Гончаренко С.Ф.. Поэтический перевод и перевод поэзии: константы и вариативность

Тетради переводчика N24

V. ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОД КАК МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ

С.Ф.Гончаренко

(Москва)

ПОЭТИЧЕСКИЙ ПЕРЕВОД И ПЕРЕВОД ПОЭЗИИ: КОНСТАНТЫ И ВАРИАТИВНОСТЬ

Для чего существуют оригинальные поэтические тексты?

Естественно, для того, чтобы обеспечить духовное общение между автором и его соплеменниками - пусть они даже разделены толщей столетий.

Для чего существуют переводные поэтические тексты?

Наверное, для того, чтобы осуществить еще более сложный коммуникативный процесс: духовное общение между автором и такими его читателями, которые воспитаны в лоне другого (неавторского) языка и другой культуры.

Что делает русский поэт-переводчик Гонгоры или Унамуно? Переводит стихи с испанского языка на русский?

Или же перевоплощает духовное содержание некоего явления испанской культуры средствами русской поэзии, а значит и русской культуры, учитывая при этом и временные, и психологические, и этнические факторы, равно как и фактор несовпадения лингвокультурпой картины мира у природных носителей испанского и русского языков?

Мы полагаем, что справедливо последнее, а потому поэтический перевод должен бы рассматриваться именно как феномен интерлингвокультурной, а точнее даже - интер-лингво-этно-психо-социо-культурной коммуникации.

Впрочем, квазитермины "духовное общение", равно как и "язык культуры" весьма расплывчаты и многозначны. Поэтому целесообразно вернуться в мир реальных данностей конкретной поэтической традиции, а именно - традиции российской.

Начиная со второй половины прошлого века, в России постепенно становится ведущим, а ныне вообще воспринимается как наиболее естественный метод, суть которого состо"т в том, что поэтическая версия должна воссоздавать художественное единство содержания и формы оригинала, воспроизводить его как живой и целостный поэтический организм, а не как мертвую фотокопию или безжизненную схему, сколь точной в деталях она бы ни была.

Иными словами, поэтический перевод обязан стать живым близнецом оригинала и активно включиться в полнокровный литературный процесс на языке перевода. Естественно, что во имя этой цели - сохранения того главного, ради чего и существует поэзия, то есть сохранения и воспроизведения самостоятельной поэтической ценности - переводчик обязан жертвовать близостью в деталях второстепенных. Разумеется, для этого он должен быть, во-первых, отзывчивым поэтом, а во-вторых, - столь же чутким филологом.

Однако торжество данного метода в российской словесности отнюдь не влекло автоматически за собою единообразия в жанрах поэтического перевода. Постепенно выкристаллизовывалась типологическая система переводческих методов, основанная на коммуникативно-функциональном фундаменте. В этой системе право на жизнь получают принципиально различные виды перевода, но за каждым из них закрепляется определенная функция.

Попробуем разобраться в данном вопросе более детально.

***

Поэтический перевод как и всякая разновидность перевода есть прежде всего событие (акт) межъязыковой и межкультурной коммуникации. При этом поэтический перевод осуществляет передачу поэтической информации с помощью исключительно и только завершенного текста, каждая составная часть которого обретает истинное содержание именно и только в составе этого целостного текста и никогда сама по себе не имеет самодовлеющего смысла, то есть заведомо синсемантична. В этой связи действенная теория поэтической речи вообще и поэтического перевода в частности по необходимости должна быть теорией коммуникативной и текстовой.

Введем некоторые исходные дефиниции.

Коммуникация есть процесс передачи (возбуждения) некоего информационного комплекса, "посылаемого" от автора к читателю/слушателю.

Вербальная коммуникация, осуществляемая посредством литературного произведения, есть вербально-художественная коммуникация. И, наконец, вербалъио-художествепная коммуникация, средством которой становятся поэтические тексты, есть поэтическая коммуникация.

Содержательную сторону текста во всей ее совокупности будем именовать информацией данного текста. Именно такое понимание, не вполне совпадающее с математическим определением информации, введенном Шенноном и Молем, только и приемлемо для теории литературной коммуникации.

Информация поэтического текста явственно подразделяется на два принципиально различных подвида: смысловую и эстетическую.

Смысловая информация (отражение в сознании реципиента некоей референтной ситуации) в свою очередь подразделяется на две разновидности: фактуальную и концептуальную (в терминологии профессора И.Р.Гальперина).

Фактуальная информация есть сообщение о некоторых фактах и/или событиях, которые имели, имеют, либо будут иметь место в реальном или вымышленном мире. Таковая информация содержится в любом, в том числе и не-художествеином тексте. Например: "Я помню, как ты неожиданно вошла в мою комнату, и я подумал: это не женщина, а чудо!".

Однако всякий художественный текст содержит в себе помимо поверхностной фактуальной информации еще и глубинную концептуальную смысловую информацию, которая здесь гораздо важнее голых фактов и событий. Она представляет собой в конечном счете концепцию мира, то есть авторский вывод о том, каков этот мир или каковым он должен или не должен быть. Эта информация всегда имплицитна по своей природе и как бы не имеет собственных вербальных носителей - она объективируется не вербальной формой, а с помощью фактуального содержания.

Здесь, как метко сказал О.Винокур, буквальный смысл становится формой истинного содержания.

Например: "Я и поныне помню, как ты внезапно появилась предо мной, - и подумалось мне, что это лишь мимолетный мираж, запечатлевший в облике своем божественную красоту". Это уже художественный текст - в нем та же фактуальная информация, что и в предыдущем, но он насыщен определенным концептуальным смыслом - преклонения лирического героя перед женской красотой.

Однако в истинно поэтическом тексте есть еще целый информационный массив, передающийся помимо собственного смысла. Этот информационный несмысловой комплекс обобщенно можно обозначить термином эстетическая информация. В поэзии, и особенно в лирической поэзии, эстетическая информация часто главенствует не только над фактуальной, но и над концептуальной информацией. Так, вполне очевидно, что вышеприведенный пример художественного прозаического текста, обладающий определенной концептуальной информацией, все же менее информативен, чем его поэтическая версия у А.С.Пушкина:

Я помню чудное мгновенье:

передо мной явилась ты,

как мимолетное виденье,

как гений чистой красоты.

Эстетическая информация сама по себе тоже есть сложный информационный комплекс, складывающийся из собственно эстетической информации (оценка и переживание реципиентом соответствия содержания форме и наоборот); катартической (не гармония, а напротив - напряженное противоречие между разными уровнями художественной структуры текста, разрешающееся в "коротком замыкании", в очистительной вспышке катарсиса, по определению Л.С.Выготского); гедонистической (наслаждение, получаемое реципиентом от приобщения к таинству поэтического кода и от виртуозного мастерства автора, в совершенстве овладевшего языковой и поэтической техникой и т.д.); аксиологической, которая объективируется в вербальных сигналах, нацеленных на формирование у читателя ценностной картины мира Прекрасного, и в том числе - на формирование метафорического мышления; суггестивной, скрытой в криптосигналах внушения, воздействующих на подсознание читателя/слушателя, - и целого ряда других подвидов эстетической информации.

Передача такого сложного информационного комплекса с помощью компактного лирического текста оказывается возможной только вследствие того, что поэтическая речь есть речь принципиально иная, нежели речь не-художествсиная или, как ее еще называют, речь практическая.

С одной стороны, в поэтическом тексте, казалось бы, используются те же слова и выражения, что и в практической речи, но благодаря специфической организации стихотворения здесь кардинально меняется сам механизм смыслообразования, перестраиваются и парадигматика, и синтагматика речи, а также ее коммуникативная ориентация и функция. М.М.Бахтин говорил: "только поэзия выжимает все соки из языка" [1, 46]. Это "выжимание всех соков" происходит благодаря тому, что поэтический текст, спрессованный ритмической, фонической и метафорической системами, образует как бы особый сверхсмысловой плазменный сгусток, в котором каждый элемент (будь то целая строка, слово, морфема или даже фонема) сопрягается по вертикали и горизонтали с каждым другим элементом и обретает трепещущее, как лунный свет, дополнительное и многослойное значение. В результате ни одно из слов этого текста не равнозначно тому же слову в практической речи, а является всего лишь его омонимом. Более того, поэтический контекст в отличие от прозаического, устроен таким образом, что отнюдь не снимает, как в прозе, словарную полиссмантичность каждой вокабулы, а напротив - усиливает ее, так что всякое слово в стихе одновременно означает вес, что за ним закреплено в лексиконе и сверх того еще массу окказиональных смысловых обертонов. Не забудем, что известный закон "тесноты и единства стихотворной строки" (Ю.Тынянов) абсолютно изменяет условия семантического согласования фразы, действующие в прозаическом дискурсе, - и в результате каждое слово начинает означать в одно и то же время не только всё, что оно значит само по себе, но как бы и г^ирает в себя все значения близлежащих - по горизонтали и вертикали -слов.

В результате образуется то, что академик Н.Балашов именует "спациальным", то есть "пространственным", "трехмерным" текстом в отличие от "линеарной" прозы [2].

Но если значения слов в поэтическом тексте не совпадают с их словарными значениями, а порой даже им противостоят, если в поэтическом тексте "белое" может обозначать "черное", то вправе ли мы вообще искать банально понимаемой словесной близости между оригинальным и переводным поэтическим текстом? Не будет ли подобная близость скорее всего верным признаком катастрофического отдаления от оригинала?

Итак, совершенно очевидно следующее: во-первых, поэтическая коммуникация возможна только в том случае, если автором создан некий поэтический текст, характеризующийся сверхсвязанностью и сверхсемантизациеи всех его элементов, принадлежащих к системе определенного языка, и, во-вторых, именно эта сверхсвязанность и сверхсемантизация всех его лингвистических элементов - от фонемы до высказывания -делают абсолютно невозможным воспроизведение в переводе всего информационного комплекса, воплощенного в оригинале. Стало быть, переводчик всякий раз стоит перед выбором -- чем и во имя чего ему предстоит пожертвовать.

В зависимости оттого вида информации, который переводчик желает с максимальной точностью воспроизвести (а это, разумеется, зависит от той коммуникативной функции, какую он избирает для своего творения), возможны три принципиально разных метода перевода одного и того же поэтического подлинника.

1. Поэтический перевод как таковой. Это единственный способ перевода поэзии, предназначенный для собственно поэтической коммуникации, концепт которой, видимо, требует более четкого определения. Итак, поэтическая коммуникация есть такой вид общения между автором и реципиентом, при котором посредством стихотворного текста осуществляется одновременная передача двухъярусной смысловой (фактуальной и концептуальной) и многослойной эстетической информации.

Как видим, поэтическая коммуникация должна удовлетворять, по меньшей мере, двум условиям: во-первых, ее носителем (и возбудителем) должен быть стихотворный текст, а, во-вторых, этот текст должен быть организован таким образом, чтобы оказаться в силах осуществить передачу лаконичными вербальными средствами сложнейшего информационного комплекса. Информационная же плотность поэтического текста столь велика, что интерпретации одного сонета порою посвящаются многотомные исследования десятков ученых.

Попутно заметим, что в вышеизложенных заметках вводится весьма важная оппозиция стихотворного и поэтического текста. Всякий поэтический текст стихотворен, но не наоборот.

Стихотворный текст есть всего лишь текст, как минимум разделенный на стихотворные строки.

Уже этого условия достаточно, чтобы "запустить" механизм "тесноты и единства стихотворной строки", нейтрализовать действующий в прозе закон тема-рематического членения фразы и включить особую стиховую интонацию, принципиально новым образом влияющую на значение языковых и речевых единиц.

Именно на этом условии и основывается система т.н. верлибра - "свободного стиха". Однако в большинстве национальных поэзии одного членения на строки, не обязательно совпадающее с синтаксическим членением дискурса, оказывается недостаточно для насыщения текста концептуальной и эстетической информацией. В распоряжении поэта есть немало и других приемов "спациализации" (придания пространственного, трехмерного характера) текста - это и метр, и ритм, и рифма, и окказиональные фонические структуры (от аллитерации до квазиморфсмы), и рифма, и многое другое. Но лишь талант поэта способен, используя весь этот арсенал поэтических средств, превратить его творение в некий "магический кристалл", излучающий концептуальную и эстетическую информацию, и только в этом случае можно говорить уже не о стихотворном, а о поэтическом тексте. И только поэтический текст способен осуществлять поэтическую коммуникацию. Без этого условия стихотворный текст не имеет никакого отношения к поэзии, будь он сплошь начинен рифмами, изощренными метрическими структурами и взрывными метафорами - все равно он останется "рифмованной прозой".

Итак, поэтический перевод ~ это перевод поэтического текста, созданного на одном языке, с помощью поэтического текста на языке перевода. Сказанное означает, что переводчик должен создать новый поэтический текст, эквивалентный оригиналу по его концептуальной и эстетической информации, но использующий по необходимости совсем иные языковые, а порой и стиховые формы. Что же до фактуальной информации (читай -до словесной близости), то она воспроизводится только в той мере, в которой это не вредит передаче информации концептуальной и эстетической. Мы уже помним, что фактуальное "содержание" на самом деле есть не содержание, а своеобразный план выражения (форма) поэтического текста, и поэтому пусть и самая глубинная перестройка этого фактуального квазисмысла не противоречит даже столь строгой и столь известной формуле профессора Бархударова, согласно которой "перевод есть преобразование текста на одном языке в текст на другом языке при сохранении его плана содержания".

Поэтический перевод предполагает включение переводного текста в живой литературный процесс, в культурную традицию и память литературы того языка, на который он осуществлен. Именно поэтические переводы порою способствуют полному стиранию граней между оригинальным и переводческим творчеством. Каждый образованный русский человек знает басни Крылова, часто не подозревая, что это - весьма точные переводы из Лафонтепа, знает многие стихи Пушкина, Лермонтова, Жуковского, не всегда догадываясь, что это переводы из Шенье, Гете, Байрона.

Более того; поэтические переложения Василия Жуковского, поэта-переводчика, равного по мощи и гению которому не ведает Европа, во многом и сформировали оригинальную русскую поэзию первой половины XIX столетия, то есть ее "Золотой век".

Н.В.Гоголь писал в 1846 году о феномене Жуковского: "Переводя, производил он переводами такое действие, как самобытный и самоцветный поэт... Переводя, он оставил початки всему оригинальному, внес новые формы и размеры, которые потом стали употреблять все другие паши поэты...". Несколько ранее В.Белинский дал еще более восторженную и точную аттестацию творчества Жуковского: "До Жуковского наша поэзия лишена была всякого содержания, потому что наша юная, только что зарождающаяся гражданственность не могла собственною самодеятельностью национального духа выработать какое-либо общечеловеческое содержание для поэзии: элементы нашей поэзии мы должны были взять в Европе и передать их на свою почву. Этот великий подвиг совершен Жуковским... Мы еще в детстве, не имея определенного понятия о том, что перевод, что оригинальное произведение, заучиваем их как сочинения Жуковского... Трепет объемлет душу при мысли о том, из какого ограниченного и пустого мира поэзии в какой бесконечный и полный мир ввел он нашу литературу; каким содержанием обогатил и оплодотворил он ее посредством своих переводов!"(1841).

И, наконец, может быть еще показательнее строки из письма самого Жуковского одному из своих немецких друзей, не знавших русского языка, но желавших прочитать Жуковского и понять, почему в России его почитают одним из лучших европейских поэтов. Жуковский порекомендовал другу перечесть в оригинале двенадцать стихотворений Шиллера, "Лесного царя" Гете, "Ундину" де ла Мотт Фуке. "Читая все эти произведения, верьте или старайтесь уверить себя, что они все переведены с русского, с Жуковского, или уюе уег$а, тогда вы будете иметь понятие о том, что я написал лучшего в жизни; тогда будете иметь полное, верное понятие о поэтическом моем даровании" ("Русский архив", М., 1902, V, с.145).

Итак, поэтический перевод - это способ перевода поэзии для самого широкого читателя, способ влияния на литературу переводящего языка, способ сближения языков и наций.

2. Стихотворный перевод - это такой метод перевода поэзии, при котором фактуальная информация оригинала передается на языке перевода не поэтической, а лишь стихотворной речью. Этот вид перевода очень близок к оригиналу в отношении слов и выражений, а равно и в стилистическом отношении. Мастерами такого перевода в прошлом веке были у нас такие блистательные поэты как Катенин, Фет, Вяземский, а в нынешнем столетии - А.Блок и М.Гаспаров. К сожалению, этот вид перевода искажает концептуальную информацию и практически не воспроизводит информации эстетической. В этом случае речь, конечно же, идет лишь о стихотворной, но не поэтической речи. Именно желание максимально приблизиться к оригиналу в вербальном и стилистическом отношении блокирует все попытки преобразовать стихотворный текст перевода в "пространственный" и подлинно поэтический текст.

Данный вид перевода полезен и пригоден для специальных и специфических целей: например, для фрагментарного цитирования поэзии в научно-филологических работах, для академических изданий литературных памятников, рассчитанных не на ищущего эстетического общения читателя, а па узкий круг педантичных специалистов, которых подлинник интересует не как эстетический феномен, а как анатомический объект -источник фактуальной и формально-стилистической информации. Поскольку данный вид перевода не приспособлен для передачи эстетической информации, он, естественно, никогда сам по себе не участвует в литературном процессе.

3. Филологический перевод поэтического текста выполняется прозой и нацелен на максимально полную (почти дословную) передачу фактуальной информации подлинника. Это открыто вспомогательный вид перевода, как правило, сопровождающийся параллельным текстом подлинника или обширными комментариями. Значение его - и научное, и практическое - может быть весьма важным. Данный вид перевода и не претендует на функцию поэтической коммуникации, но зато с максимальной точностью передает каждую фактологическую деталь оригинала и может служить важным подспорьем в работе исследователя, литератора или просто любознательного "ата1еш".

Каждый из перечисленных видов перевода как бы высвечивает оригинал под определенным ракурсом и дает о нем определенное представление.

Наверное, для того, чтобы такое представление стало объемным и по возможности исчерпывающим, каждый выдающийся поэтический текст должен в переводе существовать хотя бы в трех указанных ипостасях. Но только одна из них, а именно, - ипостась собственно-поэтического перевода - может, при определенных обстоятельствах, полностью преодолеть условную, но психологически едва ли не непроницаемую грань между двумя основными жанрами поэзии: оригинальным и переводным.

* * *

Все вышесказанное в том или ином виде и с разной степенью полноты не раз уже излагалось автором этих строк и, значит, в силу хотя бы этого обстоятельства никак не может претендовать на статус абсолютной новизны. Более того, перечитывая старые работы русских переводчиков и критиков, нельзя не заметить, что на их страницах содержатся (правда, большей частью в разрозненном виде) чуть ли не все элементы, составляющие ныне в своем единстве стройную концепцию художественного перевода, которая в общих чертах может быть представлена следующим образом.

Всякий поэтический текст необходимо рассматривать в трех аспектах: смысловом (что сказано), стилистическом (как сказано) и прагматическом (какую реакцию вызывает сказанное у читателя). Эти три стороны подлинника подлежат воспроизведению при переводе, однако, никогда не должны (да и не могут) передаваться со стопроцентной точностью.

Абсолютизация любого из этих аспектов ведет к определенному виду буквализма: смысловому (наиболее последовательно реализуемому в подстрочных переводах), стилистическому (иначе говоря, к "переводческому формализму", при котором дотошная передача второстепенных стилевых особенностей подлинника разрушает целостное впечатление) или прагматическому ("склонение на наши нравы"). Иными словами, из того обстоятельства, что поэтический перевод адекватен оригиналу только в смысловом (стилистическом, прагматическом) отношении, еще не следует, что он может рассматриваться как адекватный в целом. Общая адекватность определяется как "оптимальный продукт прагматической, семантической и стилистической адекватности" [3, 16].

В зависимости от характера подлинника тот или иной вид частной адекватности занимает главенствующую позицию: понятно, что при переводе "научной поэзии" или философской лирики требование семантической адекватности будет ригористичнее, чем при воссоздании символистской поэмы. Однако сами по себе свойства оригинала еще не предопределяют окончательно весомость частных видов адекватности; многое зависит от конкретной цслеустановки переводчика и, в частности, от того, какой аудитории адресует он свой перевод. Не случайно такие издательства как "Художественная литература", "Наука" или, скажем, "Детгиз", рассчитанные на разного читателя. предъявляют к переводу поэзии во многом различные требования.

Таким образом, с повестки дня снимается абстрактный вопрос о примате смыслового, стилистического или прагматического инварианта при стихотворном переводе; можно спорить лишь о том, насколько последовательно и искусно следует избранному методу переводчик или, наконец, о том, насколько в данном случае этот метод соответствует характеру подлинника и конкретному социальному заказу.

Описанная концепция, исходные постулаты которой были первоначально даны в работах сугубо литературоведческих, в завершенном виде сформулирована лингвистами. Разумеется, в этом нет ничего обидного для литературоведения: просто глобальную теорию перевода могла и должна была выработать паука, занимающаяся не только литературными текстами, а любыми речевыми произведениями и обладающая к тому же более четкой терминологией и более строгим аппаратом доказательства. С другой стороны, лингвистические методы не позволяют сколько-нибудь конкретизировать это общее "руководство к действию" применительно к переводу поэзии -данная область остается всецело за литературоведческой наукой. Последнее, впрочем, не исключает целесообразности использовать и лингвистический анализ при решении частных переводческих задач.

Но вернемся к суждениям патриархов русского поэтического перевода. Как уже говорилось, в них предвосхищаются почти все положения сегодняшнего переводоведения, в чем легко убедиться, сравнив их высказывания с основными принципами современной школы.

1. Стихи должны, как правило, переводиться стихами и, следовательно, труд переводчика сродни труду оригинального поэта.

"Переводчик от творца только что именем рознится" (В.Трсдиаковский, 1730). "Переводить стихотворца может один только стихотворец... Переводчик стихотворца есть в некотором смысле сам творец оригинальный" (В.Жуковский, 1810). "Стихи, переложенные прозой, даже хорошей прозой - умирают" (В.Брюсов, 1905).

2. В деле стихотворного перевода словесная точность не только не является критерием достоинства, но напротив - в большинстве случаев она умерщвляет перевод как произведение искусства и потому решительно ему противопоказана.

"Подстрочный перевод никогда не может быть верен" (А.Пушкин, 1836). "Иногда нужно отдаляться от слов подлинника, нарочно для того, чтобы быть к нему ближе" (Н.Гоголь, 1834). "Близость к подлиннику состоит в передании не буквы, а духа создания" (В.Бслинский, 1838).

3. В разных языках одна и та же форма может иметь различное прагматическое значение, поэтому желание во что бы то ни стало воспроизвести все формальные особенности подлинника (стилистический буквализм) вредит адекватности восприятия (прагматической адекватности). Между тем, при переводе лирики чаще всего задача переводчика и состоит в том, чтобы воспроизвести впечатление, оставляемое подлинником.

"Разные языки имеют различные свойства: может быть, на греческом спондеи отличаются особою приятностью, но русскому они совершенно противопоказаны и несродны" (В.Капнист, 1813), "Я думаю, что не следует переводить слова, и даже иногда смысл, а главное - надо переводить впечатление. Необходимо, чтобы читатель перевода переносился бы в ту усе сферу, в которой находится читатель оригинала, и чтобы перевод действовал на те же нервы" (А.ТолстоЙ, 1867,).

4. Дословный, равно как и "формалистический" перевод поэзии имеет право на существование только в чисто утилитарных целях либо при узкоспециальном назначении.

"Все сочинения Гете передаются по-русски в прозе... Так и должно переводить, если... хотим передать писателя как предмет изучения для своих соотечественников" (Н.Полевой, 1842). "Мы находим достойной похвалы мысль переводчика - переводить Данте не стихами (для чего потребовался бы огромный поэтический талант), а прозою, где главное достоинство -буквальная близость и верность, без насилия русскому языку и без ущерба плавности и правильности слога" (В.Белинский, 1843). "Мы в переводе своем не искали красивости и дорожили более верностью и близостью списка... Конечно, не каждый читатель будет в состоянии или захочет разобрать в неубранном списке достоинство подлинника, но зато художники (!) вернее поймут его, не развлеченные посторонними усилиями самолюбивого переводчика" (П.Вяземский, 1827).

5. Адекватность (верность, точность) надо понимать диалектически, а не с позиций буквализма. Кроме того, в зависимости от целеустановки переводчика соотношение адекватности смысловой, стилистической и прагматической может варьироваться.

"... г-н Фет старался о сохранении верности своего перевода с подлинником. Но как понимает он эту верность? ... Он хлопочет только о том, чтобы сохранить буквальную верность и составить пятистопный ямб... Остальное же все до него, можно сказать, не касается" (Д.Михайловский, 1859). "Гоняются за буквальною верностью в переводе только люди, не имеющие художественного чутья и понимания... Внешняя близость к подлиннику только делает всякий перевод безличным" (Д.Минаев, 1869). "Есть не только поэтические, но и художественные переводы... В художественном переводе не позволяется ни выпусков, ни прибавок, ни изменений. Если в произведении есть недостатки -и их должно передать верно" (В.Белинский, 1838). В отношении же автора "поэтического"¹ перевода, рассчитанного на широкую "публику", Белинский утверждает, что "он не только имеет право, но еще и должен выкидывать все. что непонятно без комментарий, что принадлежит собственно веку писателя, словом, для легкого

________________

'В терминологии Белинского понятие "поэтического" перевода включает в себя черты перевода вольного и популяризирующего.

уразумения чего нужно особенное учение". Характерно, что даже П.Вяземский, один из первых последовательных сторонников буквализма в поэтическом переводе, отнюдь не отрицал за "вольными" или "независимыми" переложениями право на существование. "Есть два способа переводить: один независимый, другой подчиненный... Первый способ превосходнее; второй невыгоднее; из двух я избрал последний" (1829).

6. При поэтическом переводе неизбежны существенные преобразования многих аспектов подлинника.

"Для того, чтобы передать верно иной образ или фразу, в переводе иногда их должно совершенно изменить. Соответствующий образ, так же как и соответствующая фраза, состоят не всегда в видимой соответственности слов" (В.Белинский, 1838).

Даже гораздо более частные приемы перевода получали обоснование в статьях и комментариях литераторов XVIII и XIX веков. Вот только два из множества возможных примеров.

А. В переводе допускается "суперсегментная эквивалентность", при которой релевантная черта подлинника воспроизводится не в том сегменте, где бы ей надлежало находиться, а в другом - более или менее отдаленном.

"Я, обнявши сумму слов гомерических, ни одного добавлять к ним не намерен, а для стиха заменяю иногда одно слово другим, у Гомера же находящимся" (Н.Гнедич, 1825).

Б. Исходя из прагматических соображений, в переводах допустимо прибегать вместо полных лексических соответствий к частичным, в основе которых лежит перенос по сходству, смежности и т.д.

Словно бы следуя рекомендациям новейших методик, А.Кантемир замечает по поводу одной из лексических замен в своем переводе "Песен" Анакреона: "В греческом стоит: киссос, трава незнакомая; хмель знакомее и силу речей авторовых не отменяет" (1736).

Казалось бы, не хватало малости - свести вместе, сцементировать единой методологией эти воззрения на перевод, каждое из которых по-своему справедливо. Но современное звучание приведенных формулировок не должно обманывать. Не забудем, что все они были выражением концепций гг просто различных, но часто и непримиримых, отражавших противоборство эстетических взглядов, так что никакая центростремительная сила не могла в то время объединить их рациональное содержание.

При этом главным "цементирующим" принципом явился диалектический подход к переводческой проблеме, состоящий в понимании того, что неизбежные отклонения и добавления при стихотворном переводе должны быть по своему поэтическому достоинству равноценны точно воспроизведенным деталям подлинника, благодаря чему они не только не разрушают эстетическую концепцию автора, а напротив - выполняясь в полном с ней согласии, помогают целостному ее воссозданию. Тем самым был преодолен порочный треугольник, вершины которого на протяжении стольких лет составляли (и продолжают составлять во многих зарубежных школах поэтической интерпретации) "добросовестный" (читай - семантически буквалистский), "формалистический" (стилистически буквалистский) и "вольный" (прагматически буквалистский) переводы.

ЛИТЕРАТУРА

1. М.Бахтин. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1975.

2. Н.И.Балашов. Структурно-реляционная дифференциация знака языкового и знака поэтического. - Изв. АН СССР. Отделение лит. и яз., 1982.-N2.

3. А.Д.Швейцер. Семантико-стилистические и прагматические аспекты перевода. Иностранные языки в школе. 1971. - N 3.

С.Власепко

(Москва)

Оставить комментарий © Copyright Гончаренко С.Ф. (alik-vagapov@rambler.ru) Размещен: 30/10/2011, изменен: 13/09/2012. 33k. Статистика. Статья: Скачать FB2		Оценка: *7.2314** Ваша оценка:
Аннотация: V. ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОД КАК МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ С.Ф.Гончаренко (Москва) ПОЭТИЧЕСКИЙ ПЕРЕВОД И ПЕРЕВОД ПОЭЗИИ: КОНСТАНТЫ И ВАРИАТИВНОСТЬ

Гончаренко С.Ф. : другие произведения.

Поэтический перевод и перевод поэзии: константы и вариативность