Аннотация: Отряд Тайноведа проводит в Детинце Града вечной тени первые сутки своего ужасного ожидания дальнейшего решения их судьбы.
День и ночь
Владислав просыпался медленно, тяжело - словно мертвец, продирающийся сквозь слой слежавшейся почвы над его давней могилой. Пространства снов (если это и в самом деле были лишь сны) не хотели отпускать его во внешний мир, цепко хватая его липкими, омерзительно холодными и скользкими от слизи щупальцами. Потом он, как бы резким толчком, разом выскользнул из их смертельного плена наружу, очнулся, и одним резким движением сел на своей кровати, распрямив спину, и подняв лицо.
Сначала у него перед глазами лишь плавали какие-то серо-зелёные пятна. Потом он наконец сообразил, где же находиться. В памяти, у него, разрывами, начали проявляться события вчерашнего дня. Он свесил ноги с кровати, кутаясь в одеяло от пробирающего холода - печь к утру уже давно успела погаснуть и выстыть, и высунул голову наружу, вжимая её в плечи, чтобы не стукнуться в дно второго яруса этих солдатских нар.
На ночь они все устроились на нижних постелях - благо кроватей хватало. Они были расставлены вдоль стен комнаты - по всей её длине. Владиславу вчера досталась кровать возле внешней стены комнаты, рядом с окном. Ставни на окнах кто-то уже успел раскрыть, и теперь комната заполнялась с улицы свежим, прохладным воздухом, и рассеянным дневным светом. Тайноведа, который лёг вчера рядом с ним - по другую сторону окна, уже не было в аккуратно застеленной кровати. Сунув ноги в сапоги набосо, и всё так же кутая голое тело в тёплое одеяло, одетое в чистейший, белоснежны пододеяльник, Владислав подошёл к окну, и высунул голову наружу.
Первый этаж здесь, на самом деле, был полуторным - под ним, видимо, находилось полуподвальное помещение, и поэтому Владислав обозревал двор перед собою как бы с несколько возвышенной позиции. Прямо перед ним, во дворе, стояли Тайновед, Весельчак и Ладненький, и что-то внимательно рассматривали на плитах, у своих ног. Заинтересовавшись, что они там такое увидели, Владислав решил завершить поскорее одевание, и выйти к ним. Но он, всё же, наскоро сбегал к умывальнику, ополоснул лицо, и только после этого, вернувшись в спальню, обмундировался. Кое кто из парней всё ещё был в спальне, но все были уже одеты, и - кто сидел на тумбочке, кто лениво развалился на небрежно заправленной постели.
Быстро заправив и свою - как сумел, Владислав прожогом погнал во двор. Стоявшая там троица уже ничего не изучала, а, повернувшись лицом друг к другу что-то горячо обсуждала.
Первое, что бросилось в глаза Владиславу, когда он выскочил наружу, была башня. Высокая, стройная, она взметнулась на фоне близких серо-чёрных склонов высоких гор, возвышавшихся сзади, за нею, и сиявших там, в вышине белизной снегов на своих вершинах, отражённый свет которых и освещал сейчас всё пространство двора. Небо над головой - палево-бирюзовое, в лёгкой дымке, с небольшими кучевыми облачками, набегавшими от входа в долину, светилось ровным, матовым светом. Но солнца не было видно - оно скрывалось где-то за горами - по противоположную сторону ущелья.
Подойдя к этой троице, Владислав увидел, что рядом с ними лежит большая куча испражнений - словно там облегчилась корова. Но испражнения эти были черны, пропитаны полуразложившейся кровью, и отовсюду там торчали мелкие обломки непереваренных костей. Испражнение было явно недавнее - от него отвратительно и остро воняло.
Присоединившись к разговаривающим, Владислав услышал заключительную часть фразы, произнесенной Тайноведом:
- ..Ну явно же были гости, пока мы тут спали.
- И что же это такое могло бы быть? - Смурно, как-то зажато, словно сплюнул Весельчак, с отвращением косясь на вонючую кучу.
- А.. Вот помнишь ту крылатую тварь, что мы видали на водопадах? - Нехотя ответил Тайновед. - Судя по всему это она и была. Или - такая же. Видимо, - И тут лицо его перекривилось. - Наверняка ж ведь хозяева таки навестили башню - посмотреть на доставленное нами вчера. Они-то следов не оставляют, а вот их тварь - отметилась. И то хорошо, что мы спали. Это избавило нас от удовольствия общения с прибывшим.
- Да уж! - Тоже перекривился Весельчак. - Мне по гроб жизни хватит и того, что я пережил тогда! Вот, - и тут он повернулся к подошедшему Владиславу - наш-то Счастливчик, тот имел счастье поближе познакомиться с ... Ну, с - с энтим самым.. В общем - покуковать с ним поближе. - И тут он криво усмехнулся. - Но я ему, почему-то, совсем не завидую!
- Кто знает, - Задумчиво отозвался Тайновед - возможно, нам ещё предстоит таки пообщаться с хозяевами этой твердыни, и даже не единожды.
- Ну спасибочки! - Аж передёрнуло Весельчака. - Порадовал, скажи на милость! Я вовсе и не напрашиваюсь!
- Ты и то скажи спасибо, что им сейчас дела там, снаружи хватает. Что ты сюда попал как раз тогда, когда хозяевам недосуг дома ошиваться. - Улыбнулся слегка Тайновед. - Но, правда, в этом случае нас, скорее всего, тут бы задерживать и не стали. Хотя.. - И здесь он мрачно уставился вниз, себе под ноги. - Возможно, в этом случае, нас бы тут уже оставили навсегда, и - совсем, совсем в ином качестве!
От этих его слов остальным стало вдруг как-то весьма неуютно, и по коже у них пробежал холодок.
- Ладно - не будем заниматься предположениями! - Оборвал Тайновед сам себя. - Что есть, то уж есть, и - будем рассчитывать на лучшее! Ты, - тут он повернулся к Ладненькому, прибери-ка тут, голубчик, не побрезгуй! Нам эта дрянь ведь перед носом совсем ни к чему, не правда ли? А потом, как помоешь руки-то опосля, возьми с собой Вырвиглаза, и пройдитесь вон туда, - И тут он указал в одноэтажную постройку, протянувшуюся справа от спального дома. - Там у них, вроде, должна быть кухня, трапезная, и склад продуктов, как мне напоследок указал Главнокомандующий. Пора бы нам об и обеде подумать, раз уж завтрак всё рано проспали. А то давиться твоими тормозками, откровенно говоря, уже сил никаких нету. Так что, мож, и что жидкое да горяченькое и сварганишь. Если там отыщешь из чего, конечно же.
Ладненький уныло поплёлся разыскивать совок и метлу, а Тайновед, поманив за собой Владислава, направился к воротам. Весельчак же вернулся в спальный корпус, отдать распоряжения по сопровождению Ладненького, который не выразил ни малейшего желания слоняться по этим местам в одиночку.
Обе квадратные башни, окаймлявшие ворота, имели позади полукруглые углубления, куда, по всей длине этого полукруга, с уровня плит, которыми был выложен двор Детнинца, спускались хорошо сохранившиеся ступеньки. Там, внизу, в стене каждой башни была большая стрельчатая ниша, в глубине которой прятались достаточно широкие, тоже стрельчатые двери - то ли из бронзы, то ли из крашенного в чёрный цвет железа. И эти двери, когда они к ним сошли по ступеням, оказались незапертыми. По бокам у двери были пробиты в стене две бойницы, видимо - для зашиты входа в башню, если враг, всё же, таки прорвётся внутрь Детинца.
Через эти двери они попали в полуподвальное помещение башни. Там, по стенам, шли бойницы, обращённые как наружу - за стены Детинца, так и внутрь его двора, а также и в воротный проём. Внутри царил густой полумрак, и пронзительная, влажная, ледяная сырость. Постояв, пока глаза не привыкли к полумраку, они разглядели, что весь центр помещения был занят как бы толстенной чёрной колонной, в которой также чернели щели бойниц. Обойдя её, они увидели, что с другой, противоположной входу в башню стороны, в ней находится узкий, щелеобразный проход, за которым чуть виднелись круто взбирающиеся наверх ступени каменной винтовой лестницы.
- Эх, факел надо было захватить, - Досадливо произнёс Тайновед. - не подумал я как-то!
Внутренности колонны, собственно, полностью и были заняты этой самой лестницей. Впрочем - Владислав уже встречал подобного рода оборонные лестницы в родовых замках благополучных семейств западников, которые ему приходилось посещать, так что она не стала для него большой неожиданностью. Лестница была столь крута, что по ней вполне можно было взбираться, хватаясь за верхние ступеньки руками, и, при этом, настолько узка, что протискиваться туда приходилось чуть ли не боком.
Там было темно, как в горной пещере. Свет едва-едва просачивался через бойницы, пробитые в стенах колонны. Взбираясь почти на ощупь, они миновали два дверных проёма, ведущих на следующие этажи башни, и тут впереди ясно забрезжил яркий свет. Третий прём выходил уже на верхушке башни, и здесь лестница завершалась низким, закругленным каменным потолком, с гораздо более приземистым, чем на предыдущих уровнях выходом, откуда надо было выпазить наружу чуть ли не на четвереньках.
Башня была увенчана широкой квадратной площадкой, по краям которой протянулась невысокая защитная стена с зубцами - для укрытия стрелков. Колона с лестницей, торчавшая посреди площадки, напоминала обычный пчелиный улей - цилиндр, увенчанный островерхой, круглой, словно шляпа, крышей, крытой почерневшей ото времени свинцовой черепицей.
Выходная щель здесь была обращена ко внутреннему двору Детинца, Выбравшись наружу, они поморгали малость, пока глаза снова привыкали к дневному свету, а потом, одновременно, подошли к оборонной стене площадки, и заглянули вниз, высунувшись меж зубцами.
Отсюда двор Детинца просматривался совершенно полностью. Главная башня белела у них перед глазами на серо-чёрном фоне скал, к которым она как бы прижималась своей задней стороной. Она была увенчана такой же открытой площадкой, с совершенно такими же зубцами, но круглой. И под этой-то площадкой находился на ней совершенно круглый барабан, как бы надетый на шестигранник основного тела башни. И - к удивления и ужасу Владислава этот барабан медленно вращался вокруг своей оси - то туда, то обратно!
- Там что, кто-то есть? - С изумлением и страхом в голосе обратился он к Тайноведу, - так вроде ж мы сейчас одни в крепости! Или - там Кольценосцы? - Снизил он голос до свистящего шепота.
- Нет, не думаю. - Поморщился тот. - Живых там точно не осталось, а Кольценосец, скорее всего, уже улетел. Иначе мы бы видали где-нибудь его крылатую тварь. Там - скорее всего, работает какая-то скрытая механика. Видимо - там смотровой пост был так задуман, чтобы наблюдатели могли, находясь скрытыми в стенах, не двигаясь обозревать постепенно перед собой всю долину.
И действительно - гладкая поверхность барабана была буквально исперещена смотровыми щелями.
- И?.. И что, оно всё до сих пор работает? - Изумился Владислав. - А.. А как?
- На века сделано было. - Усмехнулся Тайновед. - В древности западники обладали очень, очень великими знаниями, и были удивительными искусниками. А вот - как? Я думаю что там всё вращает вода, текущая постоянно с гор. Знаешь - как она в водяной мельнице жернова крутит. Только там наверняка всё посложнее малость будет. Там, за башней, с гор спускается древний водопровод, как мне недавно сказали. А впрочем - всё это только догадки. Которые разгадывать у меня нет никакого желания. Да и тебе не советую даже и пробовать! Тут хозяева очень не любят длинных носов, которые суются куда их не просили. Очень не любят - заруби это себе на носу, пока ты тут находишься. Целее будешь!
Они сверху осмотрели всё пространство двора. Залитый рассеянным, белесым дневным светом, он казался сейчас совершенно мёртвым - словно давно иссохшая плоть какой-то древней мумии, хорошо сохранившейся во влажном воздухе безымянного подземелья. Сейчас, днём, камни вокруг не лучились палевым, белесым ужасом, и что бы там ни обитало бы в этих камнях ночью, сейчас всё это надёжно схоронилось от солнечного света где-то в совершенно не просматривающейся глубине мёртвого, холодного, безжизненного камня. Днём это место было действительно абсолютно мёртвым, лишённым и малейшего намёка на ту зловещую деятельность, которую, впрочем, также вряд ли можно было бы назвать жизнью, но которая вовсю бурлила здесь, как Владислав уже имел возможность в этом убедиться, под покровом ночного сумрака.
Во дворе, внизу, возились Ладненький и Вырвиглаз, угрюмо отскребывая совками каменные плиты от остатков омерзительной кучи. Основное уже, видимо, было перевалено в драный джутовый мешок, который стол рядом с ними.
Бросив на них равнодушный взгляд, Тайновед повернулся, и сказав: "Давай, посмотрим, что там у нас снаружи творится", направился к противоположной стороне площадки.
С другой стороны открывался совершенно великолепный вид на всю горную долину, раскинувшуюся перед ними ну просто как на ладони. Они видели отсюда не только все внутренности мёртвого города, но также и нижнюю часть дороги, у подошвы склона, на котором он был выстроен, а также - по обе стороны холма, обозревали полностью течение реки, мост, стену на том берегу, и круто взметнувшиеся ввысь у них перед глазами вершины северной части горной цепи. С той стороны, на склоне, чётко просматривалась взбирающаяся вверх узкая каменная тропа, упиравшаяся, затем, в крутую лестницу, несколькими маршами карабкавшуюся вверх по склону горы на противоположной стороне, к седловине перевала.
Впрочем - и слева, и справа, начало и конец ложа реки терялись за изгибами склонов, так что котловина перед ними казалась полностью обложенной со всех сторон взметнувшимися каменными стенами изломанных скал. Она раскинулась перед ними, словно глубокая чаша с высокими, неровными краями - голый камень, лишённый всякой растительности, за исключением небольшой поросли тех самых ужасных цветов, которые они видели там, у моста, вчера ночью. Заросли эти, впрочем, сейчас были полностью темно-зелёного, совершенно однотонного цвета - без малейшего намёка на саванную белесость цветочных венчиков, и у Владислава в голове мелькнуло мимолётное предположение о том, что цветы там, наверное, закрываются с рассветом, и открываются лишь во тьме ночи.
В котловине стаяла какая-то удивительная, неестественная, совершенно мёртвая тишина, разлитая в кристально-чистом, очень прозрачном горном воздухе, заполнявшем долину - словно белое вино широкий каменный кубок. Здесь почему-то совершенно не было птиц. Всё вокруг молчало, словно зачарованное раз и навсегда. Лишь за спиной слышно было, совершенно пронзительно в этой гробовой тишине, как всё ещё скребли совки по камням в руках у парней, да чуть слышно журчала вода реки меж камнями, от которой, невзирая на дневное время, всё время поднимались белесые испарения, напоминавшие остатки предутреннего тумана, почему-то не пожелавшие рассеиваться к полуденному часу.
Тайновед долго, сосредоточенно, молча изучал все детали раскинувшейся перед ним картины, и наконец удовлетворённо откинулся назад, видимо сделав для себя какие-то совершенно устроившие его выводы.
Тут Владислав, рассеяно пялившийся в чуть голубоватую белесость небосклона над дальней горной грядой, просвечиваемую прячущимся за ним, всё ещё невысоко поднимающимся над землёю весенним солнцем, вдруг отметил там чёрную точку, стремительно спускающуюся в воздухе от перевала, отлично видимую на серо-чёрном фоне скал.
- Гляди-ка! А вот и весточка дня нас! - Отзывался Тайновед, тоже, видимо, увидавший эту точку.
Тут Владислав наконец догадался, что это от перевала несётся к ним, через долину, посыльная ворона - вроде тех, с которыми он уже успел так близко познакомится во время своего пребывания у водопадов. Ворона пересекла по воздуху всю долину не спускаясь вниз - видимо, уже заметила их на башне, и с громким "кар", разорвавшим окружающие безмолвие, словно нож тканное полотно, опустилась на подставленный ей левый рукав Тайноведа.
Умело ухватив её так, что у птицы не появилось и малейшей возможности долбануть его своим клювом, но, при этом, не причинив ей ни малейшего неудобства, Тайновед привычным движением вытащил у неё из сумочки записку, и отпустил её, после чего та тут же устроилась рядом, на зубце, злобно кося на него чёрной бусинкой левого глаза. Бережно развернув тончайший лепесток бумаги, он вцепился в него глазами, быстро пробежав строки, после чего задумчиво начал рвать записку на мельчайшие клочки. Досадливо швырнув их, пушистым, развернувшимся на легчайшем ветерке белым облачком, вниз со стены, он небрежно махнул вороне рукой, и та тут же вспорхнула в воздух. Видимо - записка не требовала ответа.
Постояв некоторое время в напряженной задумчивости, он, наконец, взглянул рассеяно на Владислава, и сказал:
- Ладно - всё что я хотел увидеть, я уже увидел. Пошли вниз - там вроде бы скрести перестали - может Ладненький наконец-то занялся обедом. И то - тут уже об и об ужине впору думать. Заспались мы, конечно же. Хотя - нужно же парням отдохнуть, пока есть такая возможность? Нужно. Так что - пусть. Мы ведь таки неплохо потрудились за последние несколько дней. Не правда ли? - И он с улыбкой взглянул на Владислава. - Да и начальство наши труды тоже оценило по достоинству. Что ещё гораздо лучше. Ведь правда же? - И тут он осторожно хлопнул его по здоровому плечу. - Кстати - как там твоя рана?
- Да вроде уже ничего так, - Поморщившись от воспоминания о многодневной боли отозвался Владислав. - Заднепят говорит, что уверенно иду на поправку.
- Ну и замечательно! - Довольным голосом отозвался Тайновед. - Вот, у тебя ещё, думаю, здесь не меньше двух-трёх дней будет без всякого напрягу. Для окончательной поправки. Хорошо! - И тут он повернулся и направился к спуску. - Давай-ка вниз. А после обеда проведу собрание - там я и сообщу уже всем новости, чтобы не повторяться, значится. Пошли, братец!
Впрочем, внизу выяснилось - что еды ещё всё же придется обождать малость. И то сказать - Ладненькому с Вырывиглазом сначала нужно было основательно изучить всё здешнее кухонное хозяйство. Поэтому, всё же, им пришлось, пока что, удовлетвориться вчерашними, уже малость подсохшими тормозками. После чего Тайновед, кликнув Владислава, отправился изучать командирские комнаты - на предмет их дальнейшего с ним, отдельного от остальной команды, размещения.
При свете дня все строения вокруг казались ещё гораздо древнее, и гораздо более истонченными временем, чем это виделось им вчера ночью. Впрочем - также совершенно очевидно было и то, что их, не так уж и давно, основательно привели в порядок, восстановили и обновили. Лицевые стороны всех строений были украшены старинной затейливой резьбой, цветочно-фруктового рода, точно также, как и каменные наличники простых, узких, прямоугольных окон, но вот чёрные черепичные крыши явно были уже совершенными новоделами.
- Да, братец, - Заметив, что Владислав внимательно изучает окружающие их сооружения, отметил для него Тайновед, - Тут всё обновили совсем недавно - как Властелин Черноград отстроил-то. А до этого здесь живые без нужды не появлялись. Даже орки. А вот попавшие сюда не по своей воле - те живыми оставались крайне недолго. - И тут он криво усмехнулся. - Вот главная башня, да и всё в ней, то сохранилось неплохо - попросту потому, что там всё на века было сделано. А тут, как и в городе, только коробки домов, с рухнувшими крышами, и стояли. Но если там, внизу, всё полностью перестроили, для размещения как можно большего количества орков, тот тут вот, в Деннице, восстановили старую застройку.
- Высочайший тогда послал сюда, на постой, сотню почётной стражи, из гвардии Башни - в свиту королю Кольценосцев. Предполагалось - что состав будет постоянно обновляемым. Но лет с десть тому как-то так получилось, что однажды состав не сменился, и та сотня так тут и застряла, аж до сегодняшнего дня, только лишь иногда пополняя небольшую естественную убыли до списочного состава.
- В общем, - И здесь он снова криво усмехнулся, - продолжительное пребывание в этом месте совершенно меняет человека, как оказалось. И под конец он уже становится как бы и не совсем человеком. Всё ещё, вроде бы - как живым. Но вот что именно там уже живёт внутри его тела - то единым Кольценосцам известно. - И здесь лицо его болезненно передёрнулось. - В общем - как я понял, они под конец уже отсюда если даже и хотели бы насовсем уйти, то не смогли бы никаким образом. Думаю, даже если б они и дожили бы до конца войны, то всё равно, скорее всего, сюда бы снова, уже навсегда, возвернулись.
- А.. А они что.. - Осторожно спросил Владислав.
Тайновед только безнадёжно махнул рукой.
- Думаю, что в живом теле они сюда точно уже никогда не прибудут. Но, также, думаю, что вернутся они сюда в любом случае. - И тут его снова перекосило. - Так что - будем наедятся, что командование нас тут не задержит. Очень, очень будем на это надеяться!
- А надежда-то эта обоснована? - Снова осторожно поинтересовался Владислав.
А - а что нам ещё остаётся делать? - Остро взглянул на него Тайновед. - Надежда - она, знаешь, всегда умирает последней! А -ладно, не будем о грустном, пошли! И он поманил его внутрь дома.
Обследовав спальни по обеим сторонам входной двери, они установили, что справа обитали начальники отделений, а слева - их помощники из младшего командирства. После некоторых раздумий, Тайновед всё же решил разместиться, вместе с Владиславом, в правой спальне, хотя им обоим подсознательно и желалось, всё же, быть хоть чуть-чуть, да поближе к остальной команде - пусть хоть и условно поближе.
Степняки, кликнутые Весельчаком, перенесли внутрь, из спрятанного в конюшне воза, их пожитки, и они, выбрав для себя стоявшие рядом у одного из окон кровати, начали распихивать содержимое своих сундуков по вещевым ларям. По совету Тайноведа Владислав полностью очистил доставшийся ему ларь от вещей прежнего владельца, предварительно перебрав их на предмет нужности, и рассовав остальное по холщевым сумкам, добытым откуда-то для этого степняками.
- Всё ненужное выкидывай без раздумий. - Сказал ему Тайновед. - Хозяину эти вещи уже никогда не понадобятся. Но если найдёшь деньги, или там драгоценности - отложи в сторону. Их потом заберут из приказа вещевого довольствия для отправки родственникам.
Впрочем - собственно барахла там, как раз, оказалось на удивление немного, а ценностей - и вовсе никаких. Было такое впечатление, что здесь жил какой-то отшельник монашеского братства неизвестного восточного культа, а не командир гвардии. Правда - очень много оказалось древних пергаментов и свитков. Их Владислав бережно положил отдельно, чтобы переглядеть на досуге. Впрочем - он и сам-то ещё также не успел особо обрасти барахлишком. Вот у Тайноведа - у того вещей с собой оказалось не в пример больше. Хотя - скорее всего, в основном это были всякие нужные подсобные предметы для их тайного ремесла.
Когда они, наконец-то, закончили обустраиваться, то в двери постучал аж сияющий от удовольствия Весельчак - сообщить, что праздничный обед ждёт их всех в трапезной.
Трапезная занимала левую половину соседнего со спальным, длинного, одноэтажного дома. В правой там размещалась кухня, кладовые и всякие иные подсобные комнаты. В погребах были огромные ледники, а также и холодные запасники, в которых хранились неисчислимые запасы свежего мяса, фруктов, а также зелени разного рода. Там же был и винный погреб, весьма обширный.
Трапезная была заставлена мощными дубовыми столами, и дубовыми же - без особых изысков, креслами. Отдельно, у входа, стоял командирский столик, за которым они все и разместились. Ладненький с Вырвиглазом притарабанили с кухни большой чёрный лаковый поднос на ножках, больше напоминавший переносной столик, на котором дымились медные котлы с бурлящим хашем на баранине, и распаренным жарким - говядина с овощами и зеленью, а также большая, пыльная, пузатая бутыль отменного красного вина многолетней выдержки.
В посудном ларе, стоявшем рядом с командирским столиком, обнаружилась серебряная, с позолотой посуда - рядом с остальными столами посуда в ларях, как тут же и выяснил полюбопытствовавший о том Весельчак, была оловянной, а также запас белоснежных льняных скатертей и салфеток.
- Ну - хоть поживём-то по барски! Порадовался этому Весельчак.
Наедались не спеша - основательно. Вино пили вволю - Тайновед не возражал. Под конец Ладненький с Вырвиглазом, унеся остатки недоеденного, приволокли котелок с кипятком, фаянсовые заварники с чаем - чёрным и зеленым, а также и малость уже успевшие подсохнуть сладости и варенья в хрустальных розеточках.
- Тут запасы жратвы почти неисчерпаемые! - весело докладывал Ладненький, уписывая за обе щёки. - Даже и свеженина ещё долго не испортится - ледники тут глубокие, и хорошо продуманные. А уж вяленины, солонины, да круп всякого рода - многолетнюю осаду целый гарнизон без проблем держать может! На кухне - большие плиты, полно котлов и рукомойников, в том числе - и для горячей воды - ну там, посуду вымыть, али простирнуться. Также множество ножей, черпаков и всякой иной посудной нужности. Два колодца с великолепной питьевой водой, а также раковины, и трубы для отвода помоев из них куда-то вниз уходят. В общем - хозяйство выше всяких похвал! Не сравнить с Башней, конечно. Но - жить можно.
Когда они перешли к чаёвничанию, то на улице уже начало заметно темнеть. Они тут же захлопнули ставни, и зажгли свечи в подсвечниках, стоявших на столе. Трапезная вокруг погрузилась во тьму, и они видели сейчас лишь лица сидящих напротив.
- Теперь - так! - негромко вдруг сказал Тайновед, и весёлый гомон за столом моментально смолк. - Пришёл, парни, момент - ознакомить вас со сложившейся вокруг нас обстановкой. - И тут он как-то заметно скривился.
Всё внимательно, тревожно глядели на него. Чувствовалось, что хорошего в новостях будет мало. Он же, помолчав чуть-чуть, видимо - прикидывая, что и в каком порядке сказать, наконец начал:
- Итак, парни, сначала - что происходит во внешнем мире. Это сведения пока что не для распространения, но, поскольку, вам с ними всё равно в ближайшее время поделиться не с кем будет, а потом это уже не будет иметь никакого значения, то - не стану от вас скрывать, первый этап войны прошёл с очень большими, и неприятными неожиданностями. И - закончился вовсе не так, как ожидалось изначально в Башне. - Тут он снова поморщился - словно пережёвывал во рту что-то крайне отвратительное на вкус, и продолжил - В общем - Первая ударная армия перестала существовать практически в полном составе. Ушли от реки, в основном обозы. Переправа брошена, и защищать её никто в ближайшее время не собирается.
- Так что ж! - Ужаснулся Весельчак - Если эти перейдут реку, то они к нам запросто так наведаются, что ли?! Где же постоянная стража крепости?! Кто будет её защищать, мы, что ли?!
- Ну, вряд ли они перейдут реку так уж скоро, - Поднял Тайновед правую руку в успокаивающем жесте, - Уверяю вас, что Первая Ударная недёшево обошлась нашим врагам. Так что им, пока что, мне представляется, будет не до ответных ударов. Да и то сказать - уж если они на этот город не покушались и в лучшие для себя времена, то ждать их появления здесь именно сейчас было бы более, чем странно. Но, даже, и если - вопреки всему, они сюда таки решат нагрянуть, то их здесь встретят Кольценосцы в полном своём составе. А это - уверяю вас, лучше любого количества всяких иных защитников. Так что мы тут лишь пережидаем, пока там суд да дело. Да заодно - и присматриваем за порядком. Ну так - условно. - И тут он снова усмехнулся.
- Ну да, - угрюмо отозвался Весельчак, но развивать дальше тему не стал.
Впрочем, по лицам и остальных парней было ясно видно, что сомнения и страхи Весельчака разделяются ими в полной мере.
- В любом случае - приказ есть приказ. - Решил закруглить разговор на этом Тайновед. - Уж так сложились обстоятельства. В общем - Башня пока ждёт дальнейшего развития событий, подтягивает подкрепления, перетасовывает наличные части. По сути - пока что была лишь первая проба сил, не более. А вот наше дело - маленькое. Сидеть и ждать. Впрочем - в случае чего мы всегда сможем уйти верхним путём, через перевал. - Успокаивающе добавил он. - Так что здесь мы в гораздо большей безопасности, мне представляется, чем если бы нам пришлось пережидать всё это, скажем, на том же Корабельном острове. Я уже не говорю - где-нибудь на том берегу, выполняя какое-нибудь задание. Так что - не нужно шебаршиться. Сё вовсе не так плохо для нас складывается. А там - посмотрим.
- Теперь, о нашем здесь пребывании. Нижние ворота мы под охрану брать не будем. Они запечатаны изнутри - и ладно. Через них и неохраняемые проникнуть не так-то просто будет. Тем более, что мост через реку - под защитой невидимых стражей. Так что будем присматривать лишь за въездом в Детинец. Днём на одной из привратных башен будете дежурить по двое - сменяясь. Да и то - так. На всякий неожиданный случай. А ночью, я думаю, нам там делать нечего по любому. Ночью и тут, и ниже - в городе, столько всего такого разного крутиться, что чужаку туда сунуться - только верная смерть будет. Да и не только чужаку, впрочем. - И тут он снова поморщился.
- С голоду мы тут, очевидно, не помрём. - Продолжил он. - Жить будем где и сейчас - только мы со Счастливчиком в командирскую комнату от вас перебрались. Можете занимать любые другие комнаты - хоть по одиночке располагаться. Места, как видите, хватает. - И ту он усмехнулся.
Впрочем, по лицам парней было видно, что такое предложение их вовсе не обрадовало, а Весельчак даже пробормотал:
- Нет уж, спасибочки! Вместе - как-то спокойнее здесь будет. Я и то удивляюсь что вы от нас отделяетесь!
- Ну, как пожелаете. - Бросил Тайновед. - В общем - как вы уже, думаю, поняли, прежние жильцы сюда более никогда не вернуться. Их барахло можете перешерстить полностью, и взять, что приглянется. Но - только не нужно крысятничать, деньги и ценности отставьте где найдёте. Их потом отправят куда следует. Это - закон. И писанный, и неписаный. Тем гвардия и стоит, парни. Так что - ведите себя как люди чести!
Общий гомон показал, что народ не возражает, хотя в глазах Весельчака и промелькнуло что-то такое, хитро-обнадёженное, как отметил для себя Владислав.
- Дней на пять-шесть нам здесь рассчитывать в любом случае приходится. - Бросив грозный взгляд на Весельчака, выражение лица которого от него тоже, видимо, не ускользнуло, вёл дальше беседу командир. - Кабака тут, как видите, не наблюдается - сплошное самообслуживание. Так что можете малость расслабиться, но - в меру. Я понимаю, что заняться вам будет нечем. Строевой я вас мучить не буду, но чтобы не потерять формы будем заниматься боевыми тренировками. А то вы тут, под конец, неровен час совсем сопьетесь.
- Ну, что мы, меры своей не знаем, что ли? - Обижено отозвался Весельчак.
- Ага, как же - особенно ты! - Обрезал его Тайновед. - В общем, отдых отдыхом, а порядок - порядком. Заодно и Счастливчика мне подтянете во владении клинком. Ему это не помешает. Да и вообще - шляться по двору, и шнырять без особой необходимости по пристройкам вокруг - не советую. А уж тем более - заглядывать в башню.
- Ну, это нам и так понятно - угрюмо заметил Весельчак, а парни согласно покивали головами, - Веришь ли - даже и не тянет попробовать!
- Верю, верю. - Усмехнулся Тайновед. - Охотно верю. Мне тут весточка была от Главнокомандующего. Он о нас не забывает. Обещал заработанные награды прислать в самое ближайшее время - с посланцем.
- А как же тот к нам попадёт? - Заинтересовался Весельчак. - Ворота-то закрыты?
- Нас о нём предварительно уведомят. Успокоил его Тайновед. Птичками. Думаю - он прибудет при свете дня, так что без проблем спустимся вниз, и ворота откроем. Ладно, пока вроде всё. Вопросы есть?
Вопросов не оказалось. Ладненький, уже весь пунцовый, сообщил, что тут, рядом с трапезной, есть кладовая с музыкальными инструментами, и поинтересовался - нет ли у кого желания "слабать немного для настроения".
Оказалось, что в отряде есть музыканты. Трое парней пошли посмотреть, что там такого лежит, и, в результате, Заднепят вернулся с флейтой, один из степняков - с виолой, а Вырвиглаз даже притарабанил небольшой, но звонкий барабан.
Сначала было наладилось хорошо. Сердца, согретые вином, отзывались в такт весёлым танцевальным мелодиям, народ даже пробовал какие-то застольные песенки потянуть хором. Но по мере того, как на дворе стремительно темнело, на всех начало наваливаться какое-то совершенно тяжёлое, жуткое оцепенение. Всем стало вдруг казаться, что сквозь закрытые ставни в трапезную втекают какие-то совершенно недобрые взгляды. Что-то совершенно чудовищное и ужасное витало в самом запустевающем постепенно воздухе тёмного помещения. Тьма у них за спинами вдруг сделалась какой-то совершенно недоброй, и запредельно враждебной. Постепенно это оцепенение захватило даже музыкантов, и они оставили игру.
На какое-то время в трапезной воцарилась полная тишина. Потом степняк вдруг, словно бы не по своей воле, начал вести на струнах смычком какую-то плавную, и, при этом, завораживающую мелодию, струящуюся, словно лунный свет по чернильной глади какого-то тёмного озера, скрывающегося в яме ночного провала меж скал. И под эту мелодию полились у него из уст тихие, словно бы нехотя рождающиеся прямо сейчас слова песни:
Луна бела, как саван смерти,
И ночь черна, как всякий ад,
И тень дерев простёрлась плетью
На щерби каменных оград.
Тропы набитой след белесый
Змеей уходит в ночи мрак,
И раздорожья перекрестье
Не отыскать уже никак...
- Фу ты! - Оборвал его первым очнувшиеся от оцепенения, навеваемого мелодией и словами, Весельчак. - Ты что тут варганишь-то?! нашёл место и время!
- Да я так, - Начал вяло оправдываться степняк. - Навеяло чего-то. Сам не знаю откуда всё пришло. Только что тут и народилось-то!
- Ладно, давай сюда, я-кось попробую что-нибудь эдакое, - с усмешкой забрал у него виолу и смычок из рук Тайновед. - Эх, тряхну стариной, вспомню молодость!
Он нежно, опытным движением, провёл смычком по струнам, взяв мелодичный аккорд. Потом задумался на мгновение. Лицо его вдруг преобразилось, стало задумчивым, слегка печальным - из глаз ушли привычная жёсткость, и выражение постоянной, лёгкой насмешки над окружающим. Смычок снова скользнул по струнам, и полилась тихая, печальная, с оттенком лёгкой грусти мелодия - видно было, что инструментом он владеет в совершенстве. В такт мелодии он запел негромким, мягким баритоном:
Дрожащих рук всё мечется устало
Глухая тень по мраморной стене,
И барельеф, волнистым покрывалом,
Отсветом тусклым тлеет при луне.
Раскрыт проём оконный в сада пропасть
И неба звездный плещет океан,
И рвёт его сверкающая лопасть,
Что делит свод небесный пополам.
А здесь свечи бегущее струится
По лицам пламя томностью огня,
И вязнет свет в приспущенных ресницах,
Лишь чуть сознанье негой опаля.
Под шум листвы всё грезится лучами,
Что мне дано страдать уже не с вами.
Песня чуть было развеяла гнетущее ощущение давящего ужаса, постоянно наваливающееся на сознание Владислава. Но как только последние звуки музыки замерли во тьме за спинами сидящих, на них снова накатило это тяжкое, гнетущее оцепененье.
- Даже и не предполагал, что ты так хорошо играешь! - Восхитился Владислав. - Но что-то я раньше, вроде бы, не слыхал этой баллады?
- Да это так, - С лёгкой усмешкой ответил тот. - Увлечения молодости.
- Что - неужели ж сам написал? - Поразился Владислав.
- Да, было дело. - Неохотно признался Тайновед.
- Ну - мне очень нравится, - искренне отозвался Владислав. - Может - стоило пустить в публику?
- Да - ладно. Что было - то прошло. И какое это сейчас имеет значение? Да никакого! - Решительно махнул рукой Тайновед, и жёсткость взгляда снова вернулась в его зрачки. - Что хорошо в юношестве, то уже никому не нужно в зрелом возрасте. Так - вот сейчас, под настроение вспомнилось - и ладно! А вообще-то, парни - а не пора ли нам уже завязывать эти посиделки?
С этим мнением все согласились тут же совершенно безоговорочно. На них вдруг откуда-то навалилась совершенно непреодолимая сонливость - и это было вовсе не следствием выпитого, впрочем, не в очень большом количестве вина. Хотя вино, безусловно, и было весьма отменным, и достаточно крепким. Но - у них началось вовсе не обычное захмеление, а что-то совсем, совсем иное. Окружающее как бы плыло у них перед глазами, и, сквозь кажущуюся незыблимость твёрдости внешнего мира, для них вдруг начинали проступать наружу какие-то полупрозрачные виденья, совершенно пугающего свойства. От которых единственным спасением представлялась возможность добровольно провалиться в чёрную пучину сна. Пусть даже - и тяжёлого кошмара.
Все как-то разом поднялись, и затравленной, жмущейся друг к другу толпой направились к выходу из трапезной. Никто даже не стал убирать остатки пиршества - не сговариваясь решив отложить это до светлого времени. О лошадях степняки озаботились ещё днём, так что необходимости наведываться в конюшню не было ни малейшей. Светильники во дворе зажечь никто не озаботился, поэтому выходить наружу пришлось лишь при свете нескольких факелов, которые они взяли из запаса, найденного в привратницкой.
Снаружи по двору гулял жёсткий ледяной ветер, порывами бивший из устья ущелья. Пламя на факелах металось под его порывами, норовя всё время погаснуть. Вокруг стояла кромешная тьма, и сочащееся ото всюду из крепостных стен, башни, и плит, которыми был крыт двор, белесое, призрачное, мертвенное сияние, ничего при этом, однако не освещающее, делало продвижение в этой кромешной тьме для них только многократно худшим. Недолгий путь до дверей спального дома показался всем им совершенно бесконечным кошмаром. В струях ветра вокруг них словно бы шныряли какие-то тени, заглядывающие им в глаза мёртвыми бельмами из безликой тьмы, а под одеждой у них словно бы шарили холодные, костистые пальцы, жадно ощупывавшие тёплую, живую плоть.
Для Владислава же всё это было и ещё во сто крат худшим. Для него окружающие тени вовсе не оставалась длишь безликими призраками, которые, для успокоения душевного, можно было бы счесть лишь забавами воображения. Для него двор оказался просто переполненным скопищем чёрных фигур - кто в обнажённых доспехах, кто в развевающихся рваных балахонах поверх брони. Вчера ночью всё это, видимо, пряталось в камнях от яркого света пламени, пылающего в чашах светильников, а сейчас вот - свободно вылезло наружу. А самое же ужасное заключалось в том, что по их поведению Владислав совершенно отчётливо понимал, что не только он видит эти фигуры, но что они также отчётливо созерцают и его самого.
Их внимательные, липкие, цепкие взгляды неуловимо проскакивали по его лицу, и потом снова уходили куда-то, но он чувствовал, чувствовал каждым кусочком своей кожи, что он стоит перед ними словно бы совершенно обнажённый, и что взгляды эти, сколь ни мимолётные, пронзают его аж до самых костей, и потом уходят вовнутрь - гораздо, гораздо глубже, вплоть до самых скрытых оснований его сознания. И душа его болезненно содрогалась всякий раз, как очередной такой взгляд пронизывал её, словно бы ледяная стальная игла - живое, полное крови, чувствующее тело.
Когда двери дома за ними наконец таки захлопнулись, и тяжёлая металлическая планка упала, с лязгом, в скобы, встроенные в каменные наличники изнутри, всё они испытали совершенно невероятное облегчение.
- Великая Судьба! - Севшим, глухим, совершенно не похожим на свой обычный голосом пробормотал Весельчак, хватаясь обоими ладонями за голову, и пытаясь сжать её напряжённым усилием. - И что - каждый наш вечер будет начинаться этим кошмаром?!
- Чего ты скулишь? - Недовольно отозвался Тайновед таким же глухим, срывающимся в хрип голосом. - Рано ещё. У нас ведь ещё вся ночь впереди. Так что - успеешь ещё наскулиться!
Оставив при входе два зажженных факела - так, для порядка, потому что выходить сюда до утра никто из них вовсе и не собирался, они торопливо разошлись по своим комнатам.
Войдя внутрь, Тайновед торопливо передал факел, который он держал в руках, Владиславу, и тут же, быстрым движением, задвинул на двери тяжёлый, бронзовый засов. Зажгя свечи на рабочем столе - два подсвечника по пять свечей, они загасили факел, затем затопили камин, и стали располагаться на ночь. Было не то, чтобы холодно - днём их комнату кто-то из парней основательно заботливо протопил, но как-то совершенно промозгло. И с обычным холодом эта промозглость, чувствовалось, не имела совершенно ничего общего.
Постели были девственно чистыми и свежими. Явно не мешало бы перед сном помыться, но, понятное дело, никто из них не рвался сходить в помоечную. Тем более, что день был спокойный - они особо не пропотели.
Лёжа на спине в кровати, и бессмысленно глядя на тёмные, обнаженные, толстой дубовой плахи балки потолка, Владислав всё никак не мог уснуть. Заднепят таки успел ему перед едой сделать свежую перевязку. Но, собственно, рана его уже почти что и не тревожила - так, тупое, ноющее беспокойство, не более. Но у него отчаянно болело что-то там - внутри, на самом дне его сознания, обычно совершенно сокрытом от внешних чувств тела.
Он буквально физически чувствовал, как окружающая их здесь среда постоянно душит, давит его со всех сторон. Он словно бы оказался заживо похороненным в яме, засыпанным со всех сторон чёрным, липким, влажным песком, с тяжёлым, трупным запахом. И песок этот лез ему в глаза, рот, нос уши, и сжимал непереносимыми тисками грудь, не давая ему ни вздохнуть, ни выдохнуть. Так он и лежал - навзничь, час за часом, пребывая в каком-то тяжком забытьи, и никак не мог провалиться в, как ему представлялось, спасительную темень совершенно полной бессознательности.
Из этой полудрёмы его вырвал стук в дверь - негромкий, но уверенный, и настойчивый. С изумлением - кому там что понадобилось в этот час, он поднялся, подошел к двери, с трудом отодвинул скрипнувший, давно несмазываемый запор, и распахнул дверь, наполовину ожидая увидеть там Весельчака. Но в предверном покое, наполненном какой-то багровой, траурной дымкой стоял совершенно незнакомый ему воин, облачённый, с ног до головы, в тяжёлый, цельнометаллический СЕРЕБРИСТЫЙ доспех, явно не имеющий никакого отношения к гвардии Башни.
Воин был высокого роста, горшечный, цилиндрический шлем, верхушка которого была украшена выкованной из металла, и крашеной в чёрное поднятой раскрытой ладонью, полностью скрывал его лицо, на левом боку, в красных ножнах у него на перевязи висел большой, полутораручный меч, с широко раскинутым, изогнутым к клинку перекрестьем. Но доспех воина был пробит в нескольких местах - видимо, ударом бердыша, или же пехотного копья, и прямо напротив сердца у него виднелась большая пробоина с загнутыми внутрь рваными краями металла, из которой выглядывали разорванные кольца, также, видимо, пробитой тем же смертельным ударом кольчуги. И хотя доспех его отливал багрово-серебрянным - в сете, заполнившем покой за дверью, но отблеск этот был какой-то смутный, словно тронутый той же траурной поволокой, которая заполняла там всё вокруг.
Некоторое время они стояли молча глядя друг на друга - Владислав, в совершенном исступлении ума уставившийся не неожиданное явление, и, видимо, внимательно его изучающий нежданный гость. Потом тот глухо, голосом, словно бы доносящимся со дня какого-то бездонного колодца, сказал ему тоном, не ожидающим встретить ни малейшего возражения своему требованию - "Пошли!" Владислав ещё мгновение смотрел ему в глазные щели на личине шлема, а потом, отшатнувшись, с силой захлопнул дверь, и с грохотом задвинул назад запор.
Затем он тут же кинулся к ложу командира, лежавшего на кровати навзничь, лицом кверху, и начал лихорадочно трясти того за плечо, пытаясь, в совершенном ужасе, разбудить его. Но это оказалось совершенно бесполезным. Тело Тайноведа было холодным как лёд, и полностью закаменевшим. Дыхания совершенно не было слышно. Владислав в панике выхватил из ножен его кинжал, висевший на поясе, накинутом поверх одежды, которую тот перед сном снял и развесил на небольшой, особой вешалке, стоявшей, специально для этого, рядом с кроватью, и поднёс отполированное до зеркального блеска лезвие к его губам. Клинок чуть затуманился - значит он всё же был ещё жив.
Отшатнувшись назад, Владислав с ужасом глядел на неподвижное, одеревеневшее тело, с которого он успел сорвать одеяло. И на какой-то миг ему вдруг показалось, что тело это всё полностью погружено в совершенно матовую, чёрную жижу, тяжёлую, вязкую, словно земляное масло, из которой наружу выглядывало лишь его белое как мел лицо.
Тут в дверь снова постучали - так же негромко, но гораздо более настойчиво. В спальне как-то враз потемнело, и оглянувшись на стол, Владислав с ужасом увидел, что пламя свечей словно бы оделось в чёрную оболочку дымной копоти, сквозь которую их свет уже еле-еле пробивался, обращаясь из ярко-красного в тёмно-багровый, ничего почти не освещающий - совсем как тот белесый свет, который сочился из камней там - снаружи.
Владислав вдруг почувствовал, что он уже совершенно не владеет своим телом. Оно вдруг обрело какую-то странную, пугающую самостоятельность. Он, как во сне, и - при этом, находясь в полном сознании, подошёл к своей кровати, и начал неторопливо облачаться в поддоспешник. Одевшись, он накинул сверху кольчугу, перепоясался перевязью с мечом и кинжалом, и так же неторопливо вернулся к двери, и открыл её - хотя всё его сознание, при этом, отчаянно и бесшумно стенало в нём, в совершенно бессильной попытке хот как-то остановить происходящее.
Ждавший его снаружи чуть посторонился, и молча дал ему выйти из комнаты. Там, во внешнем покое, Владислав увидел, что факелы здесь, всё ещё горевшие, оделись в такую же коптящую, чёрную оболочку, как и свечи в комнате. Здесь он наконец-таки понял причину этого странного освещения, так поразившего его вначале. Гость дал ему знак следовать за собой, и направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Но не стал пониматься по ней, а, обогнув лестницу, зашёл за неё, наклонившись. Таким оказалась небольшая, одностворчатая дверца со скругленным верхом - крашенного в чёрное дерева, покрытого перекрещивающимися металлическими полосами.
Открыв дверцу, тот стал спускаться вниз, по лестнице, весьма похожей на ту, которую Владислав видал сегодня днём в башне у ворот, но - закрученною в другую сторону, и чуть менее тесную. Его вожатый, невзирая на тяжёлые, кованные сапоги, ступал совершенно бесшумно, как по вате, Владислав же, в своих лёгких, замшевых туфлях, которые он поставил у кровати перед сном, и теперь вот надел, выходя, также двигался очень тихо.
Спуск вниз казался совершенно бесконечным. Здесь стены светились таким же багрово-чёрным отблеском, хотя факелов уже совершенно не было видно. Наконец они ступили на круглую, кольцевую площадку внизу, от которой в разные стороны разбегались высокие проходы. Все они были совершенно темны, за исключением одного, светившегося тем же багровым отблеском непонятно откуда берущегося света.
Пройдя по этому проходу они, через приоткрытую дверь, вроде той, которой они сюда сверху попали, вошли в большую, квадратную комнату, со сводчатым, крестообразным потолком. Комната была полна народу - таких же воинов в цельных, тяжёлых доспехах, которые все, точно также, как и на его провожатом, были порубаны, и покрыты многочисленными пробоинами.
Все они молча смотрели на противоположную входу стену, на которой висело обнажённое человеческое тело. Присмотревшись, Владислав с ужасом увидел, что тело это висит на двух, совершенно чёрных, тонких как иглы кинжалах, воткнутых в его запястья. Из-под кинжалов медленно сочилась чёрная, густая сукровица.
Голова у этого человека на стене, с короткой, стриженной бородкой, и длинными, прямыми чёрных волос, сбившихся пыльными клочьями, спадающими ему на низкий лоб, бессильно свешивалась на его голую грудь. Но глаза, при этом, до ужаса ясные, исполненные невыразимой муки, смотрели прямо на стоящих перед ним. И в глазах этих горел огонь чёрного, неугасимого безумия, пробивающегося через совершенно очевидно невыносимую боль, разрывающую его разум жесточайшей, бесконечно длящейся пыткой.
Стоявшие в комнате расступились, и Владислав со своим проводником подошли к висящему на стене. Тут Владислав разглядел, что тело того - крепкое, могучее тело воина, с рельефом мускулов, совсем ещё не старое, было сплошь покрыто сетью глубоких разрезов, из которых сочилась та же сукровица что и из ран на запястьях. Прямо в сердце висящему человеку был воткнут такой же тонкий, чёрный кинжал, как и те, которыми он был пришпилен к стене.
Проводник деликатно тронул Владислава за левое плечо, тут же отозвавшееся острой болью и тихим, таким же, словно доносящимся из неизвестного далека голосом сказал ему:
- Это великий король, и наш господин и владыка. Нет предела мучениям его, на которые обрекала его злоба проклятых хозяев этой крепости, и - погубившая его собственная неосторожность. Плачет, стенает великий народ наш без своего короля, пуст его тон - и пуста его родовая гробница. Нет предела его страданиям, и нет конца нашему ожиданию у его ног! Все мы здесь - не мёртвые, но и не живые, обречённые к вечному заключению меж мирами, по ту сторону жизни, и - по эту сторону смерти!
Тут висящий на стене человек поднял голову, и взглянул Владиславу прямо в глаза. Какое-то мгновение они глядели друг другу в самые зеницы. Затем зрачки у того расширились, растрескавшиеся, совершенно чёрные губы зашевелились, из груди у него вырвался сначала глухой, утробный стон, а потом ударил мощный, хотя, также, казалось бы доносящийся из неизбывной глубины голос:
- Будьте вы прокляты раз и навсегда, служители тьмы и подлые холопы Багрового Ока!
Тут грудь его сотряс страшный кашель, и тело бессильно задёргалось на своих жутких подвесах. Из самых уголков его губ, двумя струйками, побежали ручейки алой крови. Грудь его вдруг напряглась, поднялась, и из раны на ней, от этого напряжения, вывалился торчавший там кинжал, упав Владиславу под самые ноги. Взглянув на него, он увидел, что самый кончик узкого, чернёного лезвия обломан - словно бы отколот.
Тут из раны у висящего ударила тугая струя крови, и стремительным потоком начала заливать пол. Поток всё не кончался, и кровь уже залила помещение практически полностью, поднявшись Владиславу до щиколоток. Он стоял, полностью оцепенев от ужаса происходящего, не в силах двинуть ни единым мускулом, ни единым членом.
И вдруг багровый свет, заливавший комнату, разом мигнул и погас. Владислав пошатнулся, и упал на четвереньки, но ладони его, вопреки его ожиданию, отнюдь не вошли в густую кровавую жижу, но он лишь почувствовал под ними ледяную, отвратительную осклизлость каменных плит. Вслепую, лихорадочно шаря вокруг руками, он всё время натыкался на куски ржавого железа, и ломаные человеческие кости, которыми здесь пол был, видимо, полностью выстлан.
Так - на четвереньках, он кое-как, по памяти, и добрался до выхода. Вокруг пахло плесенью, и давно застоявшейся гнилью. Вывалившись в проход, он еле-еле, цепляясь за осклизлую же каменную стену, всё же умудрился встать на ноги. Ведя по скользкой стене рукой, и не решаясь, невзирая на содрогающее его всё время отвращение, отпустить её, он так и добрался, в полной, кромешной темноте, до круглой комнаты с лестницей. Так же на ощупь отыскав её, он, снова пав на четвереньки, пополз наверх, стеная от ужасного опасения, что может и не отыскать выхода на первый этаж.
К его счастью факелы всё ещё горели в своих держаках, а входя сюда он бессознательно оставил дверь полуприкрытой. Буквально выползя на карачках в предверный покой, он вскочил на ноги, заскочил в спальню, и с грохотом захлопнул за собою двери, задвинув засов - при этом налегая на него всем своим телом.
В комнате по прежнему горели толстые свечи, хотя пламя уже опустилось почти что до их основания. Свет их был снова совершенно нормальным. Стараясь не глянуть на ужасное тело командира, Владислав, добравшись до ложа, упал на него не раздеваясь, даже не стянув сапог, и разум его, наконец-таки, поглотила столь долго не приходившая к нему бессознательность.