Генезис и цели равно важны, но их значение - это значение пределов, которые обрамляют
историю, тем самым делая ее доступной описаниям. В предложении, пред-
шествующем тому, в котором речь шла об атоме, к примеру, есть следующие слова:
"Ведь знание, "причина" и "действие" обладают частичным,
усеченным существованием", а весь абзац посвящен критике представле-
ния, согласно которому каузальным, причинным обстоятельствам присуща
"реальность" более высокого порядка, чем реальность результатов или действий.
Я там заявлял, что подобный взгляд, наделяющий причины высшим
ранжиром, вытекает из гипостазирования, преувеличения их функции: функ-
ция каузальных обстоятельств как средств контроля (безусловно, исклю-
чительных средств контроля) превращается в их прямое онтологическое свойство.
Более того, на протяжении всей главы, к которой принадлежит
данный абзац, я доказываю, что если существование как история и как про-
цесс предполагает некие "цели", то переход от античной модели науки к
современной обязывает нас истолковывать цели как относительные и мно-
жественные, поскольку они оказываются не более чем границами вполне
доступных выделению отрезков истории.
Из всех специальных вопросов, которые следуют из этого основного эле-
мента в моей теории взаимосвязи опыта и природы, как тоже своего рода
исторический результат, или "цель", я буду здесь иметь дело только с одним.
В том, что я сказал о значениях, мой критик усмотрел склонность при-
давать необоснованную важность последствиям; в том, что я говорю (в рам-
ках дискуссии, посвященной специальной проблеме) об атмосфере, в кото-
рой складывалась греческая философия, он находит столь же односторон-
нюю склонность раздувать важность генезиса.
Тот факт, что при обсуждении конкретного отрезка истории упор в анализе каждой особой проблемы мы делаем на результатах, а при обсуждении другой части истории в связи с
иной особой проблемой мы делаем его на предпосылках, отнюдь не означа-
ет, что мы непоследовательны.
Что касается последствий и их связи со зна-
чением и удостоверением, то я уже многократно и отчетливо настаивал на
том факте, что нет иного способа судить о возможных следствиях, кроме
рассмотрения предпосылок, так что эти последние нам, безусловно, необ-
ходимы, и тем не менее функционально они вторичны1* .
1* Употребление мною составного слова "генетически-функциональный" при
разъяснении того, что, по моим понятиям, является надлежащим методом философии,
таким образом, непосредственно связано с моей позицией относительно временной
преемственности природы и опыта.
279
(3) Другой аспект перспективы, вытекающей из точки зрения, которая
представлена идеей континуальности природы и опыта, касается связи тео-
рии и практических результатов, в частности относящихся к сферам физи-
ческой науки и нравственности.
Именно вокруг данного вопроса, если не
ошибаюсь, и сосредоточивается основная критика Когена, поскольку мои
пассажи, на которых базируется эта критика, трактуются им в свете совсем
иной перспективы, нежели та, с чувством которой они писались.
Важно не столько то, что я, как мне самому представляется, достаточно последова-
тельно и упорно настаивал на том, что исследование должно повиноваться
воле своего предмета1* ---
( 1* Позволю себе привлечь ваше внимание к одному
отрывку на страницах 67-68 моего "Поиска определенности" ["The Quest for Certainty"]
(ср. с. 228 у Когена).
В тексте говорится о двойственном смысле слова "теоретический", который обуслов-
ливает некоторое недопонимание, привычку смешивать склад ума исследователя и
сущность исследуемого объекта.
Я четко указываю, что первый должен быть теоретическим и устремленным к познанию,
не затеняемым личными желаниями и пред-
почтениями, для него должно быть характерно побуждение подчинить все желания
воле объекта.
== Проблема: в чём разница между "волей" живого и неживого "объекта"...==
Но, кроме того, там еще утверждается, что лишь само исследование
способно выявить, включает ли объект какие-то практические качества и условия
или нет. Подход же к природе изучаемого объекта с позиций строго теоретического
характера исследовательских мотивов, с точки зрения непременно "беспристраст-
ной заинтересованности", есть такой тип "антропоцентризма", в котором мне не
хотелось бы быть обвиненным. )
--- и не руководствоваться какой-либо целью или моти-
вом, проистекающим из внешнего источника; гораздо важнее то обстоятель-
ство, что любое иное воззрение противоречило бы моим главным тезисам,
касающимся, во-первых, роли естественных наук в формировании целей и
ценностей практической жизни и, во-вторых, значения экспериментального
метода естествознания как образца для наук, сопряженных с человеческой
практикой, или общественных и нравственных дисциплин.
Точка зрения, выработанная мною в отношении природы всего, к чему
применимо прилагательное "физический", заключается в том, что хотя мы
приближаемся к этой природе, распутывая клубки, которые подбрасывает
нам непосредственный опыт, но это именно она задает нам условия, от кото-
рых зависят все качества и временные ценности, все окончательные итоги опыта.
Стало быть, вещи, которые мы называем физическими, - это един-
ственные реальные средства, позволяющие нам определять ценности и ка-
чества. Вкладывать в них что-либо сверх того, вторгаться каким-нибудь об-
разом в интегральную целостность исследования, продуктом которого они
являются, равнозначно, таким образом, тому, чтобы сводить на нет саму
функцию, в понятиях которой физическое определяется как таковое.
Я зашел столь далеко, что счел отставание человеческих, практических наук
отчасти связанным с долгой эпохой отсталости самих физических наук, а
отчасти с нежеланием моралистов и обществоведов воспользоваться физи-
ческим, в особенности биологическим, материалом, который всегда к их услугам.
(4) Эти соображения приводят меня к точке зрения, касающейся приро-
ды и функции философии,-к вопросу, который, я полагаю, способен ока-
280
заться решающим в истолковании, а следовательно, и критике тех пасса-
жей, на которых основано мнение Когена, будто я весьма последовательно
подчиняю исследование, рефлексию и науку чисто внешним практическим целям.
Ведь, говоря о философии (не о науке), я постоянно настаивал, что,
поскольку она сама включает в себя соображения ценностного порядка, не-
обходимые для ее бытия в качестве философии, - чего нельзя сказать о
науке, - то у нее есть "практическая", или нравственная функция,
== Предположим просто теоретически, что всё и везде и всегда, по поводу чего
возможны рассуждения о присутствии "нравственной функции", может иметь
и даже имеет "безнравственную функцию".
Эта безнравственная функция может проявить себя только один раз за год или 10 лет у одного или не одного человека. Она может проявить себя не один раз за год или 10 лет у одного или не одного человека.
Пример - сообщество всех кто были членами Союза Советских писателей до 1990 года. Кто-то там смог всю жизнь остаться порядочным человеком, а сколько там было любителей доносов и "доносительных слухов и клевет" даже в 1984 году? Читайте повесть и пьесу Войновича "Кот средней пушистости" и "Шапка" (пьеса сделана из "Кота). Вот же я нахохотался...
Сколько было людей которые себя отметили за всю жизнь и добрыми и гадскими поступками?
И поскольку это были "советские люди", то сколько там было людей, которые о добром и гадском понимали не больше чем любой карманник или слесарь, или сборщик двигателей космических кораблей, или школьная учительница любого возраста? ==
и еще я полагал, что если подобный элемент неотъемлем от философии, то неспо-
собность философских школ признать его наличие и козырнуть им приво-
дит к возникновению в философии нежелательных свойств: с одной сторо-
ны, это побуждает их делать заявления о своем якобы сугубо познаватель-
ном статусе, ведущем к соперничеству с наукой, а с другой стороны, это
заставляет их отказываться от области приложения, в которой они могли бы
быть по-настоящему значимыми, то есть от посильного руководства чело-
веческой деятельностью в сфере ценностей.
== Господин Дьюи полагает что сам факт наличия журнала "Вопросы философии" или публикация любой философской книжки уже создают эффект "руководства человеческой деятельностью в сфере ценностей", притом среди не философов читающих подобную литературу?
Или нужно создать некую контору которая будет руководить миллионами людей, хотя бы несчастными детишками в школах, пытаясь вызвать у них реальную "деятельность" этого рода?
С чего должна такая деятельность начинаться? Чем должна наполняться в течении 50 или 1500 часов за 2 месяца или 45 лет?
И что должно стать привычкой человека до конца его жизни, даже в возрасте от 101 до 117 лет? ==
Вот типичный фрагмент сказанного мной в той работе:
"Какие задачи стояли бы перед ней (философией), если бы она перестала иметь дело
с проблемой абстрактной реальности и абстрактного знания?
Ее функция в результате заключалась бы в обеспечении плодотворного
взаимодействия наших познавательных представлений - представлений,
основанных на самых надежных методах исследования, - с нашими практическими пред-
ставлениями о ценностях, результатах и целях, которые должны руководить
человеческим действием в вопросах большой, всеобъемлющей человечес-
кой важности"1 .
1 The Quest for Certainty [Поиск определенности], p. 10.
А чтобы определить, верен ли подобный взгляд на сущ-
ность философского исследования как отличную от сущности строго науч-
ного или нет, следует учесть, что он совершенно необходимо включает в
себя следующие моменты, и, не приняв их к сведению, понять этот взгляд
окажется невозможным:
1) он является одним из аспектов общей позиции,
согласно которой опыт представляет собою континуум, образуемый взаи-
модействием различных типов опытных данностей, в нашем случае науч-
ных и нравственных;