Антонина сидела, зажав в ладонях обжигающую кружку. Озноб проникал внутрь, леденя сердце. Тяжело, когда тебя предают.
В окно горницы были видны тоненькая полосочка реки, светлым пунктиром мелькающая меж густыми, растущими на высоком берегу, кустарниками, да старая ива, на ветвях которой качалась отчаянная ребятня.
В детстве Тося, визжа от восторга, любила плюхаться в прохладную речную воду, пока бабуля полоскала белье. А какой стоял во дворе свежий запах от выстиранных простыней и рубашек! На ветру бельё трепыхалось, словно крылья огромной птицы. Тося вскакивала и, махая руками, прыгала, пытаясь поймать взбунтовавшуюся простынь или белоснежно-голубой пододеяльник.
А сейчас...
Бабуля совсем старая стала. По дому- то ходит с трудом, хотя всё ещё стремится делать что-либо в огороде или в саду, где растет любимая Тосина земляника. Грядка лесной душистой ягоды чудом прижилась рядом с крупной красавицей викторией, радуя каждый год бабу Зину хорошим урожаем.
А для Тоси это лесное чудо словно ангел-хранитель.
Она прикрыла глаза, стараясь забыться. Не получилось. Встала, прислушалась: посапывая, дремала бабуля, как всегда, сидя; стучал молотком, как ни в чём не бывало, Саша, занимаясь чем-то по хозяйству. Тося схватила сумку - отвлечься, дойти до магазина, избавиться от наваждения, от мыслей, что не дают покоя, свербят сердце, словно острым шилом ранят.
Навстречу соседка попалась с ребятишками. В руках - корзинки, полные розово-алых ягод. Поспела, созрела земляника. Вместе со сладковатым ароматом хлынули воспоминания.
Лето. Очумелое, жаркое.
Трава мягкая, а руки, что ласкают Тосино тело, сильные и горячие. Поцелуи долгие, горьковато- сладкие. Глаза Сашины полуприкрыты, дыхание щекочет ушную мочку, а слова, что любимый шепчет, такие ласковые и нежные! Деревья кронами качают - то ли осуждают, то ли одобряют, укрывают влюбленных, спрятавшихся в лесу от людского глазу.
"Бесшабашная ты, Тоська", - укоризненно возникает запоздалая мысль и сразу улетучивается, изгнанная прочь сокровенным: "А хорошо-то как!".
Сплетаются руки, сливаются в поцелуе губы, по всей поляне - трава измятая да земляника раздавленная. Когда домой вернулись, баба Галя, подставив ладошку козырьком ко лбу, протянула:
- Ой, Тося, какой у тебя сарафан-то баской да яркий!
Глянула - мамочки! Всё платье в ягодных пятнах. Проскочила в избу бегом, халатик надела, умыла горящее лицо, ноги ополоснула прохладной водою и шмыгнула в постель, улыбнулась легко.
"Что я на-тво-ри-ла", - под это, сладостное, до мурашек, крепко заснула.
А началось всё в клубе. С девчатами пришли на танцы, и тут он подошел. Высокий, красивый, чубом тряхнул, с любопытством оглядел девушку, заставив вспыхнуть:
- Потанцуем?
Кивнула, руку протянула. Вышли.. Подружка Ритка глазами зыркнула на парня, подскочила к музыкантам, шепнула что-то. Те прервали танго и объявили фокстрот, а танцевать-то как его, никто не знает. В общем, Тося и Сашка помаялись, сбиваясь с ритма, да и сбежали из клуба. Долго гуляли, а прощаясь у калитки, он в глаза заглянул, спросил с надеждою:
- В субботу придешь в клуб?
Кивнула. Шла к дому, не чувствуя ног, казалось, летела, сердце бухало - ну, с чего бы? Мало ли этих городских парней в деревне перебывало?
Видать, было с чего. Два раза всего лишь проводил Тосю парень до калитки, а вскоре, сгорая от стыда и ликуя от радости, она таяла в его руках, целовала непокорные завитки смоляных волос.
А когда пришло время студентам возвращаться в город, не спала ночами, а тут ещё поняла: творится с ней незнакомое, непонятное. А как поняла, всё сказать не решалась, боялась...
Александр же, как узнал, что Тося беременна, исцеловал всю, а потом долго кружил, держа на руках, пока та не взмолилась.
Не раздумывая, уехала с ним в чужой шумный город. Как поднимались, как жили все эти годы, можно долго рассказывать, но, чтобы крепко ссорились - не было. А сейчас уже и сын, Максимка вырос, с девушкой встречается, вот-вот невестку в дом приведет, и надо же такой беде случиться...
Как же давно не была Антонина здесь, в деревне! Домик бабулин постарел, полвицы скрипят, как будто от боли стонут, оконце на чердаке без ставней, крылечко покосилось - Саша второй день доски стругает, починить пытается.
Саша...
Больно кольнуло сердце. Как же тяжко-то на душе сегодня. Задумалась: а если бы не узнала ничего? Ну, кто из мужиков-то не гуляет? Да и с нею муж все также ласков и внимателен, в доме хозяин - рукастый и заботливый. А как узнала, голову словно обручем сдавило, руки заледенели, уже и печку истопила, а согреться не смогла..
Зачем они приехали? Бабулю навестить, да угадали на свадьбу Риткиной дочери. А в деревне-то гуртом гуляют, как бы Ритка бывшую подругу не пригласила?
На свадьбе, пробегая мимо с полными салатниками, подруга шепнула:
- Тось, дело есть, важное, придешь завтра к нам?
Антонина кивнула. А назавтра подивилась. Ритка долго тараторила, со слезами жаловалась на бабью судьбу нелегкую: с двумя мужиками не ужилась, развелась - один пил да бил, другой к дочери подкатываться начал - выгнала, так и живет одна, а ведь какой бабе без мужика сладко?
- И организма этого требует, и перед людями стыдно, одна-одинёшенька, как брошенная, - всхлипнув, поделилась с Тосей сокровенными мыслями Рита. Ну и поведала, чего удумала. В соседней деревне гадалка-ведунья есть, говорят, хорошая, и берет в меру, вот только одной страшновато идти-то к ней.
Пошли вдвоем, а гадалка и заявила, указав пальцем на Антонину:
- Тебе, девка, остерегаться надо. Вижу разлучницу за твоей спиной. Беги как от ладана, уноси ноги да мужика своего не забудь, а то лишишься навсегда. Приворожен он, другой бабой заговорён. Есть у тебя средство верное, смотри, не упусти!
Тося застыла, как неживая, полохнуло по щекам, заколотило внутри. Что она такое говорит? Саша? Её Саша, кем-то приворожен?
Шли обратно, Ритка весело щебетала - видать, ей гадалка хорошую судьбу предсказала, а Тося вся не своя, словно замороженная стала. В висках стучало: "Что же это? Неправда это, неправда!"
Спать в девичьей легла с бабулей, ничего Сашку не сказала, решила приглядеться да обдумать, а вечером возвращалась с магазина и услыхала в сарае голоса:
- Любая моя, солнце мое, земляничка...
Выпала из рук сумка, покатились яблоки, больно ударила по ногам банка с селедкой, уши заложило, что мужу ответила та, другая, не расслышала, только смех знакомым показался. Тося пошатнулась и, выскочив из калитки, побежала. Запнулась на тропинке, кожу на коленях ссадила да руки изранила о колючий кустарник.
Еле отдышалась у реки.
Ох, как нехорошо-то. Давление поднялось что ли? Есть у бабули аппарат, привезли ей с Сашей, померить бы.
О, господи! Тошнота подступила к горлу. Обида захлестнула. Тося упала в траву, пахнуло сладко спелой земляникой. И сразу закружилось небо, выворачивая желудок, а с ним и душу. И вспомнила, как Сашко на Риту смотрел, как улыбался, как танцевали они на свадьбе, затмевая всех. А накануне полдня у Маргариты провёл - двор убирать помогал к свадьбе. Тося ахнула: да неужто ж подруженька давняя мужика уведет?
А ведь тогда, на танцах, Ритка наверняка думала, что парень её пригласит, глазами-то как зыркнула...
Саша, Саша...
Представила, как он ласкает Риту в сарае, гладит тугие бедра, тискает полную грудь и шепчет тайные слова, что раньше только ей, Тосе, говаривал:
- Земляничка моя, сладкая...
"Ах, дура я, дура!", - кусая губы, вспомнила вторую встречу с будущим мужем.
Сашко в клуб с кулечком земляники пришел, протянул Тосе, она взяла, улыбаясь. Газетный кулёчек уже подмок, ягоды внизу помялись, Тося угостилась да ляпнула:
- Зачем тратишься? Знаешь, сколь сейчас этой ягоды в лесу? Горстями брать можно, - получается, сама парня в лес позвала-заманила...
Потом и любились- миловались на земляничной поляне.
Антонина вытерла слезы, шатаясь, поднялась, накинула на плечи шёлковый платочек, побрела к реке, спустилась с берега.
Мостки - длинные, доска слева прогибается, по ней идти страшно, а справа на днях нагадила собака, и никто не догадался убрать, поэтому Тося шла медленно и ровно посередине. У мостков стояли две лодки, ритмично постукивая смоляными боками об опоры.
Антонина уже забыла, как здесь быстро темнеет - вон уже звезды в реке отразилсь. Днем глянешь с мостков - дно видно, рыба плавает, словно дразнится. А сейчас окутало деревню небо черной шалью.
Задумавшись, чуть не оступилась - мостки закончились. Вода, сумерками в смолу окрашенная, манила, звала. Шагни - и все, и никаких забот
Вздохнула. Сверкнуло в небе, загрохотало, рванул ветер, поднял углы шелкового платка, закружилась голова, затошнило, какой раз за этот день, Тося пошатнулась, поплыли мостки из-под ног...
Саша, завершив затемно работу у крыльца, умылся и сел за стол ужинать - бабуля уже который раз разогревала еду. Спохватились - Тоси нет. Вроде давно из магазина должна вернуться. Сунулся в огород, тут и увидел валяющиеся на траве продукты - резанули по глазам ярко-красные яблочные бока, забили тревогой.
- Баба Галя, где Тося?
Та пожала плечами да руками развела: мол, ничё не знаю.
Кинулся до Риты - может, с подружкой заболталась, хотя странно, что не предупредила, продукты бросила прямо на землю. Всполошил всю улицу, а тут Ритка-то вспомнила:
- Чего- то Тоська на здоровье жаловалась. Может, плохо ей стало?
- А плохо, так чего бы из дому-то ушла? А не в хату, за помощью?
- А мож, чего на реке увидала да кинулась туда?
- Чего там можно увидать? - Сашко отмахнулся, а внутри ожгло: а ну, как правда, к реке ушла?
Кинулся в дом, фонарь захватил да сапоги надел - дождь, поначалу мелкий, уже вовсю распоясался, заливая дворы мощными потоками. Поскальзываясь, Александр спустился, хватаясь за кусты, к реке, разглядел у мостков яркое пятно, словно Тосин платочек шелковый. Любил Саша, когда Тося по старинке платок на плечи надевала, а ещё больше любил дарить ей новые платочки.
- Тося! - крикнул во весь голос.
- То-ся, - повторили эхом шумевшие на ветру деревья.
- То-ся, - взбудораженная грозою река шумно вздохнула, покачнулся на волне яркий платок.
Следом уже мужики да бабы спустились, наперебой охать начали да судачить. Сашко с мостков прыгать собрался было, да мужики удержали:
- Куда? Сдурел? Спасателей вызывать надо.
- Не надо, я сам, я...
Не пустили, сел, обхватив голову. Тихо стало. Маруська, дочь Маргариты, вдруг и ляпни:
- А лодка дядьки Егора где? Может, он куда тётю Тосю-то и увёз?
Появилась надежда, мягко и несмело шевельнулась внутри. Побежали к Егорову дому, а хозяин сидит у печки, греется, на столе - кружка с брагой. Баба его заворчала, размешивая стоящее на плите варенье:
- Опять, поди, лодку не привязал, как следует, ирод. Потеряешь лодку, выгоню из дому.
Лодку Егора нашли на том берегу. А в ней- дрожащую от холода Тосю. Крепко прижимая к себе жену, Сашко нес её на руках и ругал беззлобно:
- Солнце мое, земляничка моя, как же ты так неосторожно-то?
А та, сообразив, что собственный смех не узнала, забыла, как Саша однажды на мобильник их разговор вечерний записал, устыдилась, обмякла у него на руках, положила руку на живот: "Как же я раньше-то не догадалась, глупая баба". Надо же, нежданно-негаданно, такое счастье...
Шепнула мужу два слова. Тот от неожиданности чуть не уронил драгоценную ношу.
- Только не кружи, - взмолилась Тося.
Дочурка родилась крепкой и быстро научилась вить из отца веревки. Но гадалкина ворожба пригодилась. Несмотря на бессонные ночи, на круговерть забот - ведь уже годы-то, господи, стыдно сказать - почти сорок! - не забывала Тося уделить внимание да сказать доброе слово мужу.
Каждое лето они выбирались на свою поляну. Полакомиться земляникой. И вообще...