С легкой руки соседки, тети Маруси, девочку с детства звали не Родикой, а Радой. Не удивительно, что цыганское имя привязалось - все в поселке знали, что тетя Маруся настоящая ведьма. Вернее, была настоящей ведьмой. В последнее время соседка сильно сдала, и Рада, забегая проведать старуху, понимала, что той недолго уже осталось пугать непослушных ребятишек.
-Что смотришь? Жалеешь? Думаешь, состарилась тетя Маруся, - спросила бабка, жадно впиваясь беззубыми деснами в мякоть принесенного Радой свежего хлеба. Сглотнув прожеванное, она перешла на шепот: - Я ведь, девка, не злая ведьма, добрая, ну и как тебе понять, что не могу я терпеть то, что вижу. Не хочу смотреть, а вижу. И так мне больно, что нету сил жить. Сама к смерти иду...
-Что видишь, тетя Маруся? - равнодушно спросила девушка, не придавая значения старческому бреду соседки. Но следующие слова заставили прислушаться.
-Судьбу вижу, - объяснила тетя Маруся, болезненно морщась. - Над каждым, вроде как облака, картинки такие. И хоть бы одна светлая. Или время такое пришло, или проклял кто-то края наши. Куда ни глянь, только боль да страх. И не предупредишь, не изменишь. Вот и ты..., - бабка замолчала, но Рада схватила ее за руку:
-Что я, тетя Маруся? Что со мной будет?
Бабка покачала головой:
-Правды хочешь? Лучше не знать.
-Правду скажи! Я сильная, стерплю, - настаивала девушка.
-Сама напросилась, - старуха вгляделась в мерцающую над головой Родики тень. - Скажу. Погубит он тебя вскорости, - тоскливо сказала тетя Маруся. - И ребенка погубит. Пожар вижу. Дым. Смерть. А потом и сам сгинет. Ох, горюшко!
-Нет! Врешь! - отчаянно выкрикнула девушка и выбежала из лачуги соседки. По дороге к кафе, которое Раде удалось открыть благодаря помощи двоюродных братьев, служивших в полиции, она пыталась убедить себя в том, что старая ведьма обманула, ошиблась. Но вот только слишком уж слова бабки походили на правду.
Муж, Михаил, в первые годы брака добрый и спокойный, потеряв работу, начал пить. Когда Родика открыла кафе, сначала помогал, потом вновь запил с дружками, не простил, что жена не сдалась, оказалась сильнее, умнее, оборотистее. И рождение дочки, Настюхи, ничего не изменило.
В последнее время, по пьянке, муж начал распускать руки, драться, а потом, проспавшись, плакал и просил прощения. И ничего не помнил. Пару раз чуть не поджег квартиру. И Родика испугалась. Страшно было не за себя, за ребенка. И хотя Рада по-прежнему любила мужа, она уже начала подумывать о разводе, когда тетя Маруся ударила по больному.
-Неужели ничего нельзя изменить? А если разведусь? - спросила она, придя к соседке просительницей на следующий день.
-Еще хуже, - покачала головой тетя Маруся. - И мать сгубишь. Если вот только попробовать обмануть судьбу, поменять.
- Я заплачу! Ничего не пожалею, чтобы Настьку спасти! Ведь можно что-то изменить?
-Изменить-то все можно! Отрежь-ка прядь! - бабка дала девушке ножницы и, с трудом приподнявшись с лежанки, доковыляла до плиты и бросила волосы в кипящий на плите котел с корешками. - Попробую! Но нелегко будет. И заплатить тебе придется. Да только не деньгами. За жизнь жизнью платят.
-Это как? - дрожащими губами спросила Рада.
-Чтобы дочке помочь, надо другую жизнь отдать, - объяснила ведьма. - Мужа. Все равно не судьба ему долго протянуть, а с Настькой тогда все хорошо будет. И счастье ей свое отдашь.
-А как же я? - жалобно спросила Рада.
-Жаль мне тебя, хорошая, но мало я могу. Отсрочку вот только разве, - задумчиво пробормотала старуха. - Тебе сейчас сколько, двадцать пять? Если решишься, до тридцати лет удача тебя не оставит. А потом - бойся хризантем. Чужой смертью долгое счастье не купишь.Он тебя все равно достанет... Цветы вижу. Дым. И все!
И Рада решилась. Не ради себя, ради дочки. Принесла старухе прядь волос мужа, произнесла роковые слова согласия и заглянула в котел.
Зеркало, - поняла Рада, увидев свое отражение в черном стекле, в которое превратилась кипящая жижа. Но это было странное зеркало, похожее на окно, ведущее в другой мир. Изображение свернулось, сузилось в одну точку, а потом в глубине запылал пожар. И появилось лицо Михаила, искаженное, чужое. Глаза обожгло красным, но картинка сразу же изменилась, как только бабка развеяла над котлом пепел сожженных волос. Огонь сменился снежной белизной, и зеркало исчезло. В котле вновь закипела жидкость.
-Получилось, - торжествующе сказала ведьма.
После бабкиного наговора Рада не стала ждать перемен. Она подала на развод, доверила кафе старшему племяннику, а сама уехала в Москву, на заработки. Пятилетнюю Настьку пришлось оставить с матерью.
Той же зимой из дому написали о смерти тети Маруси и Михаила. Ведьма тихо скончалась в своей лачужке, а бывший муж, пьяный, замерз в сугробе. В снегу.
Рада долго плакала, винила себя, но бабкины обещания сбылись - жизнь изменилась. Удача, то ли сама по себе, то купленная смертью мужа, резво побежала навстречу.
Рада Илиеску работала в строительной бригаде отделочницей, себя не жалела, выкладывалась, училась. Трудолюбивую, способную работницу заметило начальство. Она быстро стала бригадиром.
Теперь Рада зарабатывала несколько тысяч долларов в месяц, сняла хорошую квартиру, приоделась, и начала посылать деньги матери на хозяйство и дочке на учебу в элитной школе. Приезжая домой, в небольшой поселок на севере Молдовы, с ужасом смотрела на подружек и одноклассниц, опустившихся, спившихся, готовых на все от беспросветности безработной жизни, в тридцать лет превратившихся в старух. Сама Рада без удивления встречала завистливые взгляды женщин и заинтересованные взгляды мужчин.
Красивая, стройная и энергичная, Рада не страдала от одиночества. Дома, в поселке, познакомилась с Нику. Участковый, друг двоюродного брата, моложе Рады на три года, но близкий и любимый, хотел жениться, но не соглашался ехать в Россию: не мог оставить больную мать, да и - редкая по нашим временам совестливость - верил в то, что хоть кто-то должен поддерживать в поселке закон и порядок.
В Москве Родику ждал Вадим. Бизнесмен, на десять лет старше, он звал замуж, обещал прописку, квартиру, гражданство, поддержку и заботу, но Рада все не могла решиться. А как же любовь, Нику?
Тридцатилетие она встретила в отпуске, в Молдове, так и не приняв никаких решений, а в поезде, на обратном пути, с недоверием вспомнила страшное пророчество тети Маруси.
Ей, Раде, тридцать лет, она возвращается в Москву, и как будто бы все хорошо. Мать здорова. Дом и хозяйство в поселке, благодаря московским заработкам, в порядке, да и Нику не оставит, и за дочкой присмотрит. Учителя наперебой нахваливают Настьку - умница, красавица, отличница. Даже с поездом Раде повезло - она ехала в купе одна: большинство пассажиров теснилось в дешевых плацкартных вагонах. Нет, глупости говорила старуха! Да и кто в наше время верит ведьмам?
Наконец, оторвавшись от воспоминаний, Родика позвонила Вадиму:
-Ты меня ждешь? Встретишь на Киевском вокзале?
-Конечно. Уже еду. И цветы купил, большущий букет. Золотистые хризантемы, красавицы! Тебе понравятся!
-Нет, нет! - ахнула девушка, отступая к дверям купе. - Не надо! Не надо хризантем! - крикнула она пищащему мобильнику, но было поздно. Перед глазами вдруг всплыла картинка из бабкиного котла, много лет таившаяся в подсознании: безжизненное лицо Михаила и протянутые к ней призрачные руки.
Поезд резко тряхнуло, и Рада, падая, ударилась головой о дверную ручку.
На следующий день в газетах упомянули о происшествии. Чтобы избежать столкновения с товарняком, поезд Кишинев-Москва резко затормозил, и один из вагонов загорелся. Его оставили на ближайшей станции, а пассажиров перевели в другие вагоны. Жертва была только одна - какая-то девушка, потерявшая сознание от удара, случайно задохнулась в дыму.