Покуда мы подставлены башкой
  под неба серый плед и нету
  замены нам. - Пусть дома мало свету,
  но вот экрана свет передо мной.
  Он - дырка, для того, чтобы обнять,
  ну - дотянуться, взять тебя за руку.
  Я жив. И ты жива. И звуки... 
  Все с нами.
  - Стоит ли ворчать?
  И стоит ли пенять тупой судьбе,
  (как Пушкин говорил, мол, "обезъяне")
  о боли, об усталости о - маме,
  о - том, что не случилось...
   (Не вполне
  уверен, что сей всплеск и бунт
  не порождён влияньем алкоголя.)
  Но помни: не одна. Нас двое.
  А к плахе сразу двух не позовут.
  А к плахам нас ведут по одному,
  пока оркестр накручивает вальсы.
  Но надо просто за руки держаться,
  чтобы забрав топор, пропал в дыму
  своих костров ухватистый палач
  и у зевак светлее стали лица,
  когда вверху, от солнца ли, от птицы
  от аиста - 
  ребёнка тихий плач.
  Когда внизу, под пылью ли дождём
  на ложки собирает подорожник,
  всё то, что на дорогах нам дороже,
  и что, всегда теряя, бережём,
  и это, разорённое, в горсти,
  его руки всегда лежит комками, 
  зелёными
  и лечит нас губами
  и - счастием
  вдоль жизни погостить.
  


                                                                              

УМРН