Десять тысяч веков назад тому 
я упал с Луны, и подставив стул 
говорил дереву, что расту. И кусту.
И за поворот уходил легко,
как по камню серому - молоко 
из разбитой банки - с базара нёс,
не накажут: раз квашен нос. 
Девять тысяч вёсен тому назад
лысый, как и все, сам себе солдат, 
сам себе начальник и сукин сын, я ходил один.
И когда кусты заговаривали, вдруг, со мной
или дерево, помахав рукой, 
обращалось, вопрос начиная с "Вы" 
отвечал покачиванием головы. 
Но, однажды, вечер,
тому века, 
вдруг поднялся встречу, и его рука 
разорвала небо над головой.
...Ну и ладно, - решил, - живой. 
Значит, будет дерево. И куст
без названия. Но запомнил вкус 
горьковатый, кожистого листка, 
щелкающего, ежли слегка 
перегнул и потом нажал.
Не в обиде он, потому как жал
и кинжалов не было у куста. 
Так чего ж еще?
Я считал до ста, 
засыпал, просыпался, пел
по утрам обнаруживая, что цел,
или мел снежный раскатал свой плед 
замораживая мокрый след тех, 
щебечущих, что к себе водил.
А куда им, если я господин?
Восемь тысяч.., - лето, тому назад, 
родился мой сын.
И пуская взгляд 
как стрелу, с тех пор, - я, что в медь, -
попадаю в сына. Нельзя лететь,
И к чужим без спроса нельзя уже
И соседку, цокающую на этаже
Не похвалишь снизу, нагоняя жар.
Так настал мой холод.

Или жар.
Накаляя мозг, налетел, понёс
как чужак, - огонёк поднёс, 
разглядел, и, швырнув дугой,
бросил, вполоборота: Пой.
- Пой! 
Сигнал двухцветный
простой, как зной, 
как приказ на высадку, высотой 
явленный
ангелом на щитке, 
как дыра в башке.
- Пой, и всё. И - дергаешь за кольцо,
потому как ветер давно в лицо 
и волос
половину снёс.
(Право, лучше бы как в детстве, в нос)
Говорят, так кроликов колют: Н-на!
вилкой в розовое. 
Слюна,
Кровь немножечко, лапкой дрыг...
И - старик.


Умрн