Аннотация: Альтернатива о Белой России. Белые победили в гражданской, Кутепов Верховный правитель, Большая Игра продолжается.
Москва, кремль. 27 мая (9 июня) 1938 г.
По безлюдному коридору разносилось гулкое эхо. Министр иностранных дел Лопухов самую малость замедлил шаг, хлопнув раз-другой ладонью по старой, студенческой ещё привычке по поясному карману вицмундира, нащупал часы и вытянул их за цепочку. Совещание Высшего Совета РНС, по его прикидкам, шло уже более часа. Массивная, покрытая позолоченной лепниной, дверь поддалась как всегда с лёгкостью. Он вошёл.
За столом в приёмной сидел секретарь Верховного Расщепеев и что-то писал в облицованный чёрной кожей журнал.
- А! Евгений Прохорович, - бросил исподлобья взгляд секретарь. В секунду лицо его просияло, и он вышел из-за стола с благодушной улыбкой. - Рад! Рад вас видеть, Евгений Прохорович.
- Взаимно, Никита Андреевич, взаимно.
Они пожали руки как старые знакомцы, на равных, хоть и был Расщепеев советником статским, а Лопухов советником(1) тайным. Жали руки крепко, как принято исстари - без фальшивых улыбок и якобы вежливых вопросов о делах. За прошедший год, что Лопухов возглавлял министерство иностранных дел, встречаться приходилось далеко не единожды. В некотором смысле Расщепеев был инициатором назначения министра на его нынешний пост, служа в ту пору в аналитическом отделе МИД. Лопухов же, допрежде и не помышлявший о дипломатической службе, трудом и упорством сделал карьеру в Инженерном Корпусе. В общем-то, идею выдвижения на высший министерский пост не кадрового дипломата в Дипкорпусе восприняли по большому счёту спокойно, а председатель кабмина Деникин - даже с теплотой. Лопухов был известен как человек крайне имперских взглядов, не терпящий витиеватостей, но умеющий когда требует дело не рубить на прямоту. И ожидания Деникина, да и Верховного оправдались. В первый же месяц пребывания в министерстве Евгений Прохорович затеял в своей новой вотчине натуральную чистку. Он органически не терпел любое проявление англоманства и франкофильства, он вообще не терпел всякое преклонение перед кем бы то ни было, хоть даже и перед союзными Японией, Италией или Турцией, правда насчёт последних его позиция не была столь непримирима. Однако союзники есть союзники, на подчинённых, тяготеющих к германофилии, он закрывал глаза, так как в интересах текущей геополитики это было скорее России на руку. Вместе с тем, он активно продвигал ярых славянолюбов, которым идеи славянства и даже панславянизма были дороже всех союзников.
- Обождите минутку, - попросил Расщепеев, - я сейчас доложу о вас.
- Благодарю.
Статский советник скрылся за дверью.
А Лопухов подошёл к окну и одёрнул пошире штору, до этого порядочно затенявшую приёмную. Странно даже. Как, интересно, Расщепеев умудряется писать в такой полутьме? Насладиться кремлёвскими видами мешали мысли об идущем в этот момент совещании Высшего Совета. В число постоянных членов ВС Евгений Прохорович не входил, возможно, что пока не входил. Но присутствовать на нём периодически случалось, отчасти в силу занимаемой должности, отчасти как члену РНС с двенадцатилетним стажем. А вот на аудиенциях у Верховного он бывал куда чаще.
Он размышлял, стоя у окна, скользя глазами по заоконным видам. Взгляд задержался на идущей внизу, почти под самым окном, караульной смене стражников во главе с разводящим вахмистром и застрял на одной из башень, увенчанной орлом. В этот момент ему подумалось о курантах, исправно воспроизводящих императорский гимн "Боже, царя храни!", хотя династия давно прервалась в кровавом восемнадцатом. Законных наследников престола не осталось, "товарищ" великий князь Кирилл в России персона нон грата, к тому же потерял права на трон (буде таковой вновь понадобится), женившись на Виктории Гессенской - кузине, лютеранке и к тому же разведённой. Если кто и имел в теперешних российских реалиях права на престол, то это Александр Николаевич Искандер из ветви Константиновичей, вместе со старшим братом Артёмом сражавшийся в белой армии. Артём Николаевич погиб в девятнадцатом, а Александр и по сей день служит, начальствуя над одной из стрелковых дивизий Туркестанского Военного Округа.
Лопухов отошёл от окна, барабаня пальцами по кожаной обложке папки, что держал зажатой под мышкой. В полсотый раз, наверное, стал рассматривать картину, что висела на стене напротив стола секретаря. Картина изображала эпизод штурма Екатеринодара незадолго до гибели Корнилова. Главковерх запечатлён верхом на гнедой кобыле перед ровным строем офицерского ударного полка генерала Маркова. В передней шеренге одной из рот выделялся седой полковник, ходивший в бой рядовым стрелком, слева от него прапорщики с мальчишескими лицами, а справа с саблей наголо командир роты штабс-капитан с тремя Георгиями. Казалось, корниловские партизаны вот-вот оживут, Главковерх поставит кобылу на дыбы и воодушевит героев на ратный подвиг. Лопухов аж моргнул, настолько детально картина прорисована, так мог написать, пожалуй, только очевидец. Правда, вид офицеров не молодцеватый, даже далеко не молодцеватый. Одеты совершенно разношёрстно: некоторые в черкесках, большинство в защитных полевых мундирах, кто в папахах, кто в фуражках, погоны то полевые зелёные, то "натюрморт" бывших царских полков, коих, впрочем, мало. У троих даже золотые, оставшиеся, видимо, с мирного времени. Такие погоны носили как вызов врагу. В строю затесался и вовсе один без знаков отличий - как у красных. Общий вид боевитый и жалкий одновременно. Лица, горящие внутренним огнём, а мундиры-то изношены, у многих просто рубище. Кто в сапогах, кто в обмотках. На некоторых грязные бинты. "Первый кубанский" - так называлась эта картина. Знаменитая картина. Автором её был корниловский поручик запаса Михаил Кузнецов, прошедший Гражданскую с семнадцатого. Большинство картин Кузнецова - пейзажи, все давно в Третьяковке, как и оригинал этой.
Прошло минуты три от силы, в приёмную вернулся Расщепеев.
- Вас ждут. Прошу.
Лопухов подобрался и шагнул в услужливо открытую дверь.
Рабочий кабинет Верховного правителя России был просторен и выдержан в стиле, который можно было бы обозначить как "походно-штабной". Минимум мебели, огромная, на полстены карта России и прилегающих стран, карты поменьше: Заамурья и Менского Военного Округа, на столе в два ряда полудюжина телефонов правительственной связи. Пожалуй, только радиоприёмник с корпусом из лакированного дуба да статуэтка Пегаса, вставшего на дыбы, что венчала пресс-папье на краю секретера, вот эти два предмета выбивались из стиля обстановки. Ворсистая зелёная дорожка на паркете, плотные кремовые шпалеры, портрет Корнилова на противоположной от входа стене, да простенькая электролюстра конца прошлого века, опять же с зелёным абажуром. Длинный ореховый Т-образный стол самого обыкновенного вида начинался от середины кабинета.
Высший Совет Русского Народного Союза собрался в почти полном составе. В РНС не состояли лишь двое из присутствующих, но однако же они являлись полноправными членами Высшего Совета. Первым из них был Деникин Антон Иванович, имеющий огромный авторитет в армии и правительстве и восьмой год занимающий пост председателя кабинета министров. Ещё с царских времён он относился ко всякого рода политическим движением с прохладцей и по сию пору оставался убеждённым сторонником идеи "армия вне политики". Но жизнь, как известно, диктует собственные условия и потому именно армия в 1924 году стала той движущей силой, что сподвигла новый виток развития России и восстановления её из разрухи. Крылатые слова Александра III Миротворца о двух союзниках были переосмыслены и воплощены в новом понимании. Теперь воинское сословие стало надёжной опорой русской государственности и основным столпом существования России. И уже давно не вызывает удивления членство в СОРМ или РНС большинства военнослужащих, будь то офицеры или нижние чины.
Вторым был фельдмаршал русской армии Маннергейм. Собственно, его присутствие у стороннего наблюдателя (если допустить мысль, что таковой бы нашёлся) могло бы вызвать некоторое удивление. Нынешний генерал-губернаторский статус Карла Эмильевича, в известной степени, дань формализму. Фигура правителя Финляндии в российском политическом руководстве воспринималась как равная Кутепову. К Верховному он был вхож, как говорится, в любое время дня и ночи.
Что касается остальных, все были давними эрэнэсниками.
Кутепов во главе стола в давно ставшем привычным по миллионам фотопортретов чёрном кителе. На груди только ордена обязательные к ношению, коих, к слову, не много: Георгий 4-й степени, 'Ледяной поход', Владимир 4-й степени с мечами и бантом, Станислав 3-й степени с мечами, корниловский знак. И Георгиевская сабля при нём, на эфесе которой два знака: Георгиевский и ордена Анны 4-й степени; и темляков два: Георгиевский и Аннинская 'Клюква'. Наградами этими, пожалованными при царе и на Гражданской, он дорожил. Погоны Верховный третий год носил генералиссимусские. Этот чин отсутствовал в русской армии со времён Суворова и вот вернулся. Ну, да и не сам Кутепов себе присвоил его, решение было коллегиальное, не всё же в фельдмаршалах оставаться, коих не мало теперь.
По правую руку от Верховного сидел также всем известный по миллионам фотопортретов председатель Русского Народного Союза Мервуев Вадим Вавилович. Одет он был в неизменный цивильный костюм, под пиджаком вместо полагавшейся в европах рубашки красная сорочка с косым воротом. В отличие от хозяина кабинета, с царских времён носившего бородку-испаньолку с завитыми усами, Мервуев имел короткую русскую бороду. Тёмно-русые волосы зачёсаны назад, взгляд вечно хмур и суров.
Как руководитель РНС Мервуев в известной степени личность легендарная, стоящая во главе единственной в стране идеологической структуры. В его руках сосредоточены весьма важные стороны народной и государственной жизни: культура, образование, идеология. Ему подчиняются такие столпы как ОСВАГ, СОРМ, ЮНАРМИЯ и ЮНФЛОТ. Возрастом Вадим Вавилович почти ровесник Кутепову, всего на три года старше. Коренной сибиряк, участник Гражданской с восемнадцатого, бывший до этого простым сельским учителем. Общеизвестно, что он на дух не переносит китайцев, зверски замучивших шестерых его детей и жену. Вероятно, это была главная причина, почему он вместе с двумя старшими сыновьями стал белопартизаном. В двадцать третьем женился повторно и к настоящему времени обзавёлся от второго союза семью детьми. В двадцать втором основал общество "Возрождение", влившееся через два года в РНС. Будучи человеком исключительной работоспособности, закончил в Оренбурге аспирантуру, с двадцать шестого, помимо общественной деятельности, занялся научными изысканиями, опубликовал ряд трудов по краеведенью и словесности. Мало того, что не курящий и не пьющий, так ещё и вегетарианец. При этом свободно на спор в свои пятьдесят семь гнёт подковы. Пост главы РНС он возглавил четыре года назад.
Рядом с Мервуевым сидел Мейер Георгий Андреевич, капитан запаса, участник Мировой Войны и Белого движения, известный в двадцатые журналист и литературовед, и вот уже восемь лет председатель ОСВАГ - крупнейшего в Европе пропагандистского ведомства, курировавшего журналистику, цензуру, синематограф и иные сферы национально-духовной жизни общества.
Напротив них расположился Протасьев Фёдор Геннадьевич, полковник в отставке, участник всех войн, что вела русская армия, начиная с Мировой, даже в Испании в тридцать шестом воевал, покуда не ранили. Нынче Протасьев Верховный председатель триады СОРМ, ЮНАРМИИ и ЮНФЛОТА, полтора года как занимающий этот пост и уже успевший воплотить в жизнь немало проектов.
По левую руку от Протасьева расположился генерал Порыгин Ярослав Олегович, воевода Корпуса Внутренней Стражи. Информации о воеводе в общем доступе мало, известно лишь, что в Гражданскую он прапорщиком дрался в уральской Юго-Западной армии в 8-м Вольском стрелковом полку, в котором и завершил войну капитаном. Выходец из ударных армейских отрядов, в двадцать четвёртом принявших активное участие в установлении общероссийской власти РНС как единственной политической силы. Именно в 1924 году Корпус Внутренней Стражи начал обретать свойства не просто военной и политической контрразведки, а стал военным крылом Русского Народного Союза.
Трое остальных членов ВС: военный министр Каппель, атаман всех казачьих войск Шкуро и главком гвардии Туркул, стояли у самых истоков РНС, когда Союз только зарождался в армейской среде.
- Здравствуйте, Евгений Прохорович, - за всех поприветствовал Кутепов и жестом указал на свободное место за столом.
Лопухов прошёл под пристальными взглядами собравшихся. До сего момента он считанные разы получал приглашения на заседания Высшего Совета и от концентрированного внимания людей, обличённых в России высочайшей властью, внутренне стушевался. Но лишь внутренне. Внешне он сейчас являл пример выдержки и холоднокровия.
- Господа, - объявил Кутепов, - поскольку весть, что принёс Евгений Прохорович, имеет срочный характер, предлагаю прервать обсуждение текущего вопроса и выслушать главу МИД... Антон Иванович, - обратился он к Деникину, - прошу любезно меня простить...
Деникин добродушно прищурился и жестом понимания развёл руками.
- Итак, Евгений Прохорович, - кивнул Верховный, - чего "доброго" нам приготовили островитяне?
- Посол Его Величества вручил ноту протеста, - сообщил Лопухов, раскрывая папку. - Встреча заняла около получаса, Сидс дал понять... не прямо дал понять, прошу заметить... что в Уайтхолле нисколько не сомневаются в "русском следе" швабского покушения.
Лопухов передал Кутепову две копии на русском и английском.
- Полагаю, прежде чем вручить ноту, - задумчиво заметил Деникин, - господин Сидс, как водится, долго "прощупывал" почву.
- Вы правы, Антом Иванович, - ответил Лопухов. - Сидс начал с околичностей. Всё, знаете ли, вокруг да около. А я, господа, как вам известно, - министр растянул губы в подобии улыбки, - с трудом выношу европейский дипэтикет.
Несмотря на всю серьёзность вопроса, за столом послышались тихие смешки. Большинство присутствующих, будучи людьми, до определённой степени, прямыми и не жалующими "тонкостей" великосветской Европы, были с Лопуховым солидарны.
- Подлости с вежливой маской, - озвучил общее мнение Туркул.
- Тот же турок куда честней будет, - мрачно сказал Шкуро. - Враг так враг, друг так друг.
Кутепов остался внешне бесстрастен.
- И что же? - спросил он. - Как вам показался Сидс?
- С виду... с виду он - холодный лёд, Александр Павлович, - высказал впечатление Лопухов. - Поначалу холодный лёд. Но когда Сидс вынужден был довольствоваться моими односложными отрицаниями и формулярным выражением непонимания, его лёд начал теплеть. Сидс по несколько раз повторял вопросы... Это ему не свойственно, насколько я успел изучить его натуру. В конце концов, он с полуизвинениями выразил, что вынужден, дескать, удостовериться в моей репутации несговорчивого коллеги. За сим вручил ноту и откланялся.
- Стало быть, Лондон располагает одними лишь домыслами, - предположил Кутепов, пробежавшись глазами по тексту ноты.
- Это далеко не факт, Александр Павлович, - возразил воевода КВС Порыгин. - Такие же намёки вполне могли сделать Нейрату(2).
Верховный кивнул генералу и едва заметно пожал плечами.
- Нам следует выразить недоумение, - сухо сказал он.
- И параллельно организовать кампанию в прессе, - предложил Мейер.
- Со всем тщанием, - подхватил Мервуев идею главного пропагандиста России. - Пущай осваги(3) постараются, как они это умеют. Чтобы ни у кого из наших союзников не осталось сомнений в очередной, затеваемой бриттами, подлости.
- Согласен, господа, - одобрил Кутепов и посмотрел на Мейера. - Займитесь этим, Георгий Андреевич. Сегодня же займитесь... А вы, Евгений Прохорович, дайте понять фон Шуленбургу, что мы не позволим Уайтхоллу безнаказанно делать нападки на Берлин, буде таковые воспоследуют.
Лопухов кивнул, его встреча с северогерманским послом была запланирована на завтра.
- А знаете что, господа, - тихо, но с силой в голосе сказал Туркул с вдруг прорезавшимся киевским говором, - не пора ли нам послать англичан к чёртовой бабушке, а?
Он оглядел лица соратников, ища поддержки. Тоненькие усики над губой дрогнули в ухмылке, обнажив золотую пломбу. Все его прекрасно поняли. В Швабии уничтожены два ярых врага России, которым давно вынесены заочные приговоры. Разумеется, в Лондоне это известно. И, разумеется, Лондону на это начхать. А раз так, то почему бы не начхать на "случайные" жертвы среди англичан при привидении приговора в исполнение? Просто-напросто признать участие Главразведупра в швабском покушении, но естественно, обставить всё таким образом, чтобы не подставить под удар ликвидаторов.
- Не время, Антон Васильевич, - высказал мнение Каппель. - Пока ещё не время.
Судя по молчанию, с фельдмаршалом были согласны все.
- Но попомните моё слово, - продолжил он, - уже близок час, когда с Уайтхоллом мы будем разговаривать с позиции силы.
- Разумеется, - согласно хмыкнул Туркул и покосился на Шкуро. - Язык силы - это, наверное, единственный язык, что англичане понимают в принципе.
Откинувшись на спинку стула, Шкуро скрестил руки на груди и сказал:
- А я вам давно, други мои, говорил, что с британцем порой как с горцем: либо ты силён и как минимум равен, либо ты слаб, а значит - никто, пустое место.
- Печально, что мы это поняли только теперь, - вступил в обсуждение Протасьев. - Но вам не кажется, господа, что надо хотя бы выразить соболезнования королю?
- А зачем? - поинтересовался Мервуев. - Вот вы лично, Фёдор Геннадьевич, соболезнуете?
- Ох, уж мне ваша манера к словам цепляться, Вадим Вавилович, - покачал головой Протасьев. - Помилуйте, на основании чего я могу соболезновать? Но однако соболезнование - это принятая в дипломатическом этикете формула вежливости.
- Вот-вот, - усмехнулся Мервуев, - всего лишь формула. Мёртвая, ничего не значащая формула. Сегодня Евгений Прохорович в очередной раз "самым диким образом" попрал дипломатический этикет.
- Я всё же склоняюсь, что это не лицемерие, - не согласился Протасьев. - Это просто вежливость. И пока что нам следует исходить из сложившегося в Европе статус кво. А значит и до известной меры подчиняться правилам межгосударственных сношений.
Туркул недобро ухмыльнулся, а Шкуро и Порыгин насупились. Остальные эмоций не проявили, разве что Маннергейм качнул головой. И не поймёшь, то ли одобрительно, то ли несогласно.
- Вежливость, говорите? Вежливость хороша с союзниками, - возразил Мервуев.
Тихо кашлянув в кулак, Кутепов спрятал британскую ноту в секретер, задержал взгляд на рабочем блокноте и задумчиво произнёс:
- Я разделяю позицию Вадима Вавиловича... Лично я нисколько не соболезную. И в самом-то деле, что нам гибель какого-то лорда и британских солдат?
- Одним лордишком меньше, - хищно улыбнулся Туркул.
Повисла пауза, остальные члены Высшего Совета остались невозмутимы. Кроме Шкуро. Атаман с кислой миной налил минералки в стакан и, не спеша, выпил в три глотка. Взгляд его, усталый и тоскливый, уставился куда-то в окно. Догадаться о его мнении труда не составляло совершенно, очень уж Андрей Григорьевич был зол на англичан после последней кавказской войны.
- Будем считать вопрос закрытым, - подвёл черту Кутепов. - А по сему, вам слово, Антон Иванович.
- Благодарю, Александр Павлович, - отозвался Деникин и оглядел соратников. - Собственно, мне осталось только выразить итог моего доклада. Итак... На настоящий момент в нашей экономике сложились все условия для проведения завершающего этапа банковской реформы.
- И весьма вовремя, - подметил Мервуев.
- Да, вовремя, - согласился Деникин. - Отмена лихвы по казённым займам позволит уже этим летом, по меньшей мере, вдвое повысить сельскохозяйственное производство в зонах рискованного земледелия. На следующий год можно с полной уверенностью спрогнозировать численный рост крестьянских артелей, как минимум, до одной трети от нынешней. Особенно конопляных артелей, что позволит впоследствии обеспечить сырьевой базой вводимые в строй в следующем году новые фабрики Тобольской, Вятской, Костромской и Тверской губерний.
Названная председателем кабмина цифра заметно оживила атмосферу. К концу двадцатых Россия стала крупнейшим в мире производителем конопли, поставляя на внешние рынки дешёвые ткани и бумагу, что являлось немаловажной статьёй наполнения казны. Пенька, в качестве сырья, шла в основном на внутреннее потребление, экспорт её был ограничен. Торговля конопляной продукцией к тридцать восьмому году если и не вытеснила, то заметно потеснила с азиатских, ближневосточных, южноамериканских и европейских рынков иностранных производителей бумаги и английский текстиль. Для производства конопляной бумаги не требовалась дереводобывающая отрасль, как не требовалась и химическое отбеливание, а значит и цилюлозобумажные монстры. Поэтому и себестоимость бумаги была в разы ниже. А российские текстильщики всё бойчее теснили на мировых рынках английские шёлк и шерсть.
- Осталось только не погубить мелкие банки, - задумчиво сказал Кутепов.
- Тут будьте уверены, - с готовностью ответил Антон Иванович, словно давно ожидая упоминания мелких частных банков и кредитных контор.
При сложившейся государственной банковской монополии, они были исключением, которое, как известно, подтверждает правило.
- Их мы поддержим, - добавил Деникин. - При условии участия в наших программах. А кому не по нраву - вольному воля. Спасать от разорения не станем.
- Прошу меня извинить, Антон Иванович, - обратился Маннергейм, - но я, однако же, не совсем понял вашу идею с отменой лихвы. Насколько я могу судить по вашему докладу, вы исходите из посылки, что сам принцип процента в банковском деле не обязателен?
Прежде чем ответить, Деникин пригладил ладонью бородку. Недопонимание Маннергейма он списал на нечастые присутствия на Высшем Совете, ведь вопрос этот всплывал здесь не раз. Редкие посещения ВС правителем Финляндии, в сущности, было легко объяснимо: нельзя же всё время находиться в Москве или обожаемом Петрограде, в Суоми(4) ведь тоже дел полно.
- Идея, прошу заметить, не моя, - на губах Деникина появилась полуулыбка. - Идея эта довольно не нова. Тут всё очень просто, Карл Эмильевич. Боюсь показаться вам занудой, но объяснять придётся с азов. Возьмём, к примеру, деньги. Обыкновенные ассигнации. Что есть эти бумаги, скажем, в начале века? Мера золотого эквивалента казённых запасов золота. В соответствии с парижским договором шестьдесят седьмого года века минувшего, стоимость национальных бумажных денег устанавливалась в соответствии с их золотым содержанием. Возьмём для примера Итальянское Королевство, сколько в римской казне золота, столько бумажных лир выпущено в оборот. Парижская система создала плавающий курс валют, получи Рим тонн полтораста золота извне, лира станет "тяжелей" по отношению к прочим валютам. Поэтому, неспроста наш Дуче два года тому ударил из Эритреи(5) по Абиссинии... Впрочем, к вопросу колоний, господа, с вашего позволения, мы вернёмся позже...
Деникин отметил едва заметные кивки Кутепова, Маннергейма и Мервуева и продолжил:
- Итак, золотое обеспечение. Поскольку золотая казна - залог стабильности национальных валют, золото, что естественно, до Мировой Войны было, как правило, отчуждаемо "с большим скрипом". Для быстроты операций, межгосударственные расчёты проводились в форме векселей, обеспеченных национальными валютами. Золото перевозилось потом: пароходами ли, поездами ли - не важно. Золотом расплачивались для погашения накопленного пассива. Отсюда естественным образом вытекало то, что страны, имеющие дефицит платёжного баланса вынуждены были проводить дефляцию собственных денег. А иначе... а иначе всё золото уплыло бы за границу. Так вот к чему это всё я говорю, господа. К началу века нынешнего, парижская система начала давать сбой. И отнюдь не порочность системы виновна в возникшем сбое.
- Хотите сказать, систему начали расшатывать изнутри? - спросил Маннергейм.
- Не совсем, - ответил Деникин.
- Тогда что же?
- Всё просто. Золота стало не хватать разросшейся прослойке крупных деловых кругов Европы и Североамериканских Штатов. "Деньги из денег", "деньги из воздуха" - это их отличительная особенность. Они просто начали задыхаться от ограниченного количества золота и невозможности бесконечно увеличивать денежную массу.
- Вы, Антон Иванович, клоните к тому... - Маннергейм замолчал, пришедшая ему в голову мысль показалась совершенно дикой.
- Это же очевидно, - вступил в их диалог Мервуев. - Или вы, Карл Эмильевич, знаете иную причину разразившейся Мировой Войны?
- Я вам назову хоть сто причин, - задумчиво произнёс Маннергейм. - Но по сути, сказанное Антоном Ивановичем укладывается в цепочку предпосылок Великой Войны... Простите, господа, мне надо это обдумать. Крепко обдумать.
В кабинете на полминуты настала тишина. Экскурс Деникина предназначался, главным образом, для правителя Финляндии. Что касается остальных, они, как говорится, были в курсе. Кроме Лопухова. Он-то и высказал свои давно вынашиваемые соображения:
- Позвольте, господа... Раз уж речь зашла о причинах Мировой Войны, не рассматривался ли вы вопрос крушения трёх мощнейших военных монархий Европы? Не кажется ли вам, что это одна из целей войны?
- Рассматривался, - сообщил Кутепов. - И не раз рассматривался. Англосаксы и французы... и падение трёх мощнейших империй. Выпадение трёх крупных игроков из обоймы сильнейших. К счастью, не навсегда. Россия до сих пор жива.
- И по сути та же империя, - сказал Каппель и повернулся к Деникину. - Мы вас прервали, Антон Иванович.
Маннергейм оторвал глаза от поверхности стола и посмотрел на Деникина.
- В результате Мировой Войны, - продолжил тот, - парижская система рухнула. Прекратился обмен ассигнаций на золото, началась инфляция, деньги стали печатать тоннами и нате - инфляция превратила экономики в почти полный хаос. Банкноты с номиналом в миллион и даже миллиард стали нормой. За пять лет войны населения Европы напрочь забыло о золотом стандарте и у той самой прослойки деловых кругов развязались, наконец, руки. Они начали делать капитал из ничего и приобретать всеми доступными способами материальные ценности. Не зря говорят, кому война, а кому и мать родна. Как известно, в начале двадцатых сложилась генуэзская система, по которой центробанкам было рекомендовано взамен дефицитного золота вводить валюты ведущих стран.
Деникин усмехнулся.
- Стран Антанты, - уточнил Маннергейм. - Фунты, североамериканские доллары, франки... Золотодевизный стандарт(6). Тут можете опустить, Антон Иванович.
Деникин кивнул. Заострять тему он счёл нежелательным, прекрасно зная, сколько крови попили британские девизы из Финляндии в двадцатые. Не к чему сейчас напоминать Маннергейму об его прошлых ошибках.
- Итак, продолжим, - сказал он. - Что есть ассигнации западноевропейских стран и североамериканских штатов по генуэзской системе и в особенности после самой острой фазы кризиса тридцать первого - тридцать третьего годов? Не что иное, как мера доверия граждан к финансовым обязательствам своих стран, выраженная в одной второй наполнения каждой из валют стран Антанты. Иными словами - их ассигнации наполовину фикция. Да-да, натуральная фикция. А что есть ассигнация в России с середины двадцатых? Выражение меры товарного производства, меры труда, меры промышленного базиса и всей совокупности отраслей экономики... или как сейчас у молодёжи говорить принято: "инфраструктура" той или иной отрасли... Тем самым, чем крепче экономика в количественном и качественном выражении, тем "полновесней" рубль. Таким образом, с каждым новым заводом, с каждой новой построенной магистралью, банкнота становится всё "твёрже" и выпуск новых ассигнаций для насыщения внутреннего спроса нисколько не сказывается на удешевлении рубля. Однако... Всё вышеизложенное в полной мере справедливо при отсутствии банковской лихвы, как фактора играющего на обесценивание денежной массы. Хотим иметь стабильно управляемые ревальвацию и дефляцию(7), следовательно, необходимо преодолеть это препятствие.
Деникин сделал паузу, удостоверившись, что внимание соратников приковано всецело к нему. Лекторским тоном, выработанным ещё во время учебы в Академии генштаба, он продолжил:
- Теперь, господа, касаемо пресловутого банковского процента. Что есть лихва? Это некая абстракция. В своей сущности это явление можно выразить следующим образом: казначейства печатают и распространяют бумажные деньги так, чтобы фиктивное имущество банков, государственных и частных, заменялось действительным имуществом, то есть бумага в обмен на настоящие ценности: землю, урожай, недвижимость, товары промышленного производства и тому подобное. Банки ссужают фикцией заёмщиков, а те в последствии выплачивают проценты на заём. Чем сложней процент, тем сильнее понижается ценность ассигнаций. Это и есть так называемая "естественная инфляция". Если же заёмщик не в состоянии платить, не редко из-за вызванной банками же инфляции, у него изымается в пользу банка собственность. То есть натуральные ценности. Таким образом, господа, банки получают ценности из ничего. Банковские издержки можно не учитывать.
- Лихва - всё та же фикция, - сделал вывод Маннергейм. - И на этой фикции построена англосаксонская цивилизация.
- Вот именно, Карл, - устало вздохнул Кутепов. - А теперь представь, если эта порочная экономическая модель возьмёт верх во всём мире.
- Не дай Боже, - вырвалось у Маннергейма. - Тогда придут времена, когда многие национальные правительства превратятся попросту в ту же фикцию.
- Теперь ты понимаешь, Карл? - спросил Кутепов.
- Да... - правитель Финляндии поджал губы. - Рано или поздно в странах Антанты в полную силу проявятся несколько финансовых кругов. И со временем все спектакли с правительствами и парламентами останутся лишь для населения.
Маннергейм помолчал несколько секунд, задумчиво рассматривая отблески света полуденного солнца на полированном линкрусте стола, и также задумчиво проговорил:
- Власть нескольких финансовых кругов над всею Землёй. И бесконечные войны на периферии англосаксонского мира. У аборигенов напросто не будет возможности сбросить долговую кабалу, их уделом станут войны, анархия и продажная, якобы национальная власть.
- Это далеко не всё, - развил мысль Деникин. - У аборигенов отпадёт надобность в равномерно развитых экономиках. Где-то станут производить только текстиль, где-то останется лишь металлургия, а где-то животноводство.
- Это вы, Антон Иванович, пожалуй, хватили, - покачал головой Каппель. - Картина получается совсем уж апокалипсическая.
- Вы сомневаетесь, Владимир Оскарович? - нахмурился Деникин. - Я представил себе вариативную тенденцию развития озвученного миропорядка. И только.
Каппель как-то нейтрально пожал плечами и промолчал.
- Знаете, соратники, что самое паскудное? - сказал Кутепов, - что России уготована роль аборигенов.
Шкуро громко фыркнул и, не подымая глаз, продолжил с отсутствующим видом медленно водить пальцем по краю пустого стакана.
- Кишонки у них слабы, - наконец, прошептал он с такой силой в голосе, что его услышали все.
- В открытом конфликте, пожалуй, что и слабы, - рассудительным тоном произнёс генерал Порыгин. - Однако умения делать стратегические ходы, рассчитанные на десятилетия, этого у англичан не отнимешь.
С воеводой тут же согласился Мервуев:
- Что верно, то верно. Большая Игра не прекращалась даже в Мировую.
- Ну, хорошо, господа! - вздохнул Маннергейм. - Я смотрю, у вас всех слишком пессимистичное виденье грядущего. И я решительно не понимаю отчего! К генуэзской системе мы не присоединились, экономика самодостаточна...
- Вы, Карл Эмильевич, - перебил его Деникин, - полагаете, что наши "друзья"...
- Да не полагаю, Антон Иванович, не полагаю, - тоже перебил Маннергейм. - Я прекрасно сознаю, что и мы, и Берлин им как та кость в горле. Нас давно ненавидят, ведь мы почти не принимаем при расчётах их валюты.
- О! Поверьте, это не единственная причина ненависти.
- Знаю. Депрессия нас не зацепила. А им она по сию пору аукается.
- Не просто аукается. Они лихорадочно ищут выход из порождённого ими же кризиса перепроизводства. Помните, я упомянул поход Дуче в Абиссинию? Муссолини неспроста туда залез. Он понимает, что Италии нужно золото, а не доллары и франки. И он в то же время понимает, что самый простой способ его приобретения - расширить колонии. Однако Дуче опоздал лет на двести. Мир теперь не тот, что прежде. Но думать, что после Мировой Войны колониальная система рухнула, значит сильно ошибаться. Отнюдь не рухнула. Она на наших глазах проходит перерождение в некую новую систему, чтобы к моменту "высвобождения" последних колоний, получить новую, сродную прежней системе по эффективности, но завуалированную форму изымания ценностей с бывших колоний. И не только с них, кстати говоря. Так вот, покамест Италия движется по "старой колее", деловые круги Антанты предпринимают шаги к преодолению последствий Депрессии, равно как и меры по предотвращению кризисов перепроизводства в будущем.
- И что же это за меры, позвольте полюбопытствовать?
- Введение нового стандарта вместо золотовалютного, - бесцеремонно опередил Деникина Мервуев и тут же добавил: - Прошу извинить, Антон Иванович, не удержался.
Деникин вежливо улыбнулся в ответ. А Маннергейм очень тихо хмыкнул и, глядя то на Мервуева, то на Деникина, спросил:
- Новый стандарт? Интересно знать, какой на этот раз.
- Судя по всему, - сказал Мервуев, - только лишь валютный.
- Погодите, - Маннергейм прикусил губу и проговорил: - Это чревато ломкой сложившейся мировой финансовой системы. Это маловероятно, Вадим Вавилович, это даже фантастично.
- Ой, ли? - Мервуев пожал плечами. - Нонешняя система, вспомните-ка, Карл Эмильевич, до четырнадцатого года тоже показалась бы фантастичной. Или я не прав?
- Да. Тут вы правы, - вынужденно согласился Маннергейм. - Я вижу, вы меня подводите к мысли о новой Мировой?
- Совершенно верно.
- Карл, - обратился Кутепов, - не мы ли с тобою лет шесть тому уже тогда не сомневались в её неизбежности?
- Видишь ли, - Маннергейм встретил взгляд Верховного, - до сих мы как-то её избегали. Вот я и уверовал, что всё ещё может обойтись. А теперь... а теперь я понимаю, что новая война всё-таки необратима. Уж очень много факторов накопилось за последние... почти два десятилетия.
Правитель Финляндии задумался. В свете всего прозвучавшего на сегодняшним совете, Россия сама по себе является фактором, играющим на неизбежность новой Мировой Войны. Плюс к этому намертво завязанный узел германского вопроса, плюс к этому непомерно раздутые Парижем и Лондоном амбиции Варшавы, плюс к этому колониальные амбиции Муссолини и идущая в Испании война. И это только в Европе. А ведь есть ещё и интересы Японской Империи, в которой, кстати, тоже тлеет кризис перепроизводства, с коим она худо-бедно справляется, воюя с Китаем. Новая Мировая позволит странам Антанты и союзной Японии (если она решится вступить в войну) "расхлебать" последствия Великой Депрессии путём частичной или даже тотальной перестройки экономики на военные рельсы. И ведь процесс этот, по многим признакам, уже запущен.
- Война, значит, - Маннергейм потёр начавшие ныть виски.
- Война, - сцепив губы, подтвердил Кутепов.
- Уже ль валютный стандарт того стоит? - вдруг спросил Лопухов.
- Ещё как стоит, Евгений Прохорович, - сразу же ответил Мервуев. - В нём-то всё и дело. Вы только представьте, сколько можно печатать пустых денег без привязки к драгметаллам.
- Наверное, невозбранно.
- То-то и оно. А вот какие валюты станут резервными, будет видно по результатам войны. Это, конечно, если допустить мысль о нашем поражении.
- Ну, уж о поражении думать - последнее дело! - ободряюще улыбнулся Кутепов.
Его улыбку подхватили все. Кроме Каппеля, сказавшего:
- Не знаю, как вам, господа, а мне от всего этого на душе гадко.
- Не вам одному, Владимир Оскарович, - тихо и грустно сказал Деникин. - Но ничего не поделаешь.
Он повёл плечами, словно давил на них непомерный груз, и также тихо добавил:
- Большая политика... Представьте, каково мне, боевому офицеру, из года в год копаться в этом, извините, дерьме. "Гадко" - это ещё мягко сказано.
- А я, Антон Иванович, когда вам ещё говорил (помните?), что вам только безумец позавидует.
- Почти полдень, господа, - сообщил он. - Сделаемте-ка перерыв на кофе. Следующий вопрос обсудим после буфета.
-------------
(1) в переводе на армейские чины, статский советник выше полковника и ниже генерал-майора. Тайный советник примерно равен генерал-лейтенанту.
(2) Константин фон Нейрат - северогерманский политический деятель, дипломат, барон. С 1932 года министр иностранных дел Северной Германии.
(3) осваг(и) - самоназвание сотрудников ОСВАГ, прочно закрепившееся за ними с Гражданской войны.
(4) Суоми - финское самоназвание Финляндии.
(5) Эритрея - итальянская колония в северо-восточной Африке на побережье Красного моря. Абиссиния - старое название Эфиопии.
(6) В результате генуэзской конференции центральные банки стран-участниц стали использовать взамен золота конвертируемые в золото валюты ведущих стран Антанты. По окончанию валютного хаоса, вызванного Мировой Войной, по предложению англосаксонских экспертов генуэзской системой был установлен золотодевизный стандарт (он же золотовалютный), основанный на золоте и валютах Великобритании, САСШ, Франции в соотношении 50% золота и 50% валюты. Фунты стерлингов, североамериканские доллары и франки, ставшие средствами международных расчетов, были названы девизами. Генуэзская система золотодевизного стандарта существовала и до Мировой Войны, однако была распространена в колониях. После Мировой Войны она начала действовать в большинстве стран мира. Великобритания, САСШ и Франция стояли в системе обособленно, так как являлись странами резервных валют. И по отношению к ним, все прочие страны-участницы генуэзской системы могли накапливать резервные требования в форме казначейских векселей и банковских депозитов, конвертируемых в золото.
(7) ревальвация - повышение курса национальной валюты относительно валют других стран; дефляция - повышение покупательной способности национальной валюты.