Жизнь в Арнстале, на первый взгляд, возвращалась в привычное русло. Все спешили по своим делам: торговцы открыли лавки, женщины с подростками разошлись по полям. И, казалось, все хорошо, все, как всегда.
Вот только отсутствовал привычный живой гомон - на Арнстал словно опустилась завеса тишины. Если кто и разговаривал, то старались делать это вполголоса. Нападение Зверей унесло много жизней. Многие лишились супругов, многие братьев и отцов. В воздухе витала скорбь.
И хоть последние костры уже отпылали, и все погибшие отправились к Богам, черные дни сжали город в тиски.
И даже в тавернах стук кружек, и бульканье эля и крепкого меда, заглушали большую часть разговоров. Свидетели произошедшего шепотом пересказывали увиденное всем, желающим слушать. Говорили о "черной лавине ужаса, вливающегося в северные ворота". Все чаще слышались обвинения Перворожденных, мол, это они виноваты во всех бедах, пережитых Арнсталом за все время существования.
Мало кто помнил, что город - а некогда просто форпост - последний рубеж, оберегающий Равнину от любых страхов Потерянных Земель, будь то Обращенные, или жадное до плоти Смертных иное зверье. Годы истирают память в такой мелкий прах, что собрать воедино уже невозможно.
Атен относился к тем немногим, кто - не помнил, но знал. Дигар рассказывал много всего: и о Восстаниях Домов, и о Запрете Крови Перворожденных. Воин многое знал и об Обращенных - он называл их Свободными Охотниками. Говорил, что само по себе Обращение еще ничего - дар Морета наделяет силой, скоростью, позволяет лучше видеть и слышать, ограждает от болезней.
Но у всякой силы, у всякого дара своя цена, за все приходится расплачиваться. Обостренные чувства становятся ярче, раскрываются сильнее, хлещут через край... И выматывают неподготовленного до истощения, начинают требовать "пищи", в извечно инстинктивном желании выжить. Разум, открывших в себе новые пределы Смертных, попросту не выдерживает. Приходит Голод. И он "пожирает" ступивших - не важно добровольно, или нет - на сей путь, порабощает, доводя до исступленного безумия. Пока его утоление не станет единственной целью и возможностью существования.
Юноша всегда удивлялся, кто может добровольно решиться на такое?
Но и на это Дигар находил ответ: "Жизнь Смертного коротка, и некоторым ее просто не хватает". Атен лишь презрительно фыркал: "Скулящие псы! Честная смерть, лучше бесчестной жизни!" Дигар лишь улыбался - воспитал истинного воина. Интересно, Эйна одобрила бы? Может, и нет... Но уж гордилась бы сыном - точно!
И все чаще в тавернах слышались разговоры, обвиняющие не только Перворожденных, но весь Латтран в придачу. "Отродья! - шептались по углам. - Спелись с "темными"!" Тут же кто-то вспоминал про смерть наследника Мангерета, и не желание Эйнара поддержать короля Хварда, а еще один голос поддакивал: "Не просто так Латтран отозвал свою стражу! Решили отдать нас на поживу Бессмертным! Хорошо, что Орден подоспел вовремя!"
И даже Стражи Последнего Рубежа не брезговали подобными разговорами.
Атена аж передергивало, когда он слышал подобное. "Чтобы другие жили", гласил девиз на сиреневых знаменах Арнстала. Воин не должен жаловаться на судьбу! Лишь его смерть хранит жизни и покой остальных. Лишь пролитая им кровь, позволяет кому-то радоваться. Воин не просит слез по нему, не просит жалости к своей доле. Он делает то, на что другие не способны. И это единственный Путь!
И когда он исполнит службу - вот тогда может позволить себе отдохнуть. Возможно, еще в этом Мире...
Ненависти к Перворожденным Атен не питал. Они не вызывали настороженности... Не больше, по крайней мере, чем любой, оголивший клинок в его присутствии. Дигар многое рассказывал. "Они тоже очень разные, - говорил он, - не все из них враги. Для большинства, честь - все, что у них есть, все, что можно взять с собой в посмертие".
И не верить словам старого воина, Атен не видел причин - Дигар сталкивался с ними еще во времена Долгой войны, сталкивался на поле боя, лицом к лицу.
Закаленный битвами воин много рассказывал юноше - еще мальчишке - о тех днях. Он не застал, начала Долгой войны, но большая часть прожитой жизни прошла на полях ее сражений. Тогда он служил под золотисто-зелеными знаменами Латтрана, еще при короле Даргуне, а Эйнар был всего лишь принцем Крови - наследником являлся его старший брат Эфидар.
Да, он видел, на что способны Перворожденные с мечом в руках. "Если бы они пожелали, захватили бы всю Равнину. И захватили бы честно, без всяких уловок, - всегда говорил Дигар. - Видимо, Эйнар понял это раньше других".
За всю историю той войны Перворожденные всего раз перешли границы своих земель, рассказывал Дигар. В ночь резни при Содевее, что недалеко от озера Ривален. Остальное время их воины лишь отбивали нападения Смертных, защищая свои владения.
Король Даргун в то время находился с войском недалеко от Грансена, а на юге командовал наследник Эфидар. Принц Эйнар держал тракт у форта Соинлег.
Война изматывала, выжимала из Равнины все соки. Обозы с провизией тянулись вереницами, но десятилетия сражений не прошли бесследно. Смертные гибли, а "темные" не двигались с места. Воины Латтрана и Деварена тщетно, словно волна на рифы, накатывали на Перворожденных и разбивались о сталь их мечей. Многие теряли отцов, братьев и друзей.
С северных границ все чаще приходили вести об Обращенных. И хоть вторжения эти напоминали скорее хаотичные нападки хищного зверья, но и они уносили жизни чьих-то родных. А многие сами становились Обращенными. И мечи поднимались уже против братьев, сестер и матерей.
Злоба и ненависть множились, как снежный ком. И, зачастую, устремлялись не только на врага, но находили выход далеко за ратным полем.
И однажды, все это выплеснулось на Содевей.
После смерти Эфидара в одной из атак, озлобленное войско, как с цепи сорвалось. Неотомщенная ненависть и неудовлетворенная жажда крови накрыла маленький городок при Низких Ущельях. "Я тогда был всего лишь итлаиром, - мрачно вспоминал Дигар. - Мы защищали кого могли, но разве могут несколько десятков итларов остановить эттар [тактическая единица войска, около двух тысяч итларов]?" Убийства и насилие захлестнули Содевей. "Это походило на массовое безумие!"
И вот тут-то, рассказывал Дигар, и появились "черные волки" и "серебряные мечи". Это и был тот единственный раз, когда Перворожденные "с мечом" ступили на Королевскую Равнину.
"Они налетели так внезапно, что поначалу никто не понял, что происходит. Среди зеленых плащей Латтрана вдруг замелькали черные и алые, отороченные серебром, и крики женщин заглушил грянувший звон стали... Я тогда решил, что все - мой последний бой! Но мы не отступили..."
Перворожденные расправились со Смертными так быстро, что, казалось, прошло всего несколько мгновений. "Воинов осталось, в лучшем случае два тинара. Прибились те, кто не поддался злости страха, кто поднял мечи против "своих", потому что так было правильно... Перворожденные не тронули ни одного воина, вставшего на защиту жителей Содевея! Тогда я думал, простая случайность... Нас окружили на главной площади, за спинами причитали женщины и дети"...
- Каждый, кто желает, может уйти в Айнрив, - разлетелся над городком хриплый голос воина в алом плаще. - Вас не тронут, таково мое Слово.
"Тогда я еще не знал, офтина [глава Дома] Дерриса Морте... - качал головой Дигар. - И желающие нашлись. Те, кого мы чудом уберегли, стали протискиваться из-за наших спин. Ушли многие... Когда из Соинлега подоспел Эйнар с войском, даже "черные волки", прикрывавшие отход, скрылись за горизонтом. А мы с Модбером - еще одним, оставшимся в живых итлаиром - стали сеанарами".
А чуть позже погиб король Даргун, и трон занял молодой, но уважаемый воинами принц крови - Эйнар Анвер...
...Атен брел через площадь у северных ворот, направляясь в оружейную. Глухие шаги стучали по грубому камню мостовой, нарушаемые редкими выкриками стражи на крепостной стене. В притихшем от скорби воздухе витал сырой разбавленный запах крови, словно на скотобойне. Крайвер приятно шоркал по бедру: Дигар сказал, что юноша заслужил, когда убил Зверя... Вот на этом самом месте; Атен ладонью отер глаза, губы и подбородок, будто "багрянец" только-только плеснул в лицо.
"Надо бы выковать пару..." - оглянулся юноша, окидывая площадь беглым взглядом.
Да, кровь уже замыли, чтобы не напоминала лишний раз. Но стая воронья, что тучей кружила на границе горизонта еще не скоро уймется - черные тела изрубили и бросили на поживу хищникам. От нашего стола к вашему, как говорится... Ну, не стола... Но пир у любителей мертвечины выйдет поистине королевский.
Впрочем, преобладающий теперь на стенах бордовый цвет воинов Ордена, напоминал о случившемся не хуже каркающих птиц...
Внимание юноши отвлек цокот копыт.
В ворота рысью въехал всадник в плаще "с золотым солнцем". И на первый взгляд, он ни чем не отличался от таких же его собратьев на стенах. Но Атен зацепился взглядом. Может белый конь в изящной попоне, грациозно перебирающий ногами, заставил задержать свой взор? А может сверкающая стальная кираса украшенная золотом - неизменным солнцем с пятью лучами? Или более смуглая кожа лица?
Атен не совсем понимал, что подтолкнуло изменить направление и двинуться вслед за всадником. Он не старался догнать, просто брел следом.
Ничего удивительного, что воин остановился у храма, на шпилях которого развевались приспущенные по черным дням "солнечные" знамена. Конюший принял поводья и "бордовый" скрылся за обитыми золотом дверями.
Атен не спешил. Куда торопиться?
Вопреки большинству, он никогда не стремился примкнуть к Ордену, его не подкупали их "светлые лозунги". И даже теперь, когда они практически стали Стражей Последнего Рубежа... Стражи Арнстала, конечно, не могли просто сменить свои плащи: они присягали королю Викеру. Но надолго ли это? Как скоро он их "переоденет"?.. В Мангерете, после смерти наследника, и лето не успело смениться, как король Хвард принял орденский титул.
Юноша все чаще задумывался, может, пора уйти в Латтран. Желанием присягать страже, что вскоре станет орденом Нового Света, он не горел. Что-то в них подсознательно отталкивало...
Или, может в Деварен?..
Он поделился своими опасениями с Дигаром, и старый воин, как выяснилось, подумывает о том же. "Что-то грядет, - задумчиво хмурясь, поглаживал он бороду. - Как бы не оказаться на "неправильной" стороне". О какой стороне речь, Атен не совсем понимал, но что "грядет что-то" тоже чувствовал.
...Двери открылись бесшумно. Створка легко скользнула, пропуская юношу внутрь, и поддавшись все тому же инстинкту, Атен аккуратно придержал ее, не позволив хлопнуть. Шаги мягко стелились по каменному полу, рука удерживала меч, зажав желающие побряцать кольца. Передернул носом - никогда не переносил запах Орденских благовоний, что насильно лез в ноздри. Что-то в нем тормошило память, пробуждая безотчетную злость...
Общий зал пересек бесшумно, словно тень. Хотя, где тьме таиться в ярко освещенном храме? Храм пятерых Светлых Богов как-никак - все они возвышались у противоположной от входа стены. И выше всех возносилась центральная статуя Эриана - даже в обличии простого Смертного воина Бог Золотого Солнца выглядел надменно.
Свет, лившийся на статуи сверху, казалось, погружал остальной зал в полумрак, и окружал их ореолом искрящейся пыли, словно те и впрямь, "несут свет Эриана в мир".
"Боги требующие храмов и поклонения - не мои Боги!" - всегда резко заявлял Дигар, на любые проповеди "бордовых". Богов нужно чтить своей жизнью и своей смертью, учил он Атена. "Великий Воин не строил храмов, не возносил молений, но Боги являлись по одному его слову. Потому что честь - она от Богов, а молитвы - лишь неприятный звон в ушах. Боги все видят. Живи достойно, умри достойно. И не отвлекай их по пустякам!"
Эриан сверкнул золотыми цирконами глаз на юношу, крадущегося мимо. Но Атен не обратил никакого внимания - бессильная статуя. Он двигался на приглушенные голоса...
- Передайте повелителю, что Арнстал в наших руках, - наконец услышал юноша. - Король Викер примет титул Ордена. Он полностью разделяет наши убеждения.
- Это хорошо, - ответил второй голос. - Когда Деварен к нам присоединится, у Эйнара не останется выхода.
- Скоро в Эйнаре не будет нужды, - ответил первый. - Мы позволили себе... взяли на себя смелость... решили поспособствовать...
- Говори! - тяжело выдохнул второй.
- Эйнар... - голос замялся, - умрет. А принцессу "спасут" наши воины, - послышалась сдавленный смешок. - Ее не трудно будет убедить мстить за отца... Кхе-е... - голос поперхнулся.
Вылетевший глухой кашель, сопровождался шелестом кольчужных колец; у Атена сдавило грудь, будто сам получил хлесткий удар под дых.
- Повелитель не велел тебе думать! - гнев пробивался даже в шепоте. - Если король выживет...
- Тогда умрет принцесса! - судорожно глотая воздух, поспешил оправдаться первый. - От смерти своей дочери король не сможет отмахнуться так же легко, как от смерти чужого эрфинга!
- Безмозглый глупец! Когда повелитель узнает...
Меч Атена царапнул стену ножнами и голоса умолкли. А в следующий миг скрежетнула сталь, и из-за угла, выскочил тот самый, в золоченой кирасе. Юноша успел пригнуться, когда воздух над головой загудел, и клинок вонзился в камень, осыпав крошевом.
"Бордовый" не спрашивал - кто юноша такой, и что тут делает? И Атен понимал, что услышал то, чего никак не должен был слышать... Эйнара надо предупредить!
Меч сам прыгнул в руку - уроки Дигара не прошли даром. И уже выхватывая его, и продолжая движение по дуге, Атен отбил очередной удар сверкающего маската. Сталь зазвенела, эхо ринулось по коридорам. За спиной воина в кирасе показался второй, но уже в привычном для Смертного кольчужном хауберке - губы зло оскалились, когда рука дернулась к поясу.
Но для двоих коридор тесноват, и ему ничего не оставалось, как безучастно наблюдать.
Вот только - воин теснил юношу.
Казалось бы, полуторный маскат должен "путаться" в стенах, но сталь свистела, высекая искры при каждой встрече с юрким крайвером Атена. Воин бился более чем умело, не подпуская короткий клинок юноши и на ладонь к сверкающему на груди солнцу. "А когда коридор закончится, в дело вступит второй, и с двумя справиться будет куда как сложнее... - лихорадочно соображал Атен. - Был бы второй парный..."
Мысль оборвалась - маскат падал с правого плеча. Атен взмахнул клинком, отбивая выпад и сближаясь с противником... И в следующий момент обжигающая боль пронзила правый бок - юноша пропустил момент, когда из рукава воина появился тонкий кинжал.
"Волчья сыть!" - вспыхнул гнев.
Но, как и учил Дигар, Атен просчитывал все свои движения, и не случайно оказался так близко. Левая рука, уже сжатая в кулак, врезалась в челюсть воина, может чуть слабее, чем планировалось, но достаточно - раздался характерный хруст ломающихся костей, ослабла хватка на рукояти "оружия женщин". И юноша прыгнул вперед, продолжая исполнять задуманное.
Короткий меч стрелой пронзил воздух, и глаза второго "бордового" расширились в изумлении, когда острие впилось в открытое горло. Его рука замерла на эфесе, так и не успев вытянуть маскат из ножен, а кровь плеснула изо рта; ватные ноги подогнулись - мышцы больше не слушались.
Но Атен не собирался наслаждаться его смертью. Не сейчас.
Выдернув клинок, он бросился к выходу. Уже у дверей рванул из бока кинжал - скривился от раскатившейся боли - и отбросил в сторону. Рубаха мгновенно намокла и прилипла, влага скользнула по бедру. Плечом толкнул створку, пошатываясь, сбежал по каменным ступеням; кровь капала с обнаженного меча, отмечая путь.
Дверь за спиной хлопнула, и четверо удаляющихся по пустой улице стражей Ордена обернулись. Сперва один - толкнул в плечо другого, ткнул рукой в сторону Атена, и вот уже все восемь глаз уставились на юношу с окровавленной сталью.
"Скорее! В Латтран!" - вихрем крутилось в голове Атена.
Воины что-то кричали вслед - он не слушал, бросившись в конюшню. А когда выскочил верхом на первом же, подвернувшемся под руку, не оседланном гнедом, распахнулись двери храма, и на пороге показался тот самый, в золоченой кирасе - рука зажимала сломанную челюсть, а сквозь пальцы сочилась кровь.
"Не скоро заговоришь", - злорадно усмехнулся про себя Атен.
Но слова в такие моменты не нужны - "бордовые" уже бросились к нему, сверкая мечами. И Атен лишь сильнее вцепился в гриву, и с места пустил гнедого в "карьер" по улицам Арнстала.
Он должен успеть к южным воротам пока их не заперли! Должен добраться в Латтран! Эйнара надо предупредить!