Всё началось в один из этих отвратительных вечеров, когда сидящие дома люди уютно кутаются в одеяла, а те, что на улице, стремятся домой. Волею судьбы, тем вечером я принадлежал ко второй категории. Не скажу, что это было приятно - пронизывающий ветер продирал до костей, а ноги угрожали разъехаться, ступая по замёрзшей земле. Небо заволокла тёмная масса туч, которая, казалось, висела прямо над головой.
Тем вечером, я возвращался из института гораздо позже обычного. Уже зажглись фонари, когда я вышел из автобуса, который останавливался неподалёку от моей квартиры. Привычным жестом поправив шарф, я побрёл домой. Я находился в приятном состоянии полудрёмы, которое испытывает человек после трудного дня, и поэтому не думал ни о чём, кроме плотного ужина и дивана. Но желаниям моим не суждено было сбыться. Уже подходя к дому, я заметил сидящего на скамейке парня. Если бы я не устал, то несомненно смог бы подробно описать его: в чём, в чём, а в наблюдательности мне не откажешь. но в тот момент мне ни до чего не было дела. Поэтому я спокойно преодолел последние ступеньки, которые отделяли меня от подъезда и взялся за дверную ручку. В этот момент мне на затылок обрушился сокрушительный удар, который повалил меня на землю. Тогда мне думалось, что он нанесён камнем или палкой, но несколько позже я догадался, что били кулаком. Удивительно, но я не только не сломал позвоночник, но и остался в сознании, хотя желание сопротивляться у меня не было. Я просто лежал и ждал событий. И они последовали. Парень с лавочки склонился надо мной жестоко усмехаясь. Теперь я разглядел его гораздо лучше. Высокий, худой (в начале я даже сомневался, что это он меня шарахнул),бледный. Эта мертвенная бледность очень удивила меня, так как от мороза, который тогда был на улице, лица людей обычно краснеют. Больше я ничего не успел рассмотреть, потому что он резко схватил меня за голову правой рукой и крутанул в сторону. Послышался хруст, и моё тело пронзила боль, и глаза непроизвольно зажмурились. Ничего не видя, я только догадался, что он склонил свою голову над моей шеей. Потом я почувствовал резкий укол в шею. Это было похоже на сдачу крови, только брали её из аорты. Но внезапно раздался холодящий душу крик, даже не крик, а какой-то вой, переходящий в протяжный визг. Парня с меня точно ветром сдуло. Я мельком успел заметить его лицо. Теперь его нос и щёку пересекала уродливая полоска, как будто проведённая раскалённой добела спицей. Он с ненавистью бросил на меня взгляд и бросился бежать.
Только теперь я ощутил это чувство. Мою одежду пропитала, красная жидкость. Она стекала у меня с шеи и образовывала отвратительную лужицу на заплёванном полу подъезда. Я с ужасом понял, что это моя кровь. Боль и паника грянули одновременно. Я не знал что делать, звать на помощь или умирать. Но неожиданно для себя нашел силы встать на колени. Теперь кровь не спеша стекала прямо с моей шеи на пол. Я понял: я или встану или умру. Уже ничего не соображая я побрёл по лестнице. Путь, который обычно отнимал у меня 20 секунд, теперь занял 3 минуты. Дважды я начинал терять сознание, и дважды до крови прикусывал свой язык. "Только не сейчас, когда угодно, но не сейчас " - внушал я себе. Уже весь подъезд был в моей крови, когда я дошёл (дополз?) до своей двери. Из последних сил я вжал до упора кнопку звонка и потерял сознание, прежде чем успел его услышать.
***
Жил я тогда не с родителями, а с приятелем. Мы снимали квартиру на двоих, поскольку оба были не местными, и жили здесь для учёбы. В ту ночь я даже не задумывался, будет ли он дома, поскольку в противном случае моё остывшее тело обнаружили бы не скоро. На моё счастье, или несчастье - это как посмотреть, он был дома. Он быстро вызвал скорую, и всю оставшуюся ночь ездил со мной по больницам. Сотрясение мозга, вывих запястья, растяжение шейных мышц и большая потеря крови - таковы мои диагнозы. Но при всём этом я знал, в какой мы живём стране, и не удивился, когда узнал, что после всех необходимых процедур, меня отправили домой - на "лечение".
Из всего вышесказанного, вы можете сделать вывод, что я был в сознании. Это не так, всё это я узнал попозже.
Проснулся я страшно ослабленным. Слабость была такой сильной, что поднять руку, было непосильной задачей. Головная боль и головокружение, словно ждали момента моего пробуждения, чтобы начать терзать меня. Казалось, даже ворочать глазными яблоками было трудно. С трудом я оглядел комнату. Рядом с кроватью, где я лежал, стоял табурет с завтраком, рядом с которым лежал лист бумаги. Первичной реакцией было прочитать письмо, но я быстро отбросил эту идею. Я был не в состоянии не только протянуть руку к письму, но и читать. Вчерашняя ночь вспоминалась с трудом. В моём воображении переплелись ночные кошмары и не менее ужасная действительность. Хорошо, что сегодня суббота, и никуда идти не нужно.
Как ужасно находиться в таком состоянии. Ты не можешь ни двигаться, ни подняться, ни перевернуться, не говоря уже о справлении естественных нужд. Ужасно хотелось есть, и стоящий завтрак, к которому я не мог протянуть руки, был похож на изощрённую пытку, которой меня подвергли. Иногда сознание затуманивалось, и я проваливался в мир сновидений, где меня уже ждали кошмары. Столько ужасов мне не снилось за всю жизнь, сколько приснилось в тот ужасный день. Я засыпал и просыпался бесчисленное количество раз. Мой измученный мозг уже не мог удержать меня в сознании более нескольких минут, и, проработав это время, повергал меня в пучину собственных ужасов. Так продолжалось несколько часов. После этого спать больше не хотелось. Легче от этого, правда, не стало. Теперь я с полной ясностью осознал, что болен. Всё тело буквально сжимало со всех сторон, трясло как в лихорадке, а после этого ужасная жгучая боль пронизывала каждую клетку моего организма. Температура поднялась до предела, даже без градусника я ощущал жар собственного тела. Сердце билось с немыслимой скоростью - казалось, что оно сейчас взорвётся от напряжения. Внезапно и эти симптомы прошли, как и дурные сны. Дальше началось вообще непонятное. Все мои мышцы начали резко сокращаться, причиняя мне страшные страдания. Было ощущение, что по ним пропускают электрический ток, принуждая их к работе. Одновременно стали зудеть зубы, даже не зудеть, а просто дрожать в дёснах. Рот наполнился кровью, которая безвольно стекала на одеяло, расплываясь там бурым пятном. Я уже не мог контролировать свой организм и безропотно следовал мельчайшим прихотям. Я плакал, смеялся, ходил под себя и радовался этому, кашлял, орошая всю кровать кровавыми брызгами. Если бы я контролировал свои действия и мог двигать руками и ногами я бы, несомненно, покончил бы с собой. Но увы! Я с ужасом должен был наблюдать странные изменения в моём организме, бессильный что-либо предпринять.
В тот день я тонко балансировал на грани между безумием и рассудком, пока в конце дня, сломленный усталостью, не рухнул в сторону рассудка и заснул. На этот раз я спал спокойно, без сновидений и беспокойства.
Перерождённый
Проснулся рано. Ещё не было и семи часов, как я уже открыл глаза. Несколько минут пытался привести в порядок свои разрозненные мысли, которые мозг, словно раскидал в стороны. Вскоре я вспомнил всё и скривился от отвращения, так как лежал на вонючей кровати, пропитанной собственным потом, кровью и мочой. Я попытался поднять руку и пошевелить ей. Как ни странно мне это удалось с такой лёгкостью, что я удивился. Да и вообще состояние у меня было отличное - никогда не чувствовал себя лучше, чем тогда. Я резким рывком спрыгнул с постели, удивившись собственной прыткости. Первым делом я принял душ, поскольку спешил смыть с себя всю эту гадость. Стоя под струями прохладной воды, я отказывался верить, что вчерашний день был настоящим. Никаких болезненных ощущений я не испытывал, напротив я был полон энергии и резвости. После душа я выкинул смердящее постельное бельё и уселся на кровать. Я протянул руку и с лёгкостью подхватил письмо, не прочитанное мною вчера. Естественно оно было от моего друга, и, читая его, я наполнялся к нему раздражением, так как он бросил меня беспомощного наедине с самим собой. Он описал наши приключения той ночью, и извинился, что вынужден уехать домой (Это было естественно - он каждые выходные проводил дома, в отличие от меня). Но меня удивило не это. В конце своего послания он написал, что нас отправили домой, так как мои раны были не опасны, и не требовали постельного режима или содержания в больнице. Это меня поразило. Я вчера здесь чуть коньки не отбросил, а тут на тебе - не требует!
После прочитанного меня охватили собственные дурные мысли. Если при обследовании в больнице, состояние моё было нормальным, тогда почему оно изменилось? А главное, почему оно быстро прошло? Эти, и многие другие вопросы не давали мне покоя. Вы меня, конечно, можете спросить, почему у меня не зародилось мысли о вампирах? Ведь это так очевидно. Но это очевидно только в кино, а в реальности я гнал от себя эту мысль как мог. Я списывал всё на того психа, который меня укусил, хотя это и не объясняло всего происшедшего со мной. Я не знал что и думать, но радовался, что всё прошло. Однако всё только начиналось.
Вскоре я прервался от дурных мыслей и пошёл на кухню в поисках чего-либо съестного. Я не ел уже около полутора суток и мой желудок уже начал засасывать сам себя. В углу кухни лежала какая-то бесформенная груда, напоминающая гнилую мусорную кучу. Вокруг неё вились тучи разнообразной мошкары, которые буквально облепили её. До меня сразу не дошло что это, но потом я всё понял - это одежда, которая была на мне в ту ночь. Не удивительно, что она показалась столь привлекательной для этих паразитов - она была пропитана моей собственной кровью, уже свернувшейся, но всё ещё привлекательной. Я разогнал мошек и начал перебирать одежду. Большая её часть незамедлительно отправилась в мусорное ведро, поскольку если бы я вздумал её надеть, меня бы приняли за маньяка - так много было на ней крови. Пока я был занят этим делом, мыслями я снова возвращался туда - в ночь кошмара и иррационального ужаса, которому нет объяснения. Я поднял свой шарф, который насквозь пропитался запёкшейся кровью и снова почувствовал лишающее воли и сил прикосновение зубов к собственной коже. Я покрутил шарф в руках и рассмотрел на нём два больших рваных отверстия, по всей видимости оставленные клыками этого урода. Мысли о вампирах поглотили меня с головой - уж больно всё сходится. Я пытался приводить контраргументы, пока не сообразил, что начал разговаривать сам с собой. Видать мой мозг не полностью оправился от вчерашнего кошмара. Я продолжал неистово сжимать в руках шарф, который как будто приобрёл коричневую окраску, взамен природной синей. Я резко крутанул головой, словно желая стряхнуть пугающие мысли, и швырнул шарф в мусорное ведро. Внезапно в куче одежды что-то блеснуло. Я протянул руку и подхватил это на ладонь. Это оказалось серебряной цепочкой с распятием на конце. Крестик был полностью покрыт запёкшейся кровью, словно загаром, и поэтому я чудом заметил его. Крест только усугубил, и без того бушевавшие во мне страхи. Происхождение той отвратительной полоски на лице вампира (теперь я уже не сомневался) стало понятным. Я понял, что крестик был спрятан под шарфом, и поэтому вампир безбоязненно укусил меня, а когда его кожа коснулась креста, было уже поздно. Одновременно я немного успокоился, поскольку я-то держал в руках крестик без малейшего дискомфорта, следовательно я не вампир. С этими мыслями я медленно поднялся с пола и пошёл в ванную отмывать свой талисман.
После завершения этого дела я сел на диван и задумался, что же мне всё-таки делать? Обратиться в милицию? В больницу? Церковь? Я не знал. Да и кто бы мне поверил? Я сам в это не верил, а что говорить о посторонних людях? Я встал с дивана и начал возбуждённо ходить по комнате. Чувствовал себя, словно кролик, к которому приближается удав, или смертник, у которого затягивают петлю на шее. Причём удав скоро будет здесь, да и петля быстро затянется. То, что моё время уже заканчивается, я уже чувствовал. Мельком взглянул на висящее на стене зеркало и застыл, как вкопаный. Потом подошёл поближе и невидящими глазами стал разглядывать картинку. Лицо было моё, и в то же время не моё. Его покрывала странная бледность, даже не бледность - моя кожа как будто обесцветилась. Все краски моего тела были словно приглушены, и выглядели при этом неестественно. Но дело было не только в этом, и я силился понять в чём именно. Вскоре я понял. С моего лица исчезли все "ненормальности". Мельчайшие пятнышки на коже словно растворились, лопнувшие кровеносные сосуды в белке глаза сменились равномерной белизной. Изменился даже цвет глаз. Вместо коричневого, глаза пробрели насыщенный серый цвет, а зрачок расширился. Всё лицо выглядело настолько безжизненным, что меня бросило в жар. В не соображающие мозги пришла мысль, что вчерашняя болезнь, была всего лишь, в некотором роде адаптацией организма, своеобразной перестройкой. Озарённый догадкой, я дрожащими руками схватил градусник и прижал его рукой. После этого я безвольно упал на диван и закрыл глаза. Через 10 минут я сжал руку на градуснике и поднёс его к глазам. Его показания уже не удивили меня - 32 по Цельсию - нижняя граница температуры, при которой останавливается жизнедеятельность организма. Я же был не только жив, но и чувствовал себя просто невероятно, наверное подобное чувство испытывают только люди в состоянии алкогольного опьянения. Мне казалось, что я всё могу и всё мне под силу. Мысли вихрем вертелись у меня в голове, не давая сосредоточиться ни на одной из них. Потом я долго смеялся, смеялся тем смехом, которым смеются психи или обкуренные. Назад дороги нет. Теперь мне придётся жить с этим ... или умереть. Но я решил не торопить события - посмотрим, что из этого выйдет. Я окинул взглядом своё НОВОЕ тело и заметил, что заметно похудел. Теперь я был похож на того урода в подъезде: бледный и худой, напоминал труп, хотя почему напоминал, вампиры, вроде как, считаются мертвецами. Эта мысль показалось мне забавной, и я словил себя на том, что улыбаюсь. После тела настала очередь мозга, - с грустью подумал я. Этот вирус вампиризма перестроит мой мозг так, что я до конца своей жизни буду охотиться за детишками в тёмных переулках. Но ведь должны же быть и положительные стороны моего положения - вертелась в мозгу мысль. Я вспомнил все фильмы про вампиров и прочитанные мною книги подобной тематики, и решил попробовать. Я пошёл в комнату, где стояли гантели моего друга. Я посмотрел на них несколько секунд и попробовал поднять. Удалось мне это без мельчайшего труда. Тяжёлые железки, весили столько, сколько бы весили аналогичные из дерева. Я вытянул руку с гантелей и посмотрел на неё. Не было заметно ни малейшего дрожания. Я держал её, как держал бы листок бумаги. Да, силы у меня явно прибавилось, а как насчёт остального? Я пошёл на кухню и взял стакан , удивившись, было, почему он такой тёплый, но потом понял - это не он тёплый, это я холодный. Как бы там ни было, я резко швырнул стакан через всю комнату и попытался догнать его. Я подхватил его до того, как он ударился о стену - для обычного человека это было невозможно. Я ощущал в себе такие силы, какие пугали меня, и в то же время, в глубине души, я радовался как ребёнок получивший новую игрушку. Возбуждённый, я уже не мог сидеть дома и, набросив куртку, кинулся в подъезд. На пороге я чуть задержался и посмотрел вверх по лестнице. За лестничным пролётом виднелся люк на чердак, а оттуда на крышу. Я улыбнулся и понёсся туда. Так быстро, мне ещё не приходилось бегать, хотя я и не прилагал к этому никаких усилий. Я, буквально, взвился на крышу и на секунду остановился. Передо мной расстилалась, обычная крыша панельной пятиэтажки, может чуть более замусоренная и грязная. Я неспешно подошел к краю и посмотрел вниз. Высоко. Я бросил взгляд вправо, на крышу стоящего рядом дома. Между ними было метров двадцать. В голове носились беспорядочные мысли, но я гнал их прочь. Видать мой мозг и вправду атаковался этой инфекцией: в моей голове роились мысли, которые приходили как будто из ниоткуда. Я часто не мог уследить за ходом своих размышлений. Это пугало меня, и в то же время не воспринималось как что-то необычное. Одно было ясно - я был заражён от пяток до шеи, мозг пока держался, но я чувствовал, что это ненадолго. Я силился обрести над мозгом контроль, но не мог. Против своей воли я начал свой разбег по крыше. Внезапно я снова начал мыслить самостоятельно, но было поздно - я не смог бы остановиться, даже если б захотел. Оставалось одно, и, стиснув зубы, я оттолкнулся от поручня заграждения и закрыл глаза. Резкий свист ветра в ушах вскоре был прерван плавным толчком. Я приоткрыл глаза и оглянулся. Мне удалось не только перепрыгнуть эти 20 метров, но и половину крыши другого дома. Страх перед смертью сменился страхом перед самим собой. Этот страх накрыл меня так, как волна накатывается на прибрежный камень. Я почти физически чувствовал его липкие и в то же время ледяные объятия. Вирус упорно пытался подавить эту панику, но не мог - моё тело переполнял адреналин, который удесятерил мои и без того огромные силы. Я не помню, как тогда добрался домой, может прыгал, а может спускался - да это и неважно. Я вошёл к себе в квартиру дрожа от страха. Решение было принято. Оглядываясь, я обшаривал глазами интерьер в поисках подходящего предмета, пока мой изменившийся глаз не увидел кухонный нож. Я резко схватил его и понёс в ванную. Там я открыл воду, и заткнул пробкой раковину. Вода, весело журча начала наполнять предоставленный ей объём. Когда умывальник был полон, я прикрыл кран и на секунду остановился. Потом, внезапно онемевшей, рукой обхватил ручку ножа. Лезвие красиво блестело холодным блеском оружия. В ноже, моё воспалённое воображение, видело жаждавшее крови чудовище, которое теперь заставляли резать хлеб. Как часто ему хотелось попробовать крови, а не это дерьмо. При малейшей неосторожности, чудовище получало своё, а человек, злобно матерясь, уходил бинтовать палец. Теперь пришёл ЕГО час наслаждения. Я долго ещё разглядывал зеркальную поверхность лезвия, не отваживаясь на окончательный шаг. Но вскоре, собравшись с духом и глубоко вздохнув, я сильно резанул ножом по запястью и, почувствовав как глубоко погрузилось лезвие в пульсирующую плоть, резко опустил руку под воду. Я знал, что нужно делать именно так, чтобы кровь не свернулась раньше времени. Не лучший конечно способ самоубийства - кровь может остановиться до наступления смерти, и самоубийца-неудачник будет обречён остаток своих дней носить сувенир - ужасный и уродливый шрам на запястьях, как знак собственной никчёмности. Но в моём положении выбирать не приходилось - я спешил, так как боялся утратить над собой контроль. Я посидел некоторое время на краешке ванной, ожидая того момента, когда я смогу погрузиться в равномерную и спокойную тьму, лишенную ночных кошмаров и не менее ужасной действительности. Но она так и не приходила, а вместо неё пришло ощущение холода, о котором вопила правая рука, погружённая в ледяную воду. Я с удивлением перевёл взгляд на раковину, несомненно, ожидая увидеть красную от крови воду. Но с удивлением обнаружил, что крови нет вообще. Я поднял отмороженную руку и уставился на запястье. Кроме уже упоминавшейся бледности, я ничего не обнаружил. Не было ни крови, ни разреза, ни шрама. НИЧЕГО! Это было невозможно. Я долго сидел и просто смотрел на сою руку, не веря своим глазам. Потом моё сознание погрузилось в туман, и я перестал себя контролировать. Я начал смеяться, смеялся долго и самозабвенно, смеялся невесёлым смехом, каким смеётся человек, блуждавший по лабиринту и зашедший в тупик. Мой мозг судорожно пытался восстановить контроль, но всё тщетно. Я всё больше и больше погружался во тьму, из которой уже не выбраться, которая уже не отпустит свою жертву. Тьма эта напоминала зыбучие пески - чем больше дёргаешься, тем глубже затягивает. Я уже не помню подробностей происходившего со мной кошмара, да мне и не хочется их вспоминать. Помню, только, вспыхнувшую во мне жажду к жизни, жажду настолько сильную, что она перекрыла весь бред происходящий в моём воспалённом мозге. Она была как спасительный круг во время шторма, за который и уцепился мой разрушающийся мозг. Вскоре, обессиленный борьбой с самим собой, я погрузился в освежающий сон.
Финальная черта
Ночь прошла очень спокойно: никаких кошмаров и внезапных пробуждений. Я спал сном младенца, и когда, наконец, проснулся, то был уверен, что сейчас не менее 11 часов дня. Но каково же было моё удивление, когда я взглянул на часы. Было 5 часов утра! Как ни странно, но я выспался отлично, никакой заспанности и слипающихся глаз не было и в помине. Я с беспокойством оглядел своё тело, но никаких изменений вчерашнего состояния не обнаружил. Тогда я обратился к мозгу.
В голове ощущалась страшная опустошенность. Я попытался вспомнить своё имя, но это мне удалось не сразу. Мозг отвечал кокой-то заторможенностью на все мои поползновения. Я чувствовал в своей голове чьё-то постороннее присутствие. Не поймите меня неправильно - у меня не было чётких голосов в голове, как это бывает у психов, это было скорее похоже на шум доносящийся летним вечером из распахнутого настежь окна. Это было очень необычно и пугающе. Я ощущал постоянный дискомфорт и раздражение из-за этого. Шум в голове, как соринка в глазу, постоянно давал о себе знать, постоянно выдавал своё присутствие. Я пролежал в постели около 2-х часов, пытаясь или убрать шум, или, хоть, выяснить что это. Но мне это не удалось. Шум не затихал, не становился громче, не мешал думать и в то же время раздражал. Часов около семи, мои "игры разума" прервал резкий звонок. Мне он показался гораздо громче обычного, хотя я могу и ошибаться. Сработал рефлекс и я рванул к двери. Уже подбегая к порогу, я услышал чьё-то дыхание и, удивлённый, остановился. Я огляделся в поисках его источника, но не обнаружил абсолютно ничего. Я приблизился к двери, и тут меня словно молнией шарахнуло: это было дыхание стоящего за дверью человека. Я слегка опешил от этого факта, и словно варёный крутанул защёлку замка. На пороге стоял мой, если можно так выразиться, "сокамерник" и смотрел на меня. Выражение его глаз изменилось в начале на удивлённое, а затем на испуганное.
Да, собственно говоря, было от чего испугаться. Кожа у меня сменила свой природный цвет на мертвенно серый - цвет могильного камня, освещаемого серебристым диском луны. Глаза казались больше, из-за расширенных зрачков. Я, уж, и не говорю про ввалившиеся щёки и рельефно выступающие рёбра.
Дальнейший наш диалог можно сравнить с разговором следователя и подозреваемого, который в начале упорно молчит, а потом резко отрицает свои показания. Шучу, конечно. Отвечал я спокойно и уклончиво. В отличие от вчерашней горячки, сегодня моим сознанием завладело железное спокойствие. Я почувствовал насколько безжизненным и отстранённым стал мой голос. Но меня это не волновало, как не волновало, больше, ничего. Я уже с интересом стал следить за собой и своими ощущениями. Прежде всего, я отметил, что могу управлять своим слухом. Я мог настолько чётко сконцентрироваться, что начинал слышать сердцебиение моего собеседника, и в то же время его слова звучали очень тихо. Мы трепались до тех пор, пока я не заметил, что пора идти в институт. Он вначале колебался, потому что считал, что я ещё болен, но я ничего не хотел слышать. После непродолжительных сборов, мы оказались на улице. Признаюсь честно, это очень ошеломило меня. Я не думал, что улица так плохо подействует на меня. Я словно вошёл в духовку - солнце жгло просто невыносимо. Это в середине то ноября! Когда я заходил в тень, всё словно исчезало - становилось холодно и противно. Когда мы дошли до института (я проклял своего спутника, за его отказ ехать на автобусе), я уже почти терял сознание. Глаза невыносимо слепило, а когда мы вошли в здание, я уже не мог ничего видеть - перед глазами словно поместили зелёную пластину, через которую не мог пробиться мой ослабленный взор. Слава богу (хотя, учитывая моё положение, следует говорить "дьяволу"), мой слух помогал мне чётко ориентироваться, и я не выдал своего ослепления. На моё счастье, первой по расписанию была лекция, где можно ничего не делать. Я тупо бухнулся на ближайшую скамью, всё ещё не придя в себя. Я пришёл в норму только через 20 минут после начала пары. Я подсознательно чувствовал, как смотрят на меня присутствующие в аудитории люди. Эти взгляды, мною воспринимались почти физически. Теперь появилось какое-то новое чувство. Оно проявилось в виде жжения в районе шеи. Я ворочался и так, и так, надеясь, что оно пройдёт само - но всё напрасно. Я протянул руку к шее и нащупал источник раздражения и сжал его в кулаке. Теперь мой кулак словно держали над огнём. Я разжал ладонь, но мог бы туда и не смотреть - всё было понятно. Приятно отсвечивая падающий на него свет и красиво искрясь, мою ладонь сжигал мой собственный нательный крест. Комментарии неуместны, ситуация предельно ясна и понятна. Я с ужасом стал озираться по сторонам, как жертва загнанная в ловушку, но что-то подавило во мне панику. Я снова стал спокоен как могила. Я улыбнулся собственной шутке. Препод с неодобрением уставился на меня и покачал головой. Я понял, что лучше не привлекать к себе внимание, и уставился на часы. Стрелка медленно описывала круг за кругом, деление за делением. Внезапно движение её начало замедляться, и вскоре, нежно дрогнув в последний раз, часы остановились. Что за день, в первую секунду подумалось мне. Но, подняв глаза, я понял что к чему. Аудитория словно замерла. В комнате не шевелилось ни одного предмета. Замершие лица людей походили на неумелые восковые маски. Внезапно стало сложно дышать. Я пытался дышать как обычно, но неизменно начинал задыхаться. Тогда я попробовал дышать медленно и глубоко. Это помогло, и я, по крайней мере, избавил себя от опасности. Ситуация походила на стоп кадр в кино. Озарённый внезапной догадкой я взял в руки карандаш, поднял над головой и отпустил. Как я и ожидал он остался висеть над столом. Но не совсем - понаблюдав за ним немного я заметил, что он движется. Медленно, незаметно, но движется. Теперь всё стало на свои места. Я двигался столь быстро, что все остальные предметы казались застывшими. Я прикрыл свои глаза и постарался сконцентрироваться на происходящем. Внезапно раздался резкий удар, который, после длительной тишины, ненадолго испугал меня. Я открыл глаза и обнаружил, что данный звук издал мой карандаш, ударившись о поверхность стола. Я оторвал от него глаза и увидел злые глаза лектора. Выйди вон! - услышал я истошный крик. Точнее сказать, криком он показался только мне с моим новым слухом. Я не стал препираться, как сделал бы это раньше и молча покинул аудиторию. Уже за дверью я слышал, как лектор описывает всем мои прегрешения. Я откровенно наслаждался своими новыми способностями, уже ни о чём не заботясь. Жаль, что я не могу уйти из института днём: мне казалось, что я там сварюсь заживо, а мне этого, по понятным причинам, не хотелось. Поэтому я прослонялся по институту весь день, стараясь не попадаться на глаза своим знакомым. Я напряженно ждал заката (по всей видимости, последнего заката в своей жизни), томясь от скуки. Меня сначала не удивляло отсутствие всякого голода, но потом ЭТО появилось. Вначале всё было спокойно. Я прохаживался по институту, пока меня не начала одолевать жажда. Я не спеша побрёл в буфет, чтобы купить чего-нибудь попить и поесть. Я выпил 3 стакана минералки, но сухость во рту осталась. Я в недоумении покинул буфет и присел на скамейку. Во рту продолжала распространяться сухость. Вскоре заскребло в горле, и меня пробило на кашель. Откашлявшись, я попытался сплюнуть на пол. Но я зря старался - во рту не осталось жидкости. Наверное, так чувствуют себя наркоманы, когда у них начинается ломка. Вскоре я почувствовал что-то подобное. Меня кидало то в холод, то в жар. Стало плохо дышать. Мозг словно затянуло туманом. Я уже ничего не соображал, и не мог собраться силами. Появилось новое чувство - мне, теперь, требовалось наружу. Хорошо, что уже зашло солнце, и на улице прохладно. Я вышел на холодный институтский двор, освещаемый приятным светом молодого месяца. Это сияние неба придавало мне какие-то резервные силы. Непонятная жажда стала менее интенсивной, но не исчезла, а скорее сжалась в пружину. Я видел в ночи потрясающую красоту, которую не замечал ранее. Я ощущал себя здесь как дома. Впрочем, это и был мой дом.
На плечо мягко легла рука, и я неспеша развернулся. Передо мной стоял высокий парень, каких в народе называют "быками". Ещё два стояли чуть поодаль.
Подкинь деньжат корешок, - развязным тоном произнёс тот и надменно усмехнулся. Я почувствовал приятное расслабление всего тела, чем-то схожее с расслабленностью бойцовой собаки на ринге, перед схваткой насмерть для развлечения толпы. Я утратил над собой контроль, и губы мои расплылись в неотразимой улыбке, которая поначалу смутила стоящего передо мной урода.
Гони бабки козёл! - замычал он как настоящий бык. Наверное, этим троим падальщикам, стоящий перед институтом субтильный паренёк показался удачной жертвой.
Пошёл, ты, недоносок, - сказал я и продолжал улыбаться. Вначале он даже не врубился, что же я ему сказал, но когда всё-таки понял, то просто взбесился. В глазах в него зажёгся тоненький огонёк злобы и жестокости, но я даже не пошевелился. Он резко замахнулся и стал наносить свой впечатляющий удар. Если бы он достиг своей цели, то мне бы уже пришлось собирать свои зубы по всей площадке. Но для моего восприятия, он двигался ужасно медленно. Я ловко обошёл его со стороны и зашёл ему за спину. В это время он только достиг кулаком места, где я стоял. В удар было вложено столько энергии, что он не удержал равновесия и упал. Я повернулся к тем двоим, что стояли в стороне. Те даже не успели сообразить, что произошло, и стояли, вытаращившись на меня, скорее как "бараны", а не "быки". Я быстро разбежался, чувствуя как замедлилось время и прыгнул. В прыжке мне удалось несколько раз двинуть одного из них ногами, и когда я приземлился на землю, то он начал сползать на землю окровавленной массой. При моей скорости движения сила удара компенсировалась его быстротой. Второй парень с испугом взирал на обмякшее тело своего друга и не верил своим глазам. Он вскоре опомнился и взглянул на место, где я стоял, но уже было поздно. Я, сдерживая смех, стоял у него за спиной и глядел на его попытки найти меня взглядом. Я сделал шаг вперёд, и снег у меня под ногой предательски хрустнул. Он резко повернулся. Я нанёс быстрый удар ему в лицо, даже не собирая всех своих сил. Но этого хватило: я почувствовал, как его нос мягко подался в глубь черепа. Послышался резкий хруст, по всей видимости треснул череп, и тело парня уже не сохраняло равновесие. Я уклонился в сторону, и то, что было раньше человеком, безвольно рухнуло на свежий снег. Я медленно двинулся в сторону первого нападавшего. Он только поднялся на ноги, после своей атаки и теперь со страхом смотрел, даже не на меня, сколько на кровавые месива тел своих друзей. Между нами было метров десять, когда он очнулся от сковавшего его ступора и кинулся бежать. В ту же секунду я был у него за спиной. Первый удар в район поясницы сломал ему позвоночник, а второй, уже по лежащему телу, переломал ему пяток рёбер. Руки у него всё ещё действовали, и он, несмотря на болевой шок, пытался ползти. Я, с жестокой улыбкой мясника на бойне, взирал на это. Внезапно предстоящее шоу нарушил резкий вопль: Стоять! Руки вверх! Я обернулся на крик и увидел паренька, который был одет в пятнистую куртку и штаны. Такие носили сотрудники охраны института. Я взирал на него с видом кошки, которой помешала полакомиться мышкой, несчастная канарейка. - У тебя есть выбор: или ты бежишь отсюда, или ты умираешь здесь, - нагло заявил я. Здесь нервы у него не выдержали, и он резко надавил курок своего пистолета. Пуля плавно вышла из ствола, и, со скоростью человека, идущего шагом, полетела в меня. Уклониться от неё ничего не стоило, и я сделал шаг влево. Пуля начала ускоряться, и мимо меня она уже пролетала со своей нормальной скоростью. Парень покрылся потом, глядя в мои глаза. Я чувствовал его страх перед собой, я чувствовал его, учащённое в несколько раз, сердцебиение, чувствовал вкус его крови. Я довольно облизнулся, и сухость в моём рту разгорелась жарким пламенем, которое сжигало меня изнутри. Здесь он от страха, рванул курок ещё несколько раз, и пули медленно начали свой неспешный вояж ко мне. Я нагнулся, схватил ещё живое тело "быка" и швырнул его навстречу смертоносному потоку пуль, а сам благоразумно отошёл в сторону. Усиленные встречным движением, и без того убийственные порции свинца, буквально разорвали тело парня и продолжили свой путь, а его труп , почти не потеряв скорости, врезался в охранника. В ту же секунду я уже был там. Вонзил, внезапно появившиеся, клыки в шею потерявшего сознание сторожа и ощутил непередаваемое чувство. По аналогии с наркотиками, оно напоминало "приход". Я упивался им, наслаждался им, купался в нём. Это было Восхитительно. Я оторвал свою голову от этого источника наслаждения и вдохнул свежий морозный воздух, мне он показался слаще всего на свете. Я взглянул на ещё тёплое тело этого несчастного парня и во мне шевельнулось что-то вроде жалости. Но это чувство было быстро заглушено моим НОВЫМ мозгом, и я уже спокойно посмотрел на быстро коченевшее тело. Теперь его вид вызвал лишь нескрываемое презрение, которое испытывает человек, глядя на свинью перед собой - он не видит животное, он видит ходячий, думающий и жрущий бекон на своей тарелке.
Я ощутил на себе кровь, и зашёл в институт её смыть. К этому времени, там не осталось ни одной души, кроме уборщиц и сторожей. Я ввалился в туалет. Над умывальником висело маленькое зеркальце, в которое я и посмотрел. Я смотрел в него ещё и ещё, и никак не мог насмотреться. Зеркало отражало что угодно, но только не меня. Я стал воистину неотразим перед самим собой.
Мой громоподобный смех вырвался из распахнутых дверей туалета и покатился дальше, по узким коридорам из холодного бетона и не менее холодного стекла, вырвался наружу и понёсся по двору, где и был развеян начавшейся снежной бурей.