В переулках ночных, не воскресших при свете дневном,
Станет уже, теплей и слышней тишиной,
Кто родился, полжизни по ним прошагав, -
Не узнал и не узнан; но плакал, - узнав.
Временами январь слышит тихий тот плач,
И капелью у крыш, и с ветвей гонит вскачь -
Ледяные струи, что прозрачнее слёз;
Но земля умертвлёна - в свет белых берёз.
И страна называет свои имена,
Та - проклятая, злая, Святая страна...
Сквозь забвенье, проклятье, безумие, страх,
Всё она донесла - в ослабевших руках.
И тебе подарила. Тебя не прощу,
В свет земли неокрепшей тебя прекрещу.
И забуду те долгие, тихие дни,
Где овалом пруда отражались огни,
Освещавшие вход, обелявшие тень,
И разлётом колонн - окружавшие день.
А за тенью аллей - сумрак, звёздная ночь,
Будто чьи-то шаги, что услышать - невмочь.
Будто чьи-то опавшие - в солнце слова,
Да разбитая мглой - синева.
Январь 2001.
В мне ушедшего призрак застынет, как тень.
А по миру - метель... бьётся, тает метель.
Лужи, мёртвые окна, глазницы ворот...
От меня эта ночь - не уйдёт.
Ветер странствий сметёт ледяную печаль...
А пока - пред глазами высокая даль;
Неба звёздного рай, купола под крестом.
И мучительный рай... и слова не о том.
Январь
В каплях талой воды, что прозрачнее неба,
Белым бисером висли - на тёмных ветвях,
Солнце вышло врасплох, чёрный взгляд, столько требуя,
Взликовал и растаял! А сколько в тех днях
Сером мраком давило - до смерти, до крика,
До исступленной боли, что крылась на дне,
Солнца взгляд - взгляд сожжённого, белого Лика...
На прохладной, слепой, жгучей, синей волне.
Январь
Изумруд среди снегов, - звонкой сыростью туманной;
Ив - серебряно и рано, - жемчуга! Здесь горьких слов
Выговаривать не надо...
Средь зимы, земного ада - бурный трепет облаков.
Стань забвеньем белых снов, - одиночество, отрада!
Январь, конец
Ветви - серые чертоги, опахалом в серебре.
Царством их - забыть тревоги, буйство слёз и слов - тебе.
Метель лёгкая играет, замывает окон свет.
Всей душой теперь сгорает, той, которой ждёт ответ.
Февраль
Небо в блёстках серебра - с жаждою ненасытимой!
И безликая пора омертвела ржавой льдиной.
В золотых ветвях средь дня песни, вздрог и восклицанья!
И страна та - без меня - бесприкаянней, безжданней...
Голубого серебра
Жизнь, отчаянье, надежда!
А - вчера, ещё вчера -
Ветра белого дыра,
И молчанье, - битвы прежде.
Февраль
В седине слепого утра - бледного, холодного,
В снегирях и перламутре, в тайне сна бесплотного,
В снеге, в сырости, тумане - жаждою не мерянной
Океан весны вскипает - утрами расстеленный.
В томном щебете, в полёте, в вздрог ветвей раздетых,
В синих сумерках, на взлёте дня, - мечтой не спетой -
Всем - в забвеньи. Дом покинут, дом, - святой и тесный.
В белый цвет укрыта радость мукою телесной.
Март
Дым розовый... и жалоба, и бег, колыханье в ветвях...
Во всё половодье разжатая, - душа умерла второпях.
До рани, до солнца - раздетая, здесь - белой пустыне чернеть.
Желала б грозою и ветрами она - эту землю раздеть!
А в розовом омуте вечера - зияет разломанный свет.
И жалобой этой - поверила, - что смерти и омута - нет.
Там в соснах - бескрылыми стаями - оборванные облака.
Но что-то до дна не дотаяло...
Ночь. Белым туманом река
Плетясь, зажигает нескорое - из утр, - удивлённым, - одно.
Кому-то опять - будет полно - так, кому - быстрой жизни вино.
Март, середина
Ветви встречаются с закатом,
С ним перекрещены кресты,
Верхи домов, лучи из злата -
Целуют крыши и мосты.
Тебя я встретила когда-то,
Но только ты - уже не ты...
Белей, прозрачней немоты,
И долгожданнее - заката!
Верхи церквей узор свой внятный
Плетут и тают - с высоты.
Начало апреля
На прозрачном и сонном от лёгкой бессонницы небе
Цвет отчаянья тонет и спит предрассветная тьма.
Обнажилась земля до корней; ветви в трепете медном,
В седом трауре по непрожитым и смутным годам.
Чёрств и горек земли вкус и цвет, немота, одеянье.
Боль непрожитых зим вдруг иссякнет в мгновенье; потом
Будет робкий тот звон, отголоском души ликованья
Погребальный и тайный, разбитый в апрельский потоп.
У аллеи не видно теней... Кто не умер, сюда вновь вернётся,
Сквозь погибшую жизнь, где у улиц истлевший уют.
Будет тоже взывать, как взывало и таяло солнце.
После жизни - у смерти жестокий и бедный приют.
8-е
(За несколько ослепительных, жарких, почти летних дней, полностью сошёл вымерзший, оледеневший снег. Казалось, земля никогда не вздохнёт, не освободится.)
В бледных вершинах согретой земли
Струн посеребренных тонкие струи,
Всё невесомо, всем тает вдали...
Слёзы и счастье, солнц полнолунье!
Стали и ночи похожи на дни
В блеске прозрачном, бессоннице мутной,
Запахе пьяном рождавшихся грёз...
Только на листьях ещё не родился
Яркий тот блеск ранней повести; - врос
Чем-то он жжённым в лица, -
Чем-то с тоской недопитым в глазах, -
Чем-то слепым и глухим в ожиданье.
Весь мир проталиной - в долгих слезах -
Или в отчаянье, иль - в покаяньи.
Середина, перед поездкой в Нижний Новгород
О Т Ч А Я Н Ь Е
А на ветвях звенит серебро - и приходит холодное лето,
И размокли пруды и очистилась талым - вода.
Голый лес вспоминает, чернея со дна до рассвета -
Свои жаркие трели, и жалобу; снова звезда
Вкруг овала у лунного облака ярко пронзила
Белый свет очей жаждущих, ждущих, болящих очей,
А у моря, что млечным дождём облака растопило -
Беднота и смиренье и горестный звон без свечей.
Осеребрилось талым дождём, небом, тающим в ветвях,