Когда мать увидела меня впервые, она горько расплакалась. Во всяком случае, так говорит Меган - моя старшая сестра. Ясное дело, она может привирать, ей и самой-то едва ли четыре исполнилось, когда я родился. Но, чем взрослее я становлюсь, тем больше верю в эту её историю. Если бы я знал, что дворовые будут звать меня не иначе как "белая гнида", тоже расплакался бы тогда. А матери - они такие - всё знают наперёд. У них, как там её? Интуиция. Это мне тоже Меган рассказала.
По началу-то я был Канарейкой. Я думал, что это из-за того, что красиво пою, но Джейн объяснила, это потому, что я ненормальный... В том смысле, что у меня все руки-ноги на месте, и не торчит пара проводов из пуза, как у Билли. Я умолял маму купить мне такие на день рождения, а она почему-то расплакалась. Сем - афро-американец с нестандартной фигурой, ей-ей, чуть язык не сломал пока в школе учился это выговаривать. А всё его мать, нажаловалась училке, что я говорю "чёрный" и "толстый", Сему-то было плевать, да и я, по правде сказать, не думал, что это плохо. У Джейн совсем нет отца, зато две матери - мисс Мелли и мисс Овизель, - и она говорит что брак - это "общественный пережиток", а девочки сильнее мальчиков, хотя когда бегаем наперегонки, она вечно отстаёт. В сравнении с ними, я, и вправду был, чуток не такой, но только самую малость. А потом президент Джонсон назвал "бледными гнидами" всех, вроде меня, и пошло-поехало.
- Эй, гы-гы-гнида, вылезай из подвала, я тебя вижу, - просипел Билли.
- Я не гнида, - отозвался я и тут же досадливо хлопнул себя по лбу.
Он нарочно дразнил меня, чтоб я подал голос. Какой дурак спрятался бы в подвале - там Билли в первую очередь, должно быть, устроил шухер.
- Да ладно тебе, даже Джонсон так говорит, - пропищала Джейн.
Я тоже так думал раньше, пока мать не объяснила, что это.
- Ты любишь тараканов? - спросил я девочку, выбравшись из-за мусоропровода.
- Фе-е-е, - скорчила рожу она.
- А гнида - это маленький таракан, который живёт на человеке.
- На мне не живут никакие тараканы, - недоверчиво ответила Джейн.
- Конечно, не живут, ты ведь моешься, а если бы не мылась, ей-ей, жили б.
- Гы, таракан, - хлюпнул Билли, нервно теребя проводок. - На Джейн живут тараканы.
- Дурак! - закричала Джейн. - Вы оба - дураки!
Она кинулась на нас с кулаками. Я увернулся, а Билли не повезло.
- На мне не жи-вут ни-ка-кие та-ра-ка-ны! - пыхтела Джейн, мутузя его.
Билли только гыкал в ответ. Видно, у него в голове опять что-то переклинило, так было с тех пор, как его избил отчим. Провода ему тоже тогда достались. Я попросил отца отлупасить меня, чтоб мне сделали такие же. Но он сказал, что не хорошо смеяться над Билли. А кто смеялся?
- А чё у вас тут? - спросил с вечной отдышкой Сем, которому надоело прятаться, пока другие развлекаются.
- По Джейн ползают тараканы, - ответил Билли, подымаясь с асфальта.
- Все вы ду-ра-ки!
- Джейн, девочка, ругаться некрасиво.
Я и не заметил, как к нам подошла мисс Мелли, и поспешно выпустил Джейн. Девчонка на прощанье огрела меня ладошкой.
- Джейн, - укорила её мать.
Мисс Мелли была чёрной... то есть афро-американкой с короткими мохнатыми косичками. Она была доброй и часто угощала нас конфетами. Ей-ей, не понимаю, как она могла любить эту злюку мисс Овизель, которая, легка на помине, тут же нарисовалась за спиной мисс Мелли.
- Что это белое отродье сделало с нашей девочкой, - морща свой красивый прямой нос цвета мокко, спросила она.
- Овизель, что ты говоришь? Побойся Бога, он же ещё ребёнок, - зашептала женщина.
- Маленькая гнида однажды вырастет в большую, - презрительно сказала эта индюшка, едва глянув на меня.
И она увела Джейн. Без малявки игра не заладилась, и мы пошли по домам.
Я долго собирался с мыслями, прежде чем задать этот вопрос, но когда мама присела на мою кровать, чтоб поцеловать на ночь, он вырвался как-то сам собой.
- Мам, почему мисс Овизель такая злая?
Она так задумчиво улыбнулась и, немного помолчав, ответила.
- Помнишь, когда тебе было шесть с половиной, ты утверждал, что тебе почти семь и злился, когда говорили, что тебе всего шесть?
Ещё бы! Я кивнул.
- Так вот, мисс Овизель боится, что другие заметят, что от белых в ней больше, чем от афро-американцев. А мы для неё, как памятка, что ей как бы всего шесть с половиной, а не семь.
- Она боится стать "канарейкой"?
- Кем?
- Канарейкой. Ну, отличаться от других, как певчие от обычных птиц.
- Именно.
Мама улыбнулась, ей-ей, так умела только она.
- Спокойной ночи.
А на следующий день начался суд над белым полицейским. Объявления были везде, даже на упаковках молока, но мама запретила мне смотреть. Мол, маленький ещё. Изо всех дворовых увидеть трансляцию повезло только Джейн. Да и то, когда она сказала мисс Овизель, что ей полицейский кажется хорошим, та взъерепенилась и запретила Джейн выходить на улицу целую неделю. Поболтать с ней удавалось только, когда она выбиралась на затянутую густой сеткой веранду, где мисс Мелли разводила певчих птичек. Она частенько приглашала послушать и, вообще, была помешана на них. Говорила даже, что когда вылупляется такой птенец, то загорается новая звезда. Но сколько я не смотрел на ночное небо так и не смог понять, какие новые, а какие старые, уж больно много их там. Наверное, миллионы-миллионы миллионов! Столько птиц не поместилось бы не только на веранде миссис Мелли, но и на всех верандах нашего города вместе взятых.
Один раз мне удалось всё же посмотреть на суд. Мама набирала ванну и как обычно забыла. Ух, как гудел датчик, и как быстро выбежала мама! Конечно же, ей было не до телевизора, где как раз показывали пожилого белого, с лицом Санта-Клауса. По-правде сказать, я думал он будет похож на бывшего отчима Билли, ну, того который избил его: великана с кривым носом. Да и сам суд меня жутко разочаровал. Не было там ни электростула, ни виселицы - в общем, ничего такого, ради чего стоило откручивать краны в ванной на полную. Толька толпа разных людей, которые всего-навсего разговаривали:
- ... Признаётесь ли вы, что оскорбляли и унижали арестованных.
- Нет, - отвечал старик, по лицу его катил пот.
- Вы называли Колина Ли "слабым и немощным" при других заключенных?
- Я хотел, что б они поняли, что калек нельзя обижать...
Зал загудел от возмущения. Судья несколько раз ударил деревянным молотком.
- Прошу занести в протокол, что подсудимый продолжает оскорблять потерпевшего...
- Молодой человек, по-моему, вам запрещено смотреть эту программу.
Я так увлёкся, что не заметил, как вошла мама. Она сурово смотрела на меня голубыми глазами в обрамлении белёсых ресниц, ей-ей, прямо как мисс Овизель. Я уж было подумал, что меня, как и Джейн, запрут дома на неделю, а то и на две, но мама только попросила больше не включать краны на полную.
Во двор я вылетел, как пуля. И тут же получил тычок под рёбра.
- Ну, скока можно тя ждать? - отдышливо спросил Сем. - Завтрак уже давно прошёл.
- Можно подумать без меня не могли поиграть.
Вообще-то, без меня они, и вправду, не умели играть. Во всяком случае, так весело.
- Мы устраиваем суд. Билли - стражник, Джейн - потерпевшая, я - судья, а ты будешь белым копом. Чё морду кривишь?
- А почему я?
- Потому шо только ты "бледная гнида",- пожал плечами Сем.
Игру придумала Джейн. Мисс Мелли выпустила её во двор раньше, чем минула неделя. Билли с Семом, которым надоели привычные наши забавы, поддержали. Мне эта игра уже тогда не понравилась потому, что, несмотря на хорошую погоду, было слишком темно, точно подменили привычное солнце. Видно, кто-то там, не иначе Бог, подмигивая мне, говорил: "Эй, парень, добром это не кончится". Только ведь я в приметы не очень-то верил. А зря, ей-ей.
Билли тут же принял обязанности охранника на себя, вытянулся рядом с жутко серьёзным видом. Джейн притворялась, что плачет: она хлюпала, махала руками и падала в обморок, - так что мы чуть животы не надорвали от хохота. Сем устроился позади старой собачей конуры, которая должна была изображать судейский стол.
- Итак, Альфред по кличке Канарейка признаёшь ли ты ся виновным, - грозно пророкотал Сем и стукнул по будке старым, неизвестно откуда раздобытым молотком.
- Да ни в чём я не виноват, ей-ей, - ответил я, хотел было перекреститься, но Билли вцепился мне в руку.
- Не гы-гы... не положено.
Я пожал плечами, мол: не положено, так не положено.
- Альфред Канарейка пропускал ли ты Джейн вперёд себя в дверях.
- Отец говорил: это вежливо.
- Обгонял ли ты её, кода вы бегали наперегонки.
- Обгонял, ясное дело.
- Называл ли ты мя чёрным?
- Ты меня тоже белым кличешь.
- Это я пострадавшая, а не ты! - возмутилась Джейн.
Но Сем заставил её замолчать, постучав по будке молотком.
- Разнимал ли ты малявку и Билли, шоб показать, шо он слабак.
- Да она бы его запинала!
- Не за-гы-гы-пинала!
- А вот и запинала бы! - закричала Джейн.
- Тихо! - Сем стукнул молотком со всей дури. - Суд принял решение и готов его огласить.
Билли и Джейн замолчали.
- Подсудимый Альфред по кличке Канарейка виновен по всем статьям и присуждён к прыжку с моста. Приговор привести в исполнение немедленно.
Билли и Сем потащили меня к мосту за домом Джейн. Взрослые мальчишки обычно прыгали с привязанной к нему тарзанки. Но сегодня тут было на редкость тихо, точно стояло ранее утро. И до странного темно, хотя, ей-ей, должен был уже стоять самый солнцепёк. Тени расползались по траве неровными кляксами. И мне показалось, что это снова солнечный удар, как прошлым летом.
Первой по-настоящему заволновалась малявка Джейн, хотя должен был, наверное, я. Но мне всё казалось, что это в понарошку.
- Вы же не собираетесь сбрасывать его с моста по-настоящему?
- А чё? - удивился Сем. - Чё ему сделается?
- Он может ушибиться.
- Джейн, ну ты прям как девчонка... "Ушибиться", - передразнил её он. - Все прыгают и ничё.
- Я не хочу. Я снимаю обвинение, - залопотала она. - Слышишь, Сем. Мне эта игра не нравится!
- Не нравится - уходи.
Он толкнул Джейн, и она, захлюпав носом, кинулась домой.
- Зря ты так, она ведь девочка, - укорил я.
- Как меня бить, гы, так можно.
Мы подошли к мосту, и только тут я понял, что ребята не шутят.
- Раздевайся, - скомандовал Сем, - и прыгай.
- Да ладно вам, это не смешно.
- Я те шо сказал?
Сем толкнул меня к перилам. Билли стал с другой стороны, и я вдруг заметил, что уже совсем темно, точно наступил вечер. Или это я так сдрейфил, что в глазах почернело? Ей-ей, никогда ещё мне не было так страшно, даже когда мы забрались в дом с приведениями на Хеллоуин, а Джейн, напялив на себя белую простыню, выпрыгнула навстречу. Что-то недоброе было у них в глазах. Колени у меня подкосились, в висках застучало.
- Прыгай, гнида, прыгай? - без отдышки, совсем не по-детски сказал Сем, точно учился у мисс Овизель.
- Ребят вы чего? - было последнее, что я спросил.
Я рванулся прочь, но кто-то, кажется Сем, поставил подножку, и я повалился на мост. Вокруг заухало. Они огрели меня по спине, по голове, по шее. Чёрт его знает, может у меня начались глюки. Откуда иначе тут взялась Меган. Но я видел, как она и Джейн, и мисс Мелли стояли и смеялись, тыча в меня пальцем. "Слабак, слабак!" - беззвучно шептали их губы. Мне стало так обидно, что я даже перестал отбиваться, и Билли с Семом за руки поволокли меня к перилам. Голова бессильно запрокинулась, и я увидел чёрное солнце. Какие-то лучи света ещё выбивались, но все остальные проглотил огромный чёрный тоннель, ну, такой, какие бывают в метро, или о каких рассказывают те, кто побывал на том свете. Неужели я умираю? И меня никогда больше не будет. А Меган и Джейн смеются, даже не понимая, что никогда, слышите! никогда меня не увидят. Или оттого и смеются, что я больше не обгоню Джейн и не стащу у Меган набор красок? И им наплевать, что я не видел статую Свободы и не был в Диснейленде, что осенью меня обещали взять в команду по бейсболу, а отец хотел сводить в музей ракетостроения. Им безразлично, что я так и не увижу всего этого и многого другого, что никогда не подержу чемпионский кубок, никогда не поступлю в колледж, никогда не завалю контрольную, никогда не почувствую, как обжигает пятки полуденный асфальт, как щекочет ноги утренняя в льдинках росы трава, не увижу грозу, радугу и новую серию Симпсонов, не понюхаю мамин яблочный пирог, живицу и скошенную траву, не услышу певчих птичек мисс Мелли.
- Нет! - закричал я. - Отпустите меня, я не хочу! Не хочу! Меган, Джейн, убирайтесь прочь!
Я заработал кулаками. Но в руке что-то хрустнуло, и стало очень больно. Не помню, кричал я или нет. Не помню, что делали Сем и Билл. Но смех вдруг затих, и я почувствовал, что лечу. Прямо к чёрному туннелю. Я вдруг подумал: а что если солнце всегда было таким и только таким, но мы просто этого не замечали, потому что боялись смотреть на него, пока были живыми. А мёртвым уже всё равно.
Удар и стенки воды хрустальными, зубастыми пастями смыкаются надо мной.
Покеда Сем и Билл, дурачьё, теперь ваши игры станут занудными и серыми. Прощайте Джейн и Меган, и вы старая индюшка мисс Овизель, маленькая гнида никогда не вырастет в большую.
- Мама! Мам!- кричу я, выпуская огромные, переливающиеся точно шарики ртути, пузырьки воздуха. - Прости, что я больше никогда не буду откручивать краны, никогда не ослушаюсь, никогда не убегу из дому... Мам, прости. Прости, что меня больше не будет. Никогда.
Тоннель теряется за мутной, зеленоватой пеленой. Вода рвётся в нос и горло. Вода. Вода. Во...
Мама, наверное, опять рыдала, но я этого не видел, так как валялся без сознания, да и она старалась улыбаться, когда навещала меня в больнице.
Странное дело, но вытащила меня мисс Овизель, которую переполошили крики Джейн. Почему я так и не понял? Ведь она меня никогда не любила до того, и так и не полюбила после.
Проводков, как у Билли, мне не приделали, зато переломанная рука в белой коробке гипса смотрелась ничуть не хуже. Меган расщедрилась и покрасила её серебристой краской, так что, когда Билли и Сем пришли извиняться, то чуть не умерли от зависти. Я бы хотел сказать, что после этого случая жизнь моя наладилась и все стали звать меня Альфредом. Но вы ведь и сами в это не поверите. Ведь не поверите? Дворовые - все, кроме Билли, Сема и Джейн, продолжали звать меня "бледной гнидой", а мисс Овизель воротила нос, даже когда я пришёл сказать ей "спасибо", правда, не возражала, чтоб мы с Джейн поиграли на веранде.
- Это очень больно? - малявка кивнула на гипс.
- Да нет. Правда, тогда, на мосту... - я помолчал, не зная, стоит ли сознаваться. - В общем, мне показалось, что солнце потухло.
Джейн вздрогнула.
- А оно и потухло... Знаешь, как я перепугалась. Я подумала, что если ты утонешь, то больше никогда не будет дня, и меня не выпустят на улицу, и мы не будем играть в прятки...
Джейн замолчала, да и я не знал, что сказать. Птички мисс Мелли порхали вокруг и чирикали, прямо как самые обыкновенные воробьи. Для меня-то они и вовсе были на один клюв.
- Ты думаешь это из-за меня?
- Конечно, - пожала плечами Джейн. - Ты ведь Канарейка. А знаешь, как говорит Мелли: "Когда рождаются певчие птички - появляются новые звёзды". Значит, когда умирают - те гаснут. А ведь солнце - это звезда?
- Ей-ей, - кивнул я. - И до меня никогда не было солнца?
- Выходит так. И все сидели по домам и смотрели телевизор.
- Или копали грядки светящейся лопатой?
Джейн рассмеялась.
- Знаешь, Канарейка, а я так... ТАК рада, что с солнцем всё нормально... ну, и что ты живой, ясное дело, тоже.