Аннотация: Так же, как ночь - обратная сторона дня, а любовь - обратная сторона ненависти, обратная сторона каждого из нас - Вражда
Она любила сидеть на кухне при зажженных свечах и смотреть на то, как её тревожные, ненужные никому мечты выходят изо рта вместе с сигаретным дымом, кружатся в каком-то бешеном танце, кричат ей что-то сверху, а потом исчезают. Смешные. Она любила читать, но знала, что ни одна книга не заменит ей шубу зимой, ни одна из любимых ею древних легенд не сможет спасти её, когда её тело будет умирать. Поэтому она и не любила зиму. Зимой она, прямо как сейчас, сидела на кухне, захлебываясь своими мечтами. Она часто думала о том, что Вражда - оборот мира. Так часто бывает с людьми: в лицо - мед, а за спиной - ... Больно, очень больно от этого.
Когда-то она хотела научиться читать мысли. Тогда она знала бы, чего ожидают от неё люди, что думают о ней. Тогда ей было бы легче общаться с ними. В любой момент она могла бы освободить их от нужды говорить ей приятный слова и улыбаться через силу. И, наверное, тогда она сама смогла бы быть честнее с теми, кого не любила, да и с теми, кого любила тоже...С теми, кого любила... Наверное, она смогла бы даже перестать закрывать свои чувства на замок, пытаясь не впустить Тебя, совсем не стремившегося туда попасть. Она любит Тебя с сотворения мира. Ты не помнишь её, а она не может тебя забыть. Ты далеко от нее, но как же ничтожно это расстояние в сравнении с пропастью, разделяющей вас. А как легко было бы найти друг друга и вспомнить, как сильно вы любили. Как сильно вы любите... Наверное, если бы мы могли говорить друг другу правду, если бы могли не скрывать своих чувств, то не произошло бы так много непоправимых вещей...
Произошло бы что-нибудь другое... Не менее страшное. Голая правда не слаще любой лжи. Так зачем нужны тогда чужие сумбурные мысли, летающие где-то под потолком и задыхающиеся от невозможности расправить крылья?
Она ненавидит колокольный звон. Её сводят с ума эти звуки. Церковные колокола, китайские колокольчики и те, что раньше продавали в каждой лавке да на любой улице. Жить настоящим. Жить своими страхами. Бояться колоколов и большой, свисающей до середины комнаты люстры, которую то и дело задеваешь головой. И думаешь: вот и все, здесь конец всему Моему, а выше - только небо. А до неба не достать, пока что-то не изменится. Один и тот же сон постоянно: серая улица и серый дождь и одинаково-серые люди под зонтиками и она - большой зеленой улиткой, выше крыш... Но никто не смотрит, никто не говорит. А в серых небесах - деревянный Будда, истекающий желто-оранжевым соком. И улитка тонет, и ей все равно.
Такая игра: не сказать, не подавать вида; не признаться, но намекнуть; оставить после себя маленький хаос и начать готовить свое главное оружие - острый взгляд и смех за спиной, но обязательно так, что бы слышно. Вражда - оборот мира. Она внутри, бьется, сливаясь с ритмом сердца, мечтает ужалить. Кого - все равно. Не другого, так себя. Улыбаемся друг другу и тихо ненавидим; любим, но молчим. Но откуда, откуда это внутреннее всепоглощающее желание причинить боль, растоптать, а после ненавидеть самого себя?
А скрыть лица - и откроются души. Нет, господин Абэ, лицо - не дорожка к душе. Лицо - маска, лицо рождает Вражду. Потому что мы разные, потому что Они не Мы. Мелькают глаза и лица, небо и души, сигаретный дым и запах меда. А она разбавляет кофе апельсиновым соком, смотрит на Зиму из окна, и мелькают под потолком новые мысли. И крутится что-то в голове.