Васильев Сергей Васильевич : другие произведения.

Три главы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Правда - такая штука...

  
  Оно, конечно, много найдётся грамотных людей, которые скажут, что "так не говорят". Ну... пусть в деревню какую поедут, да не на денёк-другой... а, чтобы и дрова поколоть, и скотину упра́вить, и спозаранок косой помахать, и грязь помесить, и снег полопатить... Там уши и прочистятся - говорят или не говорят. Глядишь и сами...
  Вот...
   Потому, в напечатанном для ясности, та буква, на которую подналечь нужно крупно выведена. К примеру: не кОрень, а КорЕнь... ЛевЕйша, ПравЕнтий, ну и ещё там...
  
  
  
  
  Три главы
   (два денёчка одного Никифора)
  
  
  1. От судьбы...
  
  Небушко было ясное-ясное. И вот те! Ветерок взялся облачка пухленькие нагонять. Нагонял-нагонял, да столько нагнал, что Солнышко они напрочь закрыли и дождичком, вроде как, повеяло. Ласточки взялись носиться туда-сюда, словно с ума сошедшие. Шустро так. Вжик-вжик. Потому как не без своего интереса. Они мошек беспечных ловили.
  - Хыщники. - Вздохнул ЛевЕйша и цыкнул зубом.
  - Ты это про кого? - Откликнулся, зевнув, ПравЕнтий.
  - Про ласточек. Шныряют взад-вперёд. Всё никак не наедятся. Облачками любоваться мешают. Глянь, какие всякие.
  - А то я облаков не видал. Сырость летучая. Нешто мечтательность тебя одолела?
  - Не... Мыслю просто о том, о сём... Вот, что есть возраст? Чего с него больше: проку али мороки? И для кого?
  - Эк тебя! С чего вдруг? - Озаботился ПравЕнтий. - Ничего такого вроде не кушали...
  Умствования всякие и его самого иной раз посещали, только он про то помалкивал. Оно, когда туману меньше, то и дорогу лучше видно. ЛевЕйша помладше - ему простительно. Но потакать тому не следовало, оттого и вздохнул ПравЕнтий назидательно-укоризненно. Озабоченно так вздохнул, с присвистом.
  
  Тут и КорЕнь ухом повёл. Один глаз приоткрыл, глянул на младшего. Другой глаз приоткрыл, глянул на среднего.
   - Чего это вам белым днём не спится? Ночью опять зевать станете и всю добычу распугаете. Гоняйся опосля за ней. - Проворчал он сердито.
  - Не бурчи, КорЕньюшка. Глянь, ворон к нам летит, знать поживу чует. - Улыбнулся ему ЛевЕйша.
  - Да. Вона чучело старое. Он уж летит, словно ползёт. Новости быстрей него доходят. А потому, понятное дело, зря крыльями махать не станет. - Кивнул ПравЕнтий. - Днём трапезу справим. А я уж подумал, перевелись богатыри с рыцарями.
  Теперь он цыкнул зубом да не один раз, а парочку.
  - Так нашими стараниями. - Вздохнул ЛевЕйша.
  - Ну, балаболы! - Громыхнул на младших старшой. - Не вижу я никого. И не мы их перевели. Сами они измельчали и телом, и духом и ещё там чего у них... Уж зим э... за девять сотен... да и лет примерно столько ж, никого путного не видали.
  - Слаб ты, КорЕньюшка, глазами стал. Вон ковыляет родненький. - Ещё разок цыкнул зубом ПравЕнтий. - Мелковатый. Недокормыш какой-то.
  - Вижу. Это я не в ту сторону прищурился. - Кивнул КорЕнь. - Пеший. Без коня. Одним человечком сыт не будешь.
  Все трое теперь разом вздохнули, сожалеючи о малости добычи. Ну, да раз сам идёт...
  
  Мужичок пробирался по плюгавому редколесью среди больших валунов не торопясь, больше под ноги глядючи нежели на красоты окружающие. Налюбовался он уж теми красивостями. Помимо просто спотыканий, два раза носом в землю тыкался. Но в настроении пребывал бодреньком. Даже песенку мурлыкал.
  
  Разны дали мы видали
  И поближе и подале...
  
  Эть, - перепрыгнул он с камушка на камушек. -
  
  И покраше, и поплоше -
  Горы, долы, реки, рощи...
  
  А чего тот мужичок сюда забрёл? Кто-ж его знает. Может, искал чего, а может, и не искал, если не потерял. Или по делу какому? Или от делать нечего... Бывает, не сидится человеку на одном месте... ну, это ладно. Хуже, когда и самому не сидится, и другим покоя не даёт.
  
  Вот обогнул путник большой камень и вроде как шепнул ему кто на ушко - не мешало бы и чуть вперёд посмотреть. Поднял он голову, глянул... да обомлел, и одна только мысль мелькнуть успела, что всяко с ним бывало-случалось, а такого ещё... того... ну... этого... лучше б и не было.
  Прямо перед ним, привалившись спиной к поросшему мхом да сухостью всякой обломку скалы, сидел трёхголовый ящер, али змей, а может дракон какой. Кто их сразу да с перепугу разберёт? Чуть поменьше той скалы чудище оказалось. Передние лапы скрещены были у него на упитанном брюхе, кончик хвоста шустренько эдак выстукивал что-то навроде плясовой, а три пасти то ли скалились, то ли приветливо улыбались. Чего ж им не веселиться?
  
  Мужичок макушку почесал да присел на камешек супротив страшилища.
  - Жилистый. Пока прожуёшь... - Громыхнула средняя голова.
  - Зато без кожуры. Из этих кольчуг-доспехов бывало пока выковыришь и кушать расхочется. Тьфу! Чтоб тем кузнецам молотом, да по... макушке. - Сплюнула левая голова.
  И костерок небольшой среди камней образовался, почадил малость без дровишек да затух.
  - Может, весточку послать кому хочешь? - Участливо так правая голова на бок склонилась. - Дык мы ворона отрядим. Передаст.
  
  Ворон только каркнул, мол, нашли голубя почтового. Да ещё раз каркнул, переступая с ноги на ногу на ветке дерева полузасохшего, вроде как с укоризной, что так и голодным остаться можно, коли слов больше дела.
   А из-за обломков дальних скал уж наползали тучи чернее крыла того вОрона. Грозою теперь в воздухе запахло.
  - Чего-то с оружием у него скудненько. Али как прошлый проходимец палку-громыхалку припрятал? Хорошо я моргнул тогда, а то бы изверг точно глаз повредил. - Как бы шепнул на всю округу КорЕнь боковым головам, да и про гостя не запамятовал. - Почто молчишь, горемыка? Али нем стал? Али со страху... того?
  Тут все три головы загоготали так, что и вОрона с ветки сдуло, и тучи невдалеке застыли в раздумьях - то ли погромыхать, то ли обождать?
  
  До того смешно тому ящеру-дракону-змею трехголовому сделалось, что согнулся он пополам, а опосля на скалу, со всего маху, откинулся. Да видно дюже сильно вышло. Или скала та хлипкой оказалась. Покачнулась она, и посыпались на смешливые головы булыжники всякие... и побольше, и поменьше, да земля с пылью, да ветки сухие, да труха... Откуда только взялось столько на той скале мусору разного.
  Может, если что покрупнее-поядрё́ней брякнулось, то и закончилось бы на том всё.
  Ан, нет.
   Хоть и долго сыпалось.
  Досталось всем трём: кому по макушке, кому по загривку. Больше всего ПравЕнтию. Тому и по макушке, и по загривку, и ещё по носу.
  Теперь ворон хе-хекал, по-старчески скрипуче.
  Дунул в его сторону ПравЕнтий пламенем, да не сильно... чуток. Так, для острастки, тот и притих уважительно. Вот и ладненько. А зачем сильно? Лазутчиков беречь надобно. А что старый да чахлый... ну, какой есть.
  
  Человек сидел, где и раньше. Токмо от поднявшейся пыли отмахивался-морщился.
   - Ну, повеселился... воронам на смех. Прямо дитя малое. Сам здоровый, а словно на все три башки разумения как у трехлетнего чада. Годиков тебе поди уж не одна сотня? Скорее уж много сотен-то? - Взялся что-то в уме подсчитывать гость нечаянный.
  - Да больше. - ПравЕнтий тёр ушибленный нос когтистой лапой. - Чтоб тебе так да два раза.
  - Просто любопытствуешь? Или, может, удумал чего? - Громыхнула средняя голова. - Сколько б ни было, нас не переживёшь... съедим мы тебя сейчас.
  - А что за спешка? Давай сначала за жизнь потолкуем. По холоду, смекаю, в пещере какой укрываешься? Чихнёшь разок посильнее или ещё чего... и засыплет тебя бедолагу так, что не выберешься. И не вспомнит никто. Друзей-то поди того?.. Из прихлебателей один ворон?
  Тут все три головы не смолчали, почти хором:
  - Чтоб у тебя перья на языке выросли! Каркаешь тут.
  - Все помрём.
  - А не хочется... - ЛевЕйша смахнул невольно навернувшуюся слезу когтем свободной лапы. - К чему клонишь-то? Али ты ведун какой и беды наперёд узреть можешь?
  - Кабы мог, обошёл бы ваше логово дальней стороной. Да всё одно - от судьбы далече не спрячешься. Сколько не виляешь, а повстречаешь. Я про другое. Про память, что после нас останется. Вот слопаете вы меня, и наесться не наедитесь, и поведать о вас некому будет. А коли сговоримся, то... - Человек скинул заплечный мешок, развязал и достал мешочек поменьше, с табачком. - ...пойдёт сызнова о вас молва по всему свету. Душой кривить не стану, поминают в сказках Змея-Горыныча всё больше недобрым словом.
  Заново все три головы друг друга перебивать взялись:
  - Недобрым? Враки всё! Мухоморов им в кашу!
  - Кто далече на того напраслину и возводят.
  - Дык и взаправду неправды больше!
  - На деле оно и не так всё было.
  - Да кто нас слушал? Чтоб у них уши вовсе отсохли!
  - Дык никто и не спрашивал!
  
  "Ну, как кумушки..." - Подумалось мужичку.
  Прибрал он кисет, покивал согласно да руку к небу задрал - его, мол, очередь.
  - А хуже того, говорю, что всё реже вспоминают. - Изрёк он, покачивая головой, вроде как сокрушаясь.
  - А кого чаще? - Всполошился ЛевЕйша.
  - Понятно дело: нечисть заморскую - мелочь бледную. - ПравЕнтий поморщился брезгливо, - да зелень эту осклизлую. Чтоб он как начал себя с хвоста жевать, так до ушей и не останавливался... Я ж говорю. А кто послушает?!
  
  Сиделец на камушке ещё покивал согласно. А меж киванием неспешно закурил, выпустил струйку дыма. И вроде как от того дыма один глаз прищурил, а может, от хитрости какой на ум пришедшей.
  - Вот я и выслушаю. Где что недопойму - переспрошу. - Мужичок снова затянулся махонькой чёрной трубочкой.
  Три головы посмотрели на новую струю дыма, что пышней первой получилась, переглянулись.
  - Ты чей будешь, чадило? - Спросил КорЕнь на правах старшего.
  - Да и не знал я того отродясь. Так вырос. Ходючи по свету. Спасибо добрым людям - подкармливали, да и злым спасибо - научили на ногах крепко стоять. Зовуся я Никифором.
  - Ты, Никифор, дым откуда пускаешь? - Спросил ПравЕнтий. - Ты не запечный? Может, хату чью спалил ненароком и блукаешь теперь неприкаянный? Угольев тебе в штаны.
  - Дыму-то без огня откуда... - Принюхался, вытянув шею ЛевеЕша. - ...взяться. Ыли мы чего мимо пропустили и не ведаем?
  Теперь все три шеи вытянулись, носы ноздрями зашевелили и сморщились.
  - Может, потому и живёшь долго, что не куришь. Табак это. Сызмальства пристрастился. - Мужичок вытянул в сторону голов руку с дымящейся трубкой в пожелтевших пальцах.
  - Ладноть. - Отпрянула первой средняя голова. - Мы тебя покамест есть погодим. Обдумаем всё без спеха. Слетаем ещё кого пожирнее пошукАем. Как вернёмся, тогда и договорим.
  - Может, тебе чего прихватить из добычи? Ы? - Поинтересовался сердобольный ЛевЕйша.
  - Да не утруждайтесь. У меня с собой всё. - Никифор похлопал по мешку широкой ладонью.
  
  И улетел на охоту трёхголовый змей-ящер-дракон. Расправил крылья огромЕнные, взмахнул и полетел. Никифору даже пригнуться пришлось да придержаться за камушек, на котором сидел, такой ветер от того взмаха образовался.
  "Эка заковыка..." - Призадумался Никифор. - "Вот ведь... Идёшь-идёшь, напрочь сапоги сотрёшь, глядь, а уж вспять и не повернёшь..."
  Из разных переплётов ему выпутываться-выкручиваться приходилось... Только что может мужичок, хоть и не с ноготок, с одним ножичком за голенищем супротив такой громадины? В карты не обдуешь, не деревенщина на дворе постоялом.
  "Ну, да поглядим ещё..."
  Выбил Никифор трубочку, продул и другой глаз прищурил. Теперь уж безо всякого дыма. Рано горевать.
  Да и нет в печали проку ни с какого боку.
  ***
  
  
  2. Правда - такая штука...
  
  Поднялся повыше трёхголовый, сделал круг, пуганул тучки, чтоб в сомнениях не маялись понапрасну, свет Солнышка не застили, и полетел поискать добычу покрупнее человечка-недокормыша. А чего до ночи ждать, коли сейчас хочется? Уж дюже от разговоров этих брюхо подводит. Прям, как и не довелось давеча вовсе ничего откушать. Хоть и была та трапеза обильной. А как иначе? Все три головы попировать вдоволь любили.
  
  - Чего скажете? - Спросила средняя голова соседние.
  - Слопать его, чтоб мозги нам не морочил. - Откликнулась правая голова. - Про нас и без него наврали с три короба... может, даже побОле. На наш век хватит, да ещё и останется. Чтоб этим сказочникам их сказки с утра до ночи рассказывали, а опосля ещё и всю ночь.
   - А мы? Мы, выходит, молчать будем? И не поведаем никому, как на нас напраслину возвели? - Аж взвизгнула левая голова. - Правда она должна до всех...
  - Правда? Правда - такая штука, что... - Средняя голова прищурилась, вглядываясь в даль. - Нынче олениной себя попотчуем.
  - Так-то оно и лучше - разговорами сыт не будешь, только язык уморится.
  - Это, ПрАвушка, всё так, однако, что ж мы за себя вовсе и словечка замолвить не можем? Али несколько. Как оно... Былину, в общем.
  - Былину? Можем, ЛЕвушка, можем. Только наша былина о том, как всё было будет, а другие, как не было, но тоже былинами почитаются, хотя не былины вовсе, а небылицы.
  - Да будет вам, - Громыхнул КорЕнь, нацеливаясь на стадо, - после доболтаете.
   Оно, конечно, мимо сотни оленей промахнуться трудновато, однако и абы как своё дело трёхголовый не привык делать.
  
  Подлетели вихрем внезапным, шуганули волков стаю, чтоб под ногами не путались, выбрали трёх олешек помоложе, поупитаннее, худые пусть пока бока нагуливают, да оттрапезничали размеренно - стало быть неспешно, с удовольствием. Суета в таком деле завсегда лишняя. Поспешишь и вкусу никакого не почувствуешь. Какой вкус, если наспех? Так, одно глотание.
  
  Вот после трапезы и к рассуждениям неторопливым у всех склонность появляется. Так устроено. Сытый о еде не думает, пока не проголодается, а более обо всём остальном, если не задремлет с устатку.
  - Оно, конечно, возраст... - Начал было КорЕнь рассужденье длинное, да не тут-то было.
  - Возраст? А что есть возраст? - Встрял ЛевЕйша.
  - Есть? - Встрепенулся ПравЕнтий. - Так мы только... это....
  - Было дело. - Кивнул ему КорЕнь и продолжил начатое. - Что такое возраст? В прежние времена и задумываться по тому поводу недосуг было. А теперь... Теперь другим боком всё оборачивается. Времени вона сколько. Вот дЕла... напротив. Не тревожит никто, а сами не всякий раз и придумаем хлопот в достатке, чтоб его занять... время это.
  - Вот я к тому и клоню, что героев того... Ик. - Икнул ПравЕнтий. - Чтоб тебя...
  Прислушался к себе и ещё разок икнул.
  - Не... наверно есть ещё, просто про нас подзабыли, оттого на глаза не кажутся. - Младший мечтательно зажмурился. - Вот ежели заново земля слухом про нас наполнится...
  - СпАлим пару-тройку деревень - враз вспомнят, да ещё... ик.... - Заново икнул ПравЕнтий. - Ищо в полон можно кого взять. За теми тоже явятся. Ик.
  - Кто-то тебя вспоминает. Может, Матрёна какая заскучала? А? - Боднул КорЕнь ПравЕнтия ухом. - Только их, полонённых этих, кормить придётся.
  - Чтоб им наши припасы да поперёк горла. И никто меня не вспоминает. - Боднул КорЕня ПравЕнтий в ответ. - Без полона... спалим и всё.
  - Вот я и говорю, что времени дюже много. Потому всякие глупости, ПрАвушка, ты и взялся сочинять. - Покачала собой укоризненно средняя голова. - Кто из нас молоко больше других любит? То-то. Вот без него и останешься. Деревни палить! Ишь разгорячился. Так о чём я? В общем, возраст - это когда времени в избытке и припомнить есть чего, и вспомнить то, что забыть давно надобно было, и тогда уж поучить уму-разуму, если кто помладше подвернётся, да замешкается. Фух... Вред один от разговоров этих и поперхнуться можно.
  От такой длинной речи утомился КорЕнь до отдышки и першения в горле.
  - Тык что с путником этим? - Ничего не уразумел из той речи ЛевЕйша.
  - Чую беспутный путник этот. - Нахмурился ПравЕнтий. - Чую проходимец прохожий этот. Чтоб в его печке заслонка заржавела и весь дым унутре остался.
  - А может, поведаем всё ж, как оно на деле-то? Он всем про то и расскажет.
  - Ну, ты, ЛЕвушка, удумал! И следом летать будем, прислушиваться - малость приврал чего мужичок этот или без устатку почём зря брешет? - Мотнул башкой ПравЕнтий.
  
  Вот и ворон запыхавшийся прилетел. Отдышался, каркнул, чего-то да принялся косточки выбеливать. Это ему тут не один день хлопотать, если кто голодней помогать не явится.
  Переглянулись головы, мол, не для чужих ушей рассуждения их. Вздохнули, потому как с сытым брюхом оно тяжеловато, ухнули, крякнули, взмахнули сызнова крыльями да полетели восвояси.
  Небушко прояснилось и Солнышко ещё не закатилось. Красотища!
  Аж дух захватывает!
  Чего ж ещё не порассуждать на просторе, коли больше делать нечего?
  
  - Ладно. Пока забот мало, да считай, и вовсе никаких нет, потешим себя байками. - Решил КорЕнь. - Может проку с того и не больше вреда окажется. А там, как сложится.
  - КорЕньюшка, - Повернулся к старшему ЛевЕйша. - А что ты про правду врал, когда в ту сторону летели? Мы-то помним, как было, значит и правда у нас. Как ещё-то?
   - У нас одна правда, у других другая... к-хе.... - Кашлянула, холодного ветра глотнув, средняя голова. - У каждого она своя. Коли своя голова на плечах.
  - Это да. Когда голова с плеч, тут уж...- Вступил в беседу и ПравЕнтий. - Я же толковал тебе, ЛЕвушка! Поведаем одно, услышит он свое, а что расскажет, мы и вовсе не узнаем. Даже коль и не соврёт ничего, всё одно - ложкой мёда бочку дёгтя не выправишь!
  - Дык, хоть на сердце полегчает. - Не уступал ЛевЕйша.
  - Полегчает? Так и не тяжело у меня на сердце-то. Пустое это...
  - А может статься дельное? Может, как...
  - Как? И так, и сяк, и наперекосяк. - Перебил ЛевЕйшу КорЕнь, оглядывая, что под брюхом проплывало. - Куды это мы залетели?
  - За разговором видно не заметили, что ветерок нас... - ЛевЕйша закрутил головой из стороны в сторону. - Вона приметина.
  Развернулся трёхголовый да полетел, куда раньше и думал.
  - Вот они умничанья все эти. Ик. Сроду с нами такого не случалось. Чтоб им...
  - Да, такого, ПрАвушка, и взвравду не бывало. - Кивнула средняя голова. - Верно маманя говорила, что не всякая мудрость от большого ума.
  - Это ты к чему? - Повернулся к старшему ЛевЕйша, одним глазом всё ж приметину из виду не упуская.
  - А к тому, что от иных рассуждений любая голова кругом пойти может.
  - Так у нас завсегда ещё две в запасе. Это у мужичка того одна. Сумеет он всё в ней поместить, если мы втроём возьмёмся вещать, как оно всё на самом деле?.. - ЛевЕйша примолк, недоговорив по причине неясности.
  - Да пустое это. Убёг уж мужичок этот, или спрятался-закопался где и дрожит. - Проворчал ПравЕнтий.
  - Убёг - догоним, спрятался - отыщем-откопаем и ещё глубже закопаем. - Громыхнул КорЕнь. - Потому как непорядок без нашего дозволения...
   - Не... На месте. - Вытянул шею ЛевЕйша. - Ыш! Усидчивый.
  - Или обездвижел со страху, или задумал чего, чадилка хитрая. - Вытянул шею и ПравЕнтий. - Откель из гнилушки болотной столько дыму вонючего?
  - Удумал - раскусим...
  - Тык, КорЕньюшка, вроде решили не есть покамест? - Обеспокоился ЛевЕйша.
  - Хитрость его раскусим-разгадаем значится, коль чего удумал.
  
  
  Взмахнул трёхголовый ещё разок крыльями, да не для быстроты, а напротив, чтобы мимо не пролететь. И прямочки на то место, с которого поднялся, опустился. Только ухнуло всё вокруг.
  
  Недалече и Никифор сидел, возле костерка, коптилкой своей дымил.
  - Чо ж не сбежал? - Громыхнул КорЕнь, огонька для убедительности выдохнув.
  - От тебя сбежишь... как же.
  - От чего ж не спрятался?
  - От тебя спрячешься!
  - Верно говоришь, токмо сытые мы бы за тобой не погнались и разыскивать поленились...
  - А коли голодные бы воротились?
  - А когда это мы голодные ворочались? - Спросил КорЕнь у двух других голов.
  Те хотели было засмеяться громогласно, да на скалу сначала оборотились, а после уж и не так смешно стало.
  - Мы б тебя чуток опосля... уж не сомневайся.
  - Это я и сам уразумел. - Никифор выковырял из золы поджарившееся лепёшки. - Хоть и одна голова. А у тебя вон их три головы-то...
  - Голова это у тех, у которых она как кочан капусты. А у нас глАвы! Они позначительнее будут. - Хотел было рассердиться КорЕнь, да передумал. - Потому не трехголовый, а трёхглАвый!!! Ясно?!
  - Ясно. - Кивнул Никифор. - Чего ж тут неясного? Ясней некуда. Не головы, а глАвы. Проще пареной репы...
  - Это у нас репы? Ах, ты... - Взвился ПравЕнтий, потому как не всё расслышал, пока на скалу косился, чтобы чего по макушке его не стукнуло.
  - Не горячись, - повернулся к нему КорЕнь, - это он про свою. Одна она у него. Потому и скумекали человечки, что две головы лучше.
  - А три главы, так и того значимей. Только до трёх они не додумались, кочерыжки одноголовые.
  - До трёх голов кудыЫ им. Но на нас посмотревши трёх коней смикитили разом запрягать.
  Тут все три главы согласно закивали, а Никифор ещё макушку почесал - про то, что тройки лихие конные от трёхглавого пошли, он раньше и не слыхал ни от кого и сам не додумался про коренного и пристяжных.
  
  Солнышко ещё не зашло, а Луна уж полным кругом всплыла. Так и повисли они по разные стороны друг на друга глядючи, как будто раньше не виделись. А хищные ласточки всё метались, только теперь повыше, никак наесться не могли.
  Не мог трёхглавый пока решить, что с человечком делать. И в одной голове не всякий раз всё по порядку, а в трёх главах, которые хоть вместе, но поврозь и подавно.
  Никифор тоже думку думал. Свою. Как от такой обузы прожорливой подАле оказаться, потому как... да оно и так понятно.
  Эх... всё судьбинушке неймётся, то так, то эдак повернётся.
  ***
  
  
  3. Горынычи
  
  Пока суд да дело и Никифор перекус малый закончил. Малый - потому как в дороге лишнее мешает. Тащить тяжело придётся и не к чему вовсе. Так, немного - это можно. Чтобы ноги ходили, да прыткость в остальном была. Толстеть на полатях можно, а в пути-дороге совсем не следует.
  Завернул он в тряпицу впрок оставленное и закурил сызнова свою трубочку.
  
  - Про главы я уразумел, а как тебя али вас всех величать? - Спросил Никифор, затянулся посильнее да закашлялся. - Экая зараза!
  - Это кто зараза? - Встрепенулся ПравЕнтий.
  - Табачок, говорю, крепкий.
  - ГорЫнычи мы! Дедушка большой был... озорник, да сам собой не маленький. Его Горой величали. А мы, значится, Горынычи! - Гордо КорЕнь молвил и главу величаво эдак поднял-задрал.
  И две другие главы, шеи вытянувши, поверх них гордо вытарчивали.
  "Вот идолище!" - Пришлось и Никифору голову к небушку задрать, чтоб всю махину обозреть.
  - Змей-Горыныч, выходит?
  - Бестолочь ты мелкая, да глуховатая. Жёлуди в ушах что ли? Тебе сказали - ГОРЫНЫЧ!!! Змея - это людишки вроде тебя из зависти да от обиды приляпали. Чтоб тебе лягушку живую проглотить, и она б у тебя в брюхе квакала. - Постарался доходчиво разъяснить неразумному Никифору ПравЕнтий.
  - Ладненько-ладненько, Горыныч. Это когда ко всем разом, а Горынычи это когда ко всем скопом. - Смекнул Никифор и далее уточнять принялся. - А, коли к одной главе, то как?
  
  Переглянулись главы, почесали ушами, что достали, и средняя глава взялась втолковывать пришлому и без того им самим спокон века понятное.
   - Один раз тебе со спокойствием вещаю. Слухай: правая глава, это та, что от меня справа, а левая, что от меня слева. От тебя глядючи, оно всё наоборот, но нас то вовсе не трогает. Много вас всяких тута бродило, да с разных сторон заходило, подбиралось-подкрадывалось. Нам-то важнее, как мы сами решим. Вот так значит. Справа от меня - ПравЕнтий седьмой, а меж нами ПрАвушка...
  - Погоди-ка чуток, - Полез в мешок Никифор, - записать это всё надобно, боюсь, не упомню, да попутаю ненароком.
  Достал он из мешка своего что-то навроде тряпочек, али кожУшек, а может, и берестянок тоненьких, да уголёк махонький, то ли другое какое карябало.
  - Ыш ты! Неужто грамоту разумеешь? - Удивился ЛевЕйша, присматриваясь к вещицам мужичковым.
  - Мало-мало жизнь обучила. - Кивнул Никифор. - Вещай дальше, старшой.
  - А ты тута не указывай. - Полыхнул КорЕнь. - Слабоват-мелковат уродился.
  Пламя чуть до Никифора не долетело, погасло. Но жару ему для разумения в достатке почувствовалось, чуб даже малость закучерявился пеплом серым и палёным пахнуло.
  "Ух ты... видать по-простому не выйдет, уважения чудищу требуется." - Смикитил Никифор, смиренный вид приняв. - "Это сытый, а с голодным, пожалуй, и ещё попокладистей нужно."
  - Карябай разборчиво. Я после гляну. - КорЕнь чуть призадумался и продолжил. - Слева левая глава - ЛевЕйша тринадцатый, для нас ЛЕвушка. Я - КорЕнь третий. Нацарапал?
  - Погодьте, погодьте, сейчас.
  Никифор записал, что поведала средняя глава, а от себя добавил к ПравЕнтию "ругается хлеще Сидора сапожника"; возле ЛевЕйши "Ы-кает частенько и характером не в Змея"; а до КорЕня, что его ещё "КорЕньюшкой величают, и он, вроде как, за старшего".
  Записал всё то да озадачился не на шутку.
  - Отчего ж не вровень? Слева тринадцатый, справа седьмой, а посерёдке третий?
  
  Главы снова переглянулись и покачались из стороны в сторону, мол "тяжко с одной головой про три главы постичь".
  КорЕнь далее растолковывать взялся:
  - Правшей приходило больше. Вот они с правой руки замахивались, а ЛЕвушкам доставалось. Левшей меньше являлось-встречалось, потому ПрАвушек помене срубили. Ну а меня, так это когда ЛЕвушка или ПрАвушка отрасти не успеют или напротив, когда пригнуться вовремя изловчатся... али ещё какое недоразумение.
  Крайние главы согласно закивали.
  - Постиг? - Спросил КорЕнь.
  - Вроде постиг. - Кивнул Никифор. - А какая глава первая?
  Как-бы невзначай спросил, а может и с умыслом. Призадумались главы.
  - Коли слева считать, дык я. - Кивнул ЛевЕйша.
  - А коли справа, то я. - Вытянул шею ПравЕнтий.
  - А я с любой стороны вторым буду, потому мы без счёта обходимся, кто первый. У нас по-простому: левый, правый и ещё посерёдке. Нету у нас первых.
  - Ладненько-ладненько. Не громыхай, КорЕнь. Уразумел я и то, и это.
  Принялся Никифор ещё что-то угольком-карябалкой на тряпочках-кожУшках-берестяночках вырисовывать.
  - А куды ж отрубленные главы девались? - Спросил он ещё как бы между царапаньем.
  - Не твово ума дело. Всё ж каверзу замышляешь, кочерыжка засохшая. - Рыкнул ПравЕнтий.
  - Ничего я не замышляю. - Растерянность Никифор изобразил и, своё на уме держа, оправдываться начал. - Просто смекаю, что новые главы не ведают, что прежние помнили. Потому про самую древнюю древность...
  Тут все три главы разом взялись говорить, безо всякого старшинства и очерёдности.
  - Дык напротив вовсе...
  - Всё мы помним...
  - Да и другие расскажут! Репей те в пятку!
  
  И давай наперебой что к чему растолковывать, только не по порядку, а как вышло.
  И что ума у него не в достатке, раз к ним сунулся, и что в его одной голове всё не поместится, и что будет он теперь записывателем, а опосля рассказывателем, и что судьба его отныне по их части ведуном быть в том, что дозволят, али совсем не быть.
  
  "Чисто сороки, да и только!" - Мелькнуло в голове у Никифора, но вслух он того не вымолвил, поопасался, что не ко времени это будет.
  
  Стал дальше слушать. Хоть и выходило по Горынычевым речам уж дюже всё запутанно.
  Хвост-то вот у него один, а сердец, как и голов, три. Каждой голове, значится, своё полагалось.
  Молодцы-удальцы про то не знали, не ведали, всё главы пыжились снести, не смекая, что видимость дела ещё не дело сделанное.
  А ещё у каждой главы имелось что-то вроде своего закромОчка, где всё пережитое и скапливалось-хранилось. Вроде как зоб у курицы.
  Про куриный зоб Никифор сам додумал, да снова смолчал. Потому что и "цыплАк" великоват был и пока это он, как "кур в ощип" угодил.
  Так вот, в этих закромОчках вся их память-премудрость и скапливалась, да веками сберегалась. Потому они всё от предшественников доставшееся помнили. И ещё пережёванное в смысле разумения там оказывалось. От того людей пришлых-иноземных они понимали, если раньше, кого из тех мест слопать случалось. Даже поговорить могли обо всяких-Яких, коли время да охота к тому случались.
  А потому ПравЕнтия слушать с поправками нужно. Он раз от сказочника откусил. Хоть и плевался после, а уж поздно. Теперь вот иногда может чего лишнего молвить. А сказочник тот по молодости сапожником был и бражничал без меры. Это из ПравЕнтия иной раз... нет-нет, да и да.
  
  И дальше так, безо всякого порядку. Никифор даже удивляться не успевал.
  
  Самый ленивый ЛевЕйша третий был. Такой, что утром "от зЕмя не подымешь", храпит и ухом не ведёт. Потому его ЛевЕйша четвёртый сменил вскорости, это значит скорее обычного.
  А веры каждой главе больше, чем горлопанам с гуслями, потому как у каждой два свидетеля-очевидца завсегда рядом.
  Ещё вот, если кто видел поболе глав... пять али там семь, так это со страху или от хвастовства, а может с перепоя. Три - в самый раз. И папаша с маманей тоже трёхглавые. Живы-здоровы, токмо живут все по отдельности, друг от дружки подальше, оттого что покушать любят, а в одном месте много кушать долго не получится - запустение наступит. А живут все долго, потому как малы числом. Было б Горынычей, как мух, то и дохли бы как мухи большим количеством и в скором времени.
  Горыныч дыхнул огоньком в сторону, и кучка поджаренных насекомых осыпалась на землю.
  
   "Мухи они, конечно веком недолги..." - Кивнул Никифор мудрому соображению. - "А меж тем в ином месте и нет ничего, а мухи есть".
  
  - Ох, и не люблю я этих тварей... - Сплюнул ПравЕнтий. даже поморщился из брезгливости.
  - Чо ж так? - Глянул на него привычный ко всему Никифор.
  - От них рот вяжет.
  Теперь уж все поморщились.
  
  Ещё выходило, что ЛевЕйша дюже не любил мелких одноглавых, что на ящерок переростков смахивали и обитали там, где Солнышко заходит. А ПравЕнтий на дух не переносил тех, что вроде болотных Ужиков, токмо покрупнее, и ползают там, где Солнышко восходит.
  
  Однако, как сразу троих слушать, да ещё записывать успевать? Не закончил КорЕнь громыхать, а уж ПравЕнтий рычит, а за ними следом и ЛевЕйша чего-то вещает.
  - ...оттуда лешие и пошли. В разные стороны.
  И снова ПравЕнтий.
  - Теперь места не найти где они толстопятые след не оставили. Всё истоптали.
  - Погодьте-погодьте, откуда пошли? - Вскинулся Никифор, с устатку пот со лба вытирая.
  - Тебе ж сказано было, что повторять не будем, пенёк лопоухий-тугоухий. - Рыкнул ПравЕнтий и дальше своё вещать стал.
  - ...как налетели вороги тучею...
  - По земле иль по небу? - Успел Никифор слово вставить.
  - Если тучею да налетели, значит, по небу. И не перебивай, плесень чахлая. Темным-темно стало. Пригнулись мы тогда. Пролетели вороги и светло стало. Тут мы им вслед и полыхнули от души.
  - Гы-гы. - Гыгыкнул ЛевЕйша в подтверждение. - Ещё быстрей тады вороги полетели.
  
  И так, то по одному, то все трое сразу.
  Мол - энти там, энти сям, а мы тут посерёдке, значит, от нас всё пошло, и выходит по всему, что Горынычи за основу.
  А в густой лес они не совались, поскольку там развороту маловато, в поле оно просторней.
  - Ну, это понятно, - кивнул Никифор.
  - А коль понятно, то помалкивай, закорючки свои ковыряй да не перебивай. Отвлекусь и всё, прощай здоровье. В смысле ты можешь со своим здоровьем попрощаться. - Громыхнул КорЕнь.
  Остальные главы закивали согласно. Да сызнова втроём взялись вещать.
  И что молодцы не добрые и обзываются всячески, а как... повторять охоты нет, а маманя говорила, что красавец в папочку. И ещё гости эти незваные норовят стукнуть чем попало куда ни пОпадя.
  
  Совсем уморился Никифор уголёчком своим карябать, да головой крутить то влево, то вправо.
  - Погодьте, извиняйте, не поспеваю я за вами. - Вздохнул он, да потряс рукою усталою. - И голова кругом пошла.
  
  Солнышко уж уморилось в гляделки с Луной тягаться, спряталось. Утром своё возьмёт. А от одной Луны много прока в смысле света, не бывает. Темновато для писанины сделалось.
  - Давайте, Горынычи, завтра продолжим. Ничего не вижу, чего пишу. Не разберу опосля.
  - Ладно, - кивнул КорЕнь, - и мы, коли с ночной охотой засветло управились подремлем. А завтра... завтра и узнаем, что будет.
  
  Мох сухой собрал себе Никифор, постельку устроил.
  А трёхглавый так лёг-растянулся. У него свой порядок. ПравЕнтий правое ухо торчком держит, ЛевЕйша левое ухо не складывает, у КорЕня так оба. За младшими пригляд-прислух нужен.
  Разговоры разговорами, а всему мера есть.
  Оно, конечно, о том о сём болтать - не поле пахать. Хотя... как знать.
  ***
  
  
  4. Вот ведь как оно!
  
  Не спалось в эту ночь Никифору. Да и завсегда чуткий сон у него был. В новых местах ухо востро держать надобно. А он частенько в новёхоньком месте оказывался. Чего в старых делать? Там уж всё ясно-понятно, в новых-то поинтереснее, порой даже и повеселее. Люди новые... и не только люди. Хотя, порой и новое уж было-встречалось. А вот трёхглавых до сего раза видеть не приходилось.
  Только ночь она ночь и есть - сморило его с устатку.
  Вроде на миг один придремал, а столько всего промелькнуло, что и не упомнишь. Да и что вспоминать, коли одни чудища и вовсе ничего приятного ни сердцу, ни взору, ни разуму не привиделось.
  Вот открыл он глаза и снова закрыл. Даже зажмурился да ущипнул себя за чувствительное место посильнее, а после снова глаза открыл.
  Не было никакого трёхглавого чудища перед ним.
  - Вона как... - Поскрёб пятернёй Никифор макушку.
  Поскрёб ещё и начал мысли с воспоминаньями по порядку укладывать.
  Вроде и не пьян был, и грибочков незнамых не кушал, а нате...
  Протёр он глаза и огляделся попристальнее. Нет, не примерещилось, вона возле скалы трава примята аккурат по форме того на чём трёхглавый восседал.
  "Значит, точно не примерещилось, а жаль. Куды ж тогда подевался? Чай не мышка-норушка... не мотылёк легкокрылый..." - Повертел Никифор головой влево-вправо.
  - Чо башкой крутишь?
  Громыхнуло у него из-за спины голосом КорЕня.
  - Али потерял кого, храпун? Колючек тебе за шиворот. - Рыкнул вслед тому ПравЕнтий.
  - Ну, Горынычи... вы это... - Развёл руками Никифор.
  - Дык в охоте топать того... голодным останешься. - Улыбнулся ЛевЕйша. - Мы токмо с виду неловкие.
  - Да, сторож из тебя...
  - ...как из чурбана трухлявого, чтоб тебе мыши ночью всю макушку... истоптали.
  
  И то верно, зверь дикий - в своём урочище хозяин.
  Сходил Никифор к ручью, умылся ледяной водичкой для приведения себя в сознание, а мыслей в порядок должный и в котелочек водички набрал - отварчик из корешочков сотворить. Тоже для взбодрения.
  "Ишь тихий-ловкий... такого не обойдёшь, от такого не улизнёшь. Ладно... Что дальше?"
  Денёк-то как видно не дюже покойный начался с шуточек Горынычевых. От них или заикой сделаться запросто можно или вообще сердечко ёкнет, да не отъёкнется. Оно ведь, коли такое чудище шутковать взялось, то добром может не кончится, скорей беды жди.
  "С какого ж боку... Аль ещё изнутрЯ попытать..."
  Вернулся Никифор к ночлежному месту, взялся веточки шалашиком выкладывать для лучшего разгорания.
  
  А Горыныч бодрей травинки свеженькой, свежей росинки утренней расселся у скалы на выдавленном месте и принялся прихорашиваться - чешуйки выправлять-укладывать.
  - Уши вымыл? А то вдруг чего недослышишь. - Сверкнул глазом зелёным КорЕнь.
  - Про что сперва тебе поведать? - Склонил набок свою главу ЛевЕйша.
   - И уши вымыл, и на слух не жалуюсь, а для начала с начала всё охота узнать. С самых стародавних времён. - Постарался Никифор пободрее ответить. - Вот только перекушу малость и отварчиком горяченьким освежусь.
  - А мы, значит, ждать будем? Прорва ты ненасытная. - Рыкнул ПравЕнтий.
  - Да зачем? Всё разом управим. Пока котелочек греется мы всё и зачнём, и поговорим, и послушаем.
  Как тут перечить?
  Быстренько Никифор костерок развёл, котелочек пристроил, корешочков бросил, сухарик откусил и всё для записок своих достал-разложил.
  - Когда народу вещать станешь, с каких слов начнёшь? - Сверкнул другим глазом КорЕнь.
  - Ну... как и все: Жил да был...
  Однако невпопад получилось.
  - Это ты сейчас будешь "жил да был", а мы ещё есть и ещё есть скоро захотим. Может, и тобой не побрезгуем, чахлостью костлявой.
  - Не рычи, ПравЕнтий, скажи, как надобно, так и обозначим. - Никифор перевернул то на чём карябал, покарябанным вниз, а чистой стороной наружу, готовность со старанием выказывая.
  - Живёт-поживает, горя не знает... - Теперь уж не рыкнул, а будто пропел ПравЕнтий. - Выцарапывай давай, чтоб не запамятовать.
  - Про какую старину и чего тебе поведать? - Вступил ЛевЕйша.
  - Вот хотелось бы, об Илье Муромце... Богатырь такой, говорят, к вам наведывался.
  - Муро... как его там?
  - Тута их тех ИльЁв, как на пасеке ульё́в. Во множестве шастали, всех не упомнишь.
  - Это да. Уж потоптали они травки зелёной вокруг нас, увальни косолапые.
  - Бились? - Вроде как с уважением в голосе Никифор спросил и трубочку достал-закурил.
  - Кто ж стерпит, коли тебя "чудищем поганым" обзывают?
  - Дык и ещё по-всякому...
  - А окромя того возьмутся махать чем попало без ума, без толку, без продыху, как белены объевшись, мешки с костями.
  - А её в меру нужно, белену-то, а тык... ничего путного.
  - Да и накой дурням дури себе добавлять, коли её и без того не занимать? - Сверкнул уж двумя глазами КорЕнь. - Только если каждого вспоминать, то долго да одинаково выйдет... интересу нет. Потому как ежели оборачиваться беспрестанно, то получится, что задом наперёд идёшь.
  "Экий умник!" - Подивился такому соображению Никифор, ещё дыму в небо подпустил и записать поспешил.
  Главы вроде примолкли чуть, видно, битв давних картинки всё ж помелькали в памяти.
  - А кто из вас больше богатырей одолел? - Вроде как между делом Никифор от царапаний оторвался и на Горынычей взглянул, как откликнутся?
  - Дык мы завсегда вместе... вроде... - Озадачился ЛевЕйша. - Дык и не считали никогда.
  ПравЕнтий губы поджал, а КорЕнь нахмурился да задумался. Даже тень по нему пробежала. Так коли считать, то кого меньше срубали, тот больше и побеждал. Только кабы ПрАвушка с ЛЕвушкой своими шеями его КорЕня шею не загораживали, то и... Как тут делиться: кто больше, кто поме́не? Всегда заодно. А как иначе? Глав хоть и три, а тулово одно.
  - Ладненько-ладненько. Вот ещё говорят поля костьми усеянные вокруг вас были... - Постарался Никифор разговор чуть в сторону увести, потому как недоброе ему почудилось в помрачении КорЕня.
  - Врут всё. Будем мы на одном месте сидеть! Смердят энти герои, как и все прочие. - Прорычал ПравЕнтий, но не выругался, запамятовал, потому как всякие сомнения, его посетившие, обдумывал.
  "Нешто клюнул? Теперь не сорвался бы... а то и меня хвостом-то пришибить может, как та белуга сажЕнная бедолагу Пантелея." - Ещё больше Никифор насторожился, однако виду не подал, кружку взял, отварчику плеснул, дуть принялся и дальше стал разговор поворачивать.
  - А Иван? Мужик такой...
  - Иван? Бывал. Но обычно пьян. По-трезвому у него без нас хлопот...
  - Иваны? Это да. Это дело другое. Те сначала выпить да потолковать, драться это уж напоследок и всё больше для разминания боков и ещё чего подвернётся.
  - Только перепить нас ему ни разу не пришлось ни одному, ни с дружками. Мы к ним чаще сами наведывались. В деревне оно веселее, чем в поле, хоть в чистом, хоть в другом каком.
  - Ды-да. Куды ж без деревни? Там и народ, и детишки.
  Снова Никифор удивился, а главы своё продолжали-вспоминали.
  - Оно так и бывает, обычно по деревням детишки заводятся. Иной год целая прорва. - Кивнул КорЕнь - Розг родителям не хватало. Не успевали новые розги вырастать, дюже быстро расходовались.
  - Каких таких детишек? - Переспросил Никифор, уж никак он такого поворота не ожидал.
  - Да всяких! Чем ты слушаешь? Тетеря бестолковая. Чтоб тебе шмель в одно ухо залетел, а в другое вылетел, и ты б опосля неделю от щёкотки хихикал до икоты. - Рыкнул ПравЕнтий.
  Вот один в себя из раздумий возвернулся и КорЕнь чуть просветлел от воспоминаний приятных.
  "Так-то лучше." - Никифор кивнул сам себе, да ещё отварчику пригубил и новую трубочку раскочегарил. - "Вроде как от сомнений поворотились и старшого мрачность покинула. Видать приятное что припомнилось..."
  
  - Полюбила меня девица, да и мне она приглянулась. Решили с ней потолковать о видах на урожай... - Поднял глаза в чисто небушко КорЕнь. - ЛЕвушка с ПрАвушкой в кустах спрятались... Так чихать и браниться взялись.
  - Дык мы в крапиву попали.
  - Так свидание в тот раз и не сладилось. - Опустила глаза да вздохнула средняя глава.
  - Чо им деревенских парней не хватало? - Пыхнул дымом из трубочки Никифор, уж больно чудно ему это показалось.
  - Не... тех даже с избытком... токмо, ежели девицы энтих охламонов с малолетства знали и помнят ещё, как те без портков бегали с мокрыми носами, а опосля в добавок за косы дергали беспрестанно... - ЛевЕйша малость прищурился, - то оно вроде, как ничего нового-интересного для них и нет.
  - А тут солидный трёхглавый, под окнами не шастает, замазку не колупает, заплатками не сверкает, - ПравЕнтий ещё более помягчел от воспоминаний. - Иное лето так от девок отбоя нет. Хоть глаза завязывай да лети, куда ветер подует.
   - Только по три они стесняются, в скромности произрастали. Целоваться при других так совсем краснеют пуще бурака для щей из оного. - ЛевЕйша вытянул губы трубочкой.
   Хотел было и здесь Никифор спросить, кому внимания больше доставалось, да попридержал себя, подначивать с оглядкой надобно - если Горынычи не друг на друга осерчают, так втроём на него одного.
   Сидел, слушал - чего запоминал, чего записывал, момента подходящего дожидался.
  - Вот была Лиса, - начал за другими КорЕнь, - нарекли так, потому как рыжЕй её не сыскать...
  - Это да. Мы окрест много кого повидали, а рыжЕй да премудрей не попадалось, - поддакнул ПравЕнтий. - Шустрей огоньков, что мелькают, когда по макушке треснут.
  - Вот вроде всё сладилось, и родители её на ярмарку подались... - продолжил КорЕнь, - и мы не дюже заняты оказались. Только она, чтоб всё по её. Я и согласился. Тогда Лиса эта намотала ЛЕвушке с ПрАвушкой тряпки всякие, чтобы не подслушивали и не подсматривали, да по соседним кустам распихала. Вот... я уж и лобызаться приготовился, а тут выскочил её ухажёр Вася. Раз и срубил мою неразумную первую голову. Моргнуть даже не успел. Только ЛЕвушка с ПрАвушкой без подглядывания с подслушиванием ну никак обойтись не могли, потому всё видАли. Осерчали за меня на Васю и подогрели его с двух сторон да переборщили - остались от Лискиного ухажёра одни уголёчки. А её и след простыл.
   - Съели?
   - Кого? Васю? Не... Сказал же - подгорел он. От горелого изжога опосля замучает.
  
   По рассказу выходило, что был у той Лисы умысел с выгодой, только она всё на Васю свалила - говорила, что Вася сам вроде приревновал, да у него уж не спросишь.
   Вот и пошло сначала Васина Лиса, а опосля Василиса, а уж дальше Премудрая, потому как она много чего ещё начудила.
  - С той поры мы уж с осторожностью. - Покачал собой из стороны в сторону КорЕнь, да не сильно, так чтоб вроде как недоразумение получилось. - Интерес к девицам остался, а вот веры никакой.
  
  До того Никифор заслушался той историей, что трубка у него погасла, пришлось сызнова раскуривать. Все кивал да поддакивал. И главы уж не гремели-рычали, а считай, соловьями пели.
  Оно, если по шерсти, то и камень мякишем станет.
  "Вот оно и ладненько. Теперь, пожалуй..." - Собрался Никифор всё ж спросить для раздору, кой чего, да осёкся.
  
  Бабочка на носу у ЛЕвушки примостилась. Он глаза в кучку свёл, да рассматривал-любовался. Только она лапками вздумала перебирать... терпел он терпел да не утерпел и чихнул. Тут КорЕнь вроде как вспомнил о чём-то и на ПравЕнтия покосился.
   Сумленья они то задремлют, то пробудятся.
  Иное слово оно ведь хуже отравы, свербит и нет на него управы.
  ***
  
  
  5. Сколь верёвочке...
  
  Тут и ворон возвернулся. Только видно, не по своей воле, хоть и упитанный, потому как не все перья в хвосте наличествовали. Сел на своей ветке, нахохлился. Ветка было вниз начала клониться, так он поближе к стволу лапками перебрал и сызнова нахохлился.
  
  - Сбил ты нас с порядку. - Вроде как что-то вспомнив, КорЕнь громыхнул. - То мы ночью кушали, а днём почивали, то вот наизнанку. По светлому времени зверушки нас издалека примечают. Потому и мороки больше.
  - Вот оно и то, что "зверушки" - заморыши чахлые. Зверя значимого ни днем, ни ночью не найти.
  - Ды да! Раньше оно попроще было, - вздохнул ЛЕвушка, - Раньше зайцы были как нынче медведи.
  - Кусались только больно, толстопузы саблезубые. - Кивнул ПравЕнтий.
  Не унимались крайние головы, озабоченности старшого не внемля, потому как увлекательное это занятие - другим про себя интересное рассказывать.
  "Ну, теперь ещё и добылинные времена припоминать начали" - Никифор снова к своей писанине потянулся.
  - Что длинноухие, пчёлы, мужичок, с твой кулак были. Про ос и особо про шмелей да трутней уж помолчим, те зверей любого зверя, изверги лютые.
  - А у пчёл мёд бродил. Тык как заж-жуж-жат нестройно, но с чувством, значится готово...
   - Тут для верности нужно ухом к стволу притулиться да послушать о чём жужжат. Может просто бранятся, а может, что задушевное мохнатые-полосатые завели.
  - Дык потому и медовуха. Оно значит и мед, и без уха промахнуться можно.
  - Вот коли точно созрело, то да. Редька-Петька!
  - Проковыряем мы, значит, пониже три дырочки в стволе дык и всё. Вот и угощение.
  - Туты как раз все чудеса и начинаются!!! Эх, лешие-пешие!
  
  "Эк разошлись! Языками мелют, словно мельницы, того гляди привирать возьмутся. А это такое дело... коли начать, то и не сразу и остановишься" - Покосился КорЕнь на ЛЕвушку, покосился на ПрАвушку. - "Разомлели видать от воспоминаний. Негоже это."
  - Разговорами сыт не будешь. - Это уж вслух КорЕнь громыхнул. - Пора подкрепиться.
  
  ЛЕвушка с ПравЕнтием и не возражали, закивали - от разговоров о кушаньях да напитках завсегда только больше есть хочется.
  И улетел Горыныч сызнова на охоту.
  А ворон нет, не подался следом. Только каркнул. А что каркнул не понять: толиЕсыт, толи уморился за трёхглавым летать-поспевать. А если, не просто так КорЕнь на него зы́ркнул? Кажись велел чего. Может, присматривать.
  Никифор крошек возля́ себя насыпал, да не позарился на них ворон, клевать не стал. Не воробышек он, да и близко к мужичку садиться не годиться. Что у того на уме? Кто знает? Можно и перьев лишиться.
  
  "Не получится стало быть без соглядатая." - Крякнул Никифор, но виду не подал, что не по его. Поднялся, пошёл поискать из чего похлёбку сотворить. Не один же Горыныч проголодался.
  "Как там КорЕнь сказал: "Нечистью других обзывают те, кто отмыться успел и других марать принялся. А поначалу все из одного теста". Чудно. Чудище, а вот...Тьфу!"
  Лягушка у него прям из-под ног в воду прыгнула.
  "Не... не для похлёбки зелёная. ЛЕвушка точно сказал, что иноземцы неприглядность эту трескают от того, что у них курЕй мало, а лягУх много. На меня так хоть и нет куры, а пучеглазую кушать не стану... другое дело рыбка!"
  Ударил он палкой, на вроде копья заострённой, в заводь у ручья и сразу вытащил, а на палке уж краснопёрочка поблёскивает.
  "Как же сумленья КорЕнь разрешит? По всему видать, что задумался."
  
  А Горынычи молчком летели. Столько сколько вчера да сегодня наговорено они за всю жизнь не наговаривали. Так летели, каждый о своём думал.
  ЛЕвушка всё о деревенских девчонках щурился-жмурился. Чего на долю двенадцати предыдущих ЛЕвушек пришлось, он всё знал-ведал, только ещё и сам интерес имел. Молодо-зелено... зато бодро и с настроением.
  ПравЕнтий всё о нежной зайчатине с веселящим питиём вспоминал, слюну глотал.
  А КорЕнь о мужичке Никифоре размышлял.
  "Вот до него всё снаружи нас одолеть хотели, а этот изнутря. Ишь "Ладненько-ладненько"! Видать удумал раздор меж нами посеять. А в раздоре всегда горе. Всё подначивает: Кто первый? Кто боле других богатырей одолел? Ещё б спросил, кто девицам больше нравился, я б его и опалил как цыплёнка ощипанного. Нельзя нам главам считаться кто важнее. Никак супротив друг друга нельзя. Потому как на одном растём. Оно, конечно, в трёх головах ума побОле, но только и дури втрое. Если воевать меж собой зачнём..."
  
  - Жениться нам пора. - Громыхнул КорЕнь.
  Крайние главы враз свои думки позабыли и на среднего, опешимши, уставились.
  - КорЕньюшка, может тебе макушку Солнышком напекло? Тык давай вон под облачко вильнём.
  - Не... если уж припекло, то в озерко нырнуть нужно. Там быстрее охолонет.
  - Да не припекло меня, - мотнула собой средняя глава. - Маманя с папашей снова браниться будут. Сами знаете. А ещё, маманя говорила, что есть у неё на примете невеста на всё три главы красавица.
  - Не слыхал я такого, чтоб мне век одними мухами пробавляться.
  - И я не слыхал, а что за спешка?
  - Не слыхали, потому как за ушами у вас дюже трещало, когда маманино угощение лопали. А спешки никакой, просто в возрасте мы, а жизнь хоть и длинная, да не без конца.
  - А сколько ж нам осталось? - Озаботился не на шутку ЛЕвушка, потому как у него и окромя женитьбы другие планы имелись.
  - Если по звёздам... - КорЕнь закатил глаза к небушку, на котором ни одной звёздочки ясным днём простому глазу не видать было, - то ровненько три денька всего... и тридцать три столетия.
  - Сначала перекусим. Вона кабаны на водопой потянулись, хрюни щетинистые, да визгливые. - Указал ПравЕнтий носом на стадо возле озерца.
  
   Покушали главы в своё удовольствие, передохнули и обратно полетели. Пока кушали не до разговоров было. Когда жуёшь языком молоть недосуг.
  Вот опосля можно поговорить.
  - Ещё с мужичком этим придумать нужно, что сделать... - Начал КорЕнь. - Нет у меня к нему большого доверия... да и малого тоже.
  - А у меня только недоверие и есть! Всё кивает-виляет редькин хвост. - Рыкнул ПравЕнтий и клыками щёлкнул. - К вечеру на перекус его и употребим карябало скрипучее.
  - Тебе бы, ПрАвушка, всё жевать да браниться. - И ЛевЕйша свой голос подал. - Оставить его надо, пусть записывает, что помним. А мы много чего...
  - А я говорю, сожрать погань дымовую, чтоб не перевирал всё за нами выпытывалка ехидная.
  - Что ж ты ПравЕнтий беспрестанно так ругаешься? Вот отсохнет у тебя язык!
  - А у тебя к глотке прилипнет, сладкоголосый ты наш. И всё!
  - Что всё?
  - Отрубать придётся кого-нибудь просить. Злыдня какого-нибудь искать.
  - Дык тебя и так отрубят, грубиян.
  - "Тык" да "Дык" деревенщина, лапоть липовый.
  - А ты от бражника-сапожника набрался...
  
  И уж было кусаться да огнём плеваться надумали распалившиеся главы, того гляди по всамделешнему.
  
  - Угомонитесь. - Влез промеж спорщиков КорЕнь. - Негоже нам меж собой раздор учинять, потому как мы поврозь и не можем. Поняли?
  - Я-то понял.
  - Ладно, и я остыл уж...
  - И ещё, чтоб пришелец этот ссоры меж вами не учуял, - добавил КорЕнь. - Подлетаем уже.
  
  ЛевЕйша с ПравЕнтием согласно кивнули и в разные стороны друг от дружки отвернулись.
  "Вот и думай тут, один сожрать хочет, другой при себе оставить. Коли вправду съесть, то ЛЕвушка на всё время обидится, а коли при себе держать, так ПрАвушка дюже недоволен будет... тоже долгое время..." - Нахмурился КорЕнь.
  
  Два круга Горынычи над своим посадочным местом сделали для охолону и опустились.
  КорЕнь мельком на ворона глянул, а тот то ли каркнул, то ли ещё какой звук издал. Ничего Никифор не понял, а КорЕнь понял, потому как кивнул ворону. Видно, раньше кого из того роду-племени скушал, вот и разумел по-ихнему, что к чему.
  Глядит Никифор... Горынычи какие-то не такие воротились, как улетали, хоть и сытые. Крайние главы друг на друга не смотрят, а средняя сурьёзней прежнего.
  "Значится, раздором повеяло. Может и попал я куда целился. А вот как обернётся?" - Задумался-засомневался Никифор.
  
  Только КорЕнь уж за всех всё решил.
  - Никифор, у тебя дела дома есть?
  - Нету. Дома у меня нету, откуда делам домашним взяться?
  - А в других местах?
  - Подумать надобно, может, и найдутся.
  - Вот и шёл бы ты в эти другие места по своим делам.
  - А не погонитесь?
  - Если долго тут топтаться будешь, то и гоняться надобности не будет.
  КорЕнь громыхнул громче обычного, а ПравЕнтий с ЛевЕйшей всё помалкивали себе в разные стороны.
  - Уже ушёл.
  
  Никифор собирал манатки свои по-быстрому, да и скарба того было, считай вовсе ничего.
  ЛЕвушка с ПрАвушкой переглянулись, на КорЕня посмотрели, но ничего не сказали. Молчком, за мужичком наблюдать стали. Уразумели, что глава средняя так дело повёл, чтоб никого из них не обидеть.
  - И никому про то, что нас повстречал, ничего не рассказывай. - Ещё громыхнул КорЕнь. - Понял?
   - Да как не понять? Всё понял. Никому ни словечка не скажу. - Кивнул Никифор. - А на память, может, чо дадите?
  - Тебе? Взять можем. - Рыкнул ПравЕнтий. - Ухо вот могу на память откусить... вместе с головой, шишка прошлогодняя.
  - Ды не боись, не слопаем. Только вот одним нам тут скучать веселее, - вздохнул ЛЕвушка, - от новых гостей незваных хлопот новых дюже много.
  - Оно так. Прощевайте, лихом не поминайте... - Взялся Никифор раскланиваться, да осёкся, потому как тёплых проводов не намечалось.
  Да ладно, лишь бы горячих не случилось, а то КорЕнь вроде как уж терпенье терять начал.
  
  И пошёл Никифор дальше край бескрайний шагами мерить. Не то чтобы не спеша, но и не мешкая. Так чтобы чудище не осерчало на что-нибудь, да не передумало.
  Шёл и негромко, чтоб Горынычи не услыхали, под нос себе песенку мурлыкал.
  
  Загостилися мы тут,
  Нас другие дали ждут...
  
  Эть. - Поправил мешок свой и погромче запел, потому как подальше уж отошёл. -
  
  В разных далях мы бывали,
  В переделки попадали...
  
  Только Горынычи ему в след и не смотрели и не прислушивались.
  ПравЕнтий задрёмывал потихоньку, ЛЕвушка небушком с облачками любовался, а КорЕнь просто глаза прикрыл да раздумывал о том, как всё бывает так, как и не должно вовсе быть, а чуть погодя ЛЕвушку ухом пощекотал.
  - Не пропанет то, что помнится. Карапуз вот образуется, ему и будем сказы-рассказы сказывать-рассказывать, про что вспомним, как нам наш папаша. Для обучения и убаюкивания.
  - Ды да. - Кивнул ЛЕвушка и добавил вроде как невпопад, - Солнышко вот почитай каждый день видим, а не надоедает.
  А может и впопад.
  Смолчал КорЕнь, потому, как и не сообразил сразу чего ответить.
  А с мужичком, как рассудить? Кто верх взял, коли миром разошлись?
  Только оно, ежели каждый при своём остался, значит и не проигрался.
  ***
  
  Всё ж сдержал Никифор обещание - никому про Горынычей ни словечка не сказал, токмо накарябанное покрасивше переписывал да раздавал любопытствующим, когда так, когда за пятак.
  Довелось и мне те каракули разбирать. Разбирал-разбирал... уморился. Где не разобрал что... по малограмотности, когда своей, когда Никифоровой, там сам допридумал.
  Врать не обучен, всё по-честному, чего сочинилось, то и записал. Это значит - что вышло, то и получилось.
  Оно кому как, поскольку и репа на вкус всем разной покажется.
  А коли кто не верит вовсе, али малое какое недоверие, али ещё чего уточнить охота, али чего нового о том узнать... так пусть сами Горынычей отыщут да потолкуют... дальше там уж как выйдет.
  Оно ведь... из того что случается... то так, то сяк получается.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"