Человек на скамье подсудимых сидел неестественно прямо и с вызовом смотрел на заседателей, которые, напротив, прятали глаза и старательно изучали лепнину на потолке. Председатель в кипельно-белом парике третий раз поднимал молоток, и все никак не мог решиться объявить о начале судебного заседания. Внезапно он закашлялся, молоток выпал у него из рук, и секретарь, подскочив с места, наконец-то громко провозгласил: "Дело - народ против Хранителя Времени, известного также как Часовщик. Заседание первое".
Председатель бросил смущенный взгляд на подсудимого и тяжело поднялся с места.
- Все мы знаем, что произошло вчера, - заседатели согласно закивали, - Вчера Хранитель Времени допустил грубейшую ошибку и, заводя Главные Часы, перевел их на час назад, подарив всему миру лишний час. Это - его вина, которую он не отрицает, а потому должен быть осужден согласно Высшим Законам и нашей коллективной справедливости. Старейшины, Ваше слово.
- Ваша Честь, - первый из заседателей поднялся с места и посмотрел в сторону Хранителя, с невозмутимым видом сидевшего на скамье подсудимых, - При всем моем уважении... одного отстранения от должности недостаточно. Я голосую за исправительные работы на..., на...
- На чистке часового механизма, - пришел ему на помощь второй.
- В течение трехсот лет, - выкрикнул третий, самый молодой.
- Двухсот вполне достаточно, - резко заметил председатель, - Итак, все вы помните, что только при условии единогласия мы можем принять и исполнить наказание, а потому - прошу проголосовать тех, кто за.
Одиннадцать рук одновременно поднялось над столом, а двенадцатый заседатель поднялся сам и тихо, но твердо произнес.
- Вы забыли правила, Ваша Честь.
- Да как Вы..., - судья побагровел и угрожающе навис над трибуной, поднявшись во весь рост.
- Пункт 4 статьи 1285 Высшего Кодекса гласит, что до вынесения решения Высокий Суд обязан выслушать обвиняемого и оценить последствия ущерба от его проступка.
Председатель сделал знак секретарю, который открыл перед ним тяжелую книгу в тисненой обложке. По ряду заседателей прокатился шепот "двести лет не собирались... не мудрено".
Председатель покивал головой, отодвинул в сторону книгу, уже уверенно стукнул молотком, и секретарь с готовностью произнес "Слово предоставляется обвиняемому".
Часовщик поднялся, оказавшись маленьким щуплым стариком, однако когда он заговорил, голос его звучал неожиданно звучно и убедительно.
- Ваша Честь и уважаемый Высокий суд. Вот уже пятьсот лет я удостоен чести хранить земное время, и ни разу за эти годы вы не могли упрекнуть меня в ошибке или небрежении. Я заводил часы аккуратно и в срок, и никогда их стрелки не остановились ни на мгновение. Вчера я совершил ошибку и признаю ее, но вина моя гораздо серьезнее.
Каждый день я завожу часы ровно в шесть утра. Вчера я как обычно поднялся на башню без двенадцати шесть, и, чтобы скоротать время, вышел на крышу, туда, где стоит главный телескоп. Я помнил, что Высшим Кодексом в него никому не дозволено смотреть, кроме...
- Не называй, - прервал его председатель, слушавший до этого затаив дыхание.
- Хорошо. - Согласился Хранитель Времени и продолжал. - Так вот, помня все наши законы и запреты, я, тем не менее, подошел к телескопу и заглянул в глазок.
Шепот пронесся по рядам заседателей. "Смертная казнь... Ничего не поделаешь...". Председатель, забыв про этикет, вытер пот со лба своим помпезным париком и, вместо того, чтобы снова водрузить его на голову, положил на трибуну, обнажив несолидную плешь на затылке. Секретарь выронил перо и слушал, открыв рот. Лишь Хранитель Времени сохранял непроницаемое спокойствие и неспешно вел свой рассказ.
- Я видел немного, да и времени у меня не было, равно как и любопытства. Но увиденного мною хватило для того, чтобы я забыл о данной клятве и нарушил все соблюдаемые ранее законы.
Мужчина летел в самолете, откинувшись в кресле и закрыв глаза. Я словно мог прочитать на его лице, как отчаянно он жалеет, что самолет уже в воздухе и обратной дороги нет. А в дальнем углу зала ожидания аэропорта, присев на корточки и обхватив себя руками за колени, рыдала женщина. Она не успела сказать ему..., попросить остаться. И он никогда не вернется.
Я перевел глаза чуть вправо. Огромный грузовик несся на испуганную девочку с большим красочным мячом, застывшую посреди дороги. Я видел лишь глаза, полные ужаса и слышал женский крик.
Не желая больше смотреть на все это, все еще надеясь забыть, я повернулся в другую сторону и очутился в операционной. Врачи суетились, медсестры роняли инструменты, один и тот же голос монотонно повторял "Пульс падает, мы его теряем... редкая группа крови... в запасе нет... не успеем..." А потом прибор, к которому был подключен молодой мужчина на столе, издал свистящий звук, и линия на нем стала непрерывной.
Я решил, что с меня довольно и опустил глаза вниз. Пожилая женщина кричала у окна, под которым в неестественной позе лежала молодая девушка, и темная кровь растекалась по асфальту.
И тогда я бросился бежать. Вниз по лестнице. Я еще не осознавал, что сделаю в следующий момент, лишь острая, неведомая доселе жалость переполняла мое сердце. Жалость и боль за этих людей, которым уже ничто не поможет. Никто не даст им еще один шанс. Никто не поможет им все изменить. Никто. Кроме меня.
Я открыл стекло циферблата и заворожено уставился на три огромные стрелки. Сколько? Сколько времени им нужно, чтобы понять, успеть, исправить? Я схватился за часовую стрелку и с силой потянул ее вниз на одно деление. Я не дарил земле лишнего часа - я лишь подарил этим четырем людям еще один шанс исправить свои ошибки. Потом я завел часы, они пробили пять вместо шести, и вы узнали о моем поступке. Но есть еще кое-что, о чем вы пока не знаете.
Я уже закрыл циферблат и собирался спускаться вниз, когда меня одолели сомнения. Нет, я ни на секунду не усомнился в своем решении - я усомнился в людях. Я принес в жертву свою работу, свой долг и все наши законы - и хотел убедиться, что моя жертва не напрасна. Я снова поднялся на крышу и еще раз посмотрел в телескоп.
Мужчина проходил регистрацию на рейс, и на лице его была написана решимость. Женщина лавировала между машинами в пробке, едва разбирая дорогу сквозь слезы, застилавшие глаза. Она не успела бы в любом случае, но еще надеялась, что рейс задержат. Но в тот самый момент, когда она парковала машину на платной стоянке, самолет разогнался по взлетной полосе и оторвался от земли.
Маленькая девочка уронила мяч, и побежала за ним, весело смеясь. А за перекрестком у светофора набирал скорость огромный грузовик. И молодая женщина как назло увлеченно разговаривала по телефону.
Человек в хирургическом костюме старательно мыл руки перед операцией, так и не удосужившись позвонить в больничный Банк крови и справиться о наличии группы, необходимой пациенту. Что там за операция - аппендицит какой-то...
Девушка старательно писала на бумаге, что сейчас она оборвет жизни двух людей, потому что никто - даже ее собственная мама - не хотят понять... Громко захлопнулась входная дверь - и через несколько минут ее мать вышла из подъезда.
И тогда - именно тогда - я осознал высшую справедливость наших законов и понял, что совершил ошибку. Я поддался человеческому чувству жалости, я попытался подарить людям еще один шанс, которым они не смогли или не захотели воспользоваться. Я не имел права изменять ход человеческих судеб, я взял на себя слишком много, и должен быть наказан. Но самым большим наказанием для меня было видеть, как повторяются ошибки, которых я так хотел помочь избежать. Я спустился с крыши вниз, чтобы сегодня предстать перед Высоким Судом и честно признаться в содеянном. Раскаиваюсь ли я? Нет. Поступил бы я так же сегодня? Пожалуй, да.
В Зале Заседаний повисла тишина. Председатель поднял молоток, и затем обречено махнул рукой в сторону двери и вместо торжественной фразы сказал растерянным голосом "Пойдемте посовещаемся". Заседатели отодвинули стулья и словно в замедленной съемке скрылись за дверью. Хранитель Времени опустился на скамейку, закрыл глаза и застыл.
Совещание длилось четыре часа. Когда дверь наконец-то открылась и из нее поочередно вышли тринадцать человек, лица у них были растерянные. Председатель, так и не надев свой парик, вытер вспотевшую лысину рукавом мантии и, забыв про церемонии, с порога объявил.
- Принимая во внимание чрезвычайные обстоятельства... Нет, учитывая то, что подсудимый действовал из благих побуждений... Короче, принимая во внимание все вышеизложенное и руководствуясь пунктом 3 части 2 статьи 2160 Высшего Кодекса, Высокий Суд решил не применять к Хранителю Времени, известному также как Часовщик, никаких санкций и не отстранять его от занимаемой должности. Подсудимый, можете идти. Ключи Вам вернет секретарь.
Часовщик открыл глаза и обвел судей взглядом, в котором читался страх. Резким прыжком отскочил от секретаря, протягивавшего связку ключей, и срывающимся голосом произнес.
- Я благодарю Высокий Суд за оказанную снисходительность, которой я недостоин. Но при этом, преклоняясь перед Вашей справедливостью, смею просить об одолжении. Я прошу Высокий Суд забрать у меня ключи и назначить Хранителем Времени другого.
Мы считаем часы одним из самых гениальных изобретений, а время - лучшим другом человечества. Но нам и в голову не приходит, что каждое движение секундной стрелки уносит чью-то жизнь и делает кого-то несчастным. Время - главный враг человека, с которым он не умеет бороться и до сих пор не научился мириться.
Я знаю, что думать так не положено.
Я знаю, что нарушил закон и увидел то, что не предназначалось для моих глаз.
Я знаю, что не имел права решать судьбу людей и вмешиваться в естественный ход событий.
Но я также знаю, что если сейчас вы отдадите мне ключи, то я остановлю часы. Навсегда.