- надеюсь, ты не создашь персонажа, основанного на мне, - не снимая доверчивую лучезарную улыбку, юля продолжала изливать мне душу и рассказывать о себе что-то обыденное и бытовое, а иногда запредельно интимное и неприличное, но интонационно не разделяемое ей.
за юлей было интересно наблюдать: при стыде, неловкости, стеснении, да и просто в сложных и щекотливых ситуациях её лицо возгоралось нежным багровым пламенем, щеки наливались розово-пурпурным, а в страхе, услышав плохое известие, увидев что-то невообразимо плохое или ужасное, лик становился мраморно бледным, и создавалось чувство, что кровь больше не поступает в её красивую голову. она хотела стать актрисой и, несомненно, у неё был талант, насколько я на тот момент понимал о сущности актерского мастерства. по её выражению лица, мимике и взгляду очень отчетливо и ярко выражались эмоции, можно было легко понять, о чем она думает, расстроена ли она или в хорошем духе, но её настроение быстро, словно удар молнии, менялось с плутовского веселья на молчаливую презрительную обиду. я смеялся над историями, которые она рассказывала, судорожно загибаясь и крутившись вокруг своей оси, но не только потому что мне было весело; из меня ключом били эмоции, причем не одни положительные: это было и удивление, и отвращение, и непонимание и недоумение, но все это мешалось с любовью и страстью, образуя какую-то новую, еще неизведанную эмоцию, придающую когнитивный диссонанс и эйфорию.
- у меня такое ощущение, что всё, что я тебе рассказываю, ты забудешь, - она утвердительно посмотрела на меня, намекая, что это должно остаться между нами, но я, не придав этому значения, кивнул и прислонил карту к турникету и, дождавшись зеленого индикатора, прошел на платформу метро. в вагоне мы молчали, не пытаясь перекричать грохочущий стук колёс и шипение рельс. по дороге в торговый центр во время болтовни она метнула головой в мою сторону и с легкой руки начала рассказывать об отношениях с парнем, о бессчетном количестве своих бывших, о своем первом сексе, о своих предпочтениях, давая подсказки - что с девушкой делать надо и что делать не надо.
- спасибо за совет, - я заскрипел коренными зубами, как будто перекусывал что-то прочное и неделимое, прокашлялся и опустил голову, прижав подбородок к груди. где-то в моей грудной клетке рушились помпеи, терпя вулканическое извержение моего гнева, растерянности и отчаяния, словно разведенный муж, не зная как жить без своей жены, начинает досаждать ей и пьяный стучать всю ночь во входную дверь, а потом засыпает, свернувшись калачиком, на лестничной клетке; а у неё... у НЕЁ была безмятежность! ТАКАЯ легкомысленность, которой можно научиться только десятилетиями кутя и и дебоширя, я бы даже назвал её ВЕЛИКОЙ. совсем не понимая, почему она доверилась мне, ещё больше я не понимал, как она все ещё не разглядела во мне влюбленного идиота, слушающего её с открытым ртом, и слюну, аккуратно текущую с краю.
в торговом центре я хвостом ходил за ней, пока она выбирала какие-то модные вещи. в примерочной, пока юля переодевалась, мимо меня прошел парень. худощавый и высокий он напоминал небольшое деревцо; встал у перегородки и вопросительно посмотрел на меня. я от смущения спрятал глаза в телефоне, бессмысленно листая социальную сеть и, не читая, тупо пялился в экран.
перегородка отодвинулась, и юля вышла в белом платье с цветами, смотрясь в зеркало противоположной незанятой открытой кабинки. завидев парня, в её глазах появилось нежность, щеки порозовели, она обняла и поцеловала его.
- это мой парень, - не глядя на меня, она представила нас. взгляд моего нового знакомого так и говорил: хуле тебе надо, дядя?
- филимонов, значит... мне пора идти. мы с феликсом договорились выпить сегодня.
- и куда тебе ехать?
- мне... - я замолчал. язык заплетался, и в голове что-то отрывисто кололо, - мне... на студенческую, - я рассеянно выплюнул буквы, стараясь скрыть все, что чувствовал, медленно развернулся и неторопливо пошел.
- нам тоже, - не успев отойти на два шага, как юля окликнула меня. юля не обладала даром проницательности, и, не ожидая какого-то другого подтекста моего ухода как любовь к алкоголю и пивным напиткам, шла за мной и тащила за руку филимонова. ноги стали ватными, и с каждый шагом я нервно пошатывался, не оборачиваясь на парочку. глаза остекленели от ветра и щурились от табачного дыма, который в зимнюю пору смешивался с паром. конечно, никакого феликса не было, а что самое обидное, не было никакого пива (а лучше водки). раньше при общении с юлей что-то нежно чесало мой живот изнутри, словно у меня в животе искрит и дымится маленький динамит, я упивался этим чувством и жил им, жил ей. а сейчас почувствовал, что всё. взорвалось. на животе вскакивали на свободное место дырки размером с монету, превращая его в решето или, скорее, во французский сыр. это была не боль, а что-то неопределимое, что нельзя выразить словами, а только познать.
в поезде филимонов и юля обнимались, а я стоял к ним вполоборота, прислонив щёку к окну вагона. зима никого не щадила: замерзшая обь выглядела жалкой и никому не нужной, только пару точек топтались на берегу, постоянно меняя свое направление. попрощавшись, я наконец понял, что помпеи сломлены, сожжены и погребены под руинами, и ничего уже не будет. успокоившись, я пообещал себе, что никогда больше не ввяжусь в это.