делали Владимира Андреевича вспыльчиво-раздражительным, зато легко складывались любые числа, и в памяти за одно прочтение умещалась недельная программа телевизора. Со скошенными ногтями часть ночи уходила на стихи, которые хоть и были ни о чём, но слог соблюдался, и рифма почти не хромала. Вместе с этим появлялись боли в пояснице и перманентный насморк.
Если ногти покрывались бесцветным лаком, то независимо от их формы в автобусах уступали место, а в магазинах давали лишнюю сдачу. Если на мизинцах изображалось подобие волны - всю ночь лил дождь, а к вечеру следующего дня школьники разбивали футбольным мячом стекло на кухне. Владимир Андреевич все записывал, и через время целая тетрадь была испорчена мелким, не слишком приятным почерком.