Бывает такое, что тебя посвящают в неизвестные никому свершения, причём мирового масштаба. Мне довелось услышать историю человека, сыгравшего главную роль в те уже далёкие годы в событиях, названных Карибским кризисом.
Я сидел на набережной и смотрел в воду. Рядом сел человек в годах с банкой пива и тоже уставился в воду. Вероятно, я так же, как и он, видел воду и, может быть, поэтому человек решил рассказать мне свою историю, но, возможно, он просто разговаривал сам с собой. Он был не кто иной, как капитан Иван Босов - командир той легендарно-мифической атомной подлодки "Китеж", действовавшей тогда в Карибском море. Он долго рассказывал свою историю, подолгу молчал, пел песни, называл меня разными именами. Передать его рассказ трудно. Поэтому я изложу то, что я понял из его повествования.
Известно, что Карибский кризис разразился в 1962 году, когда Штаты попытались вернуть своё влияние на Кубе. Началось с экономической блокады, засылки диверсантов и даже бомбардировки городов Кубы. В 1961 году было вооружённое вторжение наёмников, которое, впрочем, быстро отразили. Но лидер кубинских революционеров здорово перенервничал и, опасаясь следующей интервенции, заключил с СССР соглашение о размещении на Кубе оружия стратегического назначения. А Штаты установили военно-морскую блокаду Кубы и сконцентрировали в районе Карибского моря флот, авиацию и морскую пехоту. Мир стоял на грани третьей мировой войны. Позже всё свелось к переговорам, и СССР убрал ракеты с Кубы, а Штаты сняли блокаду и пообещали не нападать. Но была ещё и подлодка "Китеж", и вот же он, капитан Босов. Что же о нём нигде ни слова?
А происходило вот что: в начале кризиса, когда запахло цепной реакцией, Советы лихорадочно работали над созданием сверхоружия поголовного истребления. Результатом стал гибрид ракеты и подводной лодки. Точнее, получилась баллистическая ракета в виде подводной лодки. На ней не было ни торпед, ни другого оружия, кроме пистолета Макарова у капитана. По команде "пуск" подлодка должна была в зависимости от обстоятельств исполнять роль гигантской торпеды или баллистической ракеты. После пуска капсула с экипажем отстреливалась и погружалась на дно, где, затаившись, ждала, пока её обнаружат свои. Капсула программировалась на поиск наибольшей глубины, и спасательная группа, располагая картой глубин, могла быстро обнаружить капсулу. Создатели проекта были твёрдо уверены, что лодка обязательно исполнит своё предназначение, и потому дали ей название легендарного града Китежа, навсегда ушедшего под воду с жителями. С набором и обучением экипажа возникли сложности. В сжатые сроки при повышенной секретности нужно было набрать бригаду рабочих и обучить матросов. Решили совместить. Рабочие, делавшие атомоход, должны были стать матросами, а бригадир - капитаном. Делали лодку так: на небольшой глубине на одной из секретных баз склепали корпус, затем выкачали из него воду, и рабочие-матросы жили и трудились там до полного окончания работ и выхода в море. Чтобы эхолокаторы противника не смогли показать на диаграммах контуры атомохода, корпус лодки стилизовался под затонувшую парусную галеру. Перед отплытием экипаж смотрел фильм "Пустынное донце бутыли", что впоследствии стало традицией.
В конце октября 1962 года атомоход "Китеж" покинул базу, пересёк Атлантику и подошёл к Большим Антильским островам. Карибское море кишело военно-морскими силами США. С трудом протискиваясь между кораблями и подводными лодками противника, "Китеж" подобрался к берегам Кубы, порвав при этом якорную цепь флагмана американского флота. Ядерная мощь "Китежа" была огромной: атомный реактор, он же боевая головка, занимал три четверти субмарины. Каково же было удивление советских военных, когда из разведданных выяснилось, что американцы создали такую же подводную лодку. На ней также не было никакого вооружения, кроме кольта у капитана. Она получила двойное название: если лодка использовалась как торпеда, то она должна была зваться "Свобода", если как ракета, то - "Независимость". Командовал лодкой "Свобода-Независимость" капитан Джон Обоссум - наполовину потомок индейцев, наполовину потомок колонистов-переселенцев. Но и американцы прознали о проекте "Китеж" от советского перебежчика Дундукова, работавшего сторожем на той секретной базе, где строился атомоход. Дундуков стоял в очереди на автомобиль "ГАЗ-21" и хотел непременно чёрную "Волгу", но получил серый "москвич". Агенты ЦРУ сыграли на его обиде и завербовали сторожа, подарив ему белый разбитый "кадиллак" 1936 года. Дундукову объяснили, что "кадиллак" разбил сам Элвис Пресли. Сторож охотно поверил и даже возгордился таким приобретением.
В Мексиканском заливе атомоходы "Китеж" и "Свобода-Независимость" едва не столкнулись. И вот тогда Хрущёв и Кеннеди по-настоящему струхнули. Ведь в обеих лодках насчитывались сотни Хиросим. После этого момента отсчёт пошёл в обратную сторону - не к войне, а к поиску достойного выхода из сложившейся ситуации. Но никто не хотел показывать спину. И сразу договариваться о мире не собирались. После недолгих раздумий через посредников ООН решили устроить дуэль капитанов - Босова и Обоссума. Кто проиграет, та сторона первой покинет зону конфликта. Капитаны должны были стреляться на пистолетах с носов своих лодок, сближающихся друг с другом. На подготовку дуэли отводилось три дня. В генштабе разработали план: лодке "Китеж" предстояло подойти к одному из Малых Антильских островов и разыскать на нём шамана тамошнего племени. По агентурным данным, шаман умел делать зелья, выпивая которые человек для противника раздваивался и мелко дрожал. Прицелиться в него было сложно. К тому же шаман знал, каким ядом обрабатывать пули. Босов получил приказ сымитировать кораблекрушение и с прибрежной волной вынестись на нужный остров. Вскоре он вышел на берег в спасательном круге. И, хотя стоял полный штиль, Босов рассказал обступившим его туземцам, как сейнер, опрокинутый бурей, затонул, а он один спасся. Босов говорил медленно, тщательно подбирая слова, пытаясь определить политические настроения на острове. Когда он закончил, вождь племени отвёл его в сторону и на вполне приличном русском языке сказал Босову:
- Я знаю, кто ты и зачем прибыл к нам. Ты получишь своё, но сначала послушай мою историю. Я твой бывший соотечественник. Я жил под Новосибирском и работал на заводе военно-промышленного комплекса. Моей задачей было внедрение производственной эстетики. Я разрабатывал эстетику кривошипного пресса, где используется кривошипно-ползунный механизм. С него-то всё и началось. Кривошипный механизм преобразует один вид движения в другой. Электрический мотор пресса работает постоянно с одними и теми же оборотами, приводя в движение кривошипный вал. Вал поднимается и опускается, производя штамповку. Так вот, когда я смотрел на пресс и размышлял, в каком цвете он будет более эстетично выглядеть, я вдруг открыл основной закон развития всего сущего, абсолютно всего. Этот универсальный закон я назвал Законом кривошипно-ползунного механизма. Понимаешь, Босов, есть какая-то высшая сила, выступающая в роли электрического мотора, которая работает постоянно с одним и тем же усилием. А вал - это условия, законы и обстоятельства, взаимодействующие с нами и воздействующие на нас. Лист жести, подкладываемый под пресс, - это наша воля. А то, что получается в результате штамповки, и есть наша жизнь.
- Это интересно, но мне нужен шаман.
- Не спеши, Босов, это ещё не всё. Суть в том, что я стал распространять мою теорию кривошипно-ползунного механизма на все природные и социальные явления и смог объяснить их заново. Я по-новому объяснил закон прибавочной стоимости и вспышки на солнце. Я получал уйму писем с просьбой объяснить то или иное явление в свете моей теории. Я занимался этим сутки напролёт. Даже своей жене я растолковал наши отношения исходя из теории кривошипно-ползунного механизма. Она выслушала меня и сказала: "Знаешь, в моторе, приводящем в движение твой вал, кончился ток". И ушла к начальнику участка. Этот тупица использовал мою теорию в каком-то рацпредложении и получил Ленинскую премию. После этого моя вера в коммунизм рухнула.
- Сочувствую, но мне нужен шаман.
- Не торопись, Босов, без меня ты к шаману не подступишься. Слушай дальше. У меня зародилась мечта об американской мечте. То есть я знал, что есть такая хорошая американская мечта, но не знал точно, что это. И я стал мечтать о том, что когда-нибудь и у меня будет своя американская мечта. Поскольку я работал на оборонном заводе, то смог заинтересовать людей в посольстве США, и они помогли мне бежать из СССР. Но в Америке меня сразу стали использовать в пропагандистских целях. Я устал выступать по "Голосу Америки" и рассказывать, как грязно было в цехе, где я работал, а тот кривошипный пресс будто бы был не электрический, а всё ещё паровой. Но я терпел и обрёл свою американскую мечту: я мечтал покорить Америку своей теорией кривошипно-ползунного механизма. Я рассказывал о ней многим учёным. Они вежливо соглашались, но ничего не обещали. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что с помощью моей теории один из экономистов-биржевиков объяснил закон плавающего валютного курса и заработал грант Американского банка развития, а другой учёный-лингвист использовал мои выводы в создании поэтических конструкций и получил Нобелевскую премию в области литературы. Мне же предложили место посудомойки. Моя американская мечта разбилась, как гора невымытой посуды. Я сколотил плот и высадился на этом острове. И вот здесь у меня зародилась мечта об эстетике чистого листа. Я задумал сделать здешнюю племенную жизнь чище, оставив всё, как есть: их обычаи и нравы, их утварь и архитектуру.
- Эти бамбуковые хижины - архитектура?
- Да, в свете эстетики чистого листа это архитектура доколумбовой Америки. Но главное, я усовершенствовал их искусство, весьма отличительное от европейского и даже не похожее на древнюю культуру, воплотившую эстетические представления людей на заре цивилизации. Если европейское искусство - это вид духовного освоения действительности методом создания прекрасного и, по возможности, долговечного для преображения мира и самого себя, то здешнее искусство - это вид бездуховного спонтанного выражения необузданной воли методом создания быстро проходящего и отталкивающего для сохранения этой действительности. Я научил туземцев выплёскивать в искусство всё самое низменное, что мешает им и заставляет переживать. Они делают это быстро и тут же забывают. Поэтому наше искусство не фиксируется. Нарисованное в гневе на папирусном листе должно быть тут же сожжено и забыто. Так уходит гнев. Страх озвучивается в судорожных ритмах тамтама и пении, похожем на вопли обезьян, но через мгновение уже бесследно растворяется в прибрежном ветре. Так уходит страх. Один воин убил в ссоре соплеменника и сочинил стих:
Комар, укусивший твой глаз,
останется жить в твоей хижине навсегда.
Всё плохо, как никогда.
Он прочитал это мне и тут же забыл, собираясь уходить. Так уходит комплекс вины. Мы все здесь служители чистого листа, и всё должно быть чистым, как лист. Остальное выплёскивается в искусство, чтобы умереть.
Босов взглянул на туземцев. Они выглядели жизнерадостными, и даже доносящаяся с ветром русская брань звучала доброжелательно. Вождь смотрел за горизонт с блеском тоски в глазах, но неожиданно схватил Босова за грудь и прижал к пальме:
- Послушай, Босов, солнце когда-нибудь погаснет, и, может быть, я не доживу до конца светила. Привези мне, Босов, берёзки, но такие берёзки, которые выше, чем эти пальмы, и которые не сохнут под здешним солнцем и сок дают. А если ты не доставишь мне берёзок, то не увидишь шамана. Иди, Босов. У тебя мало времени.
У Босова не было выбора. Он связался с генштабом и объяснил ситуацию. Оттуда приказали ждать. Собрали всех ведущих селекционеров. За сутки обследовали все берёзовые рощи Карелии и средней полосы. Результаты не утешали: среднерусские берёзы были высокими, но не выдерживали жары. Карельские оказались более выносливыми, но низкими и кривыми. Решили совместить. К высокому стволу среднерусской берёзы пришили мощное корневище карельской. Тогда, по сути, и была проведена первая микрохирургическая операция. В берёзовый ствол вживляли дополнительные капилляры для ещё большего влагообмена. Сердцевину ствола заполняли концентрированным берёзовым соком с консервантами, а на листья наносили защитный слой, предохраняющий лист от высыхания и аккумулирующий одновременно энергию, подобно солнечным батареям.
Вскоре к Малым Антильским островам отправилась атомная подлодка. В её ракетных шахтах помещались десять модернизированных берёз. Глубокой ночью берёзы перегрузили с атомной лодки на лодку резиновую, и рано утром Босов доставил их к берегу. Но случился прилив, и с приливом пришла стая акул. Хищницы набросились на лодку, пытаясь заполучить Босова. Они уже прокусили резину и перекусили пару берёз. Берёзовый сок, попавший в воду, усилил их агрессию. Босову пришлось отбиваться деревьями, и, когда были повержены все акулы, у него в руках осталось одно корневище. Не выпуская его из рук, Босов шёл по берегу, не зная, что сказать вождю.
Невдалеке за большим камнем показался сидящий человек в гидрокостюме. Он как будто бы держал папирусный лист. Когда Босов подползал ближе, то лист выглядел как цитатник Мао. Но совсем вблизи он оказался порнографическим журналом, а человек в гидрокостюме - американским матросом с подлодки "Свобода-Независимость". Босов увидел ещё четверых подводников, нёсших пластиковые бидоны с надписью на русском "Кока-кола". Вся группа надела маски и скрылась в воде. Босов направился в глубь острова и вышел на бамбуковую хижину, увешанную черепами, перьями и обрывками тельняшки. Из хижины шёл дымок с благовониями, а возле неё ходил человек с разукрашенным лицом и что-то напевал, пританцовывая. У Босова перехватило дух. "Вот же шаман!" - подумал Босов, подходя к хижине.
- Я знаю, кто ты и зачем сюда пришёл, - начал шаман. - Ты получишь своё, но прежде удовлетвори мою жену. Иди в хижину и хорошенько постарайся.
Босов обрадовался такому повороту событий. Для моряка это плёвое дело. Но каково же было его удивление, когда жена шамана оказалась мужчиной, к тому же негром. Босов выбежал из хижины, всё ещё не выпуская корневища из рук, и тут только заметил, что шаман как-то странно разукрашен.
- Ты хочешь знать, почему всё так сложилось, - спокойно сказал шаман. - Тогда слушай. Я твой бывший соотечественник. Я жил под Новосибирском...
Но Босова затошнило, да и времени уже не оставалось. Он размахнулся и огрел шамана корневищем. Когда тот упал, Босов наступил ему между ног и прошипел сквозь зубы:
- Ну, вот что, педераст - работник культа, кончай свой абстракционизм, а не то...
- Ладно, ладно, - взмолился шаман. - Чего ты хочешь?
- Прежде скажи, что тут делали американцы?
- Они хотели притвориться, будто идут на попятную и устроить небольшой банкет примирения со жвачкой и кока-колой. В кока-колу собирались добавить моё снадобье, которое вызывает то, что называют "зовом глубины", это когда ныряльщик, как опьянённый, устремляется всё дальше вглубь и погибает. Помимо этого моё снадобье пробуждает ещё и половое влечение к глубоководным рыбам.
- Раз ты знаешь, зачем я пришёл, давай быстрей нужное мне зелье. У меня нет времени.
- А у меня нет зелья. У меня вообще нет никакого зелья. Я и американцам наврал. Взял деньги и добавил им в кока-колу бамбуковый компот, который вызовет в худшем случае расстройство. Я не шаман, а шарлатан и фальшивомонетчик. Я бежал из СССР, потому что мне светило две статьи - за подделку казначейских билетов и мужеложство. Понимаешь, Босов, ведь там считают однополые сношения тоже подделкой, но, знаешь, в этом есть своя эстетика...
- Хватит, - закричал раздосадованный Босов и ещё раз огрел шамана-шарлатана корневищем.
Когда Босов заканчивал доклад в генштаб, лодка "Китеж" вошла в Мексиканский залив. Оставалась одна ночь - ночь перед дуэлью. Американцы не пригласили русских на банкет. Видимо, почуяв неладное, они проверили раствор кока-колы на каком-нибудь туземце и всё поняли. О чём думали в эту ночь Босов и Обоссум, Хрущёв и Кеннеди, можно только гадать.
Рассвет в Мексиканском заливе напряг нервы по обе стороны Атлантики. Сторожевой катер с представителем ООН занял свою наблюдательную позицию. Лодки всплыли почти одновременно. Босов с "макаровым" и Обоссум с кольтом вышли к носам своих субмарин. Американцы и здесь проявили себя, разукрасив лодку под американский флаг, передняя часть которой стилизовалась под фаллическое окончание. На носу "Китежа" рельефно выступали серп и молот. Босов стоял возле них, сжимая и разжимая свободную руку, словно готовясь схватить нужный инструмент.
Через мегафон ООНовского катера прозвучала команда "Сходитесь!". На малом ходу лодки двинулись навстречу друг другу. Босов и Обоссум выстрелили одновременно. Пули столкнулись в воздухе, образовав двойную лепёшку, с шипением прыгающую по заливу. Второй одновременный залп также привёл к столкновению пуль. Но на этот раз одна пуля ушла вверх, поразив чайку, другая нырнула в воду, продырявив тунца. Во время третьих выстрелов по водной глади залива пробежала рябь. Одна пуля ударилась в разрез фаллического окончания, другая отрикошетила от серпа в молот и от него в звезду на рубке. Задул резкий ветер. Пули после четвёртых выстрелов снесло в сторону. Налетел торнадо. Пули последних двух выстрелов попали в эпицентр смерча, долго кружили и исчезли бесследно. Гигантские волны подхватили атомоходы и понесли их на Кубу. Субмарины успели погрузиться и уйти из зоны конфликта. Наблюдатель ООН с выброшенного на берег катера констатировал ничейный результат. Эта, поистине мировая, ничья и положила конец всему конфликту в целом.
В каких доках нашли пристанище атомоходы, неизвестно. Босов не обмолвился об этом, а я не решился спросить. Он мучительно молчал, всё ещё держа уже пустую пивную банку, изредка сплёвывал под ноги прохожих и не мигая глядел на воду. Человек в таком состоянии имеет право молчать, ибо те за океаном, кто тогда так муссировали нарушение прав человека, не давали ему даже основного права - права на жизнь.
Возможно, кто-то узрит в его рассказе душок пропагандистских штампов тех лет. Кто-то найдёт преувеличения. Я даже думаю, что отыщутся такие, которые обзовут всё это ложью. Я хочу сказать им: я видел его глаза, вобравшие и сохранившие весь тревожный накал той безумной эпохи. В таких глазах ложь не приживается.