Светлоярск, правительственный дворец. 4 декабря 152 года э.с.
'Чёртов получас' - странное время для нанесения визита. Во-первых, сразу после полуночи, во-вторых, эти 'полчаса' - не мгновение, а тридцатидвухминутный интервал, когда уже не вчера и ещё не завтра. Текст приглашения - типичный образец расплывчатых формулировок. Небось, состряпали его в канцелярии из заготовок, штампанули и представили на подпись начальству.
Именно на 'чёртов получас' Верховный правитель назначил Краснову аудиенцию. Приглашение пришло утром, а около трёх часов дня по столице разнеслась весть о покушении на канцлера, считай второго человека в государстве. В вечерних выпусках газет и теле-радионовостей появились скупые сообщения. И всё об этом. Больше никакой официальной информации. Понять можно было только то, что канцлер остался жив, а террористы уничтожены охранной и бдительными гражданами.
По городу поползли слухи, число террористов и бдительных граждан множилось с каждым часом. А к полуночи, судя по слухам, распространявшимся как зараза один другого невероятнее, на месте покушения гремел настоящий бой с диверсантами. Кто говорил, что канцлер не пострадал, кто утверждал, что ему на месте оторвало руку, а третьи, те которые 'очевидцы', вещали что вместо канцлера ехал двойник. Что ж, 'очевидцам' виднее, они, наверное, всем многосотенным скопом находились в той обстрелянной машине. Поскольку после покушения никаких изменений в назначенном времени не последовало, Краснов продолжил готовиться к предстоящему визиту. Зная цену пунктуальности, тем более, когда аудиенцию назначает сам глава государства, Пётр Викторович появился во дворце заблаговременно. Однако истекли отведённые тридцать две минуты, а вызова в малую приёмную, куда отвели гостя, всё не поступало. В это время в рабочем кабинете Верховного до сих пор продолжалось экстренное совещание силовиков и представителей Ставки ВГК. Ожидать приёма пришлось до начала третьего.
Во дворец Краснов прибыл на служебном 'ВежАвтоКоне', любезно предоставленном по такому случаю генералом Острецовым, давшим в сопровождение своего же ординарца. Ночной Светлоярск блистал огнями, приличествующими любому городу-миллионнику. Город сверкал до сих пор модными в этом мире неоновыми вывесками, гирляндами праздничной иллюминации, оповещающими, не смотря на войну, о приближающемся трёхсотпятидесятилетнем юбилее. На перекрёстках мигали оранжевым светофоры. Осматривая по дороге в окошко запорошенные снегом ночные улицы, Пётру Викторовичу в шутку подумывалось о названии столицы. Забавно бы было, кабы её в своё время назвали не Светлоярск, а Светлояр и где-нибудь рядом, как в той древней легенде, находилось озеро Китеж. Ведь в легенде было ровно да на оборот: град Китеж, что потонул в водах Светлояра. А ещё думалось о зиме. Первые морозы, вкупе с первым снегом, ударили в центральной Новороссии в начале ноября. С тех пор температура выше -10 по Цельсию не подымалась, на днях и под тридцать мороз держался. То ли дело на Антике! Купаться до сих пор можно. И в южных губерниях сейчас снега почти нет - выпадет, растает. Размазня одна, кроме предгорий Вятежского хребта.
Благостное настроение от созерцания городских красот схлынуло довольно скоро. Прохожих, которых привычно было видеть все предыдущие дни, наблюдалось в разы меньше. Частных автомобилей или нанятых клиентами извозчиков тоже. На улицах часто попадались полицейские пикеты, греющиеся у разведённых костров прямо на пешеходной части. Немало пеших армейских патрулей в повседневных шинелях, по знакам отличия, принадлежавшие Россошинскому гвардейскому полку. По заведённому в начале войны порядку, пребывание гвардейских частей в составе столичного гарнизона шло в строгом чередовании. Каждые три месяца нёсший гарнизонную службу 'дежурный' полк сменялся прибывающим с фронта. Россошинский полк должен был вскоре отбыть на передовую, а на его смену прибыть Алексеевский, чтобы 'отдохнуть' в гарнизоне, восполнить потери и, в свою очередь, быть сменённым следующим в очереди гвардейским полком. Помимо полиции и гвардии, на проезжей части курсировали четвёрки конных жандармов. Вооружённые нагайками, шашками и карабинами, они держались ближе к пешеходным поребрикам.
В первый же день знакомства со столицей Краснов подметил ещё одну небезынтересную деталь. Судя по показываемым в кинозалах и по дальновидению хроникам, Светлоярск сильно отличался от прифронтовых городов. В столице не использовались затемнение и маскировка зданий, для дальней авиации противника город, видимо, был недостижим. Да и ритм жизни здесь не отличался суматохой, присущей крупным городам. Тут, наверное, всё дело в горожанах. Такое впечатление, что война и связанные с ней трудности почти не коснулись столицы. Только незначительные перебои с продовольствием да изредка комендантский час, как сегодня, например. Вот, пожалуй и все признаки военного времени. Да и то, сказать, что сейчас был введён комендантский час, язык не поворачивался. Простые обыватели, нет-нет да шастали по каким-то своим делам.
Свернув в центре с выстланного старинной брусчаткой Светланинского проспекта, 'ВежАвтоКон' выехал на Вежецкое шоссе с принятой здесь сорокакилометровой скоростью и спустя десять минут подъехал к правительственному дворцу. Ещё издали, над главным дворцовым корпусом, увенчанном бельведером позднейшей достройки, было заметно громадное полотнище государственного флага Новороссии - две горизонтальные полосы, чёрная сверху и тёмно-оранжевая снизу. Георгиевские цвета. На флаг бы ещё одну полосу добавить, подумал Краснов, нижнюю белую, да с оранжевой на жёлтую подправить, чтоб совсем уж имперским стал: земля-золото-серебро. Бывал он и не раз на планетах под этим флагом.
У кожемячных ворот (Краснов не успел узнать, отчего они так назывались), расположенных в крепостной стене на восточном спуске, их документы проверил хмурый вахмистр в длиннополой серо-зелёной шинели полевой жандармерии. С раскрытой кобурой на унтер-офицерской портупее и сдвинутыми ближе к бляхе сабельными ножнами, вахмистр как бы показывал, что в случае чего он шутить не будет и без промедления пустит оружие в ход. Удостоверившись, что документы в порядке, он козырнул и подал сигнал наряду открывать ворота.
Внешний периметр дворца охранял батальон жандармерии, внутренний гвардейцы.
Во внешнем дворе ординарец 'передал' Петра Викторовича дворцовому чиновнику в вицмундире с петличками коллежского секретаря, что по табелю о рангах Новороссии соответствовало армейскому капитану. Секретарь оказался парнем словоохотливым, любителем, как вскоре обнаружилось, шахмат и крепкого кофе. Секретарь должен был 'развлекать' пожилого, в его представлении, гостя в странновато-вызывающем полувоенном френче, пока неведомо как добившийся аудиенции визитёр ожидал оную. 'Развлекать' чиновнику было не напряжно и даже интересно. А что? Таинственный господин, которому была назначена аудиенция с Самим, с ходу убрал между ними дистанцию, представился и в свою очередь стал называть секретаря по имени-отчеству, к тому же глушил кофе как и он сам чашку за чашкой. И в шахматы он играл мастерски, не выиграть никак, аж азарт разбирает. Однако одежда посетителя вызывала удивление. За пять лет дворцовой службы, секретарь ни разу не встречал здесь никого без штатского или военного мундира. А этот пришёл в полувоенном френче, модном в некоторых кругах общества как деловая одежда. На иностранца визитёр не походил, разве только подмеченное словечко 'сыплется' выбивалось из образа, в Новороссии говорили 'сыпется'. Наверное, по заграницам пожил, там, говорят, в русских сеттльментах и не такое услышишь.
Дворец Краснову понравился. Собственно, комплекс правительственных зданий, возведённый в последнее десятилетие старой цивилизации, дворцом можно было назвать с большой натяжкой. Так уж бог весть когда повелось говорить в обиходе горожан, потом и чиновники это именование переняли. Много позже, в Дикую эпоху, вокруг комплекса возвели натуральные крепостные стены с башнями, бастионами, барбетами, горжами, парапетами и прочими достижениями военно-инженерной мысли, почёрпнутыми из древних справочников и учебников. Потом косметическим переделкам подверглись фасады и внутренние дворики, появились аллеи, беседки и вписанные в архитектурный ансамбль караулки. А полтораста лет назад комплекс начали достраивать, возводя фронтоны над колоннадами портиков, добавляя к стенам пилястры, а к зданиям ротонды в стиле ампир и прочая, и прочая... Изменения коснулись и интерьера зданий, теперь внутреннее убранство более соответствовало духу эпохи.
...В начале третьего совещание наконец-то завершилось. Оставшись в одиночестве, Верховный правитель Новороссии Ольшанский Аркадий Филиппович пребывал в тяжёлых раздумьях. Совещание с силовиками добавило и тревог, и вопросов. Трудных и, к сожалению, не разрешимых в ближайшее время вопросов.
Минуло три месяца как Ольшанский занял нынешний пост. До этого он двадцать лет несменяемо служил главой экономического департамента правительства в чине тайного советника, то бишь статского чиновника третьего класса. Все двадцать прошедших лет он считал, что достиг вершины карьеры и совершенно не ожидал внезапного взлёта. И на кого? На пост Верховного! Правильно писал не раз перечитываемый им живой классик Бочаров: '...у нас в Новороссии любая самая тупиковая карьера может вдруг сделать столь стремительный взлёт, что 'счастливцу' раннее ни о чём подобном и на нетрезвую голову помышлять не приходилось. Бывает так случается, что единственным способным занять освободившееся место оказывается тот, кто давно уже достиг в своих мечтах вершины карьеры, а то и нераспознанный раннее талант, задвинутый в глухой медвежий угол. Из разряда вторых может вдруг оказаться мелкий провинциальный служащий или неуживчивый с воинскими начальниками сорокалетний штабс-капитан из дальнего гарнизона'.
Ко второму разряду Ольшанский себя, понятное дело, не относил. Ну а к первому... Единственным достойным, подходящим на пост главы государства он себя не считал. Имелись в обойме претендентов и более достойные. Тот же канцлер Повалоцкий Юрий Васильевич, старику шестьдесят восемь, а прыти как у молодого. Он же, кстати, и выдвинул Ольшанского на Тайном Совете, не смотря на, мягко говоря, натянутые отношения. К слову, больше двадцати лет приходилось Ольшанскому вариться с канцлером в одном котле, а последние двенадцать быть его непосредственным подчинённым. В той же Сокаре или в обеих Ракониях, не говоря уж о живущем интригами Великом Герцогстве, давно бы поста лишился, а может и головы. Там с нелояльными замами поступают просто. В Новороссии по иному, с канцлером и поцапаться не раз приходилось. Потому-то Аркадий Филиппович и был ошарашен, когда Повалоцкий предложил его кандидатуру. Остальные члены Тайного Совета не долго колебались. Собственно, кандидатур в этот раз было всего две: он и глава МИДа. Но старый несговорчивый хрыч Бондарев, действительный тайный советник и дипломат в пятом поколении, взял самоотвод с ходу, не пожелав оставлять свою вотчину.
Таковой способ передачи власти, стань он известен за рубежом, вызвал бы не мало удивления. Подобной процедуры, как и политической системы, там не было. Нечто близкое существовало в Южной Раконии, но всё же не то. Вдобавок, стань вдруг общеизвестна фамилия нового правителя Новороссии, новость вызвала бы не просто интерес, а минимум недоумение. Тайный советник, чин в котором до сих пор официально числился Ольшанский, не самый высокий, чтобы рассматривать его обладателя в качестве возможного кандидата. Официально Аркадий Филиппович и сейчас числился главой своего прежнего департамента. Но это лишь официально, как говорится, для чужих, а негласно - он теперь Верховный правитель одной из сильнейших мировых Держав. А всё же, Ольшанскому интересно было бы посмотреть на реакцию глав иностранных миссий, будь его назначение официально объявлено через СМИ, с публичной процедурой и прочими долженствующими атрибутами, ушедшими в историю два десятилетия назад.
Нынче времена другие, публичными фигурами остались глава МИДа Бондарев и Главковерх фельдмаршал Родионов. Если с Бондаревым понятно, ему ведь представлять Новороссию приходится на всяческих переговорах и тому подобных дипломатических мероприятиях, то с Родионовым ситуация качественно иная. В армии значение личности во главе Вооружённых Сил традиционно имеет огромное значение. Другое дело, что фельдмаршал в своём настоящем качестве известен скорее генералитету и ограниченному кругу старшего офицерства. Спросил бы кто у какого-нибудь поручика фамилию верховного главнокомандующего, тот и не ответил бы. Таково положение дел, диктуемое безопасностью, но оно же - палка о двух концах. Случись, не дай Боже, нечто грандиозное и трагичное, фактор авторитета, держащегося в тени Главковерха, может не сработать.
Ольшанский прикурил толстую бразильскую папиросу марки 'Noite', созерцая переполненную хрустальную пепельницу в форме раскрывшегося бутона. Её он прихватил при переселении из прежнего кабинета. Предшественник, светлого ему посмертия, погибший от гранаты не установленного террориста-смертника, табачный дым на дух не переносил и приказал демонтировать в кабинете все вытяжки. Что-что, а вытяжки вернуть Ольшанский распорядился, едва справив новоселье. Не дело ведь, когда дым под потолком стелится. И пепельница сгодилась, к тому же она дорогой, как воспоминание, подарок сослуживцев. На память к пятнадцатилетию его службы, когда он ещё в Старграде обретался. Сперва в экономическом отделе 46-го завода - крупного оборонного предприятия, поставлявшего силовые установки для ВМФ, а позже курируя оборонный комплекс всего юга Новороссии. Времени же прошло с тех пор более двадцати лет...
Сигарет Верховный не любил, предпочитая им папиросы, изредка трубки. И сами папиросы он курил непременно бразильские, которые вместе с дешёвым тростниковым сахаром, по его мнению, были тем не многим, что имелось ценного в Новой Бразилии.
Привычно сминая зубами папиросный мундштук, Ольшанский думал о сегодняшнем, верней уже вчерашнем покушении на канцлера. Три человека погибло от рук террористов, двое телохранителей и случайная прохожая, переходившая на улицу на красный свет светофора. Не взбреди ей в голову правила нарушать, наверняка жива бы осталась, не получив своей пули. Случайная жертва... Боевиков было двое, вооружённых велгонскими тяжёлыми карабинами - самозарядными LK-12 калибра 10,16-мм. Такие карабины состояли в велгонской народной армии на вооружении кавалерии, частей охраны тыла и внутренних войск. Среди трофеев они были достаточно редкими, но достать можно. В пятизарядных магазинах карабинов у боевиков находились патроны с бронебойными пулями. Откуда взялись террористы именно в то время и именно на том перекрёстке, где притормозил бронированный легковой 'Барс' с правительственными номерами, не установлено до сих пор. Первого боевика наповал застрелил уцелевший охранник из машины эскорта. Второго смертельно ранил оказавший поблизости прохожий, как выяснилось, владелец расположенной неподалёку булочной, закрывший её в это время на обед и направлявшийся домой. Он имел при себе пистолет, что являлось обычным делом в привычках добропорядочных граждан. Тупоносые пули 'Воркунова' булочника попали боевику в оба бедра, совершенно разворотив их, из-за чего эта сволочь, истёкла кровью по дороге в больницу. И концы в воду. Заподозрить булочника трудно, стрелял-то он по ногам и по картотеке жандармерии не проходит. Но к меткому охраннику у следователей имелись вопросы, не мог он что ли по конечностям стрелять? А с булочника какой спрос? Увидел нападение, проявил гражданскую сознательность, в запале лишних дырок наделал. Но вот этот охранник, 'герой' что б его! Профессионал называется... Сам канцлер и его водитель отделались ранениями. Повалоцкому пуля зацепила предплечье. А так - пустяки. Обоих посекло осколками стёкол, как конфетти посыпавшихся от бронебойных пуль. Негодная марка стёкла, наверное. Обычные пули держат, только трещины идут, а от бронебойных почему-то брызги.
Однако, как уже успели доложить Верховному, завтра после обеда канцлер намеревается выписаться, наплевав на запреты врачей, и явиться на созванное на вечер экстренное заседание правительства. Силён всё ещё Василич, подумал про него Ольшанский, характер - кремень.
Верховный не спеша со смаком докурил, переворачивая листы свежих сводок. И вдруг ухватил плавающую где-то на краю сознания мысль. Впрочем, вполне привычную мысль, не раз его посещавшую, что на своём прежнем посту он ведь и не представлял всей полноты, всей трагичности того положения, в котором оказалась Родина. Бумаги, что тонкой стопкой лежали на столе перед ним, отражали изменения в оперативной обстановке за последнюю неделю. Здесь были сводки и от разведуправления генерального штаба, и от заграничного отдела ГБ, и от департамента дипломатической разведки, и от секретного отдела Жандармского Корпуса. Отдельно лежала сводка генштаба о положении на фронтах.
В стороне ожидал, требующий его резолюции, приказ Главковерха об освобождении генерал-фельдмаршала Блока от должности начальника генштаба. А жаль. Жаль, что удаляется из генштаба такой способный генерал. Блок грамотный и решительный полководец, блестяще доказавший это в начале войны успешным наступлением на Пеловском фронте и взятием реммского укрепрайона. Около года назад он принял генштаб и судя по всему тяготится нынешней должностью. Однако при этом он превосходно справляется с обязанностями главы мозга армии. Перед Верховным словно предстало его округлое высоколобое лицо с аккуратными закрученными усами - дань гвардейскому прошлому, следом в ряду образов почему-то появились вышитые золотой канителью жезлы на погонах. Начальник генштаба давно рвался в действующую армию, Главковерх, похоже, просто уступил его напору. Что ж, ему, Главковерху, видней, предложит нового начгенштаба, утвердим. Блок в следующем же приказе назначался командующим Невигерским фронтом, взамен исполняющего вторую неделю его обязанности генерала от артиллерии Зощенко, бывшего до трагической гибели прежнего командующего начальником артиллерийского управления фронта. 'Надо же было нарваться Хабарову'! - подумалось Верховному. Прежний комфронтом генерал-фельдмаршал Хабаров погиб, совершая перелёт на борту штабного 'Владимира', выслеженного и сбитого велгонскими дальними истребителями. Подкараулили как разбойники, и ушли безнаказанно. В ходе расследования даже версия возникла, что велгонские охотники - опытные образцы реактивных истребителей, отмечались ведь уже на Пеловском фронте подобные аппараты, к счастью, не массово. Но доказательств получить не удалось. Скорее всего, это были двухмоторники, которые обычно противник использовал для сопровождения дальних бомбардировщиков.
Ольшанский подмахнул приказ и бросил его вместе с остальными бумагами в папку. Мысли в который раз вернулись к прошедшему совещанию и прочитанным сводкам. Всё говорило за то, что намечается нечто грозное, нечто столь грандиозное, что того и гляди зашатаются устои государства. Тут вам и активизировавшиеся в последнее время боевые группы подпольщиков-республиканцев, среди которых были как радикалы, фанатики идеи возрождения прежней федерации, так и выкормыши финансируемых из-за границы партий самого разного толка (что самое противное, частично их спонсировала прогнившая прослойка родной интеллигенции). Социалисты-республиканцы, социалисты-демократы, анархисты, конституционные либералы и прочая мишура. Тут вам и вновь появляющиеся подпольные типографии, взамен накрываемых полицией и жандармерией. Появляющиеся как роса по утру или, если угодно, как вши просто из грязи. И что поражает, оборудование и бумага никак не тянут на возможности партвзносов партийных касс. Время от времени, возникают подпольные радиостанции с крикливо-громкими и потому убогими названиями, вроде 'Свободная Новороссия'. От кого свободная? Под сапогом чужой армии, надо полагать, настанет истинная свобода? Их, впрочем, неизменно пеленгуют, глушат и громят. Хорошо ещё, что возможностей организовать студию дальновидения у них нет. Но этого как будто мало, впервые за время войны были организованы беспорядки в нескольких городах, путём саботажа продовольственного обеспечения. Формула-то проста и известна из древних времён: создай ажиотаж и привлеки провокаторов - всё, бунт, не бунт, но волнения начнутся. Причём впервые за время войны были организованны саботажи на заводах, включая и оборонного профиля. Провокаторы, кто выявлен, отправлены на каторгу, с остальными обошлись нагайками или административными арестами. И что примечательно, после арестов бастующие не могли толком объяснить, на кой чёрт им бастовать-то понадобилось. Условия труда, оклады и рабочие графики, даже с учётом военных мер в экономике, в Новороссии такие, что рабочим за границей только мечтать оставалось. В какой ещё стране существует сорокавосьмичасовая трудовая неделя? А больницы и школы при заводах? Впрочем, одна такая страна имелась - Ютония, да и то она ведь за океаном. А разве найти ещё такую страну, в которой бы мастер цеха имел заработную плату на уровне жалования коллежского асессора или армейского майора? Посмотрели б они, как живётся у Великого герцога или у островитян, там самый высококлассный рабочий никогда заработком не сравнится с самым мелким чиновником и ничего, почти не бастуют. У них с этим просто - слезоточивый газ, штрафы, бывает и огонь на поражение. Штрафы, между прочим, не обычные, прописанные в административном кодексе, а накладываемые владельцами заводов и фабрик как возмещение убытков за вынужденный простой. После таких штрафов от месяца до трёх бесплатно работают, не имея возможности уволиться. Уйдёшь с фабрики, угодишь в долговую тюрьму, пока кто-нибудь за тебя долг не выплатит. Многие годами сидят, а кто и всю жизнь, когда их из долговой тюрьмы на каторгу кидают. Вот так вот бастовать за границей.
Но главное, что вызывало наибольшую озабоченность, террор 'стирателей'. В сводке от секретного отдела Жандармского Корпуса среди прочего сообщалось, что вчера утром в пригороде Светлоярска удалось предотвратить покушение на главного инженера оборонного завода 'Звезда'. На заводе этом делают сверхмощные гаубицы ДБ-15 и ДБ-20 десяти и двенадцатидюймового калибров. В почти достроенном цеху запускается производство по переданным из усть-унгурского завода чертежам и спецификациям 254-мм миномёта ОМ-7Б. Ценой спасения главинженера стали жизни двух оперативников секретного отдела. 'Стиратель', как всегда после захвата, оказался безмозглым идиотом, будто кто-то стёр ему память, как стирают написанное мелом на школьной доске. В той же сводке сообщалось, что в тылу Аргивейского фронта вчера был вырезан весь находившийся на месте личный состав этапно-заградительной комендатуры станции Колмачёвка. По 'почерку' подозревается работа 'стирателей' и генерал-адъютант Ковригин, новый шеф Жандармского Корпуса, настаивает, что на нормальных диверсантов это не похоже.
Всё это укладывалось в одну схему: целенаправленная дестабилизация внутренней жизни страны, подрыв её обороноспособности и всех уровней системы безопасности тыла, а значит и мощи армии и флота. Цель - проигрыш Новороссии в войне.
'Ковригин, Ковригин... - продолжал размышлять Ольшанский. - Пятидесяти ещё нет, всего месяц как должность принял, а уже практически незаменим... А старого пердуна Межицкого всё-таки по-настоящему жаль'...
Межицкий, прежний шеф жандармерии, подал в отставку около месяца назад, после громкого скандала с Боровым - одиозным и, как считалось в народе, непотопляемым главой транспортного департамента. Межицкий был бессменным шефом Жандармского Корпуса с начала тридцатых, когда ещё не утвердилась концепция Тайного Совета, потому в народе его знали, и до недавнего времени он был одним из трёх публичных членов Тайного Совета. Но вот, как всегда это бывает, неожиданно разразился скандал, в котором оказались замешаны высокие жандармские чины. Последовали оргвыводы, внутреннее расследование и громкие отставки. Межицкий, не смотря на уговоры, тоже подал в отставку. Что ж, его право, честь дороже. Оставался 'непотопляемый' Боров. И что-то с этим мерзавцем надо решать. Уже сколько докладных об его паскудствах собранно! 'Ничего, подождём, когда он поглубже под себя яму выроет'...
'Может и прав Марцевич? - думал Верховный про слова директора ГБ. - Может и правда настала пора драконовских мер? У него как раз план внеочередных мероприятий разработан, но... Очень его план крут... С другой стороны, как бы потом поздно не стало, как в той старинной поговорке про жаренного петуха'...
Настенные часы-ходики показывали третий час ночи. В приёмной ждёт приглашения Краснов... Чисто по человечески Верховному было интересно посмотреть на живого инопланетника. Шутка ли, впервые за минувшие столетия на Темискире объявились гости! Верховный припомнил, как члены Тайного Совета воодушевились и одновременно обеспокоились известием, что пресловутая блокада прорвана и настал конец изоляции. Но ведь и хрен знает, чем это может грозить. Это позже начальник разведупра и охолонил всех и успокоил заодно, доложив, что инопланетники и сами, как и вся планета, оказались в ловушке. Но тем не менее, гости извне, 'горячо изъявившие желание' сотрудничать с разведупром, вернее влиться в его ряды, кажется знали, как прорвать блокаду локуса окончательно. Ведь делали же это рунхи, пока в судьбу мира не вмешался 'Реликт'.
Рунхи... Верховный попробовал про себя это слово на вкус. Что ж, теперь-то, благодаря инопланетникам, он знает кто они. И кроме того, некоторые события и явления из новейшей истории предстают в совершенно ином ракурсе.
Пора бы начинать аудиенцию.
- Просите господина Краснова, - распорядился он по селектору.
Получив вызов, коллежский секретарь, сопроводил гостя в кабинет Верховного.
Взору Петра Викторовича открылось просторное помещение, выдержанное в имперском стиле. На первый взгляд, всё здесь казалось гипертрофированных размеров: мебель, окна, гардины, люстра с хрустальными подвесками в центре потолочного свода, полотна с батальными сценами и портреты государственных деятелей прошлых времён, рядом с которыми колоннообразные двухметровые постаменты с бронзовыми и мраморными бюстами смотрелись карликами. Ворсистый однотонный ковёр тоже казался огромным, застилающим чуть ли не весь кабинет. Длинный Г-образный стол, отделанный линкрустом, начинался метрах в четырёх от входа и тянулся через весь зал, зрительно сужаясь к перемычке буквы 'Г'. Стулья под стать столу - с высокими спинками, широкие, будто делали их для великанов трёхметрового роста. В дальнем углу, у занавешенного окна, размещался дальновизор на массивной тумбе с выдвижными ящичками, а рядом остеклённый бар с бутылочной батареей.
Была ещё одна деталь в обстановке, на которую Краснов просто не мог не обратить внимания. Тонкая золотая табличка на обычной подставке из нержавейки, повёрнутая в таком ракурсе, что любому гостю можно было без труда прочесть выгравированную на ней надпись. Именно эта надпись и привлекла внимание. 'Жизнь подобна выстрелу в упор', гласила она.
'Что-то, вроде, знакомое', - подумал Краснов и память вдруг сама услужливо открыла доступ к давно не тревоженным закуткам. 'Жизнь подобна выстрелу в упор... Внезапно, без всякой видимой причины, не спросив на то его согласия, человека ставят перед фактом появления на свет'... - вспомнилось следом, а затем пришло и удивление, что здесь ещё помнят полубезумного мудреца Конрада, жившего в XIX или может быть в XX веке докосмической эры.
Верховный поднялся на встречу, рассматривая гостя с тем видом, с каким обычно сопоставляют облик известного по фотографии человека с ним же самим, но в натуре. Цепкий взгляд сквозь тонкие стёкла очков в элегантной роговой оправе, грузная фигура, утомлённое осунувшееся лицо, обрамлённое заострённой бородкой с проседью - Краснов примерно таким себе и представлял Ольшанского.
- Рад нашей встрече, Пётр Викторович, - произнёс Верховный с теплотой, протянул руку, одновременно другой указывая на стул. - Прошу.
- Благодарю, Аркадий Филиппович. Я рад, что вы нашли время принять меня.
- О чём речь? Мне давно следовало сделать это... Как добрались? Не утомились ли ждать в приёмной? - с напускной виноватостью осведомился Ольшанский.
- Об этом не извольте беспокоиться, Аркадий Филиппович. Ваш секретарь - превосходный шахматист. Давненько я не играл.
Верховный улыбнулся, снимая очки и массируя глаза.
Пётр Викторович, в свою очередь, успел составить предварительное о нём мнение. Составить по первым впечатлениям, которые, исходя из личного опыта, как правило, оказывались верными. Для этого хватило всего лишь первых обронённых хозяином кабинета фраз, физиономических навыков Краснова и кое-какая информация, предоставленная в штаб-квартире разведупра. Несомненно, радовало то, что с Красновым не затевалась игра в инкогнито высшего руководства.
Во-первых, несколько удивляла такая вот форма приёма. В Новороссии приверженность к церемониалам была явлением распространённым, но Верховный изволил принять... Нет, не то чтобы как равного, а скорее как сослуживца из соседнего департамента. Во-вторых, на Ольшанского будто давила непомерная ноша, что сразу бросилось в глаза Краснову, как опытному чтецу душ человеческих. С подобными типажами государственных деятелей Петру Викторовичу приходилось сталкиваться не единожды. То что Верховный, будучи чиновником довольно высокого ранга, воспринял своё выдвижение не как высшую и желанную цель собственной карьеры, но как тяжёлую и вынужденную необходимость, этого Краснов конечно не знал. Но знал он другое, подобные Ольшанскому тихие и незаметные канцеляристы, волею судьбы возведённые к вершинам власти, были зачастую подвержены душевным терзаниям под грузом взвалившейся на их плечи ответственности. Со стороны это могло выглядеть как нерешительность, да иногда так и было. Но в данном случае не в нерешительности дело. Всё прозаичней: Ольшанский был обделён той несгибаемой волей, той слепой убеждённостью в собственной непогрешимости, что присущи натурам маниакально рвущимся к власти. К безраздельной власти. Рвущимся, не замечая на пути препятствий, каковы бы они ни были: люди ли вставали на их пути, традиции ли, основы государственности или вообще законы исторической эпохи.
- Вы не голодны? - поинтересовался Верховный. - Надеюсь, не откажите мне в удовольствии отужинать с вами? А то, знаете ли, трапезничать мне приходится всё чаще самому, при этом, когда доведётся. Заодно продолжим нашу беседу в приватной обстановке.
- С превеликим удовольствием, - согласился, успевший проголодаться, Краснов. Ежедневные физические нагрузки давали о себе знать.
- Распорядитесь подать ужин на две персоны, - бросил Ольшанский в селектор. - В личный кабинет.
Ладонь Верховного легла на голову серебряной конской статуэтки, стоявшей перед сомкнутой линией телефонов правительственной связи. Пальцы легко повернули лошадиную голову набок. Статуэтка оказалась с секретом, за спиной правителя появился проём в дотоле монолитной стене.
- Прошу, Пётр Викторович.
Пройдя коротким коридорчиком, они оказались в личном кабинете. Лишённое окон помещение было не большим и убранством сильно контрастировало с рабочим кабинетом. Более всего комната походила на жилую, в которой можно расслабиться, отвлечься от государственных забот. Вздремнуть на мягкой кушетке, полистать какой-нибудь томик, выбрав его из сотен стоявших в книжном шкафу собраний накопленной человечеством мудрости, или просто послушать музыку на проигрывателе последней модели. А можно и понаблюдать за пёстрыми рыбками в овальном аквариуме, стилизованном под иллюминатор, который словно приглашал заглянуть в мир царства морского.
Ужина долго ждать не пришлось. Появившаяся прислуга сервировала стол, на котором спустя несколько минут появились первые из поданных блюд: картофель-пюре с жаренным луком, индюшачья филейка под белым соусом, три вида салатов, бутерброды с осетровой икрой. Наличие икры Краснова удивило, ведь на сколько ему было известно, осетрина здесь водилась только на озере Невигер, которое нынче было ареной боевых действий. Видимо, из старых запасов икорка. Не станут же рыболовные артели под пулями да бомбами промышлять? Спиртное прислуга выставила в ассортименте. Покатый графин с охлаждённой водкой, по бутылке белого и красного сухих вольногорских вин, крепкий арагонский марочный херес, кантонский абсент, который в Новороссии называли полынь-водой или просто абцентом, и кантонский же коньяк. Естественно, всё богатство и разнообразие вино-водочной индустрии Темискиры Краснов изучить не успел, в этом деле и нескольких лет не хватит, если конечно каждый день не заливать за воротник. Поэтому он с интересом повертел некоторые бутылки, задержавшись на абценте, на котором на задней этикетке русским текстом сообщалось, что напиток получен из окультуренной полыни. Крепость указана о-го-го! Аж 85%. Однако на эксперименты сейчас не тянуло, потом когда-нибудь...
- Желаете испробовать? - спросил Ольшанский, отпустив прислугу. - А может коньячок-с? Или вино?
- Беленькой, пожалуй.
- Не угадал. А я, по старой привычке, налью себе хереса.
Разговор пошёл в неспешном темпе, касаясь общих тем. Тостов Верховный не предлагал, просто подливал вовремя гостю рюмку, задавая попутно вопросы. Спрашивал он о впечатлениях о Темискире, о Новороссии. О Сокаре тоже спросил, признавшись, что за границей ему побывать не доводилось. Его действительно интересовали впечатления сидящего с ним за одним столом инопланетника. Краснов, по мере утоления голода, отвечал на вопросы иногда позволяя себе иронизировать.
- Не поверите, - сказал Верховный, промокнув салфеткой губы и позвонив в колокольчик, давая сигнал на подачу десерта, - я ведь, Пётр Викторович, в детские годы зачитывался фантастическими рассказиками о том как мы вновь выйдем в космос, покорим звёзды и встретим остальное человечество. Мечтал в юности конструктором стать, обитаемые ракеты проектировать, как в тех рассказах. Но увы, не смог противиться воле батюшки, избравшего для меня сию стезю служения по экономическому департаменту.
Последняя фраза настолько совпала с мыслями Краснова, что услыхав её, он ещё крепче утвердился во мнении, что Ольшанский на посту Верховного правителя скорее фигура случайная, ставшая во главе государства по воле судьбы. Точнее по воле Тайного Совета, нашедшего в нём компромиссную фигуру. Возможно, нынешний правитель Новороссии был превосходным исполнителем и одарённым организатором, да так оно, видать, и было. Но этого мало. Не хватало Ольшанскому лидерских качеств, ой как не хватало. А без них на таком посту нельзя. При ином раскладе и при иной политической системе он бы не удержался на 'троне'.
- А обернулось-то оно во как... - продолжил Верховный. - Не мы к вам, а вы к нам... В столь тяжёлые для Новороссии времена.
- Увы, Аркадий Филиппович, времена не выбирают.
Времена для Новороссии действительно были суровы. Хуже, наверное, положение только в Хаконе, особенно для ХВБ и прорусского правительства, кстати, отнюдь не марионеточного. В Хаконе ведь вторая гражданская война идёт. Но Хакона Хаконой, а для осуществления задуманного была выбрана Новороссия, от чего и следует отталкиваться. К тому же, Краснов и компания питали к ней симпатию, она им и ближе, и родней, чем остальные темискирские страны. Впрочем, здесь не обошлось без исключения - Хельге, родившейся и выросшей на дойчеговорящей планете, ближе была как раз Хакона.
Положение в Новороссии и в самом деле нестабильное; стараниями Острецова и его начальства, Краснов в этом вопросе сильно поднаторел. Не только война была причиной. В стране отмечался разгул велгонской агентуры, включая действующих под этой маркой рунхов. Террор, саботажи и прочие 'прелести' тайной войны. Кроме того, страна находилась в нестабильном геополитическом положении. Давний и надёжный союзник - Аргивея потерпел военное поражение, часть экономически важных океанских коммуникаций блокирует флот Велгона, провокации на границе с Великим Герцогством. Арагонцы выжидают, пожалуй так можно охарактеризовать их внешнеполитическую линию. Партия войны давит на Великого герцога, сторонники мира, опасающиеся резкого усиления Велгона, своих позиций пока не сдают. Но кто скажет, какова будет их сила через месяц, через два? По большому счёту, партия мира, то есть та часть аристократии, что ратует за нейтралитет в идущей войне, опасается Велгона справедливо, видя потенциальную опасность его выхода к границам ВГА. В какой-то степени здесь работала до нельзя простая логика: раз уж велгонцы русских победят, то герцогская армия их тоже не остановит. Рано или поздно велгонская народная армия двинет свои ударные группировки на юг. Великий герцог своего мнения не высказывал, он искал истину, сталкивая лбами обе партии. Это ещё Краснову не было известно, что дипломатической разведкой Новороссии были отслежены переговоры велгонского посла с главами Кантонов о найме от трёх до пяти армейских корпусов. За золото кантонские наёмники издавна воевали по обе стороны океана. Зато знал Пётр Викторович о постепенном и неуклонном отставании Новороссии и остального мира от Велгона. Отставании в технологиях, прежде всего в военных. Подборки материалов, сделанные для него Острецовым, вызывали серьёзные опасения. Взять, к примеру, авиацию. Во всех странах сохранялся приблизительно одинаковый уровень развития поршневых самолётов, достигший в последнее десятилетие своего потолка. Разработки реактивных летательных аппаратов велись везде, однако реактивные эскадрильи в боевом составе воздушных флотов имели всего четыре державы: Велгон, Новороссия, Островной Союз и Северная Ракония. У этой четвёрки стран реактивная авиация насчитывала всего-то по несколько десятков единиц, что в принципе слишком мало, чтобы всерьёз делать на неё ставку. Но в Велгоне велись испытания, в том числе в условиях фронта, истребителей следующего поколения. С вертолётами ситуация была примерно та же, но здесь Велгон обогнал всех в численности. Штурмовых вертолётов у него имелось не более одной сотни, разбросанной по всем фронтам. Но вот транспортных - смело можно сказать: неисчислимо. Это конечно большое преувеличение, но на общем фоне их количество выглядело именно так. По данным разведки, их число приближалось к тысяче двумстам единицам.
Помимо этого, по просьбе начальника разведупра, 'Реликт' сделал снимки строительства 'интересного' объекта на севере Велгона, почти на самой границе с пустошами. Про назначение строящегося объекта, имеющего явно военное значение, сказать что-либо определённое пока было сложно. Но. Некоторые особенности налаживаемой инфраструктуры наводили на мысль о будущем космодроме. Пусть примитивном, но всё же. Не хило они разгулялись, подумал тогда Краснов, обсуждая снимки с Кочевником и офицерами разведуправления. Этак через год-два, а может и раньше, начнут спутники запускать. Сперва примитивные, как на заре космической эры человечества, потом геостационарные. Кто знает, может сразу с последних начнут? Так глядишь и боевые платформы на орбиту выведут или ещё какой 'сюрпризец'.
- Как устроились, Пётр Викторович? - между тем спросил Верховный, наливая в фужер яблочный сок, которым он вознамерился запивать поданные на десерт пирожные с шоколадным кремом. - Нет ли у вас претензий?
- Какие претензии, Аркадий Филиппович, помилуйте, - отозвался Краснов. Себе на десерт он предпочёл песочное пирожное с ореховой крошкой и брусничный морс. - Стараниями генерала Хромова, устроились мы... да хорошо мы устроились. В домиках на территории учебного центра нас разместили. К жилью мы не притязательны, поэтому даже как бы в восторге.
- Вот и славно. Через недельку, как пообвыкнитесь, войдёте в курс надлежащих дел, решим вопрос о вашей легализации.
'Пообвыкнуться и войти в курс мы и раньше можем', - подумал Краснов, но озвучивать мысль не стал.
Исключая добровольного затворника Еронцева, бессменно нёсшего вахту на 'Реликте', Краснов вместе с группой каждый день проводил по распорядку учебного центра разведуправления. Ежедневно шли напряжённые занятия: изучалось стрелковое оружие и спецсредства ближнего боя, велись стрельбы из многих видов вооружения (пару раз даже из танка стрельнуть разрешили), плюс физо, вождение автотранспорта и бронетехники. Одновременно проводились занятия по спецпредметам, группа перенимала специфику и отработанные методики работы 'приютившего' их разведупра и конечно в нагрузку шло углублённое изучение реалий этого мира. Как в шутку сказал однажды генерал-майор Острецов, как будто диверсантов для заброски готовили из них, но для заброски на свою же территорию. На физо Краснову приходилось хуже всех, выматывался он быстрей, сказывался возраст. Но ни он и никто из ребят не спорили с таким диковатым, на их взгляд, методом приобщения к разведуправлению генерального штаба. В чужой монастырь, как правильно подметили древние, со своим уставом не ходят.
- Я вас позвал, Пётр Викторович, затем, собственно, - перешёл к главному Верховный, отставив опустевшее блюдце, - чтобы обсудить два вопроса. Конечно, пригласить вас следовало бы раньше, когда я только ознакомился с докладной запиской Хромова. Но, к сожалению, всё не досуг было.
Краснов кивнул. Что могло быть изложено в докладной начальника разведупра генерала Хромова, он примерно представлял, так как успел и даже не раз успел с ним многое обсудить.
- Первый вопрос, - продолжил Верховный, - касается ваших дальнейших планов по поиску выхода из проклятого локуса, в котором очутился наш мир. Как видите, наши с вами интересы совпадают, вы стремитесь отыскать путь домой, чем в случае успеха, окажете неоценимую услугу нам. Второй вопрос - это, собственно, ваш статус у нас. С чего бы хотели начать?
Прежде чем ответить, Краснов запил пирожное и отодвинул фужер и блюдце, давая понять, что теперь он весь во внимании.
- А знаете, Аркадий Филиппович, давайте начнём со второго.
- Пусть будет так. Хочу обозначить сразу: никаких сложностей в этом вопросе я не вижу. Но, во-первых, вы должны принять присягу, тогда более не будет 'вас' и 'нас', будем 'мы'. Во-вторых, некоторые моменты я предпочитаю обсуждать заранее, чтобы не возникало потом неясностей.
- Присягу мы примем. Здесь я препятствий этического плана не вижу. Часть из нас - люди в прошлом военные, что такое Присяга и что её дают своей Родине и дают один раз, знаем. Поясню. Дмитрий Семёнов: его родной мир оккупирован, попытайся он вернуться, его непременно казнят как шпиона, диверсанта или просто нелояльного элемента. Его Родина, как таковая, перестала существовать, планета под властью захватчиков стала совершенно другой, невыразимо преобразилась. Можно ли полагать, что данная им когда-то присяга утратила значение? Мы полагаем, что можно. Далее, Ярема Красевич: выдворен из родного мира, лишён гражданства. Думаю, тут нет вопросов. Лично я присягал давно не существующей державе, а ваш мир можно по праву считать её осколком... Хельга Вировец и Александр Кужель военными никогда не были и присяг не давали...
- Вы забыли упомянуть вашего капитана.
- Еронцев - это отдельный вопрос, Аркадий Филиппович. Дело в том, что даже для меня он не является непосредственным подчинённым. Он, так сказать, автономен. Человек он замкнутый, к нашим общим делам жгучего интереса не проявляет. Я не имею в виду основную задачу моей группы, как и поиски выхода отсюда. Я говорю про наши 'приключения' на Темискире.
- Хорошо, - Ольшанский поднял ладонь вверх. - Оставим пока Еронцева и поговорим о статусе. Признаться, мне не до конца ясно как с вами быть. С одной стороны мы признали в вас союзников, с другой вы становитесь военнослужащими Вооружённых Сил Новороссии. Естественно, как союзников мы вас и рассматриваем, но о самом вашем существовании в этом качестве будет известно незначительному кругу лиц. Отсюда вытекает следующее: для всех остальных вы будете сотрудниками разведуправления и только. А значит, у вас будут определённые права и обязанности.
Краснов согласно кивнул.
- Следовательно, - продолжил развивать мысль Верховный, - вам будут присвоены воинские звания. Этот вопрос Хромов оставил на моё усмотрение.
- То есть, вы в затруднении, какие звания нам присвоить? С Вировец и Кужеля хватит и вольноопределяющихся. Высшее образования они имеют... Это устроит всех, включая их самих. Нас же остальных можете произвести в наши последние чины. Я лично на адмиральские орлы не претендую.
- Вот тут-то, Пётр Викторович, и кроется загвоздка. Проще всего с Красевичем, никому неизвестный поручик не обратит на себя внимания. Но как быть с Семёновым? У нас бригадных генералов нет. Но если б и были. Даже представим мы его к генерал-майору... Генералитет - довольно замкнутый слой. Как бы мы к вам хорошо не относились, но даже внутри разведуправления никому до того незнакомого генерал-майора воспримут в штыки. Что касается вас лично, то кавторанг также не лучший вариант. Наш флот - ещё более замкнутая среда, нежели генералитет. Там не то что адмирал, там любой штаб-офицер на виду.
- Что же, Аркадий Филиппович, остаётся? - Краснов улыбнулся. - Уж не в прапорщики нас метите?
Ольшанский коротко рассмеялся.
- Насмешили, Пётр Викторович, насмешили. Я предлагаю вам обоим полковничьи погоны.
- С Семёновым я могу понять. Но я?.. Офицер флота и вдруг сухопутный полковник? Ммм... Как-то не по мне это.
- Хорошо, - вздохнул Ольшанский с видом взрослого, уставшего втолковывать очевидные вещи ребёнку. - Допустим, ваши погоны не вызовут ни у кого вопросов. Однако давайте представим, что вы столкнётесь с любым нашим флотским офицером.
- Я вас понял, Аркадий Филиппович. Специфические знания, жаргонизмы и 'повадки' меня выдадут с головой. Как не обидно, но признаю вашу правоту. Я ведь и в самом деле не морским офицером был, - Краснов припомнил, как на Антике он как-то ляпнул 'субмарина', и как при этом на него командующий базы покосился. Он тогда не знал, что военные моряки это словечко не употребляют, а говорят 'подводная лодка' или 'подводный корабль'.
- Тогда будем считать, что здесь мы достигли согласия. Итак, у нас остаётся первый вопрос, - Верховный провёл рукой по бородке и добавил: - Я не берусь выяснять ваши ближайшие планы, меня интересует, так сказать, общая перспектива.
- Что вам сказать? В перспективе нас ждут экспедиции в пустоши. И я пока что затрудняюсь сказать, в каком даже направлении. Будут ли это экспедиции по сухопутью или же по морям-океанам я тоже пока не знаю.
Верховный усмехнулся и заявил:
- Понимаю, что это сейчас преждевременный вопрос, но меня интересует, какие суммы вам понадобятся. Возражения в духе: 'мы всё сделаем сами' я отметаю с ходу... Впрочем - да, давайте оставим это на потом, когда наметится что-либо конкретное. Как говорится, будет день, будет и пища...
- Согласен. Финансовый вопрос лучше оставить на потом. А сейчас, Аркадий Филиппович, прежде чем я поделюсь с вами своими задумками, позвольте пригласить вас и всех желающих господ на борт 'Реликта'. Посмотрите какими возможностями мы располагаем, ознакомитесь с кораблём... Есть у меня некоторые, смею надеяться, любопытные мысли. Но об этом потом - там на орбите. Там я с вами этими мыслями и поделюсь, потому как понадобится наглядная демонстрация.
- Договорились, Пётр Викторович... Экскурсию можно устроить, думаю, завтра же.
- Как скажите, Аркадий Филиппович. Стало быть, станем готовиться на завтра.
- Итак, - произнёс Ольшанский, - я вас слушаю...
Экскурсия на 'Реликт' была перенесена в ночь с четвёртого на пятое. На этом настоял генерал Хромов, как куратор мероприятия. Мотивы начальника разведупра были ясны и не вызвали возражений. Он не желал привлекать лишнего внимания вражеской агентуры, как и ненужного внимания персонала базы ВВС Щелкуново-2, куда должен был прибыть шлюп с 'Реликта'. О готовящемся мероприятии знал ограниченный круг начальствующего состава базы и техников батальона аэродромного обслуживания. Об этом Хромов позаботился на пару с шефом Жандармского Корпуса, в чьём ведении находились особые отделы.
Так как факт визита высокой делегации на базу не афишировался, аэродром продолжал работать в обычном режиме. Ночью интенсивность воздушного движения была низкой, на дежурстве находилось только звено истребителей ПВО. Да изредка сигналил красными вспышками ближний привод и перемигивалась посадочными огнями одна из ВПП, когда на неё заходил на посадку тяжелогружённый транспортник, различимый благодаря габаритным огням.
Для приёма шлюпа была избрана вертолётная площадка, находившаяся на самом отшибе, рядом с границей минного поля. Со стороны аэродрома здесь обзор прикрывал пустующий ангар.
По настоянию всё того же генерала Хромова, в целях скрытности обошлись без правительственного кортежа, вместо автомобилей сквозь аэродром проследовала колонна БТРов. На служебном внедорожнике колонну сопровождал командующий базы во избежание переполоха и возможных недоразумений. БТРы остановились у площадки, 'десант' из членов Тайного Совета и иных удостоенных поспешил поскорей выбраться наружу. Путешествовать столь малоудобным способом многим было непривычно. Представителей Тайного Совета среди экскурсантов оказалось менее половины, так как некоторые из них попросту отсутствовали в столице.
Исключая Краснова и напросившейся Хельги, народу набралось десятка полтора. Из Тайного Совета присутствовали Верховный, канцлер и ещё четверо статских, плюс Хромов, шеф жандармерии Ковригин и директор ГБ Марцевич с двумя помощниками в полном боевом облачении - так, на всякий случай. Среди остальных удостоенных были Острецов, Мелёхин (об его включении, но без его же ведома, похлопотала перед Острецовым Хельга), незнакомые Краснову статский советник преклонного возраста и представитель генштаба в чине генерал-лейтенанта, выделявшийся 'из толпы' военных тем, что был единственным здесь по форме номер 3, к тому же с аксельбантами, которые в Новороссии полагались офицерам генштаба и адъютантам командующих.
Шлюп опустился на площадку почти беззвучно, стремительной тенью скользнув из-за облаков, не выдавая себя габаритными огнями. Еронцева на борту не было, шлюпом управлял автопилот, поэтому когда раскрылись створы рампы и на бетонные плиты приглашающе опустился трап, по рядам присутствующих пронеслись перешёптывания. В открывшемся проёме ведь никого не было.
Вызывая у Верховного, а с ним и у некоторых других собравшихся недовольство столь явной демонстрацией недоверия, первыми к трапу, по сигналу директора ГБ, выдвинулись архаровцы. Скрывая усмешку, Краснов помог им обследовать шлюп. Наконец, один из них рапортовал Марцевичу, что явной угрозы не замечено и с Ольшанским во главе к трапу потянулся ручеёк экскурсантов.
Хельга ни с того, ни с сего вообразила себя стюардессой и вызвалась помочь всем поудобней устроиться в антиперегрузочных креслах, сопровождая процесс комментариями и пожеланиями приятного полёта. И вот спустя четверть часа, когда улеглась вызванная полученными впечатлениями суматоха, орбитальный челнок плавно оторвался от земли. Иллюминаторов в шлюпе не было, их заменяли стереоэкраны наружных камер. Весь полёт экскурсанты провели не отрываясь от них, особенно при выходе в верхний слой мезосферы. Потом, в экзосфере, когда их родная планета предстала во всей красе, модулированный бортовым вычислителем голос сообщил, что полёт подходит к завершению. Шлюп вышел на курс скорректированной глиссады и вскоре его поглотил один из внешних ангаров 'Реликта'.
Еронцев встретил гостей как радушный хозяин. Поприветствовал, изрёк по памяти заранее подготовленную коротенькую речь, о чём его накануне попросил Краснов для придания атмосферы торжественности, и повёл делегацию по просторам корабля. Первым делом капитан показал отсеки с жилыми каютами, сопровождая демонстрацию комментариями и отвечая попутно на вопросы. После отсеков настала очередь центральной рубки управления. Там делегация 'застряла' надолго. Лекция капитана всецело завладела вниманием гостей. А рассказывал он, не вдаваясь в технические подробности, о стоящих перед ним задачах, о назначении представленного на всеобщее обозрение оборудования, о принципах звёздной навигации, о собранных и обработанных данных о Темискире и её луне, о начатых им исследованиях пустошей.
Однако в рубке в этот момент находились не все. Краснов поздно заметил отсутствие Хельги и Мелёхина. Тут и гадать не надо - застряли в жилом отсеке. Зная натуру Хельги, Пётр Викторович мог себе представить, как ей не терпелось показать любовнику свою каюту, обустроенную в соответствии со всеми её вкусами и запросами. А заодно и шмотками похвастаться, каких на Темискире нет и не могло быть. Да уж, Хельга осталась верна себе: на 'Реликт' первые лица государства со свитой пожаловали, а ей хоть бы что, лишь бы в постели покувыркаться.
Лекция и в правду затянулась, чему Хельга была только рада. Зная способности Еронцева приковывать внимание, особенно если на него вдохновение снизойдёт, она могла смело рассчитывать часа на полтора свободы. А может и на больше.
Конечно, Мелёхину тоже хотелось бы поприсутствовать там. Но если уж выбирать между жаждой к неизведанному и Хельгой, он с лёгкостью выбрал её общество. А неизведанное... Что ж, подождёт неизведанное, даст Бог, наверстается ещё.
Обнажённая, уставшая и довольная, она разливала по бокалам сладкое шампанское, размышляя, почему всё приятное так быстротечно. Вот и полтора часа почти на исходе. Ну отчего человеческая психика так устроена, что всё плохое субъективно воспринимается бесконечно долгим, а мгновения радости так и остаются мгновеньями? Это казалось ей верхом несправедливости. Лучше бы наоборот или хотя бы когда так, а когда и этак.
Подхватив бокалы в каждую руку, она возвращалась к постели, идя намеренно не спеша, чтобы Мелёхин подольше повосхищался её фигурой. Приятно ведь когда на тебя так смотрят.
- Вторая бутылка, - сообщила она. - Я, кажется, окосела слегка. Или не слегка. А ты, Андрюш, как стёклышко.
Мелёхин улыбнулся, беря протянутый бокал.
- Имею выработанную годами стойкость. Слушай, Хелька, а нас не хватятся?
- Не хватятся! - отрезала она с наигранной злостью. - Снова за своё? Просила же, не называй меня так. Я Хельга.
- Угу, - кивнул он, делая глоток. - А твои тебя Кометой называют. Позывной?
- Да, - она провела ладонью по его лицу, а когда он улыбнулся, не сдержалась и прыснула. - Знаешь, я поняла, кого ты мне напоминаешь...
- Ну и кого же?
- Чокнутого механика.
- Вот те здрасьте... - он нахмурился. - Не понял логики...
- Погоди дуться. Есть в необъятной галактике одна чокнутая планета, где живут сектанты-механики. Вообще-то это не религиозная секта, да и не секта как таковая... Просто живут они ото всех других миров обособленно. Чокнутыми их называют за пристрастия ко всяким имплантациям.
- Ты бы мне словечко это объяснила что ли...
- Вживляют себе разные механические штуковины, чтобы таким образом усовершенствовать своё тело или продлить ресурсы органов, конечностей и чего там еще в человеке есть.
- Ну-у... - протянул он отхлёбывая. - Про усовершенствования ничего не скажу, а продлить ресурс печени - штука полезная.
- Видел бы ты их! Дрянь всякая на мордах, на теле, в теле, некоторые извращенцы и на людей-то не похожи. А продлить телесные ресурсы можно и иными способами. Есть на то биотехнологии.
- Ну-ну, - буркнул Мелёхин. - И чем же это, интересно, я на этих чудиков похож?
- Да не то чтоб похож... Просто ты зубоскалишься, вот и навеяло...
- Опять здасьте... Ну и Хелька! Теперь я ещё и зубоскалюсь...
- Ещё раз назовёшь меня так и... - она не договорила, поверженная его стальной улыбкой. Не получалось у неё злиться, хоть ты лопни.
И вдруг ей в голову стукнула одна мыслишка. Мелёхин ведь на гитаре играет и поёт в придачу. В каюте как раз и инструмент имеется, куда ж без него?
- Слушай, сыграй мне, а?
- На чём? - удивился Мелёхин. - Кроме гитары ничему не обучен.
Но по её реакции он понял, что гитара таки имеется и отвертеться не получится.
- Ладно, тащи... Ща явлю талант.
Хельга поставила бокал на поднос у кровати и поднялась со всей возможной грацией. Ведь когда он её так беззастенчиво разглядывает, словно истома по телу разливается. Вот опять, кажется, заводиться начала.
- И откуда у тебя гитара? - поинтересовался Мелёхин, когда она вернулась. - Я себе воображал, что у вас там что-нибудь посовершеннее придумали... Ну а сама-то играть умеешь?
- Обижаешь. Имею классическое воспитание. Музицирую, пою, танцую. Могу, конечно, и на синтезаторе мелодий налопать, но живая музыка куда приятней. И ценится на порядок выше.
- Та-ак-с... что у нас тут... - Мелёхин принял гитару и по-хозяйски её осмотрел, а потом и перебрал несколько аккордов. - Шестиструнка. Плохо. Я на семиструнке привык... Ладно, что спеть-то?
- А что хочешь.
Он кивнул. И вот полилась грустная мелодия. И сложная, и удивительно простая одновременно. Хельге она понравилась, было в ней что-то такое берущее за душу, красивое и печальное. Потом Мелёхин начал другую мелодию, тоже печальную, запев с грустью:
Закат горит и ветер гонит дым.
После атаки тупо и устало,
Я глажу друга и прощаюсь с ним.
Мой друг, мой конь, вот и тебя не стало.
Теперь со мной остались трое:
Подруга сабля, чарка и злодейка горе...
Внезапно он оборвал игру и застыл.
- Не могу дальше... Прости.
Хельга коснулась его пальцев, зажавших гриф.
- Такое чувство... - попытался объяснить он, - что я не имею права на всё это... - он обвёл рукой вокруг. - Я здесь с тобой и мне хорошо... И не обязательно здесь даже. И там в Светлоярке... А ребята кто в земле, кто на передовой. А я как предатель... Дерьмово, одним словом.
- Ну что ты, Андрюш... - Хельга обняла его, не обратив внимание, что дека больно упёрлась в грудь. - Ты не предатель. Ты совсем не предатель, у тебя теперь война на другом фронте... Скажи, а конь про которого ты начал петь...
- Сивка... - голос Мелёхина смягчился, но глаза застыли. - Одиннадцать лет он был моим... Другом он моим был. Два года мы с ним воевали. А потом его ранило. Сильно... Я слёз не стыдился.
- Ранило, но не убило. Его не смогли вылечить?
- Вылечить? Ты знаешь, что такое тяжело раненые лошади? Их пристреливают из жалости. А у меня рука не поднялась. Смотрел на Сивку, а он в глаза мне заглядывает, плачет, хрипит, копытом гребёт... Я зажмурился, отвернулся, когда товарищ пистолет вытащил...
- Не понимаю. У вас ветеринаров не было?
- Где? В тылу противника? Какие там, к чёртовой бабушке, ветеринары?
...Кажется, мероприятие удалось по всем пунктам. В этом Краснов был теперь совершенно уверен. Вволю попотчевав себя впечатлениями и охотно удовлетворённым капитаном любопытством, высокопоставленные гости пребывали в заметно возбуждённом состоянии. А ведь для многих из них это был только лишь начало открывавшихся перспектив и они это знали. Заодно, Еронцев смог исподволь донести мысль, что на борту 'Реликта' он единственный полновластный хозяин. И очень кстати. Сама собой отпала некоторая двусмысленность положения Краснова и его группы. А ну как кто-нибудь из этих господ решит потом когда надо и когда не надо 'Реликтом' пораспоряжаться? А так - сразу некая граница обозначена, а ежели помощь корабля понадобится - мол, обеспечим в лучшем виде.
Оставалась ещё одна, подготовленная Красновым, демонстрация. В медицинском отсеке. Пора бы уже население если и не всей Темискиры, то хотя бы Новороссии к достижениям современной медицинской науки приобщить. Пусть без широкой огласки, пусть в очень скромном объёме (возможности 'Реликта' ведь ограничены), но тем не менее. А то ведь рунхи в Велгоне во всю промышляют запрещёнными в галактике биотехнологиями, так и нам найдётся чем им ответить. И ничего противозаконного. Самые что ни наесть передовые достижения медицины.
Для этой демонстрации Краснов и взял с собой Хельгу, лучше всех освоившую медоборудование. На её личном канале он послал приказание явиться незамедлительно. А то устроила, понимаешь, романтическую прогулку кавалеру, пора и честь знать.
Когда высокие гости, ведомые Еронцевым, прибыли в медотсек, Вировец и Мелёхин находились уже там. Краснов придирчиво осмотрел сменённый Хельгой туалет, но придраться было не к чему. И тут же перехватил недовольный взгляд Острецова, брошенный им на бравого, хоть сейчас готового на строевой смотр, ротмистра. Но генерала этим не возможно было провести, по возвращению Мелёхина ждал 'ковёр'.
- Перед вами, господа, - завладел всеобщим вниманием Краснов, - корабельные УБээРы. То есть универсальные блоки регенерации. Каждый УБээР имеет по шесть индивидуальных программируемых капсул, предназначенных для регенерации ампутированных конечностей или повреждённых внутренних органов. Как и всякий звездолёт, сходящий со стапелей в последние полвека, 'Реликт' имеет на борту УБээРы, у него их даже три (то что корабль намного древнее, Краснов решил здесь не озвучивать). Честно сказать, господа, их четыре, но один из блоков является резервным и неизвлекаемым.
- Но это же... - не сдержался кто-то из статских.
- Сударь, - обратился директор ГБ, - вы хотите сказать, что три таких УбээРа можно демонтировать? И следовательно...
- Совершенно верно, - подтвердил Краснов. - У меня давно созревала идея предоставить их в распоряжение госпиталей.
- Надо проработать этот вопрос с Главмедупром, - заявил Верховный и повернулся к стоящему позади чиновнику в преклонных летах, тот кивнул и стал быстро что-то писать в блокноте. - И каковы, Пётр Викторович... э-э... Как бы это выразиться?.. Какова 'пропускная мощность' этих УбээРов?
'Странное словосочетание', - подметил Краснов. Может быть, в Ольшанском невольно проклюнулось заводское прошлое?
- Каждый сеанс регенерации является единовременным и непрерывным, - стал отвечать Краснов. - Скажем, отращивание конечности занимает от десяти до пятнадцати корабельных суток, по сути тех же темискирских суток. То есть, один УБээР способен за месяц пропускать по двенадцать-восемнадцать человек. Сроки реабилитации, прошу прощения, это уже уровень местной медицины. Но как правило, после сеанса человек возвращается в строй за месяц. Если брать восстановление внутренних органов, излечение последствий баратравм, ожогов кожного покрова и прочее, то сеанс занимает три-четыре дня. Как не трудно подсчитать, за месяц выходит примерно сорок-шестьдесят человек. Конечно, это капля в море, но чем богаты, как говорится...
- Да пусть и капля! - перебил канцлер. - Но скольким мы сможем помочь! Низкий поклон вам и вашим коллегам, Пётр Викторович...
- Не стоит, Юрий Васильевич, - Краснов неожиданно для себя смутился, - это наш долг даже не как союзников и друзей... Это долг человека.
- Остаётся решить как эти УБээРы переправить вниз и в каком госпитале их разместить, - сказал Верховный. - Сперва, думаю, непременно надо будет организовать ответственную медицинскую комиссию, отобрать кадры для будущего персонала. Решить вопрос с загруженностью блоков.
- Два УБээРа, - предложил Краснов, - можно нацелить на увечных, оставшийся на восстановление комиссованных или непригодных к строевой службе.
- Что ж, можно и так, - согласился Ольшанский. - А на каком принципе работает УБээР? И много ли потребляет энергии? Это я к чему, Пётр Викторович, это я к тому, что не столкнёмся ли мы потом с проблемой энергоголодания?
- Об энергообеспечении беспокоиться не стоит, - заверил Краснов. - Блок питания УБээРа, с учётом максимальной расчётной нагрузки, потребляет энергии, по меркам вашей планеты, очень мало. На борту корабля имеются запасные зарядные батареи, которыми можно будет заменить разрядившиеся. Те, в свою очередь, будут отправляться обратно на корабль для восстановления. Увы, но приспособить зарядку батарей на месте, это, боюсь, пока что неразрешимый технический вопрос. Что же касается принципа работы УБээРа, о нём вам расскажет госпожа Вировец.
Краснов кивнул ей, и прежде чем она начала, спросил у Острецова:
- Вы позволите, Ростислав Сергеевич, задействовать вашего ротмистра в качестве естествоиспытателя?
Острецов переглянулся с Хромовым, мол, нет ли у начальника возражений и коротко кивнул.
Получив одобрения, а иного Краснов и не ждал, он взял за локоть Мелёхина и, подводя того к активированной капсуле, распорядился:
- Разденьтесь, сударь, до трусов. А дальше Хельга вам объяснит как ложиться и куда девать руки-ноги.
Потом глянул на Вировец и бросил:
- Начинай.
Глава 2
В родном Старграде ротмистр Муранов не бывал больше года. Как-то всё служба не отпускала. И вот получил, наконец, две недели давно заслуженного отпуска и приехал домой к престарелой матери, жившей в опустевшей четырёхкомнатной квартирке. Трудно ей было одной, дочери замуж повыскакивали и поразъезжались кто куда, а единственный сын на фронте. Трудно и одиноко. Поэтому весь первый день ротмистр посвятил матери, а набраться свежих впечатлений о родном городе решил потом. А куда спешить?
На второй день, когда он давно отвыкший от домашней пищи уже доедал с любовью вылепленные матерью пельмени, в дверь позвонили. На пороге появился раскрасневшийся от мороза жандарм срочной службы.
- Здравствуйте, сударыня, - поприветствовал тот. - Не скажите, здесь ли проживает ротмистр Муранов? Я должен передать ему пакет.
- Проходите, молодой человек, проходите, - пригласила мать. - Сейчас позову.
Муранов отодвинул опустевшую тарелку, протер салфеткой губы, попутно размышляя, за каким чёртом кому-то понадобилось присылать по его душу вестового. Неужели срочно отзывают? Всё может быть. Однако быстро реагируют, если так. Вчера только на учёт встал.
Он вышел в прихожую в чём был по-домашнему: в тапках на босу ногу, в майке и старых давно не модных брюках. Вестовой поначалу замялся, не ожидал всё-таки увидеть ротмистра в таком виде. Потом козырнул и, протягивая пакет, представился:
- Старградского территориального батальона жандарм Степанищев! - парнем он оказался здоровенным, что не удивительно - других в жандармы не брали.
- Проходи-ка, братец, на кухню, - кивнул Муранов, беря пакет. - Подождёшь меня там. Погреешься.
- Благодарствую, господин ротмистр.
На кухне Муранов усадил вестового у самой печки, подбросил дров и достал из буфета рюмку и бутылку перцовой настойки. Вестовой тем временем жадно протянул к огню озябшие ладони, озябшие не смотря на рукавицы, которые он успел стянуть.
- На вот для сугреву, - протянул рюмку Муранов. - А потом чайку попьёшь, чтоб как проберёт, сразу горяченьким... И шапку сними, не в конюшне...
- Благодарствую.
С пакетом подмышкой, Муранов вышел.
Мать с радостью согласилась приготовить гостю чай и даже вареньем попотчевать. Но невысказанная тревога в её глазах не укрылась от сына. Муранов только покачал головой, мол, ничего страшного.
Вскрыв пакет, он внимательно прочитал содержимое. Слава Богу, его не отзывали из отпуска. Но послание интриговало загадочностью. Что за игры, чёрт подери? На кой хрен ему являться в кабинет ?14 административного корпуса следственной тюрьмы? Какой интерес к нему имеют территориалы? Он особист, контрразведчик. Даже если бы вызвали в расположение полевого батальона, расквартированного в городе, это ещё можно было бы понять. Да и то, какое отношение имеет он, особист, к местным делам? У него другие заботы.
Продолжая теряться в догадках, Муранов одевался в повседневку, что пылилась в шкафу с довоенного времени. Приколол на китель 'Георгия' 4-й степени за взятый и удержанный ДОТ - свою первую за всю войну награду. И окунувшись в воспоминания, извлёк новенькие, почти не разношенные яловые сапоги. Потом пристегнул к портупее ножны с саблей и кобуру.
На кухне в нос ударил запах свежей ваксы, источаемый отогревшимися у печки сапогами вестового. Парень с удовольствием присёрбывал из трёхсотграммовой чашки, ложками поглощая клубничное варенье в прикуску с песочным печеньем домашней выпечки. Когда вошёл Муранов, он машинально подскочил. Рефлексы взыграли при виде офицерского мундира, а увидав 'Георгия', подобрался, козырнул и засмущался.
'Эх, балда!' - посмеялся про себя Муранов.
- В столовой тоже так вскакиваешь?
- Никак нет, господин ротмистр!
- Сядь. Пей чай спокойно, доедай варенье. Грейся. Если есть полчасика, можешь задержаться. А я пойду.
- Когда ждать-то тебя? - спросила мать.
- Скоро, мама. Ты уж поухаживай за гостем без меня.
- Ну иди. А я послушаю, чем нынче молодёжь живёт...
На улице последнее время стоял крепкий мороз. Муранов не пожалел, что поддел кальсоны с начёсом и вшивник под китель, а под шерстенные портянки тёплые носки. Шапку он тут же натянул на уши, а то пока дойдёшь, отвалятся. И снега навалило в городе порядочно, дворники и снегоуборочные машины третий день гребутся. Хорошо хоть снежный заряд иссяк, а то пожалуй из подъезда не выйдешь. Не верится даже, что, по словам матери, несколько дней назад теплынь была.
Добираться до следственной тюрьмы было не далеко. Почти центр города, минут двадцать пешёчком по родным и знакомым улочкам. Народу на улицах почти не было. Кто ж по морозу без дела шляться станет? Спешили прохожие, спешили и проносящиеся по очищенным дорогам экипажи. Одна только ребятня в снежки играла, да тыкая рукой в высь, что-то гомонила.
Муранов скосил взгляд в свинцовое небо и увидел парящего орла. Странно, что он тут в городе забыл? Орлы в степях вокруг обитают, сюда они не забираются.
По контрасту с почти пустыми улицами, у административного корпуса тюрьмы скопилось не мало народу. Над броуновским движением людской массы стоял многоголосый, далеко разносимый при безветрии гомон. А по периметру парами прохаживались полицейские.
'И не холодно же им, - подумалось ротмистру. - Родственнички, мать их...'
Ещё до морозов, дней десять назад, по Старграду прокатились беспорядки. Началось всё с безобидного шествия, организованного какой-то партией. Незаконного шествия, потому как все политические партии вне закона. А закончилось разбитыми витринами, драками с полицией, жандармами и между собой. К счастью, обошлось без поджогов, камней и стрельбы. Может быть оттого, что манифестация была малочисленна, а может потому, что провокаторов вовремя из толпы повыдёргивали. Да оцепление похватало особо рьяных, кого потом по больницам, а кого и на пятнадцать суток в камеры - нервы успокаивать.
Сидевший в дежурке унтер вызвался проводить до означенного кабинета. Муранов постучал и, не дожидаясь 'войдите', толкнул дверь.
Из-за стола поднялся дородный поручик в расстёгнутом на все пуговицы кителе. На его физиономии промелькнула недовольная гримаса. И быстро сошла, как только он увидел кто так бесцеремонно ввалился в кабинет.
- Муранов, - буркнул ротмистр, осматриваясь.
Здесь было тепло, нет даже жарко. На краю секретера, среди вороха бумаг гудел вентилятор. Заметный контраст, когда только с мороза.
Муранов её пожал, стянул шапку и плюхнулся на свободный стул.
- Ну-с, поручик, по какому поводу вы меня выдернули?
- Вы разденьтесь, ротмистр, - предложил Шилов. - Тут у нас хорошо топят.
Муранов хмыкнул и прошёл к вешалке у входной двери. Сняв шинель, заметил брошенный на него удивлённый взгляд. Всё-таки жандарм с боевой наградой, да к тому же с военным орденом, как издавна называли 'Святого Георгия', - большая редкость.
- Итак, поручик, для чего я здесь?
- Вы ротмистр Муранов Евгений Евгеньевич, начальник особого отдела седьмого егерского вольногорского полка? - решил уточнить Шилов.
- Ближе к делу, - кивнул Муранов.
- Ну, ближе, так ближе... Вам знаком некто Масканин Максим Еремеевич?
- Во, блин... - вырвалось у Муранова, не готового к такому повороту. - Знаком лично. Он тут у вас что ли?
- У нас. Если это он, конечно. Поэтому-то я вас и пригласил, чтобы удостоверить его личность.
- Не понял. Он без документов?
- Мало того, он ещё и в штатском.
- Чудны дела твои, Господи... Как он у вас оказался? И как давно?
- Арестован во время беспорядков. Десятые сутки у нас кукует. В общей камере.
- Т-а-ак... - Муранов поджал губы, мало того что Масканин влип как последний идиот, так и здесь, у территориалов, бардак. - Что за чёрт? Какая, к едрене фене, общая камера? Он же офицер. Его положено на офицерскую гауптвахту.
- Вот-вот, ротмистр, - Шилов изобразил виноватый вид. - А мы почём знали? Брали его в штатском, без документов. Когда принимали, поток такой был, что только ФИО и год рождения спросили. Вчера только до него руки дошли. Привели его ко мне, а он и выложил кто он. Ну пока я запрос пробил, пока ответ пришёл из особого отдела дивизии. В чём-то даже удачно, что вы вчера в город прибыли. А то куковал бы он у нас и дальше, пока из комендатуры кого-нибудь из вашего полка не прислали, из тех, кто проездом в городе.
- Он раньше не пробовал вам рассказать?
- Да хрен его знает. В камерах что ни день, то десяток сказочников. Ежели всех слушать...
- Ну что ж, показывайте его. И вот что... Если это он, оставьте нас поговорить наедине.
- Разумеется. Идёмте. Можете не одеваться, мы отсюда прямиком в тюремный блок попадём.
Шаркающей тяжелой поступью окованных сапог в тюремный коридор вошёл грузный жандарм. И неторопливо направился к стальной, густо покрытой ржавчиной двери, на которой 'красовался' выцветший и облупленный номер '40/3'. Остановился и машинально поправил ножны кавалерийской шашки, затем пристёгнутую к портупее нагайку. Раскрыл кобуру, достал из поясного кармана связку ключей, выбрал нужный и вставил в широкую скважину. Но сперва отодвинул створку смотрового окошечка и внимательно оглядел переполненную камеру. Увиденным он остался доволен и трижды провернул ключ.
