Очевидно, что такая "оценка"-штука случайная и изменчивая, за
висящая от пространства и времени. Она не имеет ничего общего с той цен-
ностью серебра, которая связана с его собственной неотъемлемой и вечной
природой или сущностью. Пользуясь языком Аристотеля, она символизиру-
ет "случайное" качество, то есть качество, которое меняется с изменением
пространственных и временных обстоятельств.
В статье м-ра Сейвери приводятся два определения, или характеристики,
внутреннего блага, данные Дж. Муром 2**. То определение, согласно ко-
345
торому называть благо внутренним - значит утверждать, что оно остава-
лось бы благом, "даже если бы существовало в мире в полном одиноче-
стве", явно не выходит за рамки экзистенциального, то есть не касающегося
сути, обозначения.
Данное обстоятельство вполне оправдывает замечание
м-ра Сейвери о том, что "явно безвредное" определение. Но Мур еще гово-
рит, что вопрос о том, насколько правомерно называть добро внутренним
"зависит исключительно от внутренней природы конкретной вещи".
Предположим, что вместо такого свойства, как благо, мы взяли бы дру-
гое качество, например "белизну". Если я скажу, что свойство "белизна"
внутренне принадлежит бумаге, на которой я пишу, поскольку оно принад-
лежало бы ей даже в том случае, если бы бумага существовала в этом мире в
полном одиночестве, то, на мой взгляд, я тем самым не скажу ничего сверх
того, что данное качество принадлежит бумаге на самом деле, каким бы об-
разом она его ни обрела.
В этом смысле понятие "внутренний" не выходит
за рамки примитивных характеристик пространственно-временного суще-
ствования. Такой тип обозначения позволяет мне говорить, что все каче-
ства, какими конкретно они бы ни были, являются "внутренними" для ве-
щей, которые они характеризуют в определенных временных и простран-
ственных границах существования этих вещей, лишь при том условии, что
всякая такая вещь действительно "обладает" ими.
Если бы, однако, я взду-
мал сказать, будто качество "белый" принадлежит данной бумаге в силу
"внутренней природы" бумаги, то это было бы уже использование слова
"внутренний" в совершенно ином значении.
Поэтому в том случае, если мы говорим, что употребление слова "бла-
го" зависит от "внутренней природы" обсуждаемой вещи, то можно не со-
мневаться относительно того, какое из двух значений двусмысленного по-
нятия мы здесь имеем в виду. Но, к сожалению, не столь очевиден тот факт,
что двусмысленность слова имеет тенденцию изменять суть вопроса.
Вместо вопроса о том, присуще ли некоему явлению либо существованию реаль-
ное качество "блага" или нет, независимо от того, как оно его обрело, мы
имеем дело с трансформацией нашего вопроса в общую логико-метафизи-
ческую проблему внутренних природ или сущностей.
Вся проблема внут-
ренней природы "блага" таким образом оказывается зависящей от другой
проблемы-проблемы, которая прямо ассоциируется у нас с идеей о неиз-
бывных, неизменяемых природах и сущностях.
Я не предлагаю вам оценивать состоятельность данной идеи. Безуслов-
но, правом каждого, кто пишет на эту тему, является использование данной
идеи в определении "блага" в рамках дискуссий по этическим проблемам.
Но возьму на себя смелость утверждать: во всяком подобном случае чита-
тель должен отчетливо видеть, что моральная дефиниция формулируется
здесь на основе более глобального логико-метафизического учения и что
состоятельность этой дефиниции определяется состоятельностью данной
доктрины, которая поэтому требует отдельного независимого доказатель-
ства, чтобы в результате можно было доказать состоятельность моральной
доктрины "блага", развиваемой на ее основаниях.
346
Боюсь, что без углубления в эту более общую тему кто-то может пред-
положить, будто некоторые авторы, рассуждающие о морали, делают разли-
чие между тем, что я назвал экзистенциальными и эссенциальными истол-
кованиями качества как внутренней принадлежности вещи, на том основа-
нии что во внеморальной сфере употребления понятие "блага", по их убеж-
дению, равнозначно понятию удовлетворения или удовольствия, которые дей-
ствительно возникают как качества некоего явления в конкретном простран-
стве и времени, то есть что благо является "внутренним" просто в том смысле,
что рассматриваемая вещь в самом деле имеет это качество или "владеет"
им в конкретных пространстве и времени.
== И что бы вы сказали, если бы некий автор имел склонность сочинять предложения раза в 3 длиннее вот такого...
Можно ли по длине предложений которые пишет или говорит автор существенно определять рамки его психологии и психики? ==
С другой стороны, моральное
благо, как они, видимо, полагают, является моральным именно вследствие
вечной природы или сущности того, что характеризуется как "благое".
Я не сомневаюсь в логичности этой позиции. Но все же тому, кто ее
занимает, определенно необходимо иметь про запас аргументы. Ведь суще-
ствуют позиции альтернативные. Указав на необходимость четкого изложе-
ния и четкой защиты этой позиции, я тем самым уже намекнул на одну из
альтернатив, поскольку можно предположить, что та спорная моральная идея,
в рамках которой благо трактуется как удовольствие или удовлетворение,
появляется только тогда, когда получение подобных удовольствий становится
проблематичным и требует вдумчивого исследования ситуации.
В таком случае речь должна идти о противоположности не между чем-то благим лишь
во "внешнем" или случайном значении и чем-то благим по своей вечной и
универсальной природе, а между благом, являющимся таковым непосред-
ственно, и благом, определяемым как таковое в результате рефлексии над
великим множеством реальных случаев.
Я здесь не настаиваю на том, что
этот подход самый верный. Я просто привожу пример возможной альтернативной
дефиниции, чтобы таким образом показать, насколько необходима
четкая формулировка и четкое обоснование всякого конкретного воззрения
на "внутреннее благо", ибо мы должны быть уверены, что оно в конечном
счете не покоится на двусмысленности слова "внутренний", связанной с
метафизической позицией, о которой приверженец данного взгляда не заявил.
6. Знание от природы и знание от искусства
I
Современные философские теории познания удивительно безразличны
к значениям и последствиям революции, произошедшей в рамках истинной
предметной сферы и метода научного познания. По существу, это был, мож-
но сказать, революционный переход от знания, которое является таковым
"от природы"*, к научной предметной сфере, являющейся таковой, какова
она есть, "от искусства".
По классической схеме, следуя Аристотелю, счи-
талось, что предметная сфера науки как высшая по шкале познания являет-
ся таковой потому, что ее составляют определенные неотъемлемые формы,
347
сущности, или природы. Эти неизбывно пребывающие в вещах и определя-
ющие их природы вечны, неизменны и необходимы.
Поэтому в древнегре-
ческой и средневековой системе познания предметами всех наук, от астро-
номии до биологии, были типы или виды, которые неизменно равны себе и
вечно изолированы друг от друга в силу своих незыблемых природ, образу-
ющих их неотъемлемые сущности, или само бытие.
Другие формы знания-те, что назывались чувственным восприятием
и мнением, также являлись таковыми по природе неотъемлемо свойствен-
ных им форм бытия; или, если выразить это более строго, благодаря неизме-
няемой и неисправимой фрагментарности, недостаточности того бытия, ко-
торым они отличались.
Ведь против незыблемых и вечных видов, образуе-
мых неотъемлемыми, существенными формами, находились вещи изменчи-
вые, вещи, которые рождаются и умирают. Изменяемость, способность к
преобразованию или мутации ipso facto1 ( 1в действительности (лат.).) служат доказательством нестабильности и непостоянства.
А последние в свою очередь являются доказатель-
ствами недостаточности бытия в полном смысле этого слова. Именно ввиду
недостатка, или отсутствия, автономного и самодостаточного бытия некие
вещи и бывают изменчивыми и преходящими, в результате чего одна вещь
то и дело сменяет другую.
== В качестве вполне серьёзного мыслителя Дьюи (или переводчик?!) должны были тут написать "с ходом времени внутренняя сущность вещи может значительно измениться". А "одна вещь сменяет другую" должно обозначать что в данной системе отношений сущность одной вещи полностью сменилась, но название вещи в системе отношений осталось прежним. ==
Отсутствие неотъемлемых природ или сущнос-
тей равнозначно зависимости от обстоятельств внешнего порядка, и эта за-
висимость вещи от того, что находится вне ее, и проявляется в ее вариабель-
ности. Согласно классической терминологии, наука имеет дело с "формаль-
ными причинами", то есть с неотъемлемыми природами, "побуждающими"
вещи быть такими, какие они есть.
Чувственное знание и мнение являются
низшими формами познания, связанными с вещами, которые по природе
своей столь изменчивы, что и собственно знание о них тоже оказывается
непрочным и переменчивым,-это касается тех вещей, которые мы можем
потрогать, услышать, увидеть.
Нет нужды заострять внимание на том факте, что в полном соответствии
с новым образом науки то, чему в античной схеме отводилось низшее поло-
жение, а именно - "причины" действующие и материальные, составляет
сегодня единственно законную предметную сферу естествознания, в то вре-
мя как приверженность тому взгляду, что к ее области относятся исключи-
тельно существенные формы или природы, следует отнести на счет стериль-
ности, "чистоты" науки в период, предшествующий совершению научного переворота.
Согласно античной доктрине, предметная сфера чувственного
познания и мнения, с одной стороны, и науки-с другой, являются навеки
разделенными пропастью, которую невозможно преодолеть в силу того, что
это пропасть космологическая и онтологическая, то есть в силу самого "бы-
тия" разделенных ею предметных сфер.