Усовский Александр Валерьевич : другие произведения.

Неоконченные хроники третьей мировой. Часть 2. Книги лжепророков. Глава пятая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Такого чудовищного провала они не терпели ещё никогда...
  Глава пятая
  
  ***
  Такого чудовищного провала они не терпели ещё никогда...
   Левченко, положив трубку, откинулся на спинку стула и несколько минут просто молча сидел, уставившись в противоположную стену кабинета. Мучительное осознание собственного бессилия, охватившее его разум, дополнилось острой болью, внезапно пронзившей его тело - в грудь вдруг закололо сотнями морозных иголок, внутрь пробрался предательский холод, мёрзлыми пальцами сдавивший сердце, и каждый небольшой вздох давался ему с немыслимым трудом; и лишь в мозгу живой билась одна-единственная мысль - от которой у него лишь бессильно опускались руки, и безысходное отчаянье сдавливало голову невыносимо тяжелым обручем, сжимавшимся с каждой секундой.
   Назвать случившееся катастрофой - было ничтожно мало. То, о чём только что сообщил Одиссей - было крушением всего, крушением самого принципа существования их организации. Управление Н, созданное для того, чтобы оберегать страну на дальних рубежах, в европейском предполье, в предмостных укреплениях, созданных в бывших странах Варшавского договора - только что бездарно пропустило врага в самое сердце своего собственного государства, ничем не помешав ему на его пути; и винить в этом, кроме себя, им было некого!
  Излучающее мощный радиоактивный фон НЕЧТО (ядерный боеприпас? полтонны обогащённого урана, служащего начинкой для "грязной" бомбы?), вырвавшись из-под надзора их людей, стремительно двигалось вглубь России - с никому не понятными целями и никому не известными задачами. Угроза второго Чернобыля в самом сердце русской земли становилась, таким образом, как никогда, реальной - и ни он, подполковник Левченко, ни Управление Н, в котором он работал (да что там Управление! Сейчас - вообще никакие специальные службы страны!) - не могли с этим ничего поделать. С момента исчезновения радиоактивного груза (тут он взглянул на часы, мерно отсчитывающее время на боковой стене его кабинета) прошло уже более восьми часов. Восемь часов! За это время юркая "газель", принявшая возле Воронежа в своё нутро неизвестную жутковатую начинку, растворилась на российских просторах окончательно и бесповоротно - чтобы (тьфу-тьфу, не дай Бог!) вынырнуть уже в виде облака ядерного взрыва где-нибудь в Нижнем или Ярославле (а то и в Капотне!). А может быть, объявиться в качестве последнего довода каких-нибудь террористов, засевших на Остоженке и требующих чего угодно, в случае неисполнения своих требований угрожающих устроить десяток Хиросим в двух троллейбусных остановках от Кремля. Вариантов - сотни! И ни один не давал повода для оптимизма.... Опасность, ещё вчера бывшая совершенно гипотетической - после звонка Одиссея, сообщившего о неожиданном ходе тех, что играют за чёрных, вдруг стала более чем насущной; хуже того - она с каждой минутой превращалась в неизбежную катастрофу. И ничем, ничем нельзя было это остановить!
   Он не стал несколько минут назад по телефону ругать Одиссея, когда тот, сбиваясь от волнения, сообщил о происшедшем - в конце концов, в случившемся не было вины агента; нечто подобное они должны были предусмотреть здесь, в Москве. Они должны были, помимо предупреждения "соседей", выслать две-три группы своих оперативных сотрудников на перехват груза; должны были - но не сделали! И теперь глупо в случившемся винить Одиссея - да и, откровенно говоря, не за что. Парень один-одинёшенек провернул дело, которым, при здравом размышлении, должны были заниматься как минимум три оперативные группы - и в том, что в самый нужный момент его подвела техника, его вины нет. Вина за этот катастрофический провал лежит на них - на руководстве Управления, располагавших информацией об этом грузе и преступно халатно отнесшихся к этой потенциальной угрозе для страны. Если кого-то и судить за этот провал - то исключительно Левченко и Калюжного; заслужили, конспираторы...
   Ладно, вроде чуток отпустило. Что ж, как бы то ни было - информация получена, и надо незамедлительно довести её до командования. Хотя, по ходу дела, всё это - уже слишком поздно. Те, что играют за чёрных - переиграли их окончательно и бесповоротно, это приходится признать, хотя и с горестным сокрушением сердца. Переиграли!
   Левченко осторожно, не торопясь, поднялся со своего кресла (морозные иголочки опять кольнули его сердце, но уже не так яростно, как три минуты назад - двигаться было можно), и, сделав к двери два шага - внезапно был этой дверью едва не сбит с ног. Ибо распахнувший её генерал Калюжный менее всего в данный момент (судя по лицу) беспокоился о сохранности физиономии своего заместителя.
   Первая его фраза по своей громкости легко могла бы перекрыть рёв реактивного лайнера.
   - Сидишь?! Отдыхаешь? - Генерал, ворвавшись в его кабинет, быстро захлопнул дверь и, бросив взгляд на своего заместителя, добавил - правда, уже чуть тише: - Почему не докладываешь?
   Левченко потёр лоб, и, смахнув с лица холодные капельки пота - тихо ответил:
   - Вот как раз шёл доложить. Четыре минуты назад отзвонился и доложил Одиссей. Скверные новости...
   - Ну? - Генерал в нетерпении потёр руки.
   - Ночью, около трёх часов, из МАЗа наш груз был перегружен в "газель" - белая кабина, синий тент, на нём нарисовано какое-то животное, лиса или собака, с преобладанием рыжего колера - и убыл в неизвестном направлении.
   - В неизвестном, говоришь? Так-так! А наш парень?
   - У него вышла из строя машина; правда, он не совсем внятно сообщил, что нашёл вариант по поиску пропавшей "газели" - но, думаю, теперь на него надежды особой нет. Надо немедленно подымать в ружьё все силы в Воронежской, Тамбовской, Липецкой, Рязанской, Тульской и Владимирской областях, может быть, и в Московской. Я думаю, надо сейчас же сообщить в МВД - с генералом Лиховцевым у Румянцева хорошие отношения - и, кроме того, предупредить Егорьевского о том, что вглубь России движется крайне опасный груз, о котором мы его упреждали. Пусть вводят все свои оперативные планы на подобный случай. Время не ждёт.
   Генерал помолчал, потёр подбородок - а затем, взглянув на Левченко с неуловимой хитринкой в глазах, спросил:
   - Стало быть, нам с тобой и всей нашей конторе ты предлагаешь умыть руки? Типа, не справились, завалили дело - и теперь спасайте ситуацию вы, дорогие товарищи, официально для сего предназначенные? Не рано ли капитулируешь, Левченко?
   Подполковник отрицательно помахал головой.
   - Боюсь, что уже поздно. За восемь часов эта машина могла из Воронежа добежать уже до Рязани, если не до Московской области. Тут уж не до чести мундира - в опасности все центральные области России.
   Генерал помолчал, а затем, достав пачку сигарет и чиркнув зажигалкой - закурил, оглядев кабинет Левченко в поисках пепельницы.
   Подполковник вернулся к своему столу и, достав из верхнего ящика искомую вещицу (отлитую из бронзы морскую раковину) - поставил перед Калюжным.
   Генерал скупо улыбнулся.
   - Завёл, стало быть.... Наконец-то!
   Левченко покачал головой.
   - Максим Владимирович, промедление...
   - Смерти подобно! - Продолжил за него генерал. А затем, с удовольствием затянувшись - добавил: - А ты не торопись в покойники, дружище! Спешка - она, когда нужна? При ловле блох, главным образом. А наш случай, что б ты знал - вовсе спешки и не требует.... Удивлён? Вижу, что удивлён. А ты не удивляйся! У тебя сколько людей в Коврове пасут эту фирму, как её?
   - "Омико-обувь". - Левченко перестал что-либо понимать. НЕ НАДО СПЕШИТЬ? Генерал в своём уме?
   Калюжный похлопал заместителя по плечу.
   - Ты не пугайся, Дмитрий Евгеньевич, я пока что с ума не сошёл, и тебе моё кресло по этому случаю занимать ещё рановато. Так сколько у тебя экипажей в этом Коврове?
   - Четыре.
   - Дозиметрами все снабжены?
   - Все.
   - Вот и славно. У тебя связь со всеми, я так понимаю, есть? В том числе и со странником нашим?
   - Со всеми. Одиссей в Воронеже купил телефон и подключился - правда, сейчас он вне зоны доступа.
   - А звонил он тебе, стало быть, или из Воронежа, или из Тамбова.... Так? - И генерал, хитро прищурясь, посмотрел на Левченко.
   - Из Тамбова. Откуда вы знаете?
   - Я не знаю, я предполагаю. Понимаешь, друг мой ситный Дмитрий Евгеньевич, те ребятишки, что ночью некую жуть в свою машину погрузили и от Одиссея оторвались - совсем не такую свободу рук имеют, какую ты им, по доброте душевной, нарезал. И от Воронежа эта "газелька", по моему разумению, может пойти всего по двум дорогам - или на Елец и Москву, или на Тамбов и Муром. Наш паренёк решил, что те, что играют за чёрных - умные; между прочим, очень правильно решил! А раз умные - то пойдут не по федеральной трассе, где у нас супротив них все, как сейчас модно говорить, преференции - а двинутся по трассе глухоманистой, по какой и посейчас лучше конвоями ходить, хотя антоновский мятеж уж восемьдесят лет, как закончился. На Моршанск, на Алгасово, а там и Рязанская область - городок Шацк.
   Левченко почесал затылок.
   - Ну, предположим. Хотя лично бы я, если бы шёл на Ковров...
   Тут генерал перебил своего заместителя.
   - А кто тебе сказал, дорогой мой подполковник, что наши любезные вражины на этой "газели" чешут на Ковров?
   - А.... А куда?
   Генерал улыбнулся.
   - А туда, куда Макар телят не гонял! Я, помнится, тебя спросил про наших ребятишек, что в Коврове сторожевую службу несут. Помнишь, аль запамятовал?
   Левченко молча кивнул.
   - Так вот, отзвонись-ка им быстренько, и вели срочно менять место дислокации.
   - А куда им ехать?
   Генерал загасил наполовину выкуренную сигарету, грустно оглядел останки - и, вздохнув, произнёс:
   - Вишь, бросаю. Ленка печень выела, требует постепенно понизить норму - ежели я не могу вот так, враз, бросить. Как Марк Твен, помнишь?
   Левченко улыбнулся.
   - Ничего нет проще, чем бросить курить. Я сам это делал многократно. - А затем, согнав улыбку, спросил серьезно: - Так куда им ехать?
   - В Гороховец.
   - Ку-у-да? Где это?
   -Там же, во Владимирской области, километрах в шестидесяти на восток от Коврова, по той же горьковской трассе. В городок ведут четыре дороги - по эту сторону Клязьмы; две - это въезд и выезд в город вышеуказанного шоссе, ещё одна дорога - от железнодорожной станции Гороховец, и одна - от деревеньки Куприяново. Есть ещё одна дорога - через мост на левый берег Клязьмы - но там нашим гренадёрам ловить некого. Звони!
   Левченко, выслушав генерала, тотчас же начал набирать номер на телефоне.
   Калюжный тем временем обошёл стол своего заместителя, уселся в его кресло - и внимательно выслушал приказы, которые тот отдавал своим сотрудникам.
   Закончив с телефонными переговорами, Левченко, уставившись на генерала, покачал головой.
   - Всё равно я ничего не понимаю.... Ну ладно, ребята где-то через час займут все выезды из этого Гороховца, приметы "газели" я им сообщил. Ещё бы номер! Ну да ладно, на крайняк сгодится и то, что у этой машины белая кабина и синий тент с рыжей собакой. Не в этом дело. Но почему Гороховец?
   Генерал улыбнулся.
   - По кочану. Знаешь, что находится в окрестностях этого городка?
   Левченко задумался - и через минуту, пожав плечами, ответил:
   - Гороховецкие лагеря. Ну и что?
   Калюжный вздохнул.
   - Лагеря - это понятно. Кстати, место историческое - там польскую дивизию имени Косцюшко формировали в сорок втором, и из пленных румын дивизию имени Тудора Владимиреску сколачивали. Но дело не в поляках да румынах, и даже не в том, что на тамошних полигонах весь Московский военный округ может учения проводить с боевой стрельбой, и место ещё и для Приволжского останется.
   - А в чём? - Левченко нетерпеливо постукивал по столу так и не убранной пепельницей.
   - Ты про такой договор об ограничении обычных вооруженных сил и вооружений в Европе, конечно, слыхал?
   - Ещё бы!
   - Отлично. - Генерал удовлетворённо кивнул. - Стало быть, про то, что стороны допускают инспекции на свои военные объекты, конечно, в курсе?
   - В курсе.
   - Гут. В Гороховце - не в самом, конечно, городке, а вёрст за двадцать от него, в лесах - находится Гороховецкий арсенал, в каком хранится, в том числе, и тактическое ядерное оружие.
   - Хранится. Ну и что?
   - А то, друг мой ситный Дмитрий Евгеньевич, что об этом факте наши недруги - причём, заметь, вполне официально - оповещены. Там, - и генерал неопределенно махнул рукой в сторону окна: - За бугром, все, кому надо, в курсе, что в оном арсенале находится полторы тысячи единиц тактического ядерного оружия - снаряды и боеголовки для ракет.
   - И поэтому в этот Гороховец должна прибыть наша "газель"? Ничего не понимаю! Почему?
   Генерал вздохнул - на этот раз с ноткой снисходительности.
   - А потому, что этот груз, какой она привезёт - должен будет именно из этого Гороховца и убыть! По документам, понятное дело.
   - Убыть? Как это - убыть? Куда?
   - На кудыкину гору. Ладно, я тебе пока всё, что можно, рассказал. Где сейчас Румянцев?
   - Вчера приехал из Тулы, сейчас должен быть у себя.
   - Кликни его к себе, мне на второй этаж подыматься что-то неохота. Поручение у меня к нему есть срочное.
   Левченко тут же поднял трубку внутреннего телефона, и, набрав три цифры - бросил:
   - Дмитрий Германович, подойди ко мне. Генерал видеть желают.
   Через две минуты дверь кабинета подполковника Левченко отворилась - и на пороге появился подполковник Румянцев.
   - Товарищ генерал-лейтенант, подполковник Румянцев по вашему....
   - Ладно, давай без формальностей. - Оборвал его Калюжный. А затем, махнув рукой, добавил: - Заходи, не студи хату.
   Румянцев вошёл. Генерал, указав ему на свободный стул, предложил:
   - Садись, в ногах правды нет. Дмитрий Евгеньевич говорил, ты вчерась в Туле был?
   - Так точно. Возил для исследования установку пассивной радиолокации, что нам в Линце удалось прикупить.
   - Ну и как? Силён супостат? Как машинка?
   Румянцев поморщился.
   - На четверочку. И то, ещё очень надо подумать.... Пока - слабо. Даёт обнаружение максимум в шестьдесят километров и по высотности выше сорок-пятьдесят.
   - То есть пока практического значения не имеет?
   - Ну, как сказать? Украинские "кольчуги" дают где-то двести километров - но там всё же импульс есть. Эту, австрийскую, обнаружить никак невозможно - но с дальностью пока не очень. Мужики, правда, что её смотрели - говорят, что, ежели те мастера, что её создали, напрягутся - то машинка сможет дать дальность обнаружения в сто сорок - сто пятьдесят километров, и высотность - около тридцати. Тогда можно будет её уже всерьез опасаться...
   - Значит, не зря мы сто пятьдесят тысяч евро выплатили за эту железяку?
   - Не зря.
   Генерал вздохнул.
   - Ну, тогда хорошо. У меня к тебе есть одна просьба, зело срочная. У тебя тут, под рукой, какой заводишко есть механический?
   - Есть. В Долгопрудном.
   - Надо мне сделать тут одну штуку железную, пустотелую - я вот тебе её сейчас нарисую - и залить её свинцом. Плюс понасобачить на неё всяких датчиков, чтобы выглядела загадочно и жутковато. Смогут они её сделать?
   - Думаю, да. Когда нужна эта железяка?
   - Да нужна она была уже вчера, но завтра к утру будет ещё не шибко поздно.
   Румянцев кивнул.
   - Сделают. Набросайте мне её вид.
   Генерал обернулся к хозяину кабинета
   - Левченко, дай-ка мне листик бумаги.
   На тут же возникшем листе генерал, немного подумав, набросал эскиз некоего предмета, имеющего форму параллелепипеда.
   - Вот такой гробик - сто сорок на шестьдесят на шестьдесят - пущай твои умельцы соорудят. Датчиков разных шесть штук пусть присобачат на верхней панели - я тут нарисовал, где именно, рукоятки для переноски; и весить эта хрень пусть будет четыреста десять - четыреста двадцать килограмм.
   Румянцев кивнул.
   - Ясно. Сейчас выезжаю, к утру будет готова. Куда отправить?
   Генерал глянул на Левченко, и, улыбнувшись, ответил:
   - В городок Гороховец, Владимирской губернии. Пусть там где-нибудь на стоянке твой человек вместе с машиной и этой железякой поселится; к полудню завтрашнего дня груз должен быть на месте, ждать дальнейших приказаний. Справишься?
   - Справлюсь. Разрешите идти?
   - Давай. Тысяч двести тебе на это дело хватит?
   - За глаза. На свинец, главным образом.
   - Гут. Получи у Маслова деньги - и гони, не теряй времени. Кто повезёт? Дорога неблизкая, и разные ненужные расспросы о грузе со стороны всяких гаишников мне, учти, не нужны.
   - Капитан Кулешов. Тот, что участвовал в операции "Обилич", вместе с покойным Максимом Полежаевым1.
   - Хорошо. Этот справится. Ладно, давай, чеши, времени у тебя в обрез.
   - Есть!
   Когда Румянцев вышел - генерал, вздохнув, посмотрел на Левченко и покачал головой.
   - Ладно, подполковник, выходи из ступора. Ты мне нужен с ясной головой - а ты, похоже, всё ещё продолжаешь терзаться сомнениями. Терзаешься?
   Левченко кивнул.
   - Терзаюсь. Вообще, откровенно говоря, не совсем понимаю, что происходит.
   Генерал помолчал, а затем достал пачку сигарет, покрутил её в руках - и с тяжёлым вздохом положил свой "Честерфилд" обратно.
   - Ладно, пока воздержусь. Говоришь, не понимаешь, что происходит?
   - Не понимаю.
   - А ты с другой стороны посмотреть на проблему не пробовал? Пока у тебя такой, как я понимаю, алгоритм сложился - некие злодеи ввезли на нашу территорию какую-то жутко радиоактивную бяку, чтобы её здесь, у нас, может быть, где-нибудь под боком у Государственной Думы, на каком-нибудь Кривоколенном - и использовать. Так?
   - Так точно.
   - Даже "так точно"! Ну-ну.... А попробуй-ка посмотреть с другого боку - может, всё это вовсе и не так?
   - То есть... то есть как не так?
   Генерал вздохнул.
   - Всё же ты стареешь, Левченко. Не быть тебе генералом, попомни мои слова. - Затем Калюжный, улыбнувшись, продолжил: - А попробуй предположить, что эту страшную хрень везут сюда тайно совсем не для того, чтобы схоронить, или, того хуже, взорвать - а, наоборот, чтобы в целости и сохранности продемонстрировать городу и миру, урби эт орби - так, кажется, по-латыни?
   Левченко кивнул.
   - Ну вот. И продемонстрировать её при стечении почтеннейшей публики с блокнотами, фотоаппаратами и кинокамерами, чтобы эта демонстрация вмиг по Си-Эн-Эн и прочим телеканалам новостью номер один промчалась. Помнишь, я как-то тебе ставил задачу - при помощи ядерного боеприпаса посадить аглицкую королеву в лужу?
   - Помню.
   - Ну вот. Предположим, что некто хочет посадить в лужу уже нас - не нашу лавку, конечно, а страну, Россию - но таким же способом.
   Левченко встрепенулся.
   - Но для этого надо иметь наш же боеприпас?
   И тут генерал, посмотрев в окно - серьезно произнёс:
   - А они его ИМЕЮТ.
   В кабинете повисла напряжённая тишина. Затем Левченко, нахмурив брови, спросил осторожно:
   - То есть то, что едет сейчас в "газели"...
   Калюжный кивнул.
   - Он самый. Самый что ни на есть наш, родной. Со всеми необходимыми надписями и прочими безусловными признаками - по каким любой специалист его в лёгкую опознает.
   Левченко задумался - а затем, посмотрев на генерала, сказал:
   - И везут его вовсе не для того, чтобы сохранить в секрете, а, наоборот, чтобы где-то на какой-то границе продемонстрировать - дескать, вот они, злодеи, ату их! Так?
   Генерал кивнул.
  - Именно так. А теперь подумай, на какой границе это должно будет произойти? А?
   Левченко развёл руками. Но генерал отрицательно покачал головой.
   - А ты не торопись сдаваться. Ты подумай, подумай. Голова - она ведь не только для фуражки...
   - Ну, разве что если методом исключения. Китайская - не годится; у Китая этих боеприпасов своих до хрена и больше, наши туда везти смысла абсолютно нет; да и ловить их там некому. Казахская? А дальше куда? Не к талибам же в Афганистан.... Если бы в Кабуле ещё наш поднадзорный режим был бы - куда бы ни шло, а так.... Никто не поверит, даже если этот груз и будет пойман. Азербайджан? Хм.... Азербайджан. От Дербента до Астары всего километров триста пятьдесят где-то.... Иран? - И тут глаза у Левченко неожиданно заблестели: - Значит, эта буча насчёт гребенника была спланирована той стороной именно в предвидении появления этой хрени на азербайджанской границе!? Так?
   Генерал скупо улыбнулся.
   - Наконец-то. Я уж думал, ты ещё часа два будешь гадать на кофейной гуще. И не гребенника, а гребневика. Ихтиолог из тебя.... В общем, что-то долго ты соображал, я уж было вообще решил надежду утратить.
   Левченко кивнул.
   - Сам удивляюсь; на меня сам факт такой наглой доставки радиоактивного вещества прямо к нашему порогу что-то уж больно крепко подействовал.
   Генерал кивнул и едва заметно улыбнулся.
   - Я тебе больше скажу - когда Одиссей в первый раз нам донесение по этому грузу отправил - считай, неделю назад, из Львова - я поначалу тоже слегка охренел, и даже, скажу тебе честно, малость подрастерялся. Всё никак не мог понять, зачем они эту беду сюда, в центральную Россию, так настойчиво волокут. Даже, грешным делом, подумал, как и ты - что хотят в Москву эту бомбу притащить да и рвануть, чтобы в пределах МКАДа ничего живого не осталось. Знаешь, что меня от этих мыслей отрезвило?
   - Что?
   - Очевидная бессмысленность этой затеи. Ну, взорвут они эту бомбу у стен Кремля. Ну, погибнет тысяч двести, может, триста... а смысл? Для чего? Нет видимой цели для такой пакости.
   - А шантаж?
   - Тоже думал. Не вытанцовывается шантаж, видишь, какая петрушка. Для действенного шантажа надо этим ребятишкам, которые этой хренью нас вдруг задумали бы пугать, прямо на ней сидеть - в ином случае мы бы, рано или поздно, но механизм контроля им бы поломали. А сидеть на ядерной бомбе - невелико удовольствие. И уйти, ты понимаешь, после такого шантажа очень трудно! Если вообще возможно.
   - Максим Владимирович, когда вы узнали, что этот груз - наш ядерный боеприпас?
   Генерал едва заметно, одними глазами, улыбнулся.
   - Вчера.
   - Во Владимире?
   Калюжный кивнул.
   - В нём. Но об этом я тебе чуть позже расскажу. Пока нам не до беллетристики. Отряди-ка ты прямо сейчас в этот Гороховец своего Ведрича - пущай он там завтра утром, как откроются конторы, пошукает в местном исполкоме, в отделе, какой предприятия регистрирует, фирму, что была зарегистрирована в марте-апреле, и которая оформила контракт на поставку в Иран какого-нибудь товара. Контракт этот в таможне должен быть оформлен - для возврата НДС; и, ежели майор такую фирму и такой контракт в исполкоме и на таможне обнаружит - стало быть, именно эта фирма и есть наш главный объект поиска, и мы всё о ней - включая, с кем спит директор и длину ног секретарши - должны знать самое позднее к завтрашнему вечеру. Фирм, конечно, за эти два месяца могло быть зарегистрировано и несколько, но вот внешнеторговые контракты с Ираном вряд ли они в массовом порядке подписывали. Такой контракт должен быть один! На поставку не важно чего, не имеет значения; имеет значение лишь факт наличия самого контракта. - Генерал решительно достал из кармана пачку сигарет, закурил - и, выпустив первый клубок дыма, добавил: - Завтра у нас в этом Гороховце будет решающий бой. Решающий, подполковник! И вступить мы в него должны во всеоружии. А какое главное оружие современной войны, знаешь?
  Левченко кивнул.
  - Информация.
  - Так точно. И, ежели мы завтра будем обладать достаточной информацией - победа будет за нами! Жаль, конечно, что Одиссей нам номера этой "газели" не смог сообщить - но, думаю, эта нехватка не фатальная. Хотя, конечно, они бы нам очень и очень не помешали...
  
  
  ***
   - Саша, а зачем вам эта машина? - голос Натальи Генриховны доносился до Одиссея, как сквозь подушку. Чёрт, как же тяжело, катастрофически невыспавшись, ехать по пустынной трассе, идущей среди однообразных унылых хвойных лесов - пусть даже пассажиром! Но спать нельзя; недавно проехали Алгасово, похоже, уже въехали в Рязанскую область; шанс догнать неуловимую "газель" рос с каждым километром. Если бы ещё не дурацкие вопросы хозяйки могучего "бентли"...
   Хотя - почему дурацкие? Девушка проявила немыслимое великодушие, позволила ему воспользоваться своей машиной для какой-то не совсем ей понятной погони за некоей мифической "газелью" - стало быть, имеет полное право поинтересоваться и целью данной погони. В конце концов, это её (вернее, её папы, как стало ясно из разговора Натальи свет Генриховны с водителем Андреем) автомобиль! И девушка согласилась предоставить этот безумно дорогой лимузин в полное распоряжение Одиссея - лишь только тот её об этом попросил! Самаритянка из Ветхого Завета - и та бы прослезилась перед таким бескорыстием, не говоря уж о том, что в наши времена рассказ о подобных подвигах достоин был бы быть выбит золотыми буквами на мраморных досках! Впрочем, Одиссей спинным мозгом чувствовал, что истинная подоплёка подобного альтруизма мажористой девицы лежит втуне, и ему ещё доведётся узнать, отчего это девушка вдруг решила ему помочь. Ибо взгляды у барышни, время от времени отпускаемые с заднего сиденья в его сторону, были какие-то уж больно... как бы это правильнее выразится? пожалуй, заинтересованные.
   Что ж ей ответить? Поменьше туману, это однозначно - даже в таком нежном возрасте прекрасная половина человечества отлично разбирается в любой фальши, её на мякине не проведёшь. Что ж, попробуем отвечать уклончиво - может, и получиться?
   - Наташа, я не хочу вам врать и придумывать какую-то фальшивую причину - всё равно у меня сейчас ничего правдоподобного не получится, башка абсолютно не варит. А правду вам сказать я не могу - во-первых, не имею права, а во-вторых - вы мне всё равно не поверите. Давайте просто будем считать, что от обнаружения этой "газели" зависит моя жизнь или смерть; вам этого достаточно?
   Но хозяйка роскошного лимузина не унималась.
   - Это они в вас стреляли? Там, возле Яворова?
   Одиссей тяжело вздохнул. Гиблое дело - спорить с женщиной...
   - Практически да. Ну, может быть, их друзья. А, кстати, - обернулся он к Наталье. - А вы-то что там делали? И куда дели прелестную сестрёнку?
   Лёгкая тень пробежала по великолепно ухоженному личику - пожалуй, зря это он, про сестру. Как бы не обиделась?
   - А вам что, моя сестра приглянулась? - И в голосе - нотки раздражения. Чёрт, так и есть. Надо спасать положение!
   - Откровенно говоря, я её лица вообще не помню. Помню, что были вы вдвоём, плюс Андрей; а теперь на одного члена экипажа стало меньше. Вы уж простите меня, ежели мои вопросы вам покажутся обидными - я ночь не спал, устал, как собака, и мне сейчас надо непрерывно разговаривать - не важно, о чём; главное - не уснуть.
   Вздохнула облегчённо. Слава Богу!
   - Мы вообще-то у бабушки были, в Самборе, наш папа из тех краёв. Между прочим, из Самбора начался поход на Москву Лжедмитрия! Его жена Марина была дочкой местного старосты Мнишка. Это мне папа ещё в детстве рассказывал, когда мы туда в первый раз ездили, в первом классе, кажется. Вот, а бабушка, перед самым нашим отъездом, закомандовала съездить в Краковец, захотела показать нас родне - там у нас какие-то троюродные братья и сёстры живут, хохлы жуткие. Она прям жаждала продемонстрировать им папину машину - я подозреваю, что он специально Андрея с "бентли" в наше распоряжение отрядил, чтобы там фурор произвести.
   - Произвели? - Одиссей чуть заметно улыбнулся.
   Барышня вздохнула.
   - Да что-то не особо. Там и не знает никто, что такое "бентли". Всё спрашивали, почему не "мерседес"... - В последних словах Натальи Генриховны послышалось плохо скрываемое разочарование.
   - А сестру где потеряли?
   - Она в Киеве, у нашей тётки остановилась - захотела там пожить недельку.
   - А вы?
   - А что - я? Я не люблю Киев.
   - Хм.... А что в Воронеже забыли? От Киева ж прямая трасса на Москву?
   - Я решила заодно к маминым родственникам заехать, в Полтаву. Ну, не в саму Полтаву, а там недалеко от Диканьки есть село Михайловка. Вы, может быть, что-нибудь слышали о Диканьке?
   Одиссей чуть не поперхнулся от неожиданности. Однако вопросики у этой девицы.... Она что, смеётся над ним? Или просто сейчас Гоголя в средней школе уже не проходят?
   - Ну, можно сказать, кое-что слышал. Вернее, читал.
   - Вот, заехали туда, в эту Диканьку, Андрей заправил машину - а там бензин фальшивый, еле выехали, мотор всё время глох.
   Хм, интересно, а какой у этого лимузина расход топлива? Такая поездка, пожалуй, влетит в копеечку.... Будем надеяться, подвеска "бентли" выдержит бесконечные ямки и выбоины, что преследуют их от Моршанска, и, скорее всего, Шацком не закончатся; но Андрей молодец! Как приказала ему Наталья держать скорость не меньше сотни - так и идёт от самого Талицкого Чамлыка, ни разу не сбросив газ, даже на жутковатом, как после бомбёжки, участке от Крюково до Моршанска. Гнали так, что Одиссею едва-едва удалось воспользоваться новоприобретенным мобильным телефоном! Только он успел отзвонится в виду Тамбова на оперативный телефон подполковника Левченко и вкратце доложить о событиях ночи и утра - как тут же полосочки, означающие степень доступности связи, начали с экрана телефона исчезать. Одиссей даже не успел объяснить, почему звонит из Тамбова (в Воронеже, где был куплен телефон, не было времени ждать, пока деньги лягут на счёт - дорога была каждая минута) - как связь исчезла, как будто её и не было. Гонка была та ещё!
   - Саша, вы меня слышите? - Голос Натальи вдруг оборвал его мысли. Чёрт, заснул! На секунду, не больше - но отключился наглухо. Да, херовые дела...
   - Да, Наташа, извините, заснул на мгновение. Вы что-то спрашивали?
   - Андрей спрашивает - куда дальше? Шацк проехали! Впереди - развилка; нам прямо? Или налево?
   - Прямо, по указателям на Сасово или Касимов. Налево, на Рязань - ни в коем случае не сворачивайте!
   Андрей молча кивнул и прибавил ходу. Всё же подвеска у этого родного братца "роллс-ройса" - будь здоров! Одиссей даже вздрогнул, подумав, что бы на этих ухабах осталось от его "жигулей". Да-а-а, вовремя погибла его машинка.... Жаль, но ничего не сделаешь; всё, что могла - она совершила, прошла всю Украину насквозь, и уже на родной земле умерла от перегрузки. Так в старые времена гонцы насмерть загоняли своих коней, в стремлении быстрее доставить важное донесение. Времена изменились, а люди и их нравы и обычаи - что-то не шибко...
   Встречных было негусто, попутных - и того меньше; "газели" иногда встречались, но нужной - грузовичка с белой кабиной и синим тентом - пока не попадалось. Андрей обгонял попутных лихо, почти без пристрелки - ещё бы, на такой-то скорости! Водители обойдённых машин, скорее всего, увидев слева мелькнувшую тень - только крутили пальцем у виска. Так гнать! Тут средняя скорость была - километров шестьдесят, не больше; быстрее ехать - угробить подвеску враз. Что ж, будем надеяться, что подвеска несчастного "бентли", загнанного в эту тмутаракань волею его владелицы, всё же выдержит подобную бешеную скачку.
  - Саша, а вы... вы женаты?
  Одиссей опешил. Хотя, впрочем, чего он удивляется? Девушка согласилась помочь ему в его деле вовсе не из-за врождённого благородства - ибо, как известно, бескорыстие столь же характерно для женщин, как правдивость и умение хранить чужие тайны - а совсем по другим причинам. Однако.... Теперь, по крайней мере, становится кристально ясно, какие причины подвинули девицу на такую авантюру. Стало быть, у барышни проснулся охотничий инстинкт - и его жертвой был избран Одиссей. Хм... Приятно, конечно - но и только; а вот как теперь ответить на этот её простой вопрос? Главное, заданный крайне своевременно.... Как на него ответить - чтобы, не обидев девушку, всё же дать ей понять, что начинать древнюю Великую Игру с ней он ни в коем случае не собирается? Ведь обидится, взбрыкнёт - и ещё сгоряча и от обиды оставит его на обочине этого страховидного шоссе, прорубленного в самой глуши тамбовских (или уже рязанских? Впрочем, значения это не имеет) лесов...
  Впрочем, и врать не стоит. Будь что будет!
  - Наташа, я не знаю, что вам сказать. Формально я не женат - но на свете есть женщина, которая меня ждёт из этой поездки, и вместе с ней меня ждёт мой сын. Ему скоро девять лет, а он ещё ни разу меня не видел.
  - А она.... А они далеко?
  - Далеко. Но это не имеет значения. Они всегда - в моём сердце. - Излишне, пожалуй, напыщенно и патетично, как в дамских романах - ну, уж как сказал, так сказал, сказанного не воротишь.
  Посмотрел в зеркало заднего вида. Губки поджала, смотрит в окошко.... Обиделась. Ясно. Хотя какие планы она могла строить на него - уму недостижимо; нищий оборванец, бродяга без роду, без племени - кто он для неё? Впрочем.... Иногда этих барышень двадцати лет от роду понять бывает мудрено.
  - Наташа, вы потрясающе красивая девушка, и я чертовски благодарен судьбе, что мне выпало счастье встретить на своём пути вас. И то, что вы мне помогли - это просто чудо какое-то, честное слово! Я вам за это по гроб жизни буду благодарен! - Вроде подействовало; смотрит вперед, чуть заметно улыбнулась... что ж, в таком стиле и будем продолжать. Лесть - оружие, проверенное тысячелетиями!
  Вдруг на своем локте он почувствовал руку Андрея.
  - Что случилось?
  Тот молча кивнул вперёд. Одиссей вгляделся в бегущее перед несокрушимым "бентли" шоссе - и с первого разу ничего не увидел. Парочка встречных, КамАЗ, пылящий в полукилометре от них в попутном направлении.... Что там впереди увидел водитель?
  - Андрей, что там?
  - Твоя "газель". Белая кабина, синий тент. Идёт где-то шестьдесят.
  Одиссей ещё раз, на этот раз чуть согнувшись в сторону водителя, осмотрел дорогу. Оп-па! Есть! Где-то километрах в трёх впереди, то ныряя в ложбины, то показываясь на вершинах холмов - бежала "газель", по приметам схожая с искомой машиной. Что ж, надо поднажать!
  - Андрей, можешь чуток побыстрее?
  Водитель молча кивнул - и могучий "бентли" без видимых (вернее, слышимых) усилий ощутимо прибавил скорость. Теперь на спидометре стрелка задрожала возле отметки в сто миль (правда, каких - британских или американских - Одиссей не представлял) в час - а внутри шикарного лимузина так ничего и не шелохнулось. Однако умеют английцы делать машины...
  Через три минуты "бентли" пролетел мимо, казалось, стоящей на месте "газели" - и Одиссей успел увидеть на борту рисунок: стилизованная фигура собаки (внешне - гончей или афганской борзой), выкрашенная в красный цвет, и надпись - "Экспресс-доставка", с цепочкой нескольких телефонных номеров внизу.
  Рыжая собака! Белая кабина! Синий тент! ЕСТЬ!
  Одиссей обернулся и, боясь сбиться, быстро набрал на телефоне номерной знак "газели".
  - Саша, это ваши недруги? - Наталья Генриховна, наконец, соизволила увидеть их суету на передних сиденьях и обратить на него своё высочайшее внимание.
  - Да, похоже, что они. - Будем надеяться, что так оно и есть.
  - А что вы будете дальше делать?
  Тут Одиссей слегка отрезвел. А действительно, что? В кабине "газели" - трое амбалов. Скорее всего, не с пустыми руками. Останавливать их своими силами и предпринимать какие-то силовые действия - в подобной глухомани - значит, тупо нарываться на рукопашный бой с сомнительными результатами. Позвонить бы Дмитрию Евгеньевичу! Увы, телефон уныло мигал одной-единственной строчкой - "нет сигнала".
  Что делать? Эти ребята видели "бентли" - и наверняка хорошо его запомнили; ещё бы, такую машину - да не запомнить! Стало быть, вести их, как он собирался делать это на своей, почившей в бозе, "жигуличке" - было невозможно. Одно радовало - до самого Касимова вряд ли они куда-нибудь свернут; это значит - в ближайшем населенном пункте, где есть антенны мобильной связи, можно будет получить указания командования.
  - Наталья Генриховна, гляньте, пожалуйста, по карте, какой тут населенный пункт, посерьезней, будет впереди?
  Хозяйка шикарного лимузина открыла карту, добросовестно прошуршала страницами - и ответила:
  - Какое-то Пителино. Та жуткая дыра, что только что проехали - была Сасово. А вы что, хотите в милицию обратиться? Так лучше это на трассе сделать - и выйдет дешевле...
  Одиссей на мгновение застыл - а потом едва не закричал от радости. Милиция! Твою мать! Так ведь это решает все проблемы! Ну, Наталья Генриховна, ну, молодца!
  - Наташа, вы гений! - Эх, расцеловать бы её за эту идею! Да вот только неправильно поймёт...
  Важно так кивнула в зеркало заднего вида.
  - Это мне многие говорили.
   Да, скромность - не ваш, мадемуазель, конёк; хотя в данном конкретном случае, пожалуй, не будем вас ни в чём упрекать. Будем воплощать в жизнь вашу идею!
  Минут через десять - Боже, как долго тянулись эти минуты! - показался мобильный пикет ДПС, вышедший на большую дорогу в поисках несложного приработка.
  - Андрей, тормозни возле этих ребят. - Попросил Одиссей.
  Милиционеры, только что державшие военный совет на тему: останавливать или нет невиданный в этих краях лимузин - были ошеломлены тем, что шикарная иномарка плавно, почти как крейсер, сама ошвартовалась у их "шестерки".
  Одиссей вышел из машины, сделал несколько движений, чтобы размять чуток подуставшие ноги - одновременно внимательно оглядев патрульных.
  Что ж, ребята вроде ничего; старшему, капитану, лет сорок, нос характерного цвета с фиолетовыми прожилками, ношеные сапоги - в общем, наш человек. Его напарник, молоденький сержантик, видать, только что из армии - весь новенький, сияющий, как начищенный пятак. Отлично! Эти нам и нужны...
  - Мужики, есть дело на тысячу.
  Лица милиционеров сразу стали чрезвычайно серьезными. Капитан, прокашлявшись, бросил важно:
  - Ну? Что за дело?
  - Минут через десять здесь будет идти "газель", белая кабина, синий тент, на тенте рисунок с красной собакой. Мне нужно знать, что за люди в кабине, кому принадлежит машина и груз, и куда они следуют.
  Сержант начал было:
  - Мы не имеем права проверять документы у пас...
  Но тут же был перебит капитаном.
  - Узнаем. А что они натворили?
  Одиссей улыбнулся.
  - На мосту нам дорогу не уступили. Хочу их найти и наказать примерно.
  Капитан кивнул.
  - Сделаем. Три тысячи.
  Одиссей про себя улыбнулся. А капитан-то - молоток! Сразу рубит фишку!
  - Торговаться не буду. Три - значит, три. Но полную информацию!
  Капитан опять кивнул.
  - Замётано. Вы отгоните ваш... вашу иномарку во-о-он за тот домик, мы их выпотрошим, всё запишем - и можете подъезжать.
  - Хорошо, договорились.
  "Бентли" был незамедлительно отогнан за ветхий полуразрушенный сарай, служащий складом дорожным рабочим (хотя, судя по состоянию трассы, эти рабочие ушли из этих мест вместе с монголо-татарским игом) и поставлен так, чтобы его не было видно с шоссе.
  - Саша, а что, сейчас милиция будет их вязать? - Наталья Генриховна с горящими от любопытства глазами смотрела на него в зеркале заднего вида.
  - Да нет, просто перепишут их фамилии и прочие данные.
  Огонь любопытства слегка померк.
  - А-а-а... - Протянула она разочарованно: - А я уж думала, что сейчас будет захват, как в кино.... Стрелять будут.... А они просто их перепишут. Фи!
  Одиссей явственно почувствовал, как быстро он лишается романтического ореола в глазах хозяйки "бентли". Что ж, тем лучше!
  Хреново, что из лимузина ни черта не видно. Одиссей осторожно открыл дверь, вышел наружу и, затаившись за углом сарая - принялся наблюдать за дорогой.
  Долго ждать не пришлось; буквально минут через пять белая грузовая "газель", которую они обогнали минут двадцать назад, была решительным взмахом капитанова жезла остановлена, и сержант тут же, предъявив наиубедительнейший аргумент в виде АКСУ-74, изъял из кабины водителя и обоих пассажиров - весьма, судя по доносящейся до Одиссея перепалке, недовольных таким самоуправством. Крики: "мы будем жаловаться!", "беззаконие, мы этого вам так не оставим!" и даже угрозы: "вам это будет стоить погон!" раздавались довольно долго. Впрочем, на милиционеров они что-то никакого воздействия не возымели - те деловито возились с бумагами, предъявленными (а что делать?) к досмотру склочной троицей, что-то между собой обсуждая.
  Досмотр длился недолго, минут семь, и, наконец, злосчастная "газель" была отпущена на все четыре стороны. И, лишь она удалилась за поворотом - Одиссей бросился к милиционерам.
  - Ну? Записали?
  Капитан самодовольно ухмыльнулся.
  - А ты как думал? Видали мы таких, блин, увольняльщиков! Из органов они меня уволят! Ага, два раза! Хрена в задницу! - Тут он посерьезнел и бросил Одиссею: - Давай лавандос, мы тут для тебя всё записали, включая размер сапог. - И улыбнулся, давая понять, что последнее - шутка.
  Одиссей достал шесть бумажек по пятьсот рублей (слава Богу, в Воронеже, когда покупал телефон, успел поменять валюту) и протянул капитану.
  - Держите. Давайте вашу бумажку!
  Капитан сунул ему лист со своими каракулями, подержал в руках деньги - и, хитро прищурившись, произнёс:
  - А ведь нет тут мостов по трассе, от Моршанска до Касимова дорога по лесам-то идёт. Не могли, стало быть, они тебя на мостике-то поприжать, не могли...
  Одиссей кивнул.
  - Не могли. Они мне по другому делу надобны были, врать тебе не буду. По важному делу, капитан! И поверь мне на слово - ты только что сделал очень нужное, можно сказать, государственное дело. Очень нужное!
  Старый служака важно кивнул.
  - Я так и думал. Ладно, тогда счастливого пути. Езжайте с Богом!
  "Бентли" тяжело покачиваясь на кочках и рытвинах, медленно и осторожно вырулил на шоссе - и затем, быстро набирая скорость, помчался на север.
  Одиссей, откинувшись на спинку своего сиденья, внимательно прочитал записи старого капитана. Что ж, информации, причём весьма подробной, теперь у него было в избытке; осталось лишь достичь зоны доступа сотовой связи...
  
  ***
  
   - Значит, водитель, экспедитор и заместитель директора фирмы. Так? - Генерал, сидя за своим столом, с наслаждением курил, выпуская фигурные облачка дыма - как он объяснил эту свою вольность подполковнику, "жена с тёщей и малышом уехали в санаторий, и теперь курение на двенадцать суток вычеркнуто из списка государственных преступлений".
   Левченко кивнул.
   - Скорее всего, водитель - Туманов Олег Владимирович - ни при чём. Прописан в Воронеже, был нанят для перевозки поздним вечером понедельника, двадцать второго мая, по объявлению. Лицензия и документы на машину в полном порядке - во всяком случае, у привлечённых к этому делу Одиссеем милиционеров вопросов к ним не возникло. Кстати, и при остановке водитель равнодушно выполнил требования пикета - надо, значит надо. В отличие от сопровождавших, которые устроили чуть ли не митинг протеста.
   - А эти двое... их ты куда относишь?
   Взгляд подполковника стал колючим.
   - Наши. Фигуранты. Заместитель покойного Федорука, некто Ефремов Олег Аркадьевич, и экспедитор фирмы "Омико-обувь" Попугин Алексей Петрович. Сто процентов даю - оба в теме. Краем, конечно - но, что везёт их "газель" нечто незаконное, безусловно, в курсе.
   - Почему так думаешь?
   - Сегодня утром капитан Кузьмич был в этом Коврове, на фабрике. Так вот, никакие фрезерные станки там ни вчера, ни позавчера, ни на прошлой неделе не ломались.
   - Как узнал? - Удивлённо спросил генерал.
   Левченко улыбнулся.
   - А проще простого - зашёл в отдел главного механика и предложил купить у него задёшево бэушный станок, мотивируя это тем, что, мол, у вас же поломался.
   - И?
   - Выпил с главным механиком коньячку, поговорил за жизнь; у того сын тоже, как и капитан, воевал в первую чеченскую, служил в воздушно-десантных.... Был ранен под Шатоем; Кузьмич, вы же знаете, тоже в тех местах получил своё, вот на этом деле и сошлись. Так вот, фрезерные станки нужны фабрике для новой линии, которая в строй войдёт только в сентябре, так что гнать с бешеной скоростью их никакой нужды нет. Из чего делаю вывод - у экспедитора этой "Омики" однозначно рыло в пушку. Уж не говорю про пана Ефремова, который занимался оформлением груза в Кременчуге.
   Генерал кивнул.
   - Логично. Ладно, где твой странник?
   Подполковник вздохнул.
   - Спит.
   - Не понял. Как спит?
   Левченко развел руками.
   - Просто. Доехали они с прелестной хозяйкой "бентли" - Кобылятко Натальей Генриховной, восемьдесят первого года рождения, студенткой Сорбонны, дочерью небезызвестного Генриха Кобылятко - к вечеру вчерашнего дня до Касимова, там Одиссей отзвонился, доложил все подробности - и попросил сутки на отдых. Он же с рассвета понедельника на колёсах, а, когда он позвонил - была уже глухая ночь со вторника на среду. Я ему разрешил три дня отдыхать.
   Генерал кивнул.
   - Ну, пусть спит. Как проснётся, отдышится, погуляет там, на достопримечательности налюбуется - вели ему в Москву ехать, он свою миссию на этом выполнил. В отличие от нас, грешных. Что Ведрич?
   - Пока молчит. Роет. Я ему велел Загороднему звонить, как только что-нибудь дельное узнает.
   - Ладно, этот нароет, я не сомневаюсь. У Загороднего, как я понимаю, пока - глухо?
   Левченко тяжело вздохнул.
   - Пока - да. Полноценную слежку за этим пидо... за этим лицом с нетрадиционной ориентацией организовали - без толку. За все пять дней, что его пасём - ничего существенного. По телефону - всякий трёп ни о чём, встречи - опять же, весьма специфического свойства.... Кукловода пока не обнаружили.
   Калюжный кивнул.
   - И не обнаружите. Пока он сам не обнаружится!
   Подполковник удивлённо посмотрел на шефа.
   - То есть, как - "сам обнаружится"?
   - А вот так. Система связи у них своя, нам её искать - зазря на жалованье тратиться для специалистов. Это вон ФСБ развлекается - так на то на Лубянке и сидит, почитай, две тыщи человек. Ты ж не рыбак, Левченко?
   - Нет.... А при чём здесь рыбалка?
   Генерал, хитро прищурившись, посмотрел на подполковника.
   - Очень даже при чём, дружище Дмитрий Евгеньевич! На живца - знаешь такую методу ловли?
   Подполковник кивнул.
   - Слышал.
   - А раз слышал - должон, стало быть, уловить смысл того, что я тебе сейчас расскажу. Груз, как я понимаю, вот-вот в Гороховец этот прибудет?
   Левченко посмотрел на часы.
   - Сейчас одиннадцать двадцать. Думаю, если они ночевали где-нибудь, не доезжая Мурома - а ночевать им надо по-любому, шофёр на такой дороге выматывается вусмерть - то сейчас они где-то километрах в шестидесяти - восьмидесяти от Гороховца. Через час - полтора будут на месте.
   Генерал удовлетворённо кивнул.
   - Хорошо. Твои ребятишки их уже никак не пропустят - раз известна дорога, номера, внешний вид и состав экипажа этой "газели". Так?
   Левченко молча кивнул.
   - И к вечеру мы будем знать, во-первых, где эта ерундовина будет складирована, и, во-вторых, какая из новооткрытых гороховецких фирм недавно заключила контракт с субъектом хозяйствования из Исламской республики Иран на поставку ему чего-то крупногабаритного. Так?
   Подполковник опять молча кивнул.
   - И теперь - самое главное. Нужно будет, чтобы твой Ведрич там, на месте, опираясь на наш оперсостав и закупая оптом и в розницу местных должностных лиц, в ближайшие после прибытия груза часы организовал похищение привезённого боеприпаса с заменой его на ту железяку, какую капитан Кулешов сегодня в этот Гороховец доставит. Теперь мысль ловишь?
   Левченко подумал несколько минут - а затем, улыбнувшись, ответил:
   - Когда на границе орда корреспондентов, которую купил этот пидо... ну, вы знаете, кого я имею в виду - обнаружит в торжественно-показательно вскрытом ящике какую-то дурацкую железяку, вместо обещанной всем мировой сенсации - то этот Нудельман тотчас же начнёт в панике звонить своему кукловоду. Так?
   Калюжный кивнул.
   - Совершенно верно. И тогда мы чётко будем знать, кто реально запланировал эту бяку, кто у нас здесь решил поиграть в шпионские игры. И тогда, - Голос генерала стал глуше и тяжелее: - Тогда мы рассчитаемся по всем нашим векселям. За Сармата, за попытку убийства Одиссея, за того же Федорука. Очень щедро рассчитаемся!
   Генерал отвернулся, поглядел в окно, вздохнул - и продолжил:
   - Как ты теперь видишь всю эту музыку? Начиная от Вроцлава?
   Левченко почесал затылок, хмыкнул - и, взяв в руки карандаш, начал говорить, одновременно что-то рисуя на чистом листе бумаги:
   - Во-первых, фирма "Аспром". Этот Ежи Шпилевский, как доложил Анджей, ещё тот гусь. В девяносто втором - третьем годах его фирма имела неслабый оборот, торговала всем, что ни попадётся. В девяносто шестом разорилась, да так, что фамилию пана Шпилевского местный ЖЭК - или как там он у них называется - вывешивал на подъезде в списке злостных неплательщиков коммунальных платежей. А в прошлом году дела пана Ежи вдруг пошли в гору - реанимировал фирму, начал торговлишку с Украиной. Откуда взял деньги - никто не знает. По ходу, те, что играют за чёрных, прикупили его фирмочку и его самого - очевидно, загодя планируя нынешнюю заваруху.
   Генерал одобрительно кивнул.
   - Так, хорошо. Дальше?
   - Дальше - Украина. Кто-то из верхних деятелей тамошней таможенной службы, которого также прикупили те, что играют за чёрных, выполнил небольшую просьбу хозяев - сменил личный состав таможенного поста Краковец, чтобы внести сумятицу и путаницу в момент прохождения через него важного груза. Кроме этого человека, выполнявшего обеспечивающую роль, на территории страны действовало как минимум трое агентов-оперативников; не исключаю, что один из них точно знал, что находится в машине. Вернее даже, уверен, что знал. Двое других были на подхвате, выполняя разные сомнительные поручения - в том числе, убийство Сармата. Один из них позже стрелял в Одиссея.
   - Не считаешь, что некто Ефремов и этот твой агент - одно и то же лицо?
   - Не исключаю этот вариант - хотя не думаю. Не станет такой человек светиться; думаю всё же, что Ефремов - один из двух низовых агентов. Может быть, это он завершил жизненный путь бедолаги Федорука; а что? Очень даже запросто! Раз он числился его заместителем - стало быть, наверняка знал лично; в пятницу оформил груз, выправил в дорогу машину - а сам по пути заскочил в Песчаное и путем организации несчастного случая обрубил - как он думал - все концы. Да, ещё один человек у них, сто процентов, был на таможне в Краковце - кто-то же должен был сообщить одному из агентов, что Сармат вдруг начал кому-то звонить после осмотра некоей фуры?
   Генерал вздохнул.
   - Дай Бог, чтобы такой был один...
   Левченко продолжил:
   - И, наконец, Москва. Здесь у нас сходятся все ниточки. Здесь оперативный центр этого проекта. Здесь кукловод, который ведёт всю эту херню. Которого мы пока, увы, не можем вычислить...
   - Вычислим. Сегодня двадцать четвертое. Где-то недельку им надо на подготовку отправки, ещё пару дней - туда-сюда, на разные вдруг возникающие мелочи. Стало быть, где-то второго - третьего июня они стартуют. Где-то пятого - шестого окажутся вблизи азербайджанской границы, на подготовку перехода - чтобы, значит, корреспонденты подтянулись, телевидение, разные там щелкопёры - двое суток. Значит, начиная с восьмого июня, нужно ждать взрыва информационной бомбы. Ежели Ведрич в Гороховце всё сделает, как мы задумали - а он сделает, не тот это человек, чтобы схалтурить - то взрыва не произойдёт - вместо него произойдет грандиозный пшик. И тогда этот Нудельман тотчас же начнёт звонить своему шефу! И вот здесь мы и определим, кто этот кукловод, кому мы обязаны лишним седым волосам в наших шевелюрах.
   Подполковник в сомнении покачал головой.
   - А почему вы решили, что непременно станет звонить? Их систему связи мы пока не отследили...
   Калюжный улыбнулся.
   - Этот твой Нудельман - голубой; так я понимаю?
   Левченко кивнул.
   - Стало быть, психика у него, хочешь - не хочешь, устроена всё же больше по женскому типу. Как женщина обычно реагирует на опасность, внезапно возникшую перед капотом её автомобиля - ежели она за рулём?
   - В девяти случаях из десяти - закрывает глаза, бросает руль и визжит.
   - Правильно. Что предпримет этот Нудельман, когда вдруг увидит, что вместо обещанной вселенской сенсации пред его очи предстала обычная железяка? Завизжит - то бишь, начнёт в истерике наяривать своему шефу, презрев все и всяческие доводы конспирации. Чтобы снять с себя обвинения в провале, чтобы просто выплеснуть на того волну негативной энергии, дабы ни в коем случае в себе её не держать - ведь это очень по-женски, ты не находишь?
   Подполковник улыбнулся и согласно кивнул.
   Калюжный продолжил:
   - Румянцев как, сможет отследить звонок?
   - Обижаете, Максим Владимирович! И номер, на какой он позвонит, и его абонента точное местонахождение, и идентификационную карту голоса этого кукловода - ежели, конечно, он станет ему звонить - люди Дмитрия Германовича всё сделают. Мы ж сейчас об этом Нудельмане знаем больше, чем он сам о себе - четыре экипажа его пасут день и ночь!
   - И правильно делают. Он сейчас, по ходу, главная фигура. Да, Ефремова этого, после того, как он груз сбагрит - отследите, и, ежели он на родину засобирается - не дайте ему удрать. Он мне здесь нужен. Пущай ребята Ведрича его к нам в Дмитров, на базу, привезут. Там мы его хорошенько расспросим, вдумчиво поковыряемся в его душонке - чтобы он нам всё, до последней ниточки, сдал, в первую очередь - кто с ним вместе на Украине работал; врага надо знать в лицо! Кстати, и экспедитора этого, как его... Попугаева?
   - Попугина.
   - Вот, и его тоже. Как только груз отправится в поход на юг - его тотчас же под белые ручки и в соседнюю камеру с Ефремовым. Пусть расскажет, кто его завербовал, от кого он получал задания - в общем, всё, как на духу.
   Лицо Левченко сделалось непроницаемо холодным.
   - А потом? Будем решать?
   Генерал достал новую сигарету, закурил, вздохнул - и ответил:
   - Пожалуй, нет. Перевербуем, и оставим жить. Не имеем мы права, ни Божьего, ни человечьего, этих людей жизни лишать. Ежели, конечно, этот Ефремов сознается в убийстве Федорука - что, я думаю, вряд ли - то тогда стоит, пожалуй, его кременчугской милиции, вместе с его собственноручным признанием, передать. Но чует моё сердце - он в этом деле ни за что не признается. Что во времена оны проявил малодушие и стал супостату служить - пожалуй, сознается; тем более - у нас на руках неопровержимые улики сего предательства имеются. За что мы его маленько и погладим против шерстки. А убийство... от убийства Федорука он будет до последнего отмазываться!
   - Тогда что ж.... Тогда, получается, мы за Сармата не отомстим?
   Генерал гневно вскинул голову.
   - Кто тебе это сказал?
   Подполковник смутился и неуверенно ответил:
   - Так ведь.... Вы ж сами сказали, что Ефремова и Попугина мы оставляем по эту сторону?
   Калюжный покачал головой.
   - Их - да. Потому что, ежели всех, кто в этой пакости замазался, валить наглухо - мы пол-Украины трупами завалим, не считая тех, кто в Польше и здесь, в России, врагу содействовал, и кого, стало быть, надо тоже карать - до кучи. Вон, капитан Панфилов докладывает - нашёл он вчера вечером пятерых мужиков из деревни Приютовка, что под Александрией; помогали ночью с четверга на пятницу перегружать металлический ящик с польской фуры, завалившейся в кювет, в грузовой УАЗик, управлял которым, по всем приметам, наш пан Ефремов. Их ты что, тоже предлагаешь решать? Они ведь тоже супостату помогали? Щупальца отсекать - дело гиблое, Дмитрий Евгеньевич; у спрута они всё равно отрастут. Надо бить спрута в сердце! Или, по крайней мере, в мозг - ежели, в соответствии с известными стихами, сердца у спрута вовсе и нету. В мозг!
   - Стало быть - кукловода? - полуутвердительно спросил Левченко.
   - Его! - Жестко отрубил генерал. А затем, выпустив колечко дыма - продолжил: - Никаких несчастных случаев. Никаких сердечных приступов. Вообще ничего, что могло бы позволить хотя бы кому-нибудь подумать, что он погиб случайно. Нет и ещё раз нет! Когда операция наша закончится, пусть Ведрич сделает это громко, и сделает так, чтобы любой человек, в любой точке мира, понял, что гибель означенного персонажа - есть КАЗНЬ. Именно казнь - и пусть это хорошенько зарубят себя на носу те, что играют за чёрных. Здесь им не третий мир! Здесь мы за такие штуки, что они решили с нами пошутить, караем без жалости - и это, заметь, Дмитрий Евгеньевич, вовсе не из мой личной кровожадности. Это насущная необходимость! Ребятишки сейчас лихорадочно ищут врага, на какого они бы смогли мобилизовать весь цивилизованный мир. Потому как американская экономика этого требует с пеной у рта! Без врага, без войны, без всё новых и новых вооружений - они рискуют остановиться. А остановка для Штатов сегодня - это крах. Про их внешние долги ты, конечно, в курсе?
   Левченко кивнул.
   - Как и про внутренние.
   - Стало быть, понимаешь, что только наличие общего врага заставит ту же Европу всерьез воспринимать штатовские фантики. Понятно, что и других рычагов влияния у них пока изрядно - тот же золотой запас Федеративной республики хранится за океаном - но всё же без внешнего врага в стане наших геополитических противников очень даже может начаться разброд и шатание. Каковые - чем чёрт не шутит? - вполне могут перерасти в серьезные изменения глобальных денежных потоков, в смену резервных валют. Сам знаешь, что это будет значить для Штатов...
   Подполковник покачал головой.
   - И не для них одних...
   - Так точно. Мы им малину чуток подпортим - хотя они об этом пока не знают - но, чует моё сердце, вариант с разоблачением поставок ядерного оружия Россией Ирану - далеко не последний козырный туз в их колоде. Не те это ребята, чтобы работать без страховки.... Ежели мы им масть перебьём - а мы её перебьём, в этом я не сомневаюсь - то у них наготове наверняка есть ещё один вариант назначения глобального врага всего цивилизованного мира. И после того, как мы кукловода здешнего образцово-показательно казним - они трижды подумают, прежде чем опять нас под монастырь попытаться подвести. И, скорее всего, поищут врагов попроще. Хотел бы я, кстати, знать, кого они на эту должность назначат...
   Тут Левченко спросил осторожно:
   - А объект.... Ну, который мы сегодня ночью изымем.... Куда его? К нам, в Подольск?
   Генерал по-мальчишески широко улыбнулся.
   - Да, было бы не плохо, иметь собственный незарегистрированный ядерный боеприпас! - Затем, посерьезнев, продолжил: - Нет, мы его сдадим честь по чести на тот арсенал - под Саратовом - где он по документам и находится. А ту станцию обеззараживания воды, какая все эти годы фугас изображала - себе заберём. Это и будет наш приз в этой операции. Потому как ведь должны же мы что-то за наши деньги, на поиск этого фугаса потраченные, получить? Будем воду обеззараживать - только я не совсем понимаю, где и как... - После этих слов Калюжный опять весело улыбнулся.
   - Максим Владимирович, вы давеча обещали рассказать, как это наш боеприпас оказался в руках у тех, что играют за чёрных?
   Генерал удивлённо глянул на своего заместителя:
   - Я? Обещал? Что-то не припомню.... Хотя ладно, расскажу.
   Калюжный устроился в своём кресле поудобнее, докурил - и, чуть улыбнувшись, начал:
   - Начало этой истории лежит во временах сугубо легендарных, о которых даже я, реликт холодной войны, уже начинаю подзабывать. Удумали наши верховоды в одна тысяча девятьсот семьдесят седьмом году заложить в недалёком расстоянии от гэдээровско-фээргэшной границы ядерные фугасы малой мощности. Килотонн по десять. Чтобы, значит, ежели удумает супостат повторить двадцать второе июня сорок первого года - то чтоб над его танковыми колоннами, лишь они пересекут рубеж обороны социалистического лагеря, немедля раскрылись бы зонтики зловещего вида. Задумано - сделано; в те времена, если ты помнишь, решение Политбюро было сродни воле Господа Бога - или, может быть, даже ещё и поглавней. Раз кремлевские старцы решили такую штуку врагу подложить - соответствующие НИИ тотчас эти фугасы разработали, и через два года двадцать один боеприпас мощностью по двадцать килотонн каждый был военному руководству страны явлен. Хорошо. В оперативных районах развёртывания наших войск в Восточной Германии, куда местным немцам вход был ограничен, были вырыты специальные десятиметровые колодцы, в фундамент которых были заложены обычные бомбы, на них установлены означенные фугасы, и в конце семьдесят девятого года поставлены были все эти ядерные ужасы на боевое дежурство.
   А в восемьдесят пятом, как ты знаешь, произошли в нашей стране роковые события. Мы вдруг стали дико стыдиться своего прошлого, с чего-то решили быть демократами и общечеловеками - и для начала решили нашу непобедимую и легендарную вывести из Германии в пожарном порядке. Как войска выводились - не мне тебе рассказывать. За тогдашние дела народу бы стоило расстрелять - тыщ десять, никак не меньше. Но это так, между прочим. Слухай дальше.
  Как-то, уже после всего этого бардака, судьба свела меня с генералом Зуйко, какой в начале девяностых, будучи полковником, командовал особым отделом инженерных войск Западной группы войск. И рассказал он мне тогда - а дело было в сауне, выпивали мы, помнится, закусывали, вели неспешные беседы - так вот, рассказал он мне тогда, под армянский коньячок, замечательную историю.
  В числе прочего ядерного оружия - какого, сам понимаешь, в арсеналах Западной группы было немало - надо было эвакуировать и вышеозначенные фугасы. Инженерные войска их чин чинарём сняли, упаковали, и на железнодорожную станцию Фюрстенвальде доставили - с неё тогда шла эвакуация. А поляки, что б ты знал, поставили на той стороне Одера дозиметры стационарные - и следили, суки, чтобы в эшелонах не было превышения радиоактивного фона. За экологию свою якобы боролись - хотя ежу понятно, что американский заказ выполняли. Посему все ядерные боеприпасы упаковывались в специальные свинцовые коконы, чтобы, значит, не светиться перед бывшими братьями по оружию, в одночасье вдруг ставшими врагами.
  Вот, а перед упаковкой обязанностью Зуйко было каждую такую хреновину обследовать на предмет её радиоактивности, и в паспорт фактическое гамма-излучение занести - чтобы, значит, знать, какую толщину стенок кокона предохранительного делать. Ну, и в числе прочих, предстояло ему проверить двадцать один фугас, о которых ранее шла речь. Проверяет он, стало быть, эти ящики - сам понимаешь, сторожко, ему ж ещё хотелось пожить нормальной жизнью, жена, опять же - и вдруг видит он чудо Господне. Двадцать фугасов, как им и положено, излучают что-то там - раза в три выше обычного фона - а один какую-то мелочь даёт на экране дозиметра! Не то девять, не то десять микрорентген в час, то бишь - естественный фон. Изумился этому факту Зуйко, но виду не подал. Или подумал, что тут не без вмешательства горних сил, или решил, что тут какие-то игры высшего командования - но отправил он всю эту партию единым махом, заверив своей подписью, что все фугасы в наличии и все, как один, дружно излучают - для чего их надо покрыть соответствующим свинцовым панцирем. Фугасы уехали, а Зуйко наш тотчас же к одному из старших офицеров штаба инженерных войск, какой их на станцию Фюрстенвальде отправлял, и подкатился. Дескать, дорогой товарищ полковник, объясни ты мне, Христа ради, один немыслимый физический феномен - двадцать ящиков с фугасами фонят, как сволочи, а один - как невеста на выданье, весь невинный и в белом. Причём, заметь, он сделать уже ничего не мог, а интересовался так, для общего развития.
  А полковник этот инженерный пошёл в глухой отказ. Ничего, дескать, не знаю, ни о чём не ведаю, да и вообще - а не пошли бы вы, товарищ чекистская морда, отсюдова вон. Короче, не узнал ничего Зуйко, но в памяти у него это отложилось очень хорошо.
  Вот, рассказал он мне эту историю - так, в порядке дружеского общения - и я о ней на пять лет забыл. А вспомнил аккурат неделю назад, когда Одиссей с украинско-польской границы прислал нам не совсем внятную депешу, про какие-то диковинные дела с радиоактивным арахисом. Сел я, крепко подумал, чаю черней чёрного выпил стаканов десять - и начала у меня одна интереснейшая схема вырисовываться. Но схема схемой - а всё равно нескольких звеньев не хватало. И тут вспомнил я рассказ Зуйко, и велел ребятам подполковника Загороднего найти одного отставника, какого он упоминал - ежели, конечно, тот был ещё по эту сторону. Нашли. Жив. Во славном городе во Владимире обретается. И, как ты помнишь, навострил я давеча туда лыжи.
  Сначала разговор у нас с полковником Антоновичем не заладился. Не хочет, ты понимаешь, идти навстречу, хоть ты кол ему на голове теши. Не знаю, говорит, о чём вы тут мне гутарите, да и вся недолга. В общем, не получается разговора.
  Тогда решил я тогда к нему с другого бока подкатиться. И честно, как на духу, весь расклад, какой к этому времени уже образовался - ему и выложил. Дескать, ни в чём вас, товарищ полковник, обвинять не хочу, но помочь вы Отечеству в данный момент обязаны; ибо, хочь и в отставке, а присяга - она завсегда присягой остаётся. И обязаны вы думки мои относительно некоего груза либо подтвердить, либо опровергнуть - потому как слишком сурьезные дела могут в ближайшее время произойти, тут уж об соре из избы и речи быть не может.
  Рассказал он мне всё. Про своего офицера непутёвого, какой сначала халатность допустил, а потом к прямой измене скатился. Про другого своего офицера, который решил быстренько конвертировать имущество бывшей Родины в свой собственный рай на земле. Много чего интересного я в тот вечер услышал...
  В общем, подтвердились мои предположения, что тот груз, что в позапрошлую пятницу пересёк польско-украинскую границу, и который стоил нашему товарищу Александру Дроботею жизни - на девяносто девять процентов был тот самый двадцать первый фугас, в девяносто втором году врагом предательски похищенный. Посему, дорогой мой товарищ Дмитрий Евгеньевич...
  Тут в дверь кабинета генерала Калюжного постучали. Прерванный на середине фразы, генерал недовольно бросил:
  - Входите, кого там ещё чёрт принёс!
  Дверь открылась, и в кабинет скорым шагом вошёл подполковник Загородний.
  - Товарищ генерал, только что звонил майор Ведрич.
  - Ну? Не тяни кота за хвост!
  - Первое. Бортовая "газель" с искомыми номерами только что была зафиксирована на въезде в Гороховец со стороны деревни Куприяново. На расстоянии в семь-восемь метров от её борта обнаружено было серьезное превышение радиоактивного фона - порядка тридцати микрорентген в час. Капитан Сердюк ведёт сейчас её по городку, машина направляется на северо-западную окраину, к мосту через реку Клязьма. Капитан Сердюк и его напарник уверены, что транспорт следует на стоянку, находящуюся на противоположном берегу реки - там у них нечто вроде промышленной зоны, уж какая она у них там есть: склады, производственные помещения.
  Второе. Майор Ведрич докладывает: им обнаружена фирма "Ориентал экспорт-импорт", зарегистрированная десятого апреля этого года; фирма эта заключила контракт на поставку в Иран, в адрес компании "Гёрган индастриал групп", линии по переработке овощей и фруктов. Всего контракт на полторы сотни единиц груза, общая стоимость - шестьдесят семь тысяч евро. Начало отгрузки - после получения первого платежа. Вчера этот платёж поступил.
  Генерал встал. Лицо его было торжественно-серьезным.
  - Всё, товарищи офицеры. Сражение началось! Левченко, остальные твои оперативники все на месте?
  - Так точно!
  - Свяжись со всеми, сообщи, что противник обнаружен и идентифицирован. Связь у Ведрича с ними есть?
  - А как же!
  - Как только "газель" с нашим грузом окажется на стоянке - пусть немедленно начинает активные действия. Сегодня же ночью - сегодня же! - груз должен оказаться в наших руках. Но что б ни одна живая душа! Сохранение режима секретности - абсолютное. Если водитель машины будет мешать - разрешаю Ведричу использование специальных средств; пусть его отключат часов на пять. Все телефоны этих ориенталистов взять под немедленный контроль! Завтра утром в этой "газели" - или, если они успеют её разгрузить, то на том складе, где будет происходить разгрузка - должна находиться та железяка, которую привёз капитан Кулешов. Он, кстати, на связи с Ведричем? - Левченко кивнул. - Хорошо. Пусть майор докладывает каждые полчаса. Передай ему - я на него надеюсь.
   Затем, присев на своё кресло, генерал перекрестился и, вздохнув, сказал Левченко вполголоса:
   - И пожелай ребятам удачной охоты...
  
  
  ***
  Не спалось. Чёрт знает, что такое! Поздней ночью, когда устраивался в этой гостинице, казалось - проспит сутки. А прошло всего шесть часов - и сна ни в одном глазу. Вот тебе и выспался...
  Одиссей встал, прошёлся босиком по холодному полу номера (обставленного, надо сказать, исключительно по-спартански - скрипучая деревянная кровать с тощеньким матрасиком и ветхим бельишком, шкаф типа "Гей, славяне!" выпуска одна тысяча девятьсот пятьдесят какого-то года, фанерная тумбочка; интерьер номера завершала настольная лампа "времён очаковских и покоренья Крыма". Очевидно, администрация гостинцы, расположенной на четвертом этаже административного здания с пугающе-огромной вывеской "Казино" на входе, явно не горела желаньем видеть своих редких постояльцев по второму разу), выглянул в окошко.
  Городок проснулся. На Татарской несуетливые дворники заканчивали утреннюю уборку, по Ленина то и дело проносились (впрочем, "проносились" - это громко; скорее, внушительно шествовали) разные авто служебного назначения, типа хлебных фургонов или микроавтобусов с товарами местных рыночных деятелей. Что ж, провинция просыпается рано - это нормально; вечерами здесь никаких особых изысков в плане отдыха наверняка нет, посему народ ложиться спать часов в десять, максимум.
  Одиссей вздохнул. Это было его первое утро за последние десять дней, когда ему особо некуда было спешить - казалось, ему бы радоваться да веселиться! Дома, свободен, обласкан командованием, горд осознанием выполненной миссии - кажись, причин для бодрого и оптимистического состояния духа - с избытком; гуляй, солдат! Да, всё было бы в полном ажуре - если бы не вчерашний разговор с Натальей свет Генриховной...
  Какой-то мерзкий металлический привкус на зубах - и тяжёлая горечь в глубине души; а ведь, если подходить с точки зрения формальной логики - он ведь ни в чём перед девушкой не виноват! Ничего не обещал, ни в чём не обнадёживал.... Даже не целовались ни разу! Что ж так паскудно на душе-то, а?
  Шикарный "бентли", поплутав по касимовским улицам, остановился у входа в казино уже за полночь; Наташа, махнув шофёру, чтобы оставался на месте - выпорхнула с заднего сиденья и, дождавшись, пока Одиссей хлопнет своей дверцей - взяла его за руку. Он взглянул на неё - владелица роскошного лимузина в этот момент показалась ему пугливой школьницей с соседнего двора. И тут же спинным мозгом он почувствовал высокий, звенящий накал паузы, что повисла меж ними...
  - Ну, вот я и на месте! - Попытался Одиссей уклониться от предстоящего объяснения - но фальшиво-бодрый его тон не смог обмануть даже его самого; Наташа же, подняв глаза, отрицательно покачала головой.
  - Ты не то говоришь.
  Одиссей вздохнул.
  - Наташа, ни к чему всё это. Ты ещё очень молода, я старше тебя на четырнадцать лет. Ты богатая наследница, а я нищий босяк, без флага и родины. Ты...
  Взгляд - как блеснувший в ночи клинок! И слова - слова, слушать которые было невмоготу, от которых становилось холодно в груди и больно в висках...
  - Саша, я люблю тебя. Люблю с той самой первой минуты, когда увидела на шоссе возле Яворова. Люблю больше жизни! Я не хочу никуда уезжать; давай я останусь с тобой? Я никуда не хочу уезжать без тебя!
  Боже, ну почему это происходит с ним?
  - Наташенька, сегодня я уже говорил тебе - и повторю ещё раз. У меня есть женщина, которую я люблю, и у нас растёт сын. Бесчестно и подло было бы лгать тебе, что-то обещать.... Я не могу дать тебе того, что тебе нужно. Не могу!
  Слеза сбежала по матовой коже щеки... Он почувствовал себя последним негодяем - но, качнув головой, сказал, чувствуя, как каждое его слово превращается в свинцовое ядро:
  - Наташа, я не достоин твоих чувств. И не могу ответить тебе тем же. Прости, если сможешь.
  Опять - слёзы, тихое поскуливание, всхлипывания - каждое из которых рвало его сердце.
  Подняла глаза. И - с блеском надежды:
  - А если эта женщина тебя не дождалась? Если у неё уже другой?
  Вздохнул. Ну, как, как ей объяснить?
  - Она ждала меня девять лет. Она каждый день думала обо мне - и я чувствовал это. Она писала мне письма, которые я храню у сердца и сейчас, а когда я был тяжело ранен и лежал в тюремной больнице, она, наплевав на все преграды, перечеркнув все риски - пришла ко мне, чтобы побыть со мною всего лишь десять минут. Она - моя Неле, а я - её Тиль Уленшпигель. И у нас есть сын - которому она каждый день все эти годы рассказывала на ночь сказку о том, как однажды его отец вернется из дальних стран, чтобы никогда уже больше не разлучаться. Я думал о ней всегда - и думаю сейчас. Прости меня, Наташа...
  Тяжёлый вздох - и в потухших глазах лишь горечь разбитых надежд.
  - А как.... А как её зовут?
  - Герда.
  - Она.... Она немка?
  - Да. Из Восточной Германии. Мы учились в одном университете.
  И опять - тяжёлая, рвущая сердце пауза...
  Наконец, рука, сжимающая его запястье - ослабла, а затем - разжалась и безжизненно упала.
  - Наташа, я буду благодарен тебе всегда. Ты сделала для меня больше, чем кто-либо ещё, ты явилась мне, как ангел-хранитель, в час, когда холодное отчаянье овладело моим сердцем. Ты даже не представляешь, что ты сделала для меня!
  Подняла глаза. Смахнула слезинку - и, едва слышным голосом:
  - Я бы умерла за тебя...
  Господи, ну как слушать такое? Нет сил человеческих!
  - Не надо умирать. У тебя впереди - целая жизнь!
  Качнула головой.
  - У меня нет ничего.... Без тебя. Ни-че-го.... И уже не будет никогда.
  Одиссей грустно улыбнулся.
  - Будет, будет.... Всё ещё у тебя впереди! Боже, тебе всего двадцать лет!
  Промолчала в ответ. Затем, последний раз всхлипнув - вскинула гордо голову.
  - Ну что ж, прощайте, Александр Мирославович.
  Одиссей отрицательно покачал головой.
  - Мы ещё встретимся с тобой; жизнь длинная! Горечь развеется ветром времён, и очень скоро ты забудешь этот вечер. У тебя всё будет хорошо - я верю в это; и, когда в следующий раз мы встретимся - ты, может быть, даже не узнаешь меня. До свидания - и пусть это наше следующее свидание произойдёт в тот день, когда ты будешь счастлива!
  Не ответила. Молча развернулась, и, не оборачиваясь, села в машину. Тут же могучий "бентли", утробно рыкнув, плавно набрал ход - и, быстро набирая скорость, через несколько секунд исчез в сгустившейся тьме. Осталась тёплая безлюдная ночь - и тяжёлая горечь в душе, как будто умер кто-то близкий. Так же примерно он чувствовал себя, когда на дежурстве прочёл письмо Андрюхи Михальченко о гибели Игоря Лапуки - ушедшего в армию на полгода раньше их всех и погибшего в октябре восемьдесят шестого, где-то в Закавказье. Такое же чувство опустошённости и утраты чего-то такого, чего уже не будет никогда. Эх, Наталья Генриховна...
  Потом - гостиница, лёгкое непонимание со стороны пожилой девушки на рецепции (чего он, собственно хочет?). Оплата "люкса" (оказавшегося примитивнейшей общагой - но зато на одного), тяжёлое забытьё без снов - и, извольте, ранний подъём едва ли не на рассвете. Да-а-а, вот тебе и беззаботный трёхдневный отдых, разрешённый подполковником Левченко...
  Ладно, если уже поспать не получается - надо хоть побродить по этому Касимову; когда ещё доведётся побывать в этом местечке?
  Принял душ (горячей, понятное дело, не было, зато холодной - изо всех отверстий!), выбрился до синевы (глядя на себя в зеркало, понял, отчего это у администраторши внизу вечером было такое выражение лица - из зеркала на него смотрела форменная бандитская рожа, небритая и грязная; вот интересно, что ж Наталья Генриховна в нём-то нашла?). И, одевшись и приведя себя в должный вид - вдруг почувствовал, что смертельно голоден. Когда ел последний раз? Сутки назад, на границе Белгородской и Курской областей; правда, съел он тогда едва не полтора десятка котлет, но ведь это было так давно...
  В общем, сначала - плотный завтрак, затем - осмотр достопримечательностей.
  На площади, куда выходили двери гостиницы - мест общественного питания не было в принципе. Районная власть с полинявшим триколором и почта-телеграф. Ладно, допросим языка!
  Мимо на велосипеде проезжал подросток. Взятый в плен и допрошенный с пристрастием (десять рублей бумажкой и столько же мелочью), юный абориген выдал все военные тайны вверенного городка. Лучшее кафе - на Советской, в паре кварталов от центральной площади. Хорошо и недорого кормят, наливают "Русское светлое" нефильтрованное по тринадцать рублей за кружку. Чуть дальше, для любителей экзотики - кафе с татарской кухней "Рахат", тоже, по словам говорливого "военнопленного", весьма приличное по части поесть-попить. Одна заминка - сейчас всего половина девятого утра, а работают оба заведения с двенадцати. Что ж, попробуем как-то склонить дружелюбных деятелей поварёшки к небольшому изменению режима работы...
  Кафе-бар на Советской признаков жизни не подавал - очевидно, там всё начиналось гораздо позже девяти утра; что ж, не беда - пойдём попытаем счастья в татарском заведении. Тем более - Касимов довольно долго был столицей вассального Москве татарского ханства, и Симеон Бекбулатович, потешный "царь", назначенный Иваном Грозным на время своего отсутствия местоблюстителем престола - тоже, вроде бы, был из этих мест. В общем - общая дирекция на кафе "Рахат"!
  Когда Одиссей подошёл к вышеуказанному заведению - у его дверей как раз стоял грузовой "бычок", из которого парочка крепких молодых людей без устали таскала внутрь заведения ящики, коробки и пакеты. Сурового вида мужчина с изрядным животом, судя по всему, был хозяином или директором заведения - и к нему Одиссей и направил свои стопы.
  - Здравствуйте, уважаемый!
  Пузатый шеф настороженно глянул на Одиссея - и, очевидно не обнаружив в его лице опасности для своего заведения - важно кивнул.
  - Здравствуйте. Чего хотели?
  - Как бы это чего-нибудь поесть в вашем заведении? - Одиссей произнёс это без особой надежды, уже потихоньку смиряясь с мыслью, что завтракать придётся колбасой и кефиром из ближайшего магазина.
  К его удивлению, важный дядька расплылся в улыбке.
  - Конечно, дорогой! Вчера был юбилей у районного прокурора, еды осталось - море! Конечно, покормим! Заходи!
  Одиссей поколебался несколько секунд - насторожили слова "еды осталось" (это что, типа, объедки?) - но затем голод одержал верх над подозрительностью, и он вошёл в кафе.
  Тут же к нему подбежала девушка, на вид - лет восемнадцати, и, улыбнувшись, спросила:
  - Равиль Александрович сказал, что вы хотели бы позавтракать. Что вам предложить?
  Хм.... Если бы ещё он знал, что здесь подают!
  - На ваше усмотрение, барышня. Я сутки не ел, сейчас бы барана целиком бы сожрал. Но.... Как бы это помягче.... Этот, на входе, Равиль, сказал, что у вас тут объедки со вчерашнего. Так вот - их, пожалуйста, не надо.
  Девушка улыбнулась.
  - Вчера был юбилей у прокурора. Заказали на сорок человек закуски, горячее, десерт - а почти никто не ел. Мы даже отбивные не жарили - сейчас стоят в холодильнике. Равиль Александрович велел вам их по полцены предложить. Зажарить их - десять минут. Нести?
  - Ну, если это не вчерашнее...
  - Нет-нет! Мы и салаты вчера многие не смешивали и тем более не заправляли, и торты простояли в холодильнике.
  - Тогда - пару салатиков, три отбивные, пиво, кофе и кусок торта. Сможете?
  Девушка молча кивнула, сосредоточенно всё записала в свой блокнотик - и улетела.
  Завтрак был царский. Да что там! Завтрак был императорский! Одиссей уже давненько так не ел - пожалуй, со времён тюремной больницы, в мае девяносто девятого. И за всё про всё с него спросили сто двадцать рублей! Он подумал, что, пожалуй, ежели тут так хорошо и дёшево кормят - есть смысл пожить тут денька три.
  - Девушка, а какие тут у вас достопримечательности есть?
  Официантка нахмурила лобик.
  - Эта.... Усыпальница ханов касимовских. Ещё городище.... А вы пройдитесь по городу, он маленький, всё и увидите. А вы проездом у нас?
  Одиссей кивнул.
  Девица улыбнулась.
  - Я так и подумала. Наши местные никто с утра не ходит в кафе - дома кушают. Да и вечером больше пиво и водку - а закусывают слабо. Дома - оно ведь вкуснее, хотя у нас тут повар очень хороший, а всё равно - домашняя кухня это домашняя кухня. А где ваш дом?
  Одиссей открыл рот, чтобы ответить - и вдруг понял, что отвечать ему, по сути, нечего. Нет у него дома - но как сказать об этом этой славной девчушке, любопытной, как чуть подросший щенок, сейчас доверчиво глядящей на него? А главное - что ответить на этот вопрос СЕБЕ? Одиссей вздохнул.
  - Нет у меня сейчас дома. Старую квартиру продал, новую ещё не купил. Вот решаю, где обосноваться.
  - А жена ваша? Вы что ж, с ней не советуетесь?
  Одиссей грустно улыбнулся.
  - Нет у меня жены.
  Официантка всплеснула руками.
  - Как же ж так? Такой видный мужчина - и один? Нельзя мужчине быть одному, нехорошо! - Тут в её глазах блеснула озорная искорка: - А вы оставайтесь у нас, здесь, в Касимове! Мы вас на татарочке женим - у нас тут такие хорошенькие есть, просто прелесть! - А затем, чуть подумав, добавила: - Да и у меня сестра младшая не замужем...
  Одиссей улыбнулся.
  - А сколько ж вашей сестре?
  Официантка серьезно так вздохнула - и ответила:
  - Много уже. Двадцать один.
  - Нет, молодая для меня. Да и.... Соврал я, есть у меня жена. Только очень далеко отсюда...
  Официантка погрозила ему пальчиком.
  - Вот! Все мужчины одинаковы! Как только из дому - так сразу и неженат! Куда это годится? - А затем, увидев, что завтрак Одиссеем уничтожен подчистую - добавила: - Может, вам что-нибудь ещё принести? Рыбу наш повар может поджарить, судака. Свежий, вчера в Оке поймали!
  Одиссей отрицательно покачал головой.
  - Рыба - это уже перебор. Вы мне ещё чашечку кофе сделайте, пожалуйста - и тогда я по-настоящему буду счастлив!
  Официантка упорхнула.
  Одиссей остался один - наедине со своими мыслями.
  Да-а-а, что-то он подзадержался в кавалерах.... Нет, пожалуй, по местным достопримечательностям он не ходок. Надо собирать манатки - и чесать в Москву. В конце концов, обещал же Дмитрий Евгеньевич выполнить любое его (в пределах разумного, конечно) желание? Было дело, не далее, как вчера в полночь. А какое у него сейчас главное и единственное желание? Увидеть свет любимых глаз, вдохнуть запах любимых волос, почувствовать на своём плече голову единственной женщины на земле - в конце концов, что сказала эта девушка? Не может мужчина быть один, неправильно это, нехорошо!
  Мужчина должен быть рядом со своей женщиной...
  Значит, решено. Сегодня же - в Москву, там завершить все процедуры, связанные с его новой ипостасью, и - сдать документы для получения германской визы. Можно, конечно, и без этой ерунды, на пересылке в Гёдёллё он встречал человека, трижды без всяких виз переходившего польско-германскую границу в глухом заповедном углу, в польском аппендиксе у Градека-над-Нисой (и севшего, кстати, совсем не за это) - но рисковать мы не станем. Его женщина ждёт его у окна вовсе не для того, чтобы встретить его воровски, тайно, ночью. Нет! Он приедет к ней на закате дня, когда на часах будет шесть - приедет, чтобы забрать домой, забрать вместе с сыном, забрать - НАВСЕГДА.
  Потому что не может и не должен мужчина быть один - когда где-то в дальней стороне ждёт его у окна любимая женщина...
  
  
  ***
  
  - Вениамин Аркадьевич? - К выходящему из "Перекрестка" на Пролетарской элегантному мужчине лет сорока, демонстративно, но и не без некоторого изящества, выключившего сигнализацию розового "гелендвагена", запаркованного рядом с входом в супермаркет - подошли трое неброско одетых, хмурых мужчин, один из которых незаметно, но крепко взял его за локоть.
  - Я. В чём дело, господа? Чем обязан? - голос изящного денди дрогнул, и вместо внушительного баритона окружившие его хмурые мужчины услышали фальшивящий визгливый дискант.
  - Ваша машинка? - Не обращая внимания на его вопрос, спросил один из хмурых, кивнув на розовый джип.
  - Моя. А в чём, собственно дело? Я что, правила нарушил?
  - Садись. Поговорим внутри.
  Элегантного денди почти силой впихнули на заднее сиденье "гелендвагена"; один из хмурых сел за руль, второй - на пассажирское сиденье справа от водителя, третий сел сзади, крепко зажав своей клешней локоть элегантного господина.
  - Господа, это произвол? Что вы себе позволяете! Вы знаете, кто я? У вас будут серьезнейшие неприятности! - изящный хозяин авто попытался взять инициативу в свои руки - что ему не удалось. Сидящий на водительском кресле мужчина бросил:
  - Заткнись. Неприятности - у тебя. И не будут, а уже есть. Читал? - И с этими словами он бросил на заднее сиденье измятый номер "Gazeta Wyborcza". - Вторая страница, внизу.
  Элегантный господин взял газету - по его глазам было ясно, что он ничегошеньки в этой ситуации не мог понять - и, оглядев окружившие его каменные лица, вздохнув, развернул предложенную прессу.
  - А где именно?
  - Раздел "выпадки"2. - Голос сидящего на водительском месте мужчины был глухо-раздражённым.
  Владелец "гелендвагена" не стал больше спорить - а, хмуря брови и шевеля губами, начал читать предложенную статью. Видно было, что польский текст даётся ему с немалым трудом.
  Вдруг изящный денди побледнел и опустил газету. Сидящий на переднем пассажирском кресле хмурый удовлетворённо кивнул.
  - Значит, прочитал. И я тебя даже спрашивать не буду, был ли ты знаком с убиенным таким жестоким образом уважаемым господином Спиро Такманом. Вижу, что был.
  Хозяин "гелендвагена", сделав несколько судорожных движений губами, всё же смог произнести:
  - Но.... Как же так? Ведь господин Такман.... Он же член совета директоров.... Уважаемый бизнесмен.... Как же? Топором? На глазах пассажиров? Но ведь... ведь это невозможно?
  Хмурый, сидящий за рулём, кивнул.
  - Невозможно. Но произошло. Завтра будет в наших газетах. Важный бизнесмен, член совета директоров, член наблюдательного совета, и прочая, и прочая, а на самом деле - резидент иностранной разведки - на глазах пассажиров автобуса Люблин - Краков вытащен тремя неизвестными в масках из собственного "мерседеса", жестоко избит, а затем демонстративно лишён головы. Жуткое это убийство произошло вне зоны доступа мобильной связи, так что полиция об этом кошмаре узнала лишь через полчаса, когда кровь вашего убиенного хозяина уже успела остыть. И заметьте, Вениамин Аркадьевич - газета не пишет, что преступники пойманы. Знаете, почему? Потому что они уже дома...
  Элегантный господин достал из нагрудного кармана шёлковый платок, вытер появившуюся на лбу испарину.
  - А я? Вы.... Кто вы?
  - Не имеет значения. Имеет значение лишь одно - мы в состоянии сделать то же самое со всеми, кого считаем заслуживающими подобного. Три дня назад, десятого июня, вы были на погранпереходе Ханоба?
  - Да... нет... - Хозяин "гелендвагена" вдруг начал обильно потеть, и его изящный шёлковый платок, которым он лихорадочно начал вытирать лоб, мгновенно превратился в мокрую тряпку. Сидящий на водительском месте хмурый, брезгливо поморщившись, протянул ему кусок фланели, торчащий из бокового кармана дверцы джипа, и в обычной жизни служивший, очевидно, для протирания стекла. Но элегантному господину было уже, очевидно, не до гигиены - схватив грязноватую тряпку, он торопливо начал вытирать лицо, всё покрытое крупными каплями пота.
  - Ещё раз спрашиваю - был с азербайджанской стороны перехода Ханоба десятого июня, в два часа дня? Я ведь тебя не затем спрашиваю, чтобы ты мне правду сказал - я её и так знаю. Я тебя затем спрашиваю, чтобы решить, что с тобой дальше-то делать...
  Изящный денди (стремительно, правда, перестающий быть таковым) часто закивал головой.
  - Был, был. Но я был там не один! Там ещё съёмочные группы двух телеканалов были, и ещё журналисты...
  Но хмурый с водительского сиденья его прервал.
  - Мы знаем. Тагиева знаешь? Подполковника Тагиева?
  - Да, знаю.
  - Хорошо. В три часа, когда ваша затея кончилась пшиком - ты звонил Такману на его служебный телефон. Так?
  Хозяин "гелендвагена" опять мелко закивал.
  - Хорошо. Ты знал, что должно было быть в фуре, перевозящей комплект оборудования для производства соков? Тебе Тагиев об этом говорил?
  - Нет! Богом клянусь, нет! Спиро сказал... Спиро обещал, что будет мировая сенсация. А там оказалась... оказалась какая-то дурацкая железяка! Тагиев сначала что-то начал говорить о чудовищной контрабанде - но потом.... Там какой-то офицер принёс какой-то прибор... я не знаю, что они там мерили - но потом Тагиев сказал, что... что все свободны.
  - И ты позвонил Такману?
  - Да, я же должен был выяснить, что за идиотский розыгрыш он мне устроил... на свои же деньги?
  - Значицца, так, Вениамин Аркадьевич. Вы, как я понимаю, компанию покойному Такману составить никак не желаете?
  Денди стремительно побледнел.
  - Н-н-н-ет....
  - Отлично. Вы ведь по политическим убеждениям - либерал, насколько я понимаю?
  Элегантный господин криво улыбнулся.
  - Да я ... я как-то далёк от всего этого....
  - Значит, либерал. И вам, как либералу, дорога свобода прессы? И в целом свобода слова, митингов, собраний? Права человека, наконец?
  Хозяин "гелендвагена" растерянно пожал плечами и промолчал.
  - Значит, дороги. И завтра вы публично, на глазах коллег, при телекамерах - порвёте свой российский паспорт и заявите, что ни одной секунды больше не можете быть гражданином страны, столь беззастенчиво попирающей основополагающие демократические свободы и права. Израильский паспорт у вас же имеется?
  Изящный господин молча кивнул.
  - Вот и славно. И вы, как гражданин Израиля, до полудня послезавтрашнего дня навсегда покинете проклятую страну, душащую свободу слова. Ведь покинете, не так ли?
  Денди растерянно оглядел хмурых мужчин.
  - А... а зачем?
  - А затем, Вениамин Аркадьевич, что, если вы этого решительного гражданского поступка завтра в десять утра, на пресс-конференции в Интерфаксе, не сделаете - то к закату господин Спиро Такман будет наслаждаться вашим обществом. Учти, Нудельман - мы не милиция, не ФСБ, не прочие официальные органы. Нам для того, чтобы отрубить человеку голову, никакие санкции никаких прокуратур не требуются. Мы сами решаем, у кого есть право на жизнь - а у кого эта лицензия уже закончилась. Твой дружок и хозяин Спиро Такман решил, что может вытворять на нашей земле всякие кунштюки - и ему за это ничего не будет; мы его убедили в обратном. Очень хорошо убедили! Поэтому, хочешь жить - завтра в десять утра ты перед телекамерами рвёшь свой российский паспорт и послезавтра убываешь Эль-Алем в аэропорт Бен-Гуриона. Не хочешь - можешь и не рвать, мы поймём и уважим твой выбор.
  - Нет! Нет! Конечно, порву! Да меня давно уже зовут в Израиль... Господь с вами, конечно порву! - Тут хозяин "гелендвагена" вымученно улыбнулся. - Только вот с имуществом как быть? У меня здесь квартира, машина...
  Сидящий на водительском сиденье хмурый развёл руками.
  - Ну, раз тебе имущество так дорого - оставайся. Я понимаю, прикипел душой к барахлишку-то, приобвыкся.... Неволить не можем. Выбор у тебя есть - твоё дело его сделать. Стало быть, остаёшься? - и хищно улыбнулся.
  Элегантный господин опять побледнел.
  - Да нет, нет, вы меня неправильно поняли... Бог с ним, с барахлом, я сегодня ещё успею сделать доверенность на Борю Хайфмана. Нет, я уезжаю - решено!
  - Ну что ж, тогда - счастливого пути. Поздравляю - вы сделали отличный выбор! Не каждый день человек вот так, запросто, получает жизнь в подарок.... Да, кстати, ещё об одном пустячке я вас попрошу: не забывайте о нас, Нудельман. Никогда не забывайте!
  
  
  
  ***
  
  Ну, вот и лавка.... Давненько он здесь не был! В последний раз - в мае девяносто пятого, когда привёз "премиксы", ввезённые из Польши;3 тогда он, помнится, получил чуть не тысячу долларов премии - эх, знать бы ещё, что он тогда реально через границу перебрасывал...
  - Давай, не стой на входе. Генерал велел быть к часу - а у нас, как ты знаешь, не принято задерживаться, и уж тем более - опаздывать. - Свою тираду подполковник Левченко усилил лёгким толчком портфеля по филейным частям своего агента - и, получив дополнительное ускорение, Одиссей бодрым стрелковым шагом вошёл в здание "Спецметаллснабэкспорта".
  - Куда сейчас, Дмитрий Евгеньевич? - в растерянности остановился он перед лестницей и уходящим направо и налево коридором.
  - Давай на второй этаж; у нас, как в любой солидной торговой конторе, начальство пребывает в бельэтаже.
  Они поднялись по старательно отполированной лестнице - и оказались перед массивными дубовыми дверями, на которых - на единственных из всех окружающих! - не было номера.
  - Ну, вот мы и на месте. Стучи!
  Одиссей несмело постучал.
  Подполковник улыбнулся.
  - Ты что, не видишь, что дверь из массива дуба? Ну-ка повтори, да смелее!
  Но повторять не пришлось. Дверь отворилась - и на пороге предстал генерал-лейтенант Калюжный, хозяин кабинета, собственной персоной.
  - Давай, заходите оба. Завели, понимаешь, привычку стучать - можно подумать, я тут с секретаршей уединяюсь... - Шутливо пробурчал генерал.
  Они вошли. Калюжный жестом предложил подполковнику и Одиссею садится - и, улыбнувшись, сказал:
  - Ну, вот мы с тобой и познакомились, Одиссей. Как там ваша Итака? Успел хоть воздухом родным надышаться? Вишь, как у нас - с корабля, да и на бал, даже отдохнуть тебе не дали. Мой грех, сознаюсь. Ну, да, думаю, ты шибко-то на меня не злишься?
  Одиссей улыбнулся.
  - Никак нет, товарищ генерал.
  Калюжный махнул рукой.
  - Ты эту субординацию оставь, не в армии. Зовут меня, как ты знаешь, Максим Владимирович - так и обращайся. Левченко, как там наш щелкопёр? Убыл на историческую?
  Левченко кивнул.
  - Ещё и с каким скандалом! Парнишка резвый до неприличия оказался, я даже начал было всерьез опасаться насчёт того, что зря мы его, может быть, так легко отпустили?
  Генерал отрицательно покачал головой.
  - Не боись. С ним подполковник Загородний со своими ребятишками хорошую воспитательную работу провёл. Тем более - о жуткой участи господина известного коммерсанта Такмана все телеканалы с утра наперерыв вещают, голову его отрубленную показывают.... Господь с ним, убогим. Мы тут для другого собрались. Санёк, - Обратился генерал к Одиссею, - Ты что себе в награду за операцию "Дареный конь" хотел бы получить? Об орденах не заикайся, а всё остальное - в пределах разумного - проси.
  Одиссей почесал затылок. А затем, подняв глаза к потолку, произнёс вполголоса:
  - Немецкую визу, Максим Владимирович. Работу. Жильё. Да, машинку мою, что в Воронеже осталась - забрать. Пожалуй, всё.
  Генерал кивнул.
  - Жить будешь в Солнечногорске, мы там тебе квартиру двухкомнатную купили. Работать в Москве - есть тут парочка газет, которые будут принимать твои статьи. Насчёт германской визы - сделаем, может быть, не так быстро, как хотелось бы - но к первым числам сентября я тебе её обещаю. Сам понимаешь, мы тебя должны ещё хорошенько на этой земле обустроить - у каждого нормального человека после тридцати трёх лет жизни неслабый шлейф всяких документов тянется, вот мы их тебе пока и будем делать. - Тут генерал едва заметно улыбнулся и спросил: - Герду свою хочешь увозом увезти?
  Одиссей кивнул.
  - Её. Я ей вчера позвонил, сообщил, что жив-здоров; звонил с оперативного, так что у неё звонок был как из Афин.
  - Ждёт?
  - Ждёт, Максим Владимирович.
  Калюжный глубоко вздохнул.
  - Ну, раз ждёт - езжай, забирай. Она сейчас в разводе, ты в курсе?
  Одиссей кивнул.
  - Да, Дмитрий Евгеньевич уже посвятил. Переехала на старую квартиру, на Мартин Лютер-штрассе.
  - Ну, вот. Стало быть - барышня свободна. Не знаю, правда, что там у неё с работой - но, думаю, ежели собралась она в наши палестины навсегда, то со своей службой что-то придумает. Ей мы тоже работу подыщем; кстати, уж не взыщи - получать она будет поболе тебя, поскольку - знание трёх языков. Твои-то познания нам тоже известны, да вот только учил ты всё больше не те языки, что надо. Английского, как я понимаю, до сих пор сторожишься?
  - Сторожусь.
  - Ну, тебе видней. Ладно, сегодня вон подполковник отвезёт тебя в твою квартиру, а с завтрашнего дня получай в распоряжение капитана Гонта с машиной - и начинай обустраиваться. Жену-то, чай, в голые стены не приведёшь?
  Одиссей улыбнулся.
  - Да не хотелось бы...
  - Ну, вот и давай, действуй. Денег там тебе, сколько нужно, Дмитрий Евгеньевич выдаст, до первого июля - то бишь, почитай, шестнадцать дён - ты свободен. С первого начинается твоя трудовая биография - под новым именем и фамилией. - Тут генерал, спохватившись, спросил: - Кстати, может, тебе Бондаренкой уже и не стоило бы быть? Дмитрий Евгеньевич докладывал, что ты там, в Кременчуге, однополчанина встретил, какой про твоё злодейство в Венгрии4 в курсе, и о том, что срок тебе добрые венгры недетский намеряли - тоже.
  Одиссей отрицательно покачал головой.
  - Нет. Буду Бондаренко. Я с Лёхой в одном батальоне полтора года прослужил - кому ж верить, если не товарищам по оружию?
  Генерал пожал плечами.
  - Как знаешь. Неволить не стану - тем более, с завтрашнего дня ты у нас становишься гражданином Российской Федерации; решили мы с Ведричем твою краматорскую прописку аннулировать, вишь, какое дело. Ну да, я так понимаю, тебе всё равно?
  Одиссей кивнул.
  - Ну, вот и славно. Всё, можешь считать себя свободным.
  Одиссей встал и, пожав руку генералу, направился к дверям. И, уже взявшись за ручку - услышал:
  - Не спеши, погодь чуток! Забыл, ты видишь, какое дело....
  Одиссей обернулся.
  Подошедший к нему генерал обнял его, и троекратно, как на Пасху, расцеловал. А затем, держа за плечи, тепло улыбнулся.
  - Спасибо тебе, сынок! Орден бы тебе Боевого Красного Знамени - да уж нет таких.... А новыми награждать - мне не положено, поскольку - пенсионер. Хотя... - Тут генерал задумался, а затем, просветлев лицом, скорым шагом направился к своему столу, покопался в его ящиках - и, достав какую-то коробку, вернулся вместе с ней к Одиссею.
  - Орден дать тебе не могу. Зато могу наградить тебя, можно сказать, именными часами. Держи!
  Одиссей взял из рук генерала продолговатую коробочку, обитую красным бархатом, и, не удержавшись, открыл её.
  Часы "Восток" в золотом корпусе, с немного потускневшим лакированным кожаным ремешком. Одиссей повернул их - и на обратной стороне корпуса прочёл краткую надпись, выгравированную белым металлом - "Моему боевому товарищу" - и немного недоуменно поднял на генерала глаза. Тот кивнул.
  - Да, сынок. Часы эти старые, и должны были быть вручены одному человеку ещё в одна тысяча девятьсот восемьдесят шестом году, за бои при Квито-Кванавале. Их тогдашнее ангольское правительство заказало заводу ровно двадцать штук, из золота девятьсот девяносто девятой пробы. Девятнадцать от имени тамошнего министра обороны были вручены особо отличившимся нашим военным советникам. А двадцатые.... А двадцатые должен был получить подполковник Шатунов Игорь Владимирович, мой друг и товарищ.
  - А что... а что с ним случилось?
  Генерал промолчал. Затем, достав из кармана пачку сигарет, закурил, и, выпустив облачко дыма - ответил:
  - Погиб. Уже в самом конце боёв, когда кубинцы отбросили буров за реку. Прямое попадание в бээрдэмку, на какой он ехал.... Собрали каску останков - а в гроб для весу насыпали белого ангольского песка. Так его здесь, на родине, под Калугой, и похоронили.
  Одиссей смущённо спросил:
  - Так может.... Может, не надо? Может, лучше семье передать?
  Генерал тяжело вздохнул.
  - Не было у него семьи. Детдомовский, жениться не успел, всё войны да командировки.... Армия была его семьёй. Я его хоронил, военком тамошний - да взвод солдатиков из местного гарнизона. Вот и все его родственники...
  Одиссей аккуратно достал часы, бережно застегнул на запястье. Генерал кивнул.
  - Носи, сынок. Ты сделал за эти две недели не меньше, чем друг мой Игорёк, на той забытой Богом войне. Носи! Заслужил.... А теперь ступай, мы тут с твоим командиром минут десять пошепчемся. Ты пока внизу, у Валеры, чайку выпей. Хорошо?
  Одиссей кивнул и, щёлкнув каблуками, развернулся и вышел из кабинета. Как только дверь за ним затворилась - генерал одобрительно кивнул и улыбнулся.
  - Молодца! - И. обернувшись к Левченко, спросил: - Ну что, отвёз Гончаров наш трофей в Саратов?
  - Отвёз. Правда, пришлось очень долго объяснять тамошнему начальнику, что мы от него хотим - но, в конце концов, удалось тихо подменить ящики. Теперь мы - владельцы станции обеззараживания воды, а арсенал - недостающего фугаса. Всем сёстрам по серьгам...
  Калюжный кивнул.
  - Хорошо. Будем считать, первый натиск супостата мы отбили, с сурьёзными для него потерями. Вдову Сармата устроили?
  - Так точно. Перевезли вместе с дочкой к матери в Нежин, купили квартиру, устроили на работу. Ей Ведрич предлагал в Москву - не захотела; сказала, что хочет быть ближе к могилке мужа. Сашу Дроботея украинская таможня похоронила на родине, в селе Задворяны, что под Прилуками - от Нежина сорок километров.
  - С деньгами у неё как? Пособие выплатили?
  - Так точно, пятьдесят тысяч положили на её счет. Кстати, еле уговорили! Таможня ж ей полторы тысячи гривен по утрате кормильца всего выдала, так Мария никак не могла понять, отчего это русская фирма ей вдруг полста тысяч долларов выплачивает - что-то там Ведрич ей наплел, поверила...
  Генерал устало вздохнул.
  - Десятый. Десятый уже у нас павший - и ни об одном из них Родина не знает, не ведает, что жизнь за неё ребята положили. И когда мы данные о наших погибших героях сможем рассекретить - даже предполагать не берусь. Вон, даже жене - и то не можем правду сказать, вот какая петрушка.... Сердце болит у меня, Левченко, когда я о наших убитых товарищах думаю. И все они, как живые, перед глазами стоят...
  Генерал помолчал, а затем, взглянув в окно - бросил своему заму уже деловито:
  - Нашли, кто там, в верхушке украинской таможни, на врага работает?
  - Нашли красавца. Взяли на карандаш. В ближайшее время убедительно попросим начать оказывать содействие нашей лавочке. Ребята Ведрича для таких случаев казнь Такмана на видео сняли. Со всеми подробностями...
  - У этих.... У Ефремова и Попугаева душонки выскоблили?
  - У Попугина. До дна. Знаем, кто и где их вербовал, за что ребята трудились. Взяли подписку на нас работать. В общем, почистили немного авгиевы конюшни.
  Генерал вздохнул.
  - Тут, ежели всурьёз чистить - то лет на десять хорошей работы. Ладно, отбрили пока супостата - и то ладно. Теперича он в других местах начёт врага искать, других на эту синекуру подыскивать. Мы тут ему зубы-то повыламывали - думаю, что надолго - а вот другие варианты уже не в нашей компетенции. А что врага эти, что играют за чёрных, будут искать - ты, надеюсь, в этом не сомневаешься?
  - Абсолютно. Думаю, они одновременно с "Дареным конём" ещё парочку вариантов разрабатывали - и теперь, когда им здесь не выгорело, они их в темпе вальса начнут в действие вводить. - Ну что ж, посмотрим. Но расслабляться - знаю вас, бездельников! - даже и не думайте. Мы свою страду ещё далеко не закончили! Работы у нас впереди ещё без меры, и без меры крови, пота и слёз. Первый тайм мы отыграли, как в той песне поётся, и по очкам победа досталась вроде как бы нам - но по очкам, Дмитрий Евгеньевич, войны не выигрываются. Они ведутся, как ты в академии учил, до полной и окончательной победы. Так вот, нашей победы в ближайшем будущем я пока не вижу - а посему бдительности терять нам никак нельзя. Война у нас впереди ещё очень серьезная, и за кем будет в ней последнее слово - не знает ещё никто...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"