Белокаменный двор тишины -
Все созвучия звука смиренны,
Все известия глаз сочтены,
Все константы давно переменны.
С белых крыльев к подворью зимы,
Облетает невежество света.
Руки тянуться, словно примета,
В разночтенья бытующей тьмы.
Моя лодка плывёт вдоль реки,
Я стою и смотрю в сердце звёзд.
Тень бежит от изломов руки -
Я рисую над бездной - мост.
И уже не слыхать что кричат,
Листья, тонущие во влаге,
Возле ног, позабывших о благе,
Наступивших на воду и взгляд.
Я смотрю на тебя из воды,
Обступившей фонарь и безмолвье,
Во дворе, где уже не горды,
Ни мечты, ни средневековье.
***
Ирония.
Неизлечимо болен тишиной,
Шаг путника в тумане трав полынных.
И камнем вод и воздуха войной
Становятся мотивы слов суглинных.
Предотвращая маску серебра
На сонном камне времени-потока,
Я вижу, как закончилась нора
И белый кролик превратился в Бога.
И стало всё наивно и смешно -
Все камни, города да изваянья.
А в небе пробивается на дно
Назание для солнцу подаянья.
***
Все слова - и серебро и ржавчина,
Тайный бред, невидимый для глаз.
Осень первой скрипкой обозначена,
И в блокнот записан пересказ.
Шаг за шагом мысли переписаны,
Чёрных книг останки сожжены.
Только почему же не написаны
Белых книг неведомые сны.
Дан отчёт о всех исландских фьёрдах,
И о тишине далёких гроз.
А во мне полынный цвет пророс..
***
Мои слова - течение и время,
Осенний лист и зимняя печаль.
Их перемена - горестное племя,
К которому принадлежать мне жаль.
От ветра к ветру каменную песню...
От каждого дыханья - естество.
И тут уже - в движении его -
Ты понимаешь, что окликнут Вестью.
И просыпаешся и пишешь тень всего...
***
Я - чёрный взгляд, упавший в песню вод,
Я - жуть для птиц, я - номад для Китая.
И, может ли, мелодия простая
Быть первой речью, сном наоборот?
Как тени быть, когда её невидят,
Внутри луча, бегущего к стопе?
Я - вечер в луже, лампа на столбе -
И в Царствие они со мною внидят...
***
Поль Гоген
Живее печатной машинки, как будто на старой
Печатной машинке набранный лес искони,
И тянутся хвоей, куда-то за раму, кифарой
Земли, эти щепки яснее чем дни
Проведённые возле тебя, в позолоте сосуда
Игры кифареда на солнце...
И закат лишь скользит и открыто нельзя
Договаривать буквы и ставить на кон пустоту,
А так бы хотелось упасть в этот лес
И версту
Идти...
...там, где боги убили дожди
И осталась прохлада,
И уже ей такого не видано, ей почти не отрада,
Солнце падает в лампу
И масло её - глаза...
***
Иероглиф птицы ветра.
Белый ветер на струнах Итаки. Одиссей, покидая Итаку,
Завещал разногласным просторам, письмена на пергаменте моря,
Он хотел, что бы сгинула с горя, что бы море - подобно флагу,
Что бы с горя ушла Пенелопа, что бы не было больше горя.
Что бы море, подобно флагу, набралось в открытую флягу,
И застыло во фляге простора, свой глоток как дорогу вторя,
Из неученного урока извлекая ползвука, как тягу,
Поровозную тягу немую, на пороге увядшего лета,
Словно око в небесном просторе...
Но, оконная рама - тесна, слишком тесна и слишком крута,
Ангел неба снискал, а я моря, но, уже истекает время
Из годичного круга, как трудно достижима покоя минута,
Чтобы небыло ангела в море...
***
На дожде написан ветер, тюркской руной,
Ангел с берега другого прилетел.
Я оставил берег солнца, стал я шхуной,
Я оставил свой безоблачный удел.
Только долго говорил мне возле мыса,
Всех надежд, давно седой старик,
Что на севере лежит земля Улиса,
Где-то там его оставлен бриг.
Призраки напоены печалью,
В океане Осени о снах,
И покорены последней далью,
И погублены в её стенах.
Мой корабль, истине покорный,
Долго плыл среди высоких стен,
Волн высоких, словно голос горный,
Заключённый в Эхо, шаткий плен.
Стоит крикнуть, но уже не нужно.
И сквозят сквозь облако кресты,
Нас заклял колдун из веси южной,
Где с царём своим и раб на "ты".
Ты - моя, ты - шхуна дальних весей.
Бедная моя, я сам не свой,
Мне хотелось рассказать чудесней,
Ты молчишь, и - тьма на мостовой.
Мы с тобой, моя душа седая,
Из окна глядели на мечту,
И сквозила берегами Рая,
Ночь, хватая горечь налету.
***
завтра начнёт с половины строки тишину,
снег переляжет от синего к белому цвету,
и перестанет менять на меня страну,
то есть струну, белый цвет к обеду.
то есть к обету, который ещё принесёшь,
чёрным ветвям, словно волнам на влажной бумаге,
то есть, ни рек ни лесов ты не соберёшь,
в карманы не сложишь, а будут в карманах овраги.
то есть, овраги, в лесу оступается тьма,
где-то за городом лезет и бьётся комета,
в небе, в таком, что ещё недопита сама,
как недобита последняя, в офисе, смета.
в гости ко мне не приходят отселе друзья,
в гости к тебе не приходят заблудшие овцы,
Господи, сделай лишь белое белым, как я,
делаю в ровной строке табачные кольца..
***
Ненависть.
В ладони умер снег, он стал водой,
Банальнее чем крылья за плечами.
Древесных теней беленый надой,
Был для созвездий выклеван грачами.
А может быть и просто вороньё
Искало пищу или след потопа,
Который должен отстирать бельё
Оконных ниш, как рану изотопа.
Не край небес, упавший в грудь Творца,
Не поступь Гавриила, не паденье.
Созвездия сходили вниз с крыльца,
С высокого, как мира изверженье.
И плыли корабли, чтобы открыть,
Другие песни и другие веси.
И ангелы старались переплыть,
Страну паденья на ветвях воскреси.
А ты молчал, совсем во мне притих,
Ни звука и ни мысли и ни песни.
Ты знаешь, мой двойник, что за двоих,
Я говорю на свет свечи исчезни.
А дерево смотрело на тебя,
Огромными глазами белых кистей.
И каждое мгновение был я
И каждый миг был снег в ладони мыслей.
***
По жилам дождь бежит в ползвука словно
Он позабыл, что я не то окно,
В которое приходят звуки ровно,
Что б подчинить себе пространства дно.
Зима без бури, ветер без ветрила,
Без краски слов, без внутренней стези,
Когда нет памяти и каждое чернило,
Приходится как родственник вблизи.
Корабль стой, не надо кровью этой,
Бахвалится, как будто бы дождей
Вернее верного когда-нибудь не вспомнят.
Но быть бы ей какой-нибудь приметой,
Деревьям в парке подавать пример.
Как капля на песке, как берег моря.
***