Уткин Андрей Андреевич : другие произведения.

Чердак (ч.3)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Часть третья

ВРЕДИТЕЛИ

  
   — Ну и сон! — произнёс Юра через несколько минут после того, как проснулся и успокоился от крика. — Реальнее реальности. Вонючка.
   Он поднялся на ноги, осмотрелся вокруг - бомжа нигде не было. И он сам постарался найти дорогу из подземелья.
   Когда он выбрался и вдохнул полной грудью свежего воздуха, то много чего почувствовал, словно и воздух был вредный и вся окружающая Юрия атмосфера казалась ему... ВРЕДНОЙ.
   Действительно, подумалось Юрию, кто-то на Чердаке сильно вредит. И вредители, это не сон, это самая что ни на есть реальность, реальнее которой не может быть ни одна выдумка.
  

глава 1

С ЧЕГО ВСЁ НАЧАЛОСЬ

1

  
   Первое августа выдалось не менее безоблачным и душным, чем тридцать первое июля. И, что касается детей и молодёжи, то все кто имел возможность, уже давным-давно отдыхали на пляжах. Исключение составляли только самые редкие и отдельные члены чердачного населения; такие, например, как Александра Отдаваева, симпатичная, но немножко закомплексованная девушка. У неё не было ни друзей ни подруг. В прошлом году она закончила неполную среднюю школу и теперь сутками просиживала дома. Единственное, отчего она была без ума, являлось моноблоком; это положительное. Из отрицательного на первом месте у Саши была мама, ежедневно надоедающая ей своим нудением и докучливостью (но какой бы нудной ни была сашина мама, заставить её пойти учиться в ПТУ она не могла, как ни старалась - Саша ещё в школе, в первом классе уже переутомилась от обилия двоек, насмешек и издевательств). Саша стеснялась появляться с мамой на улице, чтоб ко всему прочему её ещё и маминой дочкой не называли. А сегодня (01. 08. 97) мама её просто-таки достала своими уговорами, пойти вдвоём на пляж (а на пляже этом, кстати располагающемся неподалёку от дома Отдаваевых, наверняка собралось уже и полшколы и полмикрорайона и все, кто знает эту Отдаваеву). Вот и сейчас, она вышла на лоджию и аж взвизгнула от счастья.
   — Сашка! — воскликнула она, подбежав к убитой тоской дочери, — я придумала!!! А давай мы бабе Гале и тёте Вере сделаем неожиданный и чудесный сюрприз! Они как раз под окнами сидят.
   — Какой сюрприз? — пробурчала та своим недовольным, гнусавым голоском, — вытряхнем им на голову твоё вонючее мусорное ведро, которое уже десятью плесенями покрылось - третью неделю ленишься его вынести в мусоропровод...
   — Да нет же! — игнорировала та сарказм дочери, за который дочь эту нигде не уважали, потому что она своё чувство юмора всегда не вовремя, не к месту и неудачно применяла (ей больше шло быть объектом насмешек, чем тщетно пытаться самой насмехаться). — Мы пригласим их на пляж...
   — Пригласи их, лучше, в Антарктиду на пляж, — перебила её дочь, — и на затонувшем Титанике будете загорать с Дикаприо. Или, лучше, на рок-концерт "Сотрясения Морга" их пригласи, а я пока отдохну от вас, плешивых.
   — Ну и как хочешь! Сиди тут одна, скучай и парься, а я...
   Но зазвонил телефон.
   — Проклятие! — тихо проговорила мать, подходя к аппарату, — опять, небось, эта мама! И опять с сердцем ей плохо! Надо было нам пораньше умахнуть на море, хоть совесть бы была чиста. — Она подняла трубку и позвала дочь. — Саша, тебя зовут!
   — А кто мне звонит? — удивилась та. Действительно, некому было звонить этой белой вороне. Кто же это мог быть?... Не уж-то...
   Саша подошла к телефону и... завизжала:
   — Конечно пошли! Я исскучалась уже вся! Молодец, что позвонил! Только пойдём на какой-нибудь дикий пляж. Такое моё условие... Я, в принципе, и догадывалась, что оно и тебя устроит. Встречаемся на старом месте. Целую и жду.
   Осчастливленная Саша бросила трубку мимо рычажков и повизгивая от предвкушения, кинулась в свою комнату, примерять новенький (купленный в позапрошлом году) купальный костюм.
   — Кто тебе звонил? — удивлённо интересовалась у неё мама (глаза её от такого неожиданного удивления едва удерживались на месте от выползания из орбит).
   — Не твоя тапочка, — самодовольно отвечала ей дочь. — Я не ты - говна не ем. А ты так и не найдёшь себе мужика - так и останешься старой девой...
   — Как ты с матерью разговариваешь, сопливка! — гаркнула на неё мать, срываясь на слёзы. — Что за выражения, "старой девой"! Я же мама твоя! Твоя родная мама! Я же родила тебя... Старой девой! Как ты...
   — Ладно, мамуля, — реагировала та из своей комнаты, натягивая тесноватый (с годами потесневший) купальник, — некогда мне с тобой лялякания разводить. Составь лучше компанию своим любимым старым курицам, бабе Егале и тёте Вере...
   — Нет, — злобно проговорила та, — я, лучше, тебя сейчас запру и не пущу никуда! Никуда ты у меня не пойдёшь! А то ишь, дружки у неё какие-то появились!
   — А тебе и завидно?
   — Нет, — ответила она, войдя в комнату, — просто...
   — Выйди из комнаты! — вскрикнула Саша, молниеносно заслонив кису и грудь руками, — я тебя стесняюсь.
   — Вот тебе и раз! — уставилась на неё мать, как баран на новые ворота. — А на дикий пляж идти не стесняешься? Наверняка там без купальников будете купаться...
   — Заткнись! И не лезь не в свою тапочку. И выйди...
   — Значит так, — изрекала мать, выходя, — никуда ты сегодня не пойдёшь! Пока не научишься с родной мамой вести себя... Сейчас я дядю Серёжу позову, он поможет мне с тобой справиться, если ты начнёшь вырываться.
   — Зови-зови, — говорила Саша без усмешки в голосе, — пока ты будешь его звать, я себе вены вскрою. Потому что, если я сегодня не встречусь с этим парнем, то я уже никогда с ним не встречусь.
   — Ну и на черта сдался тебе такой парень! — усмехнулась мать. — Настоящий парень должен полжизни готов быть отдать за твой ответ на его звонок; должен под ливнем часами дожидаться тебя, опаздывающую на свидания; должен...
   — Ладно, успокойся, — сказала Саша, натянув купальник, одевшись в лёгкое летнее платьице и выходя из комнаты, за дверью которой и спряталась мама, — без тебя как-нибудь разберётся.
   — Ты бы хоть трубку на место положила! — бросила она телефонную трубку на аппарат, когда мимо той проходила Саша. Но, не успела трубка лечь на рычажки, как тут же раздался звонок...
   — Не поднимай! — вскрикнула Саша, — я сама!
   Она подлетела к аппарату и лицо её в четверть мгновения сменило своё выражение, через пару секунд после того, как Александра прислонила к уху трубку...
   — Что такое? — не понимающе уставилась мать на её разочарованное лицо.
   — Бабушка, — только и проговорила та.
   — Что, бабушка?! — нервозно вырвала она из рук дочери трубку и узнала, что мама её находится при смерти.
   — Дьявол!!! — бросила она трубку мимо аппарата. — Опять она "присмерти"! Опять ехать надо в конец города на семи автобусах! Дождались! Чё ты подняла эту трубку!!
   — А я-то чё! Я на пляж...
   — Во!! — показала она дочери кукеш. — Со мной поедешь, как всегда. Вдруг твоя помощь потребуется...
   — Всё, хватит! — вскрикнула Саша, — достали меня уже все!! И бабушки и тёти Веры... Засунь в сраку свою бабушку... — Она увернулась от летящей в сторону лица ладони и кинулась к двери - слава Богу, та не была закрыта на замок.
   Звонил ей Лёша Пуков, такой же недотёпа, как и она, с которым она познакомилась через службу знакомств и при первой же встрече не понравилась ему (он ей тогда сказал, чтоб она не отчаивалась; что у него ещё есть несколько вариантов для выбора девушки, что он пройдётся по всем ним, и, если ему со всеми этими вариантами не повезёт, то ничего иного кроме неё (Саши) не останется. Она в ответ послала его на три буквы. А сегодня он ей позвонил и, как не в чём ни бывало предложил ей составить ему компанию по дороге на пляж, а то ему, видите ли, одному скучно и неинтересно плескаться в море и загорать, уподобляясь "психу-одиночке"). Он строго-настрого наказал ей, что если она не придёт сегодня - испортит ему такой прекрасный летний день, - то останется на всю жизнь одна.
   Она была уверена, что мама за ней не погонится по лестницам, боясь испачкать тапочки о множество встречающихся по пути экскрементов и луж мочи (благодаря неисправному лифту, всё это имело место быть игнорированным нерадивыми хозяевами любимых породистых псов), и не спеша спускалась навстречу ясному, солнечному, душному, летнему, безоблачному... будущему, едва только коридор с придурошным качком - сорокалетним женатым соседом - остался позади. Благо, что Саша вовремя успела натянуть свои старые пыльные-грязные кунфуйки.
   Пока она спускалась по лестницам, недалеко от её дома - в том месте, по идее, ничего кроме роддома находиться больше не должно было - поднимался высоко в летний раскалённый воздух огненный грибок, сопровождаемый кучей кирпичей и разнообразного горящего мусора.
  

2

   (призрак разговора двух "собутыльников" о... о бабках!)
   — Привет, — встретились два старых приятеля, — как поживаешь?
   — Всё также, — грустно ответил другу друг.
   — Всё травят? — осведомился первый друг.
   — Чё спрашиваешь? — обозлился второй друг. — Тебя ж самого ещё круче травят!
   — Нас всех травят, кого ни спроси. Считают, что мы взращены на химикатах, на отходах, и от этого кроме вреда не фига не приносим.
   — И без тебя знаю, — хмыкнул тот. — Человек сейчас взращивается на химических... на ядовитых смрадах всяких, в этих чёртовых, треклятых лабораториях! А раньше ведь, лет сто-триста назад, человек понимал собственное совершенство.
   — Да, тогда ещё был жив... этот, как его?...
   — Бог?
   — Ну да, он. А сейчас одни только вредители под "человеческой" маской. Во всяком случае, так считают ОНИ!, те, кто вредителями себя, соответственно, не считает! Для них мы - они, как для нас они - мы! Смешно просто.
   — Но их-то, этих гадов, кто изничтожает?!
   — В том-то вся и суть, что никто.
   — Никто... Но за то мы пытаемся выжить.
   — Ага, — полностью согласился с другом друг. — ЖЁСТКО пытаемся. А 100-300 лет назад не пытались, потому-то и мёрли! Вот в чём смысл смерти... то есть, жизни, в выживании...
   — В травле, — поправил друга друг. — Не отравят - не выживешь.
   — Точно!... Ну всё, харэ трёкать, разбегаемся - турбопылесосы летят со скоростью света по нашу душу! РАЗБЕГАЕМСЯ!!!
   Но не успел он разбежаться. А друг его успел: разбежался и через полмикросекунды исчез в палате, даже и не пожелав лицезреть, как несколько пожарников, внешне очень сильно смахивающих на турбопылесосы, смыли его друга мощным напором воды, спустив на землю; намокли крылышки друга - не сможет больше он парить между небом и Землёй, от которой по его личному мнению не осталось и самого захудалого названия.
   Всё-таки, что ни говори, а и вредители тоже иногда хотят жить, даже если где-то неподалёку за зловещим горизонтом третий глаз чувствует приближение этого кошмарного "НИКТО".
  

3

   Кроме бабы Гали со своей дочей, тётей Верой, - всегда сидящих перед подъездом на скамейке, если к ним не присоединяется рядок других старушек, любительниц поиграть в карты, - во дворе никого больше не было, как оценила пятнадцать минут назад тоскливо свесившаяся с бортика лоджии, Александра (она так часто свешивалась - по пояс - вниз головой, пока кровь не натекает в лицо и глаза не приближаются к вылазке из глазниц). И сейчас, выходя из дома, она планировала рассказать им сама, куда она собралась, если они не догадаются задать ей наводящие вопросы; очень уж ей не терпелось подразнить таким образом старую девственницу, 37-летнюю "тётю Веру" (как она от Александры всегда требовала себя называть, если та к ней обращалась - Верка).
   Никто не высунулся из окон, когда душераздирающий визг разрезал полуденную тишину (неподалёку располагался пляж, так что какие-никакие, а звуки должны были присутствовать, но пляж словно накрыла волна цунами, пока Саша спускалась по лестницам на носочках, чтоб не наступить ни на одну "мину" и чтоб Лёша Пуков потом не показывал пальцем на её кунфуйки как в прошлый раз, с хихиканьем, "где ты на дерьмо наступила?!"), как будто Саше снилось всё ЭТО, что она увидела, выйдя из подъезда, и кричала во сне (потому что крик наяву не раздавался). Баба Галя и тётя Вера продолжали сидеть на скамейке несмотря ни на что; даже несмотря на то, что обе были без голов и кровь всё ещё хлестала из шей...
   Если бы Александра спокойно и без паники отнеслась бы к увиденному, то она несомненно обратила бы внимание на то, что головы этих двух женщин были не отрезаны - оторваны. Но она не обращала ни на что внимания, даже на то, что голов рядом нигде не было.
   Только на единственное она обратила внимание, на мини-микроавтбус "Люцида" с тонированными до полной черноты стёклами, который моментально присоединился к её нарушению зловещей тишины и рванулся с места, направляясь в её сторону...
   Она в самый последний момент увернулась от неминуемой погибели, вбежав в подъезд, и автомобиль разнёс в щепки распахнутую настежь деревянную подъездную дверь, со страшным грохотом влепившись в угол панельной стены подъезда, так, что аж крошки и куски отколотой панели полетели в разные стороны.
   Насколько сильно пострадал автомобиль и его водитель (наверняка этот отморозок не был пристёгнут ремнём безопасности), Александре оценивать не было времени - ей нетерпелось поскорее взобраться на свой четвёртый этаж, уже наступая обеими кунфуйками, как она обычно и наступала, пока судьба её не свела с Лёшей Пуковым и дай Бог, чтоб мама её успела вовремя открыть и закрыть металлическую дверь. Александре этой даже не было времени задуматься, осталась ли её мама в живых...
  

4

   — Мама, не убивай бабочку! — взмолилась шестилетняя Оля, не обратив внимание на то, что мама её, даже если б ОЧЕНЬ захотела сжить со света всех до единой подобных "бабочек", потерпела бы ещё большую неудачу, чем сейчас, смахивая на умалишённую, гоняясь по всей квартире за молью и не слыша звонка в дверь.
   — Да не догонит она твою моль! — с усмешкой проговорил ей двенадцатилетний брат, собирающийся на долгожданный рок-концерт.
   — Не моль, а бабочка! — гнула ему своё настырная сестрёнка, пока он вполголоса выругался на отвлекающий его звонок в дверь, бросил на пол свою косуху и двинулся в сторону входной двери.
   — Почему ты, скотина такая, не убила моль! — набросилась на Олю мать, потерпевшая фиаско в погоне за "бабочкой", и влепив дочери пониже спины, кинулась в кухню, поднимать заливающую плиту крышку кастрюли с молочным супом. — Не дети, а гадёныши какие-то!
   — Я жука домой принёс! — орал тем временем в прихожей восьмилетний Олег (до этого он звонил в дверь, так как в лесу за домом потерял ключ), пока его старший брат давил этого "жука" на столе ножом. — Чё ты делаешь, козлина!... Паапаа! — побежал он в отцову комнату, отрывать от телевизора своего любимого папу, который только ему одному (Олег в семье являлся единственным ребёнком, к которому отец не испытывал равнодушия и собирался отправить учиться за границу) всегда готов был придти на помощь.
   — Папа, — влетел он в комнату и оторвал отца от распития дорогого французского вина, — прикинь, я жука в лесу нашёл, хотел его Ольке в трусы для прикола подложить, а Толян его ножом раздавил! Живое существо - ножом!
   — Ну, значит, на концерт он не пойдёт уже, — обрадовался отец ещё одной возможности испортить жизнь своему 12-летнему сыну-балбесу, "металлисту", подскакивая с места и желая, чтоб Толик не успел выскочить за дверь и опять оставить папу с носом.
   — Чё ты жучка режешь, дурак, — подбежала Оля к Анатолию сразу как до неё дошло, чем занимается её старший брат. — Он же живой!!
   — Это клещ, а не жучок! — спокойно объяснил ей брат, пока его папа выскакивал из комнаты и пытался быть для самого старшего сына незаметным.
   — Щас папа тебе задаст! — тут же заметила Оля крадущегося папу.
   — О чёрт!— обратил внимание на вид отца и Толик, тут же выскакивая за дверь без косухи (для полной амуниции только косухи на нём не хватало, а всё остальное было в полном порядке) - в футболке, но возвращаться домой за кожанкой было невозможно, так что оставалось игнорировать майскую вечернюю прохладу и спешить на тусовку, на долгожданный рок-концерт хэвиметалрок-группы "Сотрясение Морга".
   — Чё ты такая тупая! — набросился на Олю Олег. — Взяла, спугнула его. Т У П И Ц А ! — проговорил он по буквам, пока его папа вглядывался в столб и в раздавленного ножиком "жучка".
   — Наконец-то оторвался от телевизора, — образовалась неподалёку вернувшаяся с кухни мама.
   — Ты чё это, Олега, — обращался тем временем отец к сыну, — и правда клеща домой приволок.
   — Это жучок! — твердили в голос Олег и Оля.
   — И Толька убежал без куртки, — обратила мать внимание на косуху, лежащую посреди комнаты; выглянула в окно на дорогу, располагающуюся неподалёку от леса и увидела голосующего сына.
   — Вернись одень куртку! — закричала она ему приказным тоном; этаж был четвёртый, потому громко можно было и не кричать.
   — Догони его, — посоветовал ей муж, — всё равно он нескоро остановит машину.
   Но было поздно: по дороге вихляла иномарка с явно подвыпившим водителем за рулём, на поворотах сопровождаемая соответствующим повизгиванием. Глядя на неё, можно было подумать, что по неаккуратности она вот-вот подбросит над собой этого подростка... Но нет - водитель её ничего не подбросил; он даже мимо не проехал, а остановился подле паренька и тот тут же юркнул в машину, игнорируя выкрики родной матери из окна.
  

5

   На четвёртый этаж Александра взобралась очень быстро, если не обращать внимание на то мелкое препятствие когда она поскользнулась и окрасила в коричневый цвет небольшую часть своего пропахшего потом, бабьим духом, затхлостью непроветриваемой квартиры, платья. Но ей в тот момент было наплевать на всё; она бы, может быть, даже окрасила бы этим цветом себе и лицо и полости рта и не выковыривала бы потом ничего между зубов спичкой, только бы остаться в живых (когда, наступая на пятки, приближается не очень приятная смерть, жизнь всегда кажется прекраснее соломинки утопающего, какой бы тоскливой и отвратительной эта жизнь не выглядела).
   Она очень долго звонила в дверь. Мать её, сколько она её помнила, никогда не открывала дверь, если слышала звонок; впрочем, звонка она редко могла слышать (звонили в дверь к Отдаваемым только дети, сразу убегая) - если Саша и уходила куда, то всегда открывала дверь только собственным ключом.
   Звонок Отдаваевых был очень громким и слышался квартирам всего коридора, даже несмотря на то, что многие из квартир были звукоизолированы; Саша не обращала внимания на то, что звонок уже звенел у неё в ушах, и прислушиваясь, не поднимается ли кто (или что) по лестнице. Но, Богу слава, никого и ничего пока не было слышно.
   Куда же делась эта чёртова мама?! Из дома она незамеченной не выскочила бы, если б устремилась к ненавистной бабушке.
   Саша уже полностью отчаялась и изготовилась к встрече со смертью, как дверной замок неожиданно щёлкнул и дверь открылась...
   — Ну что, ключик забыла? — с ехидной усмешкой проговорила мама, впуская дочь в чрево квартиры и захлопывая следом дверь, как всегда забывая закрыть замок (после того как Саша убежала, мама эта почему-то не забыла закрыть замок). — Вернулась? То-то я тебя сейчас и не выпущу уже никуда...
   — И правильно сделаешь, — еле выговорила справляющаяся с одышкой перепуганного человека Саша. — Закрой замок.
   — Ты чего это? — глянула на её затравленное кошмаром наяву лицо мать. — Что с тобой случилось?
   Но дочь, вместо ответа, подошла к двери и закрыла замок так, как они его обычно закрывают перед сном.
   — Что с тобой? — задала вопрос мать громче. — На тебе лица нет.
   — Ты на улицу не выглядывала? — ответила та вместо, "а на бабе Гале и тёте Вере голов нет".
   — На улицу?
   — Посмотри, что под окнами творится.
   Мать вышла на лоджию, глянула. Вернулась назад и пожала плечами. — И что ты там видела, под окнами?
   Вместо ответа, Александра выскочила на лоджию и увидела пустые скамейки... И "Люциды" след простыл.
   — А почему ты не открывала так долго? — полюбопытствовала тогда дочь.
   — Я звонила в это время в милицию, — получила она ответ.
   — Зачем?
   — А ты не догадываешься?
   — Нет, — задумалась она, зачем.
   — Потому что роддом подзорвали, — хладнокровно отвечала мать. — Ты в это время спускалась по лестнице и, само собой, нихера не могла видеть.
   — Роддом взорвали? — чуть не повылазили из орбит глаза у Саши.
   — Его, этот роддом, местные панки и придурошные отморозки ещё называют "Сотрясение Морга".
   — С чего ты взяла? — не поняла её дочь.
   — А за тобой, судя по всему, гнался кто-то? — решила мать сменить тему. — Только не говори "нет", потому что я видела всё. Я только не слышала, что он хрипел, этот гонящийся. А ты слышала?
   — Кажется, да, — вспомнила Саша. — По-моему, это слово было... Педрило.
   — Нет же! — догадалась мать, в чём состояла вся основа смысла. — Не Педрило, а... ВРЕДИЛО.
  
  

глава 2

ВРЕДИЛО

1

   Гульнара Кильбаева жила на окраине города, в 71-м микрорайоне. Ежедневно возвращаясь с работы поздно вечером, она была уверена в себе не потому что шестой год занималась самбо и запросто могла обезвредить десять вооружённых противников, а потому что район, в котором она с недавних пор снимала комнату, всегда отличался спокойствием и каким-то необыкновенным миролюбием. Но данный день был для Гульнары выходным и поздно ночью она возвращалась от подруги.
   От Луговой идти было недалеко. Шла она, ни о чём плохом не думая; шла как и каждый день (этот-то день Особенный!), то намурлыкивая песенку, то обмозговывая что-то приятное - неожиданный сюрприз, который она сможет когда-нибудь кому-нибудь преподнести...
   — Эй, девушка, — вдруг прервал её мысли чей-то шёпот со стороны, — прячьтесь немедленно в подъезд!
   Гульнара повернулась в сторону шёпота не потому, что ей что-то показалось странным или она что-то не расслышала, а по совсем другой причине... Ей иногда нравилось наблюдать за сумасшедшими (а человек, который ей шепнул выглянув из окна - судя по шёпоту, он из окна близлежащего дома соизволил к ней обратиться, - был явно не в своём уме), это являлось одним из уровней совокупности её хобби; это было её не водворённой мечтой стать психиатром или хотя бы устроиться в психбольницу работать уборщицей, если медсестрой не получилось бы. А по Чердаку последнее время разнеслись слухи о том, что по городу бродит много психов - слухи породили множество историй, баек: одно цепляется за другое. Но Гульнара не совсем верила в рассказы, ибо ни один из сумасшедших так и не повстречался ей на пути, как ей о том не мечталось. Поэтому она и повернулась, вместо того чтоб продолжить путь, игнорируя различные выкрики и всё такое.
   Поскольку шёпот принадлежал женщине, как услышалось Гульнаре ещё до того как она глянула в сторону окна, то это и была женщина, выглядывающая из единственного, кажущегося живым во всём пятиэтажном доме (дело в том, что все дома, попадавшиеся Гульнаре по пути, как и данный были полностью без света, словно администрация города, состоящая в основном из новых русских, решила опять-таки развеять тоску - поиздеваться над обыденным населением), окна. Женщина выглядывала из окна второго этажа, и поскольку полная луна хорошо освещала этот фасад дома и женщину можно было неплохо разглядеть со стороны, то - как заметила Гульнара - эта пожилая женщина сумасшедшей вовсе не казалась. Тогда в чём же дело, почему нужно "немедленно прятаться в подъезд"?
   — А что такое-то? — полюбопытствовала в ответ у женщины Гульнара, и предупредила: — Только не отвечайте, "сначала спрячьтесь, потом объясню".
   — Прячьтесь в подъезд, — настойчиво повторила женщина.
   — Вы можете мне объяснить, почему? — спрашивала у неё Гульнара.
   — Вы мне не поверите, — ответила женщина.
   — А если постараюсь наоборот?
   — Маньяк-убийца неподалёку, — произнесла та дрожащим голосом, уверенная, что девушка эта ей не поверит.
   — Вы его видели? — спросила заинтригованная Гульнара.
   — Да,— ответила та, — прячьтесь, девушка, я не шучу!
   — Он вооружён? — продолжала Гульнара.
   — Прячьтесь, я вас умоляю! — взмолилась та.
   — Женщина, — отвечала ей Гульнара, — вы подумайте хорошенько, если я "спрячусь" в подъезд, то маньяк-убийца меня там не догонит?
   — Я открою Вам дверь, — ответила женщина.
   — А почему я должна Вам верить?...
   — Девушка, — распиналась та, — я вас...
   — ...может, Вы, женщина, и есть маньяк-убийца, — договорила Гульнара, — а дома у вас и ружья и пистолеты и многие приспособления для камеры пыток, десять лбов на меня набросятся и никакие приёмчики мне не помогут.
   — Девушка, — уговаривала её та.
   — Не продолжайте, — перебила её Гульнара, продолжив путь, — с вами неинтересно общаться - не умеете вы вживаться в роль. А не то я, знаете ли, поднялась бы к вам на второй этаж, прикинувшись полной дурой.
   Больше женщина ничего не говорила, хоть ей уже и осточертели эти визги и вопли под окнами, изредка открывающими вид на чудовище, затаскивающее в машину случайных прохожих; хоть она выбивалась как могла из сил, чтоб спасти от лютой смерти хоть одного человека (всё это - все эти ужасы и кошмары наяву - началось пару недель назад и за эту пару недель женщина эта успела навидеться ТАКОГО...).
   Гульнара продолжала путь как не в чём ни бывало. До дома идти было уже совсем недалеко, потому ч каждым шагом у Гульнары уверенность в себе повышалась и увеличивалась. Естественно, позже она осмотрелась по сторонам и заметила, что во всех окнах, всех, кроме окружающих её поле зрения, домов, свет не горел... Но уверенности всё это не вредило.
   ВРЕДИЛО
   ...Это только в двух-трёх шагах от подъезда ей неожиданно послышалось, что... шагает она не одна... Что в полуметре от её спины кто-то старается идти в такт её шагам...
   — ВРЕДИЛО... — прорычало какое-то чёрное существо в тот самый миг, как Гульнаре удалось машинально отскочить в сторону. И топор пролетел мимо...
   Судя по грациозным движениям чёрного существа, это был очень опасный человек, и рассредоточься Гульнара хоть на полсекунды, в подъезд ей заходить будет уже не надо.
   — ВРЕДИЛО, — хрипело существо, молниеносно поднимая топор и продолжая нападение.
   Гульнара, в ответ свистящему, едва не задевающему её праздничную выходную одежду, лезвию топора, успевала отскакивать и сохранять спокойствие - улица длинная, так что чернь эта долго будет махать но так и не попадёт в юркую девчушку.
   — Да остановись ты, бога ради, хоть на секунду,— предлагала ему Гульнара со смехом в голосе, спокойно уворачиваясь, следя за его движениями, какими бы молниеносными они ни были,— отдохни, потом продолжишь.
   Но у того энергии было, как в киборге; несколько суток подряд мог не останавливаясь размахивать огромным топором для рубки мяса. Уж не мясником ли он работает?
   — Я поговорить с тобой хочу, — объясняла ему Гульнара своим дружелюбным голосом.
   И... Тот остановился...
   — Ну слава богу! — театрально выдохнула она.
   — ВРЕДИЛЫ!!! — раздавался в это время его гортанный, замогильный голос, словно из-под земли. Чёрное существо, бросив топор, со всех ног рванулось в сторону подъезда дома Гульнары и через полсекунды там исчезло...
   ...Следом, тут же, раздался шум мотора, и из-за угла того же дома вынырнул подвижный милицейский УАЗик... Следом за ним ещё три такие же машины...
   — О! — выскочил молодой боец, глянув, соответственно, на Гульнару (Гульнара знала этого сотрудника милиции, он жил с ней по соседству - как тесен мир),— вот кто ВРЕДИТЕЛЬ, оказывается!
   — Мочи её на месте, Лёха,— выскакивал из УАЗа второй, незнакомый Гульнаре милиционер, и не давший девушке вставить в своё оправдание ни единого слова.
   — Да погоди ты, — схватил здоровяк Лёха за шиворот этого коротышку, — разберёмся...
   — Чего разбираться! — не понимал тот, — мочим и всё - оказывала сопротивление при задержание...
   — Может, это не она, — говорил Лёха.
   — А топор "потеряла" тоже не она?— выскочил третий, в то время как и из остальных трёх УАЗов повыскакивали разномастные милиционеры и окружали девушку, а Лёха изготавливался всячески оборонять её, если те попытаются "замочить" эту предполагаемую маньячку.
   — Он в подъезд забежал, — указала Гульнара на свой подъезд. — Не успел он воспользоваться топором. Вовремя вы подоспели.
   — Помолчи, — посоветовал ей сосед Лёха, пока несколько оперативников заскакивали в подъезд, как при особо опасном задержании (как по телевизору показывают).
   — У меня даже свидетель есть, что это не я, — не подчинялась Гульнара совету соседа и приятеля.
   — Не, её нельзя убивать, — согласились с Лёхой собратья, — для опытов может пригодиться: какой-то необыкновенный экземпляр.
   — Но на концерте же толпу пацан подзорвал! — гнул Лёха своё.
   — Бабушкой надвое сказано, — ответили ему. — Свидетели не могут и не ошибаться. А здесь ТОПОР. И "пальчиков" на нём наверняка нет. так что, у кого он последний раз в руках был?
   Семеро оперативников ещё долго не вернутся.
  

2

   Мать Толика уже собиралась отойти от окна, как иномарка остановилась и из открытой дверцы вышла молоденькая женщина. Она вошла в дом, поднялась на четвёртый этаж и позвонила в квартиру Толика.
   — Можно мне забрать куртку мальчика? — поинтересовалась она надменным тоном у матери Толи. — Мальчику холодно не будет и пьяный папа его не обидит.
   В общем, женщина добилась своего - косуху ей отдали.
   — Э, бля, — обращался к ней подвыпивший отец Толика, — а кто ты? Ты моего сына не совращай, бля!
   Но женщина, словно глухая, молча спускалась по лестницам, ибо лифт в данном доме не работал уже четвёртый месяц. Так отец и не дождался ответа от женщины, чтоб найти повод остановить её, грубо схватив за руку, а там уже и добраться до сына.
   Именно косуха Толи сыграла на концерте хэви-металл-идиот-группы (урод-группы) "Сотрясение морга", где собрались все самые сумасшедшие чердачники и самые отъявленные моральные уроды.
  

3

   — Гуля, — спрашивал Лёха соседку, пока милиционеры насторожились, как только из глубины подъезда донеслось несколько выстрелов, — так ты и правда видела этого типа? — интересовался он таким тоном, словно собирался не поверить в любой слово Гульнары. — И он тебе ничего не сделал?
   — Ну почему же? — пожала та плечами, — он рубанул меня несколько раз, но ни разу не попал.
   — Ну чё ты врёшь! — тут же встрял в разговор кто-то из сотрудников, — стоит и нагло врёт...
   — Успокойся, — попросил его Лёха и вернул внимание к Гульнаре. — Как он из себя выглядел?
   — Чёрт его знает, — задумалась та, как бы попонятнее описать то, что она успела разглядеть в этом полностью чёрном "существе". — Ниндзя какой-то. Весь чёрный; ни глаз, ничего, да ещё и темно. Он что-то хрипел, я не расслышала, но что-то похожее на "МУДИЛА"...
   — Вредило, — поправил её Алексей. — Так, кажется...
   — ВРЕДИТЕЛИ, — раздался недовольный хрип из темноты подъезда.
   Все молниеносно перевели взгляды в сторону этого замогильного голоса...
   — О, чёрт, — проблеял испуганным голоском какой-то молоденький сержант. — Он что, перебил уже там всех?
   — Заткнись, салага, — ответил ему Лёха, пока все приготовили к бою оружия.
   Гробовой голос только донёсся из утробы подъезда, так что необязательно было теперь заходить туда и открывать "наощуп" огонь.
   Гульнара хотела спросить Алексея о том, что это за тип такой, но все были в таком напряжении, что она пока не решалась. Только вслушивалась в пугающую тишину подъезда. Внешне ситуация создавала такое впечатление, что никого из исчезнувших несколько минут назад во тьме оперативников в живых уже не осталось; одно только хитрое, притаившееся в неизвестности (сидит в "мышеловке" и придуривается сыром) загадочное существо, от которого кроме "вредителей" и "ВРЕДИЛ", никаких других слов больше не услышишь.
  

4

   — Что это за ВРЕДИЛО такое? — задумалась вслух Александра Отдаваева. — ОНО всего одно на белом свете и одно пытается его разрушить...
   — По-моему, ОНО пустое место, — вмешалась мать в размышления дочери. — И будем надеяться, что оно одно. Маленькая пылинка среди абсолютной чистоты.
   — Что? — не поняла её Саша.
   — Помнишь загадку? — объясняла ей мама. — "Оболочка заполнена всем до отказу; в ней ВСЁ есть. Но чего-то не хватает. Чего?" Знаешь, чего не хватает в заполненной ВСЕМ оболочке?
   — Знаю, — усмехнулась в ответ дочь, — пустого места в ней не хватает. Дедсадовская загадка...
   — Так вот это пустое место и появилось, — говорила мать. — Это ВРЕДИЛО и есть пустое место во вселенной.
   — И что оно, убивая пытается себя заполнить?
   — Может быть, ещё больше опустошить.
   — А откуда у тебя такие сведения? — неожиданно осенило Сашу, как только она вспомнила о узком примитивном мировоззрении матери, каким оно всегда выглядело со стороны.
   — Из милиции, — пожала та плечами, дескать, чего тут особенного. — Я ж с ними только что разговаривала. Вот они и обрисовали мне обстановку в городе.
   — Ты что, с ними знакома? — ещё больше удивилась Александра.
   — Познакомились, — ответила та. — Никогда не думала, до чего приятно заводить новые знакомства. Они услышали как ты звонишь и описали мне криминогенную обстановку, попросив меня открыть тебе дверь. Сказали, что позже перезвонят...— Прервал её телефонный звонок.
   — Саня, — обратилась она к дочери, подняв трубку. — Тебя.
   Та подошла к телефону.
   — Как я понял, ты сегодня уже не придёшь, — донёсся из трубки голос Лёши Пукова, — или может мне ещё немного тебя подождать - ещё несколько часов?
   — Лёшка, — заговорила Саша возбуждённым голосом, — тут ТАКОЕ творится! Если я расскажу тебе, ты ОБАЛДЕЕШЬ! Я, честное слово, не смогла выйти из дому... А ты откуда звонишь?
   — С пляжа,— отвечал он.— В общем, мне не очень интересны твои детсадовские отмазки. Я, вообще, положил на тебя, потому что день у меня потерян. Я простоял и прождал тебя как квадратный идиот. И мне посрать, решила ли ты разыграть меня или у тебя действительно возникли некие неожиданные причины, я прыгаю с нырялки в воду. Поняла меня, подружка?
   — С какой нырялки? — рассеянно переспросила она. — Ты откуда звонишь?
   — С нырялки, заторможенная! — нервно ответил он. — Я сотовый у папы своровал. Но это сейчас не имеет никакого значения, потому что за пазухой у меня камень. И я сейчас нырну, а вынырну через несколько часов, ночью, чтоб никто не увидел меня и не остался заикой. Я приду к тебе в гости, ВРЕДИЛО!
   — Как ты меня назвал?! — переспросила Саша дрожащим голосом, всеми усилиями не подпуская сердце к пяткам; или, хотя бы, делая вид, что не подпускает.
   — Вредителями я тебя назвал, — с удовольствием ответил Лёша. — Ты совокупность всех вместе взятых вредителей; часть от единого-целого. Даже не часть; ты всё ЕДИНОЕ-ЦЕЛОЕ. А сейчас, ВРЕДИЛО, извини меня, договорим ночью. Ты только свет не забудь включить.
  

5

   Утром этого дня, выходного для Гульнары, Владивостоцкий Юра бродил по Чердаку, изучая его окресности. Как он заметил, наяву всё выглядело далеко не так, как во сне. Вообще, вся эта чепуха, что снилась Юре до этого, уже в памяти не присутствовала: Юра надолго свои сны запоминать не мог; обычно всё вылетало у него из головы очень быстро, не успевал он и проснуться. Хорошо запомнилось ему только одно, "ВОНЮЧКА". Это слово никак не могло вылететь у него из головы. Особенно оно не могло вылететь, когда он оглянулся на голоса. Из отделения милиции, мимо которого Юра случайно проходил, вышвыривали за шиворот некоего молодого человека, как какого-то паршивого котёнка.
   — Тоже мне, Вонючка нашёлся! — приговаривал огромный милиционер, засаживая этому парню на прощание хорошего пинка под зад и захлопывая следом за собой дверь. — Проваливай отсюда, придурок, и только попадись мне ещё на глаза! Арестую на трое суток!
   Юра собирался пройти мимо, как будто его это не касается, но, всё-таки, что-то его остановило... И он, словно через не хочу, подошёл к этому парню.
   — За чё они тебя так? — участливо поинтересовался Юра.
   — Не твоё дело, — буркнул в ответ парень, собираясь остаться наедине с самим собой, чтоб никто ему не мешал отряхиваться от следов грязных ментовских подошв, усеявших всю одежду. Похоже, здорово ему досталось в этом отделение.
   И тогда Юра спросил ТАКУЮ ерунду, что чуть не очумел от неожиданности: язык его сам зашевелился и из уст вылетел совершенно неуместный вопрос:
   — Ты Вонючка, что ли? — Хотя, что-то внутреннее требовало Юрия задать такой вопрос именно этому парню.
   Тот внезапно замер, вопросительно посмотрел на Юру... Долго продолжался его изучающий взгляд, пока он не проговорил:
   — Ты кто? Что-то лицо мне твоё знакомо, но никак не могу вспомнить. Где я тебя мог видеть... — задумался он опять.
   — По-моему, я тебя во сне видал, — опять не подумал Юра, перед тем как проговорить несуразность.
   — Точно! — вспомнил тот и глаза у него загорелись. Как у какой-то девчонки, неожиданно узнавшей переодетого и замаскированного Дикаприо или какого-нибудь Мумий Тролля. — Ты Владик! Да?
   — Владик? — переспросил Юра, словно ослышался. — Вообще, Владик, это мой как бы псевдоним. А ты-то кто?
   — А я и есть Вонючка, — радостно ответил ему этот парень, решивший, что Владик помнит все до единой детали девяти частей своего сна...

6

   Никто не мог ожидать от "Вредителя" такой грации, что он неожиданно вылетит из подъезда, набросится на первого попавшегося милиционера, в одно мгновение свернёт ему шею и с ещё большей молниеносностью потянется за своим топором, к которому так никто и не притронулся, пока он решил поймать им эту уворотливую Гульнару, спрятавшись в глубину погружённых в темноту лестничных пролётов девятиэтажного дома. Но не дали ему поднять топор, обрушив на него дюжину пуль и патронов, что попадалось под руку.
   Закончился этот обстрел истерзанным пулями, бездыханным телом (как выяснится позже, тело было одето в шерстяной "комбинезон", если можно так назвать "обмундирование Вредителя"), лежащим в луже крови, рука которого всё ещё сжимала рукоять топора и долго не собиралась отпускать.
   — Чёрт возьми, это же подросток должен был быть! — воскликнул Лёха после того, как разрезали "комбинезон" (разрезали, потому что вязали его прямо на Вредителе) и осветили фонарями лицо Вредителя, как его шутливо именовали все чердачные сыщики. Лицо принадлежало семидесятилетнему (на вид) старику...
   — Лёха, — отвечали на его реакцию, — чё ты как дурак упёрся на своей бабе Насте! Старухе сто лет. А ты веришь...
   — Да заткнитесь вы уже, — отошёл он подальше от милиционеров, пока подъехали ещё несколько машин и работы хватало без него. Он достал из кармана сигареты и предложил Гульнаре.
   Та закурила, хоть и месяц назад бросила.
   — Что там за баба Настя? — поинтересовалась она у него.
   — Гулька, — удивился он, — ты что, про вчерашний взрыв ничего не слышала?
   — Я пьяная вчера была, — нехотя призналась она. — А что за взрыв?
   — Клуб взорвали, — отвечал он.
   — Наш клуб?! — полезли у той на лоб глаза. Вообще-то она с позавчерашнего вечера проводила время на пляже, на Русском острове. Вчера вечером она зашла в гости к пьяной подруге, составила всем неплохую компанию; отоспалась как следует, и откуда ей было знать, что происходило в городе в её отсутствие.
   — Ты прямо как с луны только что прилетела! — отреагировал Лёха на её неосведомлённость. — Не узнаю тебя! Ты ж всегда самая первая всё обо всём...
   — Да ладно, — махнула она рукой. — Расскажи просто и не задавай дурацких вопросов. Ладно? Тогда я тебе кое-что интересное расскажу.
   — Значит, баба Настя, — начал он коротко излагать, — ты её не знаешь, недавно устроилась в наш клуб уборщицей. И перед концертом "Сотрясение Мозга", обратила внимание на одну парочку; она сказала, что чем-то неприятным от парочки этой повеяло...
   — Что за парочка? Выражайся точнее.
   — Какая-то молодая женщина, — отвечал он, — и парень с ней, из своих, из металлистов. А баба Настя последила за ними. Говорит, они вошли в зал перед самым началом концерта и пацан этот снял с себя косуху и зашвырнул в толпу. Потом они вдвоём вышли, сели в машину и уехали. Баба Настя в это время как раз домой собиралась, и её осколками даже не задело, когда взорвалось. Получилось так, что она одна всё и видела.
   — Ну и что? И причём здесь эта "парочка"?
   — Просто предположения, — пожал Лёха плечами. — Следаки точно установили, что причиной взрыва явилась начинённая часовыми механизмами кожанка. А теперь ты рассказывай своё "интересное".
   — О! — вспомнила она, — пойдём, — потянула она его в сторону дома с единственным окном, в котором мерцал слабенький свет и из которого некая женщина предупреждала Гульнару о смертельной опасности.
  

7

   — Только плохо я свой сон запомнил, — признался ему Юрий. — Но я смотрю, в реальности всё в вашем городе совсем по-другому выглядит.
   — Сон, это аллегория, — ответил ему тот, — глубь айсберга. Я зато сон очень хорошо запомнил!
   — Какой сон? — не понял Юра.
   — О котором я в милиции даже и буквой не обмолвился, — отвечал тот. — Я им врал напропалую. А потом, под конец, сказал, что я Вонючка... Представляешь? - в враньё они поверили, а сказал правду - решили, что издеваюсь. Ну и попинали немножко. Ну а теперь ты, расскажи что-нибудь о себе.
   — А что я должен о себе рассказывать?
   — Ну ты чё! — удивлённо воскликнул тот. — Тебя ж Писака выдумал!
   — Что?! — протянул Юра. Слава Богу, сон не лишил его ума, и он помнил - и кто такой Писака, и зачем сюда приехал, и многое остальное помнил. Но этот парень, назвавшийся ему Вонючкой (единственное слово, что оставил в его голове о себе сон; значение этого слова для Юры было также понятно, как и всё, во что он вляпался за последние двое суток), начал казаться Юре обычным явлением города Чердак, которое неплохо было бы обойти сорока улицами.
   — А то, — начал он рассказывать ему с пафосом,— что реален только наш город, Чердак, а остальное всё выдумано, его не существует. Всего, что якобы окружает нас - всего мира - его нет. Я во сне видел. Я знаю. У нас ведь никто не может выехать из города - раз; город отравлен - в городе карантин - два; никто ничего не то что не видел и видеть не хочет, а вообще... - говорить не хочу - три! Ещё привести примеры? А я Вонючка - я чувствую всю ВОНЬ. И кто поэтому согласится со мной спорить? Я чувствую что угодно! Мне снятся вещие сны! Хочешь, я прямо сейчас отведу тебя к ЧЕРДАКУ, в котором лежит утерянный лист от самого дерьмового Писакиного рассказа?
   — Спасибо, не надо, — ответил ему Юра. — Я уж как-нибудь сам.
   — Да ладно тебе! — засмеялся тот. — Я ж шучу! Шуток что ли не понимаешь? Я решил тебя разыграть, — протянул он Юре руку. — Мир?
   — А чё ты мне руку протягиваешь?— не понял Юра, делая вид, что всё тип-топ, никто ни на кого не в обиде.— А,— вспомнил он,— мы ж с тобой ещё не здоровались!
  

8

   В окне второго этажа запомнившегося Гульнаре дома, свет уже не горел. Окно это от всех остальных ничем не отличалось.
   — А чё во всех окнах темно?— полюбопытствовала по дороге Гульнара, когда направлялись они к дому не вдвоём, а взяв несколько человек в подмогу. Они б могли и на машинах подъехать, но до дома идти было совсем недалеко.
   — Люди боятся Вредителя, — ответил ей Алексей. — Выяснилось так, что когда ночью в окнах темно, то Вредитель, наблюдающий за ситуацией с улицы, считает, что дома никого нет и не залазиет в эти окна.
   — Не поняла, — сказала та, — как он залазиет в окна?!
   — Очень просто, — отвечал Лёха, заходя в тёмный подъезд и машинально поднимаясь вместе со всеми на второй этаж, — с помощью чего угодно, хоть с помощью лестницы... Да он даже по стенам лазил. Свидетели рассказывали... — Они остановились перед дверью. Дверь, ведущая в квартиру той пожилой женщины, не была закрыта, и в квартире стояла полная тишина.
   — Ну вот, и её грохнул Вредила, — дошло до всех. — Пошлите назад - кому надо займутся квартирой.
   Кто-то из милиционеров уже отыскал фонариком в квартире труп единственной хозяйки.
   — Так что, — осенило тут же Гульнару, — получается, что этот ваш "Вредитель" не один работает?
   — Получается, — усмехнулся Лёха. — Ты, Гулька, иди, наверно, домой, поспи там, а мы сами во всём разберёмся.
   — Да ты что! — уставилась она на всех как на психов,— вы что, шутите?
   — Не шутим, — ответил ей всё тот же Лёха. — Нормальные люди должны сидеть дома, выключив свет. Иди, поспи.
  

9

   Тем временем, в одной из тёмных квартир города, от собственного крика проснулся маленький мальчик, лет пяти-шести.
   Когда он успокоился, то поднялся с кровати и прислушался; обычно, когда он просыпается от кошмаров, мама его всегда рядом, гладит по головке и успокаивает. Но в этот день никакой мамы рядом не было. В квартирке было темно и тихо, даже дедушкиного храпа не слышалось (обычно, дедушка всегда храпел и под его храп легче засыпалось, чем под телевизор, когда папа с соседом вечерами смотрел футбол и громко реагировал каждую пятую секунду).
   Мальчик (родители назвали его Петей) прошёл в конец комнаты, нащупал выключатель, щёлкнул... Выключатель не отреагировал, как будто в результате стало ещё темнее.
   Эта ночь выдалась для маленького Пети несколько необычной; всегда все в его квартире спали со светом, поскольку в темноте Пете всегда начинали сниться кошмары, а если он просыпался среди ночи, то поднимал такой душераздирающий крик, что просыпался не только весь дом и вся улица, а - наверное - и весь микрорайон. Но этой ночью мальчик спокойно ходил по тёмной комнате (комната в квартире была одна, кухни не было), словно не только забыл о том, что в темноте всегда прячется серая швейка, а и почувствовал, что в квартире он один и бесполезно пищать и выть - никто не прибежит на помощь.
   Поскольку полная луна создавала в квартире некоторую видимость, то Петя легко нащупал стул, выставил его посреди комнаты, сверху - табуретку. И сам полез наверх, чтоб попробовать крутануть лампочку, судя по тому, что видеомагнитофонные электронные часы светились,- значит мэрия электроэнергию не выключила.
   — Петя, — услышал он шёпот мамы из-за ширмы, где располагался её с папой диван, — пожалуйста, не крути лампочку, пусть света сегодня не будет. Дедушку убили.
   — Нет, твердил своё Петя, не переставая взбираться наверх, — мне нужен свет. Надоела вечная темнота!
   — Сын, — зашептал папа, — ты чё, оглох?! Деда Вредитель унёс! Ты меня слышишь? Хочешь, чтоб и тебя и нас всех унёс?
   — Вредителя не существует, — сказал Петя, взобравшись на табуретку, — его выдумали. А дедушка вечером ушёл за сигаретами, а про то, что с ним дальше было, мне сон приснился.
   — Задолбал, придурок! — поднялся с дивана отец и снял с табуретки сына. — Ляжь и спи!
   — А что с дедушкой случилось-то? — интересовалась у сына мать.— Что ты во сне увидел?
   — И ты тоже спи! — гаркнул шёпотом на неё муж. — Фигню всякую мелет, а ты и уши развесила!
   — Дедушка вредителем стал, — игнорировал Петя отца, отвечая маме на вопрос. — Его в свитер заштопали.
   — Ну чё ты мелешь! — подошёл к нему отец. — Заткнись, пока я тебя не выпорол!
   — А ты посмотри, стоит ли в туалете наш большой топор для самообороны, — сказал ему малыш. — Так что это не вредитель к нам в окно залазил, а дедушка - за топором... — Отец врезал ему оплеуху.
   — Так, а ну снимай трусы, — скомандовал он, — пороть сейчас тебя буду как сидорову козу!
   — Не будешь, — ответил Петя. — Деда менты убили...
   Но отец уже зажимал между ног ему голову, срывал плавки и со всей силы лупил сына ладонью, даже и не замечая, как жена его крадучись снимала со стула табуретку, ещё бесшумнее взбиралась на стул и... Отец аж вскрикнул от неожиданности, когда привычную темноту прорезал резкий яркий свет люстры...
   — Молодец, мама! — злорадно усмехнулся Петя, вытащив голову из отцовых колен так, что отец в результате согнулся пополам.
   — Извини, папик, — похлопал Петя его по голове, — нечаянно задел твои орешки.
   — Зачем включила свет, дура! — кряхтел на жену муж, схватившись за промежность так, словно выступал на собрании и неожиданно обнаружил, что из одежды на нём одни только ботинки.
   — Потому что ты Вредитель! — прорычал сын не своим голосом. — Тебя как клопа раздавить мало!
   — Петя видел во сне дедушку, — объясняла согнувшемуся мужу жена, — как его убивали. А мёртвый дедушка теперь передал нашему Пете свой невидимый топор, с помощью которого он перед смертью зарубил в подъезде семь Вредителей.
   Пока мама его отчитывалась перед своим мужем, Петя зашёл в туалетную комнату, легко поднял с пола тяжёлый топор и вышел, чувствуя в себе много злобы к Вредителям и ещё больше силы...
  

10

   — Не собираюсь я спать! — попыталась Гульнара игнорировать это странное поведение соседа и войти в прежнее русло; во всяком случае, сделать вид, что входит.
   — Ну что ж, — удручённо пожал Лёха плечами, — хозяин-барин. А могла бы увидеть несколько полезных снов. Этой ночью одни полезные сны снятся...
   — Лёха, чё ты перед ней распинаешься! — усмехнулся кто-то из милиционеров. — Ей пофигу всё, и что нас всех в любой момент могут пришить; время только тратишь на эту твердолобую - пусть идёт рядом, если ей на попу приключений не терпится.
   — Как это, вас пришить! — обратилась она к этому милиционеру, — чё ты городишь, парень!
   — Гуля, — попытался ей Лёша всё объяснить, — пойми ты, что, возможно, весь город переполнен Вредителями. Никто не в состоянии уследить за ходом эпидемии. Приступ может проснуться в любом из нас. За тёмными окнами всех домов люди выглядят спящими, а на самом деле - кто их знает, ведь все до единого жители нашего города полны нерешительности, каждый для себя индивидуален: они не могут объединиться душой и разумом - на расстоянии почувствовать друг друга, - потому и не исключено, что каждый чувствует в себе призыв Вредилы, но не уверен, что все поддержат его стремления...
   — Лёша, — перебила его Гульнара, — если честно, то я вообще ничего никогда не слышала о Вредителях, толкового. Что это за "Вредило", объясни мне.
   Гульнара обратила внимание на то, что именно в данный момент ситуация позволяет Лёше говорить, судя по тому, что спешить им всем некуда.
   — Чего тут непонятного,— пожимал он плечами,— город в карантине находится из-за эпидемии. Именовали эпидемию "Вредителями". Институт психиатрии очень быстро разобрался в симптомах: заражённый данной эпидемией начинает чувствовать в себе потребность к истреблению планеты от человечества; в его глазах люди начинают выглядеть одним большим ВРЕДИЛОМ. Со стороны заражённого "Вредом" мозга, это конечно в некоторой степени справедливо, спасти планету от изничтожения, но - согласись со мной - люди-то жить хотят, какими бы Вредителями их не считали. Я в достаточной степени ясно всё изложил тебе, Гульнара?
   — А сам институт психиатрии "Вредителями" не заразился, — игнорировала та, — раз ставит такие чокнутые "симптомы"?
   — Смотрите-ка! — оторвал кто-то из милиционеров всех от рассказа о Вредителях, — в окне свет зажёгся!
   Так получилось, что стояли они не вершине небольшой сопочки и загоревшееся окно и загоревшееся окно располагалось перед ними недалеко и всё, что в нём происходило - как на ладони.
   Они видели, как огромный мужик, сжимая между колен голову какого-то шестилетнего обнажённого малыша, лупил его с такой силой, словно сам был Вредителем и пытался выбить на этом мальце весь свой ГНЕВ на человечество. Но потом малыш боднул своей головой мужика между ног, отчего тот согнулся, и выскользнул из комнаты, словно почувствовал, что с улицы за ним некто наблюдает и застеснялся. Но, как выяснили наблюдатели секундой позже, не застеснялся вовсе малыш, потому что вбежал в комнату с топором, примерно той же величины, что и топор Вредителя, которого расстреляли несколько минут назад...
   Перепуганные милиционеры в одно мгновение повыхватывали пистолеты и каждый из них постарался попасть именно в малыша, а не в его родителей, стоявших неподалёку и попрятавшихся в разные углы комнаты, сразу как их сынуля появился в комнате, сжимая в руках огромный топор. Родители словно что-то предчувствовали - не зря разбежались по углам. Они сердцем чувствовали вооружённых Вредителей, что располагались за их окном, на вершине небольшой сопочки.
   Как позже Алексей объяснит удивлённой Гульнаре, они тоже чувствовали сердцем Вредителей в том малыше, почему и открыли огонь.
  

глава 3

ЧЕЛОВЕК И МОРЕ

   Через тринадцать минут после того как "несколько пожарников, очень сильно смахивающих на турбо-пылесосы", прогуливающихся по одному из коридоров "Института Психиатрии имени Вредителей", смыли попытавшегося повеситься пациента (он потом долго доказывал, что он всего-то пытался научиться летать), в кабинет главврача, Валерии Фёдоровны, постучался её любимый пациент.
   — Я занята! — сурово отсеяла она этого, считающего себя большим любимчиком медперсонала, пациента. — Зайди завтра!
   — Валерия Фёдоровна, — пытался её уговорить этот молодой человек, — я Вам новые сведения о всеобщем поведении принёс.
   — Надоел ты уже мне! — пыталась она объяснить ему своё отношение к его "осведомительству". — Ты стукач-неудачник; твои сведения бесполезны, у меня от них даже запоры. Даже в туалет их использовать сложно. Ты понимаешь меня, Барабанщик ты наш дорогой?
   — Но это нечто особенное, — гнул тот своё.
   — Уйди, я тебя умоляю, пока я не позвала пожарников...
   — Это рассказ о себе, — прервал он её, заставив взглянуть на себя совсем с другой стороны. — Я украл его у Человека-Моря! — удивил он её.
   — У Главного Вредителя? — не верила та своим ушам. — Но это же невозможно! Он сжигает свои рассказы, не успевая и закончить...
   — Почитайте и убедитесь, — протягивал Барабанщик ей большой типографский лист, испещрённый самым мелким почерком, — заодно и зрение своё проверите.
   — Ну смотри! — строго предупреждала она его,— если это опять твоё неудачное стукачество, останешься сегодня на весь день без уколов!
   — Не напугали, — отреагировал тот на угрозу главврача, — потому что я уверен, что это написал Человек-Море!
   Валерия Фёдоровна в это время уже читала название рассказа, "ЧЕЛОВЕК И МОРЕ", и всё, что было изложено ниже, с первых же строчек пытаясь уличить Барабанщика в подвохе. Но чем дальше она вчитывалась в текст, тем всё отчётливее и отчётливее узнавала дело рук Главного Вредителя, который считал, что выдумал город Владивосток.
   Главврач читала:
  

ОНА:

   — Ты чувствуешь, эти волны полны истины! — возвышался его голос, пытаясь заглушить собой рокот морских волн. — Они пытаются перекричать меня, чтоб поведать нам сознание вселенной. Нам двоим, тебе и мне, ибо пляж пуст и ночь окутывает его - вселенная снимает маски, обнажая своё совершенное звёздное лицо, и морю не с кем больше разговаривать, ибо все ночью прячутся по своим углам...
   Я уставилась на него как дура; я, конечно, понимала, что он таким образом пытается объясниться мне в любви, но... что-то меня в нём неожиданно испугало...
   По порядку: я с этим молодым человеком познакомилась через объявления; его письмо показалось мне самым оригинальным из многих, вот я и позвонила ему из Уссурийска и приехала вечером к нему во Владивосток; вечером, как он попросил меня, чтоб сводить на пляж, "встретить закат" и рассказать о себе. Конечно, я это очень хотела, чтоб он рассказал мне о себе, судя по тому, как мне понравилась его манера выражать свои мысли. Скажу больше, этот человек мне не показался гением, он показался мне Богом. И я поехала во Владивосток, даже не обращая внимания на те странные вещи, которые последнее время начинали происходить в этом городе, по мнению уссурийской прессы. Когда я собиралась в дорогу, меня ничего не страшило, не потому что у меня чёрный пояс по карате, а потому что я "заочно" влюбилась в этого эксцентричного парня.
   Ещё солнце не зашло, а пляж уже был пустынен, если не обращать внимание на последнюю группку отдыхающих, второпях собирающую свои пожитки в "тойоту" и спешащих уносить подальше ноги от моря. На мои вопросы о том, что здесь происходит, он отвечал совершенно непонятные вещи, чем и гипнотизировал меня, уводя как можно дальше от действительности и влюбляя меня в себя всё больше и больше. Он не давал мне вставить ни единого слова. Но после этого своего "...прячутся по углам...", мне представилась-таки возможность хоть что-то да произнести.
   — Что значит, прячутся по своим углам? — произнесла я.
   — День убивает их мозг, — так отвечал он мне (на каждый мой вопрос он произносил подобную белиберду). — Существа Дня! Вкушают нынче они свой Судный День, отравивший светом их мысль, пожравшую "лабиринтом" невидимых извилин чревоугодие Паранойи.
   — Слушай, — изменила я наконец свой тон, решив, что пора снимать с себя эту маску "пай-девочки", — ты можешь, вообще, нормально разговаривать? Объясни ты всё толком, чтоб понятно было не только тебе.
   — Хорошо, — сдался он, перестав придуриваться, — буду разговаривать на вашем языке, как скажешь, хоть это и скучно, но тебе одной я подчинюсь по обыденной причине. Видишь ли, люди живут по старинке, день предпочитая ночи. А я отношусь к типу людей, отвергающих солнце, ибо вся положительная энергия всасывается Землёй, отрицательная же взлетает в небо; её, эту отрицательную энергию, называют "светлой", вот солнце и поглощает этот "свет", отчего постепенно и тускнеет. Лет триста-четыреста назад солнце было гораздо ярче, чем сегодня. Народ живёт во тьме иллюзий, подневольно белое называя чёрным. Отсюда и все напасти; отсюда и боязнь ночи. Пока эта боязнь охватила только Владивосток - почему-то начала свой долгий путь именно с нашего города.
   — А сколь объёмен тип людей, отвергающих солнце? — сама не ожидала я, как ко мне вернётся тон милого человека. — Насколько я понимаю, тип этот не разбросан по миру, а собран непосредственно в твоём городе?
   — Верно понимаешь, — отозвался он, — с нами общается море. Зло окутывает Владивосток, и поскольку оно ещё не разрастается, то подобный тип людей существует пока только в нашем городе; засоси Зло души других городов, то и там проснутся люди, поняв своё истинное предназначение - для чего они родились именно в данное время.
   — А во Владивостоке, значит, уже проснулся "тип людей", — сделала я вывод. — А не можешь ли ты мне сказать, Антоша (он представился мне Антоном), сколько конкретно таких людей насчитывает Владивосток?
   — Конкретно, — ответил он, — семь процентов населения. На прошлой неделе их было шесть с половиной, — удивил он меня. — Добро растёт!
   — Знаешь что, — заменила я ему, изменив тон до такой степени, что аж у самой мурашки по коже пробежались, — если ты меня не разыгрываешь и не издеваешься тут надо мной, то я тебе скажу, что ты просто сумасшедший, и если ты не псих-одиночка, то ты сектант. И, если твоя компашка поджидает нас с тобой где-нибудь неподалёку, за углом, то ты не надейся, что мне не удастся за себя постоять. Ну, умник, что ты теперь скажешь?
   — И ты туда же! — удручённо произнёс он. — Единственный в тебе плюс, это что ты ночи не боишься. Не боишься потому что даже и не предполагаешь, что происходит в нашем городе по ночам. А происходит то самое, чего боятся девяносто три процента городского населения. Их богатое воображение материализуется... И ОНО происходит по-настоящему, всячески игнорируя мою Армию Спасения, но Армия Спасёт, несмотря ни на что. во всяком случае, постарается Спасти.
   — Поняла я, — неожиданно осенило меня, — нет у тебя друзей. Один ты всю жизнь на белом свете, неудачник, до 26-ти лет дожил и так и не удалось тебе заманить в постельку ни одной девушки; обходят тебя они стороной, боятся заразиться шизофренией...
   — А ты что же, — отпарировал он, — до 24-х дожила и замуж так и не...
   — Некогда мне, — сказала я ему правду, — спортом так много занимаюсь, что даже и не знаю, как мне удалось выкроить на тебя чуточку времени.
   — Всё-таки, надо мне отучать тебя так примитивно рассуждать, — пробормотал он вдруг, — пока грязная водопроводная вода не разрушила твой мозг до конца.
   — Что? — сделала я вид, что не расслышала.
   — Понимаешь, Света, — объяснял он мне, — я не просто так выбрал ни кого попало. Море указало мне именно на тебя. И ты должна с этим смириться...
   — Вряд ли мне удастся помочь твоему морю, — ответила я ему (последнее слово прозвучало как "горю") делая вид, что собираюсь оставить его наедине с самим собой как можно скорее, — придётся ему поискать следующую, кто там попадётся ему на очереди.
   — Не спеши уходить, — попросил он меня. — Ты глубоко пожалеешь, если не смиришься.
   — Что?! — остановилась я, — ты мне угрожаешь?
   — Нет, — ответил он на вопрос, — просто я пытаюсь заворожить тебя, как цыганка-гадалка пытается задержать свою жертву. Но и это у меня не совсем получается, что ж мне с тобой делать? - как мне уговорить тебя остаться со мной?
   — Попробуй записаться на приём к психиатру, — ответила я ему, постепенно ретируясь (я всего лишь делала вид, что "бросаю" его, чтоб он понял, какой он странный и хотя бы постарался сделать вид, что пытается измениться - стать нормальным). — А со мной у тебя уже ничего не выйдет. На будущее, если хочешь иметь успех у девушек: не старайся выглядеть донельзя эксцентричным, будь самим собой, а самое лучшее - это предложить руку и сердце; у тебя такой возраст, что девушка не поймёт тебя неправильно, поверь мне. И тебе и ей пора уже...
   — Да не уходи ты!!! — требовал он от меня, машинально шагая за мной следом и не отставая от меня ни на шаг. — ОСТАНЬСЯ!! Не вынуждай меня на крайние меры,
   (сейчас внимание - я прервала его речь. Я собиралась побежать со словами "догони меня!", но остановило меня то, что в его речи последовало дальше:)
   не заставляй жаловаться морю!
   — Опять ты за своё! — не побежала я. — Парень, по-моему ты серьёзно болен! — заметила я ему с театральной обеспокоенностью (в конце-концов, со стороны дурой я не выглядела, если придерживаться этого бабьево девиза “возлюби, каким бы ни был”, просто этот парень целиком и полностью мне разонравился, и я даже жалела, что не поленилась пропустить день тренеровок и настырно съездить во Владивосток), — тебе надо основательно лечиться, через все "не хочу!"...
   И вдруг он остановился... и направился навстречу волнам, которые, как мне казалось, всё усиливались и усиливались, как будто начинался шторм. Пошёл он со словами:
   — Ну что ж, — удручённо произнёс он, — я пытался тебя подготовить, но... Но мне ничего другого не помогает, кроме моря.
   Он приблизился к обрушивающимся со страшной силой на берег волнам. И начал что-то кричать; я его не слышала. Волны сбивали его с ног, но он стоял как кусок скалы... Немножко смешно написала. Но это было жуткое зрелище. Сердце так и замирало в груди.
   Он долго стоял, словно ждал когда я начну уходить и тогда уже побежать за мной следом. Но я не уходила, словно мне интересно было, "чем всё это закончится" (я и сама не знаю, почему я стояла на месте, чего я ждала
  

ОН:

   Когда я начал "разговаривать" с морем, то всё внимание моё было полностью отвлечено от внешнего обезвоженного мира, словно что-то внутри меня надеялось на движение вселенной (ЕЁ естественное движение: никакого Бога нет - всё происходит само по себе - Организм живёт "непроизвольной жизнью" и какую-либо волю олицетворяют лишь импульсы) - на непроизвольность волн с приливами и отливами, препятствовать которым способен лишь сумасшедший.
   Читатель, не спеши откладывать мой рассказ в сторону - будь самим собой - не уподобляйся морским волнам, этому бесконечному конвейеру; Нас уже восемь процентов, так что неплохо было бы и тебе присоединиться к Нам. Всё, что от тебя требуется, это дочитать до конца мой рассказ и не задумываться о моём душевном состоянии, не брать пример с 92-х процентов (не уменьшаться, ибо процентов остаётся всё меньше и меньше), которые скоро превратятся в невидимый ноль, и не принимать меня за психа, как это делают уменьшающиеся проценты ("проценты"! их и людьми-то не назовёшь!). И тебе пока вовсе необязательно полностью лишать свой организм водопроводной воды и переходить к первоначальному источнику, к морю. Всё придёт само собой, со временем.
   Она не ошиблась только в единственном, в том, что я не впервые влюблён. Возможно, не все поверят, если я скажу, что каждый день влюбляюсь по нескольку раз. Хотя, что тут удивительного, бывают и ни такие влюбчивые люди! Но сколько я не влюбляюсь, любовь эта безответна. Люди меня не понимают. И я всегда подхожу за советом к морю, не потому что считаю, что человек оттуда вышел; не потому что для меня море является божеством, а потому что... Я пока не скажу, почему...
   Вот и сейчас я, в растерянности, подошёл к волнам; подошёл совершенно без цели - без вопросов, - подошёл не потому что идти мне больше было некуда или ноги мои двигались сами по себе, а потому что подошёл. Я что-то кричал в волны, сам не понимая, что (я слышал доносящиеся из моих уст крики, но ни смысла ни слов не понимал, хоть и осознавал, что нужно громко кричать, чтоб перекричать грохот волн и они тебя услышали).
   Возможно, крики мои выражали просьбу, показать моим глазам то, на что я надеялся последнее время; показать, что восемь процентов действительно существуют и я их не навоображал. Возможно. Возможно, время моё ещё не настало, и я живу, пока не зная для чего. Возможно, так я думаю. Возможно, я вообще не человек, а галлюцинация, раз рот мой сам открывается и закрывается, и из уст моих доносятся различные слова, значение которых не понимаю не только я один. Возможно, мои слушатели значение слов понимают, но делают вид, что не понимают; делают вид, что они "нормальнее".
  

ОНО:

   Полностью стемнело.
   Я побежала в самый последний и самый неподходящий момент, отвернувшись от моря, и таким образом пропустила всё самое интересное, не увидев откуда взялось столько много мокрых детей...
   Когда я побежала, я услышала за своей спиной табун: туча маленьких ножек колотила прибрежный песок, словно начался крупный град. Много-много мокрых детей окружало меня. Я отбивалась от них как могла, но их было МНОГО. Я не могла понять, чего ОНИ от меня хотели. Я только чувствовала, что... что выхожу из моря - взрослый совершенный младенец. Что-то дети эти со мной делали...
   ...Я понимала, что я не ОНА, я - ОН. Почему только всё это происходило, не было понятно.
   Возможно, эта девушка не первая, с кем не разделилась моя любовь. Почему только я ощущаю себя олицетворением вселенной, тоже непонятно. Вообще, мне мало что понятно. Я полагаю, что глаза мои видят (только что именно они видят, меня мало интересует), а душа - если она является реальностью - что-то чувствует. Если она чувствует, а не видит.
   Читатель, возможно, сейчас подумал, что в написании данного рассказа ОНА (Света) участия вовсе не принимала, а принимал один лишь ОН (Антон; так его, по-моему, зовут; ни Свет ни Тьма, а Антон), но я, тот кто всё это печатал, совершенно иного мнения. Можете мне поверить, что я бессмысленно нажимал на клавиши, не видя перед собой ничего; что я слепой, и наощуп ничего не делаю, поскольку всё само собой происходит, и что сам я деревянный... Не верите, читатель? Тогда Вы - уменьшающееся 90 процентов. Я не опечатался - процентов действительно 87!
   И напоследок ещё кое-что о "возможностях", чего я, верьте или не верьте, не понимаю: Возможно, я не являюсь сторонником / посредником света или тьмы и не стою я даже в стороне от них, подглядывая невидимыми глазами из-за угла за всем, что скоро произойдёт (в моих-то воображаемых "глазах" оно уже происходит). Возможно, я вообще ничего не вижу, как и не понимаю. Возможно, я никто, и зовут меня ни Наблюдатель ни Творец ни Зло ни Добро (ничто меня не зовёт, как будто меня ни существовало никогда); зовут меня Никак. И, возможно, читатель, я не обманул Вас, напечатав о том, что несколько миллиардов лет назад Солнце светило намного ярче.
   Но море всегда оставалось морем, были волны или не было - была вода в мире или мир был пустыней.
  

* * * *

  
   — Без укола останешься, барабанщик! — отреагировала Валерия Фёдоровна, закончив беглое чтение.
   — Как?! — чуть не упал он в обморок от неожиданности, пока та вызывала "турбо-пылесосы", — это же Человек-Море! Я Вам клянусь! Это не я написал!! Это...
   Но в кабинет вошли пожарники и вытащили барабанщика за руки - за ноги.
   — И чтоб больше не приходил ко мне! — прокричала вслед уплываемому в палату стукачу.
   Естественно, она была уверена, что рассказ написал Глав-Вредитель, но для неё лучше было, чтоб Барабанщик больше не приносил ей такие рассказы. Чем-то неприятным от них веяло - чем-то вредным; как, впрочем, и от всего, что её окружало, и не только её одну, как она сама считала.
   — Писатели чёртовы! — пробормотала она, распаковывая одноразовый шприц, новые ампулы и двадцатый раз за утро повторяя одну и ту же процедуру с инъекцией "антивреда". — Поудавила бы всех как тараканов! — Но не могла она убить человека - Библия (Библию на позапрошлой неделе Барабанщик украл у Человека-Моря, - который сам её сочинил и отпечатал на компьютере, - и сказал Валерии Фёдоровне, что нашёл её на улице) запрещала ей это, пугая и "отключениями переключателей" и "выходом из пространства" и замороженными кладбищами и чёрте чем ещё...
   Юра Владивостоцкий в это время обратил внимание на то, как из отделения милиции вышвыривали "Вонючку".
  

глава 4

ЧЕРДАК

1

   Пока брат-близнец писаки набирал на компьютере "Вредителей", Писака решил бегать без остановки не менее пяти часов. Но не прошло и десяти минут, как он остановился в недоумении перед деревом, к которой была прибита деревянная дощечка с крупными зелёными буквами на ней, составляющими слово В О Н Ю Ч К А, и стрелка, указывающая в ту сторону, куда в данный момент бежал по лесной тропинке Писака.
   Ему стало интересно и он побежал дальше, но остановили его голоса, раздающиеся неподалёку:
   Какой-то отчаянный мужской голос. — Поворачивай назад!, убегай отсюда!, здесь гиблое место!
   — Это почему же? — отвечал ему какой-то пьяненький, самоуверенный голосок задиристого человека. — И чё будет, если не поверну и не убегу. Поколотите?
   Писаке это показалось чем-то знакомым, как будто он раньше где-то слышал всё это - в каком-то сне - а теперь это повторяется наяву... Он не мог вспомнить, где и когда он это слышал, но подошёл к голосам немножко поближе, и вот, сквозь деревья уже проглядывалась пьяная дорога, посреди которой стояли двое: какой-то мокрый спортсмен, в спортивных трусах и в майке (он-то и выглядел подвыпившим), и некий бомжеватый типик, стоял подле него и пытался в чём-то убедить:
   — Да не поколотим, с чего ты взял! — отвечал он подвыпившему спортсмену. — Мы только предупреждаем.
   — Чё является причиной ваших предупреждений? — спрашивал подвыпивший в ответ.
   — Много чего, — отвечал тот. — Машинная земля, например, заторможенное кладбище Вредителей, колополомка голого града... Ещё перечислять причины?
   Писака не верил своим ушам...
   — Я тебе не верю, — говорил бомжу пьяный спортсмен. — Ты херню порешь - книжек начитался!
   — А в летних буранных демонов, в снежных негров ты тоже не веришь? — кивнул он спортсмену туда, куда устремил свой взгляд и Писака...
   Где-то вдали пьяной дороги (она была прямой и большое её расстояние было видно) показалась группка человек - сдалека трудно было разглядеть, дети это или взрослые - в красных комбинезонах...
   — Ну и чё? — усмехнулся "фома неверный", даже и не став приглядываться, — пацаны в лесу заблудились...
   — Они только кажутся пацанами, — проговорил бомж, — но на самом деле это ВОНЮЧКИ, одни из самых опасных существ на Земле...
   — На какой Земле,— смеялся над ним пьяненький,— чё ты мелешь, придурок?
   — На заколдованной, мышиной земле, — ответил тот. Но Писака его уже не слышал; он убегал. — Они прикоснулись к Замороженному кладбищу, и они теперь больше чем прокляты...
   Писаку начало пугать то, что по пути ему попадались могильные плиты, покрытые ледяными корками. Он споткнулся о чьи-то ноги: какой-то низкорослый алкаш спал, по всей видимости, а как Писака споткнулся, тут же проснулся.
   — ...твою мать! — заорал он, — сон в руку!
   Писака продолжал путь, даже и не обращая внимания на выкрики, "Вонючка! - то ли звал тот своего "телохранителя", то ли называл так Писаку. - Спящий человек! Вредила!!!"
   Неподалёку располагался пляж...
   "О, Боже! - перевёл Писака взгляд в сторону, увидев пляж, - откуда это здесь взялось?! До моря же далеко..." - Внимание его привлекли трое купальщиков, заплывших далеко от берега, так что Писака не мог разобрать, ныряют ли двое девушек или просто топятся, а единственный парень с ними пытается их удержать за волосы... Но рука парня, судя по всему, запуталась в волосах одной из них и утягивала парня под воду...
   Писака не мог на это смотреть и собрался уже убираться из этого леса подальше, но... неожиданно увидел троих девочек-подростков, они хихикали и наблюдали из укромного местечка за двумя ни о чём не подозревающими мальчишками, а те - надеясь, что пляж уже пуст, раз все трое уплывших далеко от берега купальщиков ушли на дно, в пасть подводного Чердака, второго морского кладбища-переключателя, - раздевались, оставляя на себе лишь те одежды, в которых родили их матери и заходили в воду, а одна из девочек выбиралась из укромного местечка, поливала всю одежду юношей бензином из бутылки и кидала спичку, тут же удирая с места преступления, поскольку на пляж въезжал милицейский УАЗ... и не один... УАЗы наводняли весь пляж, в то время, как выныривали и парень, маньяк-топитель, до этого пригласивший первых встречных девушек на пляж, и неподалёку неожиданно образовывалась пятёрка подростков - трое девчушек и двое их приятелей (им этот пляж казался пустынным, не обращали они внимания на наводняющие пляж УАЗы; позже эта пятёрка разденется и разгоревшееся - зажжённое девочками - пламя, помимо нескольких куч мусора и одежд, охватит и их оставленные на берегу вещи, пока они ничего не замечая, поплывут к буйку наперегонки; потом пламя наверняка переместится с молниеносной грацией в сторону УАЗов... Писака на всё это не собирался смотреть).
   Писака уже собирался убегать от всего этого фантасмагоричного "галлюцинагена", но его неожиданно окружили те трое девочек, что развели костёр
   — Куда ты собрался? — не поняли они. — Посмотри, что ты наделал! — кивнули они в сторону пляжа, на молниеносно распространяющийся огонь, один за другим взрывающиеся УАЗы, поднимая над пляжем пламя, метнувшееся из глубин преисподнии.
   — Я про огонь ничего не писал, — промямлил перепуганный Писака.
   — Да ты не ссал в огонь, — пояснили ему те, из-за грохота взрывов и пожара плохо его слышащие, — ты разжёг его! Ты заварил кашу!!! И куда ты теперь собрался, ВРЕДИЛО!!!
   Но Писака растолкал девчонок и побежал, куда глаза глядят.
   — Мужик, — орали те ему вслед, — да мы же пошутили! Чё ты...
   Но ему послышалось совсем другое, "сбегай-ка в город, Писака, посмотри, что там ДЕЛАЕТСЯ. Но в центр не забегай! - чем ближе к центру города, тем К О Ш М А Р Н Е Е картина!!!"
  

2. Пугало-2

   Перед тем как началось реальное уничтожение ВРЕДИТЕЛЕЙ, во время которого служители порядка по очереди расстреляли деда с внуком и много кого ещё... Другими словами, перед тем как началась ночь, был вечер, и не все окна этим вечером выглядели безжизненными, будто бы в домах никого нет; одно из окон чердачных домов отличалось от остальных: Однокомнатная квартира, в которой двое детей надолго остались одни, имела всего одно окно; за этим окном свет горел, как ни в чём не бывало, но двое восьмилетних девочек поубавили в себе весёлое настроение в течение нескольких считанных минут, после неоднократных телефонных звонков, в которых их уговаривали немедленно погасить свет и прикинуться мёртвыми. Не успевала одна из девочек бросить на аппарат трубку, выясняя, что какой-то шизофреник ошибся номером, как тут же раздавался новый звонок с прежним требованием, "выключите свет, не то Вредила залезет к вам в окно и задушит вас!".
   Но вот, на некоторое время звонки поутихли и Катя с Мариной притаились, ожидая следующего звонка...
   — Слышишь? — вдруг нарушила Марина зловещую тишину, обратившись к сестре.
   — Что? — не поняла та.
   — Прислушайся, — проговорила сестра, кивнув в сторону открытого окна, которое они бы и рады были закрыть, не обращая внимание на духоту, да боялись подойти к нему близко. — Как будто за окном кто-то сидит и подслушивает.
   — Седьмой этаж! — возражала Катя (но голосок её был дрожащим и тихим), — какой дурак взберётся на такую высотину? Не верь этим телефонникам!, весь город переполнен психами, а ты... Вот мама придёт скоро и...
   — Когда она придёт?! — усмехалась в ответ сестре Марина, — с утра как ушла за газетой, так и пропала!
   — Тогда папа с работы должен прийти скоро...
   — Он же раньше полночи не приходит, — напомнила ей Марина, — и трезвым он приходит в самых редких случаях, когда зарплату не задерживают...
   Прервал её телефон... Они вдвоём аж взвизгнули, так неожиданно он зазвонил. И от звонка повеяло каким-то неприятным холодком, что близняжек аж пот пробрал, не то что мурашки промчались по телу и задрожали коленки.
   — Не подходи к телефону! — предупредила Катя сестру испуганным голосом, когда та нервозной походкой направилась к аппарату, тщетно показывая, что ей вовсе не страшно.
   — Я его выключу, — ответила она по пути.
   Но... подойдя вплотную к дребезжащему аппарату, рука её как будто сама потянулась к трубке и дрожащие губы не успели промямлить "алло", как из трубки донёсся какой-то жуткий, леденящий душу и удаляющий сердце к пяткам, хрип:
   — Куда я попал? — Впервые за весь вечер попался разумный человек, осведомляющийся, куда он позвонил!
   — Сначала, из чего попал, — заметила в ответ Марина язвительным голосом, сама себе показывающая, что бесстрашна как вселенная, — а потом уже - куда.
   — Девочка, — говорил замогильный хрип, — я набрал телефон морга, а ты надо мной подшучиваешь. Не хорошо это!
   — Он набрал телефон морга! — хихикнула Марина сестре, донельзя вжившись в роль "бесстрашной вселенной". Сестре же было не до смеха. — И кого тебе позвать? Мертвецов?
   — Не тебе, а Вам, — поправил её голос. — Я тебя в тысячу раз старше, соплячка!
   — Ну вот что, — ответила Марина, — если ты, урод ...баный, меня ещё раз соплячкой назовёшь, то я тебе трубкой по балде дам! Ты меня понял, придурок?
   — Слушай, деточка, — зазвучал в этом замогильном хрипе надменный сарказм, — ты, очевидно, полагаешь, что я от тебя далеко и мне тебя не достать?
   — А Вы что, недалеко? — неожиданно изменился её озорной голос, став прежним (всё произошло машинально и молниеносно), так, что аж губы задрожали. — Где Вы?
   — Я тебе не скажу, где, — отвечал голос, — чтоб ты не осталась заикой... На всю оставшуюся жизнь... Только к окну не подходи! Ты не ослышалась, за ним действительно кое-кто сидит и подслушивает...
   Марина выронила из рук трубку, потому что сестра её завизжала как резаная...
   Когда взгляд Марины метнулся в сторону распахнутого настежь окна, она тоже завизжала...
   ...ТО, что залезало в это время в окно, на человека не было похоже. Больше ОНО собой напоминало "...баного урода", как ранее высказалась Марина.
   ...ОНО выключало свет в комнате...
  

глава 5

ГЛАВНЫЙ ВРЕДИТЕЛЬ

  
   После того как Валерия Фёдоровна сделала себе ещё несколько инъекций Антивреда, она выждала положенное время и вошла в "сейф-палату" ГлавВредителя, перед этим долго открывая миллиарды замков.
   И вот, несколько суток спустя, она в сейф-палате, смотрит через спец-экран на прикованного к стене Человека-Моря.
   — Валерия Фёдоровна! — начинает канючить тот, как только до него доходит, что глав-врач справилась-таки с замками, — ну выпишите меня из больницы, я же не Вредитель! Ну пожалуйста, я Вас...
   — Перестань нудеть! — мягким но мощным голосом затыкает ему рот Валерия. — Я тебя обязательно выпишу, как только скажешь правду.
   — Я должен признаться в том, что ВРЕДИТЕЛИ; что я ИХ совокупность; что я заразил своими мыслями весь мир...
   — Чердак,— поправила та.— Мира не существует; существует Чердак.
   — А Чердак, разве это не мир?
   — Чердак, это война,— неопределённо ответила та, то ли умничая, то ли произнося истину. — Не отвлекайся, расскажи о Вредительстве. Я читала твой рассказ, так что не хитри - часть тебя уже раскусана.
   — Разжёвана и в рот положена, — усмехнулся тот, — да проглотить некому - кроме рта ничего больше нет.
   — Опять отвлекаешься, — напомнила она ему, — пытаешься запудрить мне мозги. Но их-то не существует; не забывай про перенесённую мной операцию. Ты ж сам её делал, хоть я и уверяю всё время себя, что мне это показалось.
   — Вам не показалось, — опять отвлекался он, — Вы действительно удалили мозг, и не мне одному...
   — ПЕРЕСТАНЬ!!! — взвизжала та. — Я скоро с тобой в марионетку тут превращусь! Хватит мариновать мне мозги, рассказывай немедленно, что такое Вредители!!
   — Хорошо, расскажу, — снизошёл он. — Впервые в своей жизни скажу правду - потушу пламя, ибо моя Правда горькая, хоть и выглядит в глазах Чердака слад...
   — Хватит этих нудных многословий! — опять взвизгнула она. — Ч Т О Т А К О Е В Р Е Д И Т Е Л И ? ? ? ? — проговорила она по буквам.
   — Вредители, — отвечал он тоже по буквам, но скороговоркой (с интервалом между каждой буквой в девять часов), чтоб кроме неё никто ничего не понимал и не мог расшифровать, — это планета Земля, так можно ИХ назвать. Ей надоело уже "самоистязание", как я полагаю, и она решила избавиться от человечества с моей помощью, ибо - мне так думается - с её содействием мне кажется, что ВРЕДИТЕЛИ кроме как самим себе Вред никому-ничему другому доставить не могут; всё происходит само собой на протяжении всех существований человечества - происходит, не обращая внимания на идею о машинальном Организме, в котором якобы ВСЁ "существует". Вот что такое ВРЕДИТЕЛИ, — говорил он задом наперёд, чтоб всех ещё больше запутать, если вдруг кому вздумается, что в его голове вырос новый невидимый мозг.
   "Да пошёл ты к чёртовой матери! - подумала Валерия Фёдоровна, ещё до того как дослушала до конца рассказ о Вредителях (подумала, уверенная, что кроме этого предполагаемого ГЛАВНОГО ВРЕДИТЕЛЯ, её мысли читать больше никто не осмеливается, если кто-нибудь вообще умеет читать. - Каждый раз одно и то же - сказочник Белый Бычок: валяйся на полу - никто тебя не съест, не то что не закурит!"
   — Ну выпишите меня, Валерия Фёдоровна! — опять заныл он, почувствовав, что та собирается уходить, так и не добившись своего. — Я больше не буду!!!
   — А ты и так выписан, — ответила она ему, закрывая невидимую дверь сейф-палаты (невидимую, потому что на другие двери у больницы не хватало денег, и врачам ничего другого кроме как уверять доверчивых пациентов, что дверь невидима но под током (дверь была под током даже когда не было подачи электроэнергии), больше не оставалось), — можешь идти домой.
   — Так в том-то и дело, что не могу. Вы ж сами сказали, что дверь под током...
   — Не в моей компетенции отключать ток. Как только поступит нам информация о времени прибытия золотого вертолёта с задерживаемой заработной платой, немедленно наймём электрика и ты будешь на свободе. А пока терпи, Земля ведь терпит, почему бы тебе не взять с неё пример, вместо того чтоб каждый раз рассказывать мне байки о ВРЕДИТЕЛЯХ.
  
  

глава 6

ДОРОГА ДОМОЙ

  

1

   Много чего ещё Писаке повстречалось, пока он бежал куда глядели глаза, подспудно пытаясь найти дорогу к дому. Он не замечал, но ему казалось, что он пробегает мимо исчезающих на глазах людей (люди неожиданно возникали в лесу, словно под влиянием чьёго-то воображения и тут же исчезали, потому что творцу хотелось кого-то развлечь, кто наверняка безразличен к судьбам этих никчемушных, выдуманных примитивным мозгом, людей), мимо Пугала, пытающегося слезть с шеста и отучить бояться не только его - всех (но пугало наверняка даже и не собиралось слазить с шеста, уверяя себя, что ему опять не повезёт), мимо двух заблудившихся в лесу (судя по их виду, это были супруги с которыми можно было поспорить в том, что они действительный муж и жена), для которых лес всегда являлся тремя соснами; пробегал мимо всяких мелочей, пока силы его не кончились, дав возможность ему остановиться и успокоиться. Но идея осенила его ещё после того как он вырвался из лап девчонок-малолеток, просто он не придавал ей значения, принимая всё видимое за совпадения.
   Но вот он остановился, отломал от дерева прочную ветку, расчистил землю от листьев и всякой древесной ерунды, присел на корточки и начал вырисовывать отчётливые буквы:

глава 11. Дорога домой.

   Писаке показалось, что он заблудился в лесу, но лес так не считал. Лес стремился показать, что он живой, не только этому заблудившемуся путнику, а и самому себе. И Писака понял это. Он закончил вырисовывать на Земле какие-то непонятные ему буквы, поднялся и по дороге домой наткнулся на... парабеллум... Пистолет этот как будто утерял некто. Но Писака поднимает его, даже не обращая внимания на то, что он не только заряжен, но и не поставлен на предохранитель. Писака ни на что внимания не будет обращать, ибо он Писака и плывёт против течения не потому что Богу так угодно, а потому что Писака не верит в существование "Господа" и живёт как Вселенная. Писака - никто. Он до такой степени НИКТО, что даже перестаёт быть похожим на своего брата-близнеца.
  

2

   — Как мы теперь домой попадём?! — опять заныл обращающийся к однокласснику Лёше подросток Женя, когда до него окончательно дошло, что микроавтобус с его пьяным папой в действительности уехал окончательно - раз и навсегда и что они вдвоём теперь располагаются в самой глубине сихотеалиньской тайги и если их до ночи не загрызут какие-нибудь звери, то они уже к утру умрут от голода и безысходности. — Батя мой с братом напился до такой степени, что теперь неделю будет отсыпаться.
   — Я ж тебе говорил, что не надо было с ними ехать! — произнёс Алексей в своё оправдание. — А я тоже хорош: попался как рыбка на крючок - уселся с этими двумя шизиками, потому что люблю на машинах кататься. Всё-таки плохо, что папика твоего по дороге ГАИ не задержало; не даром говорят: пьяному море по колено... Да не хнычь ты! Не забывай девиз Мюнхаузена: Из каждого безвыходного положения Обязательно должен быть выход. Выберемся...
   — Смотри, — неожиданно перестал плакать Женя, указывая вглубь леса, — по-моему, там кто-то сидит.
   Лёша присмотрелся: — И правда, кто-то сидит, прислонившись к дереву и вытянув ноги, как будто подножку какому-то бегуну собрался поставить...
   — Чё ты мелешь, — тихо усмехнулся сын пьяного папика.
   — Да это я так, — махнул тот рукой, — анекдот глупый вспомнил... Ты куда? — отреагировал он на то, как ноги его плаксивого приятеля машинально зашагали в сторону этого сидящего на земле под деревом.
   — В Африку, — ответил тот.
   — Подожди,— попытался остановить его тот,— а вдруг это маньяк-топитель...
   — Не верю я в твоего Топителя, — усмехнулся Женя, не останавливаясь. — Наслушался баек.
   Алексей поспешил следом, с каждым шагом уверяя себя, что это никакой не маньяк-Топитель, а... А кто же это тогда?!
   По приближении к сидящему, подростки обнаруживали, что сидящий этот небольшого росточка и не просто так сидит, потому что глаза его закрыты.
   — Слушай, — схватил Лёша друга за рукав, — пойдём-ка отсюда; кажется, этот парень уже того... Убит...
   — Не мели фигни! — вырвался Женя. — Он спит и я его сейчас разбужу и спрошу кое о чём.
   — Не спросишь, — понял Лёша в чём дело. — Этот мужичок пьян, как стёклышко - пьянее твоего папы и брата вместе взятых.
   Вот они подошли к нему вплотную (Лёша не остановился, поскольку ещё издалека слышал, как тот бормочет что-то сквозь сон) и Женя уже собрался разбудить этого парня, как тот пробормотал предыдущую свою фразу более отчётливо, так, что друзья смогли разобрать каждое слово.
   — Не будите меня, — бредил он, — об меня должны споткнуться.
   — Споткнись об его ноги, — шёпотом предложил Лёша другу.
   — Нафига? — не понял тот.
   — Ну он нас подкалывает, — отвечал Алексей, — хочет, чтоб всё было как в том анекдоте про Топителя. Споткнись - покажи ему, что ты не веришь в Топителя.
   — Чей совет, того и проба.
   — Ну ладно, — разбежался Лёша и споткнулся о ноги спящего алкоголика.
   — Вы чё здесь делаете, пацаны?! — продрал тот глаза.
   — Мы заблудились, — тут же ответил Женя. — Здесь есть где-нибудь поблизости посёлок или деревня?
   — Про посёлок с деревней не знаю, — ответил тот, — знаю только про город. Если будете идти по тропинке, в ту сторону, куда протягиваются мои ноги, то через полкилометра выйдете к морю, к пляжу, а там уже и рукой подать до города.
   — А какой город-то? — спросил его Лёша.
   — Как, какой! — усмехнулся тот во весь свой спящий голос (человек этот делал вид, якобы не проснулся вовсе, а продолжает спать и что-то говорит). — У нас один город, Владивосток. Ты, юноша, так спрашиваешь, как будто в Африке родился!
   — Пошли отсюда, — потянул друга Лёша в противоположную сторону той стороне, куда направил их этот мужичок. — Издевается, скотина!...
   — Да погоди ты, — остановился Женя, — давай сходим в ту сторону, всё равно уже...
   — А вдруг там ловушка!
   — Да ты параноик!
   — Ладно, пошли, — через не хочу согласился Лёша.
  

3

   — А чё ты мне руку протягиваешь? — не понял Юра, показывая Вонючке, что всё тип-топ, никто ни на кого не в обиде. — А, — вспомнил он, — мы ж с тобой ещё не здоровались!
   — Итак, пошутили и хватит, — пожал Вонючка юрину руку, — идём всерьёз: объясняю тебе ситуацию: я тебя подвожу к дому Писаки - он, его дом, очень сильно походит на твой, Владивостокский, - ты входишь в его дом, а там сам разберёшься, что к чему. Помни главное, что днём Писака не опасен так как ночью, если ты не забыл ваши вчерашние встречи и можешь их проанализировать.
   — А откуда ты всё это знаешь? — задавал Юра дурацкие вопросы.
   — Пойдём, покажу тебе дорогу к дому, — игнорировал Вонючка Юрин вопрос.
  

4

   — Владивостока же не существует, — твердил Алексей своему другу, надеясь, что тот повернёт назад пока не поздно. — Его же выдумали! Весь Чердак уже об этом знает.
   — Ничего, пойдём, — как-то странно усмехался в ответ Евгений. — Я знаю, куда мы придём.
   — Что? — не расслышал его друг.
   — А то, — отвечал тот. — Ты ж не заметил по дороге дощечку с указателем, а я заметил. Зелёными буквами на ней указывалось направление В О Н Ю Ч К И.
   — Я не понимаю, что ты говоришь, — реагировал друг на его загадочную речь, — какой вонючки?
   — Не важно, — отвечал тот. — Главное ведь не добраться до дома, а помочь всем. Верно?
   — Что, верно?!
   — Что за химию двойки не надо было получать в школе, — ответил этот неожиданно ставший замысловатым друг. — А теперь мы не переиграем Вредителя
   — Что ты...
   Но не договорил Лёша - в поле зрения обоих наконец-таки попал дикий пляж. Идти до него было уже не далеко.
   — Чёрт, откуда море здесь взялось?! — уставился Алексей на это причудливое явление как на реализовавшиеся ПЕРЕКЛЮЧАТЕЛИ. — Это же невозможно!
  

5

   На окраине другого леса, удалённого от дома Писаки на несколько считанных километров, располагался коттедж. И пока жена предпринимателя, хозяина коттеджа, поднималась по лестнице, перед тем как войти в детскую, между двумя её детьми (тринадцатилетней Ольгой и четырнадцатилетним Андреем) шёл разговор о вселенной:
   — Слушай, — неожиданно обратилась сестра к брату, не успел он разбить умершую тамагочи и выйти из дома, чтоб позаниматься немного бодибилдингом в спортзале, — а классную песню Иванушки спели "...тоже является частью вселенной...", — напела она. — До меня только сейчас допёр её смысл, а раньше с девчонками балдели под неё как придурошные, даже и не задумываясь над смыслом слов.
   — Ну и чё дальше? — спросил Андрей скучным голосом. — Всё?
   — Да ты вдумайся! — внедряла она ему, — ведь всё действительно является частью ВСЕЛЕННОЙ! Всё, что ни возьми, всё является...
   — Не всё является,— этак скромно перебил он её,— а только некоторое.
   — Но почему? — не понимала она, — ведь вселенная - это весь космос, а земля - это микроб, по сравнению со всем космосом...
   — Я тебе даже могу привести примеры того, что не является частью вселенной, — решил он на время задержать свой поход в спортзальчик, который папа ему подарил на день рождения, неделю назад, и поддержать её примитивную тему разговора.
   — Ну приведи, — разрешила она, даже и не догадываясь, что он собрался проговорить. — Интересно послушать.
   — Ты, хотя бы, не являешься частью вселенной, — ответил он. — Ты и твои куриные мозги.
   — Я всё про тебя маме расскажу, — сказала тогда та, — что это ты машину разбил, а не дядя Вова...
   — Не хорошо врать, — вошла в комнату мама, — доча. Машину разбила я, ты же знаешь.
   — Мама, — обратилась к ней дочь, — а ты помнишь песню Иванушек International, "тоже является частью вселенной"?
   — Помню, — всегда подлизывалась та к дочери.
   — Ладно, — усмехнулся Андрей, — разговаривайте о Иванушках, а я пошёл в спортзал.
   — Я слышала ваш разговор, — отвечала мать дочери, — и должна тебе заметить, что ты абсолютно права. Но некоторые компоненты составляют для вселенной более важное значение, чем ВСЁ.
   — Например, состоятельные люди, — задержался Андрей в дверном проёме и решил, что сейчас его язвительный голос крайне необходим. — Вселенная им УЛЫБАЕТСЯ, в то время как всем остальным показывает язык; кому язык, а кому и другое место.
   — А почему бы и нет, — ответила ему мать, — и зря ты, между прочим, смеёшься! Подрастёшь - поймёшь, что деньги - ВСЁ, а не какая-то там вшивенькая вселенная. Папа твой это давно уже понял, что нужно думать только о деньгах и процветании, если хочешь лучше работать - деньги, это такой мощный Двигатель... У меня даже слов не хватит, чтоб выразить всё, что представляют собой деньги...
   — Конечно-конечно, — усмехался Андрей, — на этот смысл есть загадка: Что появилось вперёд - человек или деньги? Деньги - это больше чем бог...
   — Слушай, сыночка, — сказала ему мама, — иди отсюда, а?
   — Но я вам с папой когда-нибудь докажу, что деньги - это ноль, — бросил Андрей, перед тем как раз и навсегда выйти из дома, — что их даже злом не назовёшь...
   — Мы тебя не слышим, Андрюша, — перекричала его сестра.
   — Земля - это единственная из живых планет во вселенной, — говорила мать дочери, пока Андрей спускался по лестнице, выходил из дома и до ушей его из глубины леса доносились выстрелы, мать которые приняла за игры пейнболистов, перед тем как вошла в здание коттеджа, — Бог вокруг неё нарисовал "картинку", называемую космосом. В космосе ведь всё мертво, и инопланетяне - выдумка. Всё вращается вокруг Земли, доча, а не Земля - вокруг солнца. Бог на то и Бог, что создал живую картинку, в которую можно залезть и пощупать всё там в ней пальцем.
   Андрей в это время передумал заходить в спортзал, когда звуки выстрелов донеслись до него более отчётливо... Потом, несколько секунд спустя, из лесу неожиданно вынырнул джип "Черроки" отца. Это был не тот автомобиль, который разбила об автобусную остановку его жена, когда по неопытности, вместо педали тормоза, надавила на газ; хоть джип этот и выглядел так, будто ездил в нём не экс-чемпион автогонок, а его тупорылая доча.
   — Андрюха, — выскочил из машины весь подранный, поцарапанный и всклокоченный отец, — забегай назад, в дом...
   — А чё там за выстрелы? — удивлённо смотрел на него сын, пока тот подлетал к нему со скоростью звука и без слов заталкивал назад, в дом, только не в парадную дверь, а в подвальную.
   — Чёртовы вредители! — бормотал он, запирая за собой подвальную дверь и продолжая проталкивать опешившего от удивления сына вглубь подвала, — решили поубивать друг друга! тоже мне, охотнички!
   — Там же, в доме мать с Олькой остались! — вскрикнул вдруг Андрей, когда кое-что начало до него доходить.
   — Поздно, — проговорил тот потерянным голосом, игнорируя приближающиеся выстрелы. — Теперь их ничего не спасёт, хоть они тем подонкам покажут, где у нас сейф находится.
  

6

   Ребята прошли по берегу пляжа, закончился который подъёмом в гору.
   Взобравшись на эту высокую сопку, пред взором друзей открылся совершенно незнакомый город; пусть не столько огромный и необъятный как Чердак, но тоже приличных размеров.
   — О блин! — восхитился увиденным Лёша. — Новый микрорайон Чердака! А мы, Джон, с тобой колесили весь Чердак вдоль и поперёк, а этого микрорайона так и не заметили...
   — Какой Чердак! — отреагировал друг в соответствующем тоне. — Ты очевидно забыл, что пару часиков назад мы с моим нетрезвым батей удалились от Чердака на несколько сотен километров?
   — Ах, — ткнул тот себя ладонью в лоб, — я ж и забыл! Ну значит, это какой-то новый город...
   — Вот И верь теперь науке! — хныкнул Женя. — Она ж доказывала, что Чердак единственный во всём мире; что ВСЁ вокруг давно вымерло и погрузилось в карантин и поэтому из Чердака выезжать якобы нельзя. А этот, — кивнул он под ноги, в сторону простирающегося в туманные дали города, — нормальный, живой город - вон и машины ездиют и людишки всякие ходят и вообще жизнь как бы кипит полным ключом.
   — Ну что, — вопросительно взглянул на друга Лёша, — тогда спускаемся вниз?
   — А чё ещё делать, — безразлично пожал тот плечами.
  

7

   Писака в это время во Владивостоке поднимал по пути домой парабеллум.
  

8

   Ночью.
   Мэр города проснулся от собственного крика, перепугав своего любовника...
   — Манька, ты чё? — отреагировал любовник на вопль Ивана Чердачёва, — Крюгер что ли приснился?
   — Да не, — ответил тот своим обычным голосом, а не фальцетом, как любил он всегда ворковать со своим милым, прежде доводя жену до истерики и вынуждая её таким образом уезжать в другой конец города (мэр Чердака никогда не любил женщин, предпочитая им пассивный педеразм, поскольку ещё с самых малых лет был недоволен тем, что родился мальчиком, но всегда вёл двойную жизнь и никто кроме семидесяти восьми любовников Чердачёва о душе мэра даже и не догадывался), — приснилось, что кто-то ползёт по стене
   — Таракан? — тут же подал голос возлюбленный, не дослушав. Этот возлюбленный отличался изрядной глупостью, отчего и стоял в "гареме" мэра на пятом (!) месте.
   — Типа того, — ответил Чердачёв. — Страшно мне так стало! Обними меня.
   — Ты, моя хорошая, ляж на другой бок, — посоветовал тот, исполнив требование, — и тебе будут счастливые сны сниться, про любовь.
   — Впервые со мной такое, — бормотал Чердачёв, — как будто предчувствую что-то кошмарное. Раньше всё время весёлым был, а теперь...
   — Так это у тебя, наверное, месячные начались, — толи отшутился, толи ляпнул невпопад любовник. — Пройдёт...
   — Да заткнись ты уже! — впервые повысил Чердачёв голос на своего пятого заместителя. — Надоел со своими шуточками!
   — Зря мы над городом издеваемся, — изменил тот свой глупый голос на серьёзный, — зарплату врачам задерживаем...
   — Не мы, — напоминал он ему как и всякий раз, — колесо само крутится, катясь с горочки.
   — Говорят, Писака с ума сошёл, — проговорил любовник как бы ни к стати, — и психбольницы опять без нашего ведома пораспускали...
   — Слушай больше! — хмыкнул мэр. — Трепачи!
   — А что такое? — пожелал пятый заместитель быть в курсе того, что проспал. — Я ж после позавчерашнего запоя двое суток дрых беспробудным сном.
   — Да надоели уже все на свете! — отвечал он. — Замучили звонками с утра до вечера! Вредители какие-то...
   — Вредители? — не понял тот и осёкся - зарешёченное окно двенадцатого этажа разносило что-то огромное и чёрное...
   Рука заместителя машинально ныряла в столик, извлекая оттуда заряженный револьвер, но заместитель не замечал как в вытаскивающую револьвер руку летел большой кусок стекла, попадал точно в запястье и револьвер падал на пол.
   — Аж ты ж козёл, — взвыл заместитель, схватившись за руку и дуя на неё, сколько хватало лёгких.
   Чердачёв молча кинулся к выключателю, поскольку в спальне было темно и трудно разобрать, человек ли влез в окно или какое-то чудовище из фильма ужасов. Но не добрался он до выключателя - остановил его очередной кусок стекла, углом своим попавший в висок мэру.
   — Я не козёл! — яростно прохрипело существо, подбираясь к стонущему от пронзившей всю руку режущей боли нагому возлюбленному мэра Чердака, — я мёртвый шахтёр, милиард лет не получавший ни копейки и прилетевший из будущего на машине времени, чтобы поубивать вас всех, проклятые вредители!
   — У нас деньги есть! — запищал перепуганный любовник, только бы потянуть кота за хвост, — прямо в нашей квартире, в семнадцатой комнате сейф. Вы можете прямо сейчас получить большую часть задолженностей...
   — Не бывать шахтам никогда, — приговаривало чёрное существо, одновременно ткнув средник пальцем заму в кадык, отчего тот согнулся в три погибели, задыхаясь, — не сверлить - не терзать Землю! Бог захотел, чтоб все шахтёры сменили работы - перестали быть ВРЕДИТЕЛЯМИ! Если вредителей использовать как семя, то из них вырастет только газообразная вонь, выползшая из земли и отравившая носоглотку атмосферы... Другими словами, "Земля пукнула", прости меня Мама за выражение.
  

9

   Спускались Лёша с Женей недолго. Уже на полпути им повстречалась группка очень странных людей. Эти люди были одеты как бомжи, хоть и не очень-то походили на бомжей. Они окружили двоих ребят, не давая прохода. У каждого в руках было по пустой тарелке с ложкой и каждый ложкой стучал по тарелке, сводя этих двух подростков с ума. Подростки пытались им что-то прокричать, но сквозь заглушающий всё на свете звон посуды не прорывалось ни звука...
   Ребята с трудом прорвали круг этих странных сухощавых существ и пустились от них со всех ног, даже не обращая внимания на то, что существа ввиду своего излишнего истощения никак не могли бы за ними угнаться, чтоб реализовать свои примитивные мечты и свести с ума весь город, включая и этих двух подростков.
   — Чёрт, что это было?! — задал Лёша вопрос вперёд Жени, поскольку первым успел отдышаться, когда группа сумасшедших осталась далеко позади.
   — Я тебя то же самое хотел бы спросить, — прорывался ответ Жени сквозь частые вдохи и выдохи.
   — Дурдом какой-то, — пробормотал Лёша невесть что, даже и не задумавшись над сказанным.
   — Ладно, пойдём дальше, — произнёс Женя, — может удастся у кого-нибудь что-нибудь спросить.
  

10

   Перед тем как коттедж хорошо тряхнуло, как будто реально заработал выдуманный Писакой переключатель, и до ушей отца с сыном донеслись неузнаваемые душераздирающие вопли, мать с дочерью продолжали разговор:
   — Мама, — интересовалась дочь, — а почему сейчас на российскую эстраду берут одних бездарей? Почему сегодняшний день от вчерашнего отличается полным отсутствием смысла?
   — Зато весело и красиво, — отвечала мать. — Ты, доча, обрати внимания, что скучные тоскливые и серые люди сейчас никуда не пробиваются, какими бы осмысленными они не были; сейчас нужно море энергии, жизнерадостности, веселья и оптимизма, ибо каждая мысль, каждое слово, каждое действие - это ткань для будущего. Почему Нострадамус предрекал одни бедствия, катастрофы и т. д. и т. п.?
   — А мне кажется, — отвечала дочь, — что он вовсе ничего не предрекал. Он думал, как ты это называешь, и всё сбывалось - его мысль воплощалась в реальность. Вселенная дала ему Великую Силу Мысли.
   — Да, — горько усмехнулась мать, — а ещё она дала ему кислое лицо и не научила хотя бы улыбаться, не то что веселиться. Ты представь себе вечно весёлого и никогда не унывающего пророка: приходит он и своим счастливым голосом предсказывает войны, землетрясения, массовые убийства и что сегодня же никого не останется в живых.
   — Мне кажется, — изрекла дочь, — что Нострадамус был дьяволом...
   — Да ладно тебе! — усмехнулась мать, — болтаешь что попало. Просто он был обыкновенным невесёлым человеком и хорошего ничего не мог сказать. С кем такого не бывает. Так сейчас нужно всем веселиться, радоваться жизни, какой бы она ни была. Всё сейчас верно делается: кто хоть в чём-то неправилен - остаётся без денег, ему не на что жить, выбирает верную дорогу: устраивает какое-то бессмысленное грандиозное шоу ни о чём, и всё - он при деньгах. Главное сейчас, чтоб мозги плесневели; серый и умный человек невидим-неслышим, а жизнерадостному и весёлому дураку всегда и во всём везёт, ибо ему Бог помогает...
   — Вселенная, — перебивает её дочь. — Бог - это вся вселенная.
   — Нет, доча, — сказала мать, — Бог, - это любовь. Подрастёшь, узнаешь.
   — Бог и любовь являются частью вселен...
   В окно их комнаты влетало что-то серое, склизкое, зловонное и хрипящее. В результате чего до ушей отца с сыном спрятавшихся на самом дне подвала и донеслись неузнаваемые душераздирающие вопли, которые продолжались не дольше пяти секунд...
   — Будем надеяться, что до нас Вредители не доберутся, — пробормотал себе под нос отец, пока сын осматривался по сторонам, желая найти что-нибудь, с помощью чего легко можно будет покончить с собой, не дожидаясь скорого, зловещего будущего и не принимая на свою душу долгую и мучительную смерть от переключателя. Смерть такая никогда не наступает, как читал Андрей в произведениях Писаки; смерть такая отправляет тело человека в пропасть всех существующих и несуществующих бесконечностей преисподней, и адская боль не прекращается никогда, даже если время с пространством закончатся.
  
  

глава 7

ДУРДОМ

  

1

   Лифт в доме не работал, как убедился Вадик Модрудов, спешащий успеть заскочить в квартиру быстрее, чем его старшая сестра закончит болтать по телефону и выскочит, машинально захлопывая за собой дверь (ключ она никогда с собой не берёт, а родители 15-летнего Вадика и его 16-летней сестры приедут только через неделю). Хорошо, что он вовремя сунул руку в карман, доставая жвачку, и вспомнив о забытом на столе ключе.
   Подниматься надо было на 12 этаж, потому Вадик так спешил, что чуть не сшиб своим огромным, накачанным тренажёрами телом худенькую костлявую, тоже поднимающуюся вверх старушку, и та едва не задела его лезвием косы, которую она сжимала в руках...
   — Не путайся под ногами, бабка! — нервозно прорычал он, обегая старуху и продолжая подъём. Позавчера он выпросил у друга видеокассету с "порно-хитами" и друг его запросто убьёт (в прямом смысле), если Вадик ему эту кассету сегодня же не вернёт...
   — Ах ты сопляк! — донёсся из-под натянутого на голову капюшона старухиного чёрного дождевого плаща недовольный хрип.
   — Повякай мне ещё! — рявкнул он не останавливаясь. Не спеши он, так остановился бы и научил эту худенькую-маленькую старушонку, как надо разговаривать с теми кто тебя сильнее. — Позже попиздим с тобой, вешалка!
   — Хорошо, — усмехнулась старуха, так и не снимая с головы капюшон. С лезвия её косы на ступени лестницы капала какая-то тёмно-красная густая жидкость, чего Вадик так и не заметил, как не заметил он и косы - так спешил.
   Поднимаясь вверх, перешагивая через каждые три ступеньки, он преодолевал этаж за этажом, и был уже на шестом. Когда сверху до него донёсся голос сестры, "Ладья, ты долго ещё копаться будешь?!", колотила она кулаком в дверь соседки, Лиды Ядаль.
   — Маринка, — заорал он сестре, надеясь, что дверь ещё не закрыта. — Не захлопывай дверь, я ключи забыл.
   — Ну и быстрее шевели тогда ягодицами, — последовал ему от сестры ответ. — Мы с Ладьёй на концерт опаздываем!
   — Я уже на четвёртом этаже, — известил он сестру, поднимаясь на восьмой, — только дверь не захлопывай...
   — Захлопываю дверь! — издевалась та над братом. — Прибавь-ка скорости, капуша!
   — Это я-то капуша?! — доносился оскорблённый голос Вадика уже с десятого этажа.
   — Это я Ладье, а не тебе, Вадичик, — ответила ему сестра.
   — Не называй меня Водичкой! — реагировал Вадим уже с одиннадцатого этажа, — сколько раз объяснять тебе, ду...
   В поле зрения ему наконец-таки попадала сестра, стоящая подле закрытой двери в собственную квартиру и двери в квартиру соседки, Ладьи.
   — Ты чё!! — выдохнул он, глядя на стерву-сестру и теряя от ярости весь словарный запас. — Как ты...
   — Вадичик, — "виновато" захлопала она ресницами, — дверка захлопнулась ещё до того как ты попросил меня её не закрывать, а ключик я опять с собой не взяла.
   — Чёрт!! — проревел Вадик вне себя от обиды на ситуацию. — Меня ж Бензин уроет за кассету!
   — Ну наконец-то! — произнесла Марина с большим облегчением, когда замок Ладьи щёлкнул и дверь начала открываться, — я уж думала, ты там умерла уже!
   — Лидка, — обратился к ней Вадик, — давай я через твою лоджию к себе перелезу...
   — Пошли, Ладья. Не разговаривай с ним, а то опоздаем на "Мумий Тролль", — заметила ей соседка.
   — Да ну! Ещё полно времени! — отреагировала семнадцатилетняя Ладья. — Ещё к пацанам заскочить успеем...
   — Ну Лидка! — канючил Вадик.
   — Мы там всё покрасили, — коротко ответила она ему, — да и сорваться можешь.
   — Я тебя умоляю! — не отставал тот. — Всё равно вы не опоздаете! Я быстро - полсекунды даже не займу.
   — Да, действительно пошли, — согласилась с Мариной Ладья, — а то и правда из-за твоего нудного братишки опоздаем везде и всюду.
   Поскольку те обладали неплохим чувством юмора, Вадик уговаривать их больше не стал. Ему незачем было унижаться перед бездушными феминистками, когда в голове его назревал блестящий план, взобраться на крышу и по верёвке спуститься к себе на лоджию, и если та не будет открыта, выбить стекло ногами (лоджия была застеклённой). Оставалось только где-то раздобыть верёвку, пройдясь по знакомым.
   И Вадик двинулся вслед за девушками. Он планировал спуститься на девятый этаж и позвонить в дверь первого из знакомых.
   Навстречу девушкам поднималась худенькая невысокая старушка в чёрном, грязном дождевом плаще, с натянутым на голову капюшоном и косой в руках... Девушки молча обошли эту странную старушенцию, даже и не посмотрев на неё. У Вадика же сердце приблизилось к пяткам, когда он осмотрел старуху более отчётливо. В отличие от сестры и ладьи от стал более неподвижным.
   — О, — донеслось шипение из-под капюшона, — вот мы и встретились ещё разок, молодой человек.
   — Девчонки, — нашёл Вадик в себе силы позвать их, пока те не пропали из его поля зрения. За секунду до этого он заметил капающую со старухиной косы кровь...
   — Посмотрите на неё, — проговорил Вадик девчонкам, когда те остановились и оглянулись.
   — Ну и чё? — спросили они, не глядя в сторону старухи.
   — Вы странного ничего в ней не находите?
   — Не находим, — ответили те и продолжили путь.
   — Не для каждого коса моя заметна, — скрипела старуха, поднимаясь по ступеням и надвигаясь на пятящегося парня. — Для живых я обыкновенная старушка, и даже чёрный плащ для живых во мне не заметен. Снять ли мне с головы капюшон?
   — Не подходи, — принимал Вадик боксёрскую стойку, — зашибу.
   — Поранишься об косу, — заметил ему старухин шипуче-скрипучий голос из-под капюшона, — об неё многие ранятся. Она ядовитая. Их потом в морг увозят.
   После того, что он услышал, он рванулся наверх, моля Бога, чтоб выход на крышу не был на замке - чтоб не спускаться потом на седьмой этаж за ключом. Хотя, что там на крыше ему делать, если эта ненормальная старуха поползёт следом за ним. И вместо того, чтоб залезать на крышу, Вадик начал звонить и колотить во все двери своего этажа, кроме собственной двери и двери Ладьи (Лидия жила с матерью, которая редко когда бывала дома). Но, судя по всему, не за одной из трёх дверей не было не пустынно.
   Старуха с косой уже не спеша поднималась на последний этаж. Ей оставалось только преодолеть шесть ступенек и этот невоспитанный молодой человек уже будет в её полной власти. Тогда-то Вадик и оставил в покое двери, кинувшись в сторону лестницы на крышу, так и не обратив внимание, закрыта она или нет.
   Ладья и Маринка в это время уже цокали высокими каблучками где-то между пятым и шестым этажами, особо не торопясь на свой "Мумий Тролль", понимая, что времени действительно ещё море.
   — Чё это за старуха? — спросила Ладья у Марины как бы между прочим. — В чёрном плаще, с косой, как смерть прямо!
   — Из дурдома, наверно, — пожала та плечами, — здесь же Луговая - Шепеткова в двух шагах. Но ничё, Вадик у нас крепкий пацан - настучит ей по бороде, если чё не так.
  
  

2

   — Вон, — громко усмехнулся Лёша, указывая в сторону крыши двенадцатиэтажного дома, которая с горки видна была как нельзя лучше, — смотри, Жека, Смерть!
   Друг его присмотрелся и увидел как по всей крыше за каким-то парнем гоняется чёрная старуха с косой, внешне донельзя олицетворяя своим видом ту Смерть, какой её обычно изображают карикатуристы.
   Женя уже улыбнулся - забавно выглядели со стороны эти "догонялки", - но улыбка с его лица мгновенно спала, когда старуха наконец-таки задела того высокого культуриста своей косой и он упал замертво, потому что голова этого парня отлетела, и парень, падая, немножко "не подрассчитал" и оступился и юркнул с двенадцатого этажа вниз, так, что чуть не попал по выходящим из подъезда двум девушкам... Те в ответ не просто взвизгнули - одна из них даже упала в обморок.
   А старуха-смерть подбежала к выходу из крыши, чтоб успеть натворить немало дел.
   — Удираем отсюда! — потянул Лёша Женю за рукав; потянул назад, в ту сторону, откуда они сюда спустились. Но Женя вдруг вырвался и почему-то побежал в другую сторону, удирая подальше от этой жуткой двенадцатиэтажной "свечки", даже и не обращая внимания на то, что бежит он в самую глубь города - в самое его жерло.
   — Куда ты, придурок?! — заорал ему друг и побежал следом, чтоб догнать. Но Евгений его не слышал; он не уподоблялся своему другу - не задумывался над тем, что весь этот город переполнен такими странными людьми, которые несколько минут назад пытались их оглушить и свести с ума, - он неожиданно превратился в маленького ребёнка, к которому на чужих улицах пристают старшие пацаны и он пытается не спастись от них бегством, а найти какого-нибудь доброго и сильного дядю, который не игнорирует его и постарается за него заступиться.
  

3

   — Я не могу больше без курева! — пытался четырнадцатилетний парень вырваться из дома сквозь перегородившего выход двухметрового папашу. — Я не железный. Выпусти меня, если ты сам - такой здоровый придурок - и боишься выйти на улицу...
   — Не называй отца придурком! — в пятый или десятый раз за день поправила сына мать.
   — Да вы просто с ума посходили! — пытался сын внедрить в них собственную точку зрения. — Вы же никогда раньше телевизионщиков не слушали. Что с вами стряслось?! Как вы докатились до такого позора, что стали верить телевизору на слово?
   — Просто я не хочу выйти из дома и чтоб меня замочили, — нехотя ответила мать. — Или, хотя бы, чтоб гонялись за мной, если сразу убить не удастся... И мне не важно, что там вякает этот телевизор...
   — Ты с ума сошла!!! — пытался он докричаться до неё. — И сколько ты собралась сидеть?, пока всё не утихнет?, а если оно никогда не утихнет, или если дверь начнут выламывать? Что ты на это скажешь? Так дай мне перед предполагаемой смертью хотя бы накуриться - позволь мне выйти, сигарет купить хотя бы два-три блока...
   — Убийцы двери не выламывают, — перебил его отец, — и в дома не заходят вообще. Потому что это специальные убийцы. Так передали по телевизору...
   — Да засунь ты себе в жопу свой телевиз...
   — Не смей с отцом так разговаривать! — сделала очередное замечание мать.
   — Ну хорошо, — вошёл сын в ванную комнату, закрыл дверь на шпингалет и разговаривал уже сквозь дверь. — Вы, пидоры ...баные, если вы сейчас же не выпустите меня, я беру бритву и вскрываю старые-добрые вены. Вы меня знаете, я это делать ещё не разучился. Я не хочу сдыхать без курева. Я считаю до двух - начинаю с трёх.
   — Ну ладно! — тут же в голос снизошли безропотные родители, — выходи, мы соглас...
   — Откройте дверь, — командовал он голосом террориста, — и отойдите от неё как можно дальше.
   И сразу как те исполнили распоряжение (сын наблюдал за ними через широкую щель в стене), он стремглав выскочил из ванной, даже и не обратив внимание на то, что он забыл захватить с собой деньги на сигареты и переобуть домашние тапочки (кунфуйки) в кроссовки, да и одеться поприличнее тоже забыл.
   Звали этого отвратительного сына Патронов (от фамилии Тронов), и поскольку жил он на третьем этаже, то убегать ему было недалеко - он поверил в то, что родители его действительно сошли с ума и насмотрелись теленовостей, в которых сообщалось о какой-то корове-убийце и чёрт знает о чём ещё. Он выскочил на улицу и остановило его то, что он вспомнил про забытые деньги...
   — ЛЫЫЫСЫЫЫЙЙ, — позвал он приятеля-шестёрку, живущего ниже этажом. — Высовывайся, урод, я знаю, что ты дома! Поднимусь хуже будет! — угрожал он однокласснику.
   И бритоголовый хлипкий подросток тут же вынырнул из окна второго этажа.
   — Патрон, — заорал он ему каким-то паническим голосом, — заскакивай немедленно в дом, я видел эту корову, она подшвыривает людей как матадоров...
   — Да заткнись ты! — перебил его Патрон. — Кинь мне лучше бабок, а то мне подниматься к тебе на второй этаж лень.
   — Каких бабок! — пялился тот на него как на психа, — ты осмотрись по сторонам - никого вокруг нет - улицы пустые...
   — Мне насрать на улицы!— скрипел тот зубами от нетерпения и возмущения человеческой глупости.— Я подыхаю без курева - кинь бабок, не чмырись!
   — Так ларьки пустые, — усмехался тот, понимая, что бесполезно этому твердолобому ублюдку что-либо пытаться объяснить, — разбивай стёкла - тебе никто ничего не сделает.
   — Ты, козёл! — заорал разъярённый Патрон, — ты скинешь мне бабки или мне завтра всем рассказывать про тебя, что ты за щеку у меня брал?
   — Да ладно-ладно, — понизил тот голос до шёпота, — я сейчас скину деньги, только не ори ты так - не подли мне.
   Пока Лысый отправился рыться по комнатам (может удастся найти тайник, где его мать прячет деньги на чёрные дни), у Патрона появилась возможность осмотреться по сторонам и обнаружить, что вокруг действительно никого нет, не доносится никаких звуков и дорога пуста, хоть по ней и должны ежесекундно сновать машины.
   Лысому чертовски повезло - он наугад вытащил из книжной полки самую безобразную книгу и извлёк из её провонявшихся мочой страниц 50 долларов десятками.
   — Пятьдесят баксов, я надеюсь, тебе хватит для долгой и счастливой жизни, — оторвал он Патрона от осматривания окружающей местности, — чтоб в дальнейшем больше никогда не загонять меня в долги и никому ничего не рассказывать?
   — Вообще-то маловато, — почесал тот затылок. — Целки за поломку мне больше отстёгивают. Но если ты ещё раз возьмёшь у меня в рот, то мы сможем с тобой договориться, я уверен.
   — Ну ты ведь обещал, что первый и последний раз и больше ты не будешь заставлять меня...
   — Ладно, швыряй баксы, — лицемерил он и по голосу его это чувствовалось, — хрен с тобой.
   Тот, нехотя, спустил на ниточке деньги, которые его несчастная мать зарабатывала только собой (больше неоткуда ей было ждать податей - завод уже второй год зарплату задерживал, не балуя своих рабов даже авансами); нитками он воспользовался, чтоб этот подонок не заставлял его потом выбегать из дома и бегать, собирать, если те разлетятся во время полёта.
   Теперь Патрон смело мог спуститься с пригорка и купить в ларьке не только сигареты, но и чего-нибудь запить, хоть и не был уверен, что в такой причудливый день ларьки будут работать.
   Он спускался с пригорка, не смотрел под ноги, вглядываясь сквозь кроны деревьев на ларьки, работают ли те или ему не спускаться, и... кувыркнулся, не ожидая, что под ногами у него окажется нечто крупное...
   — Э, мужик! — промямлил он донельзя неуверенным голосом (не уверен он был, что мужик этот всё ещё жив и способен отвечать на его вопросы о ларьках, работают ли они сегодня или нет), когда в глаза ему попала окровавленная человеческая туша, на которой было заметно очень много "ножевых ранений". — Ты чё, мужик, чё с тобой?
  

4

   — Стооой! — умолял друга Лёша, поскольку Женя всегда бегал быстрее него. И они таким образом вбегали вглубь тишины - чем дальше бежали, тем глубже погружались в пучину этой странной кладбищенской тиши. — Подожди меня - я не могу тебя догнать.
   Только тогда до Жени и донёсся голос друга и он остановился.
   — Куда ты убегаешь? — догнал его тот, пока Женя осматривался по сторонам, — чё ты как бык...
   — Чё это? — прервал его Женя напрочь своим взволнованным неожиданностью голосом, осматриваясь по сторонам.
   Лёша тоже взял с друга пример и наконец-таки обратил внимание на эту загадочную тишину. — Чёрт его знает, — удивлённо пожал он плечами. — Я тебе говорил, пошли отсюда, а ты побежал в город. Надо было в лесу скрыться. Что-то мне сильно не нравится всё это.
   — Ладно, пошли назад, — сказал Женя, не собираясь продолжать стоять и догадываться, что же всё это может означать.
   Но друзья остановились, потому что где-то неподалёку раздался какой-то странный звук.
   — Ты слышал? — тут же подал настороженный голос Женя, боясь оглянуться назад.
   — Да, — прошептал в ответ Лёша; судя по его шёпоту, этот странный звук напугал его немного больше чем Женю.
   — Нельзя ходить, — раздался из-за спины ребят мужской голос; как ребятам показалось, это был голос какого-то доброго дяди (того самого доброго и сильного дяди, на встречу с которым внутренне надеялся Женя, слепо забегая вглубь этого незнакомого зловещего города, который внешне больше походил на выдумку, чем на реальность), всегда готового прийти кому угодно на помощь в любую из трудных минут, какими бы трудными эти минуты со стороны не выглядели.
   Как оценили обернувшиеся ребята, лицо этого высокого и мужественного дяди было добрым, если б не приглядывались к его глазам (если б он догадался одеть солнечные очки)...
   — Нужно уважать город, — продолжал этот дядя читать ребятам морали, — нужно уважать человеческий труд - не портить хотя бы обувь, не говоря уже об асфальте, который ежегодно приходится вскрывать, чтоб укладывать его потом заново. А вскрываете этот асфальт вы своей обувью, которую вы не бережёте - не уважаете человеческий труд. Ведь Земля дана для чего, чтоб на ней строить, пользоваться её ресурсами и не обращать внимания на мудаков, которые пытаются её якобы спасти, очищая таким образом от человечества. Они мудаки и не понимают, чего хочет от человека Земля - не понимают юмора: боятся вулканов, землетрясений и всякой разной непогоды. А вы... СТОЯТЬ! — молниеносно отреагировал он, обратив внимание на то, как эти двое ребят незаметно пытаются ретироваться. — Не вздумайте удирать от меня, сопляки, а не то я вас забодаю! Я в год быка родился и всегда бросаюсь на красный цвет. Я ненавижу красный цвет - цвет педераста!
   — Да мы и не убегаем, — промямлили в голос перепуганные друзья.
   — Ребята, — мгновенно его яростный голос перекрасился в добрый и ласковый, — зря вы обо мне плохо думаете. Я ведь добра вам хочу. Я всего-то хочу вас убить, чтоб вы не издевались над творениями рук человеческих. Человек сейчас потерял цену: шахт нет, бесплатной медицины нет, строительство остановилось, а чем дальше, тем хуже. Так что я против растягивания "удовольствия смерти", как именовали его ВРЕДИТЕЛИ, введя во всё свой психотропный препарат и добиваясь от человека, чтоб он сам себя уничтожил, гоняясь за собой, как за Вредителем. Это глупо. Не лучше ли просто взять да и взорвать всю планету? Сам я не являюсь ни учёным ни химиком ни... никем я не являюсь, только нулём без парочки. Я непризнанный гений; мыслитель, который безразличен обществу, а мог бы быть большим человеком и к моему мнению прислушивались бы толковые люди... Ведь есть у человечества способности взорвать Землю, а ума мало. А у меня ума... Э!! — опомнился он, взглянув на убегающих ребят (так глубоко заболтался, что и не заметил, как его поле зрения покинуло этих двух малолетних ВРЕДИТЕЛЕЙ и они удачно воспользовались неожиданно подвернувшейся ситуацией). — Стоять!!! Не убегайте от буйвола! ЗАБОДАЮ... Не забегайте в Союз писателей, — заметил он, как те неожиданно для себя забежали в тупик, заканчивался который одной только распахнутой настежь дверью в здание Дома писателей (так больше им ничего не оставалось, кроме как вбежать в это здание и рассчитывать на удачу; на то, что удастся найти в здании чёрный ход и выскочить, оставив того громадного шизофреника с носом). — В Союз писателей теперь даже я боюсь заходить. Я поубивал там всех за то, что они не поняли моей "Бурёнки", а теперь не захожу туда, поскольку боюсь призраков, привидений и оживающих мертвецов. Такой вот я дурак.
   — Забегаем, — отдал распоряжение Алексей себе и другу, когда оба замялись перед входом, но увидели шизофреника, обратившего внимание на их заминку.— Он наверно не забежит за нами следом.— И они вбежали в здание, закрыв следом за собой металлическую дверь на замок.
   — Кретины! — захохотал тот. — Они не верят в вампиров!!

5

   Патрон думал, что обезображенное тело мужика бездыханно, и потому он не надеялся, что оно хотя бы сможет пошевелиться, не говоря уже о том, что стало происходить дальше...
   От окровавленного тела донёсся хрип, что-то вроде "убегай из города, спасайся". Тогда-то Патрон и повернул это тело к себе лицом, поскольку оно лежало на животе.
   — Что ты говоришь, мужик? — аккуратно переспросил он. — Ларьки чё, не... не работают?
   — Не работают, — с трудом прохрипело тело. — Уходи из города, если не хочешь, чтоб тебя изуродовали как меня.
   — Куда я уйду?— не понимал Патрон, понимая ситуацию, что действительно нечего делать в этом гиблом городе. Но куда отсюда можно убраться?
   — В деревню Чердакино, — пробулькало тело и изо рта его потекла чёрная струйка. — Там...
   — Что там? — спрашивал он, хоть и понимал, насколько глуп его вопрос - мужик "отдал концы".
   Но неожиданно в глазах у тела прояснилось, вытекла до конца чёрная струйка, и мужик продолжил хрипеть:
   — Корова убила всю деревню, так что больше она туда не вернётся. Там ты выживешь... — И всё, больше этот человек никогда уже ничего не произнесёт - наступила настоящая смерть.
   Патрон помнил, в какой стороне располагается деревня Чердакино; знал, что находится она недалеко от Владивостока, хоть и никогда ещё там не был, но по карте города мог судить о её месторасположении.
  

6

   Пока Женя закрывал металлическую дверь на замок, Лёша вбегал в большой зал и вместо того, чтоб отыскивать во всех уголках этого зала дверь чёрного хода, в глаза ему попадали пожилые люди в солидных костюмах. Их было пятеро и все они были мертвы. Трупы не были так обезображены, как тот, что разговаривал в это время с Патроном в другом конце города. из головы сидящего за столом и облокотившегося на спинку стула лысоватого старичка торчал небольшой кухонный топорик; остальные четверо бездыханных стариков лежали в разных позах на полу, и судя по их внешним видам, все до единого пострадали от одного и того же чёрного топорика.
   — Бляха муха! — тихо выдыхал вбежавший Женя. — Совсем тот мужик с ума сполз...
   — А глянь-ка, — обратил Лёша внимание на листы бумаги, сжимали которые мёртвые руки старика с топором в голове. — Ты помнишь, мужик что-то про "Бурёнку" говорил?
   — Ну, судя по всему, это повесть мужика, — кивнул он на тройку листов, на которую кровь не попала. — Они её прочитали и он их поубивал, пока они читали её...
   Лёша в это время аккуратно извлекал из податливых рук мертвеца бумагу, разгибая пальцы.
   Рассказ назывался

БУРЁНКА

(дневник вегетарианца)

А)

   - Папа, - обратился пятилетний малыш к отцу, - а правда, что наша деревня самая великая?
   - Сынок, - отвечал ему папаша своим пьяненьким весёлым голоском, - ну почему, самая великая, если она одна во всём мире?
   - Всё правильно,- тут же поднялась со своего рабочего места и мать малыша, встряв в разговор, как будто затронули её любимую тему,- всего мира не существует. И всё благодаря вот этой вот коровке!- осторожно подошла она к своей Бурёнке, чтоб та её опять не боднула и не укусила, попытавшись погладить корову и - если повезёт - поцеловать её в лоб. Дорого же им обходятся эти лобызания - пятилетний малыш позавчера попытался её погладить, та неправильно его поняла и откусила ему руку по запястье. Мать этого малыша едва осталась в живых - корова ей всего лишь задела висок, а могла бы проткнуть ей голову своим рогом.
   Я с этими людьми, приютившими корову Бурёнку, живу по соседству и могу уже наблюдать в открытую, не прячась по углам как раньше; они теперь ничего кроме себя и коровы больше не замечают, не потому что корова им в фигуральном смысле выколола глаза, а потому что они стали уверены, что живут в муравейнике (в смысле, они - люди, а кругом муравьи, причём мёртвые муравьи, как считают эти трое людей). А началось всё это позавчера. Расскажу по порядку:
  
   Я приехал в деревню на пятичасовой электричке, и пока добирался до своей дачи, вся деревня ещё спала. От ЖД станции до моей дачи пролегала полукилометровая улица, и пока я шёл по этой улице, меня обогнала корова. Она как будто убегала от кого-то, хотя, как мне тогда подумалось, больше её спешка создавала впечатление погони, будто она гонится за чем-то невидимым. Но... неожиданно внимание моё привлекло её вымя, по которому было очень хорошо заметно, что корову эту давненько уже не доили. И тогда она остановилась, словно прочитав мои мысли, и поняв, что я не какой-то там городской олух. А понимаю некоторые необходимые ей вещи и легко могу заменить её хозяйку (что только с хозяйкой этой произошло, хотелось бы мне тогда узнать). А у меня как раз кстати было с собой пустое ведро, которое я купил по дороге, для того чтоб набрать в него ягоды.
   Корова эта была излишне смирной, когда я её доил. В детстве и в юности я частенько практиковался в данной сфере, так что рука ещё помнила все тонкости
   Подоив корову, я, конечно же, решил испробовать на вкус её молока... Лучше бы я этого не делал!
   Сказал бы я с удовольствием, что молоко этой коровы имело какой-то нереально вкусный привкус, от которого невозможно оторваться - так и прирастёшь к вымени и превратишься в какого-нибудь сумасшедшего молокомана... Сказал бы я так, но это была бы неправда, и - что удивительно - в неё легче поверить, чем в ПРАВДУ...
   А по ПРАВДЕ, молоко на вкус было как моча (хотя, как я могу судить о вкусе мочи, когда я никогда не практиковал уринотерапию?!) и меня тут же вырвало и я потом долго не мог отдышаться, весь день меня мутило. По дороге я потерял ведро и сумку, и шёл шатаясь, уверенный, что секунды мои сочтены и я вот-вот навсегда потеряю сознание.
   Но жил я "данным мигом", постепенно приходя в себя и тайком наблюдая за соседями, мимо дома которых проходила эта корова и они заманили её к себе в сарай, как будто она их загипнотизировала. Только не в сарае она жила, а в доме, вместе со всеми, как человек.
   В течении этих двух дней я наблюдал с каким трудом привыкали они к "молоку" коровы и как их сумасшествие поднималось по своим невидимым ступеням всё выше и выше.
   День клонился к вечеру. Деревня готовилась ко сну, деревенская молодёжь готовилась к еженощным бдениям. Я не был молод и мне хотелось как и всем немолодым людям принять участие в этом неприятном восьми-девятичасовом процессе, именуемом "крепкий и здоровый сон" (что поделаешь, молодость моя прошла своим сереньким медленным шажком, оставив меня надолго старым и закомплексованным девственником; скорее, аскетом, живущим сегодняшним днём, Терпящим, ни в какую не подпускающим руку к... к тому из чего писают. Всё-таки нет лучшего для терпения девиза, "оставь ВСЁ на потом". Но, слава Богу, импотентом я не стал, благодаря строгой диете и ежедневным тридцатиминутным пробежкам), судя по тому, с каким упорством слипались мои глаза. Но желание быть Наблюдателем пересилило с годами превратившееся в "наркотик" Желание поспать. И я через все не хочу поднялся с постели, оделся и вышел на улицу, понаблюдать за бурёнкой.
  
   Я привычно вошёл во двор соседнего дома (я всегда был нелюдим и не заводил знакомство с соседями, поэтому они для меня были такими же незнакомцами как и все соседи по этажу моего городского дома) и осмотрелся по сторонам - коровы нигде не было; был бездыханный труп хозяина, повисший на заборе, как будто его кто-то высоко подбросил и он не смог увернуться от летящих на него снизу вверх остриёв металлического забора, потому что до этого его всего избодали до смерти.
   Я не стал заходить в дом, погрузившийся в мёртвую тишину, потому что не был уверен, что Бурёнка там притаилась и превратила дом в этакое подобие смертоносного капкана. Много ли она людей наловит таким образом? Она ж не дура. Я отправился гулять по деревне, надеясь заметить Бурёнку и продолжить наблюдение. Дневник свой таскать с собой не буду. Вернусь - если вернусь - и продолжу описывать ход событий.
  

Б)

   Не думал я, что вернусь. Но вернулся, с трудом вырвавшись из когтей кровожадной Бурёнки (чем-то её имя напоминает собой цвет запёкшейся крови, не правда ли?)...
   ...Шутка! Не удалось этому драному вегитарианчику вырваться из моих "когтей" (у меня выросли когти и вообще я стала больше походить на человека, хоть меня и трудно назвать человеком, больше подходит название ЧУДОВИЩЕ. Но чудовище чудовищем, а я ещё научилась держать в когтях ручку и выводить буквы, значение которых не понимаю). Я его съела, отправив в свой желудок-бездонные пропасти преисподней и теперь этот вегетарианишка превратится в дерьмо. Но, поскольку у меня несварение, он продолжает оставаться человеком, ибо его участь заставила меня его проглотить, положив в рот и надеясь, что я пережую его сама, но моя лень позволила ему остаться человеком, коих у меня в желудке уже вся деревня (я имею в виду души, а не тела - тела пусть земля гноит), ибо всего остального мира не существует, как сказали мои первые хозяева-жертвы. Но это ведь не значит, что я должна этим жертвам верить на слово. Я завтра пойду дальше, по другим деревням, посёлкам и городам, не потому чтоб превратить людей в вегетарианцев (хороши вегетарианцы, которые ничего не едят, потому что я сожрала их души!), а потому, чтоб исполнить просьбу Земли (по идее-то Земля разговаривать не умеет, но я решила, что она была бы не против, если б человек перестал над ней бессознательно измываться. Я как будто услышала Её стон и решила, что плевать, если меня некому будет доить, но пусть на Земле останется только одна флора, фауна и мёртвое человечество - от лежачего камня пользы гораздо больше, чем от мёртвого человека, ибо камень этот со временем вырастет, а человеческое тело нет), я решила прогуляться по ней и съесть все до единой души. И...
   ...И навешать лапшу на уши своему дневнику, ибо я не бурёнка, а всё тот же вегитарианец. А бурёнки никакой нет. а хорошо бы было, если б была такая сверхъестественная корова, которую хоть из ружья, хоть из всех в мире базук и огнестрельных оружий пали, а ей один хрен - она неукоснительно исполняет свою миссию, очищая и очищая свою землю от истязателей.
   Естественно, до меня она должна добраться в самую последнюю очередь, судя по моим предположениям, что она выбрала меня неспящим Наблюдателем, не сопротивляясь, дав мне себя подоить и испить её ядовитого молока. Так что всё, что я увижу в будущем и запишу в свой дневник, всему этому я стану свидетелем! Всё будет происходить на моих глазах.
   Но пока ещё ничего не происходит - жизнь скучна, неинтересна и монотонна. Мне остаётся только мечтать.
   Но мечты сбываются для детей. Взрослому же и сильному человеку приходится самому водворять свои желания в реальность.
   Ну всё, перестаю писать, ибо есть время у меня кое над чем задуматься...

10. 09. 98. 12: 42

Вег Буреенко. :

справка доставлена космонавтами с планеты

земля и ещё раз доказывает о когда-то существовавшей на

этой планете жизни

НОВАЯ ПЛАНЕТА

*****************************************************************

  
   — Давай чёрный ход попытаемся отыскать, — предложил Лёша, обратив внимание на то, что Женя начал читать рассказ. — Выбрось ты эти листки, не до них сейчас.
  
  

7

   — Открой, щенок! — ревел за дверью страшный голос, — подзорву дом!! Весь город взорву...
   — Дяденька,— умолял его малыш по ту сторону запертой на три замка двери,— я не знаю, как замки открываются! Ну пощадите меня, не взрывайте дом!
   — Мне плевать!— слышал тот только себя,— открывай мне дверь, пока я её головой не вышиб! Открывай, пока я тебя в говядину не превратил...
   Дверь была металлической и без отмычки, без "турбинки" или без резака открыть её этому ненормальному человеку было невозможно. Но его шизофрения дошла до такой степени, что он разогнался и боднул мягкую обивку двери головой. Потом ещё пару раз боднул, но оба безуспешно, и он решил передохнуть, опасаясь потерять во время четвёртого мощного удара глаза (судя по всему, кроме глаз в голове у него больше ничего не было, что могло бы ещё потревожиться во время сокрушительного удара) и ничего не видеть (не видеть красного или начать путать красное с жёлтым и зелёным).
   — У меня рога есть! — известил психопат малыша своим страшным голосом. — Я бычара, щенок! Открывай дверь...
   — Федька! — в пятый или десятый раз позвал этот шестилетний малыш своего старшего (десятилетнего) брата, полчаса назад запершегося в туалете, — ну выйди, помоги мне открыть дверь, ты же знаешь, как она открывается!
   — Я какаю, — донеслось из туалета кряхтение Федьки, — не мешай.
   — Ты уже второй час как...
   — ОТКРОЙ!!! — опять содрогнулась дверь; скорее, не дверь содрогнулась, а весь дом. — Хуже будет!!!
   — Ну что мы вам такого сделали?! — в десятый или двадцатый раз за последние полчаса задавал малыш двери свой жалобный вопрос.
   — В том-то всё и дело,— отвечал всякий раз разъярённый психопат, — что ничего не сделали, и дай Бог не сделать больше ничего плохого. Поэтому-то я и пытаюсь вас, сопливых щенят, обезвредить пока вы ещё несмышлёныши. Откроешь, малец, или мне опять боднуть твой поросячий домик? Где ваш третий брат-близнец, поросёнок Нюх-Нюх?
   — Что?— не понял его малыш, потому что громко зашумел сливной бачок.
   — Ты поросёнок Ниф-Ниф, — объяснял спокойным голосом стоящий за дверью, пока туалетная дверь открывалась и выходил Федя, — твой брат - Наф-Наф, а где Нуф-Нуф? Где ваш ...баный Нуфик.
   — ...баный Нуфик, — подошёл к двери Федя со своим насмешливым издевательским голосом, — пошёл нафиг!
   — Это ты мне? — обиделся приглушённый дверью голос.
   — Тебе, Бык Бурёнка! — хохотнул Федя в ответ.
   — Ну, — заплакал тот (из-за двери), — я так не играю! Я добрый друг детей, Карлсон, а вы...
   — Ты, скорее всего,— поправил его Федя,— "добрый друг" детей, Сталин... Или, нет, Ленин. Да? ты же у нас оживший мертвец, вампир, пришёл кровь пить?
   — Я Питер Пэн,— промямлил было тот за дверью, но Федя его тут же перебил:
   — Ты Пидер Хрен! Пошёл в собственную задницу отсюда!
   — Я улетаю!— сказочно пропел голос за дверью (теперь, от общения с Федей этот голос до такой степени изменился, что стал не то что добрым-волшебным, а наполненным каким-то бездонным счастьем, словно срабатывала чердачная поговорка, "не думай о зле и не будет зла - не страшись и не страха будет"),— но я ещё вернусь, не забывайте меня, дети!
   — Не улетайте! — завопил малыш, — я Вас умоляю!
   — Заткнись, придурок! — влепил Федя брату подзатыльник.
   — Сам ты придурок! — заголосил возбуждённый малыш. — Это же Призрак Детства! Настоящий... Ну открой дверь, пока его ещё можно догнать... — Он опять получил подзатыльник:
   — Ты чё, козёл, Ловканова читал?! — освирепел Федя. — Я же тебя предупреждал не трогать мои книги ужасов! Вот научили его читать на мою голову! Может ты ещё и "Пришельца" читал?! А ну признавайся...
   Приглушил его звонок в дверь.
   — Я же тебе сказал,— опять подбежал Федя к двери,— проваливай! Ты чё, пидо...
   — Федёк,— перебил его перепуганный мальчишеский голос,— это я, открой!
   — Жека! — узнал он голос друга (Федьком его называл только он) и достал из-под кухонного стола топорик, чтоб зарубить психопата, если он окажется неподалёку (если он сейчас делает из Жеки "ловушку"). — Ё-моё, Жека, — отпирал он дверь, — где ты пропадал две недели?
   — О! — восхищённо отвечал тот за открываемой дверью, — охренеешь, если узнаешь! Со мной такое было...
   — Это Женя? — не верил своим ушам подошедший к двери малыш, — его же объявили без вести пропавшим!
   — Плюнь им в харю,— ответил ему брат.— Вот он, Жека! Живой и невредимый!— открыл Федя дверь и убедился, что шизофреника того рядом нету.
   — Меня сейчас чуть не убили! — затараторил Жека, пока Федя за ним со скоростью звука закрыл дверь, — я чудом остался в живых!
   — Тебя хотел убить Призрак Детства? — прервал малыш его рассказ.
   — Какое ещё Детство? — не понял малыша одноклассник Фёдора.
   — Да не смотри ты на этого маленького засранца как на инопланетянина! — объяснял Жене друг, — он у нас Антона Ловканова начитался, вот и бредит. Научили пятилетнего пацана читать - решили из него сделать вундеркинда! а он вместо этого с ума сошёл. Хорошо, хоть заикой не остался.
   — Но ничего, — говорил малыш, — вот придут папа с мамой, я им всё про тебя расскажу, и про подзатыльники и про засранца...
   — Ты чё это, — посмотрел Фёдор на братишку удивлёнными глазами, — заложишь брата? Я же шутил... Да и ты раньше никогда ябедой не был! Что с тобой стряслось такое?
   — Ты тоже так никогда себя не вёл...
   — Да успокойтесь вы, — обращался к братьям Женя, — никто сегодня домой уже не вернётся, если он задержался на улице.
   — Как это, никто? — не понял малыш, — а мама с папой...
   — Вы что, пацаны, — обращался он больше к Феде, чем к его слабоумному братишке, — не понимаете, что у нас в городе происходит. Вы ничего не слышали про Вредителей?
   — Нет, — ответили братья в голос (и младший от старшего тут же получил подзатыльник). — А чё там, в городе?
   — Война, — ответил Женя, — третья мировая, если не рассусоливать и коротко обрисовать ситуацию.
   — А почему тебя без вести пропавшим объявили?— любопытствовал малыш.
   — Потому что меня похитили, — объяснил им обоим Женя. — Мне чудом удалось спастись. И я ТАКОЕ (!!!) про весь мир узнал!...
   — Ну рассказывай же, не тяни!
   — Рассказываю! — начал тот... Но...
   — Пацаны, — опять прервал его малыш, — а мы ведь как три поросёнка сейчас, да?
   — Ну всё!! — освирепел Федя и погнался по всем смежным пяти комнатам за братишкой, — тебе крышка, придурок!
   — Я папе расскажу! — орал тот на бегу.
   — А я жопу покажу, — никак не мог толстый и неповоротливый Федя ухватить своего Юркого братишку.
   — Ты думаешь, что папа не вернётся, и потому гоняешься за мной, — говорил ему малыш, — а он вернётся, живой или мёртвый, и отомстит за меня, потому что я заколдовал Призрак Детства. Я - трое поросят!!! — вдруг завизжал он. — Я вызываю оборотня!
   — Федёк,— уговаривал его Женя,— оставь ты его в покое! Садись, послушай, пока ещё есть время; пока к нам в окно не залетел никакой ВРЕДИЛА.
  

8

   Пока Женя и Лёша искали выход (чёрный) из Дома писателей, а Патрон благополучно добирался до леса (никакое существо из кошмарного сна по дороге его не встретило, не потому что он не боялся ничего...), чтоб отыскать там тропинку в Чердачино (он там, в Чердачино, и останется - нечего ему делать в этом "выдуманном несколькими психами городе"), Писака, подняв парабеллум и бессознательно проверив его обойму, продолжил путь...

9

   Пока малыш всячески пытался перебить рассказчика Жеку - кричал что он (малыш) ясновидящий и предчувствует приближение кровожадной коровы Бурёнки, Евгений и Алексей неожиданно передумывали искать выход из Дома писателей (в частности, расчищать от ящиков с досками запылившуюся дверь; этим они в данный момент занимались, решив, что за дверью долгожданный выход). Вот как это происходило:
   — Ты чё остановился?— не понял Лёша,— помогай давай, некогда размышлять!
   — Да погоди ты, — задумчиво проговорил тот.
   — Ты что-то другое придумал? — осведомился Алексей.
   — Да нет же, — не менял тот тона. — Ты не чувствуешь?
   — Что?
   — Мысли, — произнёс Женя.
   — Мыслить? — не понял Лёша, взглянув на него странно.
   — В этом здании мысли так и лезут в голову, — разговаривал тот словно сам с собой. — Остановись и подумай.
   — Какие мысли?— посмотрел Лёша на друга ещё страннее.— Чё с тобой, Жека?
   — Жека, — произнёс тот как эхо. — Если б Жека не пришёл, их бы было двое и оборотень не влетел бы в окно...
   — Джон, ты чё городишь?! — смотрел на него друг уже испуганно. — Какое окно... какой оборотень?! Ты чё...
   — Оборотень ещё не влетел в окно, — объяснил тот другу, — но должен влететь. Должен не потому, что он КОРОВА, а не банальный - набивший оскомину оборотень-волк, а потому что... Потому что должен. Видите ли Писаке так захотелось!
   — Какому писаке?
   — Я пока ещё не знаю, — ответил Женя. — Ты просто задумайся и не спрашивай меня ни о чём. Это же волшебное здание! Его Писака таким создал...
   — Какой Писака? — спрашивал он у него как тупица.
   — Я ж тебе говорю, что не знаю, что такое Писака, — растолковывал ему Женя, — никто этого не знает, но все предполагают разную ерунду - выдумывают Его.
   — Подожди-подожди! — задумался Лёша, — кажется, я начинаю кое-что понимать! Писака - это творец. Точно?
   — Не точно, — ответил Женя.
   — Ну почему? Я же правильно сказал!
   — Ты предполагаешь! — орал на него Женя, — а это нельзя! Нельзя думать!
   — Как это?! а что мы тогда с тобой...
   — Всё нужно делать не задумываясь - машинально - бессознательно, только так получается вещь или её отсутствие. Будешь думать - НАВРЕДИШЬ!
   — Мысли должны приходить сами! — понял Лёша.
   — Вот именно, — подходил Женя к занимающему писательский стол мёртвому старику. — Давай-ка, Лёха, вышвырнем из-за стола эту бездарь, а то от неё вонять скоро начнёт...
   — Почему он бездарь, если он мёртв? — не понял друга Лёша, машинально подчиняясь распоряжению друга.
   — При жизни он даже вредителем не был, — проговорил Женя.
   — Даже ВРЕДИТЕЛЕМ не был?! — удивился Алексей.
   — Он был невидимой - до такой степени мизерной - частью большого вакуума, — ответил Женя. — Никому ненужное существо занимало в писательской гильдии высокий пост и сидело - штамповало свои бессмысленные книжонки... Я помню, оно выразилось однажды, когда к нему пришёл какой-то начинающий, слабохарактерный писатель, "Сначала из крана ржавая-грязная вода течёт - дерьмо выходит - потом чистая течь начинает". Но забыл, что перед тем как "дерьму" из трубы потечь, трубу неплохо испачкать надо.
   — Ну да, — согласился с ним Лёша, — а мы с тобой ещё дети - наши мозги более-менее чистые, и космос свободно может использовать наши с тобой тела как марионетки. От стариков с засорёнными мозгами мы отличаемся!
   — Вот именно! — хлопнул Женя его по плечу. — Ну всё, харэ балаболить, садимся за стол. Наша с тобой теперешняя задача не болтать, а описывать много событий, пока не поздно.
   — А что поздно?
   — Не знаю. Садись и не думай; освободи голову для вселенной. И пусть карандаш твой сам водит по листу бумаги и не зависит от руки.
   — А мужик тот - шизоид - в Дом не войдёт?— испуганно опомнился Лёша.
   — Да не пугайся ты так! — усмехнулся Женя нервозности друга. — Описываемые нами события захлестнут его в первую очередь!
  

10

   Высокий дядя с добрым лицом и ненормальными глазами в это время пытался хоть что-то разглядеть сквозь огромное запыленное окно Дома писателей, и уже кое-что видел...
   — Нет, — пришёл он в гнев от увиденного, — я не дам им писать! Я плюну на все свои страхи, войду в заколдованное здание и попытаюсь убить ВРЕДИТЕЛЕЙ!!!
   Он кинулся к запертой металлической двери и с яростным воплем принялся колотить в неё руками и ногами (уподоблялся другому шизофренику, выбивавшему "рогами" дверь малыша и Феди), пытаясь вышибить или хотя бы пробить в стали дырку, чтоб можно было руку протолкнуть и нащупать замок.
   Поскольку вокруг располагались дома, то несколько человек повысовывались из окон и принялись реагировать на его поведение; в отличие от него, они были нормальны и не имели никаких психических отклонений.
   — Люди, — громко обращался он к ним, — киньте кто-нибудь мне топор, я сквозь окно попаду по писакам с первого раза - двоих зайцев урою одним выстрелом.
   — Мы сейчас милицию вызовем, — отвечали ему, — если Вы не прекратите дебоширить! Идите домой и ложитесь спать!
   — Нельзя всю жизнь СПАТЬ!!! — пытался он им объяснить, но его не слушали.
   И продолжалось это до тех пор, пока к Союзу писателей не подъехала милиция и скорая...
  

11

   Фёдр не желал оставлять в покое своего полоумного братишку, поэтому и обращался за помощью к однокласснику:
   — Давай мальца этого сначала поймаем, а то он рассказывать тебе не даст. Ты с одной стороны заходи, я - с другой, и поймаем.
   — Да сядь ты! — усаживал его в кресло Жека. — Просто игнорируй своего брата и всё.
   — Не могу я этого придурка игнорировать! — усаживался тот через не хочу в кресло. — Эх, плохо, что у нас смирительной рубашки нет! Ну ладно. Так что там на улице происходит? — решил он воспользоваться дружеским советом и вернуться к "слушанию дела".
   — А ты сам подумай, — отвечал ему Женя, — на что становится похож город, когда все его дурдомы распускаются из-за неплатежей и отсутствия пищи... еды, короче. На что такой город становится похож?
   — На дурдом, — подал голос малыш.
   — Верно!— похвалил его Женя.— Больше такому городу не на что походить.
   — Тебя туда надо, мелкий, — заметил братишке Федя. — Давай, мы тебя из окошка выбросим, ты ж всё равно не разобьёшься.
   — Седьмой этаж, — проболмотал тот, стоя у окна и глядя глубоко в небесную даль, словно разговаривал сам с собой.
   — Тебе хоть седьмой, — проговорил Федя, — хоть семьдесят седьмой, хоть нулевой - один х...й. Ты ж дурак!
   — Меня коровожадный бык на лету поймает.
   — Не коровожадный, а кровожадный, — поправил его Федя, — когда ты это слово выговаривать научишься!
   — Через несколько считанных секунд, — ответил малыш, — сразу как коровожадный залетит к нам в окно.
   Женя тут же подскочил к окну, как будто видел глазами малыша.
   — О чёрт! — беспомощно проговорил он. — Бурёнка летит!
   — Какая бурёнка? — спокойно поднялся с места и подошёл к окну Федя, — чё вы ме... — не договорил он "мелете", увидев плывущую по воздуху окровавленную корову.
   — Красная бурёнка, — ответил малыш.
   — Дальтоник! — отреагировал Женя. — Зелёная, а не красная.
   — Красно-жёлто-зелёная, — пробормотал Федя. — И не коровожадная, а просто корова жадная.
   — Ага, — задумчиво бормотал и Женя, пока корова неумолимо приближалась к окну его одноклассника, — до того жадная, что уже и сама себя готова слопать с потрохами и того ей мало будет. Чем больше, тем больше хочется. Вот удел жадной коровы...
   — Да это же настоящий Призрак Детства!!! — не своим голосом воскликнул малыш, прогнав по коже старшего брата ватагу мурашек. Очень уж этому брату не хотелось, чтоб тот шизофреник, от которого он полчаса назад прятался в туалете (прятался-прятался, да не вытерпел - лопнул терпёж), залетел к ним в окно.
   — Это ещё только маленькая пылинка от всего ДУРДОМА-пылесоса, — последнее, что проговорил Женя в своей жизни.
  

12

   Первой к зданию Союза писателей подъехала скорая, поскольку её вызвали ещё с тех пор, как один высокий шизофреник пристал на улице к двоим пацанам (к Жене с Лёшей).
   — Не справимся ведь с таким здоровяком! — увидели хлипкие санитары из окон скорой этого огромного шизофреника, разбивавшего о металлическую дверь себе все руки, все ноги и почти всю голову. — Как его в смиритель будем одевать?
   — О! — обратил внимание водитель на подъезжающий милицейский УАЗ. — Как раз кстати подмога!
   И действительно нелегко было справиться со здоровяком даже при помощи наряда милиции, но несмотря ни на что его погрузили в карету скорой помощи, и каким бы сверхъестественным он себя не ощущал, но опоясывающие его стан рукава смирительной рубашки разорвать не смог, как ни старался.
   — Да не пыжься ты, мужик,— завёл с ним разговор кто-то из санитаров, после непродолжительного молчания.— Теперь ты формально у себя дома.
   — У вас дома, — поправил тот санитара, прекратив все попытки вырваться из смирительной рубашки, — потому что не я, а вы дураки, не понимаете куда мир катится! Так что это ваш дурдом, а не мой.
   Скорая в это время постепенно сбавляла ход.
   — Ты, мужик, лучше посмотри в окошко, — посоветовали ему, — и выбери, в какой из палат тебе удобнее будет разместиться.
   Вот тут в глаза здоровяку и попался тот естественный облик родного города, под маской которого город этот прятался почти всё время, когда здоровяк выглянул в окошко. Скорая тем временем сбавила скорость чуть ли не до десяти км/ч.
   Мимо бесшумно крадущейся по пустынным улицам скорой проплывало высотное здание, над крышей которого красовались огромные буквы, составляющие слово ПАЛАТА  1296746669. Здоровяк аж присвистнул:
   — Разве такое бывает?
   — Что именно?— попросили его уточнить,— "ПАЛАТЫ" таких размеров или номера?
   — Сколько вообще "ПАЛАТ" в вашем... ДУРДОМЕ? — решил он по всей видимости сменить тему.
   — Чуть-чуть меньше, чем звёзд во вселенной, — ответили ему. — Многие ПАЛАТЫ размещаются и под землёй.
   — А, я всё понял!— произнёс он, когда мимо проплывало следующее здание, на крыше которого красовалось "СУПЕРПАЛАТА  0, 0", — меня загипнотизировали: инъецировали какой-то специальный галлюцинаген...
   — Нет,— возразили ему,— ничего мы тебе не кололи. Даже машина наша не волшебная, и стёкла, сквозь которые ты смотришь, не заколдованы. Ты в этом убедишься, когда мы приедем. И убедишься не только в этом.
   — ЗАИНТРИГОВАЛ!— произнёс он с сарказмом.— В чём же я ещё убежусь?
   — В том, что ты сам и есть ДУРДОМ, — толи отшутился водитель скорой, толи произнёс истину, такую же истину, как представший перед ним облик города, потерявший по своей долгой дороге все маски.

13

   — Слушайте, ребята, — произнёс кто-то из милиционеров, за секунду перед тем, как прибывший по вызову наряд милиции собрался уезжать восвояси, успешно погрузив буйного дебошира в смирительную рубашку и отправив "домой", — а там ведь кто-то есть.
   До этого молоденький сержант долго пытался увидеть хоть что-то через запыленное окно, поскольку сердце его чувствовало нечто очень подозрительное. Пока он вглядывался, наряд прекрасно обходился без него, справляясь со здоровяком.
   — Кто там может быть? — посмотрели все на него с насмешкой, — садись давай, бездельник, поедем рапорты писать о том, скольких психов мы сегодня перебили.
   — Там точно кто-то есть! — увидел наконец-таки он сидящих за столом двоих пацанов. Не мог он только разглядеть, что это там на полу рядом с пацанами валялось...
   — Тебе померещилось, — ждала его открытая дверца УАЗа. — Ну ты поедешь или на попутных доберёшься?
   — Я не понимаю,— пытался он всех удержать,— куда вы так торопитесь?
   — Он не понимает!— хохотнули все.— Смена заканчивается!, вот куда!
   — Едьте тогда без меня.
   — Да ты чё! — стал их голос каким-то испуганным, — а если не вернёшься, как мы перед начальством отчитываться будем?, у нас ведь теперь в городе особая система; комендантский час по сравнению с ней ерунда. Если тебя прибьют по дороге?
   — Тогда выбиваем это стекло, — указывал он на огромное запыленное стекло Дома писателей. — Секундная работа. Если в здании и правда никого - пишем рапорты и по домам.
   — Ну ладно, — через не хочу согласились милиционеры.
   Стекло поддалось не сразу, но когда поддалось, то всех ожидал приятный сюрприз, поскольку кроме двоих пацанов, сидящих и что-то пишущих за столом, на полу лежало пять трупов.
  

14

   Скорая тем временем останавливалась у самого огромного в городе здания (в 26 этажей), на крыше которого с трудом можно было разглядеть буквы Н А Б Л Ю Д А Т Е Л Ь Н А Я.
   — Вот, — хвастались санитары, выводя пациента из машины и подводя к парадному входу НАБЛЮДАТЕЛЬНОЙ, — это наша ГОРДОСТЬ.
   — Гордурость? — расшифровал пациент слово "Гордость".
   — Скорее, гордума, — заметили ему санитары, не очень довольные его неуместным сарказмом.
   — Гордумость, — усмехнулся тот.
   — Сейчас новое время, — объясняли ему, заводя в скоростной лифт, нажимая кнопку последнего этажа и выжидая несколько минут, пока лифт доползёт до "пентхауса" ("пентхаос" располагался на первом этаже, где они в данный момент и ожидали прибытия лифта-реактивной черепахи). — Гордума старается сделать как можно хуже не просто так, а потому что в результате получается "как можно лучше". Но тебе этого пока не понять...
   — Почему же, — не согласился пациент, — я прекрасно понимаю, в каком катастрофическом положении находится наша с вами планета.
   — Ну вот и замечательно, — изрекли санитары, и лифт приехал на удивление очень быстро, — значит сработаемся. Будешь у нас мэром.
   — А много ли у вас мэров? — полюбопытствовал пациент.
   — Почти все, — ответили ему, — если не обращать внимания на президентов, царей, королей, султанов, падишахов и т. д. и т. п. Один только сегодня из окна выбросился, а так всё нормально.
   — Кто выбросился?
   — Женя какой-то. Мальчик ещё, десять лет всего, а уже к звёздам устремился.
   — И улетел к звёздам?
   — Не-а. Земное притяжение помешало. Но это ничего, потому что недалеко ему удалось удрать - красно-жёлто-зелёная корова жадная его приняла за траву.
   — Тоже мне, корова! — усмехнулся ещё кто-то. — Вместо вымени - хрен.
   — Не спорь с Бурёнкой! — ответили ему. — Раз зовут Бурёнкой, значит корова и никаких быков!
  

15

   — Зря мы про этого мента написали, — испуганно проговорил Лёша Жене, обратив внимание на настырного молоденького сержанта, что не мог оторвать лицо от стекла, всё высматривая и высматривая что-то. — Не нравится он мне.
   — Не ешь, — буркнул в ответ Женя и ручка его задвигалась по листу бумаги всё быстрее и быстрее. — Другие съедят.
   — А зачем вообще было про него писать? — не понимал Лёша. — Уехали бы и всё и нам спокойнее.
   — Не будет остросюжетности, если все уедут и город продолжит спать, — машинально произносил Женя, думая совсем о другом. — Нужно, чтоб было хоть немножечко интереснее.
   Сержант за окном тем временем уговаривал сослуживцев не уезжать и выдавить стекло, после того как заметил их и сердце Лёши ушло дальше пяток.
   — Не ссы в компот, в нём повар жопу моет! — вскрикнул Женя в то время как все согласились выдавить стекло.
   Стекло поддалось, а мёртвый лысоватый старичок в это время поднимался на ноги и медленно вытаскивал из головы топор. Остальные четверо бездыханных тел брали с него пример. И сколько в них не стреляли, трупы вели себя как в старинных третьесортных американских фильмах ужасов.
   — Вот это сюжет! — восклицал Женя и ручка его передвигалась по листу бумаги ещё быстрее, набирая сверхъестественную скорость.
   — Это что, зомби?! — чуть не выпадали из орбит глаза Алексея, — живые мертвецы?! Такого ж не бывает в реальности! Во что ты реальность превращаешь! — пытался он вырвать ручку из рук друга. — Это же сущая НЕПРАВДА!
   — А кто тебе сказал, что они мертвы? — усмехался в ответ Женя. — Здесь ДУРДОМ, маскарад, вечный Хэллуин, а она дураки, нарядившиеся мертвяками. Разве плох дурдом? Разве хреново всем быть дураками, шутами, клоунами и веселить народ? Это непохоже на ПРАВДУ?
   — Но в них же стреляли! — не понимал тот. — Что, на каждом из "дураков" бронежилеты?
   — Нет, — тихо произнёс тот, — просто у ментов патроны холостые, а они этого не знают. Так-то, парень, кругом сущая правда. А ты давай тоже пиши! Читай мои мысли, а я - твои. Работай, а то что-то ты сильно разговорился. Нахрена тогда ты нужен на этой Земле?
  

16

   — Э, ребята,— неожиданно осенило пациента,— а мы разве не вверх едем?
   — МЫ всегда вверх едем, — гордо ответили ему санитары. — Иногда, конечно, с нами спорят, но МЫ игнорируем их несогласие.
   — Вот именно, — говорил пациент, — потому что лифт на самом деле едет вниз, насколько я чувствую.
   — Много чего можно чувствовать, особенно когда лифт стоит на месте, но создаёт иллюзорный эффект движения вверх, тем самым давая новичкам понять, что едет вниз. Понимаешь что-нибудь, новичок?
   — Понимаю, — тяжело выдохнул тот (тяжело от чувства ИДИОТИЗМА, с которым слепая судьба его столкнула). — Я понимаю только то, что здесь у вас самый настоящий идиотдом...
   — Это твоё личное зеркало, — говорили ему. — Каждый видит в нём себя по своему; так что можешь успокоиться, новичок, и закрыть глаза.
   — Скоро этот ваш лифт "приедет"? — начал пациент нервничать.
   — А тебе уже надоело кататься на лифте? — отреагировали. — Ну потерпи ещё немного - наберись побольше злости, а когда ты попытаешься как-нибудь с собой покончить, мы спасём тебя от самоубийства и откроем двери лифта и впустим тебя в рай.
   Пациент уже ничего не говорил, только смотрел на этих ублюдков - издеваться над людьми которым доставляет суперэйфорию - и скрежетал зубами от желания разорвать все эти мерзкие рожи в клочья, разорвав прежде длинные рукава "смирителя" (его длинные рукава предназначены для длинных рук, а если у пациента руки коротки, значит эта рубашка ему не впору и имеет удовольствие поиздеваться над ним).
   — Зря ты психуешь, новичок, — реагировали на его скрежет, — ты должен смеяться - веселить всех - быть клоуном и великим шутом, только тогда мы смело выпустим тебя из нашей "ГОРДОСТИ", Гордурости, как ты именовал её.
   — Ну я, в общем, и так довольно весёлый человек, — перестал тот скрежетать зубами и изменил свой тон на спокойный.
   — Нет, — ответили ему, — пока ты просто придурок, обыкновенный психопат, заражённый ВРЕДИТЕЛЯМИ. Выписываются из нашего лечебного учреждения только очень сильные люди, добрые, весёлые и не подверженные никаким эпидемиям. Такой человек отыщет любого ВРЕДИЛУ и всего лишь посмотрит ему в глаза и ВРЕДИЛО уже станет добрее... То есть, Бурёнка станет обыкновенной доброй коровой с вкусным-парным молоком, а не жёлто-красно-зелёным кровожадным чудищем из кошмарного сна, с вытекающей из вымени мочеобразной ядовитой слизью... Иными словами, наш "монастырь" вырабатывает в человеке новую "эпидемию". Теперь ты понимаешь что-нибудь, новичок?
   — Теперь что-то понимаю, — согласился тот. — Мне предстоит пройти через большие испытания, чтоб душа моя очистилась до прозрачности?
   — Ну вот, — обрадовались санитары, — уже чувствуется начальная сила - помощь лифта. Но это только мизерная вступительная частичка НАЧАЛА, новичок. Двери лифта откроются нескоро. Готовься, новичок, тебя ожидает долгий-длинный путь. Он просто-таки плачет по тебе. И если хочешь выжить, то держись...
   ...И тут началось что-то НЕОЖИДАННОЕ...
  

глава 8

НЕОЖИДАННОЕ

   С Юрой Владивостоцким случилось нечто неожиданное.
   Вонючка завёл Юру глубоко в лес и сказал идти прямо, пока не дойдёт, убеждая Юру, что он не заблудится.
   Юра поверил Вонючке, что сам Бог ему велел дойти и куда бы он (Юра) ни шёл, трудно будет заблудиться. И если б Юра был более проницателен и обратил внимание что Вонючка уверен в обратном, относительно того, что наговорил Юре, всё равно не свернул бы никуда со своего прямого пути, так он был уверен в "повелении Господа".
   Но он сам не ожидал, что так быстро увидит... кое-что знакомое.
   — Чёрт возьми! — пробормотал он, не веря своим глазам, — да это же мой дом! Чё он здесь делает?!
   И в самом деле, обстановка вокруг соответствовала той, что окружала дом Юры, из которого его выселил Писака, а сквозь деревья проглядывалось старое знакомое здание...
   — Эй, парень, — прервал Юру чей-то голос, доносящийся из-за спины, — далеко ли до Владивостока?
   Юра оглянулся. За его спиной стоял молодой (лет восемнадцати) невысокий парнишка.
   — А ты знаешь, где ты? — ответил ему Юра.
   — Чёрт его знает, — пожал тот плечами, — но предполагаю, что неподалёку должна располагаться трасса, и если выйти на трассу, то, по-моему, сразу можно наткнуться на автобусную остановку. А время сейчас, — закатал он рукав и посмотрел на часы, пока Юра вернул взгляд в сторону дома. — О! Как раз, через десять минут должен проезжать автобус. А поскольку контролёры его, по идее, уже миновали, то до самого Владивостока можно ехать со спокойной душой, если денежек у тебя в кармане ни копейки. У тебя ведь ни копейки в кармане, парень? — оторвал он взгляд Юры из глубины леса (до встречи с этим пареньком Юре показалось, что вместо той глубины леса располагался его дом, или... двойник его дома...).
   — Что ты спросил? — не расслышал его Юра.
   — А что ты там, тигра увидел? — полюбопытствовал парень.
   — Да нет, — махнул тот рукой. — Я...
   — Там, куда ты посмотрел, — проговорил ему парень, — раньше располагался дом Писаки.
   — Дом Писаки?! — молниеносно переспросил его Юра, словно ослышался. — А куда он сейчас делся?... То есть, я хотел спросить, когда - раньше? Как давно он там стоял?
   — Сегодня стоял последний раз,— ответил тот,— ты ж на него смотрел! А теперь его не стало и больше его никогда не будет. Так-то.
   — Чё ты городишь?! — усмехнулся Юра.
   — Это же Чердак, — заметил ему парень, — фантастический город. В реальности его не существует. Так что здесь и не такое бывает.
   — Да ну тебя! — махнул Юра на него рукой, и решил продолжить путь, но парень его остановил:
   — Алла твоя во Владивостоке ждёт тебя, а ты шляешься чёрт знает где!
   — Откуда ты про это... — остановился Юра, уставившись на этого любопытного паренька, как баран на новые ворота, — ...знаешь...
   — Она попросила меня найти тебя, — пожал он плечами. — Я частный детектив и на счёт многого осведомлён. Она сдыхает по тебе от тоски, парень.
   — Я не верю тебе, — проговорил ему Юра. — А откуда ты тогда про Писаку и про всё... остальное... — задумчиво прерывался он.
   — Вообще, если серьёзно,— сказал парень,— то я не частный детектив.
   — А кто ты? — отреагировал Юра.
   Парень достал из кармана паспорт и развернул его, со словами, "вот, а то не поверишь".
   — Первый Пётр Владимирович, — прочитал Юра. — Вот те на! Пётр Первый! А ты не писатель, случайно?
   — Писатель - это слишком круто!— усмехнулся тот в ответ.— Я прозаик.
   — Так это ты написал "Пришельца"?
   — Ну да, в общем, — скромно ответил тот, — как бы я.
   — А я его читал когда,— вспомнил он "страшную книжку для детей", что купил на позапрошлой неделе и прочёл залпом, перечитав потом пару раз, — думал, что это псевдоним автора. Ну, спасибо, — протянул он ему руку, — отличная получилась книга! Мне понравилось.
   — Не за что, — скромно ответил тот рукопожатием. — Книгу я ещё в юности написал...
   — Ну я понял, — ответил Юра.
   — Просто я научился мечтать, — сказал ему Первый. — Не смейся. Ты видел дом Писаки, я подошёл к тебе, отвлёк тебя, загадал желание и... дом исчез. Так что всё уже готово. История заканчивается. А ты, Юрок, поспеши лучше на автобус, а то они редко ходят - долго куковать в лесу придётся. Города-то, Чердака, больше нет.
   — Нет? — неуверенно посмотрел ему в глаза Юра.
   — Поспеши, говорю, на автобус! — требовал тот. — Девчонка тебя заждалась! Поедешь и по дороге обратишь внимание, когда будешь проезжать Смоляниново, Шкотово и так далее, что вместо всего этого никакого Чердака не существует. Бежи прямо по тропинке на автобус!
   — Ну ладно, — пожал плечами Юрий и пошёл в ту сторону, куда указал ему этот парень.
   — Бегом, — поторопил его парень, — чтоб не опоздать.
   И Юра побежал, решив, что пробежка сейчас для его здоровья не помешает. А может быть и мысль какая-нибудь интересная придёт во время бега.
   Он ровно шесть минут бежал по тропинке, не сворачивая и не останавливаясь, пока не добежал до шоссе, по которому изредка проносились различные автомобили. Никакой новой мысли ему в голову не пришло, пока он бежал, зато парень не подшутил над ним, когда через три с половиной минуты к остановке, на которую вышел Юрий, подчалил пассажирский автобус, с сообщением Находка-Владивосток.
   Юра заскочил в автобус, но тот с места двигаться не собирался. На Юру выжидающе смотрел водитель автобуса.
   — Билет покупать будем? — спросил наконец он Юру.
   — Я извиняюсь, шеф, — ответил Юрий, — но меня по дороге ограбили. Может, сделаешь доброе дело, повезёшь меня на халяву?
   — Что-то много вас, халявщиков, развелось! — усмехнулся в ответ водитель, — и почти каждого грабят по дорогам и выкидывают из машин. Хоть бы уж что-нибудь пооригинальнее придумал. Давай, парень, выходи, придумай что-нибудь оригинальное и следующий водитель тебя наверняка на халяву подбросит.
   Юра вышел.
   И вот... С ним и случилось это неожиданное, о чём говорилось вначале главы: через пару минут, как он вышел из автобуса, возле него остановилась знакомая иномарка...
   — Ё-моё, Юрок! — заорал из иномарки его знакомый редактор, Каплев Олег Гогович, — чё ты тут делаешь! Заблудился, что ли?
   — Немного,— скромно ответил Юра, сдержав в себе вопль, типа "Олеееег!!!!!..."
   — Меня контролёры из автобуса высадили, — объяснил он Каплеву. — Пешком, наверно, придётся домой добираться.
   — Да брось ты! — хохотнул тот, — пешком! Присаживайся рядом. Нам по пути с тобой, как это ни странно.
   По дороге Каплев и Юра болтали на разные темы, Каплев интересовался, нет ли у Юры каких новинок или задумок, признавшись, что стал большим поклонником его творчества; Юра с обычной для себя скромностью ответил, что пока в голову ничего не лезет и что он собирается завязывать с сочинительством, но он том, что с ним происходило в течение последних двух дней, он и словом не обмолвился.
   Когда впереди остановились машины, Каплев нажал на тормоз чисто машинально.
   Они так разговорились, что не стали приглядываться к причине затора на дороге, к двум грузовикам, как они выглядели, полыхающие посреди шоссе чёрным дымом. Если б они отвлеклись от увлекательной беседы, то обратили бы внимание, что один из грузовиков был бензовозом, второй - пассажирским автобусом...
  
   Приехав во Владивосток и распрощавшись с Каплевым, Юра первым делом позвонил Алле, вместо того чтоб немедленно спешить домой - не натворил ли там чего Писака с его избушкой - и, если что, вызвать подмогу или звонить в милицию.
   Вместо пьяного отчима, Юра услышал из трубки голос Аллы. Она аж завизжала от счастья, когда до неё дошло, что это не какой-то придурок ошибся номером, а её Юра шутит...
   Алла велела ему ждать её на месте, никуда не уходить, что через секунду она его расцелует.
   Ну, пусть не через секунду она сдержала своё обещание, а через пять минут, в зависимости от того, насколько успешно ей удалось поймать такси и торопить водителя, чтоб тот плевал на все ГАИ и гнал как можно быстрее.
  
   — Ты с Первым встречался? — спросила она его через некоторое время.
   — А ты что, с ним правда виделась?!
   — Ну естественно! Только если б ты знал, как я за тебя перепугалась...
   — А что такое?
   — Ну он же мне рассказал про Вредителей.
   — Про Вредителей?! — переспросил Юра как ожёгся, до этого, как и с Каплевым, с невестой (до этого они договорились, что сегодня же немедленно подадут заявление в загс, так что, с невестой) своей не обмолвившись о Чердаке и буквой.
   — Сейчас расскажу, — объясняла Алла, сменив свой до безумия счастливый голос на спокойный тон. — Понимаешь, он мне с самого начала показался каким-то странным. Мы ж с ним в одном классе раньше учились, и я за ним ничего подобного не замечала...
   — Ты с Петром Первым в одном классе? — удивился он тесноте мира.
   Алла пересказала ему некоторые из деталей разговора со своим бывшим одноклассником и перешла к делу (к Вредителям):
   — Понимаешь, он то ли проболтался, то ли окончательно спятил, но я раскусила его в том, что он собирается тебя убить.
   — Ну-ну, — слушал её Юра.
   — И он мне признался в этаком шутливом тоне, что мол, да, что он собирается убить не только одного тебя; что он собирается очистить от людей всю планету, и что он знает, как это сделать. Пример обещался продемонстрировать на тебе; сказал, что загадал желание и твой автобус, на который он тебя усадит, столкнётся с бензовозом; что так он уничтожит первые несколько человек своей миссии. Но автобус же не столкнулся?
   — Да чёрт его знает,— задумался Юра,— я на нём и не ехал - водитель не пустил меня без денег. Приятель меня подвёз... Я вот вспоминаю, отчего затор на дороге был... Мы ж проболтали и не посмотрели даже...
   — Ну и ничего, — обняла она Юру, — зато хорошо всё закончилось. Ладно, сначала в загс сходим, а потом к тебе, да? А то придурок мой пьяный опять нажрался - сидит гундит.
   Помещение загса располагалось по пути к Юриной избушке, окутанной полной неопределённостью, так выйдя из загса, они вдвоём направились к Юриному дому...
   ...И наткнулись на кошмарную картину: Вместо дома остались одни дымящиеся обломки и неподалёку какой-то человек что-то засовывал себе в рот.
   — Э, парень, — крикнул Юра этому незнакомцу, — ты не...
   Но прервало его неожиданное явление: парень увидел Юру и тем, что до этого уже добрых полчаса то засовывал себе в рот то вытаскивал, не решаясь, прицелился в него.
   — Стой, не подходи! — предупредил Юру парень. — Пристрелю!
   — Да я прохожий,— залебезил испуганный Юра, когда разглядел в руках незнакомца реальный парабеллум.— Я просто время хотел спросить. Я не причём!
   — Ты Владивостоцкий? — спросил его тот.
   — Нет, я не местный, — ответил Юра, кое в чём уже догадавшись.
   — Я не спрашиваю тебя, мудак,— заорал тот,— я говорю: ты, Владивостоцкий Юрий Владимирович! Подтверди мои слова, или ляжешь щас надолго.
   — Я... я... — заблеял Юрий, — я...
   — Головка от руля, пидор!!! — взрычал тот. — Отвечай, пока я ещё в состоянии держать себя в руках. Если ты Владивостоцкий, я подарю тебе жизнь, если нет - замочу. Отвечай, козёл!
   — Я... — опять замычал он, но - замолк: в поле зрения ему попала Алла...
   Оказывается, он не заметил, как она скользнула в лес, увидев издалека этого парня, обратив внимание на то, что у него в руках и решила хотя бы попытаться предотвратить самоубийство. Но теперь ей пришлось предотвратить нечто совсем другое, СИЛЬНО отличающееся от "самоубийства"...
   Она на цыпочках подкралась сзади и молниеносно вырвала из руки этого парня парабеллум...
   — Ах ты ж сука! — кинулся на неё парень, оглянувшись и увидев, что это никакой не мент или кто-то другой, способный ему накостылять, а всего лишь девчонка-соплячка.
   — Алла не стреляй! — предупредил её сорвавшийся с места Юра, хоть и видел, что та стрелять и не собиралась, задком отскочив в сторону и уворачиваясь, как этот широкий и неповоротливый парень ни пытался схватить её.
   — Ну чё ты не стреляешь, коза!— приговаривал пролетающий всякий раз мимо парень, как она проворно отскакивала в сторону или уворачивалась.
   Затем он резко повернулся к подбежавшему вплотную Юрию и нанёс ему боковой в челюсть, отчего Юра отлетел на пару метров и потерял сознание.
   Тогда-то Алла в этого бугая и выстрелила... Первый раз в жизни она убила живое существо...
  
   Пришёл в сознание Юра в реанимации.
   Первое. Что он почувствовал, придя в сознание, это ВЫДУМКА... Всё, что произошло с ним в течение этих двух дней, показалось ему какой-то чудовищной ВЫДУМКОЙ (это не значит, что для этого он вспомнил некоторые детали из "книжки-малышки" Петра Первого, "Пришелец").
   С этих самых пор Юра решил, что если он в будущем будет писать какие-нибудь рассказы, то они у него обязательно будут добрыми и приятными; во всяком случае, он постарается, чтоб никому в его произведениях не было плохо, какими бы неприятными персонажи его будущих произведений не являлись. Да и насчёт "неприятных" тоже имеет смысл что-то переиначить, сделав так, чтоб всё было хорошо, всё полезно, или же не писать рассказ.
   Это только позже Юра приглядится к тому, на что внешне становится похож его родной город, на который вполне хватает всего одной начисто распущенной психиатрической больницы...
  

глава 9

ЭПИЛОГ

   Писака собирался оформить "Вредителей" отдельным произведением, чтоб те не примыкали к уже изрядно подпорченному роману "Чердак" (подпортил его брат-близнец своим несуразным, не вмещающимся ни в какие ворота, "Городом"... Кстати, "Город" этот не только уродовал "Чердак", а и - как показалось Писаке - обладал какой-то волшебной силой уничтожать всякую возможность продолжать написание "Чердака"... Но стирать "Город" нельзя - близнецу это НЕ ПОНРАВИТСЯ); собирался сделать великим творением, хоть и сам по себе являлся никчёмностью, пустым местом, которое никоим образом не претендует на роль какого-нибудь "Тёмного Иисуса". За свои 22 года Писака сотворил немало романов, худшим из которых являлся непосредственно "Чердак", но ни один из этих гениальных по своей обыденности романов он не показал никому, кроме единственного брата.
   Братья все 22 года прожили вместе, ни разу не познав женщины, ибо считали аскетизм и терпение смыслом жизни и бесповоротной вершиной вечного таланта.
   Писака творил произведения, не задумываясь над ходом сюжета, просто рассказывая какую-нибудь ерунду, иногда он от скуки писал о себе, когда фантазия его отдыхала после долгого-высокого полёта (хорошим, но не совсем точным примером Писакиного рассказа о себе является "Человек и Море", который ему не совсем удачно удалось впихнуть во "Вредителей", полным провалом которые явились из-за "Города", как думалось корпящему над компьютером Писаке... Поговорка, "на чужом горе своего счастья не построишь", ему в это время почему-то не припоминалась). Иногда... он "бродил во сне" - включал компьютер и начинал барабанить по клавишам, но бессмысленного набора букв у него никогда не получалось, всегда что-то да выходило, чего он впоследствии не читал (брат его тоже читать всегда отказывался, только деланно хвалил). Во время сомнамбулизма он в основном описывал свои сны.
   Так что постепенно он понимал, что пора уже закругляться с "Вредителями" - ничего путного из них не выйдет; да и не только закругляться, а вообще завязывать с творчеством - пока этого чёртового Юру не выгнал из дому, сидел 16 лет на чердаке - прекрасно работалось. А Юра уехал на импровизированной электричке, куда Бог послал, тут всё и пошло наперекосяк. ЧЕРДАК какой-то, да и только (для себя Писака изобрёл новое ругательное слово, ЧЕРДАК)!
   И вот Писака быстренько подошёл к концу (не поймите, читатель, меня неправильно!), набрал с закрытыми глазами несколько финальных слов (он всегда глаза закрывал во время завершения романа и ни о чём не думал, иногда даже отключаясь, а пальцы как у больного шизофренией клавишника двигались сами по себе, иногда задевая "клаву"), заканчивающих этот самый свой короткий роман, "Чердак", залез под стол, чтоб вытащить вилку из розетки, раз и навсегда погасив свой компьютер, и не вылез...
   ...Писака и сам не заметил, как сзади к нему подкрался брат и всадил в него всю обойму...
   Да, если б эти двое братьев умели читать мысли друг друга, оба остались бы живы и дом не пострадал бы. Но, СИЛЬНО скрипя сердцем, расстрелявший родного брата Писака во время бега решил (его осенила гениальная мысль, как осеняла брата всякий раз, как тот выбегал в лес, стараясь. Чтоб его никто не заметил), что чердак Юриного дома действительно обладает магической силой и что весь дом нужно взорвать.
   Так он и поступил, набрав на компьютере новую главу, спустившись в подвал за взрывчаткой и отойдя от дома на расстояние взрывной волны.
   И через несколько считанных минут после того как дом рухнул, из лесу вышел некий любопытный молодой человек... Любопытен он был тем, что как две капли воды походил на убитого Писаку... Но брат-то этого Писаки внешне уже совсем изменился, до такой степени, что складывалось впечатление, будто какой-то посторонний парень взобрался на чердак дома Юры Владивостоцкого и впулил в писаку всю обойму, последнюю пулю оставив для себя, коей и помогла ему воспользоваться юрина невеста.
  
   Выйдя из больницы, Юра планировал восстановить разрушенный дом и не пожалеть для этого никаких денег (позавчера Писака ему звонил, предупреждая, что скоро ему может потребоваться уйма денег, когда советовал оставить в покое свой сотовый и воспользоваться бесплатным уличным автоматом. Видимо, Бог так распорядился, вложив в уста Писаки подобную фразу). Естественно, Юра не сомневался, что призрак ЧЕРДАКА окажется гораздо сильнее живого ЧЕРДАКА, Юра даже не обращал внимание на увековеченное мнение о том, что от мертвеца никогда ничего хорошего не жди.
   Юра верил, что всё будет хорошо. Отчего и писал добрые рассказы о будущем; о добром духе ЧЕРДАКА, вселившегося в его призрак... И много о чём ещё; всего не перечислить.
  

3-е сентября 1997 г. - 25 сентября 1998 г.

  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"