Аннотация: Рассказ разделил 5-6 места с ещё одним участником весенней игры "Эксперикон" Н-2-О "Нотки соблазна" (Вася-рыбачок)
Она сидела на бортике котла, свесив блестящий на солнце хвост, и, прищурившись, с усмешкой смотрела на меня.
- Ну? Будем загадывать желания, или я нырну в уху вариться? - ехидная рыбина постучала нетерпеливо по нагревающемуся котлу и многозначительно окинула взглядом закипающую воду.
В голове моей суетились, пытаясь догнать друг друга, разбросанные по уголкам мозга мысли. Угодил же я, как кур в ощип! У других мужиков улов как улов, а у меня - Рыбка Золотая этак кило на пятьдесят. Я с этой дурындой, как манекен в витрине - все только делают вид, что заняты рыбалкой, а у самих глаза на затылки съехали, уши торчком, очень уж им прикольно за нами наблюдать.
А эта сидит, хвостом вертит, плавниками вместо вееров обмахивается - жарко ей на котле-то.
- Не тяни время! Картошка разварится, - рыбина скосила вниз глаза, выбила плавниками по бортику пугачевское: "У меня есть три желанья, нету рыбки золотой".
Странная какая-то. Подавай ей три желанья - вот ровно три, ни больше, ни меньше. Типа комплексное обслуживание у них. Может, сварить её, и все дела? Вон у Палыча уже лаврушкой запахло, и водочку в речку он меж камушками пристроил охладиться, Павлушкина - наша новая бухгалтерша остервенело счищала чешую с пойманных рыбин, а я со своим уловом, пожалуй, не только без ухи, но и без стопарика останусь.
Оторвавшись от созерцания бухгалтерских форм, я повертел в руках нож, выразительно глянув на Рыбку. Та метнула на меня быстрый взгляд, пожала жабрами, повертела хвостом у виска. Вздохнула, плавники перед собой выставила, пошевелила угрожающее. Глазищи выпучила огромные, бездонные, черные-пречёрные. Нож у меня из рук выпал - было в её взгляде что-то такое... И пахла она не рыбой, а чем-то таким...
- Ладно, - я обреченно вздохнул, - дай подумать ещё немного.
Рыбка снисходительно кивнула.
Попросить квартиру, машину и путевку на Багамы? Не успел я завершить мысль, как рыбина кивнула, пощелкала плавниками, и меня тут же перенесло чёрт знает куда, точнее, на эти самые Багамы.
Ах, какие глаза были у багамки из племени араваков! Влажные и выразительные, чёрные-пречёрные! Плотное, шоколадного оттенка тело с обнажённой грудью заманчиво блестело на солнце, бедра ритмично двигались в такт музыке.
То ли от жары, то ли от близости упругих бедер, мне стало как-то не по себе, рассудок, что ли, слегка помутился - вместо одной передо мной двигались аж целых три женщины!
Напрасно я тёр глаза, думая, что попал под солнечный удар - все три дамочки были точными копиями бухгалтерши Павлушкиной!
- Настоящий мужчина на Багамах содержит трёх жен, - назидательно прошипела Рыбка.
Трёх? То есть, целых трёх Павлушкиных мне кормить, поить, одевать ? Так. А где квартира и машина? Рыбка пожала плавниками, махнула хвостом куда-то вправо.
Ооо...
Между пальмами качался свитый из агавы гамак, а недалеко в заливе болталась у причала огромная барракуда с сигналкой на башке. Отвратительно улыбнувшись, животина оскалила ряд мелких мерзких зубов.
- Рыбка, - я старался быть вежливее, - это не то, что я хочу. Ну, куда мне столько баб?!
- Думать надо! - отрезала Злыдня, проворчав, что у мужиков только одно на уме. Но, то ли сжалившись, то ли из интереса, всё же, перенесла меня обратно.
Рыбалка шла полным ходом. По берегу тянулся густой запах готовой ухи. Палыч, раздевшись до трусов, вылавливал из-под камней сетку с заветными поллитровками, учуяв сладкое, мужики подтягивались к костру, сворачивая удочки. Павлушкина деловито мешала в котле большим половником, виртуозно обходя сидящую всё в той же позе Золотую рыбку.
Та кривила рожу, словно у неё зубы разболелись. Растопырив плавник, помахала перед моим носом. В глазах мелькали три длинных косточки.
Господи, ну почему я такой тугодум?! Придумал! А загадаю-ка я про полюс, Северный! Может, эта нахалка там ко льду примёрзнет и отвяжется, наконец?
Метель свистела так, что уши закладывало, бобрик мой тут же поднялся ирокезом, удочка заледенела, уткнувшись в землю параллельно земной оси. Невесть откуда взявшийся белый медведь тут же деловито об неё потёрся, рассыпая искры. Легкие мои брючины застыли колом, позвякивая при каждом движении, словно дары Валдая. Неуклюже скользя в лёгких кроссовках по широкой лыжне, я рванул к стоявшему невдалеке чуму.
Непонятной нации аборигенка (то ли ханты, то ли манси) в расшитой узорами шкуре, не прикрывающей пышные телеса, помешивала какое-то варево, на кромке котла сидела, греясь, наглая Рыба. Похотливо подмигивая, скосила глазищи на бабу. Я громко икнул. Запахло ухой и лавровым листом. Черные гладкие косы аборигенки вдруг сменились на крашеные кудри бухгалтерши Павлушкиной. Отметив, что расшитая шкура Галине Степановне очень даже к лицу, я вдруг игриво подмигнул рыбке. Та беззвучно хохотнула, изобразила плавником нечто типа: "Во!" и исчезла, оставив нас вдвоём. Павлушкина зацепила половником варево, подула, попробовала, крякнула от удовольствия. Я сглотнул слюну.
Полог чума откинулся, и вместе с морозом внутрь ввалилась вторая Полушкина с вязанкой прутьев, скинула на пол, разделась, обнажив пышные телеса. Первая отдувалась у горячего котла. Пролопотав что-то на непонятном мне языке, обе Галины Степановны щелкнули пальцами и скинули надоевшие шкуры, явив моим очам обнаженные натуры. Проморгавшись, я услышал довольный смех - Рыбка сидела на краешке котла и заливалась от хохота.
- Сдурела!? - я мысленно послал пресноводную куда следует, пытаясь пояснить, что двух Павлушкиных мне не обслужить, и потребовал вернуть меня назад. На что поганка изобразила кукиш. Разъяренный, я кинулся к котлу, схватил Рыбу за жабры и стал душить.
Кто-то мягко, но требовательно тряс меня за плечо. Очнувшись от кошмара, воззрился на стоящую рядом Павлушкину, трижды икнул, лихорадочно обводя глазами окрестности. Галина качнулась, но размножаться не стала.
- Вась, ты чего рыбу-то давишь? Давай, я разделаю да сварю для тебя, - Павлушкина ласково освободила поганку из моих судорожно сплетенных рук, присела и занялась ею. Затем опустила разделанные кусочки в кипящую воду, плеснула водочки, добавила специй. Пряный запах лаврушки защекотал ноздри, сводя с ума от желаний, а Павлушкина смотрела на меня черными-пречёрными глазами, неспешно расставляя мисочки, раскладывая ложки, нарезая хлеб.
Налив мне душистой наваристой ухи, Галина добавила в миску обильную горсть ядрёного зеленого лука, чесночку и мягко и застенчиво улыбнулась.
- Во! - поднял я большой палец, отведав ложку обжигающего варева. Бухгалтерша довольно засмеялась, в черных глазах, словно в омутах, заплясали бесенята. Я на секунду замер, мне показалось, что напротив сидела, свесив шикарный хвост, та самая Рыбка. Золотая.
- Во! - ответила она, подняв плавник и превратилась в Павлушкину, с явным удовольствием уплетающую уху из Золотой Рыбки.
Я глядел в черные-пречёрные глаза Галины и чувствовал, как медленно в них утопаю.
Признаюсь, было это давненько. Сегодня уже дочь замуж выдали. А завтра... Приходите! Супруга моя, Галина Степановна, уху знатную сварит! Отведаете - любое желание исполнится.