Тимофеевна шла, прижимая к груди ещё теплый пирог, состряпанный для соседки Варвары Ильиничны по случаю именин. У варвариных ворот оглянулась, охнула, всем туловищем навалилась на калитку, и только тогда перекрестилась, чуть не выронив стряпню. Тяжело дыша, поднялась по ступенькам, рухнула в кухне на табурет и залпом выпила стакан воды.
- Тимофеевна, ты чего? - настороженно спросила Варвара.
Та махнула рукой, раскрыла пирог, подвинула к виновнице торжества. Варвара засуетилась, выставила бутылочку "Кагора", напластала помидоры да огурцы, сдобрила постным маслицем, нарезала хлеба.
После второй рюмки Тимофеевна, наконец-то, заговорила:
- Люську Орловскую щас повстречала...
- Да ну?! Вернулась, что ли?
- Чуть меня в гроб не вогнала, - Тимофеевна наклонилась и зашептала на ухо соседке, что же её так в Люське-то испугало, та слушала да руками всплескивала, охала да ахала.
Людмила Орловская была долгожданным ребенком, мать с отцом души не чаяли, всё для неё, доченьки родимой, так Люся и школу окончила, и потом в городе высшее образование получила. Красавицей не слыла, но с парнями встречалась.
Устроилась на хорошую, чистую работу, бумажки всякие оформлять. Сидишь весь день, клавиши тычешь, одеждой друг перед другом щеголяешь. Странным показалось Людмиле, что сотрудницы в конторе очень уж некрасивые - то ли от долгого сидения на одном месте, то ли от нескончаемых посетителей, то ли от недостатка воздуха. Кривые да косые.
А Люська-то: и грудь хороша, и ноги полненькие, не как жёрдочки, и попа ядрёная. Вот только денег на наряды не хватало. Неловко ей становилось оттого, что товарки-то страшненькие, да расфуфыренные, в колечках и серёжечках, отдыхать ездят по Турциям и Египтам, а она всё в одном наряде да в деревне у родителей летом на грядках загорает.
Работу свою Люся делала справно, но вскоре стала замечать, что другие на неё странно косятся. Стала приглядываться да и заметила: бабы-то, то та, то другая бумажки посетителям не сразу отдавали, а после подарков да конвертиков. Несколько ночей плохо спала: да как же так можно-то? А тут кофточки привезли прямо в контору, бабы расхватали, Люська ревела да ревела в туалете. И кофточку хотелось, и колечко хоть одно, вон как они на солнышке-то поблёскивают...
И решилась. Первый раз конвертик пока в стол прятала, рука левая дрожала. Сотрудница подмигнула подбадривающе-лукаво, а первый жених конторский сразу подкатился да свиданку назначил!
Второй конверт Люся убирала в стол уже смелее, вроде, что-то кольнуло в руке, дёрнуло нехорошо, щеки заалели. Испугалась было, да боль быстро прошла. Так и пошло-поехало, стала Людмила как многие, и, как будто так и надо, отдыхать съездила в Грецию. Летели конвертики, рука уже сама за ними вытягивалась, ладонь широченная стала, пальцы полусогнутые, вскоре вообще на левый бок бабу перекосило, и стала Люська такая же страшненькая, как многие. Правая рука, сверкая колечками, всё ленивее работала, левая сама алчно купюры из конвертов таскала.
А потом все разом рухнуло - пришли проверяющие и всех кривых с длинными руками словно метлой вымели. Пришлось Людмиле в деревню возвращаться. Нарядная приехала, да вот Тимофеевну до смерти напугала.
Людмила медленно шла вдоль реки, стараясь не смотреть на воду, где кривой силуэт отражался...