Человек, по имени Семен Луков, рыл землю. Но то что он подгребал лопатой, только на первый взгляд было землей. Да, так казалось проходящим мимо людям - приезжим - но потом, от родственников (которых приехали навестить) они узнавали, что это не земля, а скрап - черный отход добычи железной руды.
Руду, в этих местах, добывали годы назад, и этот отхо́дный скрап, годы пролежал здесь - в земле и на поверхности - ненужным, а теперь стоил денег.
Семен остановился передохнуть (не в первый уже раз). День был солнечным, но морозным. Работать на морозе трудно - если стоять слишком долго, начинаешь замерзать; если работать слишком долго, то мокнут ноги и начинаешь замерзать.
Но эти приезжие, проходившие мимо, выглядели довольными. Возможно немного озябнув в вагоне электрички, сейчас они размяв ноги согрелись, их радовало яркое солнце, да и предстоящая встреча с родственниками наверное тоже.
Эти люди рассматривали копателей (так как Семен был не один здесь, на этих черных дюнах, присыпанных снегом). И действительно, зрелище было не лишено занимательности, около полутора дюжин людей трудились в выходной день, да еще и в чувствительный мороз.
На обочине дороги стояли машины некоторых копателей, в багажники которых они грузили скрап. Но большинство копателей сдавали добытое прямо на месте - тем людям, что перекупали черные грязные комья. Сюда подъезжали и совсем разбитые Запорожцы; и Жигули; и повозки, что тащили за собой лошади.
Выгоднее было иметь личное средство транспортировки. Некоторые люди, даже не занимаясь трудом добычи скрапа, сильно разбогатели (по местным меркам).
Вот и сейчас подъехала лошадная повозка, человек - с виду обычный деревенский житель, и так же как и копатели одетый - спрыгнул на землю, и встал так, ожидая тех, кто подойдет для продажи. Но этот человек сильно отличался от своих односельчан, что трудились здесь - он был хитрее - он даже не будет заниматься погрузкой, копатели сами загрузят скрап на повозку, и будут благодарны за те малые деньги, что человек заплатит им.
А человек отвезет небольшую горку разнокалиберных черных комков на свой двор - и здесь ему придется поработать, разгружая повозку (но ему помогут в этом и жена и дети) - он прибавит эту горку к другой, что уже заметно больше привезенной, и уедет со двора снова. И возможно заедет в магазин и купит белые бутылки водки, а возможно, поступит еще хитрее и закупит самогона, что дешевле. Вернется обратно к копателям со своим прозрачным или мутным грузом и раздаст его задаром и у него уже будет своя клиентура, еще более благодарных ему копателей.
А своя горка - на его дворе - будет все расти и в какой-нибудь день он - этот человек - приедет в свой двор с самосвалом, договорившись с водителем или получив машину в аренду, и повезет черный груз далеко в город на металлургический завод, где продаст его за деньги на много большие чем те - что отдавал в своей деревне.
И он уже давно бы мог купить себе автомобиль - он даже выбрал какой - но продолжает играть в игру, притворяясь одним из копателей.
Но все копатели прекрасно знают, что перекупщики хорошо наживаются на них. Но лишь только взглянув в лица копателей можно понять почему они остаются добровольными частицами сложившейся системы.
Семен высок и худ. Его одежда грязна и сильно изношена, да и одет он не по погоде, потому ему приходится более других работать, чтобы согреться. Его лицо (с лицом происходит метаморфоза), лицо цвета рыжей ржавчины, и это не оттенок, а яркий его цвет, на щеках и у левого глаза его образовалось несколько неприятных наростов - каких-то шишек; само лицо какое-то темное и не ясно - небрит ли он или это само лицо его болезненно-темное; и темны его глаза, они глубоко сидят в глазных впадинах, и возможно это грязь въелась в морщины вокруг них.
Не все копатели так страшноваты. Сюда приходят и люди, что крепко держатся на плаву жизни. Они приходят, чтобы подработать в выходные дни или работают во время отпусков, чтобы добыть лишний заработок в семью; ну или пропивать эти деньги, если так же понеслись в направлении к обочине жизни.
Семен вдохнул, последний раз, полной грудью перед тем, как опять напрячь тело. Но этот вдох вышел ему боком, вместо прибавления сил у него что-то заболело в груди. Неприятная, глухая боль пряталась давно уже в темноте его тела и отзывалась то тут, то там.
Он перетерпел ее и в этот раз. Усилием принудил себя работать (помня, что деньги нужны - они почему-то всегда нужны!). Семен поднял лом и стал работать им. Долбил.
Глухой звук ударов в грунт. Довольно громкое позвякивание стали лома о иногда попадающийся щебень.
Семен трудился.
(Как и другие копатели.)
Но этот момент работы не отнимал всей его силы - физическую да, но голова его была свободна. Часто голова его была воздушным шаром - совсем пустым - только несколько затуманенной нечистым воздухом, парами прошлых возлияний. Но Семен так давно привык к физическому труду, что это не всегда отвлекало его. Да, иногда Семен растворялся в мерных движениях, но бывало он растворялся и в другом - в воспоминаниях - погружался в глубины собственной памяти.
И сейчас он стоял у края этого, не всегда благодатного водоема (ведь обычно люди запоминают, более - плохое, чем хорошее; оно - это сумрачное - резче и больнее входит в душу); стоял готовый прыгнуть, погрузиться в него.
Много из того, что он вспоминал - он не хотел помнить, хотел бы забыть навсегда, но были моменты прошедшего находиться в которых - переживая их на́ново - он хотел бы всё длить и длить; эту прошлую радость, настоявшуюся со временем, ставшую крепче.
И что осталось у этого сорока семилетнего человека - выглядящего стариком? Что другое осталось у него? Только дыра. Дыра жизни. Совсем черная. И он, стараясь, ловил в своем черном омуте памяти - этих золотых рыбок - приятные воспоминания.
У него же были дети. Любил ли он их? Он не помнил уже. И не то чтобы не помнил - любил ли он своих детей - отношение к своим детям, само это слово - любовь - он не помнил. От слова остался только звук - именно слово - с забытым смыслом.
Ведь у него была жена. И зачем тогда вспоминать - говорить о том - любил ли он ее? Но ведь любил же! Это - то он помнил твердо. Но помнил не именно чувства к ней - не сами эмоции - а помнил, что делал совсем юным, помнил, как говорил - что любит.
От этого воспоминания Семену почему-то - и все-таки - стало приятно. Но, ведь он же вспомнил! - что она, его жена - такая красивая, молодая, отвечала ему тогда, в те моменты, отвечала приятное ему!..
Лом соскользнул с особенно крупного черного камня - Семен ударил себя по ноге. Он зло выругался. Ступня болела. И на глади его воспоминаний, его озера памяти и надежд, появилась (такая же злая) трещина - чистая вода, забурлив, скрывалась в ней.
Зачем был тот день? Зачем были все те дни? Зачем эта невинность - наивность? Зачем эти слабость и простота души?
Ведь у него же была семья!
... была. Раньше.
- раньше -
Работа в бригаде зрелых - да в общем то разных по возрасту - мужчин.
Первая работа.
Но это первая работа не сразу же стала катастрофой, были и другие места работы. Но это потом.
- а сейчас -
Работа тяжела. Напряжение для всего тела почти непосильное. Но он же крепкий парень. Физически сильный очень. Ему всегда это говорили, начав с детства. И это было правдой.
Он работал не хуже других - был сильнее многих - поднять такой груз, как поднимал он, мало кто мог. Но он выдыхался, довольно быстро слабел, уставал. Но видел, что другие - эти слабаки - щуплые, сутулые (они же старики!) - все работают и работают, напрягаются не переставая.
Это его так огорчало! Ведь жена ему говорила - ты такой сильный; и он так хотел, чтобы и дети - его дети - говорили то же. Он наблюдал за сослуживцами: утром - во время появления на работе, в обеденный перерыв, и перед отправлением домой - а иногда (да даже довольно часто) это происходило и во время работы; а именно, он слышал звон стаканов, чувствовал самогонный дух, видел его мутность.
- мутность -
(Видно эта мутность застила ему глаза.)
Он видел это и думал, что, наверное, именно это придает им силы.
- алкоголь -
(они)
Но он же не был дураком - я молод! я высок ростом, строен! я красив! Девушки обращают на меня внимание... неужели же я, хочу превратиться в одного из них!
- они -
Худоватые, страшноватые. Были радушны к нему. А он был робок.
- ну, молодость же -
Он очень стеснялся, но повторял:
- Да я не пью!.. У меня семья...
("Дети, им будет неприятно," - это уже про себя.)
- А - а, ну как хочешь! - отвечали ему сослуживцы.
Они не обижались, просто это было проявлением радушия с их стороны - предложение сесть за стол. (...где звенят - звенит!.. А потом работать и работать. И он до упада - а они хоть бы что! Хоть бы что!!)
Бригадир: - Слабовато работаешь, - серьёзный мужик - Семён его так уважает.
- Давай с нами! Садись, - и звенят, и льётся...
- Садись!..
(- Но семья...
- Я не...
.. семья. Всё ради семьи... Всегда всё ради семьи! Зачем?! Почему?! Ведь они же... Ведь им же... не говорят - ты слабовато работаешь.
Ведь они же (сослуживцы) - все вместе... как целое - одно целое.
- они одно целое -
А я один - отщепенец. Так неприятно... быть одному.)
- они -
А они радушные люди. Предлагают. Отказывается. Не обижаются. Разговаривают с ним. Общаются. Пытаются... А он стесняется... их.
- но молодость же -
(Ведь он же такой сильный. Все говорят... а не может.)
Он не знал, заблуждался, что не алкоголь, а выносливость - многолетняя привычка к тяжести их труда оставляет его сослуживцам силы на весь трудовой день и далее, на всю неделю - на все недели.
- он ошибался -
- Будешь! - кивок на то самое (мутное, налитое в то, что звенит)
(- Но ведь семья... Забыть! Я...)
- Я устал что-то... Да - давай!
- О-о-о! Правильно! Знаешь по телу какое расслабление - глотая.
- И холодновато сегодня, - кто-то другой.
- Да, и греет отлично-о! - глотая, кто-то третий.
- глотает -
- Давай ещё!
- Давай ещё...
- и они превратилось в - мы -
Зачем-то это всё происходило? Да и с самого начала, что-то было неправильно. Что?... Да, лучше забыть, зачем это... Всё это помнить.
Нога "прошла". Я пожалуй сегодня задержусь. Вроде не мёрзну. Погода хорошая. Короче останусь, и пройду там у всех - когда все уйдут! Может, что останется. Наверняка останется. Зима, темнеет рано, в сумерках не разглядят. А у меня - то зрение ого-го! - отличное. Уж я не пропущу. Сумками перетаскаю куда-нибудь этот скрап, и завтра уже будет с чего начинать. Да-а...
Семён опустился на колени - штаны немного промокли, но было терпимо - стал выбирать куски скрапа руками. Бросал в свою кучку. Некоторое время. Пальцы замёрзли. Мороз. Но продолжал. (Ведь надо...Ведь деньги...)
И нудность работы. И память.
(- ...Опять эта память!..)
Ведь была работа. Другая. Много платили. Не тяжело было. Много прошло лет, он привык, давно не отставал от других - был даже из первых. Уважали. Но эта работа, да-а...
Ведь зачем надрываться, можно же работать меньше, легче - получать больше.
- выгоднее работать -
Эта работа была выгоднее. Можно было взять больше. Больше чем давали. Взять самому. Понятно, украсть. Но нет. Тюрьмы в его жизни не было. Судьба избавила его от тюрьмы, да и до сумы пока не довела. Он брал по-разному, много и мало. Брал что мог. Ведь стройка. Здесь много...
- много-
Да, много возможностей. И ведь для семьи. Всё для семьи. Да.
Сначала. Построить дом в деревне. Трубы, там... Трубопровод. Газопровод. Провода, там... Проводка, электричество. А перед этим, конечно, - кирпич, шифер, там... Да - всё уже там.
- построил -
А оно всё есть и есть. То есть - всё-о! Кирпич, там... Проводка, там... Трубы, там... И куда же всё это?
Ну продать... Конечно... Да...
Для семьи.
Ну а себе-то?
Надоели. Орут...
Она: - Ты пьяный!
Они (то есть дети): - Папа! Папа!
А отец устал. Я же всё для семьи! А они!..
- потерял работу -
(Выгнали.)
А они всё: - Папа! Папа! Да: - Ты пьян!
(- Ну их на хуй!..)
- а потом вдруг суд -
Десятилетний малыш: - Он бил нашу маму.
- развод -
Опять они.
Они (то есть дети): - ...! - в слёзы.
Она: - Посажу! если не выпишешься из квартиры.
- Да ну их на хуй!
- в полный голос -
Но сам оказался где-то. То есть нигде. Где друзья?! Ведь раньше так мутно, славно звенели. Вместе звенели.
Где?
Нету.
Где работа? - где было всё. То есть всё-о!
Нету.
Но ведь у меня же была семья!
- как вопль -
(Да, была.)
Теперь нету.
Семён Луков умер, как человек. К сорока семи годам его личность практически разрушена. Он превращается в чудовище. Он злобен, он груб, он жесток. Моральные ценности полузабыты где-то, и вообще подёрнуты мутью.
- той самой мутью -
Моральные ценности потеряли свою ценность для него. Он стал другой. Он оборотень. Тот оборотень, катализатором превращений которому служит не луна, а алкоголь. И его метаморфоза происходит не в одночасье - не в миг восхода мутной луны - она растянулась в годы. Изменяется его тело, изменялось нутро его души; и изменилось - он чудовище - не человек; и вскоре и внешне станет чудовищем. Хотя и теперь страшен.
- мы -
Мы все были вместе. Теперь мы все по-отдельности. И все мы одинаковы в своей отделённости. Мы все здесь, на поле с чёрными дюнами. Все мы здесь...
- отдельности -
Не все копатели отдельности. Но Семён Луков точно есть отдельность. И кое-кто из тех, кто работает неподалёку - тоже отдельности. Это видно по их лицам - лицам оборотней, это видно по их походке, как ни странно у многих она моряцкая! Но это становится объяснимым, если задуматься. У оборотней со стажем вырабатывается определённая походка, ведь во время восхода мутной их луны, вся эта земля под их ногами, превращается в палубу корабля, захваченного штормом. И они просто привыкли ходить по этой палубе. Многие их судьбы сходны с судьбою Семёна, и даже - бывает до странного - похожи одна на одну. Но есть, прожившие по-другому, но направились к тому же - они бездомны, и безбытны; изначально - сироты духа. Поддавшись соблазну, отреклись от мира смолоду, а мир отрёкся от них. И они (все они) даже не маленькие люди - маленькие человеки, они никакие люди, а именно "никты"
- никты -
Зачем-то родились... Зачем-то жили, прожили... Потому и печальны, потому и моряки.
- сироты духа -
Одиноки в своём поиске - ведь потеряли самое ценное. Заменитель слаб, потому что не всегда помогает. И куда им?..
Как идут они - плохо одетые, грязноватые, с плохими лицами - что женщины, что мужчины - с сумками, с полиэтиленовыми пакетами в руках, из которых торчат (так как пакеты заполнены до отказа - эти люди не умеют экономить, живя одним днём) - жёлтые "роллтоны", и слышно, как позвякивают бутылки водки, а если у встречного прохожего будет достаточно острое обоняние, а у копателей удачный день, то он (прохожий) почувствует сильный колбасный дух из сумок.
Но лица копателей всё равно будут скорбны - эти люди улыбаются редко, неся свою боль постоянно с собой, на собственных плечах.
Копатели расходились. По одному или небольшими группами. Сдавали добытое, получали деньги или "натуру" - по выбору. Семён чаще брал водку, как сделает и в этот раз (предвкушая это целый день). Но это в недалёком будущем.
- а пока -
Семён всё копал и копал. Лопата его давно была отполирована до блеска, блестел - от сальной втёртой грязи - черенок, блестел металл от частых встреч с твёрдым грунтом. Металл лопаты позвякивал, Семён трудился, всё глубже "вгрызаясь" в свою чёрную дюну - как до того "вгрызался" в темноту своей памяти - ведь в этой материальной черноте камня и земли тоже находится драгоценное для него. Он не торопился, он знал, что кто-нибудь из перекупщиков обязательно дождётся, пока он закончит (и он даже знал кто). Но это не волновало его сейчас, сейчас он растворился в движении тела - мерно, однообразно его тело исторгало волну силы - через черенок лопаты - вглубь земли. В стороны летела чёрная пыль, и белый ранее снег, был покрыт ею вокруг того места, где работал Семён.
- он трудился -
Забыв о морозе, и забыв, что устал, бросал лопату и выбирал вырытое руками и опять копал. Но вся эта работа была обычна, так же работали и все другие копатели, просто Семён задержался дольше других. Он не торопился возвращаться домой, всё длил и длил удовольствие ожидания (ведь известно, что ожидание всегда интересней, тревожней ожидаемого), но не именно возвращение домой, а момента получения платы.
- дом -
Его дом - квартира в бараке, три крохотных комнаты и кухня-прихожая. Но он - они - живут только в одной комнате, самой маленькой. Нет денег чтобы купить дров и угля (на это никогда нет денег)... Ведь Семён выходит копать не часто. И ходит только он один, а живут втроём. Ещё один человек - существо, не работает, чаще никогда. И Семён уже сам забыл - толи этот человек - существо, его друг (был его другом), толи это и есть хозяин квартиры. Ещё есть женщина - бывшая дама - но здесь всё ясно - не работает - всё-таки дама... была.
- в самой маленькой комнате -
Электрическая плитка постоянно включена в сеть, но не для приготовления пищи (пищи часто не бывает днями... побираются по соседям), а для тепла (эта зима очень холодна). Здесь кровать только (кроме плитки) и пол. Здесь собираются все трое.
Семён, забыв про дом; забыв что у него нет дома; забыв что можно спешить домой; работал.