Оно, конечно, много найдётся грамотных людей, которые скажут, что "так не говорят". Ну... пусть в деревню какую поедут, да не на денёк-другой... а, чтобы и дрова поколоть, и скотину упра́вить, и спозаранок косой помахать, и грязь помесить, и снег полопатить... Там уши и прочистятся - говорят или не говорят. Глядишь и сами...
Вот...
Потому, в напечатанном для ясности, та буква, на которую подналечь нужно крупно выведена. К примеру: не кОрень, а КорЕнь... ЛевЕйша, ПравЕнтий, ну и ещё там...
Три главы
(два денёчка одного Никифора)
1. От судьбы...
Небушко было ясное-ясное. И вот те! Ветерок взялся облачка пухленькие нагонять. Нагонял-нагонял, да столько нагнал, что Солнышко они напрочь закрыли и дождичком, вроде как, повеяло. Ласточки взялись носиться туда-сюда, словно с ума сошедшие. Шустро так. Вжик-вжик. Потому как не без своего интереса. Они мошек беспечных ловили.
- Хыщники. - Вздохнул ЛевЕйша и цыкнул зубом.
- Ты это про кого? - Откликнулся, зевнув, ПравЕнтий.
- Про ласточек. Шныряют взад-вперёд. Всё никак не наедятся. Облачками любоваться мешают. Глянь, какие всякие.
- А то я облаков не видал. Сырость летучая. Нешто мечтательность тебя одолела?
- Не... Мыслю просто о том, о сём... Вот, что есть возраст? Чего с него больше: проку али мороки? И для кого?
- Эк тебя! С чего вдруг? - Озаботился ПравЕнтий. - Ничего такого вроде не кушали...
Умствования всякие и его самого иной раз посещали, только он про то помалкивал. Оно, когда туману меньше, то и дорогу лучше видно. ЛевЕйша помладше - ему простительно. Но потакать тому не следовало, оттого и вздохнул ПравЕнтий назидательно-укоризненно. Озабоченно так вздохнул, с присвистом.
Тут и КорЕнь ухом повёл. Один глаз приоткрыл, глянул на младшего. Другой глаз приоткрыл, глянул на среднего.
- Чего это вам белым днём не спится? Ночью опять зевать станете и всю добычу распугаете. Гоняйся опосля за ней. - Проворчал он сердито.
- Не бурчи, КорЕньюшка. Глянь, ворон к нам летит, знать поживу чует. - Улыбнулся ему ЛевЕйша.
- Да. Вона чучело старое. Он уж летит, словно ползёт. Новости быстрей него доходят. А потому, понятное дело, зря крыльями махать не станет. - Кивнул ПравЕнтий. - Днём трапезу справим. А я уж подумал, перевелись богатыри с рыцарями.
Теперь он цыкнул зубом да не один раз, а парочку.
- Так нашими стараниями. - Вздохнул ЛевЕйша.
- Ну, балаболы! - Громыхнул на младших старшой. - Не вижу я никого. И не мы их перевели. Сами они измельчали и телом, и духом и ещё там чего у них... Уж зим э... за девять сотен... да и лет примерно столько ж, никого путного не видали.
- Вижу. Это я не в ту сторону прищурился. - Кивнул КорЕнь. - Пеший. Без коня. Одним человечком сыт не будешь.
Все трое теперь разом вздохнули, сожалеючи о малости добычи. Ну, да раз сам идёт...
Мужичок пробирался по плюгавому редколесью среди больших валунов не торопясь, больше под ноги глядючи нежели на красоты окружающие. Налюбовался он уж теми красивостями. Помимо просто спотыканий, два раза носом в землю тыкался. Но в настроении пребывал бодреньком. Даже песенку мурлыкал.
Разны дали мы видали
И поближе и подале...
Эть, - перепрыгнул он с камушка на камушек. -
И покраше, и поплоше -
Горы, долы, реки, рощи...
А чего тот мужичок сюда забрёл? Кто-ж его знает. Может, искал чего, а может, и не искал, если не потерял. Или по делу какому? Или от делать нечего... Бывает, не сидится человеку на одном месте... ну, это ладно. Хуже, когда и самому не сидится, и другим покоя не даёт.
Вот обогнул путник большой камень и вроде как шепнул ему кто на ушко - не мешало бы и чуть вперёд посмотреть. Поднял он голову, глянул... да обомлел, и одна только мысль мелькнуть успела, что всяко с ним бывало-случалось, а такого ещё... того... ну... этого... лучше б и не было.
Прямо перед ним, привалившись спиной к поросшему мхом да сухостью всякой обломку скалы, сидел трёхголовый ящер, али змей, а может дракон какой. Кто их сразу да с перепугу разберёт? Чуть поменьше той скалы чудище оказалось. Передние лапы скрещены были у него на упитанном брюхе, кончик хвоста шустренько эдак выстукивал что-то навроде плясовой, а три пасти то ли скалились, то ли приветливо улыбались. Чего ж им не веселиться?
Мужичок макушку почесал да присел на камешек супротив страшилища.
- Жилистый. Пока прожуёшь... - Громыхнула средняя голова.
- Зато без кожуры. Из этих кольчуг-доспехов бывало пока выковыришь и кушать расхочется. Тьфу! Чтоб тем кузнецам молотом, да по... макушке. - Сплюнула левая голова.
И костерок небольшой среди камней образовался, почадил малость без дровишек да затух.
- Может, весточку послать кому хочешь? - Участливо так правая голова на бок склонилась. - Дык мы ворона отрядим. Передаст.
Ворон только каркнул, мол, нашли голубя почтового. Да ещё раз каркнул, переступая с ноги на ногу на ветке дерева полузасохшего, вроде как с укоризной, что так и голодным остаться можно, коли слов больше дела.
А из-за обломков дальних скал уж наползали тучи чернее крыла того вОрона. Грозою теперь в воздухе запахло.
- Чего-то с оружием у него скудненько. Али как прошлый проходимец палку-громыхалку припрятал? Хорошо я моргнул тогда, а то бы изверг точно глаз повредил. - Как бы шепнул на всю округу КорЕнь боковым головам, да и про гостя не запамятовал. - Почто молчишь, горемыка? Али нем стал? Али со страху... того?
Тут все три головы загоготали так, что и вОрона с ветки сдуло, и тучи невдалеке застыли в раздумьях - то ли погромыхать, то ли обождать?
До того смешно тому ящеру-дракону-змею трехголовому сделалось, что согнулся он пополам, а опосля на скалу, со всего маху, откинулся. Да видно дюже сильно вышло. Или скала та хлипкой оказалась. Покачнулась она, и посыпались на смешливые головы булыжники всякие... и побольше, и поменьше, да земля с пылью, да ветки сухие, да труха... Откуда только взялось столько на той скале мусору разного.
Может, если что покрупнее-поядрё́ней брякнулось, то и закончилось бы на том всё.
Ан, нет.
Хоть и долго сыпалось.
Досталось всем трём: кому по макушке, кому по загривку. Больше всего ПравЕнтию. Тому и по макушке, и по загривку, и ещё по носу.
Теперь ворон хе-хекал, по-старчески скрипуче.
Дунул в его сторону ПравЕнтий пламенем, да не сильно... чуток. Так, для острастки, тот и притих уважительно. Вот и ладненько. А зачем сильно? Лазутчиков беречь надобно. А что старый да чахлый... ну, какой есть.
Человек сидел, где и раньше. Токмо от поднявшейся пыли отмахивался-морщился.
- Ну, повеселился... воронам на смех. Прямо дитя малое. Сам здоровый, а словно на все три башки разумения как у трехлетнего чада. Годиков тебе поди уж не одна сотня? Скорее уж много сотен-то? - Взялся что-то в уме подсчитывать гость нечаянный.
- Да больше. - ПравЕнтий тёр ушибленный нос когтистой лапой. - Чтоб тебе так да два раза.
- Просто любопытствуешь? Или, может, удумал чего? - Громыхнула средняя голова. - Сколько б ни было, нас не переживёшь... съедим мы тебя сейчас.
- А что за спешка? Давай сначала за жизнь потолкуем. По холоду, смекаю, в пещере какой укрываешься? Чихнёшь разок посильнее или ещё чего... и засыплет тебя бедолагу так, что не выберешься. И не вспомнит никто. Друзей-то поди того?.. Из прихлебателей один ворон?
Тут все три головы не смолчали, почти хором:
- Чтоб у тебя перья на языке выросли! Каркаешь тут.
- Все помрём.
- А не хочется... - ЛевЕйша смахнул невольно навернувшуюся слезу когтем свободной лапы. - К чему клонишь-то? Али ты ведун какой и беды наперёд узреть можешь?
- Кабы мог, обошёл бы ваше логово дальней стороной. Да всё одно - от судьбы далече не спрячешься. Сколько не виляешь, а повстречаешь. Я про другое. Про память, что после нас останется. Вот слопаете вы меня, и наесться не наедитесь, и поведать о вас некому будет. А коли сговоримся, то... - Человек скинул заплечный мешок, развязал и достал мешочек поменьше, с табачком. - ...пойдёт сызнова о вас молва по всему свету. Душой кривить не стану, поминают в сказках Змея-Горыныча всё больше недобрым словом.
Заново все три головы друг друга перебивать взялись:
- Недобрым? Враки всё! Мухоморов им в кашу!
- Кто далече на того напраслину и возводят.
- Дык и взаправду неправды больше!
- На деле оно и не так всё было.
- Да кто нас слушал? Чтоб у них уши вовсе отсохли!
- Дык никто и не спрашивал!
"Ну, как кумушки..." - Подумалось мужичку.
Прибрал он кисет, покивал согласно да руку к небу задрал - его, мол, очередь.
- А хуже того, говорю, что всё реже вспоминают. - Изрёк он, покачивая головой, вроде как сокрушаясь.
- А кого чаще? - Всполошился ЛевЕйша.
- Понятно дело: нечисть заморскую - мелочь бледную. - ПравЕнтий поморщился брезгливо, - да зелень эту осклизлую. Чтоб он как начал себя с хвоста жевать, так до ушей и не останавливался... Я ж говорю. А кто послушает?!
Сиделец на камушке ещё покивал согласно. А меж киванием неспешно закурил, выпустил струйку дыма. И вроде как от того дыма один глаз прищурил, а может, от хитрости какой на ум пришедшей.
- Вот я и выслушаю. Где что недопойму - переспрошу. - Мужичок снова затянулся махонькой чёрной трубочкой.
Три головы посмотрели на новую струю дыма, что пышней первой получилась, переглянулись.
- Ты чей будешь, чадило? - Спросил КорЕнь на правах старшего.
- Да и не знал я того отродясь. Так вырос. Ходючи по свету. Спасибо добрым людям - подкармливали, да и злым спасибо - научили на ногах крепко стоять. Зовуся я Никифором.
- Ты, Никифор, дым откуда пускаешь? - Спросил ПравЕнтий. - Ты не запечный? Может, хату чью спалил ненароком и блукаешь теперь неприкаянный? Угольев тебе в штаны.
- Дыму-то без огня откуда... - Принюхался, вытянув шею ЛевеЕша. - ...взяться. Ыли мы чего мимо пропустили и не ведаем?
Теперь все три шеи вытянулись, носы ноздрями зашевелили и сморщились.
- Может, потому и живёшь долго, что не куришь. Табак это. Сызмальства пристрастился. - Мужичок вытянул в сторону голов руку с дымящейся трубкой в пожелтевших пальцах.
- Ладноть. - Отпрянула первой средняя голова. - Мы тебя покамест есть погодим. Обдумаем всё без спеха. Слетаем ещё кого пожирнее пошукАем. Как вернёмся, тогда и договорим.
- Может, тебе чего прихватить из добычи? Ы? - Поинтересовался сердобольный ЛевЕйша.
- Да не утруждайтесь. У меня с собой всё. - Никифор похлопал по мешку широкой ладонью.
И улетел на охоту трёхголовый змей-ящер-дракон. Расправил крылья огромЕнные, взмахнул и полетел. Никифору даже пригнуться пришлось да придержаться за камушек, на котором сидел, такой ветер от того взмаха образовался.
"Эка заковыка..." - Призадумался Никифор. - "Вот ведь... Идёшь-идёшь, напрочь сапоги сотрёшь, глядь, а уж вспять и не повернёшь..."
Из разных переплётов ему выпутываться-выкручиваться приходилось... Только что может мужичок, хоть и не с ноготок, с одним ножичком за голенищем супротив такой громадины? В карты не обдуешь, не деревенщина на дворе постоялом.
"Ну, да поглядим ещё..."
Выбил Никифор трубочку, продул и другой глаз прищурил. Теперь уж безо всякого дыма. Рано горевать.
Да и нет в печали проку ни с какого боку.
***
2. Правда - такая штука...
Поднялся повыше трёхголовый, сделал круг, пуганул тучки, чтоб в сомнениях не маялись понапрасну, свет Солнышка не застили, и полетел поискать добычу покрупнее человечка-недокормыша. А чего до ночи ждать, коли сейчас хочется? Уж дюже от разговоров этих брюхо подводит. Прям, как и не довелось давеча вовсе ничего откушать. Хоть и была та трапеза обильной. А как иначе? Все три головы попировать вдоволь любили.
- Чего скажете? - Спросила средняя голова соседние.
- Слопать его, чтоб мозги нам не морочил. - Откликнулась правая голова. - Про нас и без него наврали с три короба... может, даже побОле. На наш век хватит, да ещё и останется. Чтоб этим сказочникам их сказки с утра до ночи рассказывали, а опосля ещё и всю ночь.
- А мы? Мы, выходит, молчать будем? И не поведаем никому, как на нас напраслину возвели? - Аж взвизгнула левая голова. - Правда она должна до всех...
- Правда? Правда - такая штука, что... - Средняя голова прищурилась, вглядываясь в даль. - Нынче олениной себя попотчуем.
- Так-то оно и лучше - разговорами сыт не будешь, только язык уморится.
- Это, ПрАвушка, всё так, однако, что ж мы за себя вовсе и словечка замолвить не можем? Али несколько. Как оно... Былину, в общем.
- Былину? Можем, ЛЕвушка, можем. Только наша былина о том, как всё было будет, а другие, как не было, но тоже былинами почитаются, хотя не былины вовсе, а небылицы.
- Да будет вам, - Громыхнул КорЕнь, нацеливаясь на стадо, - после доболтаете.
Оно, конечно, мимо сотни оленей промахнуться трудновато, однако и абы как своё дело трёхголовый не привык делать.
Подлетели вихрем внезапным, шуганули волков стаю, чтоб под ногами не путались, выбрали трёх олешек помоложе, поупитаннее, худые пусть пока бока нагуливают, да оттрапезничали размеренно - стало быть неспешно, с удовольствием. Суета в таком деле завсегда лишняя. Поспешишь и вкусу никакого не почувствуешь. Какой вкус, если наспех? Так, одно глотание.
Вот после трапезы и к рассуждениям неторопливым у всех склонность появляется. Так устроено. Сытый о еде не думает, пока не проголодается, а более обо всём остальном, если не задремлет с устатку.
- Оно, конечно, возраст... - Начал было КорЕнь рассужденье длинное, да не тут-то было.
- Возраст? А что есть возраст? - Встрял ЛевЕйша.
- Есть? - Встрепенулся ПравЕнтий. - Так мы только... это....
- Было дело. - Кивнул ему КорЕнь и продолжил начатое. - Что такое возраст? В прежние времена и задумываться по тому поводу недосуг было. А теперь... Теперь другим боком всё оборачивается. Времени вона сколько. Вот дЕла... напротив. Не тревожит никто, а сами не всякий раз и придумаем хлопот в достатке, чтоб его занять... время это.
- Вот я к тому и клоню, что героев того... Ик. - Икнул ПравЕнтий. - Чтоб тебя...
Прислушался к себе и ещё разок икнул.
- Не... наверно есть ещё, просто про нас подзабыли, оттого на глаза не кажутся. - Младший мечтательно зажмурился. - Вот ежели заново земля слухом про нас наполнится...
- СпАлим пару-тройку деревень - враз вспомнят, да ещё... ик.... - Заново икнул ПравЕнтий. - Ищо в полон можно кого взять. За теми тоже явятся. Ик.
- Чтоб им наши припасы да поперёк горла. И никто меня не вспоминает. - Боднул КорЕня ПравЕнтий в ответ. - Без полона... спалим и всё.
- Вот я и говорю, что времени дюже много. Потому всякие глупости, ПрАвушка, ты и взялся сочинять. - Покачала собой укоризненно средняя голова. - Кто из нас молоко больше других любит? То-то. Вот без него и останешься. Деревни палить! Ишь разгорячился. Так о чём я? В общем, возраст - это когда времени в избытке и припомнить есть чего, и вспомнить то, что забыть давно надобно было, и тогда уж поучить уму-разуму, если кто помладше подвернётся, да замешкается. Фух... Вред один от разговоров этих и поперхнуться можно.
От такой длинной речи утомился КорЕнь до отдышки и першения в горле.
- Тык что с путником этим? - Ничего не уразумел из той речи ЛевЕйша.
- Чую беспутный путник этот. - Нахмурился ПравЕнтий. - Чую проходимец прохожий этот. Чтоб в его печке заслонка заржавела и весь дым унутре остался.
- А может, поведаем всё ж, как оно на деле-то? Он всем про то и расскажет.
- Ну, ты, ЛЕвушка, удумал! И следом летать будем, прислушиваться - малость приврал чего мужичок этот или без устатку почём зря брешет? - Мотнул башкой ПравЕнтий.
Вот и ворон запыхавшийся прилетел. Отдышался, каркнул, чего-то да принялся косточки выбеливать. Это ему тут не один день хлопотать, если кто голодней помогать не явится.
Переглянулись головы, мол, не для чужих ушей рассуждения их. Вздохнули, потому как с сытым брюхом оно тяжеловато, ухнули, крякнули, взмахнули сызнова крыльями да полетели восвояси.
Небушко прояснилось и Солнышко ещё не закатилось. Красотища!
Аж дух захватывает!
Чего ж ещё не порассуждать на просторе, коли больше делать нечего?
- Ладно. Пока забот мало, да считай, и вовсе никаких нет, потешим себя байками. - Решил КорЕнь. - Может проку с того и не больше вреда окажется. А там, как сложится.
- КорЕньюшка, - Повернулся к старшему ЛевЕйша. - А что ты про правду врал, когда в ту сторону летели? Мы-то помним, как было, значит и правда у нас. Как ещё-то?
- У нас одна правда, у других другая... к-хе.... - Кашлянула, холодного ветра глотнув, средняя голова. - У каждого она своя. Коли своя голова на плечах.
- Это да. Когда голова с плеч, тут уж...- Вступил в беседу и ПравЕнтий. - Я же толковал тебе, ЛЕвушка! Поведаем одно, услышит он свое, а что расскажет, мы и вовсе не узнаем. Даже коль и не соврёт ничего, всё одно - ложкой мёда бочку дёгтя не выправишь!
- Дык, хоть на сердце полегчает. - Не уступал ЛевЕйша.
- Полегчает? Так и не тяжело у меня на сердце-то. Пустое это...
- А может статься дельное? Может, как...
- Как? И так, и сяк, и наперекосяк. - Перебил ЛевЕйшу КорЕнь, оглядывая, что под брюхом проплывало. - Куды это мы залетели?
- За разговором видно не заметили, что ветерок нас... - ЛевЕйша закрутил головой из стороны в сторону. - Вона приметина.
Развернулся трёхголовый да полетел, куда раньше и думал.
- Вот они умничанья все эти. Ик. Сроду с нами такого не случалось. Чтоб им...
- Да, такого, ПрАвушка, и взвравду не бывало. - Кивнула средняя голова. - Верно маманя говорила, что не всякая мудрость от большого ума.
- Это ты к чему? - Повернулся к старшему ЛевЕйша, одним глазом всё ж приметину из виду не упуская.
- А к тому, что от иных рассуждений любая голова кругом пойти может.
- Так у нас завсегда ещё две в запасе. Это у мужичка того одна. Сумеет он всё в ней поместить, если мы втроём возьмёмся вещать, как оно всё на самом деле?.. - ЛевЕйша примолк, недоговорив по причине неясности.
- Да пустое это. Убёг уж мужичок этот, или спрятался-закопался где и дрожит. - Проворчал ПравЕнтий.
- Убёг - догоним, спрятался - отыщем-откопаем и ещё глубже закопаем. - Громыхнул КорЕнь. - Потому как непорядок без нашего дозволения...
- Не... На месте. - Вытянул шею ЛевЕйша. - Ыш! Усидчивый.
- Или обездвижел со страху, или задумал чего, чадилка хитрая. - Вытянул шею и ПравЕнтий. - Откель из гнилушки болотной столько дыму вонючего?
- Удумал - раскусим...
- Тык, КорЕньюшка, вроде решили не есть покамест? - Обеспокоился ЛевЕйша.
- Хитрость его раскусим-разгадаем значится, коль чего удумал.
Взмахнул трёхголовый ещё разок крыльями, да не для быстроты, а напротив, чтобы мимо не пролететь. И прямочки на то место, с которого поднялся, опустился. Только ухнуло всё вокруг.
Недалече и Никифор сидел, возле костерка, коптилкой своей дымил.
- Чо ж не сбежал? - Громыхнул КорЕнь, огонька для убедительности выдохнув.
- От тебя сбежишь... как же.
- От чего ж не спрятался?
- От тебя спрячешься!
- Верно говоришь, токмо сытые мы бы за тобой не погнались и разыскивать поленились...
- А коли голодные бы воротились?
- А когда это мы голодные ворочались? - Спросил КорЕнь у двух других голов.
Те хотели было засмеяться громогласно, да на скалу сначала оборотились, а после уж и не так смешно стало.
- Мы б тебя чуток опосля... уж не сомневайся.
- Это я и сам уразумел. - Никифор выковырял из золы поджарившееся лепёшки. - Хоть и одна голова. А у тебя вон их три головы-то...
- Голова это у тех, у которых она как кочан капусты. А у нас глАвы! Они позначительнее будут. - Хотел было рассердиться КорЕнь, да передумал. - Потому не трехголовый, а трёхглАвый!!! Ясно?!
- Ясно. - Кивнул Никифор. - Чего ж тут неясного? Ясней некуда. Не головы, а глАвы. Проще пареной репы...
- Это у нас репы? Ах, ты... - Взвился ПравЕнтий, потому как не всё расслышал, пока на скалу косился, чтобы чего по макушке его не стукнуло.
- Не горячись, - повернулся к нему КорЕнь, - это он про свою. Одна она у него. Потому и скумекали человечки, что две головы лучше.
- А три главы, так и того значимей. Только до трёх они не додумались, кочерыжки одноголовые.
- До трёх голов кудыЫ им. Но на нас посмотревши трёх коней смикитили разом запрягать.
Тут все три главы согласно закивали, а Никифор ещё макушку почесал - про то, что тройки лихие конные от трёхглавого пошли, он раньше и не слыхал ни от кого и сам не додумался про коренного и пристяжных.
Солнышко ещё не зашло, а Луна уж полным кругом всплыла. Так и повисли они по разные стороны друг на друга глядючи, как будто раньше не виделись. А хищные ласточки всё метались, только теперь повыше, никак наесться не могли.
Не мог трёхглавый пока решить, что с человечком делать. И в одной голове не всякий раз всё по порядку, а в трёх главах, которые хоть вместе, но поврозь и подавно.
Никифор тоже думку думал. Свою. Как от такой обузы прожорливой подАле оказаться, потому как... да оно и так понятно.
Эх... всё судьбинушке неймётся, то так, то эдак повернётся.
***
3. Горынычи
Пока суд да дело и Никифор перекус малый закончил. Малый - потому как в дороге лишнее мешает. Тащить тяжело придётся и не к чему вовсе. Так, немного - это можно. Чтобы ноги ходили, да прыткость в остальном была. Толстеть на полатях можно, а в пути-дороге совсем не следует.
Завернул он в тряпицу впрок оставленное и закурил сызнова свою трубочку.
- Про главы я уразумел, а как тебя али вас всех величать? - Спросил Никифор, затянулся посильнее да закашлялся. - Экая зараза!
- Это кто зараза? - Встрепенулся ПравЕнтий.
- Табачок, говорю, крепкий.
- ГорЫнычи мы! Дедушка большой был... озорник, да сам собой не маленький. Его Горой величали. А мы, значится, Горынычи! - Гордо КорЕнь молвил и главу величаво эдак поднял-задрал.
И две другие главы, шеи вытянувши, поверх них гордо вытарчивали.
"Вот идолище!" - Пришлось и Никифору голову к небушку задрать, чтоб всю махину обозреть.
- Змей-Горыныч, выходит?
- Бестолочь ты мелкая, да глуховатая. Жёлуди в ушах что ли? Тебе сказали - ГОРЫНЫЧ!!! Змея - это людишки вроде тебя из зависти да от обиды приляпали. Чтоб тебе лягушку живую проглотить, и она б у тебя в брюхе квакала. - Постарался доходчиво разъяснить неразумному Никифору ПравЕнтий.
- Ладненько-ладненько, Горыныч. Это когда ко всем разом, а Горынычи это когда ко всем скопом. - Смекнул Никифор и далее уточнять принялся. - А, коли к одной главе, то как?
Переглянулись главы, почесали ушами, что достали, и средняя глава взялась втолковывать пришлому и без того им самим спокон века понятное.
- Один раз тебе со спокойствием вещаю. Слухай: правая глава, это та, что от меня справа, а левая, что от меня слева. От тебя глядючи, оно всё наоборот, но нас то вовсе не трогает. Много вас всяких тута бродило, да с разных сторон заходило, подбиралось-подкрадывалось. Нам-то важнее, как мы сами решим. Вот так значит. Справа от меня - ПравЕнтий седьмой, а меж нами ПрАвушка...
- Погоди-ка чуток, - Полез в мешок Никифор, - записать это всё надобно, боюсь, не упомню, да попутаю ненароком.
Достал он из мешка своего что-то навроде тряпочек, али кожУшек, а может, и берестянок тоненьких, да уголёк махонький, то ли другое какое карябало.
- А ты тута не указывай. - Полыхнул КорЕнь. - Слабоват-мелковат уродился.
Пламя чуть до Никифора не долетело, погасло. Но жару ему для разумения в достатке почувствовалось, чуб даже малость закучерявился пеплом серым и палёным пахнуло.
"Ух ты... видать по-простому не выйдет, уважения чудищу требуется." - Смикитил Никифор, смиренный вид приняв. - "Это сытый, а с голодным, пожалуй, и ещё попокладистей нужно."
- Карябай разборчиво. Я после гляну. - КорЕнь чуть призадумался и продолжил. - Слева левая глава - ЛевЕйша тринадцатый, для нас ЛЕвушка. Я - КорЕнь третий. Нацарапал?
- Погодьте, погодьте, сейчас.
Никифор записал, что поведала средняя глава, а от себя добавил к ПравЕнтию "ругается хлеще Сидора сапожника"; возле ЛевЕйши "Ы-кает частенько и характером не в Змея"; а до КорЕня, что его ещё "КорЕньюшкой величают, и он, вроде как, за старшего".
Записал всё то да озадачился не на шутку.
- Отчего ж не вровень? Слева тринадцатый, справа седьмой, а посерёдке третий?
Главы снова переглянулись и покачались из стороны в сторону, мол "тяжко с одной головой про три главы постичь".
КорЕнь далее растолковывать взялся:
- Правшей приходило больше. Вот они с правой руки замахивались, а ЛЕвушкам доставалось. Левшей меньше являлось-встречалось, потому ПрАвушек помене срубили. Ну а меня, так это когда ЛЕвушка или ПрАвушка отрасти не успеют или напротив, когда пригнуться вовремя изловчатся... али ещё какое недоразумение.
Крайние главы согласно закивали.
- Постиг? - Спросил КорЕнь.
- Вроде постиг. - Кивнул Никифор. - А какая глава первая?
Как-бы невзначай спросил, а может и с умыслом. Призадумались главы.
- Коли слева считать, дык я. - Кивнул ЛевЕйша.
- А коли справа, то я. - Вытянул шею ПравЕнтий.
- А я с любой стороны вторым буду, потому мы без счёта обходимся, кто первый. У нас по-простому: левый, правый и ещё посерёдке. Нету у нас первых.
- Ладненько-ладненько. Не громыхай, КорЕнь. Уразумел я и то, и это.
Принялся Никифор ещё что-то угольком-карябалкой на тряпочках-кожУшках-берестяночках вырисовывать.
- А куды ж отрубленные главы девались? - Спросил он ещё как бы между царапаньем.
- Не твово ума дело. Всё ж каверзу замышляешь, кочерыжка засохшая. - Рыкнул ПравЕнтий.
- Ничего я не замышляю. - Растерянность Никифор изобразил и, своё на уме держа, оправдываться начал. - Просто смекаю, что новые главы не ведают, что прежние помнили. Потому про самую древнюю древность...
Тут все три главы разом взялись говорить, безо всякого старшинства и очерёдности.