== Мои мнения и мои стихи в тексте выделены так: ==...==
С улицы в окно смотрит белый котенок. "Ой, это Снежана",- Люба открывает окно. Вслед за первым котенком в комнату проникает второй, точно такой же.
- Ты что, нас сейчас убьют,- шепчет Наташа, поясняя уже мне: - Сюда кошек нельзя. Мы на ночь иногда пускаем втихаря.
Коты прыгают по кровати, Наташа быстро выставляет их за окно.
- А я и собаку хочу, и кошку,- говорит Люба.- Хочу на волю. Хочу жить нормально. Я знаю, что я выкарабкаюсь. Стирать я умею, готовить умею, я смогу.
- А с алкоголем как, Люба?
- Я не пью. Курю, да. Могу выпить пива, но водку я вообще не переношу: заснуть не смогу.
- А кем бы вы могли работать?
- У меня нет специальности. Но я могла бы работать санитаркой, фасовщицей, да кем угодно. Лишь бы выйти.
"Селедочки бы. И конфет. Тут сладкого все хотят"
Иду в "слабый" корпус: одноэтажное здание, узкий коридор, четыре палаты, один санузел. В палатах, которые совсем не похожи на жилые комнаты, по семь-восемь кроватей. Тесно. Тумбочек, шкафов, картин, фотографий нет. Белые стены, выложенные кафелем почти до потолка. "Так по СанПиНу положено,- поясняет медсестра.- Тут больные люди - все должно мыться".
У одной из женщин на кровати лежит зимняя куртка.
- Вы гуляете?
- Да, я люблю,- отзывается хозяйка куртки.- Без воздуха не могу.
Я спрашиваю у медсестер, где столовая. Мне отвечают: "Здесь слабые, мы им еду носим".
На палату один или два приставных столика. Остальные принимают пищу в кроватях. Даже те, кто может ходить.
- Где ваши личные вещи? - спрашиваю я у женщин в первой палате.
- Да нету ничего,- отзывается молодая женщина с большими глазами на бледном лице.
- Мы им все даем,- говорит медсестра в белом халате.- Вещи есть. Мы их переодеваем, когда надо.
- А книги, например?
Женщина с большими глазами достает из-под подушки тонкую книжку:
- Вот, я читать люблю. Я прошу, мне из Венева сотрудники привозят.
Ее зовут Надежда. Спрашиваю, когда она гуляла. Отвечает, что летом. Медсестра поправляет: "На прошлой неделе".
- Хотите погулять? - спрашиваю я.
- Хочу! - большие глаза загораются.
Я прошу санитарку принести теплую одежду для Надежды.
- Вы не думайте,- обиженно говорит та,- если кто хочет, мы одежду приносим. Но она же не просит!
И уходит из корпуса. В окно видно, как она идет по снежному насту в сторону бани.
Иду по узкому коридору, несколько человек сидят на лавке в проходе и смотрят телевизор, я прохожу между ними и экраном. Комнаты для отдыха, игр, занятий здесь нет. В палатах нет розеток, поэтому телевизоров тоже нет. Мужчина в кальсонах ругается матом: говорит, что давно просит приемник, не дают.
- Это к начальству вопросы,- говорит персонал.- Но вообще вы же должны понимать: здесь больные люди.
В отделении 28 человек. Почти все кровати в палатах заняты.
- Они что, должны спать в обед?
- Ну так тихий час,- отзывается медсестра.- Они привыкли, здесь режим.
В одной из палат на меня смотрит крошечная старушка в платке. "Это наш долгожитель,- улыбаются сотрудницы.- Бабушке 92 года".
- Нюра я, Нюра,- отвечает долгожитель.
- Анна Ивановна, вы тут давно?
- Давно, давно,- улыбаясь, кивает женщина.
- Да она уже и сама не помнит, наверное,- говорит кто-то.
С соседней кровати женщина просит таблетки:
- Не хватает таблеток - диклофенак, нога у меня болит, ходить трудно.
- Да ты же целый курс пропила,- отвечает медсестра.- Говорят же: нельзя столько, желудок угробишь.
- Да пусть я лучше от желудка помру, чем ходить не смогу,- в сердцах говорит женщина.- Болит, мочи нет.
- Давно, давно,- раздается с кровати Анны Ивановны. Она, улыбаясь, смотрит куда-то мимо меня, в другой мир, совсем не похожий на эту тесную комнату с кафельными стенами.
Возвращается санитарка с курткой для Надежды.
Куртка серого цвета, бегунок разъезжается. Надя застегивается и выходит - на ногах тапочки, отороченные искусственным мехом, в которых она ходит по палате. Я спрашиваю, где сапоги.
- Ну так вы же не просили,- отвечает санитарка.
Надя гуляет по снегу, смотрит на деревья, с удовольствием позирует перед фотокамерой. На солнце ее тонкое, высохшее лицо похоже на иконописный лик.
Санитарка идет за нами и между делом говорит, что Наде "очень нравятся мужчины".
Я спрашиваю Надю, почему она на "слабом" корпусе, ведь может ходить.
- У меня эпилепсия,- отвечает, запинаясь, медленно. Худая, качается от ветра.
Я спрашиваю про еду.
Говорит про картошку и капусту и что хочется разнообразия: "Селедочки бы. И конфет. Сладкого все хотят".
"Тут не как дома".
Корпус, который называют баней, на самом деле банно-прачечное отделение.
В душевой два душа без перегородок, сюда один раз в десять дней и водят в "баню". На вопрос, чем отличается эта "баня" от душевой в отделении, отвечают, что сюда ходить должны все, а душ в отделении - по желанию.
В соседней комнате стеллажи с одеждой. Стопки чистого, выглаженного белья. В сенях вешалка с зимними куртками. Сапоги свалены в кучу в углу.
Сестра-хозяйка, приветливая женщина с 24-летним стажем, подробно рассказывает о своей работе: здесь стирают, штопают, гладят, моют. На мой вопрос, кто выбирает одежду жителям интерната, объясняет: один раз в год интернат закупает одежду. Я смотрю на широкие джинсы и спрашиваю, почему одежда немодная, сестра-хозяйка не знает - может быть, потому, что поставщики привозят то, что остается нераспроданным.
Почему одежда у всех общая? Сестра-хозяйка растеряна: "Да вроде и неправильно это, а как иначе? Они уже привыкли, что все общее. Придут, сдадут грязное, возьмут, что есть".
- А нижнее белье? Неужели нельзя бирки с именами пришить?
- Ну а где мы столько нижнего возьмем? У нас тут есть такие мужички, кому надо по три раза в день менять. Это сколько на них надо трусов? Не получится тут все индивидуальное. Надо принцип жизни здешней знать. Конечно, мы дома привыкли по-другому. Но тут не как дома.
3 декабря в Министерстве социальной защиты региона волонтерам сообщили, что Татьяна Ерохина покинет свою должность в ПНИ, а изолятор демонтируют. Самому интернату в 2019 году будет уделено больше внимания со стороны региональных властей - изменения были запланированы еще летом: штат сотрудников увеличат, основной корпус отремонтируют. Но главной проблемы это не решит: люди, которые провели здесь значительную часть жизни и которые не нужны обществу, так и останутся за забором. Они хотят учиться, работать, общаться, социализироваться, но в существующих условиях интернатов лишены такой возможности. И это не проблема конкретного интерната и региона, это проблема системная и общероссийская.
У многих людей, которые оказались в интернатах, особенно у выросших сирот, нет жилья, профессии, работы, опыта жизни в социуме. Они привыкли к насилию и научились в нем выживать. Они считают себя ненужными обществу, лишними людьми. Все, что связывает их с окружающим миром,- это волонтеры. Поэтому больше всего живущие в интернате люди боятся, что к ним перестанут пускать волонтеров.
Об опасениях жителей интерната, а также о заявленных ими нарушениях я поговорила с представителями региональной власти.
Владислав Жиляков, прокурор Веневского района:
- Прокуратурой района проводится проверка по обращению группы товарищей, которые именуют себя волонтерами, по поводу, как им кажется, многочисленных нарушений жилищно-бытового характера, оказания медпомощи гражданам, которые проживают в Веневском ПНИ.
Мной были обследованы корпуса, в которых проживают граждане. Ни одного довода, которые излагают волонтеры по факту нарушений, не выявлено, сами они пояснить тоже ничего не могут. Мы с контролирующими органами организовали тут проверки, истребована медицинская документация. Будут проанализированы все эти документы, и в случае выявлений нарушений федерального законодательства прокуратурой района будут применены исчерпывающие меры прокурорского реагирования.
- Девушка, которая вышла из интерната, не написав заявления, в итоге оказалась в психиатрической больнице - ее выход сотрудники интерната оформили как побег, но при этом не обратились в полицию, а искали ее самостоятельно. Это законно?
- Вы знаете, именно этот факт в настоящий момент тоже проверяется. И, когда я сам общался с этой девушкой, прояснить ничего конкретного она не смогла. Мной было предложено ей написать соответствующее заявление, но она отказалась.
- Она сказала мне, что хочет выйти из интерната, но ей нужно пройти комиссию.
- Они обратились с соответствующими заявлениями по поводу проведения медкомиссии 22 ноября, заявления рассматриваются. Никто им не отказывает ни в проведении комиссии, ни в выходе за стены интерната.
- А принуждение к абортам? К отказам от рожденных детей?
- Сейчас мы тоже эти документы будем изучать.
- Два человека рассказали про санитара Васю, который оформлен здесь на ставку и бьет людей, в том числе девушек.
- Мне говорили про этого Василия, я с ним общался, он категорично это отрицает. Есть группа проживающих, которые поддерживают его. Разберемся.
- Я была в "слабом" корпусе, обратила внимание, что у кроватей нет ни одной тумбочки, у людей нет личных вещей.
- Этому будет уделено пристальное внимание, жилищно-бытовые условия - это тоже предмет проверки.
- Волонтеры высказывают опасения, что их сюда больше не пустят.
- По согласованию с администрацией интерната в любое удобное время, но в те временные промежутки, в которые не будут мешать другим проживающим, они могут беспрепятственно проходить.
- А если администрация не согласует? Они могут прийти к своим дееспособным друзьям? Это не запрещено законом.
- Я не вижу препятствий.
- Это важно, потому что это гражданский контроль.
- Вы правильно говорите про гражданский контроль, потому что органы прокуратуры, осуществляя надзор за исполнением федерального законодательства, черпают основания для проведения проверки от граждан. В первую очередь мы ориентированы на соблюдение прав граждан.