- Ну как? Обычная зарисовка ни о чем. Все как всегда.
- Так ведь придумано из рук вон плохо. Слюняво, было тысячу раз и художественной ценности никакой, Фрум.
- А и фиг бы с ней, с художественной ценностью, Фрум.
- Да ты, никак споришь со мной, Фрум?
- Да. Я спорю сам с собой. Как и все кого я знаю.
- Ну и о чем может рассказать человек, спорящий сам с собой?
- О раздвоении личности, разумеется.
Краткая история о временном помешательстве Пустобрюхова Семена Захаровича. Человека и неудачника. С отступлениями и разъяснениями.
Никто не знает как и когда начинается раздвоение личности. Какие-то странные фильмы пытаются объяснить это тяжелейшей душевной травмой, перенесенной в детстве. То есть "Второе-Я" - это не кто иной, как скелет в шкафу, обряженный в парадный кафтан, расшитый позолотой, и в штанах, покрой которых вызывает зависть даже у шотландцев. И вроде как "Второе-Я" страшная личность, которая устраивает всякие пакости и всячески подставляет свое "Основное-Я", то есть Главного Героя. По крайней мере, так говорят глупые голливудские фильмы.
К Семену Захаровичу Пустобрюхову его Второе-Я подло пришло в пол-шестого утра, крякнуло громко и заорало:
- Все дрыхнешь, Пустобрюхов?! Чистый Илья Муромец! Побиты рекорды! Проспал сорок лет и в богатыри не торопимся?! Подъееееем!!!!
- Кто? Че? Почему? - спросонья не понял Пустобрюхов - Почему крики?
- Сил нет терпеть, вот и исхожу криком! - прояснила вторая Личность - Спящий всю ночь сорокалетний мужик - это оскорбление! Тебе любая женщина скажет! Овощное существование индивидуума - залог политической стабильности и начало застоя!
Пустобрюхов, наконец, проснулся и сразу усомнился в своем пробуждении. Потому что чем как не сном он бы смог объяснить себе присутствие в своей спальне мужика, одетого в форму пожарника с сияющим золотым шлемом и топориком, заткнутым за пояс. Пустобрюхов стыдливо прикрылся простыней и задал абсолютно справедливый вопрос:
- Вы кто? Что вы тут делаете?
- Владимир Ильич Ленин. - поклонился церемонно незванный гость - Лампочку охраняю. Это Лампочка Меня. Познакомьтесь, Пустобрюхов: Лампочка Меня - Пустобрюхов, Пустобрюхов - Лампочка Меня. Что надо сказать, Пустобрюхов?
- Очень приятно. - машинально выдал Пустобрюхов.
- Вооот. - удовлетворенно протянул тип - Сразу видно воспитанного человека. А лампочка молчит. Видимо, до лампочки ей, что вам приятно. Что с нее возьмешь.. Круглая дура. С цоколем.
Пустобрюхов вдруг понял, что пора прекратить придерживать руками челюсть, норовившую то и дело обрушиться от удивления и растерянности своего хозяина, и решил показать кто тут хозяин.
- Да кто вы такой?! - повысил голос Пустобрюхов - А впрочем, мне без разницы кто вы! Мне интересно: что вы тут делаете?!
"А ну как нож воткнет прямо сейчас?! Может грабитель какой! Оттого и лица не скрывает! Еще и издевается.. шутит тут... Вот народ пошел.." - в панике забилась в голове мысль, гулко ударяясь о стенки черепа Пустобрюхова.
- Прекратите, Пустобрюхов. - презрительно протянула Личность - Что у Вас брать-то? Не льстите себе. В Вас ножичком тыкать невыгодно никому.
- Почему это невыгодно? - оскорбился Пустобрюхов, позабыв удивиться способности незнакомца к чтению мыслей.
- Потому что с Вашей смертью рывком возрастают шансы оказаться самым большим неудачником в городе, области, а то и целой стране - уничижительно произнес тип.
- Сейчас милицию вызову! - пригрозил обиженный Пустобрюхов и потянулся к телефону.
- Не советую, гражданин. Они Вас тотчас в психушку упрячут - тип присел на кресло и закинул ногу на ногу.
- Ага. Меня, значит, в психушку, а человека в золотом шлеме и с топориком никуда не упрячут - ехидно парировал Пустобрюхов и захихикал.
- Вы, Степан Захарыч? Вы-то чего? Вы, человек в не очень чистых семейных трусах, осмеливаетесь кого-то критиковать за стильную одежду?
- Все! Я вызываю! - буркнул Степан Захарыч Пустобрюхов, даже не удивившись тому, что тип знает его по имени-отчеству.
- Алло? - начал было говорить в трубку наш герой и застыл в удивлении. В спальной никого не было.
Отступление Љ1 ( ненужное, но надо же как-то начинать..)
.... В разговорной речи любого человека присутствуют штампы. Уродливые, жестяные штампы, жеванные-пережеванные временем. Банальные и неизбежные как кризис возраста. Как при объяснении в любви. То есть, когда человек хочет сказать о чем-то неимоверно красивом, поселившемся у него в душе, распирающем грудь и сжимающим сердце ласковой, но крепкой рукой. Он хочет сказать, что все изменилось, что изменилось восприятие мира, что все, о чем мечталось как о Наивысшем Благе, теперь вдруг превратилось в неважный и необязательный, хоть и приятный бонус. Он хочет сказать своей избраннице, что, поскольку она теперь живет в его сердце, она может сама убедиться насколько там чисто и нет сожительниц. Что она может выглянуть через один из клапанов сердца и убедиться в том, как нарядно и торжественно в душе влюбленного человека. Какая возвышенная музыка играет внутри и какие красивые стихи там готовы сложиться из простых, теплых слов. И тогда человек открывает рот и вместо того, чтобы сказать все это, роняет изо рта тяжелые, зажеванные штампы: "Я тебя люблю. Я такую как ты всю жизнь искал. Я никогда такого раньше не чувствовал". И в панике вжимает голову в плечи, боясь услышать в ответ обвинение в пристрастии к дешевым сериалам, повествующим людям о резиновой любви, фальшиво раскрашенной под хохлому. Но, к счастью, в душу человека можно заглянуть не только изнутри, но и через глаза. И избранница, глядя в глаза человека, читает все то, что он должен был сказать и скрежет штампов принимает форму величайшей из симфоний. Так что, уважаемые, смотрите сейчас мне в глаза. Сейчас будет избитая фраза. Вот она....
- У меня тут... Извините. Я ошибся номером. - сказал Пустобрюхов в трубку.
- Шесть утра. Нельзя ошибаться в другое время, а? - сказали в трубке устало - Ты хоть пьяный?
- Нет. Не пил я. - почему-то стоя отрапортовал Семен Захарыч.
- Так и чего не спишь, дурак? - сказали в трубке и отключились.
"Надо же - подумал Семен Захарыч - Привидится же такое. Схожу с ума, что ли? А эти из милиции тоже хороши. Дураком обозвали. Ошибся человек - что тут такого? Обязательно дураком обзывать".
- И не говорите, Семен Захарыч. - сказали из кресла - Никакой толерантности. Понабирают всяких отбросов в органы, а потом удивляются, что доверия к органам в населении нет.
Незнакомец сидел в кресле, делая вид, что он и не пропадал вовсе из комнаты, улыбаясь по-доброму хозяину квартиры.
Пустобрюхов ничего не понимал, пребывал в панике от такого поворота событий и бубнил под нос:
- Я сошел с ума-я сошел с ума-я сошел с ума-я сошел с ума.
- Группа Тату в одном лице. Две в одном, как бы ни противоестественно это звучало с точки зрения гендерных отношений. - скоморошничал человек в костюме пожарного - Вы безумны, как процесс размножения комаров.
- Ха-ха! - невесело поддержал Семен Захарыч - Очень смешно. Я сошел с ума.
- Ну а теперь серьезно, старик. Ты очень близок к истине, хоть и преувеличиваешь немного. Раздвоение личности, конечно, тоже расстройство психики, но не самая плохая форма сумасшествия. - незнакомец вскочил и церемонно склонил голову - Я - Ваше Второе-Я. Лучшее, разумеется, Я, чем Вы. Ваша личность раздвоилась на Вас и меня. Привыкайте жить со мной. Жрать не прошу, денег не требую, одежду не покупаю.
- Совсем не покупаешь? - Семен Захарыч сразу поверил сказанному и решил, что уж со своим-то Вторым-Я можно не церемонничать, а перейти на "ты".
- А смысл? Меня все-равно никто не видит, кроме тебя. Я - плод твоего больного воображения. Могу вообще голым ходить.
- Не надо. - попросил новоявленный психически больной - Мало того, что я мозгами двинулся, так еще и видеть постоянно у себя в спальне голого мужика? Как-то слишком много получается.
- Как скажете, симбиот! - понимающе кивнул Второй-Я - Хотите буду являться в смокинге? Манишка, лорнет, лаковые башмаки - весь набор жиголо из Алтуфьевска. А то могу в костюме зайчика серенького. Трусишки, разумеется, не в обиду Вашим семейкам будет сказано. Или могу поддать мужественности и появляться в костюме сталевара. Только что от домны и расплавленный метал еще шипит на ботинках. Звучит ведь? По желанию заказчика могу появляться в форме участкового. С биноклем для пущей выразительности или перископом для внушительности. Каковой перископ и обязуюсь поднимать под звуки гимна. Каковой гимн обязуюсь сам же и исполнять. Чувственно, торжественно, с небольшой примесью патриотической истерики. Вы только скажите слово. Хоть в монашеской рясе могу. Есть все расцветки от банального черного - до нежно-фиолетового.
- Трепач. - рассмеялся Семен Захарыч. - А если в латах Ричарда Львиное Сердце?
- Хоть в белье Гагарина! - с готовностью поддакнул Второй-Я - С кружевами, если понадобится. Нам, плодам фантазии, чуждо смущение и условности.
- Ой. Я и забыл. - приуныл Пустобрюхов - Я ж умом двинулся. Грустно-то как.
- Вы погодите унывать, Семен Захарыч. - приободрил Второй-Я - Может все будет здорово. Всегда есть с кем поговорить. И не только поговорить. Я ж чего в такую рань-то? Зарядочку бы Вам, Семен Захарыч. Утреннюю гимнастику. Очень полезно, говорят. Итак, поставьте ноги на ширину плеч.
- Это Вы или себе льстите, или расставили ноги на ширину плеч губернатора Калифорнии, улыбчивого старины Арни. - укоризненно покачал головой Второй-Я - А теперь начинаем наклоны. И - раз! И - два! - начал отсчитывать было Второй-Я и огорчился, глядя на неподвижного Семена Захарыча - Ну в чем дело-то, а? Почему стоим?
- Лень мне. Да и глупо это. - сказал Семен Захарыч - Сумасшедший физкультурник - это совсем уж грустно.
- Сила есть - ума не надо. Соответственно: с умом непорядок - надо как-то подумать о силе. Все законно и логично. - возразил Второй-Я - Вы просто ищете повод увильнуть от зарядки. Как, впрочем, большинство неспортивных мужчин. Ну, раз Вы не хотите, придется мне управление взять на себя.
Вторая Личность опять исчезла и Семен Захарыч, вдруг с удивлением понял, что делает наклоны, ухает молодецки, прихлопывает в ладоши и поет: "На зарядку! На зарядку! На зарядку становиись!".
- Сплошные радости с этим раздвоением! - жизнерадостно сказал Второй-Я где-то в голове Семена Захарыча - Можно отдохнуть, пока я тут утруждаю своё... Ваше... мильпардон, наше тело терзаю в упражнениях. Вы отдыхаете - я работаю. И, причем, прошу оценить мою гуманность! Остальные, при перехвате контроля, не чувствуют ничего, не помнят, чего творил Второй-Я. У нас же все иначе. Полная прозрачность. Гласность и открытость. Только так.
- Мило как. - порадовался Семен Захарыч - А давайте я пока вздремну?
- Отчего бы и нет? - радушно отозвался Второй-Я - Отдыхайте, конечно. Я тут пока похозяйничаю.
- К работе будете подходить - разбудите. - пробормотал Семен Захарыч и, видимо, вымотавшись после пережитой встряски, мгновенно отключился и заснул.
Отступление Љ2:
... От того, насколько толерантно людей возвращают из сна к реальной жизни, зависит очень многое, начиная от общего уровня культуры и заканчивая политической стабильностью в мире. И надо знать, что человек, изысканно матерящий на улице общественный порядок, Вас лично, родителей Ваших, родителей самого Всевышнего и руководителей стран "большой восьмерки", вовсе не обязательно пьяный хам и быдло. Он вполне даже может оказаться филологом в пятом поколении, председателем дворянского собрания, интеллигентнейшим человеком, органически не приемлющим хамство, разбуженным нынче утром звуком работающего перфоратора, ударом по лицу или, что уж вовсе подло, песней "Белые кораблики" в исполнении группы "Подъем и Карина". И, не исключено, что если Папу Римского разбудить с утра криком "РОТА ПОДЪЕМ!!!", то он плюнет на позитивную роль Церкви и вернет к жизни занимательную практику Великой Инквизиции. Так что человек, старающийся разбудить вас с утра максимально мягко, вовсе не одержим заботою о вас, а, вполне себе возможно, представляет собой махрового эгоиста, не желающего зла в первую очередь себе. Второе-Я Семен Захарыча очевидно было достаточно эгоистичным, поэтому Семен Захарыч выплыл в реальную жизнь, подталкиваемый нежным шепотом:
- Семен Захарыч, а Семен Захарыч? Просыпайтесь, о ответственный квартиросъемщик нашего тела. Вы проспите все интересное.
- А? Что? Мы где? - проснулся Пустобрюхов.
- Задворки Галактики, Солнечная система, Планета Земля, Родина, Столица, Троллейбус Љ3, где-то по дороге на работу - отчеканил Второе-Я гнусавым голосом - Как спалось?
Пустобрюхов не обнаружил явных признаков, доказывающих, что он на планете Земля и вообще в Солнечной системе, но то, что он в троллейбусе и что за окном более-менее привычный пейзаж, не давало оснований сомневаться в словах своего Второго-Я, поэтому Семен Захарович решил возмутиться, на всякий случай:
- Я ж просил у работы меня разбудить! Еще же пять остановок ехать. Еще бы спать и спать, так нет - надо было разбудить человека.
- Однако, как Вы быстро освоились с безумием своим. - ехидно парировали внутри - Давно ли это жутко расстраивало Вас. А тут - гляди-ка... Зарядку заместо него сделали, умыли, одели, завтраком накормили, на работу повезли, а оно еще и возмущается. Ну спите дальше. Спите.
- Ну вот и чудно! - Семен Захарыч приготовился вновь отбыть в небытие. - У работы меня....
- Конечно-конечно. Спите. Вам ведь не интересно с кем я собираюсь Вас знакомить? Зачем Вам лишняя информация-то? Для чего Вам знать, кто это Вам звонит, называет милым, и взволнованно дышит в трубку? Кто эта модель, что улыбается Вам при встрече? Зачем Вам все это видеть и слышать? Спать же куда интереснее.
- Стоп-стоп! - окончательно проснулся Семен Захарыч - Чего происходит-то? С кем знакомиться? В троллейбусе? Вы.. Ты...
- Сенькой можете называть без лишних церемоний. И подарить мне шапку Мономаха! Чтоб шапка по Сеньке была. - пафосно заметил Второй-Я - А знакомиться будем вооон с той особой. Что читает книжку на втором сидении. Как вам?
Особу Семен Захарович вот уж года три регулярно замечал в троллейбусе и исподтишка разглядывал, восхищаясь издалека и мечтая познакомиться. Но соглашаться сразу как-то не к лицу интеллигенту, поэтому Пустобрюхов решил посомневаться.
- Ну что в ней такого? - засомневался Семен Захарыч - А говорил - модельная внешность.
- Узнаю старого дева Пустобрюхова! Ценителя и специалиста. Сквозь пальто модель забраковать может. Даже в троллейбусе! - восхитился Сенька - Что не так, душа моя? Чем не удовлетворяет эта восхитительная женщина взыскательному вкусу сорокалетнего девственника?
- Ну а... А чем она хороша-то? Мила, конечно. Симпатична даже. Но чем она прекрасна-то? - Семен Захарыч был полностью согласен с оппонентом, но тем не менее желал, чтоб его поубеждали немного.
- Вы совсем слепы, Семен Захарыч. - взвыл в голове Сенька - Она же читает Гумилева. Ну разве она не прекрасна хотя бы на этом основании? Марш знакомиться немедленно!
Пустобрюхов медленно начал перебираться поближе к женщине с Гумилевым, сопровождаемый гневной отповедью Сеньки:
- Надо же быть таким слепым, а? Пустобрюхов, Вы не Гомер даже. Тот, будучи слепым, мог увидеть красоту, а Вы, даже будучи зрячим, все наощупь норовите. Это же Гумилев! Вы понимаете - Гу-ми-лев!
- Подумаешь, Гумилев! А что в нем такого-то? - возмутился Пустобрюхов - Романтизм, красота, отдаленность от жизни. Кому все это нужно сейчас? Кому?
- Мне это интересно. - женщина смотрела на Семена Захарыча с интересом - Почему Вы считаете, что романтизм и красота отдалены от жизни?
- Ой. А я это вслух сказал? - смутился Семен Захарыч - Я думал, я про себя рассуждаю. Увлекся, наверное.
- Или малохольный. - заметила одна из вездесущих бабушек, которые всегда незримой тенью едут рядом, все видят, слышат и до всего им есть дело. - Заговаривается сперва, а потом вдруг у него в башке Кондратий просыпается и готово дело - с топором на всех кидается. А я думаю так - заговариваешься раз - дома сиди.
- Ну-ка, дай-ка - пронеслось в голове яростное Сенькино возмущение.
- Что ж Вы, седовласая леди? Отчего Вы так жестоки к мыслителям? - завыл вдруг Сенька устами Семена Захарыча - Не я ли старость Вашу уважал? Не я ли воспеваю мудрость Вашу, о умудренная годами?
- А чего я, чего я? - торопливо забубнила бабушка - Чай не я заговариваюсь. А я, милок, если хочешь знать, вообще не с тобой говорю. Я вона девушку предостерегаю. Она, может, в транспорте не знакомится вообще. Она не из этих. По ней сразу видно.
- Ну как Вам не стыдно-то, а? - укоризненно покачал он головой Семена Захарыча - Что ж Вы меня последнего шанса-то лишаете, а? За что? Я один живу уж сорок лет. Не пью, не курю, не безобразничаю. Мужик справный. Застенчивый только очень. С женщиной этой вот уж четвертый год в одном троллейбусе езжу. Смотреть-смотрю, а заговорить не решался. Сегодня вот случайно заговорил, а тут Вы со своими замечаниями. Из-за Вас теперь, может, еще сорок лет куковать буду один. Потому как лучше этой нет все равно, а второй раз подойти не смогу. Из-за Вас, между прочим. А все потому как вы промолчать не можете один раз. Жизнь человеку испортила - и радостная вся сидит. Замечательно все. Главное, что сама мудростью своей сверкнула. А люди пусть бобылями живут. Спать-то спокойно будем после демарша такого?
- Да чего ты ко мне пристал-то? - начала оправдываться бабушка - Да может она замужем давно. Виданное ли дело, чтобы девочка такая ладная, да одна жила? У ней поди и детки есть. А тут ты к ней пристаешь...
- Не замужем. И детей нет - сказала грустно женщина - Не сложилось как-то.
- Вот! Не замужем она! - торжествующе сказал Сенька и, наклонившись, чмокнул старушку в щечку - Спасибо тебе большое, мать. Сам бы не спросил ни за что.
- Вот стервец! - засмеялась старушка - Ее вон целуй, а не меня.
"Действуй, Семен Захарыч" - передал управление Сенька - "Объект румянцем покрывается и улыбается по-доброму. Куй железо, покуда вышеупомянутое железо до своей остановки не доехало".
- Вы не смущайтесь, ради Бога, бабушка шутит. - успокоил Семен Захарович женщину - Я, конечно, не полезу целоваться.
- Вот и дурак. Мог бы и полезть. - резюмировала было старушка, но тотчас же осеклась под взглядом Семена Захаровича - Да молчу я, молчу. Слушаю только с интересом.
- Однако, вернемся к нашему разговору. Конечно, я не против романтизма и красоты.. Просто... - Пустобрюхов не мог придумать что, собственно, "просто" - Не знаю, что на меня нашло.. Встал, наверное, не с той ноги. Я как раз наоборот считаю, что люди много теряют, побаиваясь показаться романтичными, добрыми, даже немного наивными. Влюбчивыми, если хотите.
"Отвратительный подкат, Пустобрюхов" - выставил оценки за технику Сенька - "Зиро-зиро, зиро-зиро, зиро-зиро.."
- Это не подкат! - опять вслух возмутился Пустобрюхов - Я действительно так считаю.
- Да я понимаю, что вы искренни. - улыбнулась дама - У вас очень открытое лицо. Мне почему-то кажется, что вы очень открытый человек.
- Наверное. - согласился Семен Захарович - Мне из-за этого часто трудно приходится. Как любому бесхитростному человеку...
- Ой, да ладно тебе.. Бесхитростный он. - вновь вмешалась старушка - Вона как ловко через меня выяснил, что она не замужем. Молодец! Телефон ейный проси. Номер, в смысле.
- Не могу. Не могу я у нее телефон попросить. - грустно сказал Семен Захарович.
- А чего? Иудей ортодоксальный чтоль? - спросила бабушка.
- Не иудей. А при чем тут? - не понял Степан Захарович
- Ну мало ли. Может цифр арабских боишься? - захихикала старушка.
- Да ну вас, ей-богу. - засмеялся и Пустобрюхов и обратился к женщине - А Вас как зовут? А то ведь я номера телефона попросить не могу, пока не узнаю, как Вас записать. Меня Семеном Захаровичем зовут.
- Сенька, что ль? - переспросила бабушка.
- Сенька у меня внутри живет. Прячется во мне, но иногда - как пробьется! Сладу нет. И болтает, и болтает. - честно признался Семен Захарович.
- Простите, что прерываю ваш разговор. - улыбаясь сказала женщина - Меня Соней зовут, если Вам, по-прежнему, это интересно. Вот моя карточка. Позвоните мне как-нибудь. Вы мне кажетесь интересным. И мне все равно, что Вы обо мне подумаете - обратилась она к старушке.
- А чего подумаю, чего? Молодец, подумаю. - сказала старушка - Такого как он, грех пропускать-то. Не дурак, опрятный вона, обходительный. Молодец, девчонка.
- Знаю, что молодец. - засмущалась Соня, встала и шепотом добавила - Мне выходить сейчас, Семен Захарович. Позвоните мне - я буду ждать.
- Позвоню. - тоже шепотом ответил Семен Захарович - Я уж и не знаю, как смогу удержать себя от звонка хотя бы до обеда.
- Позвоните как захочется. - тем же волнующим шепотом продолжила женщина - Не надо себя мучить. И меня тоже не надо.
И ушла, оставив шлейф тонких духов и ощущение трепетного восторга у Семена Захаровича.