тается освещать общие и частные последствия данного факта для нравствен-
ности. Ведь мораль до сих пор отождествляется с незыблемым, неизмен-
ным, сонным царством, хотя даже теоретики морали и догматики посвящен-
ных ей учреждений совершенно расходятся друг с другом в том, какие же
именно цели, нормы и принципы являются столь неизменными, вечными и
универсально применимыми.
В науке набор фиксированных сущностей уже
необратимо перетек в порядок связи как процесса.
Постоянное взаимодей-
ствие с человеческими процессами является одним из первейших принци-
пов философской реконструкции в развитии эффективных инструментов для
изучения человеческих, или нравственных, реалий.
Ранее мы мимолетно коснулись некоторых современных превратных
мнений о той позиции, которая будет развита в последующем тексте. В зак-
лючение я лишь более четко обозначу вопрос, удостоенный на протяжении
всей этой вводной статьи неоднократного упоминания. Меня упрекали в том,
что люди, разделяющие изложенные здесь взгляды на задачи и предметную
область философии, тем самым якобы равняют философию с трудом тех,
кого восторженно либо пренебрежительно зовут "реформаторами".
Слова "реформа" и "реконструкция" имеют схожие буквальные значения. Но в
данном контексте речь строго идет о реконструкции или реформе теории
такого типа, которая ввиду широкого охвата явлений может быть только фи-
лософией.
Одним из действий, которые предстоят нам в рамках реконструи-
рованной философии, является сбор и предоставление доводов, говорящих
о том, что барьеров, когда-то учрежденных между теорией и практикой, бо-
лее не существует; поэтому такой человек, как судья Холмс*, может сказать,
что теория, будь то к худу или добру, является самой практической вещью в
мире.
Можно с уверенностью полагать, что описанное здесь теоретическое
мероприятие принесет и добрые практические плоды. Но так будет лишь в
том случае, если человек приложит к этому свои человеческие, а не просто
исключительно профессиональные способности.
Джон Дьюи
Нью-Йорк
Октябрь 1948г.
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Будучи приглашен для чтения лекций в Японском Императорском уни-
верситете в Токио в феврале и марте текущего года, я попробовал проанали-
зировать реконструкцию идей и способов мышления, происходящую сегод-
ня в философии.
Хотя в лекциях неизбежно проступают черты личного
мировоззрения автора, моя цель скорее заключалась в том, чтобы предста-
вить в общем виде контраст между старыми и новыми типами философских
проблем, нежели в том, чтобы фанатично агитировать за какое-то одно кон-
кретное их решение.
Я старался главным образом выделить те факторы, ко-
торые делают интеллектуальную реконструкцию неизбежной, и обозначить
кое-какие пути для ее осуществления.
Каждому, кто имел счастье убедиться в неподражаемом японском гос-
теприимстве, приходилось испытывать непреодолимое смущение от невоз-
можности ответить на проявленную к нему доброту какой-нибудь равнове-
ликой благодарностью.
И все же я должен хотя бы самым скромным спосо-
бом, черным по белому, выразить свое чувство признательности хозяевам
и, в частности, засвидетельствовать неизгладимые впечатления от любез-
ности и поддержки, оказанных мне сотрудниками философского факульте-
та Токийского университета и моими дорогими друзьями д-ром Оно и д-ром
Нитобе*.
Дж.Д.
Сентябрь 1919 г.
Глава I
ИЗМЕНЕНИЯ В ПОНЯТИИ ФИЛОСОФИИ
Человек отличается от низших животных тем, что он хранит свой прош-
лый опыт. То, что случилось в прошлом, снова оживает в его памяти. А над
происходящим сегодня витает облако идей о подобных событиях, которые
свершились в уже минувшие дни. В случае с животными опыт умирает, как
только появляется, и каждое новое действие или страдание всегда единич-
но.
Человек же живет в мире, где каждое явление окутано отзвуками и вос-
поминаниями о прошедшем, где любое событие намекает на многие другие.
Стало быть, он живет не среди одних физических сущностей, подобно зве-
рю в поле, а в мире знаков и символов.
Камень в этом мире не просто нечто
тяжелое, обо что можно споткнуться, а еще и памятник на могиле покойно-
го предка. Пламя не только горит и согревает, оно еще и символ прочного
домохозяйства, неизменного начала доброго здравия, питания и жилья, в
которое человек возвращается из всех своих случайных странствий. Это не
просто проворный язычок огня, способный больно обжигать, а домашний
очаг, который чтут и за который сражаются. И все это, составляющее разни-
цу между животностью и человечностью, между культурой и чисто физи-
ческой природой, связано со способностью людей запоминать, сохранять и
передавать собственный опыт.
Однако отпечатки в памяти редко бывают точными. Мы легко запоми-
наем то, что нам интересно, причем именно потому, что это интересно. Мы
вспоминаем прошлое не как таковое, а лишь в связи с тем, что оно может
добавить к настоящему.
Таким образом, жизнь нашей памяти является преж-
де всего эмоциональной, а не интеллектуальной и практической. Пещер-
ный человек вспоминал вчерашнюю битву со зверем не для того, чтобы
научным образом исследовать его свойства или рассчитать, как лучше биться
с ним завтра, а чтобы волнения вчерашнего дня помогли ему забыть о скуке
дня сегодняшнего.
Память воссоздает весь трепет битвы, но без ее опасных
и устрашающих черт. Оживить ее и насладиться ею - значит обогатить
настоящий момент каким-то новым смыслом, отличным от того смысла,
который на самом деле присущ данному моменту либо прошлому. Память
-это заместительный опыт, в котором присутствуют все эмоциональные
достоинства реального опыта, но отсутствуют его напряженность, его пре-
вратности и проблемы.
Победивший в схватке, вспоминая сцены борьбы,
переживает свою славу даже более остро, чем в момент победы; осознан-
ный и поистине человеческий опыт охоты приходит тогда, когда ее обсуж-
дают и воспроизводят в памяти у бивачного костра. В это время все внима-
ние еще направлено на практические детали и полно неопределенности.
Лишь позднее детали соединяются в картину и цементируются единым зна-
чением.
На стадии практического опыта человек живет от одного мгнове-
ния до другого, будучи всецело поглощен задачей мгновения. Едва он начи-
нает отслеживать все эти мгновения мысленно, драма его жизни обретает
24
истоки, кульминацию и тенденцию к величайшей победе либо величайше-
му поражению.
Поскольку человек оживляет свой прошлый опыт затем, чтобы в свобод-
ные минуты скрасить его интересностью пустоту сегодняшнего дня, то работа
памяти в основном скорее подобна фантазии и воображению, нежели точ-
ному воспроизведению фактов.
В конце концов помнятся лишь те истории и
переживания, которые имеют для нас какое-то значение. Память отбирает
только такие случаи, которые обладают эмоциональной ценностью для на-
стоящего и способны обогатить историю сегодняшнего дня, чтобы сделать
ее достойной нашего воображения или способной заворожить слушателя.
Все, что не усиливает острых ощущений борьбы и не является фактором
успеха либо поражения, отбрасывается.
События перекраиваются до тех пор,
пока они не начнут удовлетворять напряженной атмосфере повествования.
Таким образом, древний человек, оставаясь наедине с собой, когда не было
непосредственной нужды бороться за выживание, пребывал в таком мире
воспоминаний, который, скорее, являлся миром представлений.
Представ-
ление отличается от восстановления фактов тем, что его не пытаются прове-
рить на истинность. Корректность представления - вопрос сравнительно
несущественный. Так, глядя на облако, можно представить, что это верблюд
или человеческое лицо. Мы не могли бы представить эти вещи, не будь у нас
хоть мало-мальски действительного, буквального знания о верблюде или
лице. Но буквальное подобие в данном случае не имеет значения. Здесь гла-
венствует эмоциональный интерес, состоящий в том, чтобы увидеть очерта-
ния верблюда или проследить метаморфозы "лица", которое то проявляет-
ся, то исчезает.
Исследователи первобытной истории человечества отмечают, что в ней
огромную роль играют вымыслы о животных, мифы и культы. Порой в этом
историческом факте видят некую тайну, поскольку он будто бы доказывает,
что первыми людьми руководила иная психология, нежели та, которая оду-
хотворяет все человечество сегодня.
Но я думаю, что это можно легко объяс-
нить. До развития сельского хозяйства и сложных производственных навы-
ков долгие периоды пустого безделья чередовались со сравнительно крат-
ковременными усилиями по добыче еды или защите от внешнего врага.
В силу собственных привычек мы, как правило, представляем себе людей ра-
ботающими или занятыми-если не каким-то делом, то хотя бы мыслями
или планами. Но в те времена человек был занят только тогда, когда уча-
ствовал в охоте, рыбной ловле или боевой операции. В то же время сознание
в состоянии бодрости должно иметь некоторое наполнение; оно не может
быть в буквальном смысле слова пустым, даже если тело праздно.
А какие
мысли могли роиться в сознании человека, кроме опыта взаимодействия с
животными, - опыта, столь измененного под действием жажды впечатле-
ний, что рядовые события охоты становились ярче и связанней, чем на са-
мом деле? Из-за того, что люди в своих фантазиях вновь и вновь пережива-
ли наиболее интересные моменты реальной жизни, животные неизбежно
становились персонажами этой драмы.
== Но у отдельных людей, притом в разной мере (как часто, и сколько времени?...) сознание могло переходить к вопросу "как было бы лучше в той или этой ситуации" (зверь одного охотника сбил ударом лапы или другой попал под летящий камень...). Можно предположить, что практически все, кто принял участие в охоте, по поводу несчастного случая приходили к этому вопросу... ==
25