Некоторое время Милка, погруженная в состояние эйфории, видела в их встрече перст судьбы. Зимой всех выпускников пригласили на 40-летие школы. Сначала была торжественная часть, потом концерт. После концерта часть бывших учащихся 2-х параллельных классов отправилась к Сереге, который жил ближе всех и готов был принять всех желающих, возбужденных от выпитого еще по дороге вина и успевших замерзнуть на безжалостном январском морозе. По дороге купили салатов, вина и водки, вошли и расположились на кухне, поближе к холодильнику, кто где, за столом, на широком подоконнике, а то и просто на полу. Как и раньше, всем заправлял Олежек, веселый и ироничный, c пышной гривой темных волос. Он рассаживал, веселил, хватался за нож и показывал, как нужно резать, крошить, рубить - ему до всего было дело. Он вошел в роль хозяина, освоившись на удивление легко, а тот сидел тихо, незаметно и, улыбаясь, следил за Олежкой блестящими от удовольствия глазами. Он всегда был у него на подхвате и, несмотря на то, что прошло много лет, снова ему подчинялся и, кажется, был доволен, что им руководят.
-Не поверишь, Серега президент какой-то компании, - сказала вскользь Рита, намазывая чем-то, каким-то паштетом или маслом хлеб, сдула с лица отросшую челку и уже говорила с кем-то другим, оставив озадаченную Милку в одиночестве, надо же, президент... А как Олег им командует!
Олег был один, без жены, тоже их одноклассницы.
- Приболела! - ответил он легко на чей-то вопрос и больше к этому не возвращался, иронично ухаживая целый вечер за Милкой. Они танцевали в соседней комнате, создавая сложную смесь из всех известных им танцев, пока Милка не сбила изящную, с высоким горлышком вазу, стоявшую на журнальном столике в стопках книг. Ваза упала со столика и разбилась, усыпав пол хрупкими розовыми осколками. Они смеялись, не боясь гнева хозяина, им не было до него никакого дела. Олег вселил в нее миллион безумных надежд, которым не суждено было сбыться. Он довез ее до метро в своем новеньком "Фольксвагене" и, галантно открыв дверцу машины, помахал рукой на прощание. В его прощальной улыбке ей почудилась издевка. Отмахнувшись от пришедшей ей в голову мысли, что он видит ее насквозь и смеется над ее невесть откуда вдруг взявшимися надеждами, Милка побежала по укатанному скользкому снегу к видневшейся неподалеку тускло-красной букве "M". Дома она разделась и, стараясь не встречаться взглядом с воззрившимся на нее зеркалом (зная по опыту, что ничего хорошего тут не будет, в лучшем случае, она увидит свой неуклюжий силуэт), улеглась в постель.
К ее удивлению, Олег все-таки, хоть и не скоро, позвонил и предложил встретиться в своей обычной ироничной манере, которая вызывала в ней смущение, чувство неуверенности и желание тайком взглянуть на себя в зеркало и убедиться, что у нее все в порядке.
- Что-нибудь случилось, Лелик? - cпросила она, назвав его детским, интимным именем.
-Ничего не случилось, - отозвался Олег. Она представила, как он встряхивает по привычке копной густых темных волос и улыбается своей насмешливой ассиметричной улыбкой.
-Я что-то не то сказал? Почему я не могу встретиться со своей самой старой подругой?
-Конечно, можешь...
Они действительно были очень старыми друзьями. Олег и Мила жили в соседних квартирах, ходили в один и тот же класс одной и той же школы, вместе приходили из школы, вместе обедали, учили уроки - и обходились без мам, которые весь день были на работе, без нянь и без бабушек. Классе в седьмом к ним присоединилась Вика, переехав из другого города в их дом, а через пару лет Олег определился, выбрав Вику своей девушкой. Он был жестоко откровенен, прямо сказав Милке, что предпочел бы сходить в кино вдвоем, но Вика чувствовала себя предательницей, когда в зимних сумерках бежала на встречу к Олегу. Ей виделась одинокая черная фигурка подруги, замершая возле залитого светом окна. Она выбирала самые темные уголки, чтобы не быть замеченной, а потом тянула Олега прочь от дома. Мила не простила подруге лжи, ибо что для одних деликатность, для других - откровенная ложь...
Они встретились после работы в парке и бродили между двух небольших озер, там, где когда-то обычно гуляли. Был конец мая, и на бульварах буйно цвела сирень. Он вручил ей букетик сирени, перевязанный красной ниткой (купил у старушек возле метро, подумала Мила) и скользнул по ней беглым взглядом.
- Хорошо выглядишь, - cказал он словно через силу. Как будто не хотел, но заставил себя сделать ей комплимент и, сделав, тут же пожалел о сказанном. Он посмотрел на пруд, возле которого они стояли. Небольшой, правильной формы с аккуратными, одинаковыми, как близнецы, плакучими ивами, росшими по периметру.
-Красиво, - сказал он с каким-то внезапным чувством, которое она услышала, но не поняла и потому удивилаcь. В глубине души она считала его неглубоким и поверхностным, неспособным на сильные чувства и потому посчитала этот всплеск эмоций вызванным какими-то физиологическими причинами, вроде боли в животе после скверной пищи в офисной столовой.
-Летом здесь живут утки, - сказала Мила, - И чуть позже, в июне, здесь расцветут белые цветы, их будет столько, что луг станет белым, словно покрытым снегом
Олег помолчал.
-Я ведь здесь тоже когда-то жил, - наконец сказал он.
Наступило молчание. Миле все больше казалось, что им владеет какая-то мысль, от которой он никак не может уйти и которую не решается высказать. В ней вдруг зародилось подозрение, что вся его непривычная хмурость и раздражение как-то связаны с Викой. Затаив дыхание, она спросила:
-А как Вика?
-Вика? - он как будто удивился вопросу, но, помедлив, ответил:
-Да ничего как будто...
Ей показалось, что он прочел ее мысли и испытывает к ней неприязнь, нет, скорее, гадливость. От обиды она побежала быстрее и не заметила корень, протянувшийся через заросшую мелкой весенней травкой тропинку. Олег успел ее подхватить и тут же отвернулся в сторону, туда, где две старушки, уютно устроившиеся на лавочке, кормили голубей. Голуби, торопясь, подбирали крошки хлеба, суетились, сталкивались друг с другом, встряхивали перламутровыми головками, отрывая клювом маленькие кусочки от слишком большого .
- Мне пора, - сказал наконец Олег. Они вышли из леса к станции метрополитена. Он кивнул ей на прощание, взбежал вверх по ступенькам и исчез в стеклянной завесе дверей. Он так и не объяснил Миле, зачем пригласил на встречу, оставил ее в недоумении и растерянности. С каждой минутой Мила,слишком эмоциональная, не умевшая стоически принимать неудачи и лишенная философского видения жизни, чувствовала себя все несчастливее. Сказывался ли весенний авитаминоз или дело было в нервах, только Мила вдруг словно все силы растеряла и стояла , не двигаясь. С трудом добралась она до скамейки, села и погрузилась в свои переживания. Здесь, на аллее, не было народу и она могла полностью предаться отчаянию, как много лет назад, когда, возвращаясь из магазина, куда ее послали за хлебом, вдруг заметила Олега и Вику. Они шли, взявшись за руки и чему-то смеялись, и этот смех, очень интимный, вдруг отделил их от остального мира и особенно ранил Милу. Прибежав домой, Мила швырнула хлеб в кресло возле входных дверей и, запершись у себя в комнате, предалась горю. Она привела в ужас ничего не понимавших родителей. Отец рвался в дверь, едва не снеся ее с петель, пока мама не сказала ему тихо:
-Оставь ее...
Пришли сумерки, а она все так же лежала на своем маленьком пестром диване и, глотая слезы, вынашивала месть. Ей бы хотелось стереть Вику с лица земли, но, к сожалению, это было не в ее силах, поэтому она сделала то, что смогла. После какой-то контрольной по математике она вытащила из стопки тетрадей Викину и бросила в контейнер для мусора. Вика получила двойку. Мила знала, что ей было бесполезно убеждать математичку в своей невиновности, слишком плохо она училась. Вика приняла "двойку" с гордо поднятой головой и не произнесла ни слова в свое оправдание. Миле хотелось бы видеть свою соперницу униженной, но Вика унижаться не желала. Она стояла, теребя пуговичку на блузке, и смотрела в глаза учителю с чуть заметной усмешкой. Мила тогда поняла, что проиграла, и решила сделать самое простое и эффективное - вычеркнуть их из своей жизни. Это получилось не сразу и не быстро, но она все-таки считала, что получилось.
Она так и не вышла замуж. Скорее всего, Олег тут был не причем, просто так жизнь сложилась, но сейчас ей казалось, что только его она всю жизнь ждала и любила.
Мила выплакалась на лавочке и задремала под невозмутимый шелест летней листвы. Она проснулась поздно вечером от ощущения, что за ней кто-то наблюдает. Мила встала и осмотрелась. В обозримой близи не было никого, но безошибочное чувство опасности, которое присуще большинству женщин, подсказало ей, что нужно бежать. Мила полетела к метро cо всех ног, успела вскочить в отъезжающий поезд, обернулась и убедилась, что предчувствие ее не обмануло: на перроне стояла чья-то тень. Маленькое и опасное происшествие сыграло положительную роль: она немного успокоилась и даже поколдовала перед сном над распухшими от слез глазами.
Понедельник - день тяжелый. После бессонной ночи Мила не могла никак проснуться, в полусне чистила зубы и принимала душ. На переживания не было времени, нужно было срочно ехать в офис отвечать на письма клиентов. Ей пришлось втянуться в работу, сделать несколько важных звонков и принять посетителей. За окном во дворе играли дети, звонко кричали, брызгались из глубокой лужи в углу двора, куда стекла вода после летнего теплого дождя. Мила постепенно оживала, наливалась силой под лучами яркого майского солнца. Сейчас она уже по-другому толковала слова Олега, его жесты и взгляды и, желая убедиться в своей правоте, набрала его номер и ждала, когда он ответит. Олег взял трубку, однако говорил так сухо, неприязненно и далеко, что она растерялась, но потом все-таки собралась духом и пролепетала:
-Привет, Олежек...
Мила вдруг испугалась, что не придумала повода для звонка, но этого и не понадобилось: узнав, кто звонит, он заговорил по-другому, приветливо и чуточку покровительственно. Они посмеялись над чем-то несущественным, поругали оба свое начальство, а потом Олег сказал легко, как бы между прочим:
-В выходные мы с Викой собрались в ресторан. У Вики день рождения. Придешь?
-Приду! - Мила старалась звучать так же легко, непринужденно, чувствуя, как при упоминании Вики ее сердце сжимается в твердый болезненный комок. Когда-то, когда их еще было трое, они часто хаживали в кафе. Платила за всех всегда Вика, у которой водились деньги и немалые, на карманные расходы, что налагало на нее определенные обязательства. В конце месяца Вика писала отчет о потраченных средствах. Большая их часть, помноженная на троих, уходила на пепси, мороженое и аттракционы и некоторые другие развлечения. Родителей об этом никто не собирался ставить в известность. Чтобы спрятать концы в воду, они составляли отчет сообща и, потягивая через соломинку молочный (или немолочный, что в общем-то не имело значения) коктейль, выдвигали идеи. Вика смеялась, глядя на Олега влюбленно, а Милка хмурилась и пинала Олега под столом, притворяясь, что сделала это случайно. В те времена Вика любила флирт, дискотеки и подарки. При случае она всем дарила какие-то мелочи и любила эти мелочи получать от других. Вспомнив о подарках, Мила спросила:
-А что подарить?
-Да не заморачивайся. Подари духи, - Олег чуть смутился, задав себе вопрос, насколько Мила финансово состоятельна и может ли позволить себе дорогой подарок. Он тут же перевел разговор на другое, подробно объяснив Миле, как добраться до ресторана и прибавил вскользь, что они часто там бывают. Зеленый скверик, уединенность и малочисленность посетителей.
-Пока не разведали. Узнают - набегут. А кухня - божественная...
Мила фыркнула, услышав нотку вожделения в его голосе. Олег всегда был большой любитель вкусно поесть. Вероятно, это и развило в нем не вполне обычную для мальчишки склонность помогать маме на кухне. Ему поручали приготовление несложных, не требующих особого мастерства блюд, таких, например, как омлет. Омлеты с помидорами, ветчиной, зеленью. С тех самых пор Мила не переносила яиц, наевшись вволю в разных видах в семье Олега. Бенефис Олега должен был случиться в один из его дней рождения, когда родители по какой-то причине укатили на дачу, предоставив сыну полную свободу действий. Олег был настроен уверенно и, вытащив цыпленка из морозилки, разместил его в духовке. Ему даже не приходило в голову, что у него может что-то не получиться. Когда же из духовки потянуло горелым, и вся кухня заполнилась дымом, он понял, что был слишком самонадеянным. Однако, ничуть не расстроившись, Олег сбегал в магазин и тут же предложил друзьям другое угощение. Гости довольствовались сосисками, сваренными в сковородке, заедая их хлебом и кетчупом. Трех килограмм сосисок хватило на всех на целый вечер. Однообразие угощения компенсировалось подаренной им свободой. Они играли в жмурки и бутылочку и чуть не разнесли вдребезги маленькую и тесную Олегову квартирку.
Всю субботу Мила провела в косметическом салоне, все еще тайно надеясь очаровать Олега. Она хорошо подготовилась к завтрашней встрече и легла пораньше спать, чтобы набраться сил и встретить свою судьбу во всеоружии. Утро вечера мудренее.
Олега она увидела сразу, едва только вошла в маленький темный зал с небольшими оконцами. Ресторан был стилизован под деревенскую избу с бревенчатыми стенами и занавесками из тюля . Напротив входа на стене висело зеркало овальной формы, отражая кусочки реальности, попадавшие в поле его зрения . Заглянув в серебристую гладь, Мила задалась вопросом о целесообразности этого предмета в этом месте. Зеркало деформировало , растягивало вширь, доводя изображение до абсурда.
- Ты задумывалась, в чем смысл кривых зеркал? - Олег фыркнул, заметив отвращение, с которым Мила разглядывала себя в зеркале. -Оно отражает твое эго. Хочешь узнать, чего стоишь, встань перед зеркалом.
Олег повернулся к жене, сидевшей от него по правую руку.
-Ты согласна, дорогая? - спросил он иронически. Мила взглянула на Вику быстрым безжалостным взглядом и опустила глаза. Слишком яркая помада для такого бледного лица. Вика казалась чересчур хрупкой, почти воздушной, как отцветший, весь в белом пуху, одуванчик. Официант принес меню. Мила пролистала глянцевые странички и выбрала какое-то мясное блюдо и салатик. Она испытывала неловкость из-за болезненного вида Вики и постепенно приходила в состояние раздражения и недовольства. Она снова подумала, что ее пригласили сюда не так просто, а им от нее что-то нужно. Спохватившись, что совсем забыла о подарке, Мила открыла сумочку, достала небольшую голубую коробочку, обтянутую прозрачным целлофаном и поставила на стол.
-Это тебе подарок...
Вика протянула руку и осторожно взяла коробочку. Ее тонкие пальцы дрожали. Чуть не плача при мысли, что все видят, как она слаба и больна, Вика поставила коробочку обратно на стол и сказала Олегу:
-Открой, пожалуйста...
Она спрятала руки под стол и сжала пальцы в кулаки.
Олег подчинился. Он подцепил ногтем и снял целлофан с коробочки, раскрыл и вынул из нежно-голубого мягкого ложа духи.
Вика низко склонилась над столом, вдыхая тонкий, еле слышный аромат духов. Ее длинные волосы упали ей на лицо, густой завесой скрыв от ревнивого взгляда Вики.
-Духи... - сказал Олег иронично. Ему вдруг вспомнился эпизод из их детства и, желая разрядить атмосферу неловкости, которая возникла, когда красивая, успешная и - здоровая! Мила вошла в ресторан и, улыбаясь, села рядом с ними за столик, рассказал. Съев суп, оставленный им в термосе, дети сели за стол делать уроки. Милке не училось, она " мучилась бездельем", как называла ее состояние мама, слонялась по квартире, выдумывала всякие проказы и, наконец, набрела на шкафчик, где хранилась мамина косметика. Олег положил ручку на стол и следил, как Милка мажет рот яркой помадой, один за другим открывает флакончики и льет духи на влажные скользкие пальцы. Часть жидкости пролилась на пол и утекла в щель между двумя половицами, оставив после себя легкий праздничный запах. Мила не успела убрать следы преступления до прихода мамы.
- Это Муся! - Милка врала легко, не задумываясь. Она показала пальцем на большую серую кошку, следившую за ними невозмутимым взглядом дымчато-серых глаз.
- Мила! - Мама сохраняла спокойствие в присутствии Олега. Она всегда считала воспитание ребенка процессом глубоко интимным, в котором нет места посторонним, а потому наказание откладывалось. К Милкиному облегчению, Олег по одному ему известной причине тянул, не уходил, со странным упорством гладя кошку, пришедшую, наконец, в состояние крайнего раздражения. Муся цапнула Олега когтем и забралась под кровать, а маме пришлось заняться Олеговой царапиной. Обрабатывая царапину йодом, она все-таки не удержалась и спросила:
-Мила, объясни мне, как Муся могла открыть шкаф?
-Мамочка, но ведь она открывает дверь в ванную?
В тот день следствию по делу косметики не был дан ход. Возможно потому, что уходу Олега раздражение мамы улеглось, надо было готовить ужин и кормить семью. А через некоторое время Милка получила в подарок маникюрный набор и пакет косметики и потеряла интерес к маминому шкафу.
Олег увлекся, рассказывая смешные истории их детства. В его интерпретации их жизнь была насыщенной, полной разнообразных забав и приключений. Обе они - Мила и Вика слушали с удовольствием, улыбались. У каждой из них уже был готов свой рассказ.
-Ну и, конечно, черная магия...
Олег сказал это как обычно, легко и непринужденно, как всегда говорил о странных, необычных или неприятных вещах, и сделал паузу.
Миле принесли мороженое. Взяв ложечку, она осторожно растолкла шарики. Она любила вот такое мороженое - чуть подтаявшее, мягкое, смесь шоколадного, фруктового и фисташкового, когда вкус наплывает на вкус и не смешивается.
-Ну какая там черная магия, Олег, - смущенно сказала Вика. - Так, безобидные детские игры...
Они жгли на подносе газеты и толковали образы теней, мечущихся по стене. Миле грезились кресты и покойники, Вика пугалась и неуверенно смеялась, теребя свои густые черные волосы.
-Милка! Хватит! Я спать не смогу!
Однако Вика крепко и безмятежно спала, а вздрагивала от каждого шороха, звука и тени Милка, забиралась под одеяло и ждала, кoгда наступит рассвет. Она боялась темноты с детства. Когда-то на башне напротив ее дома в сумерках загорались красные огоньки. Огоньки заглядывали в окна, смотрели, как Мила капризничает, плохо кушает или не хочет вовремя ложиться спать. Однажды рассердившись, бабушка сказала:
-Вот придет волк и заберет тебя с собой, раз ты так плохо себя ведешь!
-Какой волк?
-Какой волк? Вон он, на тебя смотрит!
Мила повернулась туда, куда показывала бабушка, и увидела два красных огонька, ярко светивших за окном. Мила жалась к бабушкиным ногам, собираясь заплакать. Она очень боялась волка. Он чудился ей в темном коридоре, выглядывал из шкафов со старыми книгами, прятался в уголках комнат и прихожей, скрипел половицами, шагая на цыпочках у нее за спиной, и исчезал, когда она испуганно оборачивалась. Между темнотой, волком и башней существовала тесная связь. Волк и огоньки появлялись в темноте, жили в ней и уходили, когда наступал рассвет. Позднее Мила поняла, почему на башне были огоньки, но чувство ужаса и любопытства перед неведомым осталось, легло в самую глубь ее подсознания и лежало там до поры. Позднее то же чувство любопытства и ужаса она испытывала, когда в компании девчонок гадала на зеркалах. Ей казалось, что она что-то видит, и она замирала, стараясь уловить этот образ и запомнить.
-Детские развлечения... - произнес Олег. Он порылся в карманах, где хранил все необходимые предметы - от ключей и денег до визиток и транспортной карты на метро и извлек небольших размеров целлофановый сверток. Мила и Вика смотрели на сверток: Вика - завороженно, Мила - с беспокойством. Олег нарочито медленно развернул целлофан и положил на стол тряпичную куклу. Кукла легла в центр стола, объединив их в единое целое . У нее было яркое лицо и нарисованные синей ручкой глаза и брови и красный рот. Настоящие черные волосы шли от макушки до пояса, где скреплялись разноцветными нитками. Из головы, живота и груди кукленка, как иглы ежа, торчали булавки.
-Это что такое? - Вика близоруко сощурилась, разглядывая куклу.
-А ты как думаешь? По-моему, это кукла Voodoo.
-Да ну брось, Олег! - Вика с облегчением рассмеялась. В последние дни Олег вел себя так нервно, так зло отвечал на ее бестолковые от обиды вопросы, что было ясно, что он весь погружен в какие-то собственные мысли и проблемы. У него что-то не ладилось, и он не находил себе места, перекладывая стопки книг на журнальном столике, роясь в бумагах, которыми были забиты ящики письменного стола , разбирал антресоли. Вика пыталась пустить их жизнь в прежнюю, спокойную и привычную колею, но Олег хмурился и возвращался снова к своей монотонной и бесконечной возне. И то, что все дело было в этой глупой кукле с булавками, сняло с Викиной души груз нелепых обид и подозрений.
-Ты где ее взял? `
-Нашел. Когда-то много лет назад я нашел ее на этаже возле лифтов.
-Много лет назад?!
Ей стало любопытно, что привлекло его внимание к этой нелепой игрушке, что заставило принести домой и долго хранить. Олег вспомнил, что в тот день ждал лифт, стоя на площадке с пакетом мусора в руках. Родители затеяли ремонт, и он помогал им, собирая в пакеты старые вещи, обрывки обоев, газеты, выносил во двор и бросал в контейнер. Он в нетерпении смотрел вниз, в шахту, где дребезжало, урчало и двигалось, но все никак не могло добраться до их верхнего, десятого, этажа.
Устав держать пакет в руках, он опустил его на пол и вдруг заметил что-то, какой-то предмет, лежавший возле его ног. Олегу казалось странным, что он не заметил куклу раньше. Словно она появилась только в эту минуту, возникла из пустоты. Олег с недоумением рассматривал куклу, трогал булавки, торчавшие из ее мягкой плоти. Булавки вошли в ее тело так глубоко, словно тот, кто втыкал их в куклу, делал это с яростью и злостью. Пришел лифт, и он затащил мешок и нажал кнопку первого этажа. Куклу он опустил в карман и забыл про нее. Он нашел ее спустя годы, разгребая завалы на антресолях. Что-то кольнуло его в палец, и он вскрикнул от неожиданности, прошептав известное русское проклятие. Олег слизнул капельку крови, упрямо вытянул руку и, порывшись в барахле, которым были завалены антресоли, извлек куклу. Кукла растопырила булавки, будто пытаясь добраться до него, обвиняя в том, что пролежала столько лет среди старых тряпок и ненужной обуви, заброшенная и всеми забытая. Рассмотрев находку, Олег ахнул. Совсем недавно он побывал на одном интересном сайте. Он попал туда случайно, переходя по ссылкам, и фыркая и морщась, все глубже погружался в тайны разнообразных верований и учений. Он спохватился уже под утро, обнаружил, что ночь почти закончилась и отправился спать, понимая, что всей его жизни не хватит, чтоб прикоснуться хоть к малой части уже существующих знаний.
И потому сейчас он рассматривал куклу с любопытством. Он пробежался кончиками пальцев по булавкам, не веря, что эта нелепая, неумело, по-детски сшитая кукла может таить в себе угрозу. Внешне кукла напоминала Вику. Те же черные волосы и голубые глаза и еще что-то неуловимое, что обычно безошибочно угадывается в близких родственниках, отце и сыне, матери и дочери. Он склонялся к тому, чтобы отправить куклу в мусоропровод, но вместо этого положил ее в шкаф, где хранились иголки, булавки и прочие подобные предметы. Убрал и забыл. Позже он ругал себя , обвиняя в глупости и легкомыслии, упрекал, потому что знал, или, по крайней мере, предполагал, кем может быть эта кукла, но все равно не выбросил, не сжег, не уничтожил. С куклой следовало расправиться, тогда бы она не смогла принести им столько бед. А в том, что причиной их бед и неудач является кукла, Олег уже не сомневался. Вика вдруг заболела. У нее, всегда здоровой, внезапно разболелось все, а врачи ничего не находили и только руками разводили, уверяя, что все болезни носят неврологический характер. Олег, по привычке многих людей, свято верил врачам, а потому окружил жену любовью и заботой и настоял, чтобы она ушла с работы, но это не помогло. Становилось ясно, что еще немного, и она растворится в воздухе, исчезнет, как исчезают в небе легкие перистые облака, такой легкой и воздушной она вдруг стала. Глядя на ее тонкие, прозрачные руки, Олег испытывал чувство вины и жалости и доискивался до причины болезней. Тут-то он и вспомнил про куклу. Кукле многое можно было поставить в вину: то, что у них до сих пор, после десяти лет супружеской жизни, не было детей, мелкие житейские неприятности и, конечно, Вику. Снова и снова он думал о кукле и о том, кто мог бы ее сделать и подбросить к ним на этаж тогда, много лет назад. Подбросить или потерять? И кто мог желать Вике, всегда такой доброй, милой, хорошей зла? Он вспомнил о Миле, о которой за прошедшие годы напрочь забыл. В старших классах Мила едва здоровалась с Викой, а его даже не замечала. О силе Милкиной неприязни он и не подозревал, пока однажды, в какой-то потасовке, он не был повержен наземь и, с трудом поднявшись, вытирая разбитый в кровь нос, не почувствовал вдруг чей-то взгляд. Олег обернулся и растерялся, увидев, сколько торжества, удовлетворения, нет, даже удовольствия было в этом взгляде. Прошло несколько секунд, прежде он понял, что смотрит на Милу. Он быстро про нее забыл, так мало она значила в его жизни, но теперь вспомнил и задался вопросом, могла ли Милка настолько не любить Вику, чтобы захотеть сжить ее со света? Олег испытующе посмотрел на Милу. Он разглядывал ее красивое, ухоженное лицо и искал в нем `что-то, что могло бы указать на нее как на изготовителя вольта. Заметив его взгляд, Мила улыбнулась.
-Забавный кукленок, - сказала Мила спокойно. Она дотронулась до голого пузика куклы, из которого торчали две длинные иголки. Кукла смотрела на нее немигающим взглядом широко распахнутых глаз.
-А зачем тут иголки? Помнишь, Вик? - Мила впервые за вечер прямо обратилась К Вике. - Гадали на книгах, спичках, бумаге...
-Зеркалах... - прибавила Вика. Ее бледное лицо покрылось неярким румянцем. Она села прямо, расцепив, наконец, крепко сжатые пальцы.
-Много было всяких глупостей...
Олег задумчиво посмотрел на Милу.
-Да, кстати, -сказал он. - Твой отец ведь когда-то работал в Боткинской?
-Работал. Папа умер три года назад. Инфаркт.
Мила сцепила пальцы так, что побелели косточки. Вопрос Олега неожиданно напомнил ей, как папа мучился по ночам, задыхался и убеждал ее с мамой, что ничего страшного нет, грешил на сигареты, от которых только недавно, после стольких лет курения, смог отказаться. Он умер у них на руках во время одного из своих приступов, не дождавшись приезда скорой помощи. Смерть отца надолго выбила Милу из колеи, погрузив в глубокую депрессию. Она лежала ночью без сна, наблюдая, как в доме напротив один за другим гаснут огни. На город опускалась тьма, вбирая, впитывая в себя весь мир вокруг нее. И тем страшнее был игрушечный Дед Мороз, простоявший вечность на телевизоре и вдруг оживший через два дня, прошедшие после папиных похорон. Дед Мороз запел, забормотал, задвигал маленькими ручонками, одетыми в красные варежки. Свет крошечного фонарика метался вверх-вниз, прыгая, как солнечный зайчик. Мила зажала рот, чтобы не закричать и не разбудить маму, спавшую в соседней комнате. Пронесся тихий вздох, всколыхнувший простыню, которой было завешено зеркало в Милиной комнате. В ту же минуту Мила поняла: все ее детские страхи небезосновательны, там действительно что-то есть. Она поставила свечку за упокой, купила иконку. Страх не исчез, она лежала ночами, прислушиваясь к каждому звуку и шороху. Ничего не происходило, Дед Мороз молчал. И она хоть и не скоро успокоилась, пришла в себя.
Олег кивнул, давая понять, что ему все ясно. Он потребовал еще пива и, наполнив бокал, сделал несколько глотков. Мила, задумчиво разглядывая узоры, оставшиеся после мороженого, думала о том, стоит ли рассказывать, как умирал отец и решила, что не стоит. Олег не объяснил, почему вдруг вспомнил Павла Петровича, не спросила. В конце концов, ее семейные дела касаются только ее. Разговор смялся и затих. Олег вдруг скис и помрачнел. Он задумался о том, что ему делать с Викой. Все его надежды на помощь Милы разлетелись в прах. Ему предстояло заняться поисками врача для Милы и проводить обследование. Вика тоже молчала, погрузившись в свои собственные мысли и переживания.
-Ну что, разбегаемся? - Олег вышел из состояния задумчивости и попросил счет. Мила встала, пробормотала: "Всем привет!" - и, бросив прощальный взгляд в зеркало, выпорхнула из ресторана. По дороге к метро Мила обдумывала впечатления. Вика сегодня ничем не напоминала ту веселую пухленькую девчонку с большими голубыми глазами, какой она когда-то была. Эта новая Вика казалась такой тонкой, почти плоской и прозрачной, что Миле казалось, что сквозь нее видны бокалы и кувшин с морсом на соседнем столе. Черные волосы Милы дождем спадали на плечи, закручиваясь на концах, как у куклы, лежащей на столике. Только кукла казалась юной и полной сил, а женщина рядом эти силы теряла, словно вся ее жизненная энергия перетекала через иголки в ее двойника. Улучив момент, Мила взяла куклу и опустила в сумочку. В беспорядке, царившем на столе, среди тарелок с недоеденной закуской, зеленью и бутылками вина, пропажа куклы прошла незамеченной. Олег бросил рассеянный взгляд на стол, заглянул под стол и подумал, что куклу унес официант вместе с прочим мусором. Он решил пока больше не думать о кукле.
...Мила села на диван в своей любимой позе, поджав под себя ноги, и раскрыла ладонь. На ладони у нее лежала кукла. По размеру она была чуть больше ладони. Оттого ли, что Мила слишком долго на нее смотрела или оттого, что после встречи в ресторане у нее разыгралось воображение, только ей почудилось, что нарисованные ресницы куклы дрогнули, маленький рот растянулся в улыбке. Кукла узнавала ее, приветствовала, пытаясь напомнить ей о тех событиях, которые происходили когда-то (если происходили, потому что в их реальности Мила не была уверена). Много-много лет назад , обезумев от ярости и боли, Мила снова и снова тыкала иголками в тряпичную плоть, пока кукла не превратилась в игрушечное подобие ежа. Полюбовавшись на то, что у нее получилось, Мила забралась на табуретку, открыла форточку и вышвырнула куклу-ежа - и она, кувыркаясь, полетела вниз. Кукла лежала на земле, черной после только что стаявшего снега, и казалась сверху большой белой бабочкой, разбросавшей в стороны свои ноги-крылья. Почему Олег нашел куклу возле лифта, Мила не знала. Впрочем, она допускала, что Олег подзабыл кое-какие детали и восполнил их своею фантазией. Позже кукла ей стала казаться чуть ли не плодом воображения, она навещала Милу во сне, смеялась и обещала, что Вике не поздоровится, рано или поздно она расплатится за то, что "увела у подруги парня". У куклы был подростковый сленг, но Милу это не удивляло: кукла взрослела вместе с ней. В последний раз кукла явилась во время одной из студенческих вечеринок, среди тарелок с огурцами и колбасой, бутылок с красным вином и водкой. Она подмигнула Миле и тут же пропала и больше не приходила. В это же время Милу оставили ее детские страхи.
И вот сейчас кукла лежала у нее на коленях, уставившись ей в глаза с какой-то саркастической полуулыбкой, словно смеялась над ее нерешительностью и страхом и побуждала к действию. `
Кукла, без сомнения, была материальна, как бы ей не хотелось обратного. Мила чувствовала пальцами ее тело, сшитое из кусочков старой простыни. Ее плоть трепетала, наливаясь теплом, оживая под ее руками. Мила вскрикнула от испуга и вскочила, сбросив куклу с колен. Кукла свалилась на пол и лежала, слабо шевелясь, точно жук, которого угораздило упасть на крылья и который жужжит, пытаясь перевернуться и взлететь, и не может. Кукла шевелилась все слабее и, наконец, успокоилась, затихла. Ее синие глаза потухли, лицо разгладилось. Мила, боязливо взглядывая на куклу, подошла к окну и выглянула на улицу. Ее мысли двигались вспять, возвращаясь в то время, когда кукла появилась на свет.
На уроках труда они готовили подарки к 8 марта. Это были игрушки, сшитые из разноцветных лоскутков - куклы и зверюшки. Мила сшила сразу две игрушки - куклу и медвежонка, так, на всякий случай, хотя обычно с праздником она поздравляла только маму. Она перебирала пуговки и бисер, лежавшие перед ней на столике, пытаясь подобрать подходящие, которые могли бы сделать мордочку медвежонка живой и эмоциональной. У нее не получалось, и она с досадой отложила мишку в сторону, решив вернуться к нему позже. Мила взяла куклу и несколькими штрихами пририсовала ей глазки и рот. В отличие от медвежонка кукла получилась как живая, она даже чуть-чуть напоминала Вику - те же голубые глаза, широкий, как у лягушки, рот; в неправильности, выраженной ассиметричности черт как раз и таилось Викино очарование. Заметив сходство, Мила нарисовала Викин чуть вздернутый нос и осталась довольна. Теперь она знала, что куклу подарит Вике. Мила задумалась над прической для куклы и решила, что той нужны настоящие, живые волосы. Она не могла попросить клочок волос, хотя это было бы правильнее, у Вики, это означало сообщить заранее о подарке, а именно в экспромте, неожиданности, с точки зрения Милы и заключается основная прелесть любого подарка.
На математике, следующей после труда, Вика села на парту перед Милой. Она рассчитывала на ее помощь в контрольной работе. Славка, сосед, ворчнул что-то басом, но высказать свое неудовольствие прямо поостерегся. Он был отличник и зазнайка и презирал плохих учеников (учениц), к которым принадлежала Вика, но трус и предпочитал сохранять со всеми ровные, спокойные отношения. Не обращая на Славкин молчаливый протест, Вика пододвинула к себе листок бумаги и стала быстро писать, теребя левой рукой свой длинный толстый хвост, скрепленный вверху резинкой. Задачка не получалась, и Вика вздохнула, откинулась на спинку стула и перекинула хвост через плечо. Хвост тяжело шмякнулся на парту перед Милой, выведя ее из состояния раздумья. Мила положила ручку на парту и посмотрела на хвост. У нее появилась отличная возможность разжиться волосами. Мила вытащила из спортивной сумки ножнички и - чик! Кусочка волос как не бывало. Вика обернулась и потрясла головой:"Отстань! Не мешай!" Она тут же забыла о Миле, замерев под жестким взором математички, заподозрившей неладное. Анна Петровна уставилась на Вику, готовясь отобрать у Вики тетрадь и поставить неуд при малейшей ее оплошности. Анна Петровна не любила Вику за ее нелюбовь к математике и откровенную демонстрацию этой нелюбви. Вика сделала вид, что усиленно думает, а сама тайком протянула к Миле руку с открытой ладонью. Мила молча вложила ей в руку черновик и принялась за второй вариант.
Кукла сидела у Милы на диване среди прочих игрушек, дожидаясь прихода праздников. Однако Вика так и не получила подарка и вообще не узнала о существовании куклы. День, когда Мила встретила Вику и Олега и догадалась об их любви, стал переломным в их общей судьбе. Добравшись до дома, Мила погрузилась в пучину переживаний, а когда слезы иссякли, достала из стола мамин швейный набор и насладилась местью, погрузив в куклу бессчетное количество иголок. Ее страсти и пыла оказалось достаточно, чтобы кто-то сверху услышал ее и пошел ей навстречу, выполнив просьбу.
Кукла безвольно лежала на полу, разбросав ручки и ножки. Ее глаза неподвижно смотрели в потолок. Мила снова вернулась на диван и погрузилась в размышления. Время от времени она настороженно смотрела на куклу, готовая вскочить и убежать при первом ее движении. Ею владели очень разные чувства. Страх перед неведомым, любопытство и удовлетворение, даже торжество при мысли, что обладает могуществом, которое есть не у каждого; cоблазн устранить соперницу был очень велик. Просто положить на куклу руки, оживив своим теплом, - и соперница уйдет навсегда, освободив место для Милы. Все свершится само собой, и она ни в чем не будет виновата. Cколько преступлений могло бы совершиться, если бы люди были уверены в своей безнаказанности? Мила снова взглянула на куклу: ей показалось, что кукла шевелится. Теперь она лежала, повернув голову в сторону Милы. Миле казалось, что кукла ждет ее дальнейших действий, которые позволят ей осуществить то, ради чего она была создана. Мила подумала, что лучше избавиться от куклы, пока не поздно. Этого, вероятно, и ждал от нее Олег. Она вспомнила его лицо, усталое и безнадежное, полное мучительной тоски и грусти. Он закурил было сигарету и сморщился, услышав ее слова:
-Ого! Ты теперь куришь? - сказанные легко и насмешливо.
Он молча потушил сигарету и разломал ее на куски и высыпал табак к себе на тарелку. Тогда она поняла, что была права, решив, что он не случайно пригласил ее в ресторан. Какой там праздник, когда жена умирает. Он явно рассчитывал на ее жалость и сочувствие, порядочность или что там еще. Женскую солидарность, скажем. Он узнал в ней изготовителя вольта прежде, чем она сама это поняла. Он позволил ей забрать куклу, чтобы она исправила зло, причиненное его жене много лет назад. Он не обвинял ее, понимая, что злой поступок был совершен по неведению.
По неведению?
Мила снова вспомнила их с Викой эксперименты. Теперь она сама не была уверена в своей невиновности. Было ли случайным то, кукла появилась на свет вовремя, в тот самый момент, когда у Вики с Олегом завязывались отношения, в тот миг, когда она стала востребованной?
Кто руководит нашими поступками? Мы сами или кто-то другой, кто следит за нами, чтобы в нужный момент толкнуть под руку?
Мила вздрогнула, обнаружив, что кукла снова проснулась. Она медленно двигалась к дивану, неловко взмахивая руками, словно огромный неуклюжий жук. Она почти добралась до своей цели и попыталась встать, чтобы взобраться туда, где сидела, подобрав ноги, Мила.
-А вот мы cейчас проверим! - cказала Мила, достала спичку из коробка, лежавшего в досягаемой близости, зажгла и поднесла к розовому тряпичному тельцу.