Аннотация: Перевод романа китайской писательницы Лэ Сяоми (乐小米 / Le Xiao Mi). Оригинальное название - 凉生,我们可不可以不忧伤.
Пролог 3 книги. Табу.
В первый день после выхода из больницы проснулся среди ночи. Снова приснился дед. Приснилось, как мы расставались тем летом.
Дед говорил: "Вы навлечёте позор на всю семью.
В 17 лет кровь горяча. Я могу закрыть глаза на то, что это против воли Небес, но не хотел бы видеть, как девочку полжизни осуждают".
И вот в результате тем летом я оставил тебя.
Под предлогом потери памяти исчез из вида.
Промелькнули 5 лет.
Есть любовь - табу.
С самого начала это сразу понятно.
Сожалею, так много лет сдерживал себя. Не встречаться, не видеться. Но я не мог контролировать своё сердце, чтобы не скучать, не вспоминать.
В тот момент, когда очнулся в больничной палате, вероятно, выкрикнул твоё имя.
В результате, готовый разразиться по малейшему поводу скандал Вэйян, её слёзы. В итоге, Вэйян сложила копья... Сказала: "Давай, поженимся".
Плача, она говорила: "Ты можешь не любить меня. Я позволю тебе всю жизнь носить её в сердце. Мы поженимся! Это для Цзян Шэн и Тянью самая лучшая поддержка!"
Оказывается, эту проблему, что я люблю тебя, не надо избегать, а нужно поддерживать.
Ха-ха, такой дремучий анекдот.
Вэйян, обливаясь слезами, спросила меня: "Лян Шэн, подумай, Цзян Шэн носит плоть и кровь Тянью. Ты так жесток, что оставишь ребёнка без отца?"
В тот момент нож вонзился в сердце. Впрочем, это лишь ощущение.
Я должен любить этого ребёнка, я его дядя. Но я хочу любить этого ребёнка, называясь отцом... Или я до такой степени ревную его родного отца. Он забрал из моей жизни человека, который составляет эту жизнь.
Однако я не могу себе позволить эти переживания...
Как мужчина, я волен любить любую женщину в этом мире.
Но как старший брат... Истина, моральные качества, закон, долг, то, чему обучен с детства... Из-за всего этого, даже когда немного скучаю по тебе, возникает огромное чувство вины. Мне кажется, что я подобен напыщенному лицемеру. На вид "лёгкие облака и ветерок", а внутри ужасно гадкий и грязный. Это днями и ночами не даёт мне покоя...
За окном сильный ветер, в спальне колышутся шторы, будто при прощании человек машет рукавом.
История болезни со стола спорхнула на пол, заключение врача гласит: "Ошибочный диагноз..."
Холод ночи, морозное небо. Странная атмосфера нависает надо мной со всех сторон. Это своего рода присущая мужчинам настороженность. Мне постоянно кажется, что за подобной странной атмосферой скрывается что-то неправильное...
Поднялся, закрыл окно.
На безымянном пальце небольшая царапина, как красная нитка, злобно кокетливая.
Жаль, что в этой жизни у меня нет возможности стать тем, кто принесёт тебе спокойствие. Поэтому я всю жизнь буду про себя повторять в своём сердце "спокойной ночи".
Спокойной ночи, моя девочка.
Спокойной ночи.
Как, оказывается, трудно ночами сохранять спокойствие.
Первый раздел: Старые времена.
Правда, чем более безжалостен, тем сильнее боль?
Так больно, что забуду тебя, забуду любовь.
Часть 1. Вместо "Шпильки феникс"*.
...Дождь в сумерках наполняет цветы...*
(* - очень условный перевод строки из поэмы "Шпилька Феникс" Phoenix Hairpin. Влюблённые двоюродные брат и сестра пишут друг другу письма в стихах)
Пролог. Жизнь как сон.
(1) До старости.
И вот через много лет он стоял во дворе рядом с пересаженной юйюбой, смотрел на вырезанные на ветках уже расплывшиеся иероглифы, будто через щель времени снова вернулся во времена юности.
Перед глазами неясный силуэт маленькой девочки, в уголках глаз слёзы, губы растянуты в улыбке.
Тихонько погладил дерево, словно сквозь годы и месяцы коснулся её, утёр слёзы, потом взял за руку и повёл домой.
Вот так, маленький мальчик с маленькой девочкой.
Всю жизнь, не расставаясь.
Но время неумолимо. Миг расцвета наступил и прошёл, никто в силах удержать.
Улыбка застыла в уголках губ, изнутри нахлынула печаль. Надрез за надрезом вывел десять иероглифов, плотно закрывшие предыдущую надпись. Хаотично и расплывчато.
Надрез за надрезом, словно надсекая своё сердце. Укол, проникающий до мозга костей...
Укол, проникающий до мозга костей - разделённые сердца в печали до старости.
Будто обжегшись, медленно прикрыл глаза.
Воздух, похоже, наполнен дождём.
Не слезами.
(2) Вэйцзяпин.
Рассвет в Вэйцзяпине. Будто пропитанные соком фрукты. Прохладный, мягкий. Аромат родных мест, запах мамы.
Первый солнечный луч, маня тёплой рукой, прыгнул в пыльное окошко, легонько коснувшись моего лица. Я очнулась после долгого сна. Когда открыла глаза, он спокойно спал рядом. Густые, чёрные, будто тушь, длинные ресницы, так же как и много лет назад в детстве.
Та же старая комната, та же кровать.
Когда он был маленьким, ему нравилось засыпать на боку, зарывшись темноволосой головой в подушку, как младенец. Длинные ресницы, будто лебеди прилегли отдохнуть на его глазах, крылья носа слегка трепетали в такт дыханию, кожа белая как мука.
Я медленно закрыла глаза.
Казалось, мы никогда за эти более чем десять лет не покидали Вэйцзяпин.
Казалось, Бэй Сяоу в любой момент перекинет свои прекрасные кожаные шлёпанцы через наш забор и крикнет: "Лян Шэн, Цзян Шэн. Свинтусы, пошли в школу".
Во дворе раздастся скрип колодца под старыми руками матушки. Будто она ещё во здравии. День в тяжких трудах только начинается. Её маленькая дочка, как жаворонок, выпорхнет перед ней, крикнет: "Мама, дай я!" Но в итоге ведро окажется в руках её старшего брата...
Я знала, ничего этого не произойдёт, такое возможно только в моих снах. Единственное счастье, он рядом со мной.
Да. Он здесь.
Не знаю, от счастья или переживаний, слёзы медленно и безостановочно текли из глаз.
Тихонько положив голову ему на плечо, скрестила руки, прижала их к груди. Похоже на позу младенца. Слышала, такая поза во сне говорит об отсутствии чувства безопасности, стремлении к теплу и спокойствию.
(3) Всю жизнь.
В этот момент я не была готова к подобной близости. Твёрдые сочувствующие губы высушили мои горячие слёзы в уголках глаз.
Я взвизгнула, в панике открыла глаза. Он проснулся. Лицо прямо перед моими глазами, не далее чем в десяти сантиметрах. Прекрасные черты, как резной нефрит. Теплое, лишающее спокойствия дыхание. Наклонился. Внимательный, заботливый взгляд. Спросил: "Что случилось?"
Поцелуй, которого я не ожидала в тот момент. Мгновенно почувствовала, будто в сердце неуклюже проскакали тысячи молодых оленей. Отвела взгляд, не зная, куда деваться.
Изо всех сил пыталась успокоить дыхание. В голове каша, охватывала неловкость. Всё ещё не зная как поступить, произнесла: "Я не ожидала... так быстро..."
Сперва он замер, вдруг поняв, о чём я. А дальше не смог удержаться от смеха. В его взгляде обнаружились свойственные мужчинам подтрунивание и двусмысленность, вкупе с легкой безнадёжностью. Такого рода выражение я видела у него первый раз. Оно заставило моё сердце забиться сильнее и ещё больше смутиться.
С абсолютно невинным видом посмотрел на меня, показал пальцем на сидящего между нами Сянгу.
Сянгу тоже наблюдал за мной честным взглядом. Маленьким язычком облизнул лапку и мяукнул, выражая мне тем самым протест, мол, твои слёзы так себе на вкус.
Осознав, что неправильно поняла ситуацию, я тут же покраснела как варёный рак, почувствовала, что уронила своё доброе имя. Сразу захотелось умереть. Сожалела, что меня не поразил удар грома. Дайте мне мышиную нору, чтобы похоронить себя в ней, покончив с этой жизнью.
Он по-прежнему лишь улыбался. Нежная улыбка как дикие весенние цветы, заполнившие горы и долины, невольно заслоняющие всё небо и землю.
Возможно, не желая меня смущать, больше не стал подшучивать надо мной.
Встал с кровати, умылся, принёс мне воды из колодца.
Я на кровати дёрнула Сянгу за хвост и принялась ругать: "Гадский Сянгу! Слизываешь тут слёзы с моего лица! Оставь мои щёки в покое, вонючий котяра!"
Он улыбнулся, налил в таз тёплой воды, вручил мне чашку и зубную щётку.
Я в ответ тоже неловко улыбнулась, взяла чашку, начала чистить зубы. При этом в наказание зажала ногами Сянгу, не давая ему двинуться. Где-то минуты через три он вернулся из большой комнаты, похлопал меня по плечу: "Эй".
"А?" С полным ртом воды я повернула голову и посмотрела на него.
Аккуратно, будто обсуждая академический вопрос, он спросил: "Ты... хотела бы, чтобы это был я?"
Фррр! Вода из моего рта вся выплеснулась на него.
Он невозмутимо стер с лица капли с зубной пастой, сказал: "Не похоже. Не мучь Сянгу. Он всего лишь кот".
Покончив с умыванием, вышла во двор. Вдруг оказалось, что небо Вэйцзяпина такое волнующее.
Двор уже пришёл в запустение. Разросшиеся сорняки, стены оплетены плющом, слабым, но упорным. Среди изумрудной зелени пробиваются белые цветочки, мелкие и стойкие.
Дует лёгкий ветерок, насвистывая долгие одинокие песенки. Дым из трубы, колышась, поднимается к облакам, чтобы составить им компанию. Дети плачут, мать зовёт обедать, родной голос... Вот оно тепло, руку протяни и коснёшься, хоть и полузаброшенное, но такое отчётливое.
Обернулась, он за моей спиной. Белую рубашку раздувает ветер, делая его нереальным, как небо. Слегка улыбнулся и позвал: "Пошли есть".
На печи мирно возвышаются три чашки. Две большие для нас с ним, одна маленькая для Сянгу.
Сянгу обвился вокруг своей миски. Копается в еде, вынашивает недобрые планы, поглядывая на наши чашки. Взгляд скорбный и туманный.
Он сказал: "Прошлым вечером вернулись второпях, не подготовился. Ешь пока лапшу".
Потом взял две пиалы и развернулся в сторону двора.
У меня в носу защипало. Варёная лапша - воспоминание, сопровождающее меня всю жизнь. Оно заставило меня отказаться от счастья, до которого было рукой подать, от мужчины, который так сильно любил меня, вплоть до того, что не пожалел и целого мира для соперника. Сколь же велика должна быть сила притяжения, магия волшебных чар!
Я посмотрела на его силуэт и вдруг быстро шагнула вперёд, схватила за край одежды, сжала и тихо сказала: "Я бы хотела, так есть всю жизнь".
Он не повернулся, но я знала, складка меж его бровей разгладилась, чарующе и трогательно. Наклонил голову, посмотрел на лапшу на столе, тихо произнёс: "Тогда я буду готовить всю жизнь".
Всю жизнь.
Ах...
Всю жизнь.
Накануне, когда приехали в Вэйцзяпин среди ночи, город ярко сиял огнями. Мы оказались в полной изоляции. Перед лицом разгневанного деда он взял меня под защиту, решительно и твёрдо заявив: "С этого момента никто не сможет разлучить нас!"
(4) Двое.
Я тихонько приклонила голову к его спине. Лёгкий ветерок раздувает его рубашку, мои волосы. Вспомнила виденную в прошлом фразу: "Тысяча преодолений, тысяча сажень, тысяча горестей - одна жизнь, одни мир, одна пара".
Это говорилось как раз про такое.
Он повернулся, легонько сжал мои плечи, спокойно глядя на меня, слабо улыбнулся, сказал: "Всё в прошлом, не так ли? Всё будет хорошо, обещаю тебе!"
Произнеся это, замялся в нерешительности. Потом протянул руку, собираясь обнять меня, чтобы успокоить, и в этот момент, ворота вдруг распахнулись...
Соседка, что не видели много лет, тётушка Ли, в одной руке держа лук, в другой таща своего маленького внука, смеясь, вошла в ворота. Сказала: "Ах, говорила я вчера твоему дяде, в доме старика Цзяна кто-то есть. Думала, воры, оказалось, брат с сестрой вернулись! Пришли поклониться родителям? Ах, смотри, как хорош твой брат, так вырос. Когда приведёшь сноху? Ваши родители спокойно сомкнут очи в загробном мире..."
Она говорила, жуя лук. Потом повернулась, позвала сельчан за спиной. Зазывала будто к себе домой: "Быстрее заходите, дочь и сын старика Цзяна вернулись".
Тут же во двор ввалилась толпа людей, молодых и старых. Все смотрели на нас, смеялись, громко расхваливая: "В семье Цзян и дочка, и сын удались..."
Я застыла на месте. Сянгу настороженно жался у моих ног. Его рука замерла в воздухе и затем медленно опустилась...
1. Когда противник спокоен, ты должен быть ещё спокойнее.
Белая стена, чёрное кресло, его холодное лицо. Спокоен, будто умолкнувший вулкан. Солидный стол завален бумагами, которые ещё не успел разобрать. Мужчина в очках с золотой оправой держит контракт, ожидающий подписи.
Я с ненавистью смотрю на него, кулаки стиснуты, губы плотно сжаты.
Он и я. Меч обнажён, тетива натянута. Будто жестокий шторм готов в любой момент разразиться.