Форт "Защитник-1" был хорошо известен в Светлоярске. Горожане считали его одной из достопримечательностей столицы. Форт стоял на господствующей над городом высоте, в окружении кварталов частного сектора и извилистых паутин дорог. Вид с него открывался поистине благолепный - далёкие парки, районы старинных застроек, разводные мосты и тающие в перспективе дома, улицы, проспекты, бульвары. Форт построили в Дикую эпоху и когда-то он входил в систему обороны столицы. Бочкоподобные пятигранные приземистые башни, служившие этакими исполинскими ДОТами; подземные казематы и галереи, арсенал и казармы; пояс железобетонных стен, имевших подземные проходы во вне; на скатах бетонированные полнопрофильные траншеи, блиндажи и пулемётные ДОТы. Когда-то "Защитник-1" был крепким орешком, что и подтвердилось во время единственного штурма за всю его историю. Теперь же надобность в форте отпала. Внешние фортификации были давно демонтированы, вывезена артиллерия и арсенал, но взрывать "Защитник-1" ни у кого рука не поднималась. Так он и стоял бы грозным и величественным памятником ушедшим временам, если б однажды кому-то не пришла мысль передать его Главразведупру.
С той поры судьба "Защитника-1" накрепко связалась с судьбой ГРУ.
Тентованный грузовик вынырнул из лабиринта проулков и покатил по широкой асфальтированной улице. Свернул к развилке на форт и с надсадным завыванием двигателей пополз наверх к закрытым воротам. После проверки грузовик стал у стены, из-под тента на старинные бетонные плиты спрыгнули четыре офицера. Осмотрелись, обменялись многозначительными междометьями и скучковались у борта машины.
- Мрачновато здесь, - раздавил тишину прапорщик Леонидов. - И никого не видно. Вымерли они тут все что ли?
- В детстве, когда нас возили в Светлоярск, - поделился воспоминаниями прапорщик Буткевич, - у нас ходила история про здешних призраков, обитающих в заброшенных галереях и казематах.
- И я про них слышал, - вполне серьёзно сказал Леонидов. - Эти истории, похоже, передаются из поколения в поколение.
Масканин с подозрением посмотрел на молодого прапора, но промолчал. Леонидов был младше Буткевича лет на семнадцать, и его лицо в этот момент выражало крайнюю серьёзность. Зато Торгаев не промолчал, он громко хохотнул и хлопнул своего прапора по плечу. Одновременные улыбки озарили всех четверых, только у Леонидова она была растерянно-смущённой.
- Нет здесь заброшенных галерей и казематов, - уже без улыбки заявил Торгаев. - Призраки давно в старых казармах живут. Им там привычнее.
- Я тоже так думаю, - серьёзным тоном сказал Буткевич. - Оно им надо где ни попадя шастать?
Рот Леонидова приоткрылся, а глаза заскакали по лицам товарищей. Вся троица хранила суровое молчание.
- Говорят, они безобидные, - поделился познаниями Масканин.
- Только не зимой, - не согласился Торгаев. - Зимой их тянет поближе к живым.
- Наверное, им тоже холодно, - рассудил Буткевич.
- Вряд ли. Они скорее от скуки к людям лезут.
Леонидов захлопал глазами и махнул рукой.
- Да идите вы! - и отвернулся, отчего не увидел улыбок.
Не заметил он и того, как к ним подошёл Семёнов, звук шагов которого гасил гуляющий по вершине ветер. Он жестом пресёк попытку Торгаева подать команду и пожал всем руки.
Леонидов обернулся на шуршание за спиной и чуть не дёрнулся от неожиданного появления полковника.
- Что это с вами? - вопросил Кочевник, протягивая руку. - Смотрите так, будто я сквозь стену прошёл...
Троица сдержано засмеялась. Их смешки полковник воспринял по-своему и тоже улыбнулся. А Леонидов, пожимая руку, одарил всех таким взглядом, словно про себя поклялся добыть в качестве "языка" первое попавшееся привидение.
- Ну что, господа, - показал направление Кочевник, - вперёд! Во мрак подземелий!
Толстые стальные двери, парные посты охраны, широкие бетонные ступени, просторные туннели с аркообразным сводом, - Кочевник вёл их не менее трети часа, каждый раз задерживаясь для проверки у очередного поста. Впервые сюда попавшим "охотникам" казалось, что они не в столице, а где-нибудь в укрепрайоне, близь передовой и вот-вот прозвучит серена и галереи заполонят подразделения гарнизона.
Наконец, полковник вывел их к комнате с простоватой бронедверью без кремальер и приглашающим жестом показал вовнутрь.
Помещение сильно смахивало на обыкновенный рабочий кабинет. Длинный овальный стол, расставленные через одинаковые промежутки стулья, телефонные аппараты у примкнутого к столу бюро, шкафы и шкафчики вдоль стен, стеклянная люстра с несколькими лампочками, и даже кадка с каким-то пышным растением в углу. Опознать растение никто из вошедших не мог, выглядело оно завораживающе-странно: ярко-красные прожилки на сине-зелёных листиках и мелкие сморщенные бутоны, словно кем-то налёпанные как попало вдоль стеблей, что выглядело совершенно необычно для любого любителя ботаники. Кроме Кочевника, только Масканин удостоил растение мимолётного взгляда, остальные таращились на него во все глаза. А Максима больше заинтересовала бирка на кадке с надписью: "Чудесная хрень". У хозяина сего "чуда" своеобразное чувство юмора, а само "чудо", как пить дать, привезено из Пустошей.
- Занимайте места, - распорядился Семёнов и уселся поближе к бюро, стул под ним громко скрипнул.
- Кого ждём, Дмитрий Антонович? - поинтересовался у него Торгаев.
- Кого-то очень секретного, - зевая и рассматривая потолок, сказал Масканин.
- Ага, - кивнул Буткевич, глядя на своего непосредственного командира, - сейчас нас приобщат к очень страшным тайнам.
- Всегда мечтал стать переносчиком страшных тайн, - ухмыльнулся Масканин.
- Я тоже, - вторил командиру прапорщик. - Порой это трудно лечится.
Леонидов старательно водил пальцем по столу, а Торгаев, глядя на него, начал делать то же самое, но с ещё более сосредоточенным выражением.
Кочевник наблюдал всё это, давя усмешку. Больше всего его развеселило дуракаваляние Торгаева и Леонидова, усиленно изображавших салаг, "которые тут ни причём". Семёнову вспомнились далёкие молодые годы, когда он командовал ротой. Тогда, бывало, кто-нибудь в строю старался сделаться как можно более незаметным, за что тут же попадал в разряд "добровольцев" на не очень приятное времяпрепровождение.
Когда дверь открылась, он встал и подал команду: "Господа офицеры!"
Загрюкали стулья. "Охотники" вытянулись в струнку.
- Вольно, - скомандовал вошедший полковник и быстро прошагал вдоль стола к бюро. - Садитесь, господа.
Полковник Безусов ощущал лёгкую неловкость, что теперь, пусть и временно, стал начальником Семёнова - своего учителя, к которому питал уважение и которого считал гораздо опытней себя. Но всё повернулось так, а не иначе, и с каменным лицом он уселся на свой стул.
- Я полковник Безусов, - представился он. - Начальник светлоярского УК и командир столичного "охотничьего" отряда. С этого момента ваши группы подчинены мне на время проведения операции. Цель и детали операции я изложу чуть позже. А пока что ознакомьтесь вот с этим.
Полковник наклонился и вставил ключ в сейф. Несколько поворотов и щёлчков, и в руках у него появилась средней толщины папка. Безусов дёрнул завязки и вытащил четыре одинаковые стопки прошитых и пронумерованных листов. Потом встал и, обходя стол, собственноручно раздал "охотникам" документы. Кочевнику бумаг не требовалось, в курс дела он успел вникнуть истёкшей ночью.
- Читайте, не торопитесь, - произнёс Безусов. - После начнём заниматься конкретикой.
Масканин перелистывал свежеотпечатанные на машинке листы, подперев голову кулаком. Мало-помалу у него начала складываться соответствующая его допуску картинка. В столице орудовала агентурная сеть и вместе с ней наличествовали "стиратели", действовавшие, судя по отчётом местных "охотников", автономно. В группах они работали крайне редко, делая упор на одиночные действия. Судя по собранным данным, приказы они получали через координатора и не имели между собой связи.
Масканин перевернул последний лист и задумчиво огляделся. Из прочитанного вытекало, что в Светлоярске сложилась довольно напряжённая обстановка, а значит можно пока выкинуть из головы мысли про мирный тыл. Ребята ещё не дочитали. Полковники всем своим видом являли терпеливое ожидание.
- Разрешите вопрос? - обратился Масканин.
- Разрешаю, - ожил Безусов.
- "Рарог" решено задействовать вам в усиление?
- Не совсем. Но и это тоже. Мой отряд понёс потери. К счастью, обратимые. Ваши группы я намерен включить в операцию, как сложившиеся боевые единицы.
- Не исключены и самостоятельные действия, - добавил Семёнов.
Безусов согласно кивнул и сказал:
- Вижу, все закончили. Итак, перейдём к конкретике...
Масканин навострил уши. Он был доволен, что его группу не раздёргают. Безусов тем временем перешёл к постановке задач.
Доктор Эльбер Викс стоял окна своего кабинета. Долгие мгновения она рассматривала внутренний двор госпиталя, наблюдая как гуляют по дорожкам выздоравливающие раненые.
Острецов остался на ногах. Как и всякий воспитанный человек, он не мог себе позволить сидеть, когда дама стоит. Генерал-лейтенант молчал, предпочитая не торопить с ответом уставшую после нескольких операций подряд Эльбер.
- Уэсс быстро поправляется, - сказала доктор и повернулась к гостю. - У него отменное здоровье. Да и молодость берёт своё.
"А улыбка у неё красивая, - подумал Острецов. - Жаль, что она так редко улыбается".
- Уэсс что-нибудь подозревает? - спросил он.
- Нет. Это я могу утверждать достаточно точно. Но его тяготят вопросы об утрате памяти. Ещё его смущает одноместная палата.
- И когда же к нему память вернётся? - не выдавая беспокойства, спросил Острецов.
Ему не хотелось бы, чтоб велгонский капитан вдруг вспомнил последние дни перед покушением на Кашталинского. Ситуация с его психикой до конца не ясна, работа с ним только-только начата. И терять Уэсса, если тому взбредёт в голову глупость вроде побега или геройской смерти в бою, генерал не желал.
- Хотела бы и я это знать, - развела руками доктор. - Вы ж ему мозги "промыли", тут теперь мой опыт - не помощник.
- Не промыли, - возразил Острецов. - Иначе бы он был сейчас скорее всего идиотом. Любиев блокировал...
- Я знаю, - перебила она. - Но нельзя же ничего гарантировать, не так ли?
- Пожалуй, да, Эльбер. Пожалуй, нельзя. Поддержите его, он к вам тянется.
- Делаю, что могу. Но, простите, Ростислав Сергеевич, мне не по душе обман.
- И в чём же обман? В том, что он не знает, что находится в плену? Бросьте, Эльбер. Возможно, с вашей же помощью он придёт к нашей общей борьбе. Согласитесь, у него для этого гораздо больше возможностей.
- Бедный мальчик... Потерянное поколение...
Острецов чуть не фыркнул на "бедного мальчика". Естественно, он понял, что имела в виду доктор Викс, но этот "бедный мальчик" - сам по себе смертоносное оружие. Бесузов наградил его высокой оценкой, как достойного противника. Семёнов тоже авансом согласился с ним, высказавшись, что Уэсс очень сильный "стиратель". Вот только интересно, насколько сильный? Как Семёнов? Хотя, если и послабей, то это не умоляет веса капитана в раскладе.
Покинув Эльбер, Острецов уходил из госпиталя перебирая варианты. С одной стороны, что толку с этого Уэсса? Для своих он просто расходный материал, не смотря на все его способности и боевой опыт. Понимает ли капитан это? А сможет понять? Понять, что для рунхов любой человек, как бы он ни был ценен в их играх, в конечном итоге - прах. Меньше, чем ничто.
"Показать его?" - раздумывал Острецов над очередным вариантом. "Прогулять его по городу, когда память вернётся. Должен же он помнить места встреч? Должен-то должен... Стоп! Уэсса срисуют, координатор поймёт, что засвечен. На этом можно сыграть. Или... Посмотрим. А что потом? Изменить Уэссу лицо и забросить в Велгон? Одиночки долго не живут, если... а группа... Подумаем".
Острецов не любил строить планы, когда в уравнении слишком много неизвестных факторов. Работа с Уэссом только началась и пока что просчитать капитана до конца - невозможно. Другое дело Кашталинский. Этот субчик в обмен на жизнь и в благодарность за спасение прямо-таки спешит выложить всё, что знает. Однако "просветить" ему мозги по некоторым вопросам не помешает. Вдруг он страдает забывчивостью?
Масканин расплатился со стариком, торгующем в газетном ларьке, и вернулся на скамейку. В аллеи в этот час прохожих было не густо. Слабый ветерок едва пробивался сквозь кроны молодых дубов и не мог растрепать развёрнутую газету. Рядом сидел Торгаев и безмятежно постреливал глазами по сторонам в поисках мишеней прекрасного пола. В качестве наблюдательного пункта скамейка подходила идеально, позволяя обозревать аллею в любом направлении. Однако момент Торгаеву выпал не совсем подходящий: середина рабочего дня не способствовала оживлённому движению горожан, а уж пропорция барышень среди прохожих составляла одна к пяти. Но похоже, Степана это не сильно волновало, он зачарованно брал на прямую наводку каждую проплывающую мимо девушку, поспешно отводил взор, если та вдруг почувствовав пристальное внимание, поворачивала в его сторону свою прелестную мордашку, а затем провожал её глазами пока она не скроется вдали или пока не появится следующая богиня юности и красоты.
Туфельки, сапожки... Масканин замечал только их, но девичьи любопытные взгляды он ловил на себе постоянно. И стоило ему лишь посмотреть на любую из светлоярских красавиц, как он тут же машинально начинал сравнивать её с Татьяной. "Да, крепко меня накрыло", - встряхнул головой Максим и принялся за новую статью.
Он знал, что Торгаева изучают не менее пристально. Он также знал, что они вдвоём привлекают внимание всех прохожих. Два молодых офицера с жёлтыми и красными нашивками, с боевыми Знаками Отличия и Георгиевскими крестами (вручёнными несколько дней назад в Ртищеве за разгром лагеря "стирателей"), их кителя сияли начищенными пуговицами, а припавшая пыль не смогла смазать блеска чёрных зеркал сапог. Восседающий на скамейке как на троне, с дланью, величественно возложенной на яблоко рукояти сабли, Торгаев походил на скульптуру какого-нибудь древнего короля-воина. Масканин, с задвинутой на затылок вольногоркой, выпустившей на чело непокорный чуб, читал газетку, теребя пальцами ножны бебута. Их принимали за отпускников. Подростки восхищённо пялились на оружие и регалии, мечтая поскорей подрасти и обрести собственную славу на войне; девушки в большинстве своём примеряли на них романтические образы кавалеров; люди постарше добродушно посматривали и думали о насущном; а старики вспоминали молодость.
- Что пишут? - спросил Торгаев скучающим голосом.
- Как всегда, - дёрнул плечами Масканин, - победные реляции и душещипательные восторги.
- А что, разве нет поводов? - у Торгаева пропала скука, язвительность друга его заинтересовала.
- Есть. Решительное наступление на всех фронтах, успехи на море, стабилизация фронта в Северной Раконии... Союзники прислали тяжеловесную делегацию и воют о помощи... Отправлен на дно "Хайрок"... Ну хоть шапкозакидательства нет, как в пятидесятом...
- Велгонцам в пору объявить траур, - злорадно пробурчал Торгаев.
Максим согласно промычал и перелистнул страницу. Слова Торгаева грозили сбыться в самое ближайшее время. Гибель новейшего линкора "Хайрок", который благодаря броне, артиллерии и новейшим турбинам мог потягаться даже с двумя-тремя линкорами Островного Союза (решись тот вступить в войну), просто не могла не омрачить надежд велгонских адмиралов.
- Ты чего, Макс, так лыбишься, будто тебя придушили?
- Про "Витязя" ни слова нет. Про то, что наш героический линкор еле дополз на базу. И про то, что его самое малое полгода будут превращать из решета в начищенный до блеска бронетазик. А сколько крейсеров и мелочи всякой утопили с обеих сторон? Ни строчки!
- А чего ты от официоза хочешь? - искренне удивился Торгаев.
- Правды.
- А она нужна? Я имею в виду, в полном объёме?
Масканин хмыкнул и вынужден был признать, что Степан по большому счёту прав. Кому положено - те знают, а обывателя баламутить, пожалуй, не стоит. Страна и так всё больше уставала от войны и жёсткая цензура - всего лишь один из рычагов поддержания внутренней стабильности.
- Ну что, пошли? - предложил Максим и скатал газету в трубочку.
- Пошли. Тут неподалёку есть неплохой ресторан. Жаль только музыки не будет. Никогда не обедал с оркестром.
- Нашёл о чём жалеть. По мне - так без этих балаганов аппетит куда лучше.
- Не знаю. Не пробовал.
- Это, конечно, дело вкуса, но... Обязательно что ли надо поковырять пальчиком собачье дерьмо, чтобы понять, что это дерьмо?
- Ты прям как мой батя, - хохотнул Торгаев и прижал рукой ножны, чтоб они не "гуляли" при ходьбе.
- Будут тебе, Стёпа, увеселения. После Победы.
- К чёрту их, - с ехидной улыбкой отмахнулся Торгаев. - Мне и дома будет не скучно. С хозяйством не поскучаешь. Особенно летом в жатву - ох, веселуха!
- Поздравляю, Стёпа, - торжественно сказал Масканин и пихнул друга локтём в плечо, - слова твои преисполнены мудрости. А если вспомнить, как ты только что пялился на барышень... в общем, ты доказал мне, что ты теперь взрослый.
- Знаешь, я чрезвычайно горд, что вырос в твоих глазах.
Они обменялись дружественными зверскими оскалами и свернули по дороге на почтамт. Перед обедом Максим хотел отправить жене письмецо.
Больше всего сейчас Уэссу хотелось увидеть небо. Палата без окон, коридор и процедурная - тоже, только в туалете под самым потолком узкая прорезь с толстым стеклом. Ходить капитан начал не так давно и его безмерно радовало, что можно, наконец, самостоятельно посещать нужник. Это ведь не дело справлять нужду в утку. Хорошо хоть санитары присматривали, если б санитарки - он бы сгорел от стыда.
Боль теперь беспокоила редко. Живот заживал, рука уже начинала слушалаться, появился здоровый аппетит. В общем, он шёл на поправку. Вот только некоторые странности, подмечаемые им в этой части госпиталя, иногда порождали смутное беспокойство.
Первое, что ставило в тупик, ограничение свободы передвижения, словно он находится под негласным арестом. Из коридора его не выпускали; санитары - здоровенные парни с акцентом западных фермеров из какого-нибудь Сент-Кристофа, вели себя вежливо, но всячески давали понять, что выходить за дверь на лестницу не положено. Да и дверь выглядела массивно и наверняка запиралась. Второе: отсутствие окон. О причинах оного Уэсс терялся в догадках и так и не решил, зачем это надо. Третье: из докторов его навещала только Эльбер Викс. Приходила она часто, но ненадолго. Складывалось впечатление, что здесь она единственный хирург, но тогда, что это за госпиталь такой? И наконец, четвёртое: вчера вечером Уэсса озадачила волна враждебности, исходившая от нового санитара при его появлении в коридоре. Эмоциональный фон санитара вскоре стал нейтральным, а Уэсс не подал виду, что просёк его настрой.
В туалете капитан присел у батареи и подвёл итог. Выходило, что он помещён либо в тюремную больницу либо в психлечебницу. Второй вывод, немного пораскинув мозгами, он отмёл. Потом встал и залез ногами на батарею, держась рукой за стенку кабинки нужника. В животе закололо, но боль была терпимой. Уэсс подтянулся на цыпочках и заглянул в узкое окошко. Сквозь толстые стёкла он увидел дюймовые прутья, вмурованные в бетон. Решётка! И кусочек синего неба со стайкой белых облаков.
Небу он обрадовался, словно ребёнок и минуты две таращился то на бесконечную синь, то на облака. Потом спустился на пол и грязно в сердцах выругался.
Итак, значит, решётка. Мозаика почти сложилась, оставалось только выяснить, как его сюда занесло и как отсюда выбираться. Дьявол! Чёртов провал памяти! От досады капитан долбанул кулаком здоровой руки в кафельную плитку стены. Плитка треснула. Он несколько секунд рассматривал получившуюся паутинку трещин и невесело улыбнулся.
А потом в этот же день состоялся разговор с доктором Викс в процедурной. Она усадила его за стол напротив себя и скорее не спросила, а сообщила:
- Вы любите кофе.
- Да, - согласился Уэсс, рассматривая её светло-серые глаза.
Эльбер встала и шагнула к ширмочке, за которой обычно хранились всякие медицинские принадлежности. Но вместо ванночек, шприцов и прочих штуковин там сейчас находился поднос с парующей весьма объёмной туркой, две чашки и стеклянная сахарница с ложками.
Поставив поднос на стол, Эльбер жестом показала, чтоб капитан не стеснялся и налил себе кофе сам. А она тем временем уже помешивала сахар, тяня чашку к губам. Уэсс кофе с сахаром не любил и с наслаждением сделал первые глотки.
- Мне кажется, Херберт, вы созрели для разговора, - начала Эльбер.
- Вы правы. У меня есть вопросы, на которые я бы хотел услышать ответы, - Уэсс решил не ломить напрямую, а насколько это возможно, прояснить степень свободы, отпущенной доктору. В том, что она ограничена некими рамками, он не сомневался.
- Хорошо, Херберт. Начнём с того, что вы помните. Какое последнее по времени событие с вашим участием доступно вашей памяти?
Уэсс медленно сделал глоток и ответил:
- Простите, Эльбер, но не зная вашего допуска, ответить не могу.
- Понимаю. Тогда, где по-вашему вы находитесь?
- В госпитале под арестом...
- Я не об этом.
Уэсс усмехнулся и вновь отхлебнул, посмаковав вкус напитка.
- У меня, Эльбер, есть только два предположения. Первое: я во что-то вляпался или набедокурил и теперь нахожусь под следствием. Однако ума не приложу, что бы я такого мог сделать. Да к тому же меня, видимо, крепко по голове огрели, раз память до сих пор не вернулась. Я помню себя до... где-то до начала октября.
По реакции доктора, капитан понял, что вызвал у неё живой интерес. И продолжил с улыбкой:
- Надеюсь, вы не огорошите меня известием, что на дворе какой-нибудь пятьдесят пятый год? Или пятьдесят седьмой? Знаете ли, не хотелось бы мне, чтобы провал оказался настолько продолжительным.
- Нет, Херберт, - поспешила успокоить доктор, - сейчас всё тот же сто пятьдесят третий год эры стабильности.
- Мне кажется, вы сказали это с иронией, нет? - Уэсс поймал согласную улыбку и про себя отметил, что Эльбер чертовски красива. Жаль, что между ними разница в возрасте, а то можно было бы как-нибудь потом попытать счастья. - Второе предположение: я нахожусь в плену.
Попал ли он в цель, Уэсс не понял. Доктор осталась невозмутима. А воздействовать на неё он не хотел. Во-первых, она ему нравилась как женщина, да и как-никак это ведь её золотые руки подлатали его раны. Во-вторых, сам не зная почему, он не сомневался, что об его способностях тут известно. И было бы просто глупо прошибать лбом стену, не зная что творится вокруг и не понимая своего места в здешнем раскладе.
- И какое из предположений вам кажется наиболее вероятным? - спросила Эльбер.
- Сам не знаю, - искренне ответил капитан. - Но я готов дать руку на отсечение, что во всём этом спектакле вы, Эльбер, и ваши несловоохотливые санитары - именно те, за кого себя выдаёте. Может я и ошибаюсь, но мы ведь в Велгоне, не так ли? Однако для меня загадка, что это за место, за что я здесь и как я вернулся.
- Вы хотели сказать: "вернулся домой"? - Эльбер дождалась согласного кивка и спросила: - А что если я вам скажу, что вы в Светлоярске?
Уэсс спокойно сделал глоток и самоуверенно ответил:
- Простите, но не особо верится. Я бы ещё поверил, если б у вас был стэбингский акцент... но подделать бракстонский говор!
Эльбер пожала плечами. Тут Уэсс прав, подделать говор жителей северной провинции Бракстон, куда не то что иностранцев никогда не пускали, а и жителей других провинций ограничивали в миграции, - да, подделать бракстонский диалект очень трудно.
"Пора!" - решила Эльбер, отмёв последние колебания. Да и Острецов уверял, что парню мозги не вывихнули. Значит, можно действовать. Грубо, конечно, но зато эффективно.
- Херберт, - сказала она, поймав его взгляд, - вы в Светлоярске. В госпитале Главразведупра.
Уэсс на мгновение застыл, не донеся чашку до рта. Капитана её слова крепко ошеломили. И пока не истекли бесценные секунды, она произнесла особой интонацией:
- Вы в плену, Херберт. Вас взяли во время покушения...
Целый эскадрон образов вдруг проскочил перед его мысленным взором. Запоры на тайниках памяти разлетелись вдребезги и он ВСПОМНИЛ! И одновременно ощутил отголоски давления на сознание со стороны Эльбер. Мышцы рук и ног оцепенели. Уэсс быстро сообразил, что борьба за контроль за его собственными мышцами грозит забрать слишком много времени. И тогда он словно раздвоился, продолжая смотреть на доктора, застыв с чашкой кофе в руке, и в то же время он видел себя со стороны и со всех направлений сразу. Так может видеть лишь истинное Я.
Доктор что-то говорила, её губы шевелились, а лицо ускользало и расплывалось в лишённое деталей пятно. И тогда Уэсс мысленно плеснул остатками кофе в это пятно и обрушил на одно из тонких тел Эльбер свой удар. Тщетно! Насыщенный силой удар растёкся по заблаговременно выстроенной защите; и капитан только теперь заметил вокруг её ментального и навьего тел уплотнённую дымку кокона, покрывавшего заодно и физическое тело.
Ответного удара не последовало, Эльбер не пожелала затевать поединок. Осознав это, Уэсс почуял незримое присутствие кого-то третьего, скрывавшегося где-то совсем рядом. Неизвестный противник вступил в схватку и... нет, не атаковал, а ловко протиснулся сквозь в спешке выстраиваемые барьеры и мгновенно сжёг один из тонких каналов, связующих с истинным Я. Уэсса буквально вытолкнуло куда-то в иное пространство-время, всё его существо пронзило пьянящее чувство восторга и свободы. На мгновение он словно обрёл иные, более совершенные органы чувств и смог прозреть доселе не представимый им пласт мироздания, локализованный в этой точке вселенной под названием Темискира.
Мощным неумолимым потоком его вырвало обратно в явь и он сразу понял, что тот третий незримый участник не сжёг канал, а выжег энерготромб, о существовании которого Уэсс до этого не подозревал. Вот только какую цель преследовал неизвестный?
Капитан сделал глоток никуда не девшегося из чашки кофе, сидя во всё той же позе. Всё произошедшее в объективном масштабе времени заняло от силы пару секунд. Эльбер безмятежно рассматривала его, а он ощутил на висках холодную испарину.
Он машинально кивнул и промокнул капельки пота. Внешне капитан хранил спокойствие, хотя внутри у него всё бурлило. Ему хотелось сорваться прочь, устроить драку, а ещё лучше добыть оружие и подороже продать свою жизнь.
Он усмехнулся сам себе, понимая, что жажда драки в настоящих условиях - мальчишество. Капитан спокойно допил кофе и произнёс:
- Благодарю, Эльбер. Кофе у вас замечательный.
Она улыбнулась одним уголочком губ.
- Эльбер - это ваше настоящее имя? - спросил Уэсс, одновременно пытаясь поймать и закрепить в сознании странные сказочно-красивые образы иной мерности.
- Настоящее. И фамилия тоже.
- Вы велгонка.
- Да.
- И вы служите в ГРУ.
Она не ответила. Впрочем, ответа ему не требовалось, всё и так было очевидно.
- Ну, хорошо... - Уэсс зажмурил глаза и потёр виски, голова после всего произошедшего стала немного ватной. - Вы хотите меня перековать?
- Я лично ничего не хочу, - ровным тоном ответила доктор. - Я прежде всего хирург. Моё дело - на ноги ставить.
Уэсс покачал головой и пару-тройку секунд размышлял.
- Давайте сломаем схему, - предложил он. - Я не верю в вашу личную незаинтересованность, даже если так обстоит на самом деле.
- Как хотите, Херберт. Вы ведь не на допросе. Однако я предлагаю прервать пока наше общение. Уверена, вам сейчас необходимо побыть одному, всё обдумать, взвесить...
- Да, вы правы, Эльбер. Мне чертовски хочется побыть в одиночестве... У меня есть небольшая просьба.
- Слушаю.
- Не могли бы вы принести в следующий раз газет? И наших, и ваших.
На провокационную колкость доктор не отреагировала.
- Я принесу, будет вам чем скуку развеять.
Когда Уэсс вышел из процедурной, доктор отключила диктофон и допила остывший кофе. В этот момент её пробила нервная дрожь, точь-в-точь как десятью годами ранее, когда ей посчастливилось выскользнуть из облоги рунхов. Тогда было страшней, её никто не прикрывал и ей повезло, что чужаки-загонщики оказались послабей её самой. А Уэсс... Эльбер только что испытала его немалую силу. Но главное, он - человек!
В это же время в соседней комнате отвернулся от видеоэкрана Кочевник. Он тоже думал о силе пленного "стирателя", которую он испытал в действии несколькими минутами ранее. До его, Кочевника, уровня капитан не дотягивал. Но с годами, да с обретением нового опыта... Пожалуй, да - из него получился бы довольно сильный "охотник". Уэсс весьма силён, но молод, хотя и получил немалый опыт в схватках. Собственно, поэтому и жив до сих пор.
К Уэссу надо кого-нибудь приставить, решил Семёнов. Приставить хотя бы на время. Масканин и Торгаев справятся, будут чередовать дежурства, пока вся эта каша только заваривается. Других "охотников" Кочевник решил в сюда не привлекать, он не был уверен, что те смогут справиться с велгонским капитаном, если он вдруг попытается бежать.
"Надо подбодрить Эльбер, - подумал Семёнов. - И лучше где-нибудь на улице. В соседней роще".