Аннотация: Будущее. Затерянная планета. Война. Новороссия.
Глава 12
В родном Старграде ротмистр Муранов не бывал больше года. Как-то всё служба не отпускала. И вот получил, наконец, две недели давно заслуженного отпуска и приехал домой к престарелой матери, жившей в опустевшей четырёхкомнатной квартирке. Трудно ей было одной, дочери замуж повыскакивали и поразъезжались кто куда, а единственный сын на фронте. Трудно и одиноко. Поэтому весь первый день ротмистр посвятил матери, а набраться свежих впечатлений о родном городе решил потом. А куда спешить?
На второй день, когда он, давно отвыкший от домашней пищи, уже доедал с любовью вылепленные матерью пельмени, в дверь позвонили. На пороге появился раскрасневшийся от мороза жандарм срочной службы.
- Здравствуйте, сударыня, - поприветствовал тот. - Не скажите, здесь ли проживает ротмистр Муранов? Я должен передать ему пакет.
- Проходите, молодой человек, проходите, - пригласила мать. - Сейчас позову.
Муранов отодвинул опустевшую тарелку, протер салфеткой губы, попутно размышляя, за каким чёртом кому-то понадобилось присылать по его душу вестового. Неужели срочно отзывают? Всё может быть. Однако быстро реагируют, если так. Вчера только на учёт встал.
Он вышел в прихожую в чём был по-домашнему: в тапках на босу ногу, в майке и старых давно не модных брюках. Вестовой поначалу замялся, не ожидал всё-таки увидеть ротмистра в таком виде. Потом козырнул и, протягивая пакет, представился:
- Старградского территориального батальона жандарм Степанищев! - парнем он оказался здоровенным, что не удивительно, других в жандармы не брали.
- Проходи-ка, братец, на кухню, - кивнул Муранов, беря пакет. - Подождёшь меня там. Погреешься.
- Благодарствую, господин ротмистр.
На кухне Муранов усадил вестового у самой печки, подбросил дров и достал из буфета рюмку и бутылку перцовой настойки. Вестовой, тем временем, жадно протянул к огню озябшие ладони. Озябшие, не смотря на рукавицы, которые он уже успел стянуть.
- На вот для сугреву, - протянул рюмку Муранов. - А потом чайку попьёшь, чтоб как проберёт, сразу горяченьким... И шапку сними, не в конюшне...
- Благодарствую.
С пакетом подмышкой, Муранов вышел.
Мать с радостью согласилась приготовить гостю чай и даже вареньем попотчевать. Но невысказанная тревога в её глазах не укрылась от сына. Муранов только покачал головой, мол, ничего страшного.
Вскрыв пакет, он внимательно прочитал содержимое. Слава Богу, его не отзывали из отпуска. Но послание интриговало загадочностью. Что за игры, чёрт подери? На кой хрен ему являться в кабинет ?14 административного корпуса следственной тюрьмы? Какой интерес к нему имеют к территориалы? Он особист, контрразведчик. Даже если бы вызвали в расположение полевого батальона, расквартированного в городе, это ещё можно было бы понять. Да и то, какое отношение имеет он, особист, к местным делам? У него другие заботы.
Продолжая теряться в догадках, Муранов одевался в повседневку, пылившуюся в шкафу с довоенного времени. Приколол на китель "Святого Георгия" 4-й степени за взятый и удержанный ДОТ - свою первую за всю войну награду. И окунувшись в воспоминания, извлёк новенькие, почти не разношенные яловые сапоги. Потом пристегнул к портупее ножны с саблей и кобуру.
На кухне в нос ударил запах свежей ваксы, источаемый отогревшимися у печки сапогами вестового. Парень с удовольствием присёрбывал из трёхсотграммовой чашки, ложками поглощая клубничное варенье в прикуску с песочным печеньем домашней выпечки. Когда вошёл Муранов, он машинально подскочил. Рефлексы взыграли при виде офицерского мундира, а увидав "Георгия", подобрался, козырнул и засмущался.
"Эх, балда!" - посмеялся про себя Муранов.
- В столовой тоже так вскакиваешь?
- Никак нет, господин ротмистр!
- Сядь. Пей чай спокойно, доедай варенье. Грейся. Если есть полчасика, можешь задержаться. А я пойду.
- Когда ждать-то тебя? - спросила мать.
- Скоро, мама. Ты уж поухаживай за гостем без меня.
- Ну иди. А я послушаю, чем нынче молодёжь живёт...
На улице последнее время стоял крепкий мороз. Муранов не пожалел, что поддел кальсоны с начёсом и вшивник под китель, а под шерстенные портянки тёплые носки. Шапку он тут же натянул на уши, а то пока дойдёшь, отвалятся. И снега навалило в городе порядочно, дворники и снегоуборочные машины третий день гребутся. Хорошо хоть снежный заряд иссяк, а то, пожалуй, из подъезда не выйдешь. Не верится даже, что, по словам матери, несколько дней назад теплынь была.
Добираться до следственной тюрьмы было не далеко. Почти центр города, минут двадцать пешёчком по родным и знакомым улочкам. Народу на улицах почти не было. Кто ж по морозу без дела шляться станет? Спешили прохожие, спешили и проносящиеся по очищенным дорогам экипажи. Одна только ребятня в снежки играла, да тыкая рукой в высь, что-то гомонила.
Муранов скосил взгляд в свинцовое небо и увидел парящего орла. Странно, что он тут в городе забыл? Орлы в степях вокруг обитают, сюда они не забираются.
По контрасту с почти пустыми улицами, у административного корпуса тюрьмы скопилось не мало народу. Над броуновским движением людской массы стоял многоголосый, далеко разносимый при безветрии гомон. А по периметру парами прохаживались полицейские.
"И не холодно же им, - подумалось ротмистру. - Родственнички, мать их..."
Ещё до морозов, дней десять назад, по Старграду прокатились беспорядки. Началось всё с безобидного шествия, организованного какой-то партией. Незаконного шествия, потому как все политические партии вне закона. А закончилось разбитыми витринами, драками с полицией, жандармами и между собой. К счастью, обошлось без поджогов, камней и стрельбы. Может быть оттого, что манифестация была малочисленна, а может потому, что провокаторов вовремя из толпы повыдёргивали. Да оцепление похватало особо рьяных, кого потом по больницам, а кого и на пятнадцать суток в камеры - нервы успокаивать.
Сидевший в дежурке унтер вызвался проводить до означенного кабинета. Муранов постучал и, не дожидаясь "войдите", толкнул дверь.
Из-за стола поднялся дородный поручик в расстёгнутом на все пуговицы кителе. Недовольная гримаса, промелькнувшая на его физиономии, быстро сошла, когда он увидел, кто так бесцеремонно ввалился в кабинет.
- Муранов, - буркнул ротмистр, осматриваясь.
Здесь было тепло, нет даже жарко. На краю секретера, среди вороха бумаг, гудел вентилятор. Заметный контраст, когда только с мороза.
Муранов её пожал, стянул шапку и плюхнулся на свободный стул.
- Ну-с, поручик, по какому поводу вы меня выдернули?
- Вы разденьтесь, ротмистр, - предложил Шилов. - Тут у нас хорошо топят.
Муранов хмыкнул и прошёл к вешалке у входной двери. Сняв шинель, заметил брошенный на него удивлённый взгляд. Всё-таки жандарм с боевой наградой, да к тому же с военным орденом, как издавна называли "Святого Георгия", - большая редкость.
- Итак, поручик, для чего я здесь?
- Вы ротмистр Муранов Евгений Евгеньевич, начальник особого отдела седьмого егерского вольногорского полка? - решил уточнить Шилов.
- Ближе к делу, - кивнул Муранов.
- Ну, ближе, так ближе... Вам знаком некто Масканин Максим Еремеевич?
- Во, блин... - вырвалось у Муранова, не готового к такому повороту. - Знаком лично. Он тут у вас что ли?
- У нас. Если это он, конечно. Поэтому-то я вас и пригласил, чтобы удостоверить его личность.
- Не понял. Он без документов?
- Мало того, он ещё и в штатском.
- Чудны дела твои, Господи... Как он у вас оказался? И как давно?
- Замели во время беспорядков. Десятые сутки у нас кукует. В общей камере.
- Т-а-ак... - Муранов поджал губы, мало того что Масканин влип, как последний идиот, так и здесь, у территориалов, бардак. - Что за чёрт? Какая, к едрене фене, общая камера? Он же офицер. Его положено на офицерскую гауптвахту.
- Вот-вот, ротмистр, - Шилов изобразил виноватый вид. - А мы почём знали? Брали его в штатском, без документов. Когда принимали, поток такой был, что только ФИО и год рождения спросили. Вчера только до него руки дошли. Привели его ко мне, а он и выложил кто он. Ну пока я запрос пробил, пока ответ пришёл из особого отдела дивизии. В чём-то даже удачно, что вы вчера в город прибыли. А то куковал бы он у нас и дальше, пока из комендатуры кого-нибудь из вашего полка не прислали, из тех, кто проездом в городе.
- Он раньше не пробовал вам рассказать?
- Да хрен его знает. В камерах что ни день, то десяток сказочников. Ежели всех слушать...
- Ну что ж, показывайте его. И вот что... Если это он, оставьте нас поговорить наедине.
- Разумеется. Идёмте. Можете не одеваться, мы отсюда прямиком в тюремный блок попадём.
Порождая глухое эхо, шаркающей тяжелой поступью окованных сапог в длинный тюремный коридор вошёл грузный жандарм. Неторопливо, без суеты направился к покрытой пятнами ржавчины стальной двери с давно выцветшим и облупленным номером "40/3". Остановился у двери и машинально поправил ножны с кавалерийской шашкой, потом пристёгнутую к портупее нагайку. Расстегнул кобуру. Достав из поясного кармана связку ключей, выбрал нужный и вставил в широкую скважину. Но сперва отодвинул створку смотрового окошечка и внимательно оглядел переполненную камеру. Увиденным он остался доволен и трижды провернул ключ.
Массивная дверь открылась с противным скрипом. В желчную угрюмую физиономию жандарма пахнуло тёплой вонью немытых тел, табачного дыма и пыли. На вонь служитель правопорядка не обратил никакого внимания, но его воспалённые от частого недосыпания глаза увлажнились.
- А, чтоб тя по лбу! - пробурчал он, протирая глаза, не рискуя войти. - Масканин, на выход... Кто тут из вас Масканиным будет?
В дальнем конце камеры началось шевеление. С койки под самой решёткой окна поднялся молодой крепкий парень. С отросшей щетиной и фингалом под правым глазом, да с улыбочкой, показавшейся жандарму придурковатой. Впрочем, придурками он считал всех обитателей камер в этом крыле. И не поймёшь, то ли радуется этот придурок, то ли ухмыляется, замышляя недоброе против него - служителя правопорядка. Одежда у арестованного была мятой и грязной, что однако не помешало ему продефилировать к выходу с таким видом, будто он прямо сейчас собирался на званный приём куда-нибудь в посольство.
- А ему с вещами или без? - поинтересовался откуда-то справа хмырь с оплывшей мордой, очковым эффектом и разбитыми губами.
Сидевший рядом с хмырём кореш, как близнец похожий на него из-за тех же отметин на физиономии, заинтересованно кивнул, уставившись на жандарма унылым взглядом мутных глаз.
- А твоё что за дело, рыло собачье? - бросил жандарм и отступил в сторону, выпуская Масканина. И теперь уже обращаясь к нему, просипел привычное: - Лицом к стене, руки за голову.
Не было б здесь правонарушителей, а одни преступнички, жандарм и про наручники не забыл бы. Надел бы их, прежде чем из камеры выпустить. А так, админарест он и есть админарест.
Дверь встала на место всё с тем же режущим слух скрипом. Ключ трижды провернулся и был упрятан обратно в карман.
- Ты позубоскалься мне ещё, позубоскалься, - выплеснул недовольство жандарм. - Пошли, тудыть тя по лбу. А то лыбится он мне тут, что ни день. Мало тебе в камере досталось?
Такой вот вывод о происхождении фингала сделал тюремщик. Не верный вывод, потому как не знал он, что подконвойный уже прибыл сюда с синяком. Когда случились беспорядки, была не его смена, да и если б его, разве всех упомнишь? Их тут десятки только в этом блоке. А те два хмыря, что интересовались "с вещами или без", то бишь навсегда или на допрос, ещё в первую ночь массового наплыва задержанных попытались установить свой порядок в камере. Эти, так сказать, старожилы, находившиеся под следствием второй месяц за уличные грабежи, возомнили себя хозяевами камеры. И вдруг неожиданно для себя оказались в роли манекенов, до утра пребывая в отключке после вступления в "полемику" этого самого Масканина.
- Стой, - скомандовал жандарм, - лицом к стене, руки за голову.
Преграждавшая выход решётчатая дверь из толстых прутьев открылась с неизменным в этих стенах противным скрипом. Жандарм рукой показал на проход, повторил традиционные слова и затворил дверь.
- Направо... Прямо... Стой.
Перед Масканиным отворилась стандартная дверь камеры, только номера на ней не было. Он вошёл, за спиной лязгнул запираемый замок.
Окошка в камере не было, хорошо хоть вентиляционное отверстие в потолке имелось. Царившая здесь полутьма плавно сгущалась по мере удаления от двери. В центре стоял неказистый деревянный стол, по обе от него стороны два одинаковых стула. Плюс выключенная настольная лампа. Вот и вся обстановка.
Масканин прошёлся взад-вперёд, да и уселся на стул. Интересно, на допрос якобы привели? А сами до утра здесь одного продержат? Слыхал он про такие фокусы. Но нет, вскоре он понял, что за ним наблюдают через смотровое окошко. Ну что же, пускай рассматривают, плевать ему было на это.
Дверь отворилась. В камеру вошёл... Максим невольно вскочил от неожиданности. Вот уж кого не ожидал увидеть, так это Муранова.
- Садись, горемыка... - в интонации особиста прозвучала ирония.
Ротмистр ощерился, прошёл к столу и врубил лампу.
- Ну что, "герой"? - протянул он руку. - Не герой, а геморрой...
- Я тоже рад тебя видеть, - Масканин ответил на рукопожатие. - Неужто специально за мной явился?
- Ага, размечтался... В отпуске я... Ну давай, колись, как тебя замели. Кое-что мне уже нашептали, теперь хочу тебя послушать. А сперва начни-ка мне с двух вопросов. Первый: где твои документы? Второй: ты почему, чудило, в штатское вырядился? Офицер русской армии, называется.
- Лады... Документы мои в мастерской у портного. Я их просто забыл, когда пошёл на часик-другой прогуляться. Форма там же.
- На часик-другой? - Муранов усмехнулся. - Слушай, ты мне прям Колбаскина напоминаешь. Тот тоже как-то жене сказал, что за хлебом пошёл, а вернулся через месяц. Только он по блядям бегал, а ты тут отдыхаешь.
Сравнение с Колбаскиным Масканину не понравилось. Ещё по срочной службе он помнил того капитана из четырнадцатой роты. О его похождениях весь полк анекдоты слагал. А погиб Колбаскин во второй месяц войны под Героной. Но откуда, чёрт возьми, о нём знает особист? В полку-то ротмистр не так чтоб давно.
Муранов прикурил, повертел зажигалку и изрёк:
- Мне из тебя по капле вытягивать? Почему в Старграде застрял? Зачем к тому портному пошёл? Давай как на исповеди.
На исповеди Масканин никогда не был, да и церковь только в детстве посещал, когда отец с собой брал.
- Сюда, в Старград, я на попутке добрался, - начал он. - Тогда слякоть была, вымазался весь с ног до головы. Сперва на вокзал сунулся, расписание на Вольногорск узнать. Но какое там к чёрту расписание... Ближайший состав на следующее утро обещали. Всё из-за эшелонов, что на фронт идут. Им-то - зелёная дорога... Ну и пошёл я по городу бродить, искать где бы себя в порядок привести. Постираться, побриться, пожрать. И набрёл на портного. Прикинул, а почему бы и нет? И зашёл в мастерскую. Деньги у меня с собой были, боевые и отпускные как раз получил... В общем, решил я у портного повседневку заказать, а то её у меня совсем нет. Мастер меня помучил с полчасика и заверил, что к вечеру будет готово. Деньги взял наперёд. Потом предложил костюм этот купить, ну я и согласился. Тем более что дочь его вызвалась полевуху простирнуть. Не ходить же мне как свинье по городу?
- Понятно, - сказал Муранов, затягиваясь. Потом поискал в незапертых выдвижных ящичках пепельницу. Не нашёл и стряхнул пепел на пол. - Ну а дальше?
- А дальше... А дальше я из столовки вышел. Погулять просто. Тут толпа какая-то, транспаранты, флажки. Мне они по боку были, просто по пути пошёл.
- Ты башкой-то своей думал? Нашёл с кем по пути ходить. Тоже мне статист. Хотя... - Муранов выпустил дым. - Хотя, может оно и к лучшему, что ты там оказался. Напели мне про твои подвиги...
- Слушай, ротмистр, - устало произнёс Масканин, - ты мне лучше скажи, когда меня выпустят. Я, блин, задрался здесь торчать. Ещё посижу чуток и порешу полкамеры.
- Не пыхти. Выпустят. Сегодня. Претензии к тебе только формальные, да и то... А имел бы ты при себе удостоверение, может только сутками гауптвахты отделался.
- Даже так?
- Удивлён? А я нет. Кто громилу того остановил, у? То-то. Ты ведь кровопролитие пресёк.
Масканину вспомнился тот самый громила, долговязый, в чёрном потёртом тулупе. У которого вовремя "Сичкарь" заметил. И отобрал.
- Помнишь того урода? - спросил Муранов.
- Помню, - Масканин невесело усмехнулся. Ещё бы ему не помнить того провокатора. В толпе он громче всех орал. Яростно так орал, словно толпу накачивал. Лозунги всякие бредовые. А слева-справа подхватывали. Да с ненавистью рожи кривили. Всюду "малиновые палачи" неслось. А потом ствол вытащил и давай целиться в конных жандармов. - У меня тогда в голове словно щёлкнуло, как представил себе, какая каша может завариться из-за этой суки...
- Всё правильно. Вот и я представляю, как среагировали бы сорокалетние мужики, отцы семейств, когда из толпы их расстреливать бы начали. Тут одними нагайками не обошлось бы. В дело пошли бы шашки. Так что, за одно то, что ты обезвредил того мудака, тебе, Макс, огромное спасибо. Главное, кровь не пролилась. Да, это главное... Заодно, ты жандарма спас, не дал его затоптать, когда паника и давка начались... Но вот ответь-ка мне, мой друг любезный, какого рожна ты полез в драку потом?
Масканин криво ухмыльнулся.
- А нехер газ было пускать. Дышать трудно, из глаз слёзы вышибает, а тут нагайкой по спине перетянули... До сих пор, гад, болит... Ну я и вмазал. Потом второму, потом ещё кому-то...
- А то, что их целый взвод был - это так, пустяк?
Масканин развёл руками.
- Скажи спасибо, что вахмистр тебя оттащил, - сказал Муранов. - Он тебя в лицо запомнил. Да не полезь ты в драку, тебя вообще не задержали бы.
Наступила пауза. Ротмистр не спеша попыхивал сигаретой, а Масканин потупил глаза, застыв как статуя. Ни одной эмоции не обозначилось на его лице, только глаза - в них будто жизнь потухла.
- Жалеешь? - спросил Муранов.
Жалел ли Масканин? Разве можно десять потерянных суток отпуска обозначить одной жалостью? Или самой желчной досадой? Эти десять суток он мог провести дома в семье. Десять суток как десять лет жизни. Бездарно потерянного времени не вернёшь и пенять на кого-то глупо. Да и не в привычке Максима было обвинять кого бы то ни было в своих невзгодах. А в груди у него всё клокотало.
- Все твои беды от тебя самого происходят, - заметил Муранов, растирая по полу окурок.
- Тоже мне новость.
- Мда... Всё-то ты понимаешь, Масканин, но упорно продолжаешь без мыла в жопу лезть...
- Я сам себе мыло.
Муранов хмыкнул, растянул губы в деревянной улыбке и выдал с поддёвкой:
- Уж это точно!.. Ты сейчас в интересном положеньеце находишься. По одной линии тебя к награде представляют, по другой дело возбудили. Хорошо, если вечным поручиком будешь.
- Я уже был вечным прапором.
- Ну что ты будешь делать... - досадливо сказал ротмистр. - Не смогу же я вечно с тобой сюсюкаться. Ну всё с тобой не так. В званиях растёшь, а наград лишают. Обычно наоборот. Со складом тем я едва расхлебался, теперь вот это... Тот майор на тебя такую телегу накатал... - Муранов поморщился от собственных слов, подозревая, что употреблению жаргонных словечек тюремные стены поспособствовали. - Н-да...
- Пусть эта крыса радуется, что жив остался.
- Дур-рак ты, Масканин! Думаешь, в то что камень ты бросил, кто-то верит? Нет. Просто удобно это для прокурорских. Они на тех водил надавили, так что правду знают. Но она им ни к чему. Там такая фигня творилась... В общем, две статьи тебе за майора шьют.
- Тогда почему я ещё гуляю? - Масканин тут же усмехнулся, сообразив, что ляпнул не то.
Но Муранов не захотел обращать на это внимание.
- Потому что прокурорам укорот дали. Мальцев даже резолюцию поставил, мол, нечего всякой ерундой заниматься... - тут Муранов заметил, что названная им фамилия ничего Масканину не говорит. - Мальцев - это прокурор нашей армии. Сам Дед за тебя ввязался. А он теперь на полк встал, если ты не в курсе. Короче, суд офицерской чести тебя ждёт.
- Суда я не боюсь. Я делал, что должен был.
- А кто спорит? Но не надо было интенданта вырубать.
Надо - не надо, для Масканина это не имело значения, так как прошлое всегда остаётся прошлым и изменению не подлежит. Что толку думать: "а что было бы если бы"? Он задумался о комбате, верней теперь уже командире полка. Аршеневский решил его прикрыть? Выходит, решил. Впрочем, зная Деда, это не удивляло. Если Аршеневский может что-то сделать, то он делает. А с полковниками в русской армии никакой прокурор не поспорит, тем более с Дедом. И назначать суд офицерской чести - это прерогатива командира части. Максим же за собой вины не чувствовал и суда не боялся.
- Слушай, ротмистр, - к Масканину пришла неожиданная мысль, - раз уж меня выпускают, ты мне какого-нибудь грима не можешь достать? Неохота по форме да с фонарём разгуливать.
- Хорошо, я спрошу у здешних... хм, "коллег". Кстати, о том, что ты здесь, тебе домой телеграммой сообщили. Вчера ещё. Вроде брат твой должен приехать, твою личность подтверждать. А посему, рекомендую задержаться.
- Нет уж, - Масканин усмехнулся. - Я как-нибудь лучше снаружи...
- Ну как знаешь, - Муранов направился к двери и вдруг остановившись, спросил: - Ты в курсе, что дивизию под Белоградье перебрасывают?
- Да, я знаю. Кстати, Белоградье... Это же Невигерский фронт?
- Да. В октябре ещё стык фронтов был, но потом как мы на Монберг попёрли... В общем так, догуляешь, дуй в Белоградье, там уже сейчас временный пункт дислокации.
Толкнув дверь, Муранов обернулся и бросил: "Щас я, подожди".
Отсутствовал ротмистр минуты три, а вернулся с поручиком, который вчера мурыжил Масканина на предмет установления личности.
- Закорский! - рявкнул поручик.
В дверях нарисовался давешний конвоир.
- Слушаю, господин поручик!
- Закорский, проводи этого господина к моему кабинету. И скажи там по пути, пусть его вещички приготовят.
- Слушаюсь! - конвоир строго зыркнул на Масканина. - А ну, идём, паря!
Когда они удалились, Муранов и поручик расселись у стола.
- Что скажите, ротмистр?
- Дерьмо... - Муранов протянул портсигар, угощая, но территориал отказался. То ли не курящий, то ли сигареты ротмистра были для него "худые". "Ну и хрен с тобой", решил Муранов, подкуривая. - Всё дерьмо, поручик...
- Я так и думал, что он не наш клиент, - по-своему понял слова собеседника поручик.
- У?
- Масканин этот, говорю, слава Богу, не идеалист долбанный.
Ротмистр не был согласен с этим утверждением, но промолчал, предпочтя рассматривать расползающийся дым.
- Беда от этих идеалистов, - продолжил умничать поручик. - Все беды от них. Одни идеалисты создают утопические концепции... Потом другие идеалисты, как правило восторженные мальчики, начитавшиеся модных книжек, пытаются в меру своего разумения воплотить эти утопии в жизнь. Но мальчики взрослеют и становятся фанатиками.
- И шагают по трупам. Ради прекрасных и благородных идей, - продолжил мысль Муранов. - Кстати, и девочки тоже.
- Бог ты мой... - выдохнул поручик. - Сколько же ещё история будет повторяться?
В сопровождении конвоира, теперь уже бывшего, Масканин получил изъятые при оформлении деньги. Не так и мало, около двухсот рублей - всё что накопилось за последние месяцы. А ведь и сестрам отсылал изрядно. Там же в окошке ему выдали сложенный тюком плащ, часы, кой-какую мелочёвку и "Сичкарь". Пистолет он получил в госпитале, там этого бесхозного добра навалом, там же Максим выменял ППК всего за двадцать пачек сигарет. Пистолет-пулемёт, доставшийся вольнонаёмному каптенармусу после смерти прежнего владельца, валялся у него в загашнике, а Масканину, как не курящему, сигареты не нужны были. Раз положены сигареты по пайку, брал. Когда раздаривал их, а когда и менял на что-нибудь. ППК и бебут, вместе с полевухой, он оставил под присмотром портного.
Приятная весть настигла Максима, когда он уже собирался покинуть казённые стены. Приехал, вызванный телеграммой, брат и подался в полицейскую префектуру. Там ему и сказали ждать.
Из здания следственной тюрьмы Масканин вышел с чувством лёгкости и душевного подъёма. Брата он давненько не видал, соскучился. Кроме того, приятно всё-таки подышать свежим морозным воздухом после спёртого смрада камеры. Вот и здесь на юге зима наступила. До нового года рукой подать... Тут Максим поразился пришедшим мыслям. Тяжёлая каменюка на душе никуда не подевалась, две трети отпуска - псу под хвост. Сам арест его нисколько не угнетал, как не крути, а душная камера в сравнении с промёрзшей землянкой - курорт. Но однако же и предновогоднее настроение появилось. Странно даже, два предыдущих декабря он ни о чём подобном не думал. Не до праздников было. А теперь вот накатило. Как говорится, жизнь продолжается.
Следственная тюрьма впрямую примыкала к префектуре полиции, всего минуту-другую пройтись. Однако очень скоро Масканин понял, что пробраться к префектуре будет сложно. Никогда ещё он не видел в таком количестве правоблюстителей. На краю проспекта разгружались грузовики, десятки жандармов выстраивались в шеренги повзводно. Территориалы, судя по форме. Да ещё толпа просителей и родни у самой тюрьмы, плюс вездесущие репортёры. Неужели последствия беспорядков до сих пор резонируют? На улицах полно конных патрулей, от малиновых околышей жандармов в глазах рябит. Префектура располагалась в центральном районе Старграда и если уж здесь так много малиновых, то на окраинах их должно быть ещё больше. Похоже, власти опасались рецидива прошлой декады, поэтому в город продолжали стягиваться дополнительные силы.
Масканин остановился у ступеней парадного входа. Минут пять подождал, сам не зная чего. Потом сплюнул и поднял воротник плаща. Холодно и ветряно, а одет он не по-зимнему. Руки и шея уже начали подмерзать. Сейчас бы шерстяной шарф и рукавицы...
Народу и здесь хватало. С трудом протиснувшись, он был остановлен у закрытых дверей. В здание никого не впускали кроме репортёров и редких счастливчиков из толпы. И как теперь искать брата? Впрочем, он мог и на улице быть. Масканин огляделся, особо не надеясь на удачу. Так и есть, сплошь незнакомые, чем-то озабоченные лица, многоголосый гомон и скрытое раздражение. Этак постоишь здесь и вся радость от предстоящей встречи испарится. А вдруг брата и здесь нет? Вдруг он ушёл, спеша по каким-то своим делам? Досадно будет, если так и окажется. С лета не виделись. Или с мая? Но впрочем, какие у него дела, если он специально по телеграмме приехал?
Что толку стоять и ждать неизвестно чего? Масканин развернулся и побрёл сквозь толпу.
- Максим!! - услышал он, когда вышел на перекрёсток.
Он обернулся. По ту сторону проспекта у двухэтажного особняка стоял белый ирбис, в холостую урча мотором. Из-за машины, махая рукой, показался брат, на ходу запахивая длиннополую шубу.
Движение по проспекту в этот час было редким, должно быть из-за суматохи царящей в городе, а может из-за ударившего мороза и выпавшего снега. В Старграде снег всегда был проблемой, всегда почему-то не хватало снегоуборщиков, чем охотно пользовались извозчики, ведь лошадь и сани автомобилям ни чета. Максим поспешил через дорогу, лишь раз пропустив едва ползущий грузовичок.
- Здравствуй, Вовка! - выдохнул Максим, словно не заметив вопроса.
- Опять на подвиги потянуло? Нельзя тебе одному без присмотра. Нельзя. Это ж надо, в кутузку загреметь! Погоди, это ещё отец не знает, ужо вставит тебе ума-разума, коли Господь своим обделил...
- Ты как добрался? Трассу от снега очистили?
- Да ты меня не слушаешь совсем! - брат старался напустить на себя строгости, но не смог и разулыбался.
Не мог он сейчас наставлять на путь истинный Максима, а злиться на него вообще не умел. Восемь лет разницы между ними и с детства Владимир опекал брата, многое ему прощая или втолковывая мудрости от собственных набитых шишек. Вот и сейчас он видел перед собой не взрослого мужика и боевого офицера, а всё того же маленького Максимку.
- Так как ты, Вовка, так удачно в Старград попал?
- Удачно! - фыркнул брат. - Встречать тебя у тюрьмы - это удачно? Ты это... Не сердись, но телеграмма застала меня перед самым отъездом...
- Хочешь сказать, по делам приехал?
- Да. Так уж совпало, прости...
- А отложить дела нельзя? До вечера хотя бы.
- Давай в машину, - скомандовал брат вместо ответа. - Нечего стоять носы морозить.
В салоне было тепло. Максим тут же подставил озябшие руки под исходивший от печки тёплый сухой воздух, крякнул от удовольствия и поинтересовался:
- Отец, говоришь, не знает?
- Пока да... - Владимир поудобней пристроил ножной протез, пристёгнутый к ампутированной по колено ноге. Проверил, нормально ли попадает на педаль обутая в ботинок искусственная стопа. И тронулся, плавно набирая скорость. - Хоть я и припрятал телеграмму, но это не надолго. Скоро узнает. Я на въезде в город в ресторанчик заскочил. Всю ночь ехал, передохнуть хотел, ну и перекусить заодно. Так вот, у мальчишки-разносчика "Старградские ведомости" купил. Полистывал я газетку, почитывал, завтрака дожидаясь, и вдруг вижу свою фамилию. А инициалы твои. Это в ведомостях на последней странице списки всех задержанных напечатали.
- Значит, ты не завтракал...
- Тьфу ты! Лучше подумай, что отцу скажешь, когда он обо всём узнает.
- Так зачем его расстраивать? Ему пока объяснишь что-нибудь, такого наслушаешься...
- Отца, конечно, можно не посвящать. Да только ты забыл, что он "Старградские ведомости" выписывает.
- Ладно, переживу как-нибудь. Ты лучше о себе расскажи. Как жонка, как наследники?
- Замечательно. Приедешь, увидишь...
- А дома как? Митька с Иркой? Как Надюха? - спросил Максим про младших сестёр и брата.
- Всё по-старому, Макс, всё по-старому, - Владимир свернул с проспекта и сбавил скорость. Впереди показалась кавалькада. - Иринка по стопам Надьки решила пойти, в медицинский готовится. Митька всё также по горам носится. Кажется, он служить надумал. В горных егерях.
- Давно пора.
- Ты не понял. Он о военной карьере мечтает.
- И что?
- Что значит: "и что"? С его-то успехами в точных науках? Да с его мозгами...
- Эх, любишь ты за всех решать. Митька не малец давно, шестнадцать на носу... Слушай, что там с Надькой? Я писем давно от неё не получал. Деньги отсылаю, а не знаю... Она адрес не сменила?
- Тебе что, никто не сообщил? Хотя, да... думали вот, как ты писал: из госпиталя прямиком домой. В общем, поссорилась она со всеми. В смысле, со мной и отцом. Стукнуло ей, видишь ли, на фронт. Можно подумать, в Вольногорске у неё работы нет. Её из больницы тоже отпускать не хотели, врачей не хватает. Так она что отчебучила? Главврачу надерзила.
- Понятно, - сказал Максим, рассматривая дневную иллюминацию магазинных вывесок. - Раз с вами поссорилась, значит не блажь. И в больнице мосты сожгла.
- Замнём. Тебя куда подбросить, на вокзал?
- Нет. На Шелкопрядную. Там, где фонтан, знаешь?
- Знаю, конечно. Комнату что ли снял?
- Не-а. Вещички мои в мастерской у портного остались. Забрать хочу.
Дальше ехали, болтая о мелочах. За окном проплывала нескончаемая вереница двух- трёхэтажек и заснеженные дворики.
- Может всё-таки почавкаем вместе? - не потерял надежду Максим.
- Да спешу я, пойми... Не обижайся, но во-первых, я по твоей милости полтора часа у префектуры потерял, пока протискивался со своим протезом... Во-вторых, встречу назначил не я, а мне. В "Айсберг" опаздывать, сам понимаешь...
Максим кивнул. Брат нисколько не изменился, дела для него превыше всего. "Айсбергом" в Старграде называли шестиэтажную несимметричную высотку, выкрашенную в чистейший белый цвет. В шестиэтажке этой размещалось представительство купеческой гильдии. Купцы - люди серьёзные, пунктуальность почитают за добродетель. Да, брат нисколечко не изменился. Может так и надо? Осуждать Владимира, а тем паче обижаться на него - глупо. Ведь он наследник, с виноградниками управляется, заводиком с недавних пор без вмешательств отца руководит. Прирождённый винодел. Максим не знал даже, что бы делал, доведись родиться ему, а не Владимиру первым. Тяги к семейному делу он не ощущал никогда. Но хочешь, не хочешь, а пришлось бы управляться, так как по закону все семейные предприятия наследовались старшими сыновьями.
Когда ирбис подкатил к зданию мастерской, они крепко обнялись.
- До скорого, - сказал Максим, открывая дверцу.
- До скорого. Ты, главное, как приедешь, ни во что больше не вляпывайся.
У портного Масканин пробыл меньше часа. Успев в магазине по пути обзавестись чемоданом, сложил в него полевуху и прочие пожитки. Даже ППК в чемодан влез. Потом приоделся в новенькую повседневку и долго разглядывал себя в зеркале. Китель, брюки и шинель - всё в точь по меркам. Наконец, прикрутил звёздочки к новеньким погонам. Ну вот теперь при параде, как говорится. А то до поручика дорос, а погон ещё не носил. Остался последний штрих - тюбик с телесным гримом. Спасибо ротмистру, не подвёл.
Как оказалось, заказ мастер выполнил только позавчера, все предыдущие дни мастерская была закрыта. Во время беспорядков кто-то забросал окна камнями и портной решил переждать. Расплатившись, Максим пожелал мастеру всего наилучшего и приплатил сверху. Формой он остался доволен, вещички хозяин сберёг, отчего ж не вознаградить порядочного человека?
До железнодорожного вокзала добрался, наняв извозчика. Расплатился целковым, да спрыгнул на утоптанный тысячами ног снег, в уме подсчитывая оставшиеся деньги. Их пока хватало. Даже с лихвой. Не то что в студенчестве, когда зачастую одна мелочь в карманах. Тогда денег было катастрофически мало, не смотря на скромные запросы и периодические подработки репетиторством или ночными шабашками на станции, где всегда были рады лишним рукам на разгрузке товарняка. Конечно, можно было бы у отца попросить, он дал бы, слова худого не сказав, но что-то внутри не давало Максиму просить. Потому жил, как и многие, снимая в складчину комнату, питался в столовой, да с извозчиками люто торговался.
А сейчас можно не торговаться, не любил он этого.
- Н-но, родимая! - тронулся извозчик к скоплению народа, рассчитывая на нового клиента.
Циферблат часов, висевших на углу здания вокзала, был облеплен снежками. Детвора, видать, поиграла. Масканин глянул на наручные, прикидывая, не рано ли припёрся. Скучать в ожидании поезда не хотелось.
Внутри вокзала было тепло и как всегда многолюдно. Старград - крупный ж/д узел, отсюда по всем направлениям постоянно шли составы. Потому и проезжего-переезжего народа полно.
У кассы собралась очередь. Максим пристроился за сухопарым старичком в клетчатом пальто. Импозантный тип. Не комплекцией, конечно. Внимание к нему привлекали бронебойные очки. Видимо, без них он слеп как землеройка. Когда подошла очередь, Масканин взял билет в общем вагоне, отдав за него трёшку. Место сидячее, ну да чёрт с ним, захочется спать - поспим и так. За червонец можно было б СВ взять, но смысла в этом Максим не видел.
До отправления оставалось минут двадцать. Это хорошо, не придётся долго торчать на вокзале.
В зал ожидания Максим направился через вестибюль, в центре которого стояла группка скучающих полицейских. Стояли они обособленно, потоки людей их огибали. У лестницы на второй этаж дежурили ещё несколько правоблюстителей.
Зал ожидания оказался переполнен. Длинные, сплошь забитые народом ряды сидений. Масканин неспешно прошёлся, в надежде отыскать пустующее местечко, но такового не нашлось. Невольно он прислушивался к разговорам, чаще на личные темы, но не мало болтали об отшумевших беспорядках. О погромах магазинов в центре, о том, зачем каким-то идиотам понадобилось их громить, о попытках чего-то там поджечь, о массовой драке где-то на окраине города в районе сталелитейного завода. Если верить разговорам, то беспорядки прокатились и по нескольким другим городам. А ещё судачили об утреннем происшествии на вокзале, мол, некий злоумышленник пытался подложить самодельную бомбу под локомотив. Как всегда передавались слухи и домыслы. Одни говорили, что злоумышленник был одет путейцем, другие утверждали, что он был в полицейской форме.
Максим как бы невзначай задержался, прислушавшись к истории, как брали бомбиста, а тот смог то ли застрелить, то ли ранить трёх жандармов.
По репродуктору объявили о прибытии очередного поезда. В зале поднялась суета. Масканин взял курс на освободившееся место, покинутое неопрятным мужиком, с кряхтением закинувшим за спину невероятно большой баул. Разместившись, Максим осмотрелся. Рядом расположился тот самый старичок из очереди. Старик читал газету, покусывая нижнюю губу, отчего его козлиная бородка то и дело подрагивала.
- Простите, а вы не в Памфилион едете? - неожиданно обратился он, пряча очки в футляр.
- Нет, сударь. В Вольногорск.
- Жаль. Я почему-то решил, что вижу земляка... - старик близоруко прищурился и улыбнулся.
Болтать Масканину не хотелось, но он решил соблюсти приличия. И однако с чего этот господин захотел увидеть в нём земляка? Какой он ему земляк? Впрочем, он и не обязан разбираться в шевронах и эмблемах, а может без очков вообще не видит, что перед ним вольногор.
- ...у нас на побережье климат теплее, - продолжал рассуждать старик, - в мехах нет никакой надобности. Всего два дня здесь в командировке провёл и успел порядком устать от холода.
- Ну что вы, сударь, зима в Старграде мягкая, - брякнул Масканин первое, что пришло в голову.
- Видимо, это дело привычки... Я прошу меня простить, может быть это совсем не моё дело, но я хотел бы узнать ваше мнение о недавних событиях. Вы, как военный, что вы думаете о социал-демократах? Это их партия устроила те шествия.
Старичок показался Максиму через чур настырным. Ну шествия, ну какие-то там социал-демократы, а Масканин причём? Не интересовала его политика. Ни сейчас, ни в годы студенчества. В партиях он не разбирался, в программах тоже. Скучно и нудно ему от этого. Совершенно не интересно. Хорошо хоть в армии никто таких вопросов не задаёт, там тоже политика никому не нужна. Армия аполитична, у неё государствоохранительная функция. Всяким партиям, кружкам и сторонникам "модных" взглядов в ней нет места.
Максим хотел было вякнуть что-нибудь резкое, но не стал. Зачем старика обижать? Человеку интересно его мнение, не бить же за это морду. Однако газетку гражданин читал не "Старградские известия" какие-нибудь, а "Либеральный вестник" с бросившейся в глаза карикатурой на первой полосе. Карикатурой на нелюбимого в народе Борова - главного транспортного чиновника Новороссии. На карикатуре изображался здоровенный хряк в вицмундире, извращённо цитирующий детскую считалочку, что-то вроде: "два запишем, пять в уме..." Да уж, фантазией художник явно не обогащён, раз фамилия Боров, значит непременно надо нарисовать жирную свинью. А ведь ударение-то правильно на второй слог ставить.
- Не знаю, что вам ответить, - Масканин вскинул руку с часами. - Я ничего о них не думаю. Наверное, вам проще следить за передачами дальновизора.
- Ах, дальновизор... - старик махнул рукой. - Помилуйте, так ведь не покажут там всего. И кроме того, не люблю я... Два канала, показывают только то, что цензура пропускает. Вот говорят, у островитян целых десять каналов или того более. Вот это я понимаю!
- Враки. Одно дело цензорам пропалывать два канала, другое - десять. Ни одна страна такого не допустит.
- Э, не скажите. Это решается увеличением штата цензоров. Но может быть вы и правы. Если две-три полуоппозиционных газеты ещё потерпят, то с дальновиденьем - никогда. - Старик взмахнул газетой. - Вот полюбуйтесь. Только и могут, что карикатурку нарисовать. И нечто невнятно-расплывчатое против Борова сварганить. И это вместо того, чтобы написать серьёзную статью про него. Обличающую статью. Недаром же его народ не любит. Обнаглел Боров, обнаглел. Мздоимец к тому же. Давно пора на каторгу. Вот скажите, отчего по-вашему Борова держат?
- Возможно, Верховный не знает.
- А, понимаю. Добрый и справедливый царь и алчное, недалёкое окружение. Старая сказка. Всё немного сложнее и проще одновременно. И в окружении Верховного есть порядочные люди, и в рядах обличителей общественных язв есть беспринципные, законченные сволочи.
"Ты часом, дядя, не из этих?" - хотелось спросить Масканину. Но не спросил, ругнулся про себя и стал думать о своём.
- ...просто надо знать, как бороться и с кем бороться, - вещал старик между тем. - Все понимают, что главный раздражитель - Боров, но попробуйте его ухватить! Народ пока ещё верит Верховному, надеется на него. А напрасно. Кто он, этот Верховный, откуда? Всё скрыто...
- Вы это, Верховного не трожьте! - бесцеремонно вмешался подсевший мужичок в нахлобученной на глаза меховой шапке. - Верховный, он над всеми сверху поставлен. Чтоб оттудова, за нас всех, за народ, значит, думать. Верховный он как? Он в общем руководит, на годы вперёд зрит. А то, что где-то всякие безобразия - это ничо, руки у него, значит, до всего не дошли пока.
- Вот видите, - заметил старик, обращаясь к Масканину. - А есть ли он на самом деле, наш правитель?
- То есть как? - спросил Максим.
- Очень просто. Что такое Тайный Совет? Кто в него входит? По какому принципу в него попадают? Разве это нормально, когда высший государственный орган абсолютно не публичен? Вот канцлера взять. Кто-нибудь его видел?
- Я видел, - сказал Масканин.
- Вы видели? - в глазах старика вспыхнул интерес. - И как он? В смысле, какой он?
- Обычный человек. Пожилой, низенький. Мне ещё показалось, что у него язва.
- Язва? - отозвался мужик в шапке. - Верно от худого питания.
- Где же вам довелось его лицезреть? - поинтересовался старик.
- На полигоне во время манёвров. Нам тогда смотр устроили. Это до войны было.
- А-а, - разочаровался старик.
- А я вот думаю, - снова вмешался мужик в шапке, - Верховный Борова скоро погонит. Потом Борова посадят.
- Отчего вы так думаете? - спросил старик.
- Да как же иначе? - изумился мужик. - Я вон в Новых Мысках работал, это под Кирилловым. Автобан там строил. Потом через Унгурку мост новый возводили. Так там у нас как, вишь, до самого моста дошло, три декады без жалования вкалывали. Терпели всё. Потом ещё три. Тогда бастовать стали. Мужики, те что нетерпеливые, они сразу по домам разбрелись. Мы же остались, денежку нашу кровную требовать. И тут сам Боров примчался с жандармами. Согнали нас всех, Боров кричит: "Скоты!" По матери кроет, а мы, значит, знай своё гнём, мол, жалование наше подавайте. Так он, Сатана такая, крикнул жандармам нас кнутовьём угостить. Ну после того я домой и подался.
- Так вот почему Межицкий в отставку подал, - задумчиво произнёс старик.
- Какой такой Межицкий? - нахмурился мужик в шапке. - Никакого Межицкого там не было. Кто он такой?
- Межицкий - бывший шеф-жандарм. Конечно, он там не был. Откуда ему там быть? Подал в отставку и поживает себе спокойненько.
Дальше Масканин слушать не мог, старик начал его раздражать. О Межицком Максим ничего не знал, но если это история - правда, то экс-шеф жандармерии отнюдь не "поживает себе спокойненько". На Межицкого легла тень позора, как можно после этого оставаться на своём посту и не потерять честь? Максим не понимал рассуждений старика. И эти его "заезды" про Тайный Совет. Агитатор какой-то. Вот из-за таких граждан и происходят брожения в умах.
Самое время откланяться, но говорить что-нибудь соседу напоследок Масканин не стал. Пусть катится к чертям собачьим.
Как раз в этот момент по репродуктору возвестили о подаче поезда на Вольногорск. По пути к платформе Максим зарулил в уборную. Вскочил в свободную отдельную кабинку, быстренько справил нужду и достал "Сичкарь". Секунду поколебался, да загнал патрон в патронник, так - по привычке, на всякий случай. Привычка, говорят, вторая натура. А пружина, чёрт с ней...
На шестой платформе в миг образовалась толпа. Народ переминался и неосознанно жался поплотнее. Вряд ли от холода, хоть мороз постепенно крепчал, просто всем поскорее хотелось забраться в вагоны и занять места.
Когда состав остановился и первые пассажиры начали штурм вагонов, у хвоста поезда появился жандармский патруль. При виде их Масканин матюкнулся, слишком экипировка патрулей глаза мозолила. В бронниках, с ростовыми пулезащитными щитами и при автоматах. Такую экипировочку бы да на фронт! Интересно, они к боям в городе готовятся? Похоже, кто-то в верхах не на шутку струхнул, раз столько малиновых в город нагнали, да такую снарягу повыдавали.
Усталый проводник, старательно изображавший вежливую улыбку, внимательно проверил и прокомпостировал билет. По затоптанной ковровой дорожке Максим прошёл в салон, бухнулся на своё место и закрыл глаза. Теперь можно и поспать. Неудобно, конечно, спать сидя, но это сущая безделица. Бывало, и в строю спал и не падал. Максим заснул.
Он проснулся как от толчка, с чувством тревоги и смутной опасности. Не показывая виду, осмотрелся. Обзору ничто не мешало, общие вагоны не имели кубриков, всё пространство открыто. Часть пассажиров успела смениться, да и посвободнее стало. На первый взгляд, ничего необычного, если не брать в расчёт пару господ, выглядевших абсолютно спокойными на фоне остальных пассажиров, роптавших и раздражённых. Впрочем, роптали не все, кое-кто беззаботно дрых. Обособившаяся в противоположном конце вагона кучка нижних чинов, из отпускников, да староватый для своего звания подпоручик, согнувшийся во сне прямо через проход от Масканина. Хотя нет, не подпоручик, эмблемы на петлицах шинели инженерные, а раз инженерные войска, значит младший воентехник 2-го разряда. Из штатских никто не спал, дамы в возрасте шептались, барышни постреливали глазками, их кавалеры, да и просто весь разночинный народ, пялились в окна. В общем, ничего необычного...