Радостные крики за окном усилились, покрылись грохотом салюта, и лиловые, салатовые сполохи лизнули стену, противоположную окну. По лестнице сбегали, и доносился просьба-крик: "Ну, быстрее, быстрее же, опоздаем!"
Соседи сверху уже спустились на улицу и сейчас садились в новый автомобиль, специально предоставленный для этой поездки.
Он, сидя в кресле перед телевизором, слышал их торопливые и немного возбужденные голоса.
На соседнем балконе соседи справа радостными криками отзывались на каждый всплеск огней в небе.
Его же окно загораживало дерево. Большое, посаженное вместе с домом и постаревшее одновременно с ним. Наверное, тот, кто садил это дерево, вставлял тоненький прутик в голую землю, не мог представить, что пустое пространство вокруг заполнится асфальтом, заборами, гаражами, а жердочка с двумя листиками вымахает в громаду из сучьев и листьев, закрывающую окна, лишающую их солнечного цвета.
Можно ли предвидеть будущее для маленького стебелька, слабого и непрочного. Можно ли угадать, что он поглотит окрестное пространство, и начнет определять перспективу, повелевать игрой солнечных лучей, пропуская их через собственную крону...
Выглядит ли преднамеренным случившееся столько десятков лет назад? Он усмехнулся. Так весь мир - состоит из множества сцепленных друг с другом событий, каждое из которых никогда не нельзя посчитать началом тонко продуманного кем-то плана.
Снова полыхнуло, и стекло задребезжало от далекого грохота.
На соседнем балконе открыли шампанское, и хлопок стрельнувших пробок присоединился эхом к общей канонаде.
Так получилось, что вид на улицу закрывали густая зелень, доносился только шум.
Веселье наводнением подкатывало к подножью дома.
Он сделал звук телевизора снова громче. Не имеющее смысла действие - по всем программам транслировали один сюжет. Красивую девушку-диктора с торжествующим блеском во взгляде и празднично-отточенным голосом. Текст, который она говорила, повторялся.
Сколько так будет теперь, подумал Он. Сутки, двое? Потом, брошенные людьми остановятся генераторы, покинутые электричеством провода ненужной паутиной нависнут над пустыми дорогами и городами. И яркие картинки на экранах телевизоров схлопнутся в себя, оставив серую матовую поверхность. Навсегда.
Он уже отталкивал от себя эту мысль, но она приходила вновь и вновь: "Навсегда..."
Где-то там, откуда возносились в небо струи огня и полосы ярких цветов, усердные и беззаботные люди запускали и запускали снаряды салюта. Без счета, без оглядки и бережливости.
Справа принялись хлопать дверями. Наверное, и эти соседи собираются. Хотя срок был оговорен до завтрашнего утра, должно быть, решили не медлить. Не захотели насладиться последними часами в мире, давшем им жизнь и приют.
Так обычно и бывает, подумал Он. Перед долгой и неизвестной поездкой носишься по комнатам, поглощенный ожиданием. С каким-то пренебрежением сторонишься старых предметов, словно избегая нитей, которыми они могут цеплять твое внимание. Будто бы чураешься престарелых и неловких родителей перед сверстниками, шумными и едкими.
Уйдут эти, и Он останется в доме совсем один.
Насколько Ему известно, в этом квартале такой только Он. Непохожий...
Он усмехнулся. Когда-то было все по-иному. Просто люди, обычные, глуповатые, наивные, умные, хитрые - обычные люди, среди которых появлялись, взрастали словно причудливые чужие растения или грибы странные дети. Чересчур умные. Чересчур независимые. Снисходительные к взрослым. Высокомерные, словно бы уже тогда они знали, что в будущем суждено владеть миром им. И только Им.
Да, у Них было неоспоримое преимущество. Желания, подкрепленные способностями. Читать мысли, предвидеть, анализировать, творить реальность усилием воли, движением взгляда. Что могли противопоставить просто люди, пусть изворотливые, пусть многоопытные и сообразительные? Пусть и владеющие деньгами и оружием, нефтью и металлами?
Так и случилось - силы прежних идолов не достало. Ни золото, ни угрозы, ни что иное не оказалось способным сохранить прежнюю иерархию: государств, обществ, морали. К власти пришли они, прежние дети, расчетливые и всемогущие подобно полубогам.
Они договорились между собой. Даже нет, просто отмахнулись от прежних условностей и обязательств, и намерений. Они образовали мировое правительство, разорвали паранджи границ между государствами, властно совлекли покровы, которыми народы загораживались друг от друга.
Начало оказалось только одной из ступеней. Они твердо и целенаправленно шли к своей цели, круша тщательно возводимые до них подпорки и перегородки. Разоружение, всемирная милиция, законы против бедности. Программы устранения голода, повышения качества жизни и уровня образования - площадочки, которых торопливо касался влекомый ими мир.
И только немногие смогли увидеть главное - как бережливо и трепетно Они воспитывали подобных себе, дивных и непохожих, невыразимо чуждых предвестников грядущих перемен. Одновременно с тем сворачивая программы освоения космоса и научные исследования. Тихо душа презрением и отчуждением религии и национальные различия. Снисходительно прощая возрождение, всплеск той - прежней культуры. Ничего из этого Их не интересовало.
Большинству виделось: наступило обещанное грядущее, светлое и искреннее - мир без войн, человечество, свободное и устремленное к добру. Но оказалось, нет никакого человечества. А есть слабые, испуганные люди, которым вдруг стало неудобно в новом мире - и есть иные, шагнувшие далеко вперед в будущее.
Первых становилось меньше - за каких-то тридцать лет, за которые даже не успело смениться поколение, их число внезапно уменьшилось, сжалось в клочки, десятки процентов. Как в гонке, в которой выбывают самые слабые, самые уставшие, самые неумелые и неповоротливые. В гонке, на каждом повороте которой вбегают новые участники. Полные сил и решимости. В новых кроссовках и гладких аэродинамических одеждах, дружащих с ветром.
Походило ли это на тайную войну? Наверное, нет, раз Дети решили уйти первыми, оставив Землю проигравшим. Великодушный шаг? Или куколка, наконец, воплотилась в бабочку и собралась отбросить треснувшую скорлупку?
Звуки волной прошлись по улице и скрылись вдали. Похоже, что веселье стихало. Автомобилей стало меньше и шуму поубавилось.
Наверное, к ночи улицы совсем опустеют, подумал Он. Тогда можно выйти, не боясь увидеть на себе снисходительный взгляд или ощутить жар в голове - прикосновение чужого скользящего внимания.
Магазины уж точно будут открыты. Он возьмет тележку и заполнит ее доверху.
Мысль о том, что Он как полновластный хозяин будет свободно ходить вдоль длинных рядов, не думая о ценах, присматриваться, пробовать тут же на месте и бросать вскрытые пакеты, позабавила.
Только нужно выбирать то, что хранится долго. Электроэнергия пропадет не сегодня-завтра, а вместе с ней обвалится в прошлое и былое великолепие цивилизации: телевидение, транспорт, коммуникации, изобилие товаров, тысячи мелочей, не замечаемых, но незаменимых.
Хватит ли сил у тех, кто остался, поднять брошенное, начать с того места, где лукавая природа с усмешкой приложила свою руку к человеческому ДНК? Или тех, не изменившихся людей осталось слишком мало для такой махины? Будет ли среди них достаточно инженеров, учителей, техников, удержат ли они на своих слабых руках тяжелую ношу государства, не рухнет ли оно, придавливая такие слабые опоры...
Он прислушался. Показалось, что на лестничной клетке кто-то ходит. Или это его напряженный слух рождает в мозгу сладкие надежды? За Ним пришли, чтобы взять с собой, Туда, в неведомый край!
Он горько усмехнулся. Чувствовать себя обделенным Ему не привыкать. В школе Его коэффициент умственного развития был не просто самым малым из всех, он был удручающе мал - в два с половиной раза ниже среднего коэффициента по классу.
В отличии от других Он не получил новых способностей. Причуды генов или обычные родители - но он остался обыкновенным человеком, не умеющим повелевать силами, заключенными в сознании.
Его не замечали. Не брали в игры. Всегда и всюду Он оказывался лишним. Он - и сотни других, которым не повезло родиться просто человеком, и у которых не существовало будущего.
Странно, но детство не оставило никаких комплексов, заметил Он. Все-таки, нужно отдать Им должное, они знали свое дело. Понятно, что в сравнении с ними Он неполноценен, и его умения, скрепленные опытом, никогда не сравнятся с недосягаемой нормой, но осознание этого приходило без огорчений или обид.
И все же что такое лежало на дне души, затаенное - горечь или невыплаканные детские слезы, усохшие в пыль надежды по несбывшемуся? Потому что иногда заполняло сердце: настроение или тоска, желание хоть на мгновение преодолеть непреодолимое, коснуться того, чем владели сверстники и большинство людей вокруг, почувствовать новые способности. Да просто перестать быть отстающим учеником, последним из бегущих!
И, наверное, не зря Он выбрал из всех областей знаний, ту, где неравенство не выпирало так явно - историю. Дипломированный историк - чем хуже остальных?
Звук повторился, это точно был тихий шорох за дверями, а не потуги воображения.
Он открыл дверь и увидел на противоположном конце лестничной клетке, у дверей соседей девочку.
Она выглядела лет на двенадцать. Тонкая и нескладная, в джинсах, блузке и со зверем на плече. Зверь сидел серым распушенным комом и не двигался. А девочка, качая ручку вверх-вниз, пробовала, закрыта ли дверь.
- Там заперто, - сказал Он и подумал, что теперь в замках нет никакого смысла. Возможно, у соседей просто сработала привычка к порядку. Уходя, запирать дверь.
- Добрый вечер, - сказал девочка, и осторожно шагнула к ступенькам, ведущим вниз.
- Ты кто такая? - спросил он, немного удивляясь ребенку в пустом доме.
Наверное, из родственников соседей - те забыли что-то важное и отправили самую младшую.
Он машинально сжался, ожидая сопровождающий телепатическое сканирование жар в голове, но его не последовало. Или Он настолько не интересовал ее, что она не думала о нем, или же...
- А Вы почему не ушли со всеми? - осторожно и недоверчиво спросила девочка тонким голосом.
- Я из обычных людей, - сказал он, поражаясь мысли, что и девочка, быть может, такая же, как и Он. - Что ты здесь делаешь?
- Значит, Вы не такой, как они, а просто человек?
Просто человек, что считать просто человеком, печально подумал он.
Серый комок на плече девочки шевельнулся и Он осознал, что это сова. Обычная сова, какие живут в лесу.
Удивительно. Домашних животных сейчас никто не держал. Не потому, что так стало не принято, а оттого, что животные сбегали от существ, читающих мысли и повелевающих чужой волей мысленным приказом.
- Это - сова, - пояснила девочка. - Я зову ее просто Сова. Она дружит со мной, потому что я не влезаю к ней в голову и не заставляю.
- Понятно, - просто ответил Он.
Странная компания. Девочка без способностей и сова, чувствующая себя спокойно на ее плече.
- Так что ты тут делаешь? И где твои родители?
- Я убежала от них, - застенчиво произнесла девочка. - Они ведь уходят.
Она несколько секунд блуждала взглядом по полу, а потом подняла с вызовом голову.
- Они хотели взять меня с собой, да только все равно им не разрешат. А в интернат не хочу. Поэтому я убежала. Все равно им не до меня.
- Мы будем жить с Совой, - добавила девочка.
Интернат, подумал он. Верили ли уходящие в то, что размеренная жизнь продолжится после них? Это как вынуть из работающего механизма главную шестеренку. Восемьдесят пять или даже больше процентов всех живущих на Земле - чем не главная шестеренка?
- Хочешь есть? - спросил Он.
- Нет, спасибо. А почему Вы спросили? - с подозрением спросила девочка. - Вы хотите меня сдать Им?
- Не тебя - Сову, - невесело пошутил Он и отступил в квартиру. - Проходи, не бойся, кроме меня в доме больше никого нет. Да и в квартале, похоже, тоже.
Девочка кивнула, соглашаясь. Но идти не решалась.
- Не бойся, не обману, - повторил Он. Он хотел добавить по привычке: "Можешь прочитать мои мысли", - но осекся.
Но через секунду все же спросил.
- Ты и мысли читать не умеешь?
- Нет, - покачала головой девочка. - Я знаю, я выбракованный генетический материал, отмирающая часть человечества.
Она проговорила эти слова легко, почти беззаботно.
Он хотел спросить, кто сказал такие чудовищные вещи, но промолчал. Разными словами, в той или другой форме об этом говорилось повсюду. Новые люди были правдивы, объективны - и бестактны. Впрочем, деликатность и ей подобные качества - лишь глупая и жалкая попытка оправдать собственные слабости.
Для тех, кто стремится быть первым, она лишняя. Строгость к себе и другим, нацеленность на то, чтобы стать первым - вот качества, возведенные новым миром на пьедестал принципов. Если ты слаб, отстаешь, не держишь темпа - ну что же, слишком мало работал над собой и потому не заслуживаешь никакого участия.
- Разве что зайду посидеть чуток, подожду, пока все успокоится, - сказала себе девочка и вошла в квартиру.
Он закрыл за ней дверь и последовал следом.
- Тогда придется ждать до ночи. Или даже до утра. Проходы захлопнутся только в семь утра.
Девочка по-хозяйски подошла к телевизору, нашла пульт, перещелкнула каналы.
- Одно и то же.
- Да, - согласился Он и подумал, что она не способна ощутить всю глубину катастрофы. Когда рушится целый мир, брошенный за ненадобностью. Ведь человеческой цивилизации больше нет! Нет пяти тысячелетий полной событиями истории, красочной и живой! Нет больше надежд, планов, мечтаний о космосе, который мог бы освоить человек, о неведомых законах мирозданья, которые могли открыться...
Словно строительство корабля, с которого ушло большинство строителей. Стоит незаконченный корпус, впились в небо шесты лесов, но пустынно вокруг и только несколько человек жалко жмутся в целом еще домике, не решаясь вернутся к пилам и долотам, которые враз утратили смысл.
- Я думал, детей возьмут с собой, - сказал Он вслух.- Одно время говорилось, что всех, кому меньше шестнадцати лет, оставят с родителями.
- Не знаю, - бросила девочка, занимаясь совой. - Нам сразу сказали, что я не попаду туда. Садись, садись сюда, Сова.
Сова покорно перевалилась на тонкую девичью руку, а потом сошла на диван. Нахохлившись, обвела пространство вокруг локаторным взглядом и прикрыла глаза.
- Скажите, а Вы видели, куда они все уходят? - затаив дыхание, спросила девочка.
Он качнул головой.
Не только не видел, но даже не знал. Говорили про Тоннель, про сложную методику перехода - экзамен для развитого сознания, про Свершившееся, про новые возможности и жизнь, начинаемую с чистого листа. Про мир, открытый новым людям, обновленному человечеству, про Великое Переселение.
Возможно, так и было, но уходящие захлопывали за собой дверь, отгораживались вечностью и пространством от прежней жизни, от тех, кто не такие, как они, от той дороги, по которой вскарабкивалось прежнее человечество.
- Что, у Вас никаких способностей нет? - с участием спросила девочка.
- Нет.
- Понятно, - вежливо сказала девочка, поглаживая голову сонной совы. - Вы тоже пережиток.
Он хотел возразить, но потом подумал, что спор на такую тему с подростком, едва выбравшимся из детства, неуместен.
- Что ты собираешься делать одна?
- Еще не знаю. Жить.
- Одна?
- Одна, - согласилась девочка.
Её простодушие подкупало.
- У тебя есть родственники или все уходят Туда?
Девочка кивнула.
- Они уходят, чтобы не совершать больше прежних ошибок, а построить новый мир равноправных и сильных людей, - заученно произнесла она. - А нам суждено остаться, поскольку мы не годны для такой великой миссии.
Он подошел к окну, чтобы еще раз увидеть клочок улицы и дерево.
- Это следует принимать спокойно, как и подобает человеку, - добавила девочка.
- Нет, - произнес Он тихо и подумал, что тележек в супермаркете следует взять побольше.
- Что, нет? - без интереса спросила девочка.
- Чем ты будешь кормить Сову? Что она ест?
- Воздушную кукурузу и тыквенные семечки. Тоже, что и я.
- Ты хотела бы попасть Туда, к ним? - спросил Он, по-прежнему смотря в окно.
- Не знаю. Я привыкла.
Он понял, что она хотела сказать. Привыкла быть всегда самой слабой и отстающей.
- Почему ты заботишься о сове?
- Она... - девочка задумалась, - наверное, потому, что она такая же, как и я. Не нужная никому.
Он оглянулся, чтобы увидеть ее лицо, и нашел в нём то, что ожидал - мелькнувшую тенью боль.
- Можно я выключу телевизор? - попросила девочка. - Она говорит одно и то же. Сова не может заснуть.
- Конечно. Ты точно не хочешь есть?
- Когда я хочу есть, - сказал девочка, - я подхожу к холодильнику и беру, что нужно. Я уже взрослая.
Это были чужие, не ее слова, приклеенные холодным воспитанием без любви. Она повторила их скороговоркой.
Он усмехнулся.
- Эх, взрослая...
- А сколько Вам лет?
- Много. Двадцать шесть.
- Да, это очень много, - согласилась девочка.
И все-таки нужно сказать, подумал Он. Эти слова, слова, которые давно пестовал его разум. Она их не поймет. Или поймет, но не сразу. Ну и пусть!
- Двадцать шесть лет совсем немного. Для того, чтобы начать все сначала. - Он подумал, что в комнате пустого дома они звучат чересчур напыщенно и, даже претенциозно. Но Он продолжал. Сейчас пришло время слов. Время мыслей и раздумий миновало, а время действий еще не наступило. Пусть же будут слова. Пока что только слова... - Да, мы слабые, да, в нас нет способностей. Зато мы умеем сострадать. И любить. И чувствовать чужую боль. В конце концов, быть слабыми - для этого ведь тоже нужны силы!
И мы начнем все сначала. Неумело и неловко поначалу, но мы научимся! Пускай для этого понадобиться несколько веков, мы не отступим. Только теперь учтем все прежние ошибки. Возможно, в нас было слишком мало терпимости к другим, любви и доверия, что человечество разделилось так нестерпимо больно. Больше этого не повторится. Мы будем одной большой семьей. В которой одинаково любимы и сильные, и самые слабые. Да, так будет!
Он оглянулся на девочку, напряжено смотревшую на него, и нежно ей улыбнулся.
- А сейчас я накормлю тебя. И не спорь. Теперь о тебе заботиться буду я. О тебе и твоей сове.
Он перевел дух и добавил:
- Ну, а вечером, когда совсем стемнеет, мы пойдем в супермаркет.