Ночью всего тяжелей реке,
что отражается в челноке,
то есть в глазах его рыбака,
звёзды проглатывающая река,
едет. - Так явь поглощает сон,
перелицовывая фасон
истин несложных, и дальше течь,
рек, подражающая речь
просит у губ. Ротовая щель -
та же излучина, ей постель.
Дальше, за мысами острова
куда нельзя, - разверни права:
"Куба, Америка"..., - говорить
проще, чем думать, или налить
проще, чем быть. - Да, закрою дверь
влажно. Река навсегда теперь,
рядом, - кузнечик или сверчок,
или часы. Кто их знает - щёлк
не разобрать, как подходит сон
мягкий выкатывая вагон
длинный, длинней чем родная печь
то есть пора наконец прилечь,
если взберусь. Долечу.
...Лечу.
Окна распахиваются.
Молчу.
...Ночь прорастает, слова пусты
- листья. Значительнее: "листы"
пишут, отравленные, - "ЖИТЬ!"
крупно.
...Сходить бы, чего попить.
Свет зажигаю в кухнный ад
В чашку лимон разрезаю - град
тонких стеклянных сосочков рвет
ножик, как рыбе, хрустя, живот.
...Капля. Слизнуть - означает взвизг
словно стекляшку железка - склиз-зь!
Кисло - так судорога течёт,
вдруг опрокидывая рассчёт
плыть напрямки, выходить
- окрест
кликая девку из тех невест,
что улыбаются исподтишка.
(Надо же, здесь, как и там, тоска.)
Ладно, так ладно: горячий чай
если из вод выходя, стучал
зубом и не попадал на зуб
нужен, - хотя не куриный суп.
Водка-то кончена. Ну, дела!
Ну и змея: только вот была,
- нету. Бутылку со зла в окно,
проскрежетавши стеклом (Г...но!)
Вот наказанье. Ворчу, как ДЕД.
("т" бы в конец, так уж время
"Нет" село, куря, подвигая "Да",
закоротив провода - сюда -
"т" не подходит, а только "дэ",
и хорошо, что ни "му" и "мэ-э-э".)
"Ба"-"бы". А как же же без них? - Монах?
Нет, пусть уж "р" перед "х": "монарх":
"Ры-кать" и "херъ" - обе буквы, мне
словно родные. Они вполне
к месту любому: взамен бесед
"ры" вместе "херЪ" обладай и сед,
гол, а тебя предпочтёт их пол,
пододвигая своих виол
тёплые тальи. Любых музЫк
переключая в интим: мужик...
Ночь продолжается, речь течёт,
водная дева коня ведёт
брякая стёртой уздой о кость
зуба его. - Издали пришлось
бОсо: занОзилась и мокрА,
острой осокой накось икра
перечеркнУта и чуть кровит
синим. Болеть не болит, саднит
только, но - старый, покорства, тать
держит у дна, говоря: "Не спать
это летать. А не веришь - нож
станет глубиннейшей из нош
телу". И мёртвая идёт,
песню завоет, цветок сорвёт:
плоский песчаный и дальний путь.
Конь возле ушка вздохнёт - и пусть...
Следом по дну и теченью вод,
рыбок спускается крестный ход
Следа не видя, утиный вор
- сом, да, под шубу прибрав топор,
Сам, костяною бронёю в рост,
старый осётр, и мощный хвост
тины взбивая, гоняет пыль,
с кАмней, да промельками утиль,
ржавь, обитаемая рачком, звонким
ключом заперевшим дом
страху:
- А ну как сметут и смерть
стукнет о панцырь, вдвигая в твердь?
Долго рачку под камнём лежать,
долго траве водяной дрожать,
и водомеркам ходить на плёс
дольше, чем это писать, - подрос
вымахнул, перешагнувши ель
мальчик рассвета, да снял с петель,
- скрипнув немазаною, - ночь.
И вереницы воды, точь-в-точь
русло следя, - а могли летать,
им не в испуг, и ножом не взять
воду, но - так решено давно:
рекам - века, а столу - вино,
Пачке - медовых сортов табак,
трубки - шкафу, револьвер-пустяк
возле подушки (глаза открыть,
определять, да потом палить...
- долго, к тому же верчусь во сне.
То бишь, игрушка и дань войне,
той, что двуногим от малых лет
вслед), пока рыбы спешат: рассвет.
Конь и девица уходят в тень.
День, с довоенным баяном, день
вышел, то кашляя, то поя
кур и собак, разложив для дня
любящих день по задачке: "Вот,
справишься - сыт".
Один я, как крот
шторы задёрнув, вернулся в сон.
им дотемна, до себя пасён.
- жжж -
Вечер, как девочка на сносях.
Косы и груди набухли. Вся
предощущение и "потОм",
уравновешенное животом
- домом, она так и скажет
- он,
мог и понять, будь ещё влюблён.
...Вечер бывает влюблённый. - В такт
строя взлаивания собак,
гомоны порта, за звоном шин,
позднему гостю на след "Пиши"
сыплющих шорохом крышам вровь
душно. И девочка хмурит бровь:
- Тукает ножкою, шевелясь...
Мальчик, наверное, станет князь,
в красных сапожках, перед села...
Ах, она следом..." И спать легла
Вечер. (Пора уж и ей уснуть:
грудь тяжела. И, с чего-то, грусть...)
Если рассматривать точку - взяв
центром, к примеру, вон тот косяк,
красный точильщик ночных пространств,
это рождения. - Вечных царств
не было, нет и не может быть,
если они переставят быт
точки - (про это давно писал,
- дочек - точнее.
Ну, баста: в зал!
Тёмное.
...Тёмная ночь.
...Светлей.
Свет натекает с востока ей
в дырочку, где прокусил пакет,
или, как хвост карася - газет
двух, вместе сложенные, смочив
вышел на волю, прихлопнув: жив.
- От океана, от синих вод,
там где я не был, и ты, живот
жемчуга полный набив, киты,
свет - разливают его в бутыль.
Крабы в рубашку бутыль завьют,
в фартучке зеленорукий спрут
бирочку вешает, проколов
пробку серебряной скрепкой. Слов
не дожидайся: на сто рук дел,
а их всего только семь. - Удел
каждого, кто желал успеть
там, да заботы прервала смерть
дня, где картинно или "с носка"
пнул, подустав, своего щенка,
вместе отбрасывая и жизнь:
что уж...
А после, - вертись-кружись
этак ли так, - не вернуть: пусты
звезды, прожегшие до кости
кисти, без толку, не смог помочь
сыну.
...Да, лучше, пожалуй, дочь.
Хлоп, и готова бутыль. В ней свет.
Хлоп, и другая, покоя нет.
Третья... - шевелится спрут, спешит
ночь, убывая вверху, где спит
мир, ожидания разложа
около ложа, и блик ножа,
рядом игрушек и дев,
- сопя.
Только младенцы, родясь, на спят,
только веслом подымая вой,
кот, когда носом к нему другой
спину, дугой изогнув, стоит
шкуру подняв до небес. Навит
знак на кошачьем хвосте: "Могу,
буду, и - гибель тебе, врагу!
Съем!"
Рыжий, воя, ползет с пути:
жить, это чаще вторым идти,
...пятным, - понеже, цвета котов
есть доказательство:
мир суров.
(Стоит ли помнить, терпеть и ждать,
помощи Неба? Умеешь спать:
спи. Эта хворь в полста лет длиной
только слова и сигнал: живой.
Только хвостом по столу - и в суп.
Трое портов износил и труп
только прижались - и ты отец.
только вчера от груди - п..ц:
спрутом на дно, карасём, сёмгОй
вверх по течению в сеть... Другой
путь неизвестен. Да есть ли?
- Речь
эта окончена. Дело с плеч.
- ЖЖЖ -
Донышком кверху, плывёт бутыль
света со дна подымаясь, пыль
света рассыплет. Видны на миг
рыбии лица, но перьев блик
мельком блеснёт и уйдёт во тьму
некто огромный, его суму
тащат акулки, касатки - дрянь
служки. И, зеркальцами, тарань
с верной селёдкой в большой поход
вышла: пузырчатый след снуёт
водорослЯми в чужой редут,
Там "на уру", но - штыки их ждут.
...Рыбии царства - волной-волна,
войны под бонами. Кровь темна,
на глубине, в черноте, а вверх
позеленеет.
- Но мимо всех
битв, окружений, больших побед
сьеденных полностью, частью (...Э-эх!)
перестроений, парадов щук
свет подымается, на прищур
крепче сжимая глаза: звёзда
ну как иголкой его туда!
- ЖЖЖ -
Мокрым зеркало колыхается,
разворачивается, слипается,
подымая тебя на пальце
обращая в скитальца
волна. Горы водные продолжаются,
и во все концы удаляется,
разбегаясь косыми китайцами,
Океанно-и-ваннона.
Она бурная и притворная
зеленей всего её чёрные
её белые, ночью синие
- не видать в темноте - глаза.
Она сильная - до могилы и
пересоленая до бессилия,
если пить захотелось - милями
иззмеившаяся гюрза.
Острова заблудились мелочью,
рыжеватым хвостишком беличьим
разогнУтыми кольцами свадебными
то ли брошенными, то ли дареными.
Или крали голые вызнали
где густейшего солнца призмами
были-стел-камни, где и выстелены
им под ножки вода-бирюза...
Опираясь на пальцы, мается
океанский орёл - слоняется,
прислонится к волне, - скучая
шевеля на ветру крылом.
Ему скучны докуки чаек,
ему рыбу, а лучше бы чаю:
жарковато. И где-то с краю
закипает ведёрком гром.
В небе промельки вспыхнут, гаснут,
гром домашний и неопасный,
таитянку, козу, кораблик
съест и сразу на юг бегом.
Грома только на день спустили
на верёвке в пять тысяч милей
он гордится, и молний синих
не жалея, катит клубком.
Антарктидин мальчишка громкий
зародился в смерча воронке
прогрызавшей стальной коронкой
зубьев айсбергов ледяных
столовЫе поля. Но выше,
на огромной белёной крыше
Антарктиды, он пискнул мышкой
и, удрал в океаны, псих.
Продолж.
Уморин Алексей