Я сидел около окна вагона и смотрел как медленно для меня, скорость не превышала сорока километров в час, проплывает пейзаж Ленинградской, прошу прощения, Санкт-Петербургской губернии. До прибытия в столицу, по словам проводника, осталось два часа. Я открыл крышку хронометра, подаренного, точнее данного в обмен цесаревичем. Прибудем в шестнадцать ноль-ноль.
Не смотря на хмурую погоду и моросящий дождь за окном, моё настроение было радостным и приподнятым. Я в который раз за последние сорок дней скосил взгляд на свой погон, где золотом горели две звёздочки и литера 'А'. 'Ещё раз, здравия желаю, господин хорунжий Амурского казачьего войска! Вот и выполнил я первый этап своих планов и наказа деда. Стал офицером. Меньше года прошло с момента моего поступления в Иркутское юнкерское училище. Как быстро пролетело это время!' - подумал я, вспоминая наиболее яркие события учёбы после нового года.
После разгрома обоза беглых политкаторжан у реки Иркут, наш взвод вернулся в училище. К этому времени в родные стены возвратились два пехотных взвода юнкеров, которые участвовали в погоне и разгроме основной банды бунтовщиков. Как выяснилось из разговоров, разошлись наши подразделения буквально на пару часов, когда мы свернули с Московского тракта, а пехота, состоящая из роты резервного батальона и двух взводов училища, проследовала к селу Усолье на помощь отряду войскового старшины Химули.
Дальше у них был бой в селе Голуметь, где надолго застряли разгулявшиеся бунтовщики, творя беспредел и ужас. Химуля и командир сотни не нашли ничего лучшего как влететь в село, предполагая, что вслед за казакам должна была войти пехота. Всё бы хорошо, но бандиты открыли огонь из домов. Потом их атаман Могила, как позже выяснилось, бывший офицер гвардеец, организовал отпор и пехоте, которая была вынуждена под огнем рассыпаться с тракта в цепь по целине и залечь.
В этом бою отличился юнкер Заславский. Когда казаки под обстрелом стали выбираться назад на дорогу из села, Казимир увидел, как войсковой старшина Химуля, отступающий последний упал с коня, после этого попытался подняться, но свалился на землю вновь. Поймав за узду рысившего мимо жеребчика с пустым седлом, Заславский, вскочив на коня, намётом понёсся к упавшему командиру. По дороге за повод поймал ещё одного коня без всадника. Подлетев к войсковому старшине Казимир, соскочив с коня, смог взвалить и посадить в седло Химулю. В этот момент убили коня Заславского и юнкер был вынужден бежать рядом с конём, на котором еле держался раненый сотенный командир училища. Казимир почти добежал до своих, но тут его сразила пуля. Обозлённые потерями казаки, солдаты и юнкера, на одном дыхании ворвались в село вновь и на этот раз уничтожили всех сопротивлявшихся каторжан. В этом им стали усиленно помогать жители села, которые устали от творимых варнаками зверств.
А в большой зале училища после этих событий появилось девять новых белых мраморных досок, на котором золотом были вписаны фамилии юнкеров, которые не успели стать офицерами, но отдали жизнь, защищая жителей Иркутского генерал-губернаторства от зверей в человеческом обличии. Все они были награждены серебряными медалями 'За храбрость' с ношением на груди, а на одной из табличек было написано: 'Заславский Казимир Александрович, награжден Знаком отличия Военного ордена Святого Георгия четвертой степени за спасение офицера'.
Вспоминая, как выглядит таблички на стене залы, я непроизвольно вздохнул. Жалко ребят. И Казимира жаль. В том бою он был тяжело ранен, был задет позвоночник. Прожил ещё почти три месяца. Дождался награждения, после чего тихо угас в течение недели.
Теперь мне почему-то думалось, что мы могли бы стать с ним друзьями. Он же просто хотел проявить свою исключительность, ведя так себя в училище и нашем с ним конфликте. Вот и проявил её - в бою. Спас командира, а сам все же погиб.
Химуля остался жив, но до окончания обучения мы его не видели, так как войсковой старшина находился на излечении. Пуля, войдя в спину, пробила ему грудную клетку с правой стороны. Ранение было тяжёлым, с осложнением.
Не обошли наградами и нас - оставшихся в живых. Ещё десять юнкеров, включая меня, были награждены серебряными медалями 'За храбрость' с ношением на груди. Всё-таки данный бунт каторжан вошёл в историю Иркутского генерал-губернаторства как очень кровавый. Обыватели, которые помнили восстание поляков в шестьдесят шестом году, говорили, что по количеству убитых и зверствам, что творили нынешние преступники, два этих бунта нельзя даже сравнивать.
Дело в том, что местные крестьяне и казаки, включая инородцев, очень не любят беглых каторжан и других варнаков, которые творят воровство, разбой, насилие над женщинами. Поэтому убийство беглецов и разбойников не редкость в Сибири. Последние лет тридцать их просто стреляли, как зверьё. По закону надо было бы ловить и сдавать в полиции, но, по мнению, сибиряков буйных и наглых легче и надёжней пристрелить. Поэтому в последние годы каторжане вели себя тихо, даже во время побегов. Проще попросить, чем украсть или разбоем взять.
Тем более, местные жители искренне жалели этапируемых арестантов, подкармливали их во время прохождения через села, несмотря на законы, запрещающие такие действия. И конвой не мешал этому. Денег на этап выдавалось в самый обрез, поэтому от подарков жителей кормились в пути не только каторжане, но и конвой, который их охранял.
Да и всевозможных бродяг, бредущих по дорогам, тоже кормят. Хотя каждый знает - среди них беглых почти половина. Но, они же идут тихо, мирно, никого не трогают. А некоторые особо сердобольные граждане в заборах своих хуторов даже специальные окошечки делают с полочкой, на которую для любого проходящего кружку молока ставят, накрытую ломтём хлеба, или варёные яйца кладут. Такой обычай сохранялся даже в СССР до конца шестидесятых-семидесятых годов двадцатого столетия.
Народ здесь живёт по принципу: не делай ему зла, и он к тебе по-доброму отнесётся. Видимо, за последние годы сложившееся благолепие в отношении с каторжанами и ссыльными несколько расслабило местных, вот они и не оказались готовыми к тому насилию и кошмару, которые случились при этом бунте. Только в селе Большежилкино попытались дать отпор, но головорезы, спаянные кровью оказались сильнее.
При вручении наград на общем построении училища, меня настигла благодарность дедушки Корфа. Полковник Макаревич, вручив мне серебряную медаль 'За храбрость', сделал паузу, а затем зачитал приказ Приамурского генерал-губернатора. После чего поздравил ещё раз и рядом с серебряной медалью прикрепил золотую, по приказу за 'совершённые подвиги в бою'. Чуть позже, можно сказать автоматом, мне прилетели две лычки портупей-юнкера.
Я посмотрел вниз на свой мундир. 'Красивые медали и о многом говорят, - подумал я. - Даже при производстве в офицерское звание разрешается носить'.
Данная награда 'За храбрость', была учреждена в тысяча восемьсот седьмом году и предназначалась для награждения нижних чинов иррегулярных войск и военизированных формирований за отличия в боевых действиях, а также за подвиги, проявленные в схватках с нарушителями общественного порядка и хищными зверями, как в военное, так и в мирное время. Медаль на георгиевской ленте и имеет четыре степени достоинства: серебряная медаль меньшего размера для ношения на груди; такая же золотая медаль для ношения на груди; серебряная медаль большего размера для ношения на шее; такая же золотая медаль для ношения на шее.
Я ещё раз полюбовался на профильное изображение императора Александра III на обеих медалях. 'Жалко, что надпись 'За храбрость' на обратной стороне медали, - подумал я. - Но, может царь-государь на приёме ещё чем-нибудь наградит. А то, что-то он дёшево жизнь своего сына ценит. Всего лишь золотая нагрудная медаль'. Я усмехнулся, вспоминая о том, как меня душила не жаба, а некоторая обида на императора и цесаревича после награждения по приказу дедушки Корфа.
Еще ценным и памятным для меня на последнем этапе обучение стало завершение небольшой, совместной с сотником Головачевым работы 'Тактика боевых действий малых казачьих групп в тылу противника'. Данный письменный труд был оформлен мною по требованиям диссертаций двадцать первого века. Введение, в котором описал актуальность данной темы, рассмотрел краткие исторические примеры действий отрядов во вражеском тылу со ссылками на петровский корволант, партизанские отряды Отечественной войны двенадцатого года, задачи, цели, теоретическую и практическую значимость. Дальше шли две главы. В первой теоретическое описание данных боевых действий с исторических времен и до пластунских команд Кавказской войны с семнадцатого по шестьдесят четвертый год и Русско-турецкой войны семьдесят седьмого - семьдесят восьмого годов. Во второй главе шли предложения по тактике действий малых групп 'охотников' из казаков и солдат по ведению разведки, устройству нападений на штабы, колонны, склады, обозы противника. Виды засад, огневого контакта, тактика взятия языков и такое прочее с рисунками, схемами и описанием действий. В заключении постарался написать явные выигрыши от таких военных действий. Труд получился небольшим, всего на сотню листов, но мне и сотнику Головачеву понравился. Полковник Макаревич, ознакомившись с работой, дал приказание сделать несколько копий.
В мае месяце были сданы экзамены, после чего все отправились в летний лагерь, который располагался в пяти километрах от города на реке Ушаковка. Там юнкера конного взвода жили по общему распорядку дня с пехотными. Контрольные манёвры проводились для первого курса рядом с селом Усолье, после второго в районе Байкала.
И вот традиционное построение выпускников по окончании манёвров и смотра в летнем лагере. В развернутом двухшереножном строю стоит тридцать восемь человек. Четверо юнкеров старшего курса погибли, а пятеро были ранены. С учетом пропущенных занятий из-за лечения все раненые остались на второй год обучения, становясь 'майорами'. Но такое 'майорство' было почётно как в глазах юнкеров, так и руководства училища. На младшем курсе погибло пять человек и шестеро были ранены.
После команды 'смирно' фронт юнкеров обошли взводные офицеры и раздали каждому выпускнику царский приказ о производстве, напечатанный на двух страницах, где каждый юнкер мог найти своё имя и полк, в который вышел.
В сопровождении начальника училища к строю вышел генерал-губернатор Горемыкин, и не спеша начал обходить ряды, пристально вглядываясь в лица будущих офицеров. Останавливаясь то около одного, то около другого юнкера, расспрашивая об их семьях и полках, в которые они выходят. Дойдя до левого фланга, он отошёл к середине фронта и, хорошо видимый всеми, обратился к юнкерам.
- Благодарю вас, господа, за прекрасные манёвры и смотр!..
- Рады стараться, Ваше превосходительство! - слажено, громко и радостно рявкнули мы в ответ.
Это был последний ответ юнкеров. Вслед за этим они становились офицерами либо старшими унтер-офицерами, так как Александр Дмитриевич сделал два шага вперёд и громким голосом произносил магическую фразу чудесного превращения:
- Поздравляю вас, господа, с производством в офицеры и в подофицеры!
Окончившие двухгодичное юнкерское училище по первому разряду производились при выпуске в офицеры по XII классу табеля о рангах: подпоручик в пехоту, корнет в кавалерию и хорунжий в казачьи войска. Окончившие училище по второму разряду выпускались в старших унтер-офицерских званиях: подпрапорщиками, эстандарт-юнкерами и подхорунжими должны были дожидаться производства в офицеры в своих частях. В нашем выпуске только пятеро, включая меня, закончили училище по первому разряду.
Оглушительное 'ура' и строй сломался. Вверх полетели бескозырки. Потом толпой идём в бараки, где на кроватях уже лежит новая парадная форма, в которую смыв грязь и пыль под рукомойниками, все спешно переодеваются. После этого один за другим выходим к уже ожидавшим у входа в лагерь извозчикам, чтобы ехать в Иркутск.
Перед отъездом навсегда из летнего лагеря на стенах и потолке бараков, изнутри, каждый вновь произведённый, по традиции, красками полковых цветов записывал своё имя и полк, что делало внутренность летних помещений живописной. Надписи эти начальство не стирало, и они оставались на многие годы.
Ещё одной традицией были выборы 'полковника', 'войсковых старшин' и 'есаулов' в новый 'Совет охраны казачьих традиций'. Также осуществлялся официальный перевод 'казаков' младшего курса в 'хорунжие'. Всё это происходило ночью перед днём выпуска.
Традиционный обед вновь произведённых офицеров и старших унтер-офицеров назначался на другой день после производства, в одном из лучших ресторанов Иркутска 'Россия', который располагался в здании гостиницы на углу улиц Большой и Амурской. На прощальном обеде присутствовали в качестве почётных приглашённых гостей начальник и обер-офицеры училища, с которыми в этот день бывшие юнкера по традиции переходили на 'ты'.
После ресторана на следующий день выпускники в последний раз приезжали в родные стены, где присутствовали на молебне в училищном храме, а затем снимались всем выпуском у фотографа, являвшегося в училище. Снимки всех выпусков, на которых молодые офицеры и подофицеры фигурировали в парадной форме, затем вешались в проходном помещении училища, ведущего в столовую.
Когда сделали снимок и бывшие юнкера потянулись на выход, меня окликнул полковник Макаревич:
- Хорунжий Аленин!
- Я, господин полковник, - ответил я, разворачиваясь в сторону начальника училища и вытягиваясь во фрунт.
- Пройдёмте ко мне в кабинет.
В кабинете полковник достал из сейфа конверт и протянул его мне. Увидев на сургуче оттиски печати Министерства императорского двора, непроизвольно вытянулся по стойке 'смирно' и с легким хрустом сломал розовый сургуч. Достал письмо и прочитал две строки: 'Жду на прием. Александр'. Подумав, протянул листок начальнику училища.
- Не надо, хорунжий, - остановил меня движением руки Макаревич. - Я примерно в курсе, о чём в письме идёт речь. Мне предписано и на это выделены деньги, немедленно по окончании обучения и присвоения звания отправить вас на почтовых в столицу. Государь желает вас видеть.
После этих слов, полковник достал из сейфа ещё один пухлый конверт большего размера и протянул его мне.
- Здесь предписание, подорожная и денежные средства. Вам следует со всей возможной скоростью прибыть на приём к Его Императорскому Величеству. До этого посетить в Министерстве императорского дворца генерала от кавалерии графа Воронцова-Дашкова.
Я вынырнул из воспоминаний. Позади была почти сорокадневная дорога на почтовых и поездах. Сейчас впереди Московский вокзал, извозчик, гостиница, где надо привести в себя в порядок с дороги и отдохнуть. А завтра на прием к графу Воронцову-Дашкову.
- Ваше сиятельство, хорунжий Аленин по предписанию прибыл, - закончив фразу доклада, я сделал три шага вперёд и положил на стол графа лист, в котором стояла его подпись.
Генерал от кавалерии в парадном мундире, который был буквально усыпан наградами, взяв в руки предписание, прочёл его, внимательно оглядел меня, после чего произнёс:
- Два дня на то, чтобы построить новый мундир. В таком перед государем стыдно появляться. Через два дня в полдень жду в кабинете. Адъютант всё подскажет. Можете быть свободны.
Я резко кивнул головой, развернулся кругом и, печатая шаг, вышел из кабинета. 'Краткость сестра таланта. Вот это генерал! Почти как Михалыч в исполнении Булдакова. Пять предложений и весь прием. И интересная задача про мундир', - подумал я, закрывая за собой дверь. Поворачиваясь назад от двери, чуть не столкнулся с адъютантом Воронцова-Дашкова, который протягивал мне конверт.
- Здесь деньги и адрес портного, который вас ждёт. Ещё какие-то вопросы есть?
- Никак нет, господин подполковник, - ответил я адъютанту графа.
- Тогда действуйте, хорунжий. Времени не так уж и много.
Сев в фаэтон извозчика, который подвозил меня до здания министерства, и остался ждать нового пассажира недалеко от входа министерства, я вскрыл конверт. Прочитав адрес, сказал его водителю такси на конной тяге, а, пересчитав деньги в конверте, задумался. Пятьсот рублей на построение мундира. Вот это дерут деньги в столице. Какие же материалы на форму идут?! Мой парадный мундир, в котором сейчас находился, вместе с фуражкой, ремнём и сапогами обошёлся мне в девяносто три рубля. И я не экономил, хотя это было на девятнадцать рублей больше, чем мой месячный оклад, как полусотника в Амурском конном полку.
Хорошо, что денег для прибытия на прием к императору, которые получил в конверте, было достаточно, чтобы уверенно чувствовать себя в дороге. Но в столице надо срочно урезать расходы. Неизвестно, что меня ждёт дальше.
'Для начала, надо найти гостиницу подешевле, - думал я, трясясь по мостовой на извозчике. - Два рубля за сутки - это очень много. Да и обед в ресторане при гостинице обошелся не дёшево. Рубль за обычный обед: первое, второе, салат, десерт, без изысков, пускай и вкусно. Надо будет расспросить извозчика. Этот в отличие от привокзального запросил всего двадцать копеек, а не пятьдесят, которые содрал предыдущий шельмец. Может, подскажет чего. В моём времени таксисты были ещё и живыми справочниками о жизни города'.
Портной, который представился Александром Ивановичем, имел внешность представителя национальности, которая издревле занималась данным трудом, а, увидев в его глазах всю боль еврейского народа, понял, что 'Абрам Исаакович' - настоящий мастер своего дела.
Так оно и оказалось. Десять минут быстрых замеров, выбора материала и меня заверили, что завтра к полудню всё будет готово, включая сапоги, шарф и ремень плечевой портупеи, которые также доставят сюда. Проводил меня портной со словами: 'Передайте Его высокопревосходительству, что Александр Иванович Берман всегда рад услужить Его сиятельству и всем тем, кто приходит по его рекомендации'.
Извозчик, дожидавшийся меня на улице, довёз до новой гостиницы, ознакомившись с которой, я решительно переехал в неё. Рубль в сутки, а условия для проживания практически такие же. При этом в номере был большой шкаф, где уместились все мои вещи: родной РД, оружие, чемодан, саквояж с всякими мелочами. Успел за год, обрасти шмотками.
К еще одному достоинству новой гостиницы я бы отнёс трактир, который по содержанию и обслуживанию соответствовал разряду кафе-ресторан моего времени. Ужин в нём обошёлся в тридцать копеек с чаевыми. Запечённая картошка с мясом, салат, малосольные огурчики, чай со сдобой. Всё вкусно и порции приличные по размерам. Еле съел.
Чтобы убить время накупил газет и отправился в номер знакомиться с периодикой. Познавать современный мир через печатные издания. Гулять идти не хотелось, так как обилие офицеров на улице, причём почти все старше по званию, за время проезда в пролётке заставляло козырять то и дело. Эх, выйти бы в партикулярном платье, прогуляться по Невскому. Не положено-с!
На следующий день провалялся до обеда в кровати. Что-то эта длительная дорога меня совсем расслабила. Делать ничего не хотелось. Видимо пошёл откат за все те нагрузки, которые я успел перенести в этом мире. Такая апатия преследовала меня дней десять последних. Возможным был и вариант защитной реакции организма на предстоящий прием у императора. Как я понимал для себя, на этой встрече Александр III объявит свою волю в моём отношении. И дальше, чтобы я ни хотел сделать, придётся делать то, что тебе приказал Его Величество. Как говорится, попала белка или собака в колесо, пищи, но беги. Я улыбнулся, вспомнив анекдот на эту тему: 'Барин останавливает извозчика и лезет в коляску.
- Какую песню петь, барин?
- Погоди, нога попала в колесо.
- Но-о! Нога попала-а в колесо-о-о!'
Через час борьба с ленью закончилась, я встал, привел себя в порядок, спустившись в трактир, пообедал. Дёшево и вкусно, после чего на извозчике отправился к Александру Ивановичу.
'Да, всё-таки Абрам Исаакович, ну не ассоциировался у меня портной с именем Александр Иванович, мастер с большой буквы, - думал я, разглядывая себя в большом зеркале. - Точнее будет так - МАСТЕР. Буквы все заглавные'.
Из зеркала на меня смотрел подтянутый, стройный, с широкими плечами офицер, со строгим, даже несколько угрюмым выражением лица. 'Кого-то вы мне батенька напоминаете, - я более внимательно всмотрелся в своё теперь лицо. - Точно, вспомнил. Если молодому Гойко Митич приклеить усы, которые я отпустил за полгода, и постричь, то получится моя копия, или я копия Виннету - сына Инчу-Чуна или Чингачгука Большого Змея. Только такой рельефной мускулатуры нет. Поменьше мышца, поменьше'. Поправив ремень плечевой портупеи, к которой уже прикрепил свою родовую шашку с офицерским темляком, я улыбнулся своему отражению, получив улыбку в ответ.
- Я смотрю, вам понравилась, Ваше благородие, моя работа, - обратился ко мне портной. - Вы знаете, почти все хвалят работу Александра Ивановича Бермана. Мой прапрадед носил фамилию Хаят, то есть портной. Наша семья долго жила в Европе. Но по приезду из Германии в Россию мой отец получил паспорт на фамилию Берман. Почему? Так я вам не скажу. Отец не был похож на медведя.
Я не вслушивался в болтовню портного, который продолжал вещать о начале жизни в России, как им пришлось стать выкрестами. Думал о том, что в таком виде, действительно не стыдно предстать перед императором.
- Сколько я вам должен, уважаемый? - прервал я поток красноречия портного.
- Только для вас, триста рублей, - ответил Александр Иванович и, судя по внешнему виду, приготовился торговаться.
- Замечательно, - зайдя за ширму, где я переодевался, достал из кармана деньги и, отсчитав необходимую сумму, передал их Берману. После этого, с помощью портного разместили на новом мундире медали и, попросив отправить на номер гостиницы моё 'старое' обмундирование, вышел на улицу. Надо обмять новый мундир.
Немногочисленные прохожие оглядывались на молодого казачьего офицера, одетого в темно-зеленый мундир со стальными чешуйчатыми эполетами, на которых золотом горели две звездочки с литерой 'А.' и двумя медалями на георгиевской ленте на груди. Но больше всего вызывала удивление черная барашковая папаха с непривычным для столицы длинным мехом. Быстро устав от этого внимания, через квартал от мастерской взял извозчика и поехал в гостиницу. Погуляли, однако!
На следующий день стоял в приёмной графа Воронцова-Дашкова и ждал приема, которого не случилось, так как генерал от кавалерии вышел из своего кабинета и приказал следовать за собой. Извозчик, поезд до Гатчины, какой-то навороченный экипаж, запряжённый четвёркой лошадей, и вскоре передо мной открылась громада любимой императорской резиденции.
Я стоял по стойке смирно в одном из приёмных залов в бельэтаже Арсенального каре Гатчинского дворца. Напротив меня в трех шагах стоял император Александр III, за которым разместились императрица Мария Фёдоровна и большая группа свитских. До начала оглашения указа, который зачитывал император, князь Барятинский и цесаревич Николай, находящиеся в свите, успели ободряюще мне улыбнуться. Словно сквозь вату в ушах, заглушая бухающие удары сердца, до меня доносились слова самодержца: 'Божьей милостью, МЫ Александр Третий, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая. Нашему хорунжему Амурского конного полка Тимофею Аленину. В воздаянии отличного мужества и храбрости, оказанных Вами в делах против неприятеля, утверждая определённую по удостоянию Георгиевской Кавалерской Думы, генерал-губернатора Приамурья, по представленной НАМИ власти, награду за то, что в бою под станицей Черняева... спас ценой собственной крови Государя Наследника... Всемилостивейше пожаловали МЫ вас в пятнадцатый день сентября тысяча восемьсот девяносто второго года Капитулу данным, Кавалером Императорского Военного ордена НАШЕГО Святого Великомученика и Победоносца Георгия четвертой степени...'.
Закончив зачитывать указ, император подошёл ко мне и, взяв с подушечки, поданной кем то из свитских с погонами генерал майора Свиты Его Величества, орден прикрепил его мне на мундир, успев шепнуть мне на ухо: 'Спасибо тебе за сына, Тимофей'.
- Служу Престолу и Отечеству! - на автомате ответил я.
Если сказать, что я находился в полном ступоре и ауте, то это ничего не сказать. Была у меня слабая надежда на орден Владимира четвёртой степени и потомственное дворянство. Были прецеденты. Но чтобы Святого Георгия! Об этом я даже и не мечтал. Для моих девятнадцати лет и происхождения - этот орден был запредельной наградой.
Между тем, император уступил место графу Воронцову-Дашкову, который довёл до всех присутствующих, что мне, как потомственному дворянину волей Его Императорского Величества выделяется пятьсот десятин кабинетных земель в районе реки Зея Амурской области. При этом, в первую часть дворянской родословной книги Санкт-Петербургского губернаторства я буду внесён под фамилией Аленин-Зейский, с гербом и печатью. Не успел я отойти от такой новости, как вперёд вышла императрица и сообщила, что она дарует мне небольшое имение-мызу, недалеко от Гатчины.
'Всё! Сливай воду, туши свет, - подумал я. - Отблагодарили, действительно, по-царски. Высоко взлетел, как бы только падать с такой высоты не пришлось. Разбиться можно'.
Церемония закончилась. Царское семейство направилось на выход из зала. Я уже вздохнул с облегчением, но рано радовался. Ко мне подошёл князь Барятинский и огорошил сообщением, что Его Величества ждут меня на приём в узком кругу.
Пройдя за князем несколько коридоров, зашёл за Барятинским в небольшое помещение, в центре которого за столом с чайной посудой разместилось всё царское семейство с детьми, кроме Георгия, и с ними граф Воронцов-Дашков. Увидев данную картину, я снова впал в ступор. В прошлой жизни один раз довелось видеть президента Ельцина, когда он вручал мне звезду Героя России в Георгиевском зале Кремля. Но пообщаться с гарантом Конституции не удалось. На небольшом фуршете, организованном для награждённых, он не присутствовал. А здесь чаепитие с царской семьёй. 'Только бы какой-нибудь косяк не упороть, - подумалось мне. - К таким церемониям и в таком кругу я точно не готов. Но будем посмотреть, так кажется, говорят'.
- Проходите, Тимофей, садитесь за стол, - усмехаясь в бороду, видя моё замешательство, и указывая на свободный стул, пробасил император.
Я деревянной походкой подошёл к столу и присел на краешек, указанного стула, отмечая про себя, с каким интересом меня рассматривают Ксения, Михаил и маленькая Ольга.
Как будто бы из воздуха материализовалась пара слуг в роскошных ливреях, которые быстро, не пролив и капли, наполнили чашки чаем, а потом также незаметно испарились.
- Расскажите о себе, Тимофей, - с ласковой улыбкой обратилась ко мне императрица.
- Ваше Императорское Величество, - я вскочил из-за стола и принял стойку смирно.
- Тимофей, не надо вставать. Рассказывайте сидя. Мы просто пьём чай и беседуем, - мило улыбнулась Мария Фёдоровна, а Ольга, насмешливо фыркнула, но тут же, опустив голову, уставилась в свою чашку под укоризненным взглядом матери.
Я вновь присев за стол, начал повествование о своей жизни. Рассказал о своей семье, о гибели дядьев и родителей, о пропавшей без вести сестрёнке. В этом моменте рассказа императрица промокнула платочком глаза, а Ксения и Ольга с жалостью смотрели на меня. Дальше рассказал о смерти деда и его наказе стать офицером, о том, как стремился выполнить данное завещание, об учебе, о станичной школе казачат, экстернате и поступлении в юнкерское училище.
- Тимофей, а почему о своих воинских подвигах не рассказываете? - поинтересовался Его Высочество Михаил, глядя на меня восторженными глазами. - Мне брат поведал, как вы и другие казачата геройски сражались на пароходе. Вот здорово!
- Простите меня, Ваше Императорское Высочество, но ничего хорошего в войне нет. У нас на Амуре, можно сказать, идёт вялотекущая война с различными бандитами, которые приходят из империи Цин. И потери среди казаков бывают большие. И как на всякой войне тебя окружает грязь, страх, боль. Не думаю, что про это надо рассказывать.
- Что-то никакого страха я в тебе не увидел, Тимофей, во время боя, - включился в разговор цесаревич Николай.
'А была, не была, - подумал я про себя. - Давал себе слово не использовать больше песен из будущего, но лучше, чем стихами Юлии Друниной на вопрос цесаревича не ответишь. Только чуть-чуть отредактирую. Я всё же мужского рода'. После этого с чувство произнёс четверостишье поэтессы-фронтовика:
Я видел столько раз бой рукопашный,
Пять наяву. И тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
- Кхм, - будто бы поперхнулся князь Барятинский.
- Лучше и не скажешь, - задумчиво произнёс граф Воронцов-Дашков. - Действительно, тот ничего не знает о войне.
- Это всё?! - заинтересовано спросила Великая Княжна Ксения.
- Да, - Ваше Императорское Высочество. - Одно четверостишье пришло на ум, когда Государя Наследник задал мне вопрос во время боя на пароходе, страшно ли мне? Честно говоря, стихов я не пишу.
- А как же, Тимофей, вы пишете свои песни?
- Не знаю, Ваше Императорское Высочество, - ответил я. - Они как-то сами на ум приходят вместе с музыкой.
- Но я слышала, что одну песню для своей названной сестры вы по заказу написали?
- А что оставалось делать, Ваше Императорское Высочество?! Если бы не написал, то меня домой бы и на свадьбу не пустили, - ответил я, подумав про себя, что мою личность, судя по всему, просветили как под рентгеном, если такие мелочи всплыли.
- А я хочу, чтобы для меня Тимофей написал песню, - заявила княжна Ольга, и её серьёзный вид заставил вновь всех рассмеяться.
Видя, как ребёнок надулся, я решил его порадовать ещё одной песней из будущего. Сто бед - один ответ. Где стихи, там до кучи ещё одна песня.
- Ваше Императорское Высочество, я готов исполнить для Вас песню. Если бы ещё музыку.
Словно по мановению волшебной палочки в комнате появился лакей, который передал мне в руки гитару. Проверив, как она звучит, я запел.
От улыбки хмурый день светлей,
От улыбки в небе радуга проснётся...
Поделись улыбкою своей,
И она к тебе не раз ещё вернётся.
И тогда, наверняка, вдруг запляшут облака,
И кузнечик запиликает на скрипке...
С голубого ручейка начинается река,
Ну, а дружба начинается с улыбки.
Когда я закончил петь все куплеты детской песенки, на лице Ольги сияла улыбка, озаряющая всё вокруг, да и остальные сидящие за столом улыбались можно сказать до ушей, только у старших мужчин из-за растительности на лице это было не так заметно.
- Тимофей, - обратилась ко мне императрица. - Эту песню вы не сейчас сочинили.
- Да, Ваше Императорское Величество. Её я сочинил давно. Я хотел исполнить данную песню, как подарок своей сестре, когда она вернётся с родителями с ярмарки. Она любила дарить мне подарки, которые специально для этого покупали отец и мать, а эта песня была бы отдарком. Но не суждено. Родители в той поездке погибли, а сестра пропала.
Я замолчал. Увидев, что Ольга опять начала мрачнеть, быстро продолжил, обращаясь к ней.
- Ваше Императорское Высочество, эту песню никто до этого не слышал. Ваша улыбка так похожа на улыбку моей сестры, которую я вернее всего, никогда не увижу, поэтому эта песня для вас.
'Боже мой, что я несу. Это же дочь императора! Вот, мля сравнил!' - подумал я, после чего вскочил на ноги и произнёс.
- Извините, Ваши Императорские Величества! Я, кажется, что-то не то говорю.
- Всё нормально, Тимофей. Садитесь, - махнул рукой император, а Мария Фёдоровна, вновь промокнула глаза платочком.
Великая княжна Ольга, посмотрев на родителей, задала вопрос:
- Значит это моя песня, точнее для меня?!
- Да, Ваше Императорское Высочество, эта песня для вас, - ответил я, радуясь каким удовольствием, озарилось лицо младшей дочери императорской четы.
- Дети, - поднимаясь из-за стола, произнесла Мария Федоровна. - Нам пора. Вас ждут занятия.
Не смотря на явно читаемое неудовольствие на лицах, Ксения, Михаил и Ольга поднялись, попрощались и вышли из комнаты следом за матерью. Николай, посмотрев на отца, который, как и все остальные мужчины поднялись из-за стола, провожая императрицу с младшими детьми, произнес:
- ПапаА, я, пожалуй, тоже пойду. У меня дела.
Дружелюбно улыбнувшись мне, цесаревич, не заметив недовольства, отразившегося на лице императора, вышел из комнаты в другую дверь.
Когда император, а за ним князь и граф вновь заняли место за столом, по взмаху руки самодержца аккуратно на стул присел и я.
- Тимофей, скажите, вы довольны наградой? - спросил меня Александр III.
- Так точно, Ваше Императорское Величество, - ответил я, вскочив со стула и вытягиваясь во фрунт. - Не смел о таком и мечтать.
- Садитесь и не вскакивайте больше. Нам надо поговорить. - Император дождавшись, когда я сяду за стол, продолжил. - Какие у вас дальнейшие планы?
- Вернуться в полк, Ваше Императорское Величество, и приступить к службе.
- Мечтаете обучать свою полусотню тактике боевых действий малых казачьих групп в тылу противника? Так, кажется? - император смотрел на меня с вопросительным выражением лица, а князь Барятинский встав из-за стола, сделал несколько шагов к секретеру, откуда вернулся, держа в руках стопку листов. Когда он положил её на стол, я по титульному листу увидел, что это наша с Головачевым работа.
- Так точно, Ваше Императорское Величество, хотелось бы, но не знаю, как на это командование полка посмотрит, - осторожно ответил я.
- И вы уверены, что такая тактика себя оправдает? - задал вопрос Барятинский.
- Для получения разведывательной информации о расположения противника, захвата в плен солдат и офицеров противника для добывания других необходимых сведений, хватит небольшой группы 'охотников' в три-пять человек. И того вооружения, которое сейчас есть у казаков достаточно, - я сделал паузу. - Правда в таких 'охотничьих' вылазках в настоящее время, есть и недостаток. Невозможно быстро передать полученную информацию, особенно при маневренной тактике ведения боевых действий. Но если это будет позиционная война, то сутки - двое на доставку полученных данных, особой роли играть не будут.
- А какого и для чего вооружения не хватает? И почему вы думаете, Тимофей, что будут позиционные войны? - поинтересовался самодержец.
- Ваше Императорское Величество, я начну со второго вопроса, - чуть удобнее устраиваясь на стуле, ответил я. - Стремительное развитие и усовершенствование оружия, которые происходит в последнее время очень скоро, по моему мнению, приведёт к новым условиям ведения боевых действий, что приведёт к тому, что воющие армии начнут зарываться в землю. Уже сейчас полевая артиллерия способна наносить ущерб войскам противника, не сравнимый с предыдущими войнами. Четырехфунтовая полевая пушка гранатами, шрапнелью и картечью с её скорострельностью и дальностью обстрела буквально выкосит наступающие не только колонны, но и стрелковые цепи, к которым уже вынужденно стали переходить во время боев в последнюю русско-турецкую войну, для снижения потерь.
- Очень интересно, Тимофей, но попрошу сделать паузу, - Александр III поднялся из-за стола, дошел до большого письменного стола, который стоял в углу комнаты и вернулся назад с коробкой и пепельницей.
- Угощайтесь, господа, - произнёс государь, усаживаясь за стол, на который поставил открытую коробку с сигарами и пепельницу.
Дождавшись, когда император, князь и граф закурят, повинуясь разрешающему жесту самодержца, я продолжил.
- Также в последнее время на вооружение многих стран поступают магазинные винтовки. В результате их применения плотность огня возрастает многократно, и от этого будут расти потери с обеих сторон. Также в одном из журналов 'Военный сборник' в библиотеке училища я прочитал об испытаниях пулемёта Хайрема Максима, в которых и вы Ваше Императорское Величество приняли участие.
- Признаться, Тимофей, пулемёт меня не впечатлил, - император затянулся сигарой и, выпустив клуб дыма, продолжил. - Бешеный расход патронов, которых у нас и так не много. Да и масса приличная, если не ошибаюсь около пятнадцати пудов. А на треноге, как-то не серьёзно.
- Не ошибаетесь, Ваше Величество, - пыхнув сигарой, произнёс Барятинский.
- Поэтому, рассматривали применение данного пулемёта только для обороны крепостей или на кораблях, - продолжил государь. - А у тебя, Тимофей, другое мнение?
- Ваше Императорское Величество, в настоящий момент господин Максим в основном предлагает пулемет на тяжёлом лафете с большими колёсами и большим бронещитом. Это вызвано тем, что планирует его применять с учетом современной тактики. Практически, с открытых или слабо защищенных даже в крепости или на кораблях позиций. Для этого и служит такая мощная защита пулемёта и пулеметного расчета. Но его можно значительно облегчить, если оставить сам пулемёт, к нему небольшой лафет, противопульный щиток и использовать его в деревоземляных огневых точках или, по-другому, долговременных замаскированных огневых точках.
- В каких точках? - несколько удивлённо спросил Воронцов-Дашков.
Я осмотрелся по сторонам и увидел на письменном столе, к которому ходил император, листы бумаги и письменный набор.
- Ваше Императорское Величество, разрешите взять бумагу и карандаш с того стола. Я быстро попытаюсь нарисовать кое-что для наглядности, - обратился я к императору.
- Разрешаю.
Быстро дойдя до стола, я взял несколько чистых листков бумаги и карандаш. Вернувшись, стал сосредоточенно рисовать. До хорошего художника или чертежника мне конечно далеко, но на первом листе, который я представил через несколько минут, можно было признать пулемёт Максима тысяча девятьсот десятого года выпуска: фронтальная проекция, вид сбоку, сверху и трехмерное изображение.
- Вот, Ваше Императорское Величество, примерно таким я вижу будущее пулемёта Хайрема Максима. Уменьшенные лафет и бронещиток снизят вес раза в три, что позволит достаточно перемещать пулемёт на поле боя расчетом из двух человек. С треногой, по моему мнению, будет больше проблем, да и защита от пуль отсутствует. Стрелять из него можно будет из окопа при обороне или лежа за ним, при поддержке наступающих цепей. Для кавалерии можно будет установить пулемёт на повозке с хорошими рессорами, запряженной двумя или тремя лошадьми.
- И как же стрелять через головы лошадей? - недоумённо спросил князь.
- Ваше Высокопревосходительство, пулемёт устанавливается сзади повозки и направлен он назад по ходу движения, - я взял чистый лист и быстро набросал схему тачанки. - Представьте себе, в атаку идёт, допустим, эскадрон, на его флангах двигаются повозки с пулемётами. Чуть вырвавшись вперёд, они разворачиваются, и пулемёты открывают перекрестный убийственный огонь по противнику, расчищая проход для кавалерии. - Рассказывая, я продолжал схематично изображать на листке ход боя.
- Интересно, очень интересно, - государь передвинул по столу оба листка к себе и стал внимательно рассматривать их. Пауза несколько затянулась. Наконец император оторвался от изучения моих художеств и произнёс: 'А что там по огневым точкам?'
- Ваше Императорское Величество, применение нового оружия, как я уже говорил, заставит зарываться в землю в обороне. Вот схематический рисунок деревоземляной огневой точки или кратко ДЗОТ. Данное оборонительное сооружение позволит защитить обороняющих от шрапнели и картечи. Да и гранатой будет опасным только попадание в бойницу, - сглотнув набежавшую слюну, я продолжил. - В дзоте можно будет размещаться пулемет. Правда, необходимо будет его переводить на патроны из бездымного пороха. Если использовать дымный, то видимость будет нулевой, да и пулемётный расчет может угореть. А вот это схема обороны батальона. Кружочками со стрелками на ней указаны дзоты, а стрелки обозначают сектора обстрела.
С этими словами я передал листки Александру III. Не мудрствуя, нарисовал схему обороны мотострелкового взвода, заменив в описании взвода ротами, добавив по два пулемёта-дзота на роту. Большего количества на современном этапе вряд ли кто и представить себе может. Как бы и этого не оказалось много. А то сейчас пересчитают количество пехотных батальонов в российской армии, перемножат на предложенное число пулемётов. Прикинут, какой это расход денег, и сколько ещё для пулемётов патронов надо будет. И всё! Кина не будет! Электричество кончилось. И шлёма Александра Македонского нам не видать.
Между тем императора, который изучал мои новые художества, встав из-за стола, окружили князь и граф. Меня стало нервировать, что всё это происходило в полном молчании. За минуту, что прошла с момента передачи листков государю, не было произнесено ни слова.
- Тимофей, а почему линия окопов, насколько я понял из рисунка, изображена зигзагом? - нарушил молчание Воронцов-Дашков.
- Ваше Превосходительство, если артиллерийский снаряд попадет прямо в окоп, то осколки или картечь поразят при разлёте только небольшую его часть. Если же траншея будет прямой, то участок поражения будет значительно больше. - Про ударную волну говорить не стал, так как не знал, известен такой термин сейчас или нет. Да и слишком умным выглядеть не хотелось.
- А каким образом обеспечивается такой большой сектор обстрела из дзота? Надо будет пулемёт переставлять? - задал вопросы Барятинский.
- Ваше Высокопревосходительство, но можно же разработать такой лафет, который позволит водить стволом градусов на тридцать-сорок пять, - я руками изобразил движение пулемётчика. - Это уже дело инженеров-оружейников.
- Вернёмся к моему первому вопросу, - вступил в разговор император, а его тяжёлый взгляд, направленный на меня, заставил занервничать сильнее. - Так какого и для чего вооружения не хватает для действия малых групп в тылу противника? Вот таких пулемётов?
- Ваше Императорское Величество, - я с трудом подавил в себе желание вскочить из-за стола. - Если идти в рейд для уничтожения какой-то большой цели, например, склада, штаба или ещё чего-то такого подобного, в составе полусотни или сотни казаков, то пара повозок с пулемётами, конечно бы, не помешали. Но я хотел говорить о другом. На вооружение принята трехлинейная винтовка образца тысяча восемьсот девяносто первого года. Хорошо бы на базе данной винтовки создать винтовку для казаков, несколько меньших размеров по длине. Можно и меньше сорока восьми дюймов, как сейчас у казачьей винтовки. Пять патронов и один - большая разница для боя.
- Это все?
- Никак нет, Ваше Императорское Величество. Мне в 'Военном сборнике' попалась заметка об испытаниях датской самозарядной винтовки, конструкции Расмуссена.
- Было такое, - перебил меня Барятинский. - Механизм заряжания, конечно интересный. Но перегрев ствола, плохая балансировка, кучность, опять же большой расход патронов. Не впечатлила.
- А вас, Тимофей, что в данной винтовке заинтересовало? - взгляд императора всё ещё оставался тяжёлым и давящим.
- Я подумал, что на базе данной винтовки можно создать ружье-пулемёт, которое могло бы значительно усилить огневую мощь малых групп 'охотников', что позволило бы значительно повысить эффективность их деятельности по уничтожению сил противника в его тылу.
С этими словами, я передал Александру III ещё один листок с эскизом оружия, в котором лет через десять легко бы узнали пулемёт Мадсена. Ствол, снабженный поперечным оребрением по всей длине в перфорированном кожухе с рядами овальных отверстий, ствольная коробка с магазином сверху, приклад, сошки.
Государь внимательно просмотрел рисунок. Склонившиеся над ним князь и граф рассматривали мой эскиз нового для них и раритета для меня оружия не менее тщательно.
- Какой вес ружья и сколько патронов в магазине? - оторвав взгляд от листа и, посмотрев на меня, спросил Барятинский.
- Думаю, чуть больше полпуда получится, а патронов - тридцать, Ваше Высокопревосходительство.
- Да, на патроны, Тимофей, вы не скупитесь, - с усмешкой произнёс Воронцов-Дашков.
- Ваше Превосходительство, я точно не знаю, во сколько обходится казне новый патрон для трехлинейной винтовки, но думаю не больше пятнадцати копеек. Даже если, расстреляв один магазин, удастся убить только одного вражеского солдата, то Российская армия окажется в выигрыше.
- Поясните, - хищно улыбнулся мне граф.
- Годовое содержание солдата обходится минимум в двести рублей, не считая затрат на его обучение. Четыре с половиной рубля против двухсот. Выгода очевидна. Тем более, если стрелять по плотному строю, с одного магазина можно вывести из строя пять-десять солдат.
В комнате раздался дружный смех трех 'старых' вояк, из которых двое были награждены золотым оружием 'За храбрость'.
- Да, выгода очевидна, - вытирая, появившиеся в уголках глаз слёзы, произнёс Барятинский. - Не даром с купцами, Тимофей, общался.
'Точно под рентгеном просветили всю мою жизнь', - пронеслось у меня в голове.
- Ещё какие-то мысли есть, Тимофей? - император, отсмеявшись, положил лист с эскизом в общую стопку. Голос самодержца был спокоен, но я почувствовал, как его переполняют эмоции. Только вот какие?
- Никак нет, Ваше Императорское Величество, пока нет! - я вскочил из-за стола и принял стойку смирно.
- Обнадёживает, слово пока, - усмехнулся государь. - Тимофей, сейчас вас проводят в помещение, которое отвели для вашего проживания. Дня три-четыре вы плотно пообщаетесь с Владимиром Анатольевичем по вопросам, которые сегодня были озвучены, а также по другим вопросам и с другими лицами.
Император сделал паузу, а потом продолжил.
- Кстати, сколько копий вашей работы по тактике имеется?
- Было три, Ваше Императорское Величество. Одна у меня, она сейчас находится в гостинице, где я остановился. Второй экземпляр остался у сотника Головачева - обер-офицера Иркутского училища, а третья копия была передана полковнику Макаревичу - начальнику училища.
- Илларион Иванович, дайте распоряжение, чтобы вещи хорунжего Аленина доставили во дворец.
- Будет исполнено, Ваше Императорское Величество, - граф, который занял свое место за столом, склонил голову.
- Тимофей, после вашего общения с его сиятельством, вам будет предоставлен отпуск на три недели для ознакомления со своим имением. После этого прибудете во дворец. А теперь можете идти, - самодержец сделал разрешающий жест рукой.
- Слушаюсь, Ваше Императорское Величество, - я, развернувшись в сторону открывшейся двери, в которой показался лакей, направился в его сторону.
* * *
- Что скажите, господа? И попрошу без чинов! - спросил император, задумчиво барабаня пальцами по полированной столешнице, когда хорунжий Аленин вышел из комнаты, и дверь за ним закрылась.
- Государь, я проиграл спор Владимиру Анатольевичу, - Воронцов-Дашков сожалеюще вздохнул.
- О чём был спор? - заинтересовался император.
- Мы поспорили с Илларионом Ивановичем, что хорунжий Аленин обладает даром видеть известные вещи совершенно с другой стороны, - ответил за графа Барятинский.
- И в чём же заключается новый взгляд Аленина на общеизвестные вещи, Илларион Иванович? - император внимательно посмотрел на графа.
- Да во всем, что он представил в виде рисунков, и о чём говорил, - Воронцов-Дашков указал на стопку листов перед императором, где находилась работа по тактике, а сверху недавно нарисованные рисунки. - Про тактику боевых действий малых казачьих групп пока говорить не буду. Мы её уже обсуждали. Но возможное вооружение 'охотничьих' команд ружьями-пулемётами, заставляет взглянуть на данную работу по-новому.
- А зигзагообразные окопы и эти деревянные земляные огневые точки, - вступил в разговор Барятинский. - Сколько средств мы сейчас тратим на строительство крепости Осовец и других?! А если вот такие дзоты и окопы, да в не одну линию заранее построить на второстепенных направлениях рядом с крепостью. Дерева и земли у нас хватает.
- А в дзотах и орудия, те же четырехфунтовки поставить можно. В этом случае им никакая шрапнель и картечь не страшна, - усы графа задорно встопорщились.
- Что, застоялись старые боевые кони, звук трубы услышали? - усмехнулся император.
- Есть немного, Государь, - ухмыльнулся Воронцов-Дашков. - А то одни хозяйственные заботы.
- Завтра после обеда, ко мне подъедет Пётр Семёнович, - произнёс император. - После его доклада обсудим с военным министром данные вопросы. Возможно, Аленин ещё какие-то идеи подкинет. А пока сделаем следующее...
Александр III запустил пальцы правой руки в бороду и начал задумчиво теребить её. Через несколько секунд, произнёс.
- Илларион Иванович, отправьте депешу в Иркутск, сотника Головачева вместе с работой по тактике направить в Санкт-Петербург. Подумайте в какую часть его определить, лучше ко мне в конвой. И наградите. Указ я подпишу. Пусть рядом на глазах будет.
- Будет исполнено, Ваше Императорское Величество, - переходя на деловой тон, чётко ответил граф.
- Владимир Анатольевич, как обстоят дела у Хайрема Максима?
- Он сейчас под крылом британского банкира Натаниэля Ротшильда, и англичане заинтересовались в его продукции, - немедленно ответил князь.
- Какова стоимость лицензии на выпуск пулемётов?
- Не могу сказать, Государь, но выясню.
- Выясните, Владимир Анатольевич, - задумчиво произнес император. - А вы, Илларион Иванович, отпишите нашим дипломатам в Данию поинтересоваться, как обстоят дела у господина Расмуссена.
- Хотите, Государь, наладить выпуск пулемётов у нас? - спросил Воронцов-Дашков.
- Пока об этом говорить рано, надо всё обдумать, просчитать. Но покупать у англичан такое оружие, боюсь, будет накладным. Надеюсь, никто не забыл слова Генри Джон Темпла, лорда Палмерстона, который в одна тысяча восемьсот сорок восьмом году в своей речи в парламенте сказал: 'Как тяжело жить, когда с Россией никто не воюет'. Знаменательное утверждение, не правда ли? Причём, я уверен, в мире не один он так думает.
- Это так, Государь, - Барятинский согласно кивнул головой.
- Я сделал всё, чтобы Россия не вела войн и становилась сильнее и экономически, и политически. Но за почти четверть века с последней большой русско-турецкой войны, может быть, мы что-то упустили? Может быть, готовимся к прошлой войне?
- Ваше Императорское Величество, неужели на Вас так повлияли слова Аленина? - вскинулся Воронцов-Дашков.
- Не знаю, Илларион Иванович, не знаю. Но этот молодой хорунжий так уверенно говорил, будто бы видел такую позиционную войну и такие рейды 'охотников' в тыл противника.
- Так может..., - Барятинский сделал неопределённый жест рукой.
- Нет, Владимир Анатольевич, я слишком благодарен этому молодому человеку. Он спас жизнь моему сыну, его настойка женьшеня значительно помогла как мне, так и Георгию. Сегодня он заставил меня и вас задуматься о новом виде боевых действий в будущем или уже в настоящем. И у меня на него большие планы. Так что, будем работать с хорунжим Алениным. И на этом, на сегодня всё, господа!