Доволен жизнью Малыш Джонни. У него есть все, что нужно. Спроси у Джонни, чего ему хочется - в ответ он лишь презрительно усмехнется тонкими губами да прищурит глаза, прозрачные, как морская вода. Чего еще можно хотеть, когда гварды послушны, почтительны слуги, смирны леопарды, и так добр его господин?
У господина работа такая - никак не обойтись ему без Малыша Джонни. Опасная работа у его господина. Каждый день господин рискует жизнью... рисковал бы, когда б не Джонни с его леопардами. Быстрые, как молнии, свирепые, словно сама судьба - попробуй договориться со зверем, если даже с хозяином его договариваться бесполезно. Кто рискнет напасть на человека, рядом с которым стоит Малыш Джонни, готовый в любой момент спустить хищников с поводка? А Джонни всегда рядом. Он сопровождает господина на каждую встречу. Тенью следует за ним на прогулках. Сидит рядом с бассейном, делая вид, что просто загорает. Не отходит от господина во время медитации и первым пробует поданную господину еду. Вместе с верными леопардами спит он на пороге спальни господина ночью, и не покидает поста, пока ублажают господина юные красавицы с густыми кудрями. Уходя, красавицы улыбаются Джонни - он им и вправду нравится. Он всем нравится. Корк Митчи однажды попытался отправить его за забытым кошельком. Леопарды отправили Корка на тот свет. Теперь Джонни все улыбаются.
Красив, как ангел, Малыш Джонни - и дьявольски вспыльчив. Рассерди Джонни - и ты пожалеешь о том, что родился. Ненадолго пожалеешь. Жалеть долго - времени не будет.
Гибок, как кошка, Малыш Джонни - и так же живуч. Когда гварды прохлопали ушами, не заметив метательных ножей в рукаве Грага Рроу, он закрыл господина собой. Четыре лезвия вошли в его тело по самую рукоятку, и в тот же миг шесть стрел превратили грудь Грага в кровавое месиво, а седьмая навестила его мозг, войдя в левый глаз. В отличие от Рроу, Джонни выжил. Он не должен оставлять господина без охраны.
Знает свое дело Малыш Джонни. Из Чертовой дюжины господина он один владеет искусством Гхаши - так, будто обучался ему с рождения. Но в приютах Эллигии не обучают искусству Гхаши. И в цирках Эллигии оно тоже не известно.
Зато там учат управляться с леопардами.
Не научишься - станешь мясом. Свежим, дымящимся, остро пахнущим кровью - каким стали коверные, что наглотались дыма забвения и сочли хорошей шуткой запереть в клетке безродного мальчишку. Мальчишка с леопардами договорился. Никто не умеет с ними разговаривать лучше, чем он.
Господин ни разу не пожалел о том дне, когда взял на работу Малыша Джонни. И не пожалеет об этом никогда. Во всей Эллигии не найдешь телохранителя преданней и беспощадней, чем Джонни Рэхен, белый, глаза зеленые, волосы темные, семнадцать лет, за голову назначена награда в тысячу золотых.
***
Фрукты, вино, прозрачные ломтики сыра. Лепешки посыпаны семенами рахи; семена вкусно пахнут и хрустят на зубах. Вино искрится в лучах солнца, что опускается к пылающему горизонту. Терраса увита виноградом, воздух весь состоит из запаха роз. Замок Неда Нубоди утопает в розовом саду; розы спускаются к самому морю и кончаются у кромки песчаного пляжа. У господина разговор с Недом. Джонни с каменным лицом сидит в плетеном кресле поодаль, у его ног растянулся леопард - жмурится, зевает, длинный хвост изредка подрагивает. Джонни неподвижен. На первый взгляд. Внутри он - натянутая тетива, готовая в любое мгновение отправить в полет смертоносную стрелу.
Господин никогда не ссорится с Недом. А Джонни на его месте давно бы осатанел. Нед смеется над господином, пользуясь тем, что никто не осмелится встать против него. Говорят, Нед то ли знается с колдунами, то ли сам колдун, а может быть, даже оборотень. Что ж, его странные желтые глаза не очень-то похожи на человеческие. Еще говорят, он поставляет эликсир радости самому королю. Кто эликсир готовит - неизвестно, может быть, сам Нед. Про него многое говорят, он всегда окружен ореолом тайны. Говорят даже, что его побаивается сам король. Это позволяет ему смотреть на господина свысока, а Джонни ненавидит, когда перед господином не преклоняются.
Нед Нубоди упражняется в остроумии, господин парирует, но ему приходится отступать - язык Неда остр, словно шпага из Иврской стали. Господин отступает, шаг за шагом, шаги небольшие, совсем крошечные, но и их достаточно, чтобы упереться спиной в стену. Еще немного - и клинок чиркнет по горлу, и брызнет кровь, и упадет на мраморный пол террасы бездыханное тело гордости господина. Больше отступать некуда, и господин со смехом сдается.
Джонни готов разорвать Неда. Сам, без помощи леопарда.
Но команды не поступает.
Господин смеется, и Нубоди Черный Страж подливает ему вина.
- Чей покой ты хранишь, Страж?
Господин, кажется, даже не замечает, как близко к горлу его гордости был кончик шпаги остроумия Неда.
- О, это долгая история, - отмахивается Нед. - История с буквами, перепутанными старым писцом. Но писец, как ни странно, остался жив - слово, которое у него получилось, мне понравилось больше. Считайте, что я охраняю свой сад. Он ведь стоит этого, правда?
Джонни сжимает зубы. Кто он такой, этот Нубоди, чтобы его имя писали рядом с именем чувства, которое всякий испытывает перед господином? Он правильно сделал, что стал Стражем - Стражем без сокровища, которое нужно стеречь. Страх - должны называть совсем другого человека.
На рукав батистовой блузы садится бабочка. Малыш Джонни поводит плечом, но гостья не собирается улетать. Он резко дергает рукой, но упрямая тварь только крепче вцепляется лапками в светлую ткань. Джонни поднимает руку, чтобы прихлопнуть безмозглую козявку.
- Нет! - голоса господина и Неда Нубоди сливаются в один, и в голосе этом колотится ужас и желание остановить руку Джонни, а с нею и время - его остановить проще.
Джонни вскидывает бровь, но его ладонь замирает в каком-то дюйме от нежно-голубых крылышек, припорошенных перламутром и покрытых серебряной вязью.
- Чудо, - проникновенно сообщает Черный Страж, вмиг потерявший свою язвительную шпагу. - Это чудо, Джонни. Я думал, они давно исчезли, но я заблуждался. Они живут! И где! В моем собственном саду! Ты просто не представляешь, Джонни, что ты сейчас чуть не уничтожил. Такая бабочка не выберет любого. Она выбрала тебя, а это знак: небеса благоволят тебе.
- С чего бы? - кривится Джонни.
- Легенды гласят, что эти бабочки способны исполнять желания, - с притворным равнодушием роняет господин. - Ты не слышал? Ах да, где бы ты мог услышать... Но - неужели ты совсем ничего не хочешь, Малыш?
...Ничего. Совсем ничего. Послушны слуги, почтительны гварды, леопарды смирны, и добр его господин. Чего еще можно желать? Джонни смотрит на бабочку, и жемчужные крылышки трепещут, как ресницы танцовщицы Леле, когда она заканчивает танец и склоняется перед господином.
Теперь, когда бабочка заперта в огромном бокале с тончайшими стенками, выточенном из горного хрусталя лучшими мастерами, господин стал особенно добр. Ведь Джонни может поделиться, Джонни может подарить ему свое желание, а господин хочет очень многого.
Одна проблема - господин не может определиться, чего же ему хочется больше всего.
И еще одна проблема - никто не знает, как именно серебряные бабочки творят свое волшебство.
***
Глаза красавицы Даны - темный янтарь. Волосы красавицы Даны - яркий огонь. Когда танцует красавица Дана, для господина танцует, кажется, что мечется по зале взбесившееся пламя. Голову Даны охватывает золотой обруч с перемычкой, на перемычке - канделябр на четырнадцать свечей. Свечи пылают, волосы танцовщицы развеваются, плещут огненными языками, шею обнимает рубиновое ожерелье в семь рядов - подарок господина. На запястьях ее - браслеты с золотыми бубенчиками, и такие же браслеты обнимают ее щиколотки. Ногти на пальчиках босых ног намазаны кармином. Танцует Дана, кружит по залу, звенят бубенчики, сверкают рубины, порхает пылкий мотылек от одной стены к другой. Затихает музыка, в притворном смирении замирает перед господином прелестная танцовщица, и господин задувает свечи, все четырнадцать разом.
У Джонни сладко ноет внутри. Непокорная Дана не принадлежит никому, говорят, даже над господином потешается, и даже в самом смиренном ее взгляде, глубоко на дне, горит насмешливый огонек. Но она демонстрирует кротость - такую же, как у леопардов, готовую вспыхнуть, в одно мгновение обернувшись звериной яростью.
- Я благодарен, - говорит господин, вручая танцовщице новый подарок. Сегодня это картина - Миклас Красочник нарисовал серебряную бабочку. Два дня сидел в комнате Джонни с раннего утра и до заката. Бабочка вышла словно живая, Микласу даже достали жемчужной пудры, чтобы цвет крылышек получился точь-в-точь как у настоящей. Темный янтарь Даниных глаз становится еще темнее.
- Это бабочка Джонни, - объясняет господин, отвечая на ее немой вопрос.
- Сделал бы из нее брошку, - небрежно роняет Малыш, - да цвет тебе не подходит.
Сегодня Дана придет к нему. На чудо всегда хочется посмотреть своими глазами.
Она приходит даже скорее, чем он ожидал. Браслеты позвякивают под высокими сводами, предвещая ее приближение. Джонни слышит звяканье сквозь стены, и в груди становится непривычно пусто - сердце его вылетело навстречу танцовщице, оно освещает ей дорогу, чтобы Дана не заблудилась ненароком в светлой как день и прямой как стрела галерее. Джонни запускает руку в бокал и гладит бабочку пальцем по спинке. "Пожалуйста, - шепчет он, - пусть она останется". Бабочка покачивает крылышками - то ли да, то ли нет, понять ее невозможно. Здесь, в хрустальном бокале, у нее есть все, что нужно. Каждое утро Джонни сам срезает лучшие цветы, еще покрытые капельками росы, чтобы у бабочки были сладкий нектар и вода. Каждое утро он выставляет бокал к открытому окну, чтобы у нее были солнце и свежий воздух. Она не улетает - разве что время от времени выбирается из бокала и порхает по комнате. Бабочка ни разу не пыталась вернуться в свой розовый сад, ведь она выбрала Малыша, чтобы исполнить его желание - то есть желание его господина. Господин заходит вечером, долго смотрит на сидящую в травинках на дне бокала голубокрылую волшебницу. Он приказывает, повелевает, просит, умоляет и заставляет Джонни делать то же самое. Бабочка покачивает крылышками. И все остается по-прежнему.
Она может сотворить чудо. Но как? Нед не сказал. Он и сам не знает.
И никто не знает.
...Дверь отворяется, и язычок пламени появляется на пороге.
- Покажи, - требует Дана и приникает к бокалу с диковиной, даже не взглянув на ее хозяина. Джонни подходит сзади - ее волосы пахнут корицей - и говорит:
- Она... может выполнить одно желание.
- Любое?
- Да, любое. Мое. Потому что сама меня выбрала. Так сказал Нед. Еще он сказал, что если у меня желаний нет, я могу подарить свое право кому угодно.
- Правда? - Дана на мгновение оборачивается и улыбается так ярко, что Джонни несомненно лишился бы зрения, если бы еще раньше его не ослепили ее волосы.
- Правда, - у него перехватывает горло. - Ты чего-нибудь хочешь?
- Я хочу свой замок, - насмешливо отвечает она, снова возвращаясь к бабочке. - И чтобы там для меня танцевал твой господин. Замок с конюшней, псарней, платанами и целым полем фиолетовых цветов. И чтобы с одного балкона было видно море, с другого - горы, и никто не мог до него добраться, если я сама не захочу.
- У тебя будет замок, - обещает Джонни. Он осторожно, будто опасаясь обжечься, кладет руки на ее плечи. - Ты... мы могли бы жить там вместе. Если бы ты очень захотела.
- С тобой? - Дана презрительно хохочет, выскальзывая из-под его ладоней. - Ты же бешеный, хуже своих зверюг. Извини, Джонни, но я скорее сдохну.
Миг его замешательства - и легкие шаги танцовщицы удаляются по галерее. Он приходит в себя. Вслед Дане летит, ударяется о тяжелую дверь и раскалывается на куски хрустальный бокал - первое, что подвернулось ему под руку.
- Так и сдохни! - кричит Джонни, и сквозь толстую стену Дана наверняка слышит его срывающийся голос. - Сдохни!
Он в изнеможении сползает на пол.
От бокала остались лишь осколки, перемешанные с растерзанными листьями и лепестками. Среди кусков хрусталя и цветочных лоскутков трепыхается помятая бабочка. Пытается взлететь. У нее не получается.
- Сдохни! - еще раз повторяет охрипший Джонни, опуская кулак.
По пальцам струится кровь, но Джонни никогда не боялся крови.
Ему все равно.
***
На сторожа смешно смотреть. Белое как бумага лицо, трясущиеся губы, язык заплетается, не способный вытолкнуть изо рта вязнущие там слова.
- Дверца... - слышится в его бессвязном бормотании. - Кто-то открыл... шла мимо... леопарды...
Леопарды умываются. Растянулись на полу клетки, куда снова загнал их Джонни, и лижут розовыми языками пятнистые шкуры, и мягкие подушечки лап, и желтую шерсть между когтистыми пальцами. Слизывают кровь. Ее густые капли склеивают шерсть не хуже патоки - если бы только леопарды любили патоку. Где-то на их шкурах есть и кровь Джонни, из разрезанных пальцев, она еще не успела остановиться, когда истошный вопль сторожа ворвался в открытое окно. Но ее немного. Совсем немного по сравнению с другой, хлынувшей горячим фонтаном. То, что совсем недавно было строптивой Даной, уже уволокли. С разорванным горлом ей не поплясать. Рубины с ее ожерелья рассыпались, затерялись в траве, смешались с брызгами такого же цвета.
Джонни вытирает руку о штанину. И усмехается. Сторож все еще пытается что-то ему объяснить.
- Идиот, - цедит Джонни. - Если бы я был в другом крыле, ты бы валялся сейчас рядом с ней.
Хорошо, что окно было открыто. Он оказался снаружи одним прыжком, еще в несколько прыжков достиг клетки и... как в его руке оказался хлыст, он даже не помнил. С этими зверями нельзя долго соображать, за тебя должно думать тело. Тело все сделало правильно. Поэтому все живы. Кроме Даны, конечно.
...А потом сторож решает, что Малыш, которого и без того за глаза называли психом, окончательно свихнулся. Лицо Джонни вдруг озаряется светом, и он валится в густую траву, разражаясь солнечным смехом абсолютно счастливого человека.
А он действительно счастлив. Он понял. Господин будет доволен.
Теперь ему нужны бабочки.
Много бабочек.
***
Волны слизывают с песка отпечатки его следов. Джонни идет на охоту.
В сад Неда Нубоди лучше всего пробираться с берега, если ты, конечно, не приглашен позавтракать с Черным Стражем - на его мраморной террасе, под сенью виноградных листьев, любуясь прибоем. Берег с террасы виден как на ладони, потому лучше всего забираться в сад ночью. Одна беда, ночью бабочки спят, и отыскать хотя бы одну среди колючих цветов в кромешной тьме - задача не из легких. К тому же, ходят слухи, что розы Неда отращивают не обычные шипы: одна крошечная царапина, и ты отправляешься туда, где любоваться розами можно хоть целый день, все равно там больше нечем заняться. Хотя, если ты оцарапался, пытаясь обокрасть Неда (а что еще ты можешь делать в его саду ночью?), к небесным розам тебе все равно не попасть. Скорее из тебя приготовят небесное жаркое.
Джонни идет на охоту, и слева от него восходящее солнце ласкает лепестки благоухающих цветов, а справа что-то шепчут бирюзовые волны. Можно подождать здесь, между розами и прибоем, но дожидаться придется слишком долго. Что делать бабочке у самого моря, где соленый ветер может испортить ее крылышки? Джонни смотрит вверх, туда, где белеют перила террасы.
Никого.
Быстро и осторожно проникает Малыш Джонни в розовое царство, продвигается вглубь по узким дорожкам и, упав на землю, замирает среди колючих кустов, не потревожив ни единого листика. Гхаши - искусство, доступное лишь терпеливым. Умение ждать - первое, чему учат наставники Гхаши. Терпение Малыша бесконечно, он готов ждать столько, сколько придется. День, два, три. Не может быть, чтобы та бабочка оказалась единственной. Должны быть еще. И уж какая-нибудь из них пожелает его осчастливить.
Джонни оказывается прав. Он даже не успевает заскучать: на плечо опускается легкая, почти невесомая добыча с цепкими лапками. Он встряхивает плечом, сначала слабо, потом сильнее, давая ей возможность передумать. Нет, бабочка уверена в своем решении. Она готова расстаться со своей маленькой никчемной жизнью, лишь бы господину было хорошо. Она крепко держится за его рубашку и не намерена покидать такое удобное место. Что ж, ее никто не заставлял. Джонни может возвращаться.
...Та бабочка пропала зря - господин решил убить ее сам, и его желание ушло в никуда, так и не достигнув цели. Вторая тоже сгинула напрасно - Джонни запутался, перечисляя все тонкости, без которых желание не имело значения. Несколько раз они ходили "на охоту" вместе. Но бабочки упорно выбирали Джонни, на господина обращая не больше внимания, чем на какой-нибудь камешек, что валяется на тропинке. Постепенно нашелся идеальный вариант. Господин шепотом произносил свое желание, а Джонни, восклицая: "Дарю!", сжимал кулак. Нежно-голубое с перламутром и серебром превращалось в вонючую кашицу с кусочками обломанных крыльев. А к господину приходило счастье. Много счастья нужно было господину, и уже на следующий день бабочку требовалось искать снова. Господин стал неуязвим для клинков и стрел, для ядов и эликсиров смерти. У господина появилось множество новых заказчиков и резко поубавилось врагов. Его Чертовой Дюжине стало нечем заняться, и они большей частью курили траву забвения, лакали эликсир радости или болтались по игорным домам и борделям. Двое головорезов купили себе домики и обзавелись семьями, позабыв о бурном прошлом. Леопарды скучали в клетке, жирели и все сильнее походили на больших ленивых кошек; от скуки господин проиграл их в кости Неду - тот утверждал, что найдет способ с ними справиться.
Лучший телохранитель господина, его надежный щит и беспощадный меч, превратился в ловца бабочек.
И в ловле бабочек Малышу Джонни не было равных.
***
Танцует для господина красавица Леле. Легче пуха Леле, нежнее облака. Колышется тонкая ткань, летят за Леле прозрачные мерцающие платки - голубые, жемчужные, белые. Развеваются светлые волосы Леле, взмывает в воздух ее накидка, сверкают серебряные туфельки. Кажется, не касаются пола ее быстрые ножки; кажется, вот-вот взлетит Леле, поднимется к самому потолку и легким бризом унесется к морю через распахнутое окно. Трепещут ресницы Леле, словно крылышки голубой бабочки. Когда приближается она, Джонни чувствует дыхание ветра на своем лице; даже, кажется, волосы его разлетаются в стороны.
...Родина Леле - там, где небо затянуто жемчужной дымкой, где закаты написаны акварелью, где не растет виноград и не водятся леопарды. Скучает Леле по светлой реке, по янтарным стволам, по лугам, по мелким цветочкам, что в траве путаются. Печальны ее глаза, даже когда Джонни целует ее. Задумчива Леле, даже когда он играет ее волосами. Не поет Леле веселых песен, не ест заморских сладостей, и не радуют ее ни подарки господина, ни любовь его телохранителя. Светятся слезинки на ресницах Леле:
- Джонни, поймай для меня бабочку! Пожалуйста, Джонни, поймай бабочку, ты ведь такой добрый!..
Склоняется Леле к ногам господина, танец ее завершен. Жемчужное ожерелье надевает на шею Леле господин:
- Я благодарен.
Улыбается Леле господину, легким ветерком устремляется к выходу. И лишь перед самой дверью оборачивается, бросая умоляющий взгляд на Джонни.
"Бабочку, Джонни... Поймай бабочку..."
Волны вздыхают справа, сад Черного Стража ждет Малыша Джонни слева. Он знает этот сад наизусть, каждый бутон, каждый стебель. Не глядя способен он пройти по любой дорожке. Их переплетения - в его крови, каждый изгиб - в его памяти. Он, словно птица, твердо знает, куда лететь. Привычный взгляд на террасу. Пусто. Джонни всегда выбирает время безошибочно. Привычный вдох перед тем, как вступить в чужие владения. Привычные движения - глаза прикрыты, шаги бесшумны, где-то рядом ждет его бабочка для Леле, где - пока неизвестно, но они непременно отыщут друг друга. "Ты такой добрый, Джонни..." Он усмехается. Добрый Джонни Рэхен, которого боится вся Дюжина, не говоря о тех, кто попроще. Тысячу золотых никто не получит - Джонни господину нужнее. На счету доброго Джонни - целый список мертвецов, и еще столько же изувеченных. Теперь добрый Джонни только тем и занимается, что прячется в чужом саду, поджидая безмозглых козявок. Достойные соперники для Джонни Рэхена, ничего не скажешь.
Упасть и не двигаться.
Бабочка появляется, как и всегда - устать он не успевает. Леле получит свое желание. Чего она захочет? Вернуться домой? Господин быстро найдет ей замену. А Джонни, пожалуй, будет по ней даже скучать.
Бабочка раздумывает - то поднимается в воздух, то усаживается к нему на колено. Джонни терпеливо ждет, пока она примет решение. Наконец козявка определяется, крепко вцепляясь в его воротник.
- Дура, - говорит Джонни, - ну, пойдем, раз тебе жизнь не дорога.
Он проводит пальцем по ее спинке и поднимается.
Рядом взвивается в воздух тень. Желтая тень с темно-коричневыми пятнами. Джонни бросается в сторону; леопард приземляется туда, где он только что стоял.
- Ханк! - властно кричит Джонни. Зверь узнает его голос и замирает.
Нед Нубоди нашел применение леопардам. Пустил их резвиться по саду - охранять розы от незваных садовников. Удивительно, как кошки не передавили все цветы. Или не ободрали себе шкуры.
Кстати, о шкуре. На разорванном рукаве расплывается красное пятнышко - зацепило шипом, когда шарахнулся от зверя. "Мы с тобой оба потеряли класс, - думает он, глядя на леопарда. - Что ж, заодно узнаю, так ли ядовиты эти шипы". Впрочем, яд Малышу Джонни не страшен - господин и о нем позаботился. Так что тайна Неда так и останется тайной.
Бабочка внезапно снимается с его воротника и поднимается в небо, выше, выше и выше, и Джонни глядит ей вслед, пока у него не начинает кружиться голова.
Запах роз становится все тяжелее, а кусты все крупнее. Земля уходит из-под ног, качается, вертится, ускользает. Джонни падает, стараясь ее удержать, и удивленно смотрит, как трава закрывает собой небо, и каждая травинка становится огромной, еле обхватишь.
Последнее, что видит Малыш Джонни - огромная лапа. Мягкие подушечки и когти-кинжалы. Лапа движется прямо на него, но он отчего-то не может увернуться. А там, наверху - пронзительное голубое небо, тонкий перламутр облаков и торжествующая птица, стремительно перечеркивающая синеву. Стриж. Черный, как сама тьма, которая обнимает Джонни, когда лапа леопарда опускается на голубую бабочку с серебряным рисунком на крылышках. Новенькую, только что появившуюся бабочку, что не успела даже взлететь.