искать оригинальные методы доказательства того, что зло есть чистая види-
113
мость, что оно не реально, или разрабатывать схемы для его оправдания
либо, хуже того, обоснования его правоты. Теперь она берет на себя иное
обязательство: вносить, пусть робко, свою долю в создание методов, кото-
рые помогут нам вскрывать причины человеческих несчастий.
== Да что пользы мне, несчастливому уже три года, оттого что вы мне час будете выкладывать ваши понятия о причинах моего несчастья вроде того, что не удаётся познакомиться с девой которая мне бы наконец понравилась...
Насколько вероятно, что из 100 посторонних, которые обсуждают мою проблему, 99 будут нести ахинею как злобные дураки, которые никогда с проблемой моего типа не сталкивались?
А если на каждый миллион населения мы имеем 150 разных тяжелых инвалидов конкретного возраста -что останется от нашего морального желания чтобы все кругом были счастливые... ==
Пессимизм - это доктрина парализующая. Заявлением о том, что мир есть сплошное зло, он сводит на нет все наши усилия по поиску преодолимых причин конкрет-
ного зла и тем самым на корню пресекает любую попытку сделать мир луч-
ше и счастливее. Однако и тотальный оптимизм как следствие стараний по
оправданию зла представляет собой не меньшее исчадие ада.
В конце концов оптимизм, согласно которому наличный мир уже есть
самый лучший из всех возможных миров, можно истолковать как наиболее
циничный вид пессимизма.
Если это лучший из возможных миров, то как
бы тогда выглядел мир, в корне скверный? Мелиоризм*, стремление к со-
вершенствованию - это убеждение в том, что особые условия, существую-
щие в данный момент, будь они относительно хороши или относительно
плохи, в любом случае подлежат улучшению.
Он вдохновляет разум на
изучение положительных средств достижения блага и препятствий для его
осуществления, а также на умножение стараний по созданию лучших усло-
вий. Он рождает иную уверенность и более оправданные надежды, чем это
делает оптимизм.
Ведь предпосылка оптимизма, согласно которой благо будто
бы уже реализовано в абсолютной реальности, чревата тем, что мы можем
неверно истолковывать зло конкретное, существующее. Оптимизм с чрез-
вычайной готовностью избирают в качестве своего кредо те, кто живет ком-
фортно, без напряжения, те, кто успешно добивается всех наград этого мира.
Люди, исповедующие оптимизм, с чрезвычайной легкостью становятся чер-
ствы и невосприимчивы к страданиям людей менее удачливых или с готов-
ностью списывают причины чужих несчастий на личные недостатки тех, с
кем они происходят. Тем самым оптимизм оказывается ничем не лучше пес-
симизма - несмотря на то, что, по определению, они абсолютно противопо-
ложны, - поскольку точно так же притупляет в нас способность к сочув-
ственному пониманию и осмысленным попыткам изменения мира. Он ма-
нит нас из мира относительности и изменчивости в тишь да гладь абсолют-
ного и вечного.
Значение многих перемен в моральной позиции сосредоточено в идее счастья.
Счастье нередко становилось для моралистов объектом презрения,
хотя даже наибольшие аскеты среди моралистов, как правило, воссоздавали
идею счастья под именем чего-то иного, скажем блаженства. Добропоря-
дочность без счастья, добродетель и доблесть без удовлетворенности, цели
без ощутимого удовольствия их достижения - все это столь же невыносимо
практически, сколь противоречиво в понятии.
Счастье, однако, не тожде-
ственно простому обладанию; оно не является незыблемым приобретени-
ем. Такое счастье - это либо недостойное человека самолюбование, столь
резко порицаемое моралистами, либо - даже под именем блаженства - бес-
смысленная скука, золотая пора легко дающейся свободы от всякой борьбы и труда.
Оно устроило бы разве что самых изнеженных слабаков. Все видят
114
счастье только в успехе; но успех означает преуспевание, достижение чего-
нибудь, продвижение вперед. Это активный процесс, а не пассивная дан-
ность. Он соответственно включает преодоление препятствий, устранение
источников несовершенства и недуга.
Эстетическая восприимчивость и на-
слаждение являются существенной составляющей всякого достойного рода
счастья. Но эстетическая удовлетворенность, абсолютно не связанная с ду-
ховным обновлением, с творческой перестройкой мышления и очищением
эмоций, есть нечто слабое и болезненное, обреченное на скорую смерть от истощения.
Тот факт, что обновление и перестройка происходят неосознан-
но, а не по заданной программе, делает их лишь более истинными.
В целом именно утилитаризм обозначил лучший способ перехода от
классической теории целей и благ к той, которая больше соответствует на-
шему времени. Утилитаризм имел определенные заслуги. Он настаивал на
отказе от туманных обобщений и возврате к особенному и конкретному. Он
поставил закон в зависимость от человеческих свершений, а не человече-
ство в зависимость от внешнего закона.
Он учил, что институты созданы
для человека, а не человек для институтов; он активно подготавливал все
аспекты реформы. Он сделал нравственное благо естественным, гуманным,
сопряженным с естественными благами жизни. Он выступил против всякой
неземной и прочей глобальной морали.
Более того, благодаря ему в нашем
воображении прижилась идея о социальном благополучии как высшем уни-
версальном критерии. Однако в основных своих пунктах он еще находился
под колоссальным влиянием старых стилей мышления. Он никогда не ста-
вил под вопрос идею неизменной, окончательной и высшей цели и только
сомневался в верности текущих представлений о ней. В конце концов он
протащил на позиции незыблемой цели удовольствие и полнейшую из воз-
можных совокупностей такового.
В свете такой точки зрения конкретные виды деятельности и специаль-
ные интересы трактуются как значимые сами по себе либо как компоненты
счастья, но в любом случае как средства достижения отнюдь не в них самих
заключенного удовольствия. Приверженцы старой традиции могли, таким
образом, запросто обвинить утилитаризм в превращении не только добро-
детели, но и искусства, поэзии, религии и самого государства во всего лишь
вспомогательные средства для испытания чувственных удовольствий.
Удовольствие признавалось итогом, результатом, ценным само по себе, незави-
симо от активных процессов, которые приводят к нему; счастье было обла-
данием, успокоением на достигнутом. Приобретательские инстинкты чело-
века преувеличивались к ущербу для творческих. Производство станови-
лось важным не в силу собственной ценности изобретения нового и преоб-
разования мира, а в силу объективных результатов, дающих пищу для удовольствия.
Подобно любой теории, устанавливающей неизменные и конеч-
ные цели, утилитаризм, для которого цели также пассивны и притягатель-
ны, трактует все активные операции как чистые инструменты. Труд превра-
щается в неизбежное зло, которое необходимо минимизировать.
Главной практической ценностью оказывается стабильность обладания. Материаль-
115
ный комфорт и легкость жизни ставятся много выше страданий и рисков
экспериментального творчества.
Подобные недостатки в неких воображаемых условиях могли бы остаться
сугубо теоретическими. Но настроения того времени и интересы людей,
пропагандировавших идеи утилитарного толка, сделали эти идеи социаль-
но опасными.
Несмотря на то что новые взгляды могли противостоять
старым видам общественных зол, это учение включало в себя элементы,
чреватые новыми социальными несправедливостями либо непосредствен-
но содействующие их возникновению. О реформаторских попытках утили-
таристов свидетельствовала критика ими тех зол, которые достались
обществу в наследство от классовой системы феодализма, - зол
экономических, юридических и политических.
Но новый экономический порядок капитализма, шедший на смену феодальному, нес с собой новые социальные про-
блемы и недуги, и некоторые из этих недугов утилитаристы были склонны
покрывать и отстаивать. В свете сегодняшних непомерных стремлений к
богатству и тем удовольствиям, которые обеспечивает богатство, их акцент
на одержимость удовольствиями приобретает совершенно непривлекатель-ный вид.
Хотя утилитаризм не являлся активной поддержкой нового экономичес-
кого материализма, он не располагал и какими-либо средствами борьбы про-
тив него. Общая направленность утилитаризма - подчинение производствен-
ной деятельности ее чистому результату- косвенно способствовала уста-
новлению откровенно торгашеской атмосферы.
Несмотря на его озабочен-
ность всем комплексом общественных целей, он более всего лелеял новый
классовый интерес, а именно интерес капиталистических собственников,
впрочем, наживавших свою собственность исключительно в ходе свобод-
ной конкуренции, а не благодаря покровительству властей предержащих.
Особым упором на стабильность, который делал Бентам, как бы подтверж-
далось, что законный институт частной собственности свят, - правда, при
том условии, что он не оставляет места определенным правонарушениям,
связанным с приобретением и передачей собственности.