Аннотация: Воспоминания о туристической поездке. Прекрасные места и любимые замки.
Взгляд в Европу. Заметки восторженного туриста.
Зачем люди пишут мемуары? Наверно, для того, чтобы заново пережить те моменты, которые им хотелось бы запомнить на всю жизнь. Так и ваш покорный слуга решил ненадолго посвятить себя этому занятию и, сидя в своей комнате, раздумывая о нескольких сказочных днях путешествия, погрузиться в чувства, охватившие его при виде доселе незнакомых, но отныне ставших родными его сердцу, мест.
Дорога моя лежала в сторону Швейцарии. Никогда прежде и мысли у меня не возникало, что именно в этой стране душа моя запоет от счастья. Мне более всего хотелось объездить Великобританию, этот обожаемый мною остров, ибо там жили герои моих романов, но так случилось, что старая добрая Англия будет ждать моего визита позднее. А нынче я еду в те края, о коих не имею ни малейшего представления.
Путешествие мое началось, как не трудно догадаться, на вокзале. Среди толпящихся на перроне людей с тюками, чемоданами, сумками, размеры и количество которых поражают обильностью багажа, есть и те, с кем мне доведется прожить двенадцать дней и покататься на экскурсионном автобусе по иноземным магистралям. Пока еще никого не знаю, сильно волнуюсь и выкуриваю одну сигарету за другой в ожидании объявления о начале посадки в вагон поезда. В пассажирской суматохе в тревоге раздумываю, как будут жить без меня почти две недели мои родные и близкие. Я не люблю эти минуты расставания, в них есть нечто горькое и печальное, когда мысленно еще остаешься дома и уже с первых минут начинаешь скучать и жалеть, что рядом нет тех, кого ты покидаешь. Но, утешаю я себя, время пролетит быстро, и оглянуться не успею, как провожающие опять придут на эту станцию, чтобы меня встретить.
Москва неторопливо уплывает назад, а я еду вдаль, пока не думая о предстоящих впечатлениях. Я просто смотрю в окно и заношу в свою тетрадку некоторые состояния природы, которые смогу потом использовать в романе. Описание деревьев, домиков, полей - все мне пригодится. Ведь в голове у меня живет столько людей, в чьи уста и память я имею честь вложить свои мысли, что у меня не возникает даже опасения, что в душе моей вдруг появится чувство одиночества. Вокруг меня всегда столько измышленного народу, что вскоре мне не грозит с ним расстаться. Слушая краем уха разговоры моих попутчиков, я погружаюсь в мир фантазий.
Не мне рассказывать любителям путешествий, сколько неудобств и посторонних помех заключается в понятии "плацкартный вагон", но делать нечего, приходится терпеть, благо, поезд до Бреста катится всего пятнадцать часов. Если заняться чем-нибудь увлекательным, то время пролетает незаметно. Не нравится только спать на верхней полке: сидеть на ней, выпрямив спину, невозможно, коли залез туда, так будь любезен спать, ничем другим развлечься на втором ярусе не получается. Когда поезд едет и покачивается, появляется такое ощущение, будто ты лежишь на бревне и балансируешь на нем, лишь бы не свалиться вниз. Наверно, сие ощущение связано с боязнью высоты. Ах, не суждено мне с эдакой трусостью стать пилотом! А жаль!..
В Брест мы приезжаем еще до рассвета и под покровом темноты, не выспавшиеся, измученные ночным бдением пьяного до умопомрачения соседа, загружаемся в "Неоплан" и едем на границу с Польшей. Наш провожатый - высокий молодой человек Женя, с внешностью отличника и светлой фамилией Солнцев, большой умница и замечательный рассказчик. Группа сразу понимает, что скучно с таким гидом ей не будет.
Первый день - томление в автобусном салоне. Картинки польских деревень меняются одна за другой, смотреть на них интересно, но просидеть с утра до вечера в кресле без привычки к длительным переездам довольно тяжко. Развлекаюсь созерцанием природы. Хоть на улице уже середина сентября, деревья стоят еще зеленые, и погода мягкая, как в августе. Любуюсь прекрасным, как розовый цвет, закатом. Он тоже непременно найдет свое место в моем романе, я подарю свои наблюдения кардиналу Поулу, чтобы он насладился ими вместе со мной. Как хорошо, когда есть чем занять свои мысли и прогнать скуку любимым делом! Несмотря на усталость, я испытываю удовлетворение. Неплохое начало для странствий. Женя с отеческой заботливостью беспокоится о желудках своих подопечных и привозит нас в придорожный ресторан с птичьим названием "Яносик".Да простят меня поляки, я поражаюсь, как при таком обильном питании они умудряются сохранить человеческий облик. Подивившись на слоновьи порции мяса и картошки, я беру себе салат из капусты и свеклы.
К месту ночлега в городе Згоржелец мы прибываем почти ночью, когда уже кажется, что конец автобусной эпопее нынче не наступит. Утром мы покидаем Польшу, увозя на память о городке с названием трудным для запоминания несколько фотографий. Мои познания в географии пополняются новыми сведениями, более богатыми, чем прочтение учебника, ибо ничто так хорошо не передает информацию о местности, как визуальное знакомство с ней. У немецкой таможни я впервые вижу ветряные электростанции, белые башни-иглы, видом своим и предназначением напоминающие мельницы. В Германии такие сооружения встречаются часто, и я успеваю насмотреться на них. Но это не главная достопримечательность. Впереди у меня - славный Дрезден, сокровищница немецкого барокко.
Я попадаю в столицу Саксонии, город на реке Эльбе, где архитектурные ансамбли возрожденной из руин старины контрастируют с многочисленными стройками и ремонтными работами на пострадавших от наводнения улицах. Передо мной стоит невысокий, всего два - три этажа, дворец Цвингер, с прямоугольным внутренним двором и изрезанным вычурными деталями фасадом. Стены его черны из-за окиси металла, добавленного в конструкцию каменных стен. Но будь он даже измазан сажей, никакой налет не скрыл бы его удивительной красоты и королевского величия. Полюбовавшись на сей рукотворный шедевр, на его балюстрады и скульптурное убранство, мы торопимся попасть внутрь, в картинную галерею. Времени на осмотр в моем запасе - всего час, катастрофически мало, чтобы обойти все залы небольшой, на первый взгляд, но богатейшей коллекции. Ругая организаторов экскурсий за пренебрежительное отношение к ненасытным ценителям искусства, я перебегаю от одной рамы к другой, понимаю, что подробно изучить ничего не успею, но надеюсь хоть что-то запомнить. Задерживаюсь возле "Сикстинской мадонны" Рафаэля, стою напротив этой неземной парящей в облаках женщины с нежным полудетским лицом и тревожными глазами. Немею от восторга и трепещу при мысли, что мне выпало счастье встречи с этим гениальным произведением эпохи Возрождения, потом спешу дальше, в Рюсткамеру. Собрание средневекового оружия тевтонских рыцарей и прусских королей я никак не могу обойти вниманием. Я брожу мимо застекленных стеллажей, смотрю на экспонаты с разукрашенными драгоценными каменьями эфесами, со страусовыми перьями на шлемах, на муляжи в доспехах из позолоты и серебра. Какой невероятной силой должен обладать человек, чтобы выдержать на своем теле подобную железную мощь, чтобы воевать столь большими копьями и мечами! Какими искусными должны быть руки мастеров, чтобы создавать сии поистине ювелирные шедевры, представленные в виде кинжалов и шпаг! Немного утолив жажду общения со средневековьем, с одухотворенным и полным благоговейных чувств сердцем, свидание с Цвингером я заканчиваю в книжной лавке.
Экскурсия по центру города коротка до слез, но туристам приходится подчиняться составленному фирмой расписанию. Постояв на главной площади перед королевской резиденцией и самой высокой барочной католической церковью в Европе, мы углубляемся в улочку, на ходу разглядывая керамическое панно "Шествие королей династии Веттинеров" протяженностью во всю стену дома. Над нашими головами скачут разодетые всадники, за ними следуют вассалы, а мы в толпе любознательных гостей наводим на декоративных монархов объективы наших фотоаппаратов и видеокамер. Завернув за угол, мы оказываемся в конюшенном дворе, где происходили рыцарские турниры. Поучаствовать в них нам естественно не доводится, мы довольствуемся лишь тем, что, разинув рот, слушаем сказки экскурсовода и разглядываем фасады, представляя себе, как вооруженные до зубов дворяне съезжались здесь в поединках и тренировались в стрельбе из лука. Потом дружной толпой мы взбираемся на смотровую площадку, откуда нашим взорам открывается вид на Эльбу. Одна набережная крутая и одета в камень, другая - пологая, песчаная, над ними протягиваются каменные многопролетные мосты. Старый город приветствует нас всем великолепием своих зданий, а мы отвечаем ему искренним восхищением.
Затем большинство моих попутчиков мчится разорять сувенирные лотки и кондитерские, а я остаюсь у парапета. Панорама Дрездена столь роскошна, что расстаться с ней быстро невозможно. Стройные башни дворца и Придворной церкви возносятся в ясное небо, и я возношусь вместе с ними, надеясь, что когда-нибудь увижу их снова. В руках у меня пара книг - мой бесценный подарок, доставшийся мне от столицы Саксонии, вернусь домой, стану их разглядывать и фантазировать. Прогулявшись вокруг Фрауенкирхе, формой купола похожей на огромный желтый колокол, оставив здесь частицу своей души, я прощаюсь с Дрезденом. До свидания, "Флоренция на Эльбе", прими мои признания в восторженной любви!
Нынче мы ночуем в маленьком уютном городке Цусмарсхаузен неподалеку от Баварских Альп, а завтра сон мой продолжится там, куда мечты мои стремились уж давно.
17 сентября началась моя альпийская сказка. Огромные исполины, поросшие лесом, раскинули передо мной свои просторы, божественные творения камня, существующие на земле миллионы лет. Непостижимо, сколь древние создания допустили меня в свои чертоги! Завороженно смотрю из окна автобуса, как из-за одной горы появляется другая, и каждая из них не похожа на свою соседку, у каждой есть свое лицо. В природе не родятся двое совершенных близнецов, нет двух одинаковых камней. Горы Баварии не слишком высоки, на их склонах кипит жизнь, маленькие деревеньки с белыми домиками с красными черепичными крышами ютятся вдоль откосов и забираются выше, навстречу солнцу и чистейшему, как кристалл, воздуху. Макушки Альп облюбованы туманом, он спит на них ночью, а на рассвете сползает на равнины, спускается к людям. Его косы клубятся над землей и скрывают от глаз его колыбели. Туман такой густой, что завершения скал теряются в нем, как в молоке, растворяются и напоминают призраки из мира великанов. В это белесое студенистое желе, еще не успевшее рассеяться, торопится наш "Неоплан", объезжая по дороге очаровательные поселения баварских деревень с украшенными геранью и бархотками аккуратными постройками и уютными двориками, где каждый уголок говорит о заботливости и опрятности хозяев. Я с волнением ожидаю, когда мы прибудем на место, где среди сосен и елей, чьи корни вонзаются в отвесные камни, величественно возвышается предмет моих устремлений - прекрасный замок Нойшванштайн, "Новая лебединая скала", любимая резиденция Людвига Баварского. Слушая рассказ об этом чудаковатом короле-романтике, не понятом своим окружением и прослывшем безумным, о его экзальтированной натуре, трагической судьбе и загадочной гибели, я проникаюсь к нему глубокой симпатией. Если выразиться без должной скромности, я нахожу в нем родственную душу, близкую воображаемому миру грез и отрешенную от бытовой повседневности. Коли человек посвящает свои помыслы искусству и всецело отдается ему, это еще не повод, чтобы нарекать его сумасшедшим и лишать его жизни. Просто этот венценосный покровитель муз по несчастью своему оказался вне времени, а политикам и монархам подобная вольность жестоким окружением не прощается. Думаю, Людвиг II - прекрасный персонаж романа, а его история - готовый сюжет, над нитями которого можно не ломать голову, ибо каждое слово о нем являет собой увлекательную повесть о герое, лишенном реального времени и убитом современным обществом. Я не говорю уже, что любая женщина мечтательно вздохнет при виде портрета этого красивого мужчины, высокого, стройного, с одухотворенным взором, чуждого политических козней. Подобная личность могла жить только в таком месте, с идиллической природой, в удивительном дворце на скале, у подножья которой остановился наш автобус.
Озираюсь по сторонам, ищу глазами сказочный замок, но его не видно, он покрыт периной тумана. Как романтично! Сердце прыгает в груди от счастья, рвется наверх, к узкой горной тропинке, которая ведет к воротам Нойшванштайна. Чуть меньше получаса иду в гору, лечу, как на крыльях, будто на свидание с любимым человеком. Понимает ли хоть кто-нибудь, как много значат для меня эти минуты? Каждый метр дороги приближает меня к замку. Меня то и дело догоняют повозки, запряженные двойкой лошадок-тягачей. Как же тяжело и скучно им, беднягам, целыми днями возить в гору и обратно праздных туристов, которым лень напрячь собственные мускулы! Склон не слишком крут, но долго подниматься по нему без предварительной тренировки непросто. К концу пути я начинаю чувствовать, что легкие мои сдаются, что влажность тумана прокралась в них и наполнила тяжестью. Но усталость не останавливает меня, и вскоре я получаю долгожданную награду: из-под молочного занавеса мне навстречу выступают белые стены каменного "лебедя". День еще не сменил утро, и, взирая на это сокровище, вокруг которого несмотря на толпы туристов царит необъяснимое безмолвие, я вспоминаю некоторые строчки:
...Весь замок спит, окутан негой
Вельможи горделивый дом,
Лишь пятна тающего снега
Еще виднеются кругом...
Чтобы полностью испить чашу восторга, я взбираюсь к Мариенбрюкке. На этом отрезке дороги я начинаю понимать, что спорт в жизни должен занимать не последнее место. Задыхаясь, как сошедший с дистанции слабый бегун, уставшими ногами я выхожу к деревянному мостику над пропастью каньона. О, да, высоты я боюсь ужасно! Глянув вниз, я понимаю, что долго на этих дощечках я простоять не смогу. Глубоко под ногами бежит горная речушка, пропасть будто притягивает к себе, заколдовывает взгляд и уносит голову. Крепко цепляясь за перила, я вижу, как в плотной дымке подобно нематериальному призраку восстают еле видимые контуры белоснежного замка, как теряются в тумане его высокие башенки. До чего же ты прекрасен, венец фантазии короля Баварии!
Я спускаюсь ниже, к круглой смотровой площадке на скале и обозреваю Альпы с птичьего полета. Подо мною лежат леса, деревни, холмы, желтоватый замок Хоэншвангау. Будь на то моя воля, жизнь моя прошла бы здесь. Но... время неумолимо мчится вперед, мне надо торопиться.
У кирпичных ворот Нойшванштайна я любуюсь на величие гор. Ветерок и ослепительное солнце прогоняют слои тумана, и мне открываются такие красоты, что словами невозможно передать, как запела моя душа при их обозрении. Если на земле есть райские уголки, то этот - один из них.
Электронный экскурсовод водит меня по роскошным залам Людвига II, я брожу по ним, открыв рот от изумления. Фрески на стенах и потолках отображают сюжеты эпохальных и мужественных опер Вагнера, на тему о кольце Нибелунгов и поисках Святого Грааля. Повсюду, как символ чистоты - изящные лебеди, каменные, нарисованные, на полу, на стенах, на вазах... В каждом окне, точно на картинах, - удивительные виды дикой природы. Сердце мое покорено навсегда этим шедевром эклектики. Пускай циничные критики толкуют о нарядной мишуре и излишествах дворца, я вступлю в яростную полемику с каждым, кто заикнется, что замок и его хозяин - создания вне истории. Автор заметок недаром ждал этого часа, его мечта исполнилась, он посетил изумительнейшее олицетворение альпийской благодати. Так хорошо, что хочется поселиться здесь даже в качестве лакея.
Вы верно догадались, куда я наведываюсь при выходе на улицу? Совершенно правильно! В книжный магазин. Приобретаю биографию короля Людвига и историю строительства его детища.
Последний раз в автобусе оборачиваюсь на горный склон. Дымка разлетелась, и замок теперь виден с равнины. Вот он, мой красавчик! Как ни банально это прозвучит, я все равно скажу: "Люблю, обожаю!" Пока Нойшванштайн не скрывается за деревьями, я все смотрю на него, стараясь запечатлеть навсегда в памяти сей изумительный образ.
До свидания, Бавария! Мы летим в Швейцарию, и по пути заглядываем в Лихтенштейн. В Вадуце все настолько миниатюрно, что людям, явившимся из огромного конгломерата, кажется невообразимым, как здесь вообще возможно жить. Игрушечная страна представляется ненастоящей, будто заповедник, куда все приходят посмотреть, как сохраняется сей крохотный оазис, в окружении сильных государств умеющий держать собственный суверенитет. В вечернем городке все тихо и спокойно, после впечатляющей прогулки по горам столица Лихтенштейна воспринимается, как место для отдыха. Впрочем, это субъективное мнение...
Уже в темноте, часов в десять, умирающие от усталости и до краев переполненные впечатлениями, мы заезжаем в украшенный ночной подсветкой Цюрих. Нам предлагают выйти из салона и прогуляться по городу. Оторваться от кресла и дать работу ногам уже нет никаких сил, но я заставляю себя совершить сей подвиг и буквально вываливаюсь на улицу. Идеально чистый и богатый город, чуть ли не в каждом доме - банки мирового значения. Мы выходим на набережную, утомленные настолько, что уже не способные сегодня ничему порадоваться, кроме кружки горячего чая и теплой постели. Поворачиваем головы туда, куда указывает рука гида, будто марионетки. Освещенные желтыми прожекторами ратуша и башни собора яркими зигзагообразными полосами отражаются в черной воде. Женя, с которым мы за несколько дней успели почти породниться, говорит нам, что здесь красиво. Охотно верю, но сочувствовать не могу - безумно хочу спать. В следующий раз обязательно заеду сюда с оказией, но только днем и в бодром состоянии духа. Женя успокаивающе сообщает, что жизнь в Цюрихе спокойная, и сразу же к нам пристает компания изрядно выпивших молодых людей, настроенных довольно агрессивно. Утешая себя, что в каждом правиле существуют исключения, даже слегка встрепенувшись, мы гурьбой торопимся подальше от праздной молодежи, лишь бы избежать нежелательного столкновения. Подгоняемые мыслями о номере в гостинице, мы охотно залезаем обратно в автобус и медленно погружаемся в дремоту вплоть до самого Люцерна.
Постепенно привыкаю к жизни на колесах. Мы едем, едем "от Рейна до Роны", как поется в народной песне тирольских йодли. Автобус уж воспринимается не как средство передвижения, а будто маленькая коммунальная квартирка, где можно спать и есть, где постоянно крутят ручку проектора и показывают передачу "Вокруг света". По вечерам у нас начинался киносеанс. В фильме "Майерлинг" об австрийской ветви династии Габсбургов принц Рудольф в беседе со своей возлюбленной вскользь упомянул милого моему сердцу короля Людвига Баварского. Обязательно приобрету книгу о нем, если таковую встречу на прилавке.
Раз уж речь зашла об автобусе, стоит в нескольких словах описать моих соседей и попутчиков. Напротив меня расположилась пожилая супружеская пара. Они бывшие геологи, и успели много поездить по миру, думаю, им знакомы почти все страны Европы. Их атлетическому телосложению в почтенном возрасте можно позавидовать. Впереди сидит их родственница, активная и более ворчливая, чем остальные путешественники, дама. Ничего не имею против нее, но удивляюсь только, отчего она сумку с провиантом столь неосмотрительно положила далеко от себя, ежели постоянно испытывает в ней нужду. Я только и успеваю отмечать, как она дефилирует мимо меня к заднему креслу, дабы пообщаться с заветным мешочком. Полагаю, у нее там лежит скатерть-самобранка, ибо походы сей дамы настолько часты, что самая большая сумка не способна соответствовать ее аппетиту. Постоянно у меня перед глазами две женщины с видеокамерой. Они явно придерживаются неплохого мнения о себе, но у меня нет уверенности, что они также думают об окружающих, поэтому я стараюсь, чтобы наши пути часто не пересекались. Некоторые путешествуют с блокнотами и старательно посвящают себя занятию, коим я увлекаюсь сейчас. Вполне одобряю, что они записывают каждый свой шаг, но в душе улыбаюсь, когда кто-нибудь из них, покидая очередной город, вдруг спрашивает: "А где мы, собственно говоря, только что побывали?" Им отвечают, они заносят услышанное в путевую книжку и, возможно, быстро забывают. Дабы не демонстрировать излишнюю язвительность, оставлю пока соседей в покое и продолжу повесть о памятниках архитектуры и природы.
Итак, мы теперь находимся в Швейцарии, являющей собой идеальное единство красоты ландшафта, привлекательности городов и высокого уровня благосостояния населения. Катаясь по этой стране, с назойливым чувством зависти начинаешь сознавать, что люди, появившиеся здесь на свет, с самого своего рождения - настоящие везунчики. Климат изумительный, чистый горный воздух ласкает и придает здоровых сил. Солнце утром поднимается через пласты тумана, днем наполняет долины морем ослепительного и одновременно мягкого, теплого света, вечером садится за вершины, и от той скалы, за которую оно закатилось, в небо возносятся ясные всполохи лучей на фоне безоблачного высокого неба, лазурного и безмятежного.
Я понимаю, что подлинно передать словами увиденное трудно. Невозможно поделиться с читателями столь полно, чтобы они почувствовали то же восхитительное упоение наблюдающего сладостное очарование лесов и озер посреди каменных массивов, рассказать, как плещется прозрачная вода, как пахнут цветы на набережных, как медленно опускаются сумерки и обволакивают Альпы, как над ними загораются звезды. Это слишком красиво, и мое перо не смеет соревноваться с божественными чудесами. Я только пытаюсь описать свои впечатления.
Немного разочарованные кратким до неприличия знакомством с Цюрихом, мы утешаемся обещанием, что Люцерну посвящается вся вторая половина дня. И ранним утром мы со свежими силами и совершенно довольные едем в сторону горы Риги. Мы обладаем прекрасной возможностью почувствовать себя альпинистами, не приложив для подъема наверх никаких усилий. Для одних преодоление горной вершины - трудный и опасный спорт, для других - легкая экскурсионная прогулка. Похожие на трамвайчики для детей в парках развлечений, на склоне по рельсам бегают красные вагончики. Наша группа садится в один из них, и миниатюрный поезд медленно трогается в путь.
Вы когда-нибудь испытывали чувство, будто вы взлетаете и парите в воздухе, при этом не отрываясь от земли? Если да, значит вы меня поймете. Удивительно видеть, как под вами наклоняется гладь озера, а окружающие его голубые горы будто поворачиваются, обращая к вам свои пики, как выплывают из-за лесистых вершин заснеженные маковки более высоких и суровых сестер и оказываются у вас под ногами. Изумительные домики с башенками и цветочными палисадниками исчезают где-то внизу, а вы все ползете к самым небесам и не перестаете удивляться, когда на заоблачной вышине, куда забраться кажется немыслимым предприятием, вам по дороге попадаются постройки с надписями "Hotel", жилища пастухов и стада коров с нежно позвякивающими колокольцами на шеях.
Мы поднимаемся полчаса и выходим на маленькой станции. Здесь будто находится край земли, последняя точка опоры, за которой начинается пустота и безграничное, могущественное царствие вселенной. Оказавшись на вершине Риги, вдруг ощущаешь себя царем природы, вознесшимся на такую высоту, куда не долетают даже птицы. Куда ни глянь, повсюду, как на ладони, необозримые альпийские просторы, голубые, утопающие в солнечном океане, оледеневшие или одетые растительностью. У подножия - пучки и сплетения белых облаков, бережно прикрывающих едва различимые внизу поселки, над головой - бесконечное синее небо. Ты стоишь под сим изумительным куполом и полной грудью вдыхаешь солнце. Ты словно отряхиваешь прах со стоп своих, вся бренность бытия, тревоги, дурные воспоминания и горести кажутся мишурой и исчезают в величавой незыблемости мира, распростертого у твоих ног. И даже пресловутый страх очутиться над пропастью отступает, настолько изумительны шквальной волной заполняющие разум эмоции. Попав сюда, надобно просто посидеть на шелковой траве и помолчать немного, отогнав любые мысли, насладиться истинной красотой земли и отрешенностью от повседневной рутины. Немного глотков этой свободы, и ты понимаешь, что счастлив, что жизнь твоя не прошла напрасно, ибо ты посетил дивный уголок планеты, объял ее взглядом и почувствовал ее пульс в такт биению своего сердца. Какое Бог сотворил чудо!
...Где только звезды над морской
Просторной гладию мерцают,
И серебристая луна
Небесный путь свой начинает,
Дика, прекрасна и юна.
В горах, что главами седыми
Вонзаются в высокий свод
И макушками ледяными
Встречают утренний восход...
Напившись воздуха и света, мы спускаемся обратно, в мир людей, как бы ни хотелось уезжать с Риги. Прежде чем снова прильнуть к мягкому сидению автобуса, я на несколько минут задерживаюсь на набережной озера у подножия горы, перегнувшись через ограждение, смотрю на воду. Она совершенно необыкновенного цвета, будто покрашена акварелью в бирюзовый цвет - такой колорит ей придают примеси минералов в русле. Вполне исчерпывающее объяснение для тех, кто не особо дружен с химическими науками. Для меня имеет значение лишь, что вид прозрачных, как бриллиант, вод с камешками на дне и юркими рыбками очарователен и приятен взору. Глотаю полной грудью частицу этой милой прелести, ловлю аромат цветущих кустарников, фотографирую чайку, присевшую на волнорез на фоне розоватой дымки, вздыхаю напоследок с грустью, что нельзя погулять здесь подольше, и плетусь к своему "экипажу".
Центральная площадь Интерлакена представляет из себя засеянный травой луг, на котором тренируются потомки Икара. Основное ее украшение - вовсе не конный памятник победителю и не городской собор, вечный монумент и цель паломничества туристов создала сама затейница природа. Между двумя соединенными у основания, похожими друг на друга, как родные братья, зелеными склонами, подобно белому кораблю, сотканному из мечтательных облаков, возвышается снежная вершина Юнгфрау. Уникальный эффект горной долины создает впечатление, что невинная скала-"девушка" подобно Венере рождается среди мужественных, покрытых елями откосов и поднимает голову над их согбенными спинами. Кажется, что она очень близко, но это обман зрения. На самом деле она столь высока и далека, что видимые на первом плане две горы - малютки в сравнении с ней. Представьте себе, что возможно одновременно обходить клумбы с тропическими растениями, нюхать южные цветы и любоваться нетающими снегами. Не правда ли, удивительное сочетание? Недаром швейцарцы так горячо любят и оберегают свою страну. Тот, кто однажды побывал в ней, уже никогда не скажет, что в мире не существуют чудеса.
Наш автобус резво бежит вверх по серпантину в сторону высокогорных альпийских озер. Я крепко прижимаюсь к спинке кресла, с трусоватым трепетом наблюдая в окно, как уходят вниз заливные луга, как быстро увеличивается пропасть под узкой дорогой, вьющейся змейкой стремящейся дальше вдоль откосов, что нависают прямо над ней массивными глыбами изрезанного веками камня. Кажется, будто мы сейчас перевернемся и рухнем в бездну, настолько близко ее край от колес нашего автопутешественника. Душа моя замирает от страха и восторга.
Мы высаживаемся на просторной поляне, с которой открывается вид на небольшое озеро с поросшими кустарником берегами. Осень еще чуть тронула листву, посыпав пудрой позолоты самые верхушки зеленых крон, перед глазами сияет перламутрово-голубая гладь воды, над которой дремлют матово-бархатистые склоны, похожие на тела плюшевых игрушек. И негасимое янтарное солнце... Поистине, Господь вдохновенно создавал эти места, ибо здесь заканчиваются границы разума и начинается сладкий бред упоения.
В предзакатные часы я в лирическом настроении ступаю на уютные улицы Люцерна. Сначала наведываюсь ко Льву скульптора Торвальдсена. Глядя на него, изнываю всей душой от сострадания к этому, словно содрогающемуся от тяжкого дыхания, изваянию. Хочется сделать что-нибудь, лишь бы избавить от боли умирающее животное, вернуть ему ускользающую жизнь. В траурном молчании склоняю перед ним голову. Соглашаюсь с Марком Твеном, что это - "самый печальный камень на земле". Трагичные глаза зверя заглядывают в самое сердце, будто умоляют, чтобы его гибель от раны в боку не канула в забвение. Твои муки, бедное благородное создание, я запечатлею в памяти. Оказывается, камни способны не только поражать своим величием, но и заставлять плакать. Более того, они живут, улыбаются и рыдают сами, достаточно просто внимательно к ним присмотреться, чтобы услышать их приглушенный голос, поэтому мне кажется, что люди, дающие камням имена, умеют с ними разговаривать.
Люцерн спокойный и симпатичный, каждое его здание имеет свое неповторимое очарование, каждый поворот брусчатой улочки навевает мечты о вечном празднике и умиротворении. Аккуратные фахверковые домишки с черепичными крышами, нежные пастельные фасады с росписями и затейливыми башенками и ставенками, обрамляющими цветники отражаются в голубовато-зеленом Фирвальдштатском озере, из которого медленно и вальяжно вытекает река. Девственно белыми корабликами воду неторопливо рассекают царственные лебеди, прекрасные и гордые хозяева города, величаво выгибают длинные шеи и переваливаются по набережным на перепончатых лапах. Чистенький и нарядный, романтичный, как свадебная песня менестреля, любовно украшенный сказочной природой Люцерн со всех сторон окружен горами. Справа и слева его охраняют сиреневые тени великанов, на них зажигаются огни, что в тающем вечере превращаются в звезды. Два деревянных моста, тронутые палитрой старины, соединяют два берега, будто случайно отделенные друг от друга гибким рукавом бассейна. Желтоватые камни древней Водяной башни пламенеют в закатных лучах, как яркий, но не обжигающий факел, шпили ратуши похожи на алые паруса. Я любуюсь этим живописным уголком земли, пока его не обволакивает ночь, пока над гладью озера не всходит серебряный лунный серп.
19 сентября мы приезжаем в Берн. Он воспринимается оком, как единый ансамбль на Аре, стройный, лаконичный и прекрасный, созданный серовато-зеленоватым мазком художника. Город так богат рельефом: холмами и тихими низинками, - что, не взбираясь ни на какую вышину, с бульвара можно увидеть всю панораму старой столицы, комфортно расположившейся в петле реки, чья глубина так невелика, что местами можно гулять пешком по ее сухому гравийному дну. Средневековые дома непрерывными ручейками струятся по улицам, вливаясь друг в друга и разбегаясь в разные стороны, образуя маленькие площади и затейливые перекрестки, создавая будто случайную, столетиями сложившуюся планировку. Войдите в город и вы очутитесь среди тенистых аркад, под которыми привольно гулять и ощущать себя единым целым с прекрасным наследием древности. Вы переноситесь в прошлую эпоху и дышите воздухом чудесно сохранившейся реликтовой обстановки. Вы чувствуете себя не просто гостем, вы становитесь частью вечно живого, неподвластного времени организма.
Берн венчает и будто устремляет за собой вверх городской собор. Единственная башня этого гиганта поздней готики вонзается в пасмурное небо и словно поддерживает его, мощная, державная, как центр мироздания, и в то же время ажурная и легкая, с летящими линиями и возносящейся музыкой органа. Попадая внутрь, вы словно перемещаетесь в мир непередаваемой человеческой речью красоты, неподражаемой и величественной, легко освещенной скользящими по колоннам и полу лучами искристых витражей; свет обволакивает вас и притягивает взоры к стрельчатым окнам, в которых вы видите радужное море цвета одухотворенных библейских сюжетов. Посидите в этом мерцающем облаке, послушайте ораторию, и вы проникнете в сокровищницу священной благодати. Коли прежде сердце ваше молчало, то здесь оно наполнится верой в святой дух бессмертных идеалов вселенной, если вы не были художником, то станете им по натуре своей при виде чистоты стройных линий и парящих высоко над головой нервюрных сводов, где растворяется мелодичное эхо и угасают проблески дневных огней.
Четыре медведя в двух цилиндрических рвах вызывают и умиление, и слезы. Косматые цари лесов садятся на задние лапы, а передние подымают вверх, как бы прося подаяние. Зрители с веселым смехом кидают им на дно ямы кусочки хлеба и яблок, и привыкшие к этой процедуре звери лениво подбирают их. Таким развлечением занимают людей обитающие в бетонных кольцах живые символы Берна. Больно смотреть на них сверху, слушая, как вокруг все уморительно хохочут над ужимками выдрессированных обстоятельствами животных, и ощущая кожей горькое дыхание неволи.
В бухте Женевского озера, на крошечном островке, занимая его целиком и уходя крепостными стенами в самую воду, с ХII столетия стоит настоящий памятник средневековой цивилизации, Шильонский замок, облюбованный художниками и писателями, воспетый поэтами и послуживший героическому романтику лорду Байрону поводом для сотворения поэмы об узнике Бониваре. Строги и мрачны его известняковые подвалы, стар и затейлив лабиринт его помещений с узкими винтовыми лесенками и крытыми деревянными галереями, нависающими над внутренним двором. Когда вы проходите в тронный зал или гостиную, вы невольно слышите, как вашим шагам вторят призрачные шаги рыцарей, вы видите, как они сидят за столом и приглашают вас принять участие в трапезе на почерневших металлических блюдах или погреться у большого, во всю стену, камина с покрытым угольным налетом дымоходом. Прикоснитесь ладонью к темно-коричневой мебели, и вы почувствуете, что дверцы шкафов, комодов, полки еще хранят в себе тепло рук давно покинувших сей мир хозяев. Гобелены и пологи, уже одряхлевшие, но плотные, расписаны геральдикой и белыми узорами коллекции оружия на убранных резным деревом стенах поражают не столько великолепием богатства, сколько исторической подлинностью. Годами этот замок встречает и провожает посетителей, а те все идут и идут к нему, дабы приобщиться к его долгой, насыщенной мифами жизни. Замок-старик, крепость-легенда, вот и я отныне в числе твоих преданных поклонников.
Язык древности овладевает моим разумом настолько, что живописные места курорта Монтре немного утрачивают насыщенность колорита в сравнении с его магическими рунами. Сильна магия узилища Бонивара! Кого однажды оно заколдует, тому не суждено уж освободиться от его чар.
Золотой закат зажигает горы на противоположном берегу Женевского озера и заливает волной огня их подножие, струится по земле и сверкает в воде множеством полосок. На фоне сказочного неба вода кажется плотной и темной, как нефтяное море. Солнце садится прямо в тихую рябь, его последний взгляд падает на утонувшие в экзотических цветах набережные, красочные отели, тенистые дорожки и приветливые дачки роскошного и уютного райского городка. Когда в игре воображения вы представляете себе диковины царствия небесного, вы думаете о Монтре.
Переночевав в шикарной гостинице, следующим утром мы отправляемся знакомиться с Женевой. Столица франкоговорящего кантона своим обликом чем-то неуловимо созвучна с Парижем, возможно, общая многоплановость, мансардные крыши, просторные улицы и знакомый прононс навевают подобные ассоциации. Ряд лодочек и яхт далеко тянется вдоль тихой гавани, за которой с пирса, будто бы из воды в самое небо бьет мощная струя фонтана высотой 140 метров. Наверху она разваливается, пенится и сильным ливнем низвергается обратно в озеро, ветер сносит брызги на берег. В сквере, отделяющем набережные от заполненных транспортом улиц, вашим очам предстает настоящий триумф изобретательности - встроенные в цветочную клумбу часы. Вокруг этого чудо - механизма располагаются в тени каштанов маленькие беседки-ротонды и парковые скульптуры с фонтанчиками.
Если Женевское озеро оказывается у вас за спиной, вы попадаете на главную улицу города с бегающими по ней трамвайчиками. Здесь жизнь кипит в бесчисленных магазинчиках, где опасно затеряться на целый день. Говорят, что счастье не в деньгах, а в их количестве. Я рискну перефразировать сие меркантильное высказывание: "Счастье не в деньгах, а в количестве фотографий, которые на эти деньги напечатают." Недолго думая, я покупаю еще две пленки для своего аппарата дополнительно к тем десяти, что уже лежат в моей сумке.
Архитектурный облик Женевы разнообразен и многолик, в тесной близости с эпохой Ренессанса и средневековым монастырем Капуцинов стоят здания из стекла и бетона, что наглядно говорит об изменчивости и влиянии времени в пределах одного города. Можно часами бродить по улицам, но так и не раскрыть их секретов, ибо за каждым поворотом вас ожидают новые сюрпризы и неповторимые по колориту панорамы. Здесь же находится вотчина мировой политики с необычной по лаконизму и философии скульптурой в виде огромного стула с обломанной ножкой - символом шаткого равновесия современного общества.
Чтобы отдохнуть от суетливой жизни и насладиться буйством не прирученной человеком природы, следуйте за нами и поезжайте к Рейнскому водопаду.
...Здесь камнепадов тяжкий рок
Порою местность оглашает,
И водопадов гулкий сток
Сей край волшебный оживляет...
Пройдя через двор замка Лауфен и преодолев несколько маршей выдолбленной в скале лестницы, вы приближаетесь к самому сердцу природного шедевра, где широкая река с грохотом роняет свое богатство на огромные валуны. Дух перехватывает, когда стоишь на нижней площадке у самой оглушительно ревущей пены и смотришь, как обезумевшая стихия несется прямо тебе под ноги, с жадностью проглатывая все, что случайно оказывается в ее чреве, и вздымая над камнями тучи искристых брызг, ярко освещенных солнцем и раскрашенных во все цвета радуги. Только утес в самом центре неукротимого низвержения противостоит несущейся воде, гордо возвышается над ней, орошенный алмазной пылью влаги.
Визитом к Рейнскому водопаду завершается наше знакомство со Швейцарией, и мы отправляемся в Австрию, в страну пышного убранства и жизнерадостного великолепия, родину вальсов и романтичных мелодий для флейт. Наша дорога лежит на гористой, изобилующей туннелями и перевалами местности. Белый студенистый туман, похожий на молочный кисель, спускается с вершин, стелится по равнинам, выползает навстречу, обнимая стволы деревьев и обходя кустарники, прикрывая траву, подкрадывается к окнам, легкими влажными пальцами проникая внутрь сознания. Нагие отвесы сумеречных Альп сдвигаются к тракту, будто изучая наш крошечный в сравнении с ними автобус и вопрошая, кто к ним пожаловал и нарушил их уединенное спокойствие. Под фееричную музыку клавесина и скрипок, отгоняющую страхи перед молчаливыми исполинами, мы легко мчимся мимо неприветливых утесов к месту ночевки.
21 сентября мы попадаем в Зальцбург. Маленький и немного легкомысленный городок на реке Зальц (что по-немецки значит "соль", соляные копи), овеянный славой великого композитора, приветствует нас живописными уголками и красивым парком. На главной улице, пестрящей металлическим кружевом вывесок стоит желтого цвета дом, где родился Моцарт. Это здание, связанное с именем гениального земляка, служит гордостью местным жителям, и нет, пожалуй, здесь ни одного человека, который не указал бы вам путь к музею музыканта. В затейливой тесноте и суетливой беспорядочности Зальцбурга есть нечто интимное и незащищенное, в отличие, например, от выше упомянутых Берна и Люцерна, которые в строгом распорядке, несмотря на свое очарование, живут замкнуто и обособленно. Зальцбург многословен и хлопотлив, здесь хочется петь, веселиться, но все же меня не покидает мысль, что он рос и развивался совершенно хаотично, открытый всем ветрам. Этим, возможно, объясняется запутанность его улиц с тупиками и неожиданными проходами, отсутствие элементарной планировочной системы многочисленных старинных памятников города. Однако, он сразу подкупает путешественника своими традициями и некоторой первозданной наивностью. Он совершенно подчиняется гористому ландшафту, и, к удивлению моему, я вижу, что кое какие дома буквально "встроены" в стены скал. С трудом представляю себе, как там живут люди, но сие вовсе не означает, что я не приемлю подобных композиций, напротив, они очень привлекательны в своей непосредственности.
Зальцбург - город дождей, на реке гуляет промозглый ветер, и я впервые за все время вояжа вспоминаю о предательской слабости своего горла, а остановка вечером того же дня в Венском лесу подтверждает мои опасения. Миловидный старый домик, бывший придорожный трактир, приютившийся на холме в предместье австрийской столицы, где нам посчастливилось провести ночь, своим романтичным обликом навевает мысли о сказках. "На поляне среди раскидистых вековых деревьев, в мире гномов и шаловливых эльфов, в лесной сторожке, в давние времена жил дровосек со своей семьей..." Неплохое начало для детской истории, и гостиница наша мне очень нравится, но... погода портится, солнце прячется за водопелые тучи, а старые окна плотно не закрываются. Организм опять посмеивается надо мной, за ночь я успеваю простудиться.
Вена поражает имперской роскошью XIX века, эпохи династии Габсбургов, властвующих над Австрией столетиями. Сокровищница вычурного и богатого барокко раскрывается перед нами, как букет роз, разнообразных и все же похожих. Дворцовые ансамбли, стоящие рядом друг с другом, впечатляют подлинно королевским размахом, город в целом, как пульсирующая аорта страны, как центр сильной державы, с первых шагов по красивым улицам завораживает взгляд. Главный ориентир Вены, великолепный собор Святого Стефана, привлекает к себе толпы восхищенных туристов. Спеша к его изысканным порталам, гости встречают по пути множество куполов, портиков, скульптур, которые приглашают остановиться напротив и полюбоваться их формами. Прогулявшись по знаменитому Рингу, вы оказываетесь рядом со зданием Муниципалитета, чудным образчиком неоготического стиля, с множеством стройных башенок и цветов. Рядом стоит еще один шедевр - Вотивкирхе, выстроенная в конце XIX века в лучших традициях средневековой архитектуры настолько замечательно, что несведущий о ее возрасте человек не сразу определит, как долго эта удивительная белая церковь украшает столицу. Достаточно несколько минут побыть в тени ее колоколен и полюбоваться на вымперги, чтобы навсегда влюбиться в нее.
В соборе Святого Стефана я оказываюсь во время богослужения. Прижавшись к прутьям решетки, я слушаю мессу, стою долго, так долго, что теряю ход времени. Здесь может пройти целая жизнь, эти стены хранят в себе такое глубокое содержание, что в них исцеляется и душа, и тело того, кто всем сердцем стремится к ним. Стремление увидеть любимые интерьеры и долгожданное свидание с ними можно сравнить с нестерпимой жаждой, которая утоляется только глотком воды.
23 сентября - последний день моих удивлений. После насыщенной ветрами и бурливой шумной красавицы Вены мы приезжаем в тихий и замкнутый немецкий городок Регенсбург, чьи мостовые и фундаменты еще хранят память о великом Древнем Риме. Эта провинция грозной колониальной империи спокойна и строга, здесь нет ни суеты, ни транспортного бега. Под легкий моросящий дождь я хожу по узким улицам, одна из которых достигает ширины не более двух метров. Такое ощущение, что время здесь остановилось в средние века и более не движется, реформация цивилизации не тронула эти оставшиеся в недрах хронологий места. Единственный каменный мост соединяет Регенсбург с противоположным берегом Дуная, маленькие домики теснятся вдоль дорог, среди них попадаются удивительные по исторической ценности сооружения. Сначала кажется, что у города суровое и неприветливое лицо, но, находясь среди его фасадов, вы ощущаете, что очутились в отрешенном и одухотворенном месте.
Костел Регенсбурга, куда я непременно наведываюсь, примечателен исключительной красоты прекрасно сохранившимися витражами - настоящими картинами с проникающим светом, отсутствием встроенного органа и большим, стоящим в центральном нефе, почти в натуральную величину, Распятием. У его подножия, будто на Голгофе, я поднимаю голову и вижу, что ко мне обращено страдальческое лицо Христа, а над ним, подобно небу, парит высокий сводчатый потолок церкви. Тут сумеречно и тихо, народу очень мало, я почти в одиночестве сижу на резной скамье, скрестив перед собой руки, и без посторонних помех предаюсь мечтаниям.
Заезжаем поздним вечером в городок Баутцен, и меня охватывает чувство досады, что нельзя выйти из автобуса хоть на полчаса и посмотреть на средневековую крепость, окруженную рвом и освещенную бледно-желтыми прожекторами.
Теперь мы возвращаемся в Польшу. Последняя наша остановка в Легнице, и затем мы катимся в сторону уже знакомой нам польско-белорусской таможни. Мой прекрасный сон закончился, и я лениво просыпаюсь, на обратном пути обозревая встречные поселки вдоль магистрали. Мы минуем Вроцлав и окраины Варшавы, вспоминая рассказы нашего гида Жени. В памяти у меня запечатлелась пара симпатичных анекдотов о поляках:
"Приходит пан в отель и спрашивает администратора: "Сколько стоит номер в вашей гостинице?" Ему отвечают: "Комнаты на первом этаже стоят сто злотых в сутки, на втором - восемьдесят, на третьем - шестьдесят, на четвертом и пятом - пятьдесят." Выслушав, пан вздыхает и разводит руками: "Извините, но ваша гостиница для меня недостаточно высока."
И еще один:
"Встречаются два старых знакомых, и один говорит другому: "Я не понимаю, в чем твой секрет. Работать мы начинали вместе, однако, ты купаешься в роскоши, а я едва свожу концы с концами." Приятель ему отвечает: "Секрета нет. Просто я все время клал деньги про запас." "С каких это пор ты начал картавить?" - удивляется собеседник."
На Брестском вокзале мы глубокой ночью садимся в поезд. В вагоне до того холодно, что зуб на зуб не попадает. Закутавшись в два пледа, я сижу на нижней полке и жду, когда старенький и неуютный состав домчит меня до дома, где я увижу моих родных. Медленно мы подъезжаем к платформе, и я с радостным волнением вижу, как зажигаются огни над вечерней Москвой. Какое счастье, когда тебя встречают и рады тебе!
Мое путешествие было недолгим, но мне показалось, что за двенадцать дней прошла целая жизнь, напоенная дивными впечатлениями от прекрасных мест Старого Света, встречи с которым так приятны, что никакие сравнения невозможны. До скорого свидания, дорогая, любимая Европа! Жди меня снова, а я буду хранить тебя в своем сердце.