Предлагаю вниманию читателей наглядный образец подлинно научного юридического текста. А не оголтелого бездарного и мутного шарлатанского нагромождения юридической терминологии, чем отмечена вероятно вся юридическая литература в России после 1960 года.
Когда-то нужно в истории советской юридической науки выделить этапы "в детских штанишках", скажем с 1920 по 1930 год, "прыщавая юность" -1931-1941 годы, "обретение послевоенного равновесия" -1947 -1960 годы, "полноценная научная молодость" -после 1960 года. А с 1991 года начался этап "уродливый юридический выкидыш"? Или в чём существо российской юридической науки после этого года?
Что в прошлые 50 лет кандидаты и доктора юридических наук знали о реальной практике российского законоприменения?
И какими же выблядками были кандидаты и доктора юридических наук которые после 1960 года располагали возможностями власти в качестве штатных работников прокуратур, судов и непонятного "министерства юстиции"? Смогут они отбиться от обвинения что фактически они были наглые дураки и дуры при государственных должностях?
А если знания о практике правоприменения в последние 50 лет не было (считая с 1970 года...), то все писания российских юристов больше всего похожи на маниловские теории о праве, законе и правоприменении...
Предлагаю обозлившимся юридическим маразматикам поделиться со мной сведениями - сколько монографий по юридическим темам было создано в России после 1970 года, считая только публикации где не меньше 150 страниц?
Заодно предлагаю в качестве эталона юридического шарлатанства считать любые 10 страниц из книге некоего Чхиквадзе "Государство. Демократия. Законность". И сам ли автор, директор юридического института накатал эту книжку?! Или для него подчинённые дружно высрали кучу его "трудов"?
Если научный коллектив этого института со всех сторон был гадючьим гнездом, то неужели качество научных трудов там сляпанных имело отношение к юридической науке?
Может в сообществе юристов России нужно устроить разновидность событий 1917 -1921 года с соответствующим погромом?
Образец подлинно научного юридического текста.
Откуда : Мишель Фуко Власть к истине.*
* Поскольку текст взят в Интернете, то как страницы в нём подогнать к типографскому изданию, если подобное в России было выпущено до 2020 года?
Мои возможные замечания выделены так: ==... ==
*** По сути дела, несмотря на различия эпох и целей, представление о власти продолжает неотступно преследоваться монархией. В том, что касается политической мысли и политического анализа, король все еще не обезглавлен. Отсюда и то значение, которое в теории власти все еще придается проблемам права и насилия, закона и беззакония, воли и свободы, особенно же государства и суверенитета (даже если в случае этого последнего обращаются уже не к особе суверена, а к некоему коллективному существу).
== В условиях России "коллективное существо как юрист" -это шайка тупых, наглых и обнаглевших дурищ и дураков. В России баб вообще нельзя допускать в научную юридическую деятельность или на практическую работу. Они как юристки -хуже блядей привокзальных подвыпивших! Можно ли за 1-5 подлинных юристок упрятать под 3000 всякой швали бабской?! А ведь этой мрази среди юристок может набраться и 30 000? ==
Мыслить власть исходя из этих проблем - значит мыслить ее исходя из некой исторической формы, весьма характерной для наших обществ: формы юридической монархии.
Весьма характерной и, несмотря ни на что,- переходной. Ибо даже если многие прежние ее формы дожили до нынешнего дня и продолжают существовать и сегодня, все же мало-помалу в нее проникли новые механизмы власти, не сводимые, по всей вероятности, к представлению о праве.
== Кто возьмётся разобраться, насколько сводятся или не сводятся "новые механизмы" в России к оголтелой от хамства дури баб и мужиков при правоохрЕнении?
Если российское правопонимание выросло из жопы Ленина как "диктатура пролетариата", то ведь это в некотором смысле перекликается с "монархическими оттенками" которые Фуко видит в западной юристике.
Теперь, когда прошло 100 лет, возьмите бредни Ленина о диктатуре пролетариата и попробуйте конкретно и детально понять суть их развития в течении следующих 40 лет. Ленин однозначно имел в виду нечто, что подлежит активному применению примерно в ближайшие 24 месяца? Он был полный дурак в проблемах исторического развития чтобы иметь хоть какие-то предположения о 2-3 ситуациях возможных за пределами 36 месяцев... ==
Как мы увидим дальше, именно эти механизмы власти, по крайней мере отчасти, и взяли на себя, начиная с XVIII века, заботу о жизни людей - людей как живых тел. И если верно, что юридическое могло еще служить для того, чтобы представлять, бесспорно неполным образом, власть, центрированную преимущественно на взимании == налогов == и смерти == способах казни ==, - то оно оказывается уже абсолютно чужеродным тем новым приемам власти, которые функционируют не на праве, а на технике, не на законе, а на нормализации, не на наказании, а на контроле, и которые отправляются на "таких уровнях и в таких формах, которые выходят за границы государства и его аппаратов". Вот уже несколько веков, как мы вступили в такой тип общества, где юридическое все меньше и меньше может коди
{i}189{/i}
ровать власть или служить для нее системой представления.
== В России "дурак при власти, держи крепче за морду умного!!" ==
Наша скользкая дорожка все дальше и дальше уводит нас от того царства права, которое уже тогда начинало отступать в прошлое, когда Французская революция, а вместе с ней эпоха конституций и всякого рода кодексов, казалось бы, его возвещали для ближайшего будущего.
Именно это юридическое представление до сих пор и используется в современных анализах отношений власти к сексу.
== Да к чему угодно, просто на примере темы секса Фуко формулирует суть большого комплекса проблем.
Что в России знают о всеобщей открытости и доступности секса в Европе до 17 века... Начиная с секса у 5-летних посреди улицы. Читайте внимательно: у 5 летних, а не "с пятилетними"... И на каком простейшем языке 10 летних тогда говорили о сексе даже 50 летние... Другого языка тогда не было, между прочим...
Подлинный язык Шекспира -это нечто прямо противоположное советским переводам!! ==
Проблема, однако, вовсе не в том, чтобы установить, действительно ли желание чуждо власти, предшествует ли оно закону, как это часто себе представляют, или же, напротив, что вовсе не закон его конституирует. Вопрос не в этом. Чем бы желание ни было, тем или этим, его в любом случае продолжают мыслить в отношении к власти, неизменно юридической и дискурсивной,- власти, центральный пункт которой сопряжен с высказыванием закона.
Мы по-прежнему остаемся привязанными к определенному образу, выработанному теоретиками права и институтом монархии,- образу власти-закона, власти-суверенитета. И если мы хотим проанализировать власть в конкретной и исторической игре ее приемов,
== Точнее "смене её приёмов, порядков, оснований и требований к болванам на улице". В России и через 100 лет говорить можно лишь о смене одной дубины на другую. Вместе со сменой конкретного вседержителя этой "вертикали" власти. ==
то как раз от этого образа и нужно освободиться, т.е. от теоретической привилегии закона и суверенитета. Необходимо построить такую аналитику власти, которая уже не будет брать право в качестве модели и кода.
Я охотно признаю, что проект этой истории сексуальности, или, скорее, этой серии исследований, касающихся исторических отношений власти и дискурса о сексе, содержит своего рода круг - в том смысле, что речь тут идет о двух попытках, которые отсылают друг к другу. Попытаемся избавиться от юридического и негативного представления о власти, откажемся мыслить ее в терминах закона, запрета, свободы и суверенитета: как -же тогда анализировать то, что произош
{i}190{/i}
ло в недавней истории в связи с этой вещью
== сексом, его свободы действия всегда и везде, свободы говорить о нём на все лады и самым матерным языком. Если в России в самом деле секс никак не заметен в умах и душах и действиях россиян, то в России существует блядство в притоне разбойников. Или вообще нечто вроде "племя 4000 лет назад".==,
одной из самых, казалось бы, запретных в нашей жизни и в нашем теле,- как анализировать то, что произошло с сексом? Если не через запрет и заграждение, то каким образом подступается к нему власть? С помощью каких механизмов, или тактик, или диспозитивов?
== Вы попутно составьте себе перечень хотя бы 20 явлений, к которым власть "подступается" с не меньшей дурью и наглостью, чем к сексуальному образу бытия у миллионов... ==
Допустим, наоборот, что сколько-нибудь тщательный анализ показал бы, что на самом деле власть в современных обществах не правит сексуальностью на манер закона и суверенитета. Предположим, что исторический анализ выявил бы наличие настоящей "технологии" секса, гораздо более сложной и, что важно,- гораздо более позитивной, нежели простой эффект "защиты"; тогда этот случай - а его нельзя не рассматривать как привилегированный, ибо здесь скорее, чем где бы то ни было еще, власть, казалось бы, функционирует как запрет,- не вынуждает ли этот случай искать такие принципы анализа власти, которые не состояли бы в ведении == в регулировке правом и законом == системы права и формы закона?
Речь идет, таким образом, о том, чтобы, создавая другую теорию власти, образовать одновременно и другую сетку для исторической дешифровки; и, рассматривая сколько-нибудь тщательно сам исторический материал, мало-помалу продвигаться к другому пониманию власти. Мыслить одновременно: секс без закона, а власть - без трона.
2. Метод
Итак: анализировать формирование знания о сексе, знания определенного типа, анализировать в терминах не подавления и закона, а власти. Но есть риск, что это слово "власть" индуцирует многочисленные недоразумения недоразумения, касающиеся его значения, его формы и его единства.
== Тут не опечатка в виде повторения слова "недоразумения" в единственном числе!
Тут говорится о некоем недоразумении, перед которым и после которого имеются другие недоразумения. Которые или предшествуют основному недоразумению, или выводятся из него.
Надеюсь теперь стало понятно даже баранам которые читают всегда и всё "галопом"...
И ведь вполне возможно понимать так, что некое "недоразумение" имеет собственный пучок недоразумений. А внутри пучка все или некоторые элементы опять имеют свои "недоразумения"...
Вы ещё не боитесь сойти с ума от такой сложности фактического явления? ))) ==
Властью я называю не "Власть" как совокупность институтов и аппаратов, которые гарантировали бы подчинение граж
{i}191{/i}
дан в каком-то государстве.
Под властью я также не подразумеваю такой способ подчинения, который в противоположность насилию имел бы форму правила.
Наконец, я не имею в виду и всеобщей системы господства, осуществляемого одним элементом (или группой) над другим, господства, результаты действия которого через ряд последовательных ответвлений пронизывали бы все социальное тело.
== В частности над неизвестным количеством россиян, которые в принципе смогли бы "гимназию окончить" (где преподавали сразу 3 иностранных языка...) властвует орава канцеляристов среди которых от силы 3-7 человек смогли бы окончить гимназию, а 80% мужчин и 70% дам не смогли бы учиться дальше 7 класса, если им приходилось сдавать переходные экзамены начиная с 4 класса. Порядок времён Сталина...
К лицам еврейской национальности эти экспертные оценки отношения не имеют. Намного ли 1000 русских мужиков или 5000 русских баб умнее 1000 цыган и 5000 цыганок?!
Автор данной конституции не смог бы и 4 класс закончить... Правила русского языка занимали в учебнике примерно 7 страниц? Кто из вас и ваших знакомых, давно не детей, попробует все эти правила заучить наизусть?
Давайте помнить, что в 4 классе только один из 10 способен выучить стихотворение длиной в 20 строчек и помнить его через 7 дней. А тут надо запомнить 7 страниц прозы?
В самом ли деле школьные экзамены до 1955 года были экзаменами по существу?
Если я бы не смог сдать устный экзамен по русскому языку, но мог бы на 100 строчках текста "сочинения" допустить не больше 5 ошибок, -знал я в 4 классе русский язык или не знал? Приблизительно, считая и то, что я прочитал уже до 1 класса, после окончания 4 класса я был человеком, успевшим прочитать в книгах 2800 страниц...
Нервная перегрузка в 4 классе и её возможные последствия в следующие годы -не считаются?
При настоящем школьном обучении детишки начальников будут лопаться так же, как детишки дремучих алкоголиков... ==
Анализ в терминах власти не должен постулировать в качестве исходных данных суверенитет государства, форму закона или всеобъемлющее единство некоторого господства; скорее всего, напротив, это только терминальные формы такого анализа.
Под властью, мне кажется, следует понимать, прежде всего, множественность отношений силы, которые имманентны области, где они осуществляются, и которые конститутивны для ее организации; понимать игру, которая путем беспрерывных битв и столкновений их трансформирует, усиливает и инвертирует; понимать опоры, которые эти отношения силы находят друг в друге таким образом, что образуется цепь или система, или, напротив, понимать смещения и противоречия, которые их друг от друга обособляют;
наконец, под властью следует понимать стратегии, внутри которых эти отношения силы достигают своей действенности, стратегии, общий абрис или же институциональная кристаллизация которых воплощаются в государственных аппаратах, в формулировании закона, в формах социального господства.
Условие возможности власти,- или, во всяком случае, такую точку зрения, которая позволила бы сделать интеллигибельным ее отправление, вплоть до ее наиболее "периферических" эффектов, и которая позволила бы также использовать представления о ее механизмах в качестве решетки интеллигибельности всего социального поля,- это условие не следует искать в изначальном существовании некой центральной точ
{i}192{/i}
ки, в каком-то одном очаге суверенности, из которого расходились бы лучами производные и происходящие из него формы;
таким условием является подвижная платформа отношений силы, которые индуцируют постоянно, благодаря их неравенству, властные состояния, всегда, однако, локальные и нестабильные.
Вездесущность власти: не потому вовсе, что она будто бы обладает привилегией перегруппировывать все под своим непобедимым единством, но потому, что она производит себя в каждое мгновение в любой точке или, скорее,- в любом отношении от одной точки к другой.
Власть повсюду, не потому, что она все охватывает, но потому, что она отовсюду исходит. И "власть" - в том, что в ней есть постоянного, повторяющегося, инертного и самовоспроизводящегося,- является только совокупным эффектом, который вырисовывается из всех этих флуктуаций, сцеплением, которое опирается на каждую из них и, в свою очередь, пытается их фиксировать. Следует, конечно, быть номиналистом: власть - это не некий институт или структура, не какая-то определенная сила, которой некто был бы наделен: это имя, которое дают сложной стратегической ситуации в данном обществе.
== Стратегическая ситуация возможна лишь при некоей устойчивой и легко понятной системе. Если Россия -бурлящее болото, то называть властью конструкцию из конторок, контор и конторищ невозможно. ==
Следует ли тогда перевернуть известную формулу и сказать, что политика - это война, продолженная другими средствами? Если все-таки хотеть сохранить зазор между войной и политикой, то следовало бы предположить скорее, что эта множественность отношений силы может быть кодирована - только частично и никогда полностью - либо в форме "войны", либо в форме "политики"; это были бы две различные стратегии (готовые, однако, переходить друг в друга) интеграции этих отношений силы - неуравновешенных, разнородных, неустойчивых и напряженных.
Следуя этой линии, можно было бы выдвинуть ряд предположений:
{i}193{/i}
- власть не есть нечто, что приобретается, вырывается или делится, нечто такое, что удерживают или упускают; власть осуществляется из бесчисленных точек и в игре подвижных отношений неравенства;
- отношения власти не находятся во внешнем положении к другим типам отношений (экономическим процессам, отношениям познания, сексуальным отношениям), но имманентны им; они являются непосредственными эффектами разделений, неравенств и неуравновешенностей, которые там производятся; и, наоборот, они являются внутренними условиями этих дифференциаций; отношения власти не находятся в позиции надстройки, когда они играли бы роль простого запрещения или сопровождения; там, где они действуют, они выполняют роль непосредственно продуктивную;
- власть приходит снизу; это значит, что в основании отношений власти в качестве всеобщей матрицы не существует никакой бинарной и глобальной оппозиции между господствующими и теми, над кем господствуют, - такой, что эта двойственность распространялась бы сверху вниз на все более ограниченные группы, до самых глубин социального тела.
Скорее следует предположить, что множественные отношения силы, которые образуются и действуют в аппаратах производства, в семье, в ограниченных группах, в институтах, служат опорой для обширных последствий расщепления, которые пронизывают все целое социального тела.
== Что такое "группа" в рамках общества? Например, в районном центрике 12 тысяч населения. Какие там имеются "группы" которые существуют не менее 7 лет и в следующие 10 лет могут стать более многочисленными?
В городах России есть толпы на улицах и группы в конторах местной власти. Заменить конторщиков бригадой слесарей с заводика где 80 человек -не получится... ==
Эти последние образуют при этом некую генеральную силовую линию, которая пронизывает все локальные столкновения и их связывает; конечно же, взамен они производят перераспределения, выравнивания, гомогенизации, сериальные упорядочивания и конвергирования эффектов расщепления. Главнейшие виды господства и суть гегемо
{i}194{/i}
нические эффекты, которые непрерывно поддерживаются интенсивностью всех этих столкновений;
== В России десятилетиями занимаются подавлением возможности столкновений. Разве эта ситуация имеет реальные перспективы исторического продвижения к некоему единству и равновесию?! ==
- отношения власти являются одновременно и интенциональными и несубъектными. Если они и в самом деле являются интеллигибельными, то не потому, что являются якобы следствием - говоря в терминах причинности некоторой другой инстанции, которая их будто бы "объясняет", но потому, что они насквозь пронизаны расчетом:
нет власти, которая осуществлялась бы без серии намерений и целей.
Это не означает, однако, что она проистекает из выбора или решения какого-то индивидуального субъекта; не будем искать некий штаб, который руководил бы ее рациональностью; ни каста, которая правит, ни группы, которые контролируют государственные аппараты, ни люди, которые принимают важнейшие экономические решения,- никто из них не управляет всей сетью власти,
которая функционирует в обществе (и заставляет его функционировать);
рациональность власти есть рациональность тактик-зачастую весьма явных на том ограниченном уровне, в который они вписаны: локальный цинизм власти,- которые, сцепливаясь друг с другом, призывая и распространяя друг друга, находя где-то в другом месте себе опору и условие, очерчивают в конце концов диспозитивы целого:
здесь логика еще совершенно ясна, намерения поддаются дешифровке, и все же случается, что нет уже больше никого, кто бы их == намерения? == замыслил, и весьма мало тех, кто бы их формулировал: имплицитный характер важнейших анонимных, почти немых стратегий, координирующих многословные тактики, "изобретатели" которых или ответственные за которые часто лишены лицемерия*;
- там, где есть власть, есть и сопротивление, и все же, или скорее: именно поэтому сопротивление
{i}195{/i}
никогда не находится во внешнем положении по отношению к власти. Следует ли тогда говорить, что мы неизбежно находимся "внутри" власти, что ее невозможно "избежать", что по отношению к власти не существует абсолютно внешнего,- поскольку мы будто бы неотвратимо подлежим действию закона?
Или, что если история является хитростью разума, то власть тогда является будто бы хитростью истории - той, которая всегда побеждает? Говорить так - значит забывать, что властные связи имеют характер отношений в строгом смысле слова. Они могут существовать лишь как функция множественности точек сопротивления:
последние выполняют внутри отношений власти роль противника, мишени, упора или выступа для захвата. Эти точки сопротивления присутствуют повсюду в сети власти.
Стало быть, по отношению к власти не существует {i}одного{/i} какого-то места великого Отказа - души восстания, очага всех и всяких мятежей, чистого закона революционера. Напротив, существует {i}множество{/i} различных сопротивлений, каждое из которых представляет собой особый случай:
сопротивления возможные, необходимые, невероятные, спонтанные, дикие, одинокие, согласованные, ползучие, неистовые, непримиримые или готовые к соглашению, корыстные или жертвенные;
по определению, сопротивления могут существовать лишь в стратегическом поле отношений власти. Это не значит, однако, что они представляют собой только рикошет, оттиск отношений власти, образуя по отношению к основному господству в конечном счете всегда только его пассивную изнанку, обреченную на бесконечное поражение. Сопротивления не проистекают из нескольких разнородных принципов, но они не являются также и приманкой или непременно обманутым
{i}196{/i}
обещанием. Они являются другим полюсом внутри отношений власти; они вписаны туда как некое неустранимое визави. Они, следовательно,- и они тоже - распределяются иррегулярным образом: точки, узловые пункты, очаги сопротивления с большей или меньшей плотностью рассредоточены во времени и в пространстве,
стравливая - иногда уже окончательно - группы или отдельных индивидов, воспламеняя отдельные точки тела == общества==, отдельные моменты жизни, отдельные типы поведения. Великие и радикальные разрывы, незыблемые и бинарные разделения? Иногда так.
Но чаще всего имеют дело с подвижными и блуждающими точками сопротивления, которые вносят в общество перемещающиеся расслоения, разбивают единства и вызывают перегруппировки; которые прокладывают борозды в самих индивидах, перекраивают их и придают им любую форму, очерчивают в них - в их теле и в их душе - нередуцируемые области.
Подобно тому, как сетка отношений власти в конечном счете образует плотную ткань, которая пронизывает аппараты и институты, в них не локализуясь, точно так же рой точек сопротивления пронизывает социальные стратификации и индивидные единства.
И несомненно, стратегическое кодирование этих точек сопротивления и делает возможной революцию, отчасти подобно тому, как государство основывается на институциональной интеграции отношений власти.
* * *
Именно в этом поле отношений силы и следует пытаться анализировать механизмы власти. Так удастся избежать системы Суверен-Закон, которая столь долго зачаровывала политическую мысль. И если верно, что Макиавелли был одним из немногих - в этом-то, несомненно, и состояла скандальность его "циниз
{i}197{/i}
ма",- кто мыслил власть Государя в терминах отношений силы, то, быть может, следовало бы сделать еще один шаг: обойтись без персонажа Государя и дешифровывать механизмы власти, исходя из стратегии, имманентной отношениям силы.
Чтобы вернуться теперь к сексу и к истинным дискурсам, которые взяли на себя заботу о нем, надо искать ответ не на вопрос о том, как и почему при данной государственной структуре у Власти возникает необходимость установить знание о сексе. Это также не вопрос о том, какому вообще господству, начиная с XVIII века, послужила забота о том, чтобы производить истинные дискурсы о сексе.
И не вопрос о том, какой закон ведал одновременно и регулярностью сексуального поведения и сообразностью того, что о нем говорилось. Это вопрос о том, каковы - в таком-то типе дискурса о сексе, в такой-то форме вымогательства истины, появляющейся исторически и в определенных местах (вокруг тела ребенка, в связи с сексом женщины, по поводу практик ограничения рождаемости и т.д.),- каковы в каждом случае отношения власти, самые непосредственные и самые локальные, которые здесь задействованы.
Как они делают возможными такого рода дискурсы и, наоборот, каким образом эти дискурсы служат опорой для отношений власти? Каким образом игра этих отношений власти оказывается видоизмененной самим их осуществлением усиления одних и ослабления других эффектов сопротивления и контринвестиций,- так что никогда и не существовало данного раз и навсегда одного какого-то устойчивого подчинения? Каким образом эти отношения власти связываются друг с другом в соответствии с логикой некой глобальной стратегии, которая ретроспективно принимает вид унитарной и волюнтаристской политики секса? В общем, скорее, нежели приписывать одной
199
единственной форме пресловутой Власти все бесконечно малые случаи насилия, которые осуществляются по отношению к сексу, все подозрительные взоры которые на него обращают, и все укрытия, с помощью которых закупоривается возможное его познание,-скорее, нежели обо всем этом, речь должна идти о том, чтобы обильную продукцию дискурсов о сексе погружать в поле множественных и подвижных отношений власти.
Это приводит к необходимости выдвинуть в качестве предварительных четыре правила. Это, однако, вовсе не императивы метода; самое большее - это предписания предосторожности.
{i}
1. Правило имманентности{/i}
Не следует считать, что существует некая область сексуальности, которая по праву состоит в ведении научного познания - незаинтересованного и свободного,- но в отношении которой затем требования власти, экономические или идеологические, привели в действие механизмы запрета.
Если сексуальность и конституировалась в качестве области познания, то это произошло именно исходя из отношений власти, которые ее и установили в качестве возможного объекта; и наоборот, если власть смогла сделать сексуальность своей мишенью, то это потому, что техники знания и дискурсивные процедуры оказались способными сделать в эту сексуальность вклады.
Между техниками знания и стратегиями власти нет никакого промежутка, даже если и у тех и у других есть своя специфическая роль и даже если они сочленяются друг с другом исходя из их различия. Итак, будем отправляться от того, что можно было бы назвать "локальными очагами" власти-знания, такими, например, как отношения, завязывающиеся между кающимся грешником и исповедником, или между верующим и наставником. Здесь - и под знаком "плоти", подлежащей усмирению,- различные формы дискурса:
испытание самого себя, допросы, признания, интерпретации, беседы - в ходе непрекращающегося передвижения вперед и назад транспортируют на себе разнообразные формы подчинения и схемы познания. Точно так же и тело ребенка, за которым присматривают, который в своей люльке, кроватке или комнате окружен целым сонмом родителей, кормилиц, прислуги, наставников и врачей, внимательных к малейшим проявлениям его пола,- это тело конституировало собой, в особенности начиная с XVIII века, еще один "локальный очаг" власти-знания.
2. {i}Правило непрерывных вариаций{/i}
Не следует искать того, кто внутри порядка сексуальности обладает властью (мужчины, взрослые, родители, врачи), и того, кто ее лишен (женщины, подростки, дети, больные); точно так же не следует искать того, кто имеет право знать, и того, напротив, кого силой удерживают в неведении.
Искать нужно, скорее, схему изменений, которые подразумеваются самой игрой отношений силы. "Распределения власти", "присвоения знания" представляют собой всегда лишь мгновенные срезы тех или иных процессов - либо накопленного усиления наиболее сильного элемента, либо инверсии отношения, либо одновременного роста обоих членов.
Отношения власти-знания - это не наличные формы распределения, это - "матрицы преобразований". Постройка, образованная в XIX веке вокруг ребенка и его пола отцом, матерью, воспитателем и врачом, оказалась подверженной непрекращающимся модификациям, непрерывным перемещениям, одним из наиболее поразительных результатов которых явилось странное переворачивание:
тогда как первоначально внутри отношения, которое устанавливалось непосредственно между врачом и родителями (в форме советов, предупреждений о необхо
{i}200{/i}
димости за ребенком присматривать, угроз в отношении будущего), была проблематизирована сексуальность ребенка,- в конце концов через отношение психиатра к ребенку
поставленной под вопрос оказалась сексуальность самих взрослых.
{i}
3. Правило двойного обусловливания{/i}
Никакой "локальный очаг", никакая "схема преобразования" не могли бы функционировать, если бы посредством серии последовательных сцеплений они не вписывались бы в конечном счете в некоторую целостную стратегию. И наоборот, никакая стратегия не могла бы обеспечить глобальных эффектов, если бы она не опиралась на определенные и очень тонкие отношения, которые служат в качестве не приложения и следствия, но опоры и точки закрепления.
Между одним и другим нет никакой дисконтинуальности, как если бы речь шла о двух разных уровнях (одном- микроскопическом, а другом - макроскопическом); но нет между ними точно так же и гомогенности (как если бы один был лишь увеличенной или, наоборот, уменьшенной проекцией другого);
следует думать, скорее, о двойном обусловливании: стратегии - специфичностью возможных тактик, а тактик- стратегической упаковкой, которая приводит их в действие. Так, отец в семье не есть представитель государя и государства; а эти последние вовсе не являются проекциями отца в другом масштабе. Семья не воспроизводит общество; а общество, в свою очередь, не имитирует семью.
Но семейный диспозитив, благодаря именно тому, что в нем было островного и гетероморфного по отношению к другим механизмам власти, смог выступить опорой больших "маневров", нацеленных на достижение мальтузианского контроля за рождаемостью, возбуждения популяционистских настроений, медикализации секса и психиатризации его неполовых форм.
{i}201{/i}
{i}
4. Правило тактической поливалентности дискурсов {/i}
То, что говорится о сексе, не должно анализироваться просто как поверхность проекции механизмов власти. Именно в дискурсе власть и знание оказываются сочлененными. И именно по этой самой причине дискурс следует понимать как серию прерывных сегментов, тактическая функция которых не является ни единообразной, ни устойчивой.
== Радость всех баранов психиатрии мира: "Мнения Петрова не являются ни единообразными, ни устойчивыми"...
И как же нам различать умных от дураков, если у тех и других имеется некоторый набор "единообразных и устойчивых" мнений по разным аспектам жизни личной или у посторонних? ==
Точнее говоря, мир дискурса нужно представлять себе не как разделенный между дискурсом принятым и дискурсом исключенным или между дискурсом господствующим и тем, над которым господствуют, но его следует представлять себе как некоторую множественность дискурсивных элементов, которые могут быть задействованы в различных стратегиях.
Вот это-то распределение и нужно восстановить - со всем тем, что оно содержит в себе и от высказанного и от утаенного, от высказывания предписанного и от высказывания запрещенного; со всем тем, что оно предполагает из вариантов и эффектов - различных в зависимости от того, кто говорит, его властной позиции и институционального контекста, в который он помещен; со всем тем, что распределение это содержит также от перемещений и от повторных использовании тождественных формул для противоположных задач.
== Отсутствие "противоположной задачи" или патологическое нежелание признать все права за противоположным мнением, намерением, поведением, -однозначно является признаком социального дурака.
Это принципиально большая разница -отвергать то, что появилось в жизни всего 5 лет назад и не отвергать того, что уже 50 лет имеется в жизни включая и свои гадости...
Вот ситуация. Две девы возрастом 15 или 25, 35 или 55 лет. Одна каждый день хотя бы полчаса чувствует восторженное желание немедленно лечь по конкретного ровесника. Или под воображаемого. Или под кого угодно даже... Другая за всю жизнь подобного желания не имела и даже не поверит, что есть где-то в России хотя бы одна ровесница её возраста знакомая неоднократно с подобным желанием.
И представьте, что именно сегодня обоим девам в транспорте кто-то нежно или не очень нежно приложился рукой к заднице или к передку... Одна может подвернётся, чтобы кому-то там было удобнее. Другая даже в 55 лет заорёт будто с неё уже трусы вниз тянут прямо в толпе автобуса...
Если, допустим, "желающая" на Руси встречается один раз на 15 тысяч, то формально, если Иван попытается погладить нежелающую, его следует признать особо злостным хулиганом. Или даже сексуальным маньяком...