В последние годы благополучие жителей города настолько пошатнулось, что даже улицы отказывали себе в пышности снежного облачения. К этому уже привыкла окаменевшая земля, и все, о чем они мечтала - это о прекращении мучений для ростков, которым суждено было ощутить проседь в совсем детском возрасте.

Неоновые вывески, устав от пафосного сверкания, еле подавали жизненные знаки, придавая улицам, окруженным небоскребами, атмосферу захолустных городишек Дикого Запада.

Он давно вернулся и теперь видел странные сны в помятой односпальной кровати. Перед этим он допил последнюю рюмку зеленого зелья из узорчатой резной бутылки, а на краю письменного стола чуть шевелился в конвульсии резиновый жгут. Этот инструмент медицинского происхождения сам попал под влияние расширяющего горизонт сознания мелкодисперсного вещества, обменивавшего железную волю и свежий холод разума на билеты к другим мирам, не оскопленных материально-временной оправой. Обладал ли наш герой такой волей с рождения, или он специально развивал ее во время уединенных практик - никому не известно, включая и его самого. Точно так же никто не понял, почему он в этот вечер не стал поднимать трубку, хотя он не отказывал в слове и деле людям даже тогда, когда они вливались в его картину уродливым жирным пятном. Это подталкивало только к одному выводу: что-то произошло с его душой, с этим невысоким молодым деревцем в тесном садике, обвитом уходящими в небеса готическими громадами толщиной в несколько увесистых камней.

Стрелки часов продолжали свой бег, но утро так и не приходило, задержавшись в Красноярске или какой-нибудь другой сибирской глуши. Единственным звуком за несколько часов, ворвавшимся в царство тишины со звуком камня, пробивающего речную гладь, стал чуть слышный стук в дверь, повторившийся три раза, а затем уступивший зловещему, пробирающему скрипу. Если бы наш герой бодрствовал, то он бы ощутил, как в сосуд разума вливается беззвучная тяжесть, словно сконденсировавшийся ядовитый газ. Теперь же она тихо обвивалась вокруг изголовья кровати подобно осторожной охотящейся кошке. Сквозь зашитые нитью сна веки не просочилось отражение женского силуэта с ярко-черной рваной вуалью на лице. Этот призрак как раз доплывал до пункта назначения в дальней комнате, в которой лежал спящий герой. Кажется, он однозначно бывал здесь раньше, о чем можно было судить по его уверенной плывущей походке.

Неизвестная посетительница ласково провела легкой молодой рукой с черным маникюром по грубой небритой шее и худому плечу. Спящий слегка пошевелился, но пробуждаться не спешил, не желая прерывать единственное в этой земной жизни утешение в виде кратковременных объятий с феями снов. Тогда она продолжила ласки, вкладывая чуть больше силы. Находясь где-то в эфемерном, он почувствовал прикосновение женских рук, врывавшихся сквозь завесу век в его художественную мастерскую. Туда было право входить только Изабелле в определенное время по разрешению художника. Тогда он брал кисть в одну руку, а второй приближал эфирное создание к себе, и они отдавались пробирающему их насквозь чувству нежной любви, неведомому обыкновенным земным женщинам. У нее была божественная внешность, вобравшая в себя гений западноевропейских живописцев, и глубокая, богатая душа, служившая вместилищем увлекательных сказаний и простых изложений непреклонных истин тайных сообществ. В ее лице он видел каждую и в то же время всех земных женщин, к которым он когда-либо испытывал нежные чувства.

На мгновение герой почувствовал присутствие инородного духа, пришедшего из противоположной грани той самой реальности, откуда была Изабелла. Ее прикосновения наконец обрели значение, и он слегка отворил очи, впустив в зрачки отблески черного света. Слабенького светового пучка оказалось достаточно, чтобы заставить сердце резко вздрогнуть и начать судорожно колебаться, будто в его ткани вошли игла, обливавшаяся адреналином. Ему нарисовалось молодое существо женского пола со сверкающими черными глазами и длинными вьющимися волосами, лоснящимися от убогих проблесков света из незанавешенного окна. Ее бледно-ядовитая кожа героинового цвета была усыпана серебристыми блестками, светящимися сквозь тюлевое платье с многочисленными извилистыми вырезами. На плечи было небрежно накинуто необыкновенно длинное черное пальто, полностью скрывавшее ноги, если смотреть в профиль. Для чего же она отвлекла его от сна в это таинственное время, именуемое в некромантии дьявольским часом?

Она протянула ему руку кожаной перчатке с вырезами, изогнувшейся на мгновение приглашающим жестом последовать за ней и в то же время не торопиться с покиданием привычного места.

Будучи опытным человеком, которого мало какие явления в жизни могли удивить, он все же поспешил прислониться спиной к стене и принять хотя бы сидячее положение и убрать руки за спину, особенно после того, как она приблизилась к нему и предприняла попытку взять его за ладонь. В его мыслях бурлил целый круговорот догадок, кем она могли быть, и каждая догадка пускала пару капель первородного страха в вены.

И тут, кажется, он понял. Это была та самая таинственная женщина, к которой он отчаянно взывал в периоды глубокого тотального одиночества и встречу с которой он неявно или явно описывал во многих стихотворениях и почти всех прозаических миниатюрах. Много лет он никого так страстно, сердечно не желал, как ее, но не спешил с ней вступить в близость ввиду неизвестности, пугающей своей глубиной. Она являлась к его знакомым и незнакомым, входила без стука в одни и те же дома и отправлялась в бездну с тысячами, миллионами душ, но только не с его душой. Никогда не навещала она его в периоды гнетущей тоски, а теперь она стоит рядом с ним в роскошных одеяниях и безразличным, но одновременно и целеустремленным взглядом окидывает его разворошенную кровать.

Где есть сознание, там не остается места для страха. Так было, по крайней мере, для нашего героя, тем более, когда он хотел, то его разум и душа работали слаженно. Теперь он не боялся появившейся из ниоткуда гостьи, а встал на ноги и прошелся, слегка покачиваясь, к окну, все еще ощущая приятное остаточное присутствие алкоголя. На дворе было все так же темно, лишь шоссе сверкало в свете ночных фонарей, создавая аллегорию пустой, но находящейся на расстоянии вытянутой руки дороги в рай. В постиндустриальный рай. Полностью темные многоэтажки вдалеке наводили на мысли, что в городе либо отключили свет, либо все спали, за исключением его. Вполне вероятно, что где-то, в одном из тысяч мрачных карцеров происходило бдение такого же оставленного всем миром человека.

И тут его посетило разочарование.

Он ждал ее столько лет и тщетно надеялся, что она наконец подарит ему свободу от животных инстинктов и бестолковых привязанностей. Он верил в нее как в единственного верного друга, который не оставит его в самый темный час и принесет с собой величайший подарок, который вообще может существовать для такого обреченного существа, как он. Она не успокоила его в свое время на растрескавшемся причале, обернувшись ундиной. Теперь он потерял последнюю надежду на будущее, пусть и бездуховное будущее.

Он отпустил ее и вернулся к спящему городу за окном. Стекло не сообщило о ее приближении к нему, но когда она попыталась его приобнять и укрыть широким пальто, он отстранил ее.

Поистине, это была самая неожиданная реакция от тех, к кому она являлась.

Его не спрашивали, прежде чем давать ему жизнь. С ними никто не договаривался об условиях, никто не потрудился узнать, хочет ли он сам тех возмущений, которые, словно космические тела, превращают в кривую седьмого порядка траекторию его жизненного пути. Сколько еще потребуется терпеть своевольных вмешательств высших сил? При этом ему всегда все темные трактаты внушали, что человек - хозяин своей судьбы.

Он отдал свою жизнь на поиски верной истины, а сегодня за ним прислали существо, напоминавшее черную невесту. Пусть после всех исканий темного духовного пути он до сих пор не освободился от гормонального влечения и продолжал судить по обложке, но это был экстракт его жизненного опыта, каким бы субъективным и односторонним он ни был. И он не позволил ему уйти вслед за такой, как она.

То, что происходило далее, не поддавалось текстовому или даже иллюстрируемому описанию, потому что суперпозиция хаотических мыслей в голове героя достигла максимума своей интенсивности. Ткани видимого пространства то и дело разрывались, обнажая астральные дыры, откуда струился свет, не похожий ни на одну из миллионов комбинаций радужной палитры. Пол, стены и потолок вместе с прилегавшими предметами рванули вдаль, оставив свое положение в каждый момент времени запечатленным. Вектор гравитации плясал, как опьяневшая вблизи магнитной аномалии стрелка компаса. Герой не чувствовал своего тела, но его не покидало жуткое ощущение прикосновения сотен рук смерти. Он слышал внутри себя голос, знакомый по черным мессам, но в то же время отдающий не известными прежде оттенками.

И наш герой вновь оказался в своей квартире, упав на кровать в той же самой позе, в которой он ощутил прикосновение руки незнакомки. Теперь он несколько раз оглядел комнату, в которой кроме него никого не было.

И тут в комнату прошел луч солнечного света, сопровождаемый нараставшим шумом от бегущих по улицам автомобилей...