Отвечать на обьявления о работе в университетском центре - дело очень занятное: ни за что не знаешь, на что нарвешься. Маркетинг, позирование для начинающих художников, ночные студенческие патрули, участие в разного сорта пирамидах и расстановка книг в библиотеке особого благосостояния мне не принесли, и телефон неких "киношников" был как никогда кстати. Инструкции были до тривиальности просты: встреча в пятом часу утра на восемьдесят седьмом километре 95-го шоссе. Да, ещё обязательно в черных ботинках. За день работы - 75 долларов с едой.
Жутко не выспавшись, но свежевыбритый (не удобно всё же - люди из Голливуда), я приехал в четверть шестого в указанное место. Было темно, лужи под ногами хрустели льдом, что для Атланты даже в ноябре большая редкость, и к тому же там уже была очередь. Мне объяснили что это массовка для телевизионного фильма о гражданской войне, и мы должны были изображать пленных янки. Соседи по очереди, которых я сначала принял за загримированных артистов, ибо спутать их с холёными, аккуратно подстрижанными и сытыми американцами было просто невозможно даже в кромешной тьме, оказались самыми рядовыми бомжами.
До тента, где выдывали униформу армии Севера - свежевыстиранные тёмно-фиолетовые лохмотья с нарисованной грязью (всё, кроме ботинок), - было далеко. Дух дешёвого теннессийского виски и мрачные комментарии, что сегодня возьмут только человек семьдесят и что надо было приезжать в четыре, навели меня на мысль, что уж мне-то точно работу не дадут. И не потому, что у меня русский акцент или нет документов на работу. Нет, пленным янки я не мог быть из-за своей неизможденной и побритой физиономии. Столько усилий, времени и всё впустую!
Тем временем проходящая мимо помощница режиссера со словами: "Типаж! Это типаж!" вытащила за рукав меня из очереди и отволокла в другой тент, где мне выдали относительно новую форму сержанта северян, сунули в руку стаканчик с кофе и проводили на "сет" - т.е. место где и рождается кино.
Я никогда не подозревал, что съемка кино - одно из самых скучных и занудных мероприятий. На мою беду, режиссер попался из старой школы, что в основном значило, что любой диалог, жест или взгляд снимался единственной камерой и потому должен был сыгран бесчисленное количество раз, чтобы охватить все возможные ракурсы и всякие там режиссерские "находки". Неторопливо и невозмутимо режиссер отдавал указания бесчисленным своим помошникам, осветителям и консультантам. Он был солидного вида, в очках и с аккуратной бородокой - явно косил под Спилберга. За режиссером по пятам ходила другая группка "киношников", которые, в свою очередь, снимали документальный фильм о режиссере старой школы. "Метаморфозы" Эшера, да и только!
В этот день снимали пятиминутную сцену суда в лагере военнопленных над "урками". Актеры явно халтурили и слова "на исходную" звучали над "сетом" чуть ли не чаще, чем любимое американским народом четырехбуквенное слово. Массовка молча наблюдала за съемками крупных планов и с тоской ожидала своей очереди. Мне повезло - я был одним из присяжных заседателей - не надо было целый день стоять на ногах. Я сидел на скамъе с десятью бомжами и единственным актером с единственной репликой: "Главарей повесить, а остальных - в гатлет". Парень, сидевший слева, объяснил, что в американской армии гатлет - это когда каждый может ударить виновного чем угодно, но только один раз. Роль массовки - разъяренной толпы униженных и оскорбленных янки - дополнялась большим количеством картонных в полный рост фотореплик солдат, так что в панорамном кадре казалось, что собрались все бомжи штата Джорджия, а не только 75 их представителей.
С первыми лучами солнца режиссер скомандовал: "Внимание, свет, поехали!" и ..., естественно, первый дубль провалился. По сценарию, стояла 35-ти градусная июльская жара, и оголтелая толпа с (телевизионно приемлемой) бранью пыталась растерзать пойманных урков. Фактически же, был ноябрь, семь часов утра, народ мерз, вяло переминался с ноги на ногу и безмолствовал.
Режисёр с массовкой непосредственно не общался - его волю для нас в очень лаконичной форме (явно выдающую армейскую закалку) диктовал через мегафон крепко сложенный ирландец. Ирландец подался вперед: "Мужики, вы хотите линчевать этих сукиных детей и должны гневно потрясать кулаками и кричать что-нибудь вроде "Вздернуть их!", "Смерть негодяям!" и так далее. Понятно?!".
Режиссер: "На исходную, внимание, свет, поехали!".
Толпа вяло запротестовала и из глубины кто-то неуверенно, как бы вопрошающе, предложил повесить этих негодяев. Всё тут же остановили: как и все начинающие актеры, массовка явно тушевался перед камерой.
Ирландец не проявлял особой щепетильности: "Вы что, гады, без обеда хотите здесь торчать?! Я же сказал, кричать и потрясать кулаками!". Режиссер вздохнул и опять скомандовал: "Внимание, свет, поехали!".
Перспектива остаться без обеда явно подействовала, и народ даже с некоторым энтузиазмом стал потрясять кулаками и полтора десятка голосов почти хором гаркнули: "Вздернуть их!". Всё немедленно остановили.
Режиссер внимательно поверх очков посмотрел на ирландца. Как говорится, у ирландцев фитиль короткий, и над толпой полилась ненормативная лексика: "Нет, вы просто тупы или вы выжили из вашего fricking mind?! Всё должно быть спонтанно и выкрики должны быть разнообразные. Используйте ваше идиотское воображение, у вас же богатый опыт, кретины!".
Режиссер произнес: "На исходную, внимание, свет, поехали!".
На этот раз все кончилось, почти не успев начаться. Режиссер с явным интересом смотрел на ирландца. Побагровевшый ирландец разразился тирадой, вогнавшую бы в краску самого Тарантино: "Какой fucking идиот крикнул слово "fuck"? Это же fucking фильм для fricking семейного просмотра!" Всех тут же поделили на четыре части: те, у кого день рождения был в первом квартале должны были кричать "Вздернуть их!", во втором - "Верёвку и мыло!", в третьем - "Смерть негодяям!", а тем, кто родился в четвертом квартале, нужно было размахивать кулаками и палками и кричать "Убить!" и "Возмездие!"
Короче, к шестому дублю народ, уже вконец озлобленный руганью и упреками, играл сцену с азартом и даже с некоторым вдохновением. Причем сосед справа кричал: "К черту кино - давай обед!", а сзади - : "Смерть ирландцам!". Но все это сливалось в общий, близкий к тексту рев. Довольный ирландец гордо обернулся к режиссеру. Тот, закрыв лицо руками, смотрел вниз, сокрушенно качая головой. Собравшись с духом, он сказал "стоп", и взяв у ирландца мегафон, подошел к нам и делая над собой явное усилие, профессионально-спокойным голосом обратился ко мне: "Голубчик, вот вы здесь размахиваете руками, а у вас на запястье - часы", и уже с некоторым надрывом: "Как вы полагаете, в 1864 году были ли у северян электронные часы?!".
Сильно простудившись в тот день, я больше на съемки так и не ездил. Студия "Turner Production" тем не менее прислала мне 75 долларов за единственный день съемок, так что можно было с уверенностью сказать, что моя карьера в кино скороспостижно закончилась. Но одним июльским утром моя соседка по лаборатории - голубоглазая Лора, - странно заглядывая мне в глаза и понизив голос, сообщила, что мне звонили из Голливуда и очень просили перезвонить. Я всегда краснел и очень волновался, когда разговаривал с этой девушкой: ещё бы, я ей писал стихи на английском, а она, по американской традиции, считала это сексуальным домогательством. Но это, впрочем, совсем другая история.
Итак, волнуясь, я набрал номер "Turner Production", записанный каллиграфическим Лориным почерком, где мне и сообщили прелюбопытнейшее известие. Дело в том, что в отличие от рукописей, целлюлозная кинопленка хорошо горит или по крайней мере легко теряется, но в любом случае надо было переснять пропавшую часть фильма, причем именно ту часть, в которой на втором плане фигурировала моя физиономия. "Turner Production" требовалось присутствие всех одиннадцати человек, игравших присяжных заседателей для повторной съемки. Сделанному предложеннию невозможно было отказать: кроме волнующего воссоединения с десятком лиц без определенного места в жизни, оплачивалась гостиница с двухразовым питанием и предлогалось 800 долларов за три дня работы.
Однако на этот раз съемка велась рядом со студиями "Turner Production," которые находятся вовсе не в Голливуде, а в Вильмингтоне, тот что в Северной Каролине. Вильмингтон - это столица больших красных грузовиков-пикапов, центр табачных и хлопковых производств и один из бастионов нелюбви к неграм, евреям и иммигрантам.
Меня всячески отговаривали ехать одному, предсказывали, что я буду окружен бродягами, ворами и каторжниками в прошлом. С этим можно было в чем-то согласиться: после рафинированного университетского общества простые американские мужики особого доверия не внушали. Таким образом, я и кандидат математических наук Серёга стояли ранним солнечным утром на выходе из станции метро Декэйтор, поджидая машину с бомжами.
Большой рентованный Бьюик мчал нас на север, прикрываясь от полицейских радаров большими грузовиками, пожирая полторы мили каждую минуту. Огромное синее небо, белый асфальт дороги, уходящей за горизонт, рекламные щиты с апельсинами, зовуще-улыбающимися девушками, вкусно сфотографированными бургерами и картофелем "фри". Тихое шуршание кондиционера торжествовало над палящим солнцем, и мы бы окончательно прониклись этой романтикой путешествий и приключений, если бы не "Борис Годунов". Дело в том, что сидящий за рулем Рэнди был в прошлом оперным певцом, эту машину нашел именно он, и Рэнди хотел слушать трансляцию из Карнеги-холла. Проблема усугублялась тем, что каждые пять минут он то и дело спрашивал:
- А о чем они сейчас поют?
Мне приходилось что-то вдохновенно врать, ибо понять американскую обработку русского текста было невозможно, а суть дела из средней школы я помнил весьма смутно. Периодически Рэнди пытался к тому же ещё взять ноту, чем будил дремавших на заднем сиденье Патрика и Серёгу.
Патрик никогда не имел постоянной работы, носил очки с тонкой золотой оправой и два раза в месяц ходил на заседания "Сынов Конфедератов" - организации вроде местной "Памяти" с сепаратиским уклоном. Для него весь мир делился на "янки", негров и "наших". Россию он воспринимал не только как одну из немногих стран, поддержавших Южан, но и как державу, противостоящую мировому доминированию "янки". Так что несмотря на его нелюбовь к иностранцам, я и Серега были у него в "фаворе":
- Ведь вы доучитесь в своем университете и уедете, правда?
Это удивительно, но оказывается, что если взять рядового американца и отнять у него банковский счет, политическую корректность, кредитную карту и голливудское представление о жизни - то есть практически все завоевания американской цивилизации - то вы получите обыкновенного, своего в доску, с известной долей ксенофобии и паранойи, русского человека.
Тем временем за окнами мелькали одноэтажные городки Джорджии и Южной Каролины: Рим, Дания, Афины, Флоренция... А как вам нравится американские Петербург, Берлин и Дублин? Я не думаю, что это претензия при отсутствии воображения. А что же вы хотели? Новый Свет был спроектирован по калькам Старого, и не исключено, что американцы такие же как и мы. А значит чего же тогда удивляться, что улица Ленина/Mартина Лютера Кинга на каждом углу?
До Вильмингтона мы добрались без особых приключений, если не считать остановку на ужин в Бургер Кинге в каком то захолустном южно-каролинском городишке. Там, услышав наш иностранный говор, буквально все посетители этого общепитовского заведения в полной тишине, как бы боясь пропустить что-то важное, глазели, как мы с Серёгой поедаем двойные воперы. Мы почувствовали себя как в зоопарке, только по ту сторону решётки, там где обычно тигры.
В этот раз нас сразу отделили от массовки и, к бурной радости Рэнди и других, определили не только гримироваться, но и даже обедать вместе с актерами. В гримерной симпатичные девушки, глядя на наши сильно увеличенные фотографии с прошлого ноября, кому-то наклеивали усы, бороды, делали вставки из фальшивых волос, подкраивая их на ходу. Мне же сделали парик, благодаря которому, пока шли съёмки, периодически каждый час блондинка из гримерной подходила и поправляла мои булавки, не забыв каждый раз нежно потрепать мою шевелюру. Каждый раз я от смущения краснел, молчал и упорно смотрел в сторону. Мужики мне явно завидовали и подкалывали меня как могли.
Я очень удивился когда конвоиры, которые охраняли наш лагерь, запели "Сюзанну":
"Шел солдат из Алабамы
До своих родных краёв,
До своей любимой мамы,
До сестер и до братьев..."
Дело в том, что в русской версии это песня о повседневной реальности афро-американца, опрессированного Ку-Клус-Кланом. А ведь ККК (изначально как отряд самообороны фермеров против шлявшихся по Югу бродяг, среди которых, согласно Патрику, были и освобожденные негры), был образован Натаном Форрестом миниум лет через 20-25 после происходящих на сете событий. Наверное, правильнее было бы заменить слово "Ку-Клус-Клан" на "Шеридан" как основателя тактики "выжженной земли" против гражданского населения.
"...И работу Шеридана я повсюду узнаю,
Отомщу я за Сюзанну и за всю свою семью."
Вообще-то дух Юга явно доминировал в наших рядах. Неутомимый романтик с большой дороги Стив, любитель незамысловатых трюков с различными частями своего тела, с энтузиазмом взялся за моё историческое образование. Он с упоением рассказывал про "Железобетонного Джексона", чей батальон стоял стеной под сильнейшим обстрелом северян и, потеряв почти половину солдат за два часа, единоручно спас армию Ли в Северной Вирджинии.
Оказывается, Ли почти взял Вашингтон, но остановился в 40 милях, чтобы дать возможность местным жителям эвакуироваться. Время было потеряно, и нью-йоркские части успели прийти на помощь столице. Да, одним энтузиазмом и благородством войны не выиграешь: на три конфедерата приходилась одна винтовка, в то время как у северян было полно боеприпасов и пушек. Это наверное сравнимо с польской кавалерией, с шашками наголо пытавшейся остановить немецкие танки. Нет, они не проиграли ту битву: они просто все погибли.
Вообще-то Стив склонен к приувеличению: после обеда в местном тематическом ресторане "Хутерс" (кто незнает - это слово с двойным значением - глаза совы и женская грудь в фас) он с неменьшим воодушевлением рассказывал официантке в плотно облегающей маечке как он приехал в этот Богом забытый город, что бы снимать свой фильм, который всячески затирается большими студиями Голливуда. Надо ли упоминать, что бедная девушка смотрела на Стива обожающими глазами и ее пухленькие губки подрагивали от возмущения коварностью и подлостью голливудских бюрократов.
Патрик подхватил выпавшую из рук Стива в послеобеденных попыхах пару свободных ушей и уже в более трагичных тонах поведал мне про Рекострукцию Юга после войны. В редакции Патрика это был полный провал программы, когда толпы янки, прозванных "мешочниками", хлынули на Юг, забирая себе всё по праву победителей. Помните Братца Лиса из сказок дядюшки Римуса? Это и есть собирательный образ неистребимого янки. Патрик очень заинтересовался фактом того, что в России распространена классика южной литературы, я же удивился тому, что собирательный негритянский фолклер так почитается конфедератами.
Вообще-то, отношение к неграм у белых южан довольно сложное. Работяга Джим с заводов Форда не прочь с ними выпить и любит их женщин, в то время как Нортон, служивший в армии, любит только нынешнего госсекретаря генерала Пауэлла "из всего этого отрепья". Патрик восхищается неграми, дравшимися плечом к плечу за независимость Юга, но, осёкшись, тут же цитирует южную поговорку: "Если бы тогда мы знали то, что знаем сегодня, мы бы сами собирали свой хлопок". Единственное, что всеми признавалось бесспорным, это что негр лучше янки.
Интересные они ребята, эти простые американские мужики: им нечего терять или чего-то кому-то доказывать. Они кочуют от одного киношного сета к другому, перебиваясь в перерывах жульём в лучших традициях О'Генри и Твена, придумывают себе ветряные мельницы злодеев-янки словно это не для них здесь построена эта Америка.
На обратном пути мы заехали на сбор "Сынов Конфедератов", что в их среде называется "поговорить, попить и отступить", где за холодной кружкой пива перекраивается история, идут жаркие политические дебаты, раздается самиздат, ранги и посты в будущем освобожденном Юге. Выговарившись, люди разбредались по своим красным пикапам с наклейками "Я люблю свой народ, но ненавижу правительство" и "Не укради: правительство не любит конкуренции" и разъежались по домам до следующего собрания.
На этот раз один из докладчиков выступал с речью против иностранцев и евреев. В перерыве, узнав что я из России, он подошел к нам, его кажется звали Сэм Диксон - юрист, и без всякого акцента запел "Боже царя храни". Отвязаться от него было невозможно, пока он не пропел все четыре куплета, и не сунул в руки свою визитку, подмигнув и сказав, что если мне будет нужна иммиграционная карта, то звонить ему. Все-таки бизнес есть бизнес.
Нечаянно, я сыграл с Патриком злую шутку. Я его спросил шепотом:
- Патрик, а кто здесь из присутствующих работает на ФБР? Ведь федералы не могут себе позволить не следить за такой продвинутой организацией как ваша.
Удивившись такой очевидной мысли, Патрик всё заседание внимательно наблюдал за всеми и к концу пришел к выводу, что как миниум треть из присутствующих работают на различные федеральные органы. Я же склоняюсь к мысли, что именно Сэм и был из ФБР - всё-таки слишком уж он янки в душе. Кстати, если у вас к нему дело какое так вот его телефон: (404) 577-9000.
Патрик подарил мне кассету с песнями про Гражданскую войну. Его самая любимая песня про Реконструкцию Юга звучит примерно так:
Конфедерат
...
Нутром я ненавижу
Республику и Гимн.
Не надо Конституций,
Что служат только им.
В стальных когтях, столь гадких,
Имперского орла
Немеет Дикси*... Янки -
Вооплощенье зла!
Из самых алчных наций
Ты лживей не найдешь -
Под тенью Деклараций
Идёт простой грабёж.
И с флагом полосатым,
Что в нашей весь крови,
Союз я ненавижу!
Меня ты не вини.
Треть миллиона янки
Навеки спят в пыли...
Нас было много меньше,
Мы дрались как могли.
Числом решилась сила,
Хоть пыл наш не угас...
Ах если б только было
Три миллиона нас!
...
Дикси*- популярное имя Конфедеративных Штатов Америки
Мне кажется, что подобные песни можно найти и в польском, и в чешском, и прибалтийском фолклоре - чьи маленькие и гордые цивилизации были раздавленны империями. Так, как погиб Юг. Наверное, Новый Свет это только иллюзия и американцы действительно такие же как и мы: ведь недаром они называют свои города именами старой и мудрой Европы.