Шел солдат с войны до дома,
Покорив Европу.
Шел, спешил по буреломам,
По звериным тропам.
Торопился. Даже слишком.
Шел, углы срезая.
Нес гостинцы ребятишкам,
Радость предвкушая.
Сахар, пиленный кусками,
В маленьком мешочке,
Три платка: жене и маме,
Синенький для дочки.
Двум сынишкам по рубахе,
В Вене взял, на вырост.
И ремни с солдатской бляхой -
Все сынише снились.
Старшему теперь уж десять.
Дети. Три. Погодки.
Думал, уходя: "На месяц",
Думал: "Путь короткий".
Но война взяла за горло,
Била и крошила.
Рать стеной фашистской перла,
Заживо душила.
Был не раз, не дважды ранен.
Подлатают - в битву.
Крест берег на шее мамин
И ее молитву.
Выжил. Голову не прятал.
Награжден медалью.
Воевал за то, что свято,
За домок, где пахнет мятой
В дали синедальней.

Шел от станции полями, 
Напрямую, лесом.
Вот домок под тополями
Ставенки развесил.
Из окошка свет чуть виден,
Знать, горит коптушка.
Полушалок женкин, Лидин,
Со спины - старушка.
Он в окно глазами впился:
"Нет, не мама это.
Кто ж тогда?" - И удивился:
"Эх, чуть больше б света".
Повернулась. Прядь седая:
"На кого ж похожа?
Боже мой! Она. Родная.
Не узнал я что же?!"
Как ее согнулись плечи,
Скорбные морщины...
Все. Последний шаг до встречи.
Воину. Мужчине.
Страшно стало. Сердце сжалось.
Слезы навернулись.
Вспомнилось, как провожала,
За телегою бежала,
Как года тянулись.
Постучал ногтями в раму...
- Кто там? - голос детский.
- Дочка, позови-ка маму.
- Кто ты?
- Дед соседский.
- Что-то я тебя не знаю.
Говори, что надо!
- Таня, это я, родная,
Иль отцу не рада?
Вскрик и стон. И настежь двери.
Словом не опишешь.
Плач. От радости хмелели:
- Жив! Вернулся! Тиша!
- Что ж молчал? Полгода скоро.
Думали - убили.
Собрались соседи споро,
Вспомнили, как жили.
Непришедших помянули,
Все друзьями были.
Дети на печи уснули,
Мужики махру курили,
Бабы говорили.
Говорили: "Постарела
Лидкина свекруха,
Пятьдесят, а поседела,
Ну совсем старуха.
- Да и Лидкины височки
Как морозный иней...
- Тихон, подросли сыночки?
- И совсем хозяйка дочка.
- Ишь, платочек синий!"
А солдат сидел и слушал.
Говорить нет силы.
Выворачивало душу,
Слезы задушили.
Думал: "Соберемся с духом,
Гитлера разбили,
Одолеем и разруху,
Снова будем в силе".
Да, солдат отвоевался
И домой вернулся.
Тот осколок, что остался,
Будто повернулся.
Под лопаткой так скололо - 
Ни вздохнуть, ни охнуть.
Посидел. Все. Отлегло.
"Еще дома, - промелькнуло, -
Не хватало сдохнуть".

Не спалось, поднялся, вышел,
Лиду не тревожа.
Та вослед: 
- Куда ты, Тиша?
Заболел быть может?
- Так, в груди чего-то ломит.
Сяду на пороге.
...Месяц, как живет он в доме.
Кончились дороги.
Подлатал, подладил крышу
И в колхоз, как прежде.
Лида светится вся: "Тиша!"
В нем семьи надежды.
А в колхозе - дети, бабы,
Старики, калеки.
Поберечь здоровье рад бы...
Люди - человеки...
Грудь шарфом покрепче свяжет,
День до ночи долог.
Никому он не расскажет,
Что в груди осколок.
Руки, ноги - все при месте.
Все б глазами сделал.
Только будто ватный весь ты,
И болит все тело.
Воз вчера увяз в болоте,
Помогал ребятам.
Это не для них работа,
Больно маловаты.
Надавил на лагу с силой
И с тех пор все колет,
Будто бы воткнул кто вилы
И вот-вот распорет...
К косяку прижал затылок.
Что ж не отпускаешь?!
Ну, фашист, заходишь с тыла,
Изнутри взрываешь!
...Отлежусь... Хлеба скосили...
...Охватило жаром.
Свет в глаза. И в небе синем
Солнце белым шаром.
Схоронили на погосте.
Со звездою крестик.
Где хозяин, а где гость ты -
На котором месте?
Плачьте, плачьте, по родному
Горевать не стыдно.
...Шел, спешил с войны до дому.
На побывку, видно...