Невероятно, но мы нашли ее: живое известное олицетворение нового литературного течения, которое и аз, многогрешный представляю. Кто же это? Олеся Николаева.
К стыду своему, мы прочли ее только сейчас, хотя слышали о ней давно.
Главную загадку О. Николаевой разгадала православная христианка, проницательный критик Ирина Роднянская.
Вот что она пишет в статье "Здесь и там" об эстетике поэта: "Это эстетика средневекового "реализма", где всякое жизненное обстоятельство места и времени высвечено по закону обратной перспективы, лучом "оттуда", где всякое фактичное "здесь" обеспечено значимым "там"... это не символизм с его скудным, фиксированным, оспоренным акмеистами словарем и условными рядами "соответствий". Это именно здоровый "реализм", как его понимало искусство христианского Средневековья, когда аллегоричность и притчеобразность не были помехой самой фактурной вещественности".
Вторит ей и другой критик, В. Козлов: "Эпоха Возрожденья" в этой поэзии еще не наступила". Добавим от себя: к счастью, к счастью не наступила. Ибо за возрождением неизбежно следует - вырождение.
Итак, главное в творчестве О. Николаевой - средневековость.
Однако средневекововость не конец, а лишь начало анализа творчества этой поэтессы, чего никак не может взять в толк современная литература - ибо к современной литературе О. Николаева никакого отношения не имеет (хотя и получает от нее премии), а вот к литературе Нового Средневековья имеет. (Кстати, современная литра и её медиевистская родственница соотносятся друг с другом как бесконечно удаленные сестры, которые никогда не станут родными.)
Итак, начнем средневековый анализ средневековых текстов. И вначале поставим вопрос: 1) средневековость творчества О. Николаевой это что: писательские причуды столичной барышни или отражение сегодняшней реальности, которую мало кто может разглядеть? Вопрос философский. Выслушаем ответ Роднянской: "Новое духовное задание <О. Николаевой> растворяет в себе чужие вкрапления, вернее, золотит их излучениями другой культуры, подчиняет иной эстетике".
И мы считаем, что О. Николаева отражает нашу новую культурную эпоху, "иную эстетику", начало которой проглядели почти все: эпоху Нового Средневековья. Тогда возникает второй вопрос: какими эстетическими средствами пользуется О. Николаева при отражении этой самой новой реальности?
Предварительные соображения здесь таковы: эстетика Средневековья достаточно мощна, и, при её сегодняшнем воспроизведении, не требует привлечения новых средств извне. Следовательно, новый средневековый художник, описывая сегодняшнее, может а) перекладывать старые песни на новый лад (когда современный русский язык заслоняет жанр), например пересказывать жития святых или "божьих людей" (что и делает Николаева в цикле рассказов "Деньги для Саваофа") и 2) описывать современность пером XV века (тогда современный русский язык жанр не заслоняет, а дополняет). А как это? - может спросить пытливый читатель. А очень просто. Возьмем "Тридцатилистник" О. Николаевой. Что это? Стихотворные новеллы XIII века. Только написаны они - сегодня.
Не верите?
Откроем "Новеллино" (сборник итальянских новелл зрелого средневековья) и наугад выберем такую новеллу:
Некая женщина, замесив тесто, испекла вкусный пирог с угрём и поставила его в ларь для муки. Заметив, что в дверцу проникла мышь, привлеченная запахом пирога, она позвала кошку и пустила ее в ларь, чтобы та поймала мышь, и закрыла дверцу.
Мышь спряталась в муке, кошка съела пирог, а когда ларь открыли, мышь выпрыгнула наружу. Кошка же, насытившись, не стала ее ловить.
А вот Николаева.
А Надя все хлопотала о том, чтобы сына
освободить от армии,
даже несколько раз ложилась в психушку,
изображая шизофрению,
чтобы представить справку в военкомате,
что он у больной матери -
единственный опекун и кормилец.
А в психушке ее кололи лекарствами,
от которых она делалась вялой, сонной.
И как-то раз, закурив на диване лежа,
она задремала.
Пепел упал, огонь охватил подушку,
и Надя сгорела. А сына
застрелили прямо на улице -
он был инкассатором и перевозил деньги.
Вы видите разницу между текстами?
Мы - не видим никакой.
Одинока ли Олеся в своих ретро-новаторских новеллистических изысканиях?
Нет, к счастью.
Вот еще одна новелла (не скажем чья):
Некая блудница татуировала на лядвии синюю змейку. Когда она блудодействовала, змейка покидала тело ее и заползала соитникам в рот, после чего они не могли хотеть иную женщину, кроме обладательницы змеи. В конце концов их собралось так много, что они пришли к блуднице и кричали: утоли нашу похоть, ибо мы не можем желать никого иного, кроме тебя! Она же говорила им: вы видите, сколько у меня желающих! Ждите. Не в силах выдержать горения похотствующих змеек, поклонники ее расчленили тело блудницы, дабы каждому досталось хоть по маленькой, но части. По утрам они приносили частицы ее к жилищу ее и складывали в мешок. Но как-то в один из дней мешок таинственно исчез, а на бедрах ее поклонников проявилась синяя змейка. Каждую ночь она жалила их в срамные места и они покидали свои одра, дабы предаться ненасытной телесной похоти. Каким-то образом они узнавали друг друга и со временем стали собираться в одном публичном доме с синей змейкой над крыльцом. Как-то, в полуночье вакханалии, к ним сошла сама пропавшая блудница. Восторженные почитатели ее встали перед ней на колени и пропели осанну. И вдруг все змеи с их кож собрались в одно чудище, которое и пожрало всех славильщиков. Сейчас и места этого не сыскать.
Теперь выскажемся о поэзии Николаевой.
Но сначала - о духовной поэзии вообще.
Существует соблазн приписать всю духовную поэзию современности к литературе Нового Средневековья. Однако это будет неправильным - главным образом потому, что подавляющее большинство религиозных текстов современности калькируют своих предшественников сто-двухсотлетней данности. Скажем так, мало кто вдохновляется средневековым "Просветителем" Иосифа Волоцкого, зато многие копируют поэта К.Р.
При этом нельзя не помнить об одном существенном недостатке большинства произведений "духовной поэзии" такого рода.
Вот что об этом писал около 1864 года ныне вовсе забытый игумен Антоний (Бочков) (1803-1872) - в миру литератор одной духовной поэтессе того времени: "...весьма трудно поэзию заманивать в монашескую келью. Она - эта увенчанная лаврами, дубовыми венками, розами и миртами полная женщина, как Флора Фарнезская или как Нимфа Кановы, летучая, легкая - перейдя в наши обиталища, озирается, совестится, стыдится своей греческой или итальянской одежды, и редко может от сердца сыграть что-либо на гуслях наших после своей лиры или арфы, и, накидывая на себя чёрную волосяную одежду, глядит странно на раскинутые пред нею монашеские ноты и темы. <...> ...начиная со стихов Димитрия Ростовского и его современников и до меня грешного монашеская поэзия ничего не прозвучала полного, соответственного духу своему. О силлабах Киевских и говорить нечего: лучше бы их никогда не было: вот ужас! Потом все рифмованные переложения Псалмов, разных священников, разных архимандритов, нотные и ненотные: всё это, включая туда и Святогорца, слабо и непоэтично до крайности. Давид остаётся неподражаем. Но для музы нашего времени Моавы и Едомы чужды и скучны. Задача неразрешимая".
С того времени ничего не изменилось... разве только в худшую сторону.
Итак, главный недостаток большинства современных религиозных сочинений - они лишены сердца, т.е. не растворены личным религиозным опытом, а потому однообразно-унылы, начётнически-схематичны.
Однако этого недостатка в поэзии Николаевой - нет. Стихи ее живы верой ее. И потому - она гармонично пишет без рифмы, разрешая, казалось бы, неразрешимые задачи.
Обратимся опять к игумену Антонию: "...писать без рифмы нужно столько иметь поэзии и гармонии в душе, в руке, в ухе, что это становится почти невозможным делом". Это невозможное у Олеси Николаевой свершилось. Повторюсь: она гармонично пишет без рифмы.
Впрочем, писать как "Хомо Средневековус" поэтесса начала не сразу.
Средневековье властно проявляется в ее творениях начиная с "Испанских писем".
(Не все стихи ее совершенны. Например, в стихотворении "Чудовище" для совершенства не хватает всего лишь: изменить ночи на тиши - но какое человеческое творении не имеет изъян?)
На примере творчества поэтессы мы видим три пути развития Новой Литературы:
1) Воспроизведения старых и известных жанров (то же, что старое, но на новый лад);
2) Воспроизведение старых, но неизвестных жанров (неизвестных для русской литературы, например, новеллы).
3) Самостоятельный творческий путь, в основе которого лежит личный религиозный опыт. (Последнее мы именуем мистическим реализмом. Вероятно, это основной метод Новой Литературы)
Олеся, напишите рыцарский роман (в стихах, конечно) - и мы увенчаем Вас классическим венком Нового Искусства.
Николаева в творчестве своем представляет не только саму себя - за ней стоит целое стихийное течение, которое мы именуем - по праву - Литературой Нового Средневековья. Николаева - лишь самая известная, но не единственная его струя. А еще - это первый парус, колумбова ладья, открывшая доселе неведомый литературный материк.
О, сколько нам открытий чудных готовит Дух Средневековья!