Аннотация: Пародия на "Ведьмака" А.Сапковского, вернее на 1-й рассказ 1-й книги. А нечего пану Сапеку классиков копировать.
Пасмурным мартовским утром, лишь снег освобождает горные перевалы, ведьмачья академия Каэр-Морхен открывает ворота, и юные ведьмаки толпами спешат на большак. И идут они по нём до самой, что ни есть, кондиции. Сперва вся эта буйная ватага тащится табором, но постепенно оседает, растворяется в сёлах и городах, польстившись на бабскую юбку или какое-нибудь, совсем уж по виду безобидное чудище. У каждого за плечом худенький мешок с запасной рубашкой, да пара мечей, укутанных в онучи. Железный, обычно уже на второй день покрывающийся бурым налётом ржавчины, и посеребренный - такой же железный, но с нанесённым тонюсеньким слоем серебра. В котором через месяц начинают появляться проплешины - ретивые ведьмаки отдирают камнем, ножом, что под руку повернётся. Нужно ведь за что-то рассчитываться в корчмах и борделях, до которых всякий ведьмак охоч, особенно после безбабьей зимовки в Каэр-Морхене. Но чудища, которых можно было б убить, потом продать или съесть, быстро кончались, так же, как и серебро на мече, а с ними - сытые деньки и жаркие ночки.
Иногда ведьмаки, завидев хутор, сворачивали с большака, подходили к хате, той, что поопрятнее других, становились в рядок и, задрав голову, начинали люто выть волком, имитируя крик волколака. Сколько страху терпели поселяне, пока не находился среди них самый умный, и не выносил ведьмакам откупного. Обычно шмат сала, гору галушек, половинку гуся или целую курицу с впопыхах открученной головой. Всё это тотчас отправлялось в мешок, чтобы после тешить голодное ведьмачье брюхо.
Раз трое таких ведьмаков: Эскель по прозвищу Красавчик Джо, Геральт - Бледный Волк и Кристофер Ламберт по прозванию Бессмертный Маклауд свернули с большака в чистое поле. Хотели путь срезать, заодно на ближайшем хуторе харчами разжиться, поскольку их мешки уже давно отощали. Да не заметили ведьмаки, как скоро на землю ночь опустилась.
Джо был не разговорчив, может общению мешал жуткий шрам через лицо, нанесённый, как утверждал сам Эскель, лютой зерритатарской саблей, лютым ханом Ангри-гиреем. Лишь немногие знали, что на самом деле Красавчик неудачно порезался, когда впервые решил сбрить бороду. Поскольку таким образом жених с Эскеля не вышел, пришлось его определить в ведьмаки. Пусть уж лучше страхолюдин всяких своей рожей пугает.
Кристофер, наоборот, красив был до безобразия. Стоило ему заявиться в какой-нибудь приличный город, как у всех в округе женщин начинало чесаться меж ног со страшной силой. Как их мужья только не прятали, слух пустили, что Ламберт - разносчик полного букета венерических заболеваний. И не только он один, остальные ведьмаки заодно. Помогало, правда, слабо. Но от того, видимо, пошла поговорка: "Прячьте женщин - ведьмак в городе".
О Геральте же можно говорить бесконечно. Прозвище Бледный Волк он сам себе придумал, местные поселяне его больше Блудливым Псом звали. Самый ненавидимый и презираемый ведьмак средь всех ведьмаков. Но умён, не какой-то сын пахаря, как Эскель, или куртизанки и заезжего солдата, как Кристофер. Философ, не ведьмак, ритор и богослов в одном лице. Знает, что такое пиитика, а в схоластике любого начитанного за пояс закинет. Как угорь выкрутится, так речь поведёт, что не рад будешь, что за язык его потянул. А ещё горд, своенравен и ревнив. Всех остальных считает не выше шелухи от съеденного яйца, не исключая и временных товарищей своих ведьмаков. От того, наверное, и ненавидимый, и презираемый всеми.
- Ничего не вижу, - пробубнил Эскель Джо, шрам мешал ему нормально разговаривать.
- Может, я эликсир выпью? - робко спросил Ламберт, как самый младший он голоса в этой компании вообще не имел.
- Последний остался, - речью Геральт был таким же бесцветным, как и лицом. - Ты выпьешь, а нас за собой за руку поведёшь?
- Не эликсир, чтоб видеть, а эликсир от страху, - пояснил Ламберт - он ещё больше остальных боялся темноты.
- Тогда остаёмся ночевать, - коротко бросил Красавчик, и не дожидаясь приглашения, тут же плюхнулся в бурьян. Ещё б немного и захрапел.
- Ночевать на пустой живот, - захныкал тут же Ламберт.
И лишь Геральт знал, чем прельстить Эскеля Джо, пьющего не хуже того индейца.
- Кажется, я слышу запах самогона.
- Где? - сон с Красавчика как ветром сдуло.
Эту шутку с Эскелем можно было повторять каждый вечер по пять раз, и лишь на шестом Джо начинал сомневаться. К слову сказать, нюх на горилку у Геральта был превосходный, не хуже, чем на неприятности.
Не успели в путь отправиться, как тут же на хутор наткнулись - надежду голодающему.
- Ты главное рожей вперёд не суйся, - поучал Геральт Эскеля. - Я сам тебя иногда спросонья пугаюсь.
- Это когда это мы с тобой в одной постели спали?
- Забыл, неблагодарный. Не далее, как вчера. И вообще, дай буську, любимый.
Насилу Ламберт их растащил.
- Ты тоже вперёд не иди, у самого рожа такая, словно от Дикой Охоты откололся, - не сдавался Эскель.
Что ж, этот раунд остался за ним. Вперёд, к смотровому окошку выставили смазливого Кристофера, в надежде, что открывать дверь выйдёт хозяйка. Был правда риск, нарваться на старого ляха-ханжу, которому всяк противны молодецкие ведьмачьи прелести. Но кто не рискует, тот не пьёт горького.
- Кого тут черти принесли? - старуха, да такая древняя, что сыплется вся, и зимой песком дорожки посыпать не нужно. Слепая, как крот, ей что Кристофер, что Бледный Геральт, даже от Красавчика Джо не отшатнётся.
Только и осталось ведьмакам, что на голос полагаться. Жаль, нет с ними известного балагура Цветика Семицветика, тот мигом бы бабулю на горилку расколол.
- Ах, бабулечка, ах ягулечка... тьфу, то есть, красатулечка. А не пустишь ли ты нас ночевать? - залился соловьём Ламберт.
- Так спать хочется, аж закусить нечем, - вставил не ко времени Геральт.
- Ходят тут всякие, - не сдавалась старуха. - Собаку пугают. А идите вы, разговорчивые, подальше. Я разве знаю, может вы разбойники какие, или насильники. В наш век никому доверять нельзя.
Это понятно, почему бабулю на такие мысли понесло. Быстренько Геральт Кристофера за спину спрятал.
- Бабушка, мы не насильники, просто усталые ведьмаки: Геральт Голодное Брюхо, Эскель Гудящие Трубы и Кристофер Стоканец. Шли всю дорогу, сил нет ни на что, кроме чарки и шкварки.
- Ведьмаки, говоришь, - заинтересовалась старуха.
- Да, бабушка. Если у вас монстр под кроватью завёлся - не беда, мы быстро его уделаем одним посеребренным мечом на троих.
"Неужели поверила?" - удивился Геральт, слушая, как лязгает дверной засов. Но долго раздумывать не стал.
- Только, бабушка, нам бы самогона, кварты две или три, ведьмачьи эликсиры приготовить. Без них мы бойцы никакие, можем не справиться с монстром.
- А что, эликсиры эти из горилки готовятся?
- Не только, но самогон - самый главный ингредиент. Ведь это изумительный антисептик, а местная горилка по своим качествам не уступит знаменитому краснолюдскому спирту.
- Ишь заливает, - усмехнулась старуха. - С монстром завтра бороться будешь. А сегодня я вас разделю. Молодого в доме положу, красавчика - в сенцах, а ты, чтоб болтал меньше, и в хлеве переночуешь, на соломе.
Погрустнели сразу Кристофер и Джо, наверное, из-за скоро расставания. Геральт вообще вне себя был. А что поделаешь? Оказался он по уши в копне, лежал и слушал, как живот недовольно урчит.
- В первый раз со мной такое, - сказал сам себе. - Цветику расскажу, не поверит.
Он уже было засыпал под мирное свиное хрюканье. Вдруг, словно в сказке, раздался подозрительный дверной скрип. У Геральта с самого утра в животе ни капли живительного эликсира не было, но, наверное, ещё последствия вчерашнего сказывались - видел он в темноте прекрасно. Низенькая входная дверь отворилась, и в хлев вошла старуха.
Но в протянутых руках старухи было подозрительно пусто. Если не считать длинных когтей, кривых, как у рыси.
- Бабушка, а зачем тебе такие большие руки? - изумился ведьмак.
- А чтобы крепче обнять тебя, сынок. Решила вот проверить, правда ли, что ведьмаки падки на всяких женщин.
- Падки-то падки, только ты б сначала маникюр себе сделала. И пост сейчас - до первой звезды нельзя. И ещё, ты ведь морально устарела, как третий пентиум.
- Я тебе сейчас такого пентиума покажу, век помнить будешь, - пролаяла бабуля, раскрывая пасть от ушей до ушей, полную острых, как кинжалы, зубов.
- Бабушка, а зачем тебе такие большие зубы?
Но старуха не ответила, наверное, окончательно потеряла последнее человеческое. Геральт увёртывался от цепких объятий то вольтом, то ампером, то фарадеем и кулоном. Бабуля оказалась очень настырной. Схватила откуда-то метлу и давай стегать ею ведьмака по чём придётся. Настоящая яга. Пока Геральт руками заслонялся, сзади зашла и на спину вспрыгнула. Должно быть, чтобы зубами в шею вцепиться, ведьмак повадки упырей наизусть помнил.
Ведьмак взбрыкнул, как норовая лошадь, и подпрыгнул, попытавшись сбросить зубатую наездницу. Он чувствовал, как мерзкая холодная слюна течёт ему за воротник. Острые когти впились в бок, и Геральт понёс. Даже прокричал что-то подозрительно напоминавшее лошадиное "иго-го". Врезался спиной в стену, думал старуху сбросить. Да где там, та лишь сильнее в него вцепилась, острые зубы уже почти касались незащищенной воротником шеи.
Хлипкая стена хлева не выдержала, проломилась. Геральт покатился по земле, но и это не помогло сбросить седока. Старуха крепко сжимала когти, колени и локти, да всё ближе щёлкала возле уха зубами. Прыжками Геральт нёсся в сторону леса со своей необычной ношей. Хорошо, не видел это никто и другим не рассказал. Страх придал сил, сердце гулко колотилось, а ноги лихо отмеривали шаги. Совершенно не магическая, половинчатая луна равнодушно взирала на происходящее. Лишь потом Геральт вспомнил, что он ведьмак, что с ним его магические знаки, и начал произносить все подряд, которые помнил. Не забывая, конечно, выписывать руками соответствующие жесты, и "пососи перец", и "на куси, выкуси", и "отвянь, противный". Знак Брань никак не хотел действовать, наверное, нужно поскорее переходить к более грубому Мату.
Неожиданно Геральт заметил, что его больше не держат, да и бежать стало полегче. Он так и не понял, какой знак сработал. Не святой же Аминь, чтобы его проделать нужно сложить руки лапками и стукнуться лбом о землю. Что исполнить на бегу проблематично. А может, это Крест Животворящий кренделя выписывает?
Упырица кубарем катилась, сминая бурьян, теперь в её облике было мало человеческого. Помимо когтей и зубов, она обладала огромными кроваво-красными зенками, светящимися во тьме, как у Собаки Баскервилей, ярко-рыжими патлами и напоминала бочонок из-под браги, к которому сверху приделали непропорционально большую голову.
"Любишь кататься, - подумал Геральт. - Люби и катай".
И сам, в свою очередь, вспрыгнул ей на спину, вонзил шпоры в бока. А что, хорошая лошадь, он назовёт её Плотвой. Всего-то и нужно, зубы подпилить и уздечку надеть. Упырица взвизгнула и понесла в обратную сторону. Мимо леса, поля, руин атомной электростанции к далёкому хутору и братьям-ведьмакам за подмогой. Не дотянула кобыла, совсем загнал её лихой наездник. А как пала, полено с земли подобрал, и давай стегать, уже лежачую. Силы не жалел - монстру монстрячья смерть. Упырица стонала всё жалобней, но Геральт лишь тогда обратил на неё внимание, когда, запыхавшись, пот со лба вытирал.
- Почему раньше не превратилась? - спросил он, отбрасывая в сторону окровавленное полено. - Когти и зубы ни одну девушку не красят. А этот старушечий облик для чего?
Лет ей было немного, Геральт запомнил рыжую косу, длинные ресницы и белые рученьки. Этот образ ещё долго заставлял ведьмака вскакивать по ночам. На хутор Геральт не вернулся. Не помня себя, бросился бежать, куда глаза глядят, и остановился лишь в Каэр-Морхене, старой ведьмачьей академии. Как же удивился ректор Весемир, редко какой ведьмак возвращается в начале весны, не дойдя до кондиции. На вопросы Геральт не отвечал, лишь нелепо шепелявил, стуча будто от холода зубами. Но в родных стенах быстро оклемался, настоянные на спирту эликсиры привели в порядок тело и согрели душу. Он уж было забывать начал произошедшее, словно кошмарный сон, но самого ведьмака не забыли. Нашли дорогу сквозь буреломы.
Отряд конных сопровождал огромную телегу, больше похожую на тюремную карету, если судить по зарешеченным окнам. Король Фолькекс прислал нарочных за Геральтом, ибо так хотела его не ко времени преставившаяся дочурка. Которая указала на названного ведьмака, как на виновника своей гибели.
- Самосуд чинить не дам, - категорично заявил Весемир.
- Какой ещё самосуд? - спросил предводитель отряда, ипат Волурад, поспешно пряча за спину почти свитую петлю. - Мы повезём милсдаря разбойника в Выршаву, Фолькекс, чьи мы все подданейшие подданные, лично хочет судилище учинить. Он король справедливый, сначала выслушает.
Нарочные нехотя убрали, кто заострённый кол, кто наточенный топор, кто обоюдоострый серп.
- Я требую адвоката! - надрывался Геральт, когда его за шиворот тащили к карете.
По дороге не произошло ничего интересного, если не считать того, что вся компания изрядно набралась и затянула "Ой, мороз-мороз!" Потом перешла на более весёленькую: "Родила королева в ночь, не то сестру, не то дочь, не Марыльку и не Верку, а неведомую зверку". Геральт мог воспользоваться случаем и бежать, если б не был пьян так же, как остальные. Ввозили его в Выршаву со стороны Конопляных ворот, причём не в карете, в которой отсыпались нарочные во главе с Волурадом, а на лошади - лицом к заду. Торговцы на минуту прекратили торговать, шлюхи - шлюшничать, а попрошайки - попрошайничать. Нашлось занятие поинтереснее, - потешаться над связанным Геральтом. Посетители "Старого Исподнего" высунулись в окна и бросали в пленника не совсем чистыми деталями нижнего белья. Со стороны более злачной таверны "У Полярной Лисицы" летели предметы поострее. Лишь нечеловеческая реакция ведьмака позволяла Геральту увёртываться.
А потом уже, как есть, с бодуна, ведьмак предстал пред мутными очами Фолькекса, короля Мазовии, Подляшья и Трансильвании.
- А чего ж ты бледный такой? - спросил король, как только ведьмака увидел. - Наверное, из Ливии родом.
Придворные, коих насчитывалось двое, как по команде заржали. Ведьмаку лишь оставалось завидовать королевской догадливости. Хоть родом он был не из Ливии, но звался так. Просто Геральт из Ливии красиво звучало, не говоря уже про Геральта Ливийского. Правда, язык этой африканской страны он так и не выучил, и даже акцент подделывать не умел.
- Ты принцессу убил? - строго сдвинул брови Фолькекс и стал похож на собственное изображение на гравюрах.
- Надо мне ваша принцесса сто лет. Я ведь ведьмак, охотник на чудовищ, а принцесса ваша - разве чудовище?
Геральт и дальше хотел в том же духе оправдываться, но его мигом усмирили древком алебарды.
- А как выглядит ваша принцесса? - спросил, чуть отдышавшись, ведьмак.
- Ты что, издеваешься? - набросился на него Волурад. - Принцесса выглядит, как принцесса. Как самая, что ни на есть принцессистая принцесса, королевская дочурка. От горшка два вершка, да рыжая коса. Мы уже портреты во все предельные государства рассылать начали, даже в племя Тумбо-Юмбо. Рассчитывали на выгодное маргинальное соглашение. И тут появляется траханный борец с чудовищами, мать его раз так.
- Погоди, Волурад. И не вставляй своего мнения поперёк моего, - скалил кривые зубы Фолькекс. - Не то вола тебе приведём, чтоб порадовался.
А придворные, приставленные, видимо, чтоб смеяться над сомнительными шутками короля, вновь хором заржали.
Король поднялся с нужника. Некоторое время ушло на подтирание августейшей задницы и надевание августейших штанов. Придворные справлялись с профессиональной расторопностью. Кто из них успел занять королевское ещё теплое местечко, Геральт не заметил.
Дворцовый морг располагался тут же, в соседнем подвале, куда и положили покойницу в саване, с биркой на большом пальце левой ноги. На стол, меж бочек с солёными огурцами. Король откинул с головы саван и поманил Геральта пальцем.
- А теперь говори, ты ли был причиной смерти моей ласточки, того, что она, во цвету своих лет, не дожив положенного века, покинула эту землю? Чтоб я смог, как полагается безутешному отцу, покарать тебя. Четвертовать и повесить, колесовать и расстрелять, а паршивые останки твои выбросить на съедение зверям и птицам? Ну, что скажешь, ведьмак?
Геральт обомлел, потому что перед ним лежала красавица. Казалось, она не умерла вовсе, а заснула, как в той пошлой сказке. Яркие рыжие волосы и белое личико, большие, укрытые ресницами глаза, милые черты, - кошмар, не дающий спать. Это была та самая упырица, от которой ведьмак ушёл едва живой.
- Я, - сглотнув, коротко ответил Геральт королю.
Тот молча запахнул саван.
- Молодец, не испугался, за это уважаю, - наконец, сказал ведьмаку. - Тогда есть шанс, и у тебя, и у неё.
- А как же колесовать и расстрелять, повесить и четвертовать? Я уже начал думать, кому завещаю авторские права на своё имя.
- Выполнишь всё, как надо, получишь три тысячи червонцев. И ещё дочурку в придачу, зятем моим станешь.
- Спасибо, но я не некрофил какой, чтоб на покойницах жениться.
- А ты привередливый, может тебе ангела подать? Принцесс не выбирают, бери, какую дают. Пошли, Волурад расскажет тебе в чём дело, а Острик и Вазелин дополнят.
Геральта отвели обратно в королевский нужник, но цепей не сняли. Но они не помеха настоящему ведьмаку штаны снять. Потом он решил бежать отсюда, лишь представится возможность, и никаких червонцев ему не надо, даже миллиона.
- Значит так было дело, - начал Волурад. - Принцесса наша, конечно, дочурка Фолькекса, но ещё внучка и внучатая племянница, потому что король заделал её со своей дочерью, которую в свою очередь с сестрой. И ещё в придачу - какая-то дальняя родственница, тут уж можно совсем запутаться. Поскольку папаша Фолькекса, король Альдебатон нагулял свою дочь с матерью. В общем, понимаешь, ведьмак, что от такого дикого кровосмешения ничего хорошего народиться не могло. Только уродливый выродок, упыристый упырь, таких упырей ещё поискать надо.
- Значит, - начал смекать Геральт. - Я вам оказал услугу, что принцессу поленом убил.
- Эх, если б её так просто было убить, её б давно убили. Некоторые вон, не чета тебе, предлагали отрубить ей голову заступом, вбить расколотые колья в разные части тела, спалить и пепел развеять над Выслой. Только бесполезно всё, день, может два - и принцесса вновь целёхонька, как прежде, только кровожаднее становится.
- Весь город запугала, - подхватил придворный Острик Бонмотист. - Раньше, как жили - казино на каждом углу, бары-дискотеки, всё светится. А теперь по ночам никто из дома и шагу не делает, сидят за толстыми стенами и дрожат. Нас из-за этой упырихи в Евросоюз не принимают - не можем обеспечить право человека на отдых.
- Что город? - повздыхал в свою очередь Вазелин. - Пригород она тоже весь извела, и Миргород заодно. Не деревни рядом, а окружённые частоколом твердыни, что ни хутор - то неприступная крепость. А продразверстку как собирать?
- Но есть способ от упырихи избавиться, - сказал Волурад. - Достаточно только три ночи над ней заупокойное чтиво читать, и всё до третьих петухов. Мы уже и церковь нашли подходящую, тройными стенами её обложили, железную дверь железом покрыли, чтоб не выскочила.
- Да желающих чтецов не находилось, - догадался Геральт.
- Почему? Все священники шли в добровольно-принудительном порядке, согласно очереди. Только вот незадача, ни один из них даже первой ночи не пересидел, из кого котлету сделали, кому кишки по всей церкви развешали, остальных разодрали, обглодали, погрызли, выпотрошили. Папа Рымский нас даже от церкви отлучил за такую массовую расправу над священниками, а ведь он наш земляк.
- А король в ответ сказал: "Пусть только на родину приедет, я его самого в этой церкви закрою, тогда посмотрим, какой он представитель бога на земле", - засмеялся Острик.
- Что-то я не понимаю, - сказал Геральт. - А вы её в этой церкви навсегда закрыть не пробовали, чтоб упырица от голода в летаргию на тысячу лет впала?
Переглянулись придворные.
- Нет, - сказал Волурад. - Но это теперь это важнецки не важно, потому что мы нашли нового желающего - тебя.
- Ну ж нет, мы так не договаривались. Вы как хотите, а я не желаю. За три тысячи червонцев найдите другого смелого.
- Сам не пойдёшь, тогда сначала Вазелин тобой без вазелина попользуется, потом Острик что-нибудь остренькое засунет. Я, как с волом, с тобой порадуюсь. И для короля чего-нибудь оставим, он не только на родственниц падок. Сейчас полдень, мы пока принцессу в церковь отнесём, а ты можешь по округе покружить, или медитацией займись, новый приём кун-фу выучи. Только бежать не советую, дороги для пешеходов у нас плохие, не ровен час под колёса попадёшь.
Было по-весеннему тепло в городе, день неутомимо клонился к закату, насылая на жителей лень и дремоту. Выршава в те времена ещё не стала столицей могучей Речи Замполита. Мелкое королевство Мазовия было независимым лишь номинально, подчиняясь попеременно то Крыкову, то Новоградку, которыми, с трудом держась одной задницей на двух тронах, правил Кизимир, король Пальши и одновременно великий князь Литвинский. Поэтому и неудивительно, что Выршава скорее напоминала большую деревню, даже во дворце - избе с высоким фронтоном, на полу вместо современных паркета или линолеума лежала гнилая солома, а в окна были вставлены бычьи пузыри вместо стеклопакетов. Пара улочек, и начинались нетронутые ещё пахотой поля, да позеленевшие изумрудом луга, за которыми широкой полосой темнела Высла.
- Ах, лепота! - расчувствовался неожиданно ведьмак, пригревшийся под ярким солнышком. - Вот бы остаться здесь навсегда, найти себе бабу или даже двух. Ночью утопцев у реки резать, на местном кладбище гулей гонять, да и полудениц и полуночниц в этих полях, думаю, не мало. Там же полно балиссы, чемерицы и вороньих глаз. Ингредиенты можно продавать алхимику, а лучше выгнать из низ водки.
Геральт прекратил предаваться бессмысленным мечтаниям, видимо, предназначение у него такое - быть постоянно в пути, постоянно от кого-то удирать. И в первую очередь от того, кто находится на втором острие, от смерти. Скорбная процессия тянулась в сторону маленькой, заброшенной церквушки, что стояла чуть в отдалении, на пригорке.
"Пора", - решил Геральт и ступил на заросшую тропинку, что вела к реке.
- Напрасно ты, милсдарь ведьмак, бежать хочешь, - появившийся неизвестно как Волурад положил ему руку на плечо. - Сказано тебе - по городу гуляй, а за околицу - ни шагу.
Больше Геральт в тот вечер не пытался. Пользуясь королевской вседозволенностью, заявился в "Старое Исподнее" и рубился там в кости на интерес, съел с бадью и выпил с ведро. А уже после, в другой корчме "У Полярной Лисицы" повздорил с троими, хорошо вовремя прибежали люди Волурада, собственно, чтобы отвести Геральта в церковь, полночь близилась. По дороге ведьмак помочился на памятник Йозефу Пилсудскому - всегда его не любил.
Постепенно, по мере приближения к злополучной церквушке, хмель выветривался, оставляя лишь тупую головную боль, да дрожь в конечностях. Может, тому способствовал холодный ветер со стороны реки.
- Плохая ночь, - говорил Волурад. - Дикий Гон рядом.
Призрачные всадники, что низко мчатся по небу, мечтая схватить, увлечь за собой, с ними ведьмы в ступах и на мётлах, черти рогатые и хвостатые, а во главе - сам Король Охоты. Горе тому, кто повстречает это смертельное безумие на пути. Геральт всегда думал, что Дикий Гон - всего лишь предрассудки суеверной толпы. Но теперь, ведомый к старой церкви, способен был поверить во что угодно, даже в бога. И позже, оставшись в одиночестве и взирая на мрачный иконостас, где неизвестные святые напоминали скорее святотатцев. Особенно один носатый с прилизанными волосами.
Мёртвая покоилась в тёмном гробу, а неподалёку возвышался пюпитр с такой пыльной книгой, к которой не хотелось даже прикасаться. Ясно, что годами никто здесь ничего не читал. Геральт вытер рукавом пыль и всмотрелся в незнакомые руны.
- Хоть бы Дарью Донцову оставили, - проворчал он.
Долго не раздумывая, смахнул книгу на пол, а на освободившееся место поставил небольшой окованный сундучок. Открыл его, в небольших углублениях, укутанные сухой травой, лежали флакончики из тёмного стекла. Неприкосновенный запас, некоторые Геральт сварил сегодня, например, сорокоградусное зелье кошачьего глаза, позволяющее без проблем видеть в темноте. Поежившись, ведьмак его выпил и, крякнув, занюхал подмышку. Церковь освещалась плохо, лишь середина и иконостас. Теперь Геральт мог разглядеть пылинку в темном углу, и там же увидел большущую связку свечей.
- Ну не дурак ли? - спросил сам себя, в тишине церкви, где ни мышь не бежала, ни сверчок не трещал, ему нужно было слышать хоть какие-то звуки, пусть даже собственный голос.
Настало время обратить внимание на покойницу. Геральт подошёл ближе и с опаской положил руку на сонную артерию. Сердце мёртвой девушки не билось, хотя она выглядела, как живой.
- Явный жмурик, - сказал ведьмак красавице. - И что эти болваны мне наплели?
Но ему даже лучше, получит три тысячи червонцев на халяву. Неожиданно Геральту показалось, что покойница пошевелилась. Теперь она широко раскрытыми, совершенно чёрными глазами, глядела, не отрываясь, на ведьмака. Он не помнил, были у неё закрыты глаза или открыты.
- Чур меня, чур! - применил Геральт ведьмачий знак Чур.
Обозлённая, бывшая покойница села в саркофаге. Когти чуть удлинились, но больше она ничем не напоминала ту упырицу, что пришлось забить поленом, как взбесившуюся собаку. Если бы не нечеловеческие глаза, её можно было принять за обычную молодку, вставшую ночью по нужде. Рыжие волосы лежали ровными рядами, ни одна прядь не спуталась, не торчала в сторону.
Геральт опомнился и побежал в сторону закрытой двери, сначала он бессмысленно в неё барабанил, требовал открыть и выпустить его. После кинулся к сундучку, мёртвая медленно выползала из саркофага, сначала одной ногой, потом другой. Ведьмак споткнулся об книгу и врезался в пюпитр. Сундучок свалился на пол со стекольным звоном, не было времени проверять, какой из спасительных эликсиров уцелел. Упырица приближалась, нелепо двигая поломанными ещё с прошлого раза ногами. Выставив когти, она зряче шла на Геральта. Тот отпрыгнул, закружившись, как настоящий запорожский казак, сбивая с толку, он трижды менял направление. Но долго так продолжаться не могло, мёртвая почти достала его, царапнув когтями куртку. Ведьмак открестился - знак швырнул противницу, но та быстро поднялась, и, чувствуя сопротивление, шла, с трудом, медленно, шаг за шагом, но всё-таки шла.
Геральт прекратил поминать отца-сына и святого духа, и движения упырицы ускорились - насилу успел отскочить в сторону. Она врезалась в стену возле иконостаса и сверху ей на голову упал портрет того носатого, упырица разодрала его руками.
Животворящим Крестом её не взять, нужно придумать что-нибудь другое. Геральт круговыми движениями вывел знак Огненного Циркуля, уже чувствуя, как в церкви запахло тленом - пол под ногами горел и дымился, очерчивая пылающую линию. В круг кроме Геральта попала лишь книга и пюпитр, разбитый сундучок остался лежать в стороне. Ведьмак старался не дышать, он не верил, что знак сработает. Упырица медленно обошла Геральта по касательной. Теперь она шарила впереди руками, будто слепая. Облик её изменился, тому поспособствовал горящий по кругу огонь, руки удлинились, когти загнулись, лязгали огромные зубы.
Геральт принялся читать вслух книгу, больше чтобы отвлечься и не смотреть на жаждущую крови упырицу. Когда раздался петушиный крик, она вновь залезла в гроб, его крышка сама собой захлопнулась. Ободрённый, Геральт захлопнул книгу. Он всё ещё мелко трясся, когда на рассвете открыли дверь церкви.
К обеду настроение Геральта улучшилось. Он отлично выспался в постели грудастой кухарки, после был напоен квартой горилки и накормлен горой галушек. К произошедшему ночью стал относиться, как к кошмару, случившемуся второй раз подряд - неприятно, но не мешает радоваться жизни. А радоваться было чему, к вечеру ведьмак успел побывать в постели многих женщин, чьи мужья были заняты дневными заботами. И лишь одна незамужняя ещё молодица выперла его взашей, не забыв угостить лопатой по горбу. Но ведьмак не унывал и не настаивал - не даёте, найдём ту, что даст. Может, ночное приключение сказывалось, но Геральт почувствовал такое стремление жить, будто Король Дикой Охоты наступал ему на пятки.
Он не видел Фолькекса, но Волурад, Острик и Вазелин любопытствовали - что, да как. Геральт только рукой махал: чудеса, мол, в решете. К вечеру вся Выршава тешилась национальной забавой, повсеместно любимой по всему бассейну Днипро, Дёна, Выслы и Даная. Две команды, соревнуясь, пытались затолкать ногами бычий пузырь в огороженные столбами ворота. Напрасно Геральт старался отвлечься, с неистовством болея за свою команду, неясная, упрятанная в дебри мысль, волком выла в его голове, вызывая беспокойство и тревогу, усиливающиеся по мере того, как новые звёзды зажигались на небе.
- Идём, ведьмак, - сказал, наконец, Волурад. - Пора приниматься за работу.
И ведьмак обречённо поплёлся под конвоем к старой церкви. Уже внутри он некоторое время слышал далёкие вопли фанатов победившей команды. Но они скоро стихли, оставив Геральта наедине с тишиной.
- Так-так, - сказал Геральт покойнице, лежащей так мирно, словно не скакала она прошлой ночью кровожадной упырицей. - Теперь я знаю, что от тебя ожидать, и на этот раз буду готов, верь мне.
Он попытался, чтобы его бесцветный голос звучал, как можно зловеще, но не получилось, в концовке ведьмак перешёл почти на визг. Чтобы успокоить себя, Геральт освободил от онуч посеребренный меч и поднял его повыше над головой, любуясь блеском. Эффект портило то, что серебра осталось на нём мало, не толще пальца от режущей кромки, да и то не по всей длине, а промежутками.
- Я думаю, после того, что между нами было, не стоит разводить церемонии, - с обнажённым мечом Геральт смело ступил к саркофагу.
Упырица не двигалась, казалось, не замечала нависшей угрозы, что направила своё острие в маленькую, но красиво очерченную, чуть острую девичью грудь. Геральт опускал меч со всех сил, намереваясь пропороть упырицу насквозь, вместе с саркофагом пригвоздить к полу. И не поверил тому, что произошло. Он промахнулся, с трудом устояв на ногах, словно колол воздух. Саркофаг стоял чуть дальше, будто подвинулся во время удара.
- Врёшь, не уйдёшь! - скрипнул Геральт зубами и ударил на этот раз боковым с полуоборота.
Он гонялся за летающим саркофагом, выписывающим зигзаги, по всей церкви, а когда запыхался, заметил взгляд, полный ослепляющей ненависти. Упырица спрыгнула сверху, с саркофага, ведьмаку на спину. Они сплелись и катались по полу, потом отпрянули. Упырица выла, как раненная волчица, её всё-таки зацепило посеребренным мечом.
- Ага, не нравится! - обрадовался Геральт.
Но это была последняя удача ведьмака, следующим движением упырица выбила меч из его рук, ненадёжное железо разлетелось на несколько ошмётков. Геральта вновь спас Огненный Круг, этот знак он держал про запас, как крайнее средство. Дрожа, ведьмак наблюдал за медленно приближающейся упырицей. В самом круге она остановилась, пламя постепенно меняло её облик, придавая массивность членам, остроту зубами и длину когтям. Опомнившись, Геральт читал заклинания из книги, совершенно не понимая их смысла. Упырица в свою очередь что-то продекларировала. Не долго они соревновались в дикции, чудовище его перекричало, и, видимо, призвало помощь. Хлопали ставни и решётки окон, в дверь будто ломились тараном, вокруг церкви что-то летало, сотрясая ночь крыльями и жутко завывая. Геральт читал и читал, не слыша даже петушиного крика. И продолжал читать, даже когда у него отобрали книгу. Читал, когда его выводили из церкви и вели в город. Даже на кухне продолжал читать, пока кто-то из челяди не додумался сунуть ему в руку чарку.
- Какой только чертовщины на свете не бывает, - проговорил Геральт, после того, как осушил всё до капли.
Вокруг него собрался весь двор, никто не говорил ни слова, ведьмак выглядел так, словно сам стал трупом.
- Геральт, а что с твоими волосами? - спросила одна из женщин.
- А что с моими волосами?
- У тебя были другие волосы.
Геральт бросился к маленькому зеркальцу, вернее, треугольному осколку, что висел на стене возле умывальника. И отшатнулся от своего отражения. Он и раньше выглядел не очень, а теперь... Волосы ведьмака стали полностью белыми, будто разом потеряли некий важный пигмент. Не русыми, как косы некоторых красавиц, скорее седыми, но не синеватыми или серыми, а напоминали бороду древнего старца. Осталось только выдёргивать волос и загадывать желания.
- Всё, с меня хватит, - сказал себе Геральт. - Иду к королю, пусть освобождает меня от этой повинности.
Стража с алебардами, в жабо, совсем по-западному одетая, долго его пускать не хотела. Но ведьмак так рвался к королю, что одному стражнику фингал под глаз поставил, а второго за нос укусил.
- Ты чего буянишь? - спросил его король. - Или давно плети не пробовал? Так это я тебе мигом устрою, достаточно мне в ладоши хлопнуть.
Уже и руки поднял, приготовившись.
- Хоть бей меня, хоть режь, а в церковь я больше не пойду, и ничего там читать не буду. Сами со своей упырицей хоть целуйтесь, хоть трахайтесь.
- Думай, о чём говоришь, я и так её с дочуркой заделал, а ту с сестрицей. Как бы ещё чего страшнейшего не народилось. А так я, конечно, бы трахнул. И вообще, что это на тебя нашло. Две ночи отсидел и на попятную? Ночь осталась, а там богатство, почёт и уважение. Национальным героем сделаю и памятник рядом с Пилсудским поставлю. А хочешь, в лики святых запишу? Папа Рымский ведь земляк наш, я ему словечко замолвлю и...
- Что хочешь делай, а в церковь я больше не пойду.
- Ах, не желаешь! Третий день тут живёт за мой счёт, ест-пьёт, девок портит. А как до дела доходит, этот альфонс становится в третью позицию, как Киса Воробьянинов. Вот что, мы тебя силой в эту церковь затолкаем, да ещё так всыплем, мама родная не узнает. А теперь вон пошёл, аудиенция окончена.
С королем шутки лучше не шутить, решил Геральт, твёрдо намереваясь бежать сегодня же, во чтобы то ни стало. Он ждал только сиесты, что именуется у местных тихим послеобеденным часом. А когда Острик с Вазелином захрапели, и даже Волурад - этот пёс-цербер глаза смежил, дал дёру. В кусты, сквозь бурьян и тернии к свободе, по заброшенному вишнёвому саду, скорее напоминающему дремучий лес. Пора было уже давно всё это выкорчевать, и участки дачникам по десять соток раздать. Изорвался Геральт, исцарапался, запыхался, как лошадь, свалился на берегу ручья мордой в воду и долго пил, набираясь сил.
- Петляешь, как заяц, - сказал ему Волурад. - Как глупый заяц. Нет, чтоб от конюшни по тракту бежать, как спринтер, так всё по кустам. А если б в болото засосало?
Геральт на карачках прикидывал шансы. Свои и трёх арбалетных болтов. Вот если б меч прошлой ночью не поломался, ведьмак бы как вскочил, как выхватил, да и отбил все. Но не факт, что три сразу. Поэтому Геральт устало вздохнул и позволил отвести себя обратно на королевский двор. Больше глаз с него не спускали.
"Эх, устрою мальчишник, - решил Геральт. - Прощальную вечеринку для друзей".
Вазелина, ведающему королевскими винными погребами, на бочонок браги раскололи, закусь сообразили, даже музыкантов позвали, только те раньше них напились. Что ж, гопака можно выплясывать и без музыки. А также мазурку, фокстрот и польку. Партнёршами Геральта попеременно были то Острик, то Вазелин. Лишь Волурад в веселье участия не принимал, сидел на завалинке, да люльку потягивал.
"Молодец же этот Геральт, умеет отдыхать", - хвалили все ведьмака.
Так быстро время и пролетело, а там и полночь не за горами, когда всё золочённые кареты превращаются в тыквы.
До церкви дошли в полном молчании, слушая далёкий вой волков, да злое отбрехивание местных собак. Геральт поначалу попытался раскрутить провожатых на прощальную боевую песню, и даже прокричал, фальшивя, пару куплетов, но его никто не поддержал. Опомнился и протрезвел он лишь в полутёмной запущенной церкви, закрытый на засов и всеми брошенный.
- А кто сказал, что мне страшно? - спросил Геральт. - Настоящие ведьмаки вообще ничего не боятся, тем более упыриц, с которыми борются.
Да бороться было нечем, и порох в пороховницах закончился, и снадобья в сундучке, и меч посеребренный подвёл.
- Ничего-ничего, - утешал себя Геральт, выводя огненный круг. - Нам бы только ночь простоять, а там тварь и сама издохнет, если верить молве.
Откашлявшись, Геральт принялся читать заклинания из книги. Все они были какими-то глупыми. Одно позволяло избавиться от тараканов в доме и голове, второе помогало бабе при родах, третье защищало от бедности и так далее. Геральт дошёл до удачи в приобретении недвижимости, когда крышка гроба с грохотом открылось. Упырица выскочила так резво, словно ей надоело слушать весь этот бред.
- ...избавь нас от лукавого! - прочитал Геральт заклинание, позволяющее избавиться от неприятного запаха изо рта.
Упырица ходила по церкви, сужая круги вокруг круга Геральта, словно акула-людоед возле жертвы. С грохотом рухнувшей крышки сундука лязгала зубами, а когтями скребла по полу, оставляя глубокие царапины-борозды. Она была страшна, тогда в темноте в поле, Геральт не мог составить точного фоторобота. Посиневшая, словно умершая неделю назад, большая голова на короткой шее, огромный рот, как у гиппопотама, маленький мозг, путанная рыжая шерсть, акульи зубы, походка на четырёх лапах, как у саблезубого тигра. То ещё зрелище.
- ...и не введи нас во искушение! - это заклинание увеличивало мужнюю силу, только Геральту сейчас и не хватало для полного счастья с упырицей напоследок трахнуться.
Тварь бешено закричала, перебивая ведьмака, потом засвистела и захрипела, осталось только закашлять и высморкаться. Посторонний шум нарастал, казалось, порывом ветра сдует хлипкую церковь. Иконы неизвестных святых посыпались со стен, как желуди по осени. Хлопали раскрывшиеся ставни, в них залетали невиданные твари, пёсьеголовые, рыбоглазые и осьминогие. Они устроили под потолком бешенную пляску, не приближаясь однако к цилиндру, что образовывал круг Геральта. Дверь выбили тупой головой одного из монстров и всей ордой ворвались в церковь. Призраки в саванах, подземные гномики и гоблики, жмурики и трупики, человечьи скелеты и конские, водяные, грязевые, болотные. Вообще вся нечисть, какая б только могла встретиться в западных и восточных преданиях. Дикий Гон в полном составе, не хватает только одного, Короля Охоты.
- Приведите Вия! - закричала упырица.
И он появился, столетний гриб-боровик. Как межевой камень, огромный и широкий, поросший омелой и мхом. Спал на ходу, ведомый под руки, похожие на стволы деревьев. Мохнатые веки свисали до самого пола.
- Дорогие россияне, - пробубнил Вий, когда его ткнули в бок. - Я устал, я ухожу...
- Веки, поднимите ему веки! - подсказала упырица, когда Короля Охоты подвели к Геральту.
Хотел ведьмак отвернуться, зажмуриться, да не смог, так и остался стоять, парализованный. Взгляд огромных волчьих глаз упёрся ему в переносицу.
- Он здесь, - сказал Вий. - Так подавите же его!
На ведьмака бросились всем скопом, кагалом, не помогли ему вольты и пируэты, кун-фу и джиу-джитсу. В самый разгар расправы раздался издевательский петушиный крик. Наглая птица словно смеялась над Диким Гоном, ещё бы, ведь это был второй её крик. Первый в суматохе прослышали "охотники". Бросились они из церкви во все копыта, кто в окна, кто в дверь, кто через стреху или подкопом. Да так и не успели, все остались там лежать, как есть.
Волурад и его команда как увидели всю эту чертовщину, бежали со всех ног. Намного позже, уже всем городом обложили церковь соломой и хворостом, да пустили очистительного Красного Петуха. Развалины снесли, место распахали и репу посеяли. Выросла она хорошей, сочной, да вот беда - ни одна скотина её есть не хотела. С тех пор холм пустовал, порос крапивой и сорной травой, люди, плюясь, стороной обходили, а матери детишек лупцевали, если они там игры свои задумывали.
Лишь зимой, в Каэр-Морхене, смогли ведьмаки помянуть Геральта.
- Говорят, сгинул Геральт, - сказал обычно немногословный Эскель.
- Да, догнало его предназначение и поимело, - отозвался Кристофер. - А знатный ведь ведьмак был.
- Это был мой лучший ученик, - пустил слезу старик Весемир. - А знаете, почему он сгинул? Потому что плохо тренировался. Поэтому с завтрашнего дня все на Козлодёрню, так отдеру вас, так отпердолю, друг друга не узнаете... Тебя, кстати, уже сегодня.
Последнее было сказано известной нимфоманке Трис Меригольд, как-то пронюхавшей дорогу в ведьмачий Каэр-Морхен, что всю осень облизывалась, предвкушая зиму, полную оргий и оргазмов.