Белый Камушек
|
||
http://zhurnal.lib.ru/s/s_peters/ | ||
Денег нет - перед прибылью; лишний грош - перед гибелью
Самой замечательной особенностью провинции является удивительное свойство маленьких уютных городков. Они как будто созданы специально, чтобы послужить конспектом богатого опыта человеческой жизни. Стоит взглянуть на переулочки издалека, и откроется вид на великолепную человеческую реку. Трудно поверить, что каждый поток ее состоит из крохотных, из мелких капель. А спустись поближе к берегу, куда исчезли величавость, мощность? Перед глазами брызги, мелочь, суета -- здесь можно разглядеть детали частной жизни. Вон там в волне толпы мелькнули шустрые мальчишки; a вот переплывает улицу обремененная детьми и корзинами матрона. Из века в век одни и те же персонажи, и взгляните-ка на этот парад: каждый житель нашего городка символизирует десяток-другой ваших знакомых, а вот этот -- у нас он сыграет роль добродушного булочника -- разве не похож на вашего соседа? Они здесь без всякой цели, зато как легко узнаваемы; их души, их маски и покрой поношенных нарядов, и даже пыль на ботинках, и предстоящий ужин за столом из крепкого дуба. Прогуливаясь туда-сюда по главной площади и наблюдая воскресный поток прихожан, можно изучить и все нелепости, и все премудрости простой, открытой жизни горожан. Здесь промелькнут наполненные сложными сантиментами сцены, здесь об руку с обманутыми простаками пройдут парадом и пройдохи-хитрецы. И как в реке здесь случается всяко: один покажется могучим капитаном; другой утонет на глазах у вашего ребенка; а третьему великодушная толпа успеет подбросить спасательный круг. А еще четвертый, самый слабый, выплывет без посторонней помощи. Но благодаря ли везению? Благодаря ли скрытому таланту? А ведь, пожалуй, и неважно; поболтают да забудут. Ну, а случайному наблюдателю только и остается, что разглядеть жизнь города в монокль личного характера и опыта. Да только вот еще забавная мыслишка: покуда никому не удавалось пересечь реки, разглядывая воду с бережка, а ведь и ног не хочется мочить, и одежду нежелательно забрызгать... Эй, ты, читатель, не запачкай платья!
...Приплюснутая с боков коричневая шляпа, широкий шарф вокруг шеи и мрачного цвета пальто; осторожно ступая через лужи, с противоположной стороны улочки навстречу Вике пробирался Старик. Ни обойти его, ни разминуться; острые глазки разглядели девушку издалека, выхватили из толпы, и Вика в который уже раз почувствовала себя мишенью. Любезность Старика была ей неприятна. А тот был рад неожиданной встрече, тонкий рот его растянулся в улыбке, старые щеки смялись в морщины, в уголках растрескавшихся губ блеснула влага.
- Добрый вечер, - Вика отвечала вежливо и тихо, невольно избегая взглядов Старика. Лишь только в первые секунды встречи люди разглядывают друг друга глазами. А вслед за тем узнавание попадает под контроль иных органов чувств, да и помимо речи, слов и жестов есть и другой язык - язык полуулыбок, полувзглядов; язык невысказанных просьб, незаданных вопросов. И пусть Вика не обладала еще достаточным жизненным опытом, пусть не умела еще с холодным расчетом оценить характер старого ростовщика, но чувствовала: назойливый и долгий взгляд его то уговаривал о чем-то, а то и скрывал неприятный намек, о котором девушка исподволь давно уже догадалась, да только вот признаться себе не решалась. Нельзя давать свободу тяжелым предчувствиям, не то расправятся они и наберутся силы. Вике все еще удавалось прятаться от правды, но она уже владела неясным внутренним знанием, и изучала это знание с закрытыми глазами, почти наощупь; а ведь признаться себе -- значит озвучить, пригласить ужасную беду, и девушка ни за что не хотела поддаваться. И пусть при каждой случайной встрече со Стариком в душе ее звенела тревожная струнка, Вика всякий раз брала себя в руки и успокаивала внутреннюю дрожь. Не стоит обращать внимания на смутную тревогу, уговаривала она свой внутренний голос. Покуда не воплощен в слова и действия, неприятный стариковский взгляд реальной силы не имеет. И Вика пряталась от пугающей правды, она знать ее не хотела... она знать не хотела о тайных желаниях скучающего богача! Природная ли доброта иль горькое ощущение роковой зависимости от ростовщика заставляли Вику скрывать отвращение, но на лице ее держалась мягкая улыбка. Однако, острые и быстрые глаза Старика замечали каждое движение ее души. Пренебречь брезгливостью молодости мог только жесткий, каменный характер. И, без сомнения, Старик считал себя крепким орешком, так в чем же была причина теперешней его неуверенности? Нет, не раскаяние смягчило сердце Старика; тоска по юности -- самый безутешный вид ностальгии -- вот в чем источник его неожиданной робости! И, откликаясь на отвращение девушки, душа его задыхалась в неутолимой печали. Он стар, он неприятен, он богат... И его тоже пробирала предательская дрожь, такими зябкими, одинокими казались прошедшие скучные зимы, и так ему хотелось подставить свои дряблые щеки -- улыбкам, солнцу, Вике... Вике! Особенно теперь, когда на улице весенний теплый воздух -- эх, как разбередило Старика!
Но нет уж, нет! Размягшее от старости сердце и уставшая от одиночества душа -- достойное наказание, и поделом тебе! Тебя не жалко! Так мысленно отвечала Вика на заискивающие взгляды. Или спорила с собой, с природной жалостью и мягкостью своею? О роде человеческом так много было сказано и добрых слов, и справедливых, и что поделать, люди добродушны и легко прощают мелкие ошибки; и, бывало, помучавши хорошенько, принимали назад своих изгоев. Да только вот не Старика! Да и не тот это случай, жители нашего городка много лет проклинали жадного ростовщика, а и было ведь за что, не так ли? Наверно, так оно и было. Вот и Вика много лет была его должницей; подписанная ее отцом долговая бумага хранилась дома в шкатулке на старом комоде. Срок закладной истекал к середине лета; отцу удалось уже накопить немного денег -- ровно половину -- но полную сумму собрать так и не вышло. Отец осунулся и поседел, и даже в яркие солнечные дни в его глазах не отражалось ни лучика света. Месяц за месяцем проходили в неприятном напряжении, и стоило Вике случайно чему-нибудь улыбнуться, как в глубине души просыпалось чувство вины, и в предверии неизбежной беды тяжело опускались плечи. И свежий, все еще наивный взгляд ее, и легкий воздух жизнерадостности, который она совсем недавно носила за собой повсюду -- все это должно было вскоре погибнуть; а ведь не было и быть не могло тюремщика страшнее; волей-неволей Вика сама в себе глушила радость жизни. Но срок приближался, отец все мрачнел, и длинными вечерами они вдвоем перебирали по кусочкам прошлое, словно пытаясь его переделать. "Когда я окажусь в тюрьме," - так, задолго до ужина, начинались длинные вечерние беседы, и до глубокой ночи отец учил Вику, как выжить без него, а потом, увлекшись, они с дочерью выдумывали способы невероятного спасения. Отец раз за разом перечитывал контракт, пытаясь найти зацепку, с помощью которой удалось бы его оспорить. Бесполезно, однако! "Бесполезно," - раз за разом повторяла ему дочь. Старик был опытен, и неслучайно удалось ему разбогатеть на чужих несчастьях, ну и, конечно же, бумага была составлена им со знанием дела. Придраться не к чему, и перечитывать закладную не имело смысла. "Найти бы клад," - вдруг вырвалось однажды у Вики, и детская эта фантазия горячей болью обожгла ее отца. Ах, Боже мой, она еще совсем ребенок! Отец еще острее ощутил тяжелую безвыходность положения! А Вике стало неловко из-за такой ребячливой своей наивности! Но что поделать, ей всё казалось, что, бегая глазами по закладной, отец как раз-таки клад и искал, будто копая глубже и глубже, но все на том же старом месте. А выход найти можно было только придумав что-нибудь новое. Искать-то следовало в другом, неожиданном, неиспробованном месте! И, придумывая варианты спасения, Вика растворялась в мире своих грез. Не добрый эльф, не принц на сказочном коне, героем Вики был простой и сильный друг. Забота об отце была девчонке не по силам, хотелось переложить ее на чьи-нибудь крепкие плечи. Но проза жизни все-таки взяла свое, еще прошлым летом потихоньку от отца Вика нашла себе работу. Стирка белья в трех-четырех богатых домах давала небольшой, но постоянный доход. Деньги Вика прятала в сундучке под кроватью. Месяц шел за месяцем, мешочек с монетами все тяжелел, и девушка жалела, что не решилась на это два-три года назад. Но тогда она была совсем еще ребенком, а теперь, пожалуй, не успеть, девушка накопила только четверть нужной суммы. Оставалось лишь покорно ждать, и поздно вечером Вика уходила в спальню с покрасневшими глазами.
...На перекрестке возле лавки остановились женщины с корзинами. Трехлетняя малышка топталась рядом, грызла яблоко, разглядывала толстого булочника, смывавшего с деревянного настила весеннюю грязь. Вода выплескивалась из ведра, стекала под доски, на дорогу. Отдельные грязные струйки подбирались все ближе и ближе к ботинкам Старика. Беседа с ним смущала Вику. Но иногда она его жалела; стоило только представить его одного в старом доме, в хмурый темный вечер. Впрочем, нет, нет и нет - Вика всякий раз одергивала себя, проклятый ростовщик намеревался погубить ее отца. Прощаясь, Старик поймал ладошку девушки, бережно пожал и вдруг вложил в нее красивый гладкий камушек. "Подарок,"- сказал и неловко замялся, смутился что ли неожиданного своего порыва? А Вика была только рада отделаться, заторопилась, убегая словно от беды. На звук ее каблучков обернулась малышка с яблоком, обернулись хозяйки с корзинами, и Вика помахала им рукою. А в глубине улицы удирал от младшего брата только что нашкодивший мальчишка -- они не поделили круглый плоский обруч. Еще минуту назад мелькнули возле булочной, и вот уже они у церкви, свернули в парк и помчались по тропинке, под ногами захрустела черно-белая галька. "Оттуда стариковский камушек," - догадалась девушка, бросила его в грязь и поспешила забыть о случайном подарке. Весна еще не захватила город, но воздух уже ожил; день-два, и пробьется зелень. Бросив ведро на деревянный тротуар, булочник отправился было вдогонку за сыновьями, да отстал и, тяжело дыша, грозил им пальцем вслед и прятал глубоко в усах веселую ухмылку. У Вики защемило сердце: улица вокруг нее звенела жизнью, а ей ведь не достанется и тихого счастья. Скоро лето, но вместе с теплой погодой придет и настоящая беда.
В старинной притче сказано о том, как собрали однажды сокровища мира да наполнили огромнейший сундук, а вслед за тем согнали на площади толпы народа да и разделили поровну богатство; и всякий в равных долях унес домой и золото, и справедливость, и удачу. Увы, прошло совсем немного времени, а мир опять разделился на богатых и бедных. Но от чего же так? Возможно, небо справедливо, и каждый вознаграждает себя сам в согласии с усилием и собственным талантом? Ведь есть же люди, которым бесконечно повезло, и разве это не талант, ну чем же не талант -- финансовая жилка? И не от того ли так тесно в убогих бедняцких кварталах, что есть еще иные странные люди -- те, которые хоть и мечтают о благополучии и о комфорте, но не умеют сосредоточиться на деле, занимаются самообманом и всю свою жизнь пребывают в состоянии близком к затянутой медитации? Любовь к деньгам -- вот в чем причина зла, указано в другой старинной притче; но чушь какая -- вот самообман! А главный талант ростовщика с юных лет заключался в его способности увидеть жизнь в реальном свете. Когда на улице возле булочной поссорились неподелившие игрушку братья, Старик расчетливо подумал о том, как легко могли бы решиться любые проблемы, и что Бейкер должен был бы купить своим мальчишкам вторую такую безделушку -- тогда бы не было и повода для ссоры! А потому причина всех недоразумений -- не что иное, как нехватка денег. Достаточное их количество означает комфортабельную жизнь, жизнь без ненужных передряг и нервотрепок. Но следующей ступенью, главной целью жизни Старика были не сами деньги, но выраженный в цифрах символ личного успеха. А что иное, если не успех, является условием душевного комфорта? В то время как другие не умели и ни заработать, и ни отложить, и как жалкие котята тонули в собственной беспомощности, Старик был одарен хорошей строгой деловитостью, и с завидным постоянством направлял свою энергию туда, где текли полноводные реки, те самые, что, не пересыхая, неизменно вливались в глубокое море удачи. Успех старика был очевидным и конкретным: в банке на его счету хранилась круглая, крепкая сумма. В одном лишь просчитался он: с приходом успеха, борьба за него все больше и больше теряла смысл, и Старик с обидой все чаще и чаще замечал, как вокруг тускнели жизненные краски. Как только получаешь доступ к дорогим и изысканным блюдам, к ним тут же пропадает всякий аппетит.
Старик прикрыл за собой калитку, прошел к дому, неуклюже перешагивая через проталины. Опять весна, и слякотно, и сыро. Не подскользнуться б на разбухшей от влаги земле. Надо бы усыпать двор черно-белой галькой, чтоб чисто было, как на дорожках в парке за церковью. А хорошо там было сегодня, хорошо и сухо, не смотря на мокрую погоду. Поднявшись на крыльцо, Старик очистил прилипшую к ботинкам грязь. Скрипнула тяжелая дверь, пропуская хозяина внутрь. Привыкшим к яркому свету глазам внутри дома показалось неуютно. Простая, скучная мебель, случайные вещицы на комоде и стульях, маленькое, давно не мытое окошко. Узкий, бесцеремонный луч света указывал на непокрытый скатертью стол, освещал сухие хлебные крошки. Хозяйка дому нужна, хозяйка! И сердце Старика растаяло, стоило ему представить, как ловко управлялась бы в его доме эта миленькая Вика. Она накрыла бы на стол, прикоснулась бы к тарелкам, поджарила бы ломтики свежего хлеба. У нее тонкие, хрупкие пальцы; ох, уж он-то берег бы ее и лелеял! Робкая, глаз не поднимет, а знала бы она сколько радости доставляют ему эти случайные редкие встречи. Неловко как-то получилсь сегодня, и зачем только высунулся с этим камушком? Стареет он, его одолевают странные причуды. И что она подумает теперь? Представил, как девушка хлопочет на кухне своего отца, а ведь Старик давненько уже подумывал, да все не решался напроситься к ним на ужин. А ведь отец Вики -- должник его, и отказать не посмеет. Старик загремел тяжелыми ключами, отпер старый сундук, нашел долговую бумагу. Удачный, ох, и удачный же был день, когда подписали этот договор. После смерти жены Борген очень нуждался в деньгах, и Старику удалось заполучить высокий процент. Успели ли они с Викой собрать уже нужную сумму? Сумеют ли выплатить летом свой долг? Едва ли, да, едва ли. Старик, конечно же, предвидел -- да что уж там -- расчитывал на их неудачу, и, потирая холодные, влажные ладони, додумывал свою старую, дорогую, свою единственную надежду. Он поможет им, нужно все хорошенько обдумать. Он мог бы им помочь, и Вика была бы ему благодарна. Так-так, так вот... да, напроситься, пожалуй, к ним на ужин. Старик готов был предложить им новый выгодный контракт.
В теплое время года Вика готовила на улице. Сегодня в спешке обожгла себе ладони; во дворе на каменной печи кипел огромный бак с отстиранными белыми полотнами, а рядом с ним оставалось совсем мало места для готовки. Обед был простеньким. Вика сварила суп из плоских кружочков картофеля, добавила к нему молока и заварила золотистой, обжаренной с луком мукой. Если бы только девушка знала заранее, то ради гостя приготовила бы что-нибудь вкуснее. Но Старик пришел без предупреждения, пришел по делу, и уводя гостя в садик, Борген велел дочери поставить на стол еще одну тарелку. Вернувшись в дом, отец неловко засуетился, и усаживая Старика за стол, многословно извинился за простоту и скромность ужина. Эта нервная его скороговорка подсказала Вике, что произошло что-то важное, что-то хорошее! Неужели удалось отсрочить закладную? Старик единственный, казалось, не замечал царившей в доме натянутости, довольными глазами провожая всякое движение девушки. Наливая гостю суп, Вика вежливо улыбалась в ответ на неприятные комплименты, изподтишка поглядывала на отца и все пыталась догадаться. Едва утолили первый голод, как, откашлявшись, отец объявил о новом предложении гостя. Вика слушала молча, не отрывая глаз от тарелки, и слово за словом, как ложку за ложкой, принимала приговор. Проваливалась в безду и одновременно понимала, что теперь они с отцом спасены. После ужина достали бумагу, мужчины состряпали новый контракт, им потребовался свидетель, и Вику послали за булочником. Сосредоточившись, старый приятель отца пробежал по документу глазами, подумал, перечитал еще два раза, перечитал еще раз так, как будто пересчитывал слова и запятые, опять подумал и опять перечитал. Вика решила было, что Бейкер контракт так никогда и не подпишет, как вдруг он одобрил идею, потрепал девчушку по щеке и быстрым росчерком поставил свою подпись рядом с тремя другими. Старик ушел домой в отличном настроении.
С апрельским солнцем стало веселее. Теперь отцу удастся избежать долговой ямы, с этими тревогами покончено наверняка, и хотя будущее Вики по-прежнему зависило от шанса, по новому договору при любом исходе событий она не оказалась бы на улице. Взгляд отца посветлел, он радовался посланной надежде. Вечерние разговоры теперь все чаще и чаще сводились к обычным повседневным заботам, и иногда отец говорил с Викой так, как будто свадьба ее была решена окончательно. Да и сама Викa потихоньку приучала себя к мысли о том, что к осени, возможно, придется покинуть родительский дом, и если уж выпадет жребий стать женой ростовщика, она честно выполнит свой долг. Срок старой закладной истекал в середине лета, а бросить жребий договорились накануне срока. Только выполнив условия нового договора, Вика могла спасти отца от тюрьмы, но откажись она в последний момент... нет-нет, об этом не было и речи. Старик предложил играть на камушках. "Вытянете черный, и я буду счастлив предложить Вам мою руку," - и, потирая влажные ладони, Старик не отрывал от нее счастливых глаз. И пусть Вика старалась об этом не думать, решительный день все приближался. Отец все чаще и чаще говорил о предстоящей свадьбе, все чаще оставлял ее в обществе ростовщика, и вдвоем со Стариком Вика гуляла за церковью в парке у самой реки. В воскресные дни после службы здесь собирались нарядные горожане, раскланивались со знакомыми, справлялись о здоровье тетушек, хвалили славную погоду. В тон голосам обывателей о чем-то своем бормотала в кустах небольшая речушка, и до самого обеда звенел среди деревьев ровный шум. Прогулки эти тяжело давались Вике, беседа не клеилась, и Вика все больше слушала и поддакивала, и в молчаньи прятала свою неприязнь. Ее скованность огорчала Старика, он искренне хотел как лучше. Разве не ее единственную он выделил среди своих клиентов, разве не спасал ее от нищеты, не с ней одной хотел бы поделить свое богатство? Мечтая угодить, Старик был ласков, и ему казалось, что мягче стал ее взгляд, что она откликалась на его доброту. А Вика мучалась, во время совместных прогулок она с трудом удерживала кислую улыбку, в которой Старик, обманываясь, видел то, чего искал. И опять-таки Вика чувствовала себя обманщицей, себя винила, а его жалела и боялась; и не было возможности для компромисса. Но время шло, и Вика привыкала. Как ни противен был Старик, в своем решении смириться Вика была искренна, а честное обещание и совесть способны творить чудеса. Вика видела: она нужна ему, и он старается быть милым. И Вика менялась. Она уже представляла, как будет с корзиной выходить по утрам из каменного дома на окраине, вздыхала и... приучала себя к этой мысли. Ну что ж, конечно, это лучше, чем оказаться без отца, одной, на улице... Заметив в парке ростовщика и Вику, понятливые знакомые не выказывали удивления, в городе быстро привыкли к новой паре. А уж как приятно было Старику показываться в обществе рука об руку с юной красотой, и короткие взгляды обывателей, казалось, рождали в душе ростовщика сладкую, ни с чем не сравнимую гордость.
...Был ли тому причиной аромат свежевыпеченного хлеба или добрая ухмылка из-под стриженных усов, но горожане любили толстого булочника, и перед окнами пекарни частенько собирались взрослые и дети. Была в нем и веселая уверенность в собственных силах, и деловая жилка, и смелый оптимизм. Еще парнишкой много лет назад влюбился Бейкер в дочку неудачливого кулинара, и едва женившись, достал из ящиков бухгалтерские книги, заперся в коморке на неделю, изжег сколько нужно свечей и разобрался в слабостях и просчетах старого угрюмого тестя. Да и взялся за дело иначе, по-своему, и сдвинул целый мир с насиженного места. Закрутилось в булочной и завертелось, и пошли по городу душистые ароматы; и последние лет десять дела в пекарне шли уверенно и ровно, но без скачков и резких перепадов. С каждым днем Бейкер чувствовал себя все уютней и счастливей, жизнь постепенно поворачивалась к нему своею комфортабельною стороною. Вдвоем с женою Бейкер мечтал не разориться и сберечь накопленные деньги, тогда и будущее сыновей было бы надежно обеспеченно, да и в старости спать по ночам хотелось бы спокойно. Вот только спать спокойно все никак не удавалось; на фоне жизни Бейкера контрастом выступала неудача старинного его приятеля; бедняга Борген безнадежно завяз в долгу; и по ночам в спальне булочника вместо сладких снов звенели тревожные мысли о друге, и булочник все не мог простить себе невнимательности, когда давным-давно, перечитая договор Боргена с ростовщиком, так и не заметил скрытого подвоха, и опрометчиво поставил в уголке свидетельскую подпись. Старик первым придумал давать взаймы под сложные проценты, раньше-то о них никто и не слыхивал, и пока горожане разбирались, в чем гибельная суть придуманых ростовщиком условий, в зависимость к нему попался не один отец достойного семейства. А булочник тем временем мучился над сложнейшей дилемой: то уговаривал себя дать приятелю взаймы под простой и мизерный процент, а то вспоминал о своей обязанности перед женой и сыновьями. Да уж, он мог, конечно, наскрести примерно половину нужной суммы, и уже не раз булочник почти решался и отправлялся было в банк за деньгами, да всякий раз себя останавливал и сдерживал свой нежелательный порыв, страх за будущее сыновей диктовал ему решение иное. Но и дружба -- не камушек, на дороге не валяется, и каждый новый день над ней приходится работать по-новому -- закладывать ее как тесто и выпекать как свежий хлеб, да с утра опять закладывать свежее новое тесто. Выбирать приходилось между приятелем и сыновьями, и уже с полгода мучился Бейкер над трудной проблемой и с отвращением поглядывал на календарь, все думая о приближающемся лете, когда отправят Боргена в тюрьму, а дочь его, малышка Вика... Что ж, Вику можно будет взять к себе, жена будет только рада расторопной юной помошнице.
Даже в летний зной каменные стены кабачка хранили в себе приятную прохладу. А с осени до ранней весны хозяйка растапливала огромный камин, и жаркие отблески огня наполняли подвальчик уютным домашним теплом. Добрый толстый булочник любил посидеть вечерами у печки, а вон тот маленький грубый столик под выцветшей старинной картой почти считал своим собственным. Сидя за ним, Бейкер поднимал свою прозрачную кружку и подолгу наблюдал за пузыриками пива -- они лихо всплывали наверх, и от золотого фейерверка веяло веселой легкой жизнью, и тогда булочник приподнимал стакан чуть-чуть повыше, и -- о! неприятность! -- вдруг становились заметны отпечатки пальцев на стекле. Жирные следы возвращали булочника в реальность, и он всякий раз регулировал высоту стакана -- так, чтобы не видеть сальных пятен. Вот так, отхлебывая из кружки, булочник сидел часам молча, то приподнимая, то опять опуская кружку толстого граненого стекла. "Толстяк-то наш -- ведь тот еще философ," - посмеивались за соседними столиками знакомые и подсылали мадам Барли распросить у Бейкера, что лучше: стакан наполовину недолитый иль все ж наполовину выпитый стакан?
Отсюда, из кабака расплывались по городу сплетни. Летом появились слухи о том, что ростовщик неожиданно слег. По старому обычаю заботу об одиноких брали на себя ближайшие соседи, но Старика в их городке чурались, и сиделками у него стали сестры из тихого монастыря на окраине. Да и Вика помогала им на правах будущей родственницы.
- Даже если тебе и придется выйти за него замуж, Старик-то недолго протянет, - сказал однажды отец; и от его прямолинейности девушка неожиданно сбилась со счета, да так и замерла над своим вязаньем, уронив глаза на спицы, и все боялась встретиться с отцовским взглядом. "Старик не вытянет, а мы б с тобой нужды не знали," -- то ли грубость этой мысли поразила девушку, то ли невольное чувство облегчения, но нечаянно пожелав ему смерти, Вика тут же попала под власть раскаяния, и будто искупая вину, сердце растаяло в горячей жалостной волне. И вечером, навещая больного Старика, девушка была особенно мягка и внимательна. Тронутый произошедшей в Вике переменой, Старик ошибочно отнес ее на счет возросшей Викиной привязанности. Болезнь и страх одиночества сыграли с ним злую шутку, еще совсем недавно строгий и суровый, ростовщик по вечерам молился с благодарными слезами. Прослышав о богатом пожертвовании, сделанным стариком в пользу монастыря, потрясенные обыватели объяснили это влиянием девушки. А Вика лишь больше и больше чувствовала себя его должницей.
Боясь умереть, не закончив дела, и поддаваясь незнакомому сентиментальному чувству, Старик потребовал внеурочной встречи с Боргеном и вручил ему бумагу, освобождающую его и Вику от долгов на случай, если сам не доживет до намеченной в парке встречи. Как знать, желал ли Борген смерти Старика, что ж, в душе всякого человека есть закоулки, куда читателю заглядывать не стоит. Прошла еще неделя, и -- повлиял ли на Старика сухой и теплый летний воздух или предвкушение будущего счастья? -- однако, сил у Старика прибавилось и вскоре он справился с недугом. Да что уж там, он прожил еще и следующую осень, а потом еще и пару долгих студеных зим.
В парке за церковью по краям дорожек с черно-белой галькой расцветают летом сладкие голландские снежинки. Пришел и срок, указанный в контракте. В назначенный день отец и Вика явились сюда за полчаса до встречи. "Будем надеяться, что вытянешь белый," -- отец нервничал, но старался не показывать и вида, а Вика словно выпала из жизни, внутри онемело, и девушка была как будто в полусне. Шум от реки и теплый ветерок; слова и звуки отзывались странным мертвым эхом. Старик, сияющий и торжественный, в вычищенном воскресном костюме, пришел еще раньше, а уж как он их заждался, прогуливаясь по усыпанной галькой дорожке! Звучали вежливые фразы, Вика держала на лице приятную улыбку, отец бормотал о прекрасной погоде. В глубине парка появился, наконец, толстый булочник, заприметил собравшихся, прибавил шагу, добежал и, страдая от одышки, пожелал присутствующим удачи. Невольно поддавшись суеверному чувству, Вика мысленно шептала: ох, спасибо! И тут же одернула сама себя: что будет, то и будет, пусть проведение решит ее судьбу.
Старик тем временем улыбнулся жалобной улыбкой и медленно нагнулся, подбирая гальку. "Какой он старый, одинокий," - внушала себе Вика. Ей было бы гораздо легче иметь дело с мудрыми, спокойными глазами Старика, но, поднимая камешки, он бросил на нее еще один быстрый, неприятный, скользкий и приторный взгляд. "Заискивает?" - Вика чуть было не поморщилась, увела глаза, и взгляд ее соскользнул на старческие руки, подбирающие гальку, и... Вика чуть не задохнулась от ужаса; Старик-обманщик не оставил ей ни шанса! И вот он уже протягивает ей шляпу, а в глубине, на самом дне ее -- два черных камня. И вовсе не в руках всевышнего, судьба Вики, оказывается, находилась в его холодных узловатых пальцах. Что делать? Неужели так никто и не заметил? Раздался смех, мимо проходили гуляющие пары, и Вике хотелось уйти вместе с ними. Бежать отсюда! Но, нет, нельзя, она стояла на усыпанной галькой дорожке, где только что решилась вся ее оставшаяся жизнь. Два одинаковых черных камушка... Вика с надеждой заглянула в лицо булочнику. Тот улыбнулся и подбодрил; не подозревает, значит, не заметил! Отец? И тот, похоже, не увидел. Что делать? Уличить ростовщика в подделке? Нельзя! Он легко избавится от улик, перевернет свою шляпу, и выпадут камушки, затеряются на черно-белой тропинке. Старик упрекнет их в нарушении договора. Отец... и долговая яма... Девушка в растерянности огляделась вокруг. Тупик! Ее охватила дрожь, но неожиданно для себя, Вика знала уже, что делать! Решенье вспыхнуло мнгновенно, она и осмыслить его не успела! Ей было страшно. Едва управляя собой, Вика встретила глаза и сладкую улыбку Старика. Какие желтые, изношенные зубы. Девушка отвернулась и прикрыла глаза ладонью, а другую руку опустила в шляпу. Нащупала камушки и подержала. Вот один, он круглый, а второй овальный. И оба черные, но вслух-то этого не скажешь! Вика выбрала овальный, зажала в правом кулачке и, медленно открывая глаза, вытянула его из стариковской шляпы. Отец ждал, следя за каждым движением девушки. Вика бросила осторожный взгляд на булочника. Вот тоже ждет, моргнуть -- и то боится! Куда же вы смотрели оба, когда обманщик подбирал два черных? Больше всего сейчас Вике хотелось бы выплакаться и тихо заснуть. Кружилась голова, и девушка невольно покачнулась. Все трое бросились к ней, готовые подхватить. Незаметно раскрылась слабая ладошка, из нее выпал камушек и потерялся среди черно-белой гальки.
-- Какого цвета был твой камень? - в глазах булочника промелькнуло сочувствие: совсем расклеилась девчонка.
-- Ах, простите мне неловкость, - Вика заметно дрожала. - Легко узнать, какого цвета был упавший камень, нужно только посмотреть на тот, который остался!
Не успел еще Старик сообразить, в чем дело, как Вика выхватила из шляпы оставшийся в ней камень и вытянула руку прямо перед собой. Толстый булочник приблизился в нетерпении, да и отец следил, не отрывая глаз. Вика медленно разжала пальцы. На ладошке у нее лежал маленький черный голыш.
-- Итак, первым был вытащен белый камень. Закладная аннулирована! Свадьба отменяется! -- в торжественном голосе булочника едва скрывались радостные нотки; не теряя времени, он разорвал долговую бумагу и, глядя в лицо ростовщику, упрятал обрывки в глубокий карман. Следя за спокойными движениями друга, отец Вики еще не верил собственому счастью. А у девушки подкашивались ноги, и вместо радости она испытывала мертвую усталость, ей хотелось упасть на траву и забыться. Прощаясь с проигравшим кредитором, отец едва коснулся шляпы и, подхватив Вику под руку, повел по тропинке в город, а девушка не чувствовала дороги, брела, опустив тяжелые плечи. На душе было тошно, а в сердце пусто. Оно стучало нервно, гулко, и в грохоте его тонули звуки парка. Вика не слышала ни шелеста листвы, ни шороха гальки под ногами, а где-то там за деревьями тихая речушка перекатывала свои рваные грязные волны. У берега, за кустами, случайный какой-то прохожий, зажав подмышкой старую книжонку, сердито очищал с одежды почти невидимые капли.
А посмотрите-ка сами: он и сейчас еще их стряхивает. И все никак не может стряхнуть.
|
Связаться с программистом сайта.
|
|